Текст книги "Леди и некромант. Тени прошлого (СИ)"
Автор книги: Екатерина Лесина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)
Глава 10. Леди и справедливость
Глава 10. Леди и справедливость
Она смолкла, стирая картинку недолгой своей жизни.
И Ричард очнулся.
Отряхнулся.
Все-таки... все-таки призраки не столь уж беспомощны и безобидны, как ему представлялось. Мало того, что девица оказалась вполне материальна – Ричарда так и тянуло потрогать ее – так еще и достаточно сильна, чтобы просто-напросто втянуть его в свою память.
Мерзковатое ощущение.
– Интересно... и все равно не понятно.
– Кому как, – задумчиво произнес Генрих. – Благодарю вас, прекрасная Хиргрид... и если как-то возможно искупить вину моего предка...
– Она тоже является твоим предком.
Ричард поковырял в другом ухе. Ощущение грязи не исчезло.
– А вот давай без лишних подробностей...
Призрак дрожал над телом.
Он больше не казался плотным или опасным, просто... просто будто рисунок акварелью. Лайры очень акварели жаловали.
– Как мне ее отпустить? – спросил он.
Призрак, что удивительно, не спешил тянуть силы, будто вовсе не цеплялся за жизнь. Хотя... он ведь уже давешний, пообвыкся с призрачным своим существованием, не то, что наемник...
Зачесался затылок.
И между лопатками.
– Просто отпусти...
– Погоди, – Оливия встала с кровати и кое-как отряхнула клочья пыли, прилипшие к мягкому ее платью.
– Скажи... ты знаешь, куда направился Император?
Призрак кивнул.
И эхо ответа услышал лишь Ричард.
А ведь в этом есть смысл... определенно, есть... и самое поганое, что именно Ричард должен был этот смысл увидеть. Но нет... устал...
– А дальше куда?
...вереница городов... большая поездка, о которой писали в газетах. И жаль, что у Ричарда нет возможности заглянуть в эти газеты...
...хотя... если прогуляться на кладбище.
...найти могилу какого-нибудь...
– Не будь столь самоуверен, – Альер протянул призраку руку. – Не все призраки одинаково держатся за явь. И не все духи склонны к беседам.
Ричард пропустил тот момент, когда сознание покинуло его.
***
На лоб плюхнулось что-то мокрое и холодное, заставив Ричарда вздрогнуть. А вздрогнув, он и глаза открыл, правда, тотчас зажмурился, потому что в них потекла вода.
– Видите, Оливия, ваш... знакомый жив, цел и вполне неплохо себя чувствует...
С этим утверждением Ричард готов был поспорить.
Чувствовал он себя... а вот так примерно, как если бы его упырь пожевал.
Пожевал и выплюнул.
– Это всего-навсего переутомление... и в моем доме, поверьте, ему помогут...
Ричард приоткрыл глаз.
Чудесная картина.
Оливия в сером строгом наряде, который по какой-то извращенной логике делал ее лишь более привлекательной, сидела у окна и двумя пальчиками полоскала губку в тазу с подтаявшим льдом.
У ног ее охраной – во всяком случае Ричард надеялся, что охраной – вытянулся треклятый гуль. Генрих поглядывал на него с некоторою опаской, впрочем, не собираясь отступать. Он устроился у ног Оливии, правда, в отличие от гуля, не на коврике, но на узенькой подставочке для ног.
– Конечно, – мягко ответила Оливия, – я не сомневаюсь, но мне будет легче, если...
Ричард застонал. Протяжно и, как он надеялся, жалобно.
Оливия встрепенулась.
Гуль усмехнулся, обнажив зубы, чересчур большие и острые для обыкновенной собаки. А Генрих поднялся.
– Видите, с ним все в порядке...
Дерьмо.
Ему бы такого порядка.
Кости ломило. Мышцы крутило. А кожа, казалось, готова была лопнуть от малейшего неосторожного движения. Впрочем, от осторожного тоже. И главное, валялся он, как подозревал Ричард, на белых простынях без должного изящества.
– Ричард, – прохладные руки коснулись лба, убрав влажную губку. – Тебе что-нибудь нужно?
Другое тело.
Зря Альер так стремиться плоть обрести. От плоти этой одни проблемы.
– Н-ничего, – он все же сумел расклеить слипшиеся губы. – П-пройдет... н-не рассчитал сил...
– К слову, о силах, – Ричарду помогли сесть, и уже не Оливия. А к губам прижали край тяжелого кубка. – Глотни... вино на травах, самое оно для восстановления.
Вино? Хорошо... но ему бы драконьей крови... или с другой стороны, кровь эту стоит поберечь, мало ли, что впереди их ждет. А тут...
– Со мной по юности случалось, – пояснил Генрих. – Переоценил себя, не уследил... а он помог призраку перейти на новый уровень безо всяких вспомогательных ритуалов... это требует необычайных сил. И способностей.
Почему-то похвала эта прозвучала упреком.
– В первый раз меня уложили в кровать, – Генрих закрыл глаза, – во второй – заперли в подвале... а когда случился третий, то и высекли. Очень, знаете ли, способствует осознанию пределов возможностей...
Ричард закашлялся.
– Что ты, – Генрих услужливо похлопал по спине. – Я не склонен к подобным педагогическим экспериментам, да и видится мне, что ты слишком взрослый, чтобы пытаться тебя изменить.
– Именно.
– Но я не отказался бы узнать, как ты это делаешь.
– Обыкновенно...
– Круг воззвания...
– Лишняя трата сил, – от вина и вправду полегчало. Во всяком случае, исчезло ощущение, что он, Ричард, шевельнув мизинцем, на части развалится.
– Любопытно... к слову, внизу обнаружилась хранилище. Дневники, записи... вещи... разного рода вещи. Много разного рода вещей...
– Да понял я, – Ричард допил вино и вытер рот ладонью.
Неблагородно.
Невежливо.
И плевать.
Тянуло сделать гадость. Но в голову лезли лишь те, что сродни подростковым глупостям.
– И вот я вновь оказался тебе должен... – Генрих подал руку.
И пришлось на нее опереться. Благо, лежал Ричард вовсе не на простынях, но на атласном покрывале и в виде вполне себе приличном. Только сапоги стянули.
– Забудь.
Голова кружилась.
Влево.
Вправо.
Потом еще немного влево. И встала, наконец, на место.
Ричард прислушался к себе. Легкая тошнота. Слабость... в целом ничего нового. Бывало и похуже.
– И мне подумалось, что... возможно, не стоит спешить и радовать отца подобною находкой.
– Дело твое.
Оливия протянула носовой платочек. О да, именно его Ричарду для полного счастья и не хватало. Хотя... лицо в испарине и платочек пригодился.
Но благодарить он не станет.
– Отец... мы, конечно, не слишком близки, но я хорошо его знаю. Он поступит так, как должно... известит гильдию. Оттуда пришлют оценщиков. И две трети семейного имущества...
– Семейного? – у Ричарда не было иллюзий по поводу того, откуда взялось это самое имущество.
– Я же не говорю, что это имущество нашей семьи, – Генрих помог добраться до кресла, в которое Ричард рухнул с немалым облегчением.
Надо убираться из этого дома...
– Это все исчезнет и отнюдь не в гильдийных схронах...
– А ты желаешь оставить клад себе.
Генрих скромно потупился.
Оливия вздохнула.
– Себе... для начала, пока... если помнишь наш вчерашний разговор... я все еще полагаю, что Гильдия в нынешнем ее виде себя изжила, – из рукава Генрих вытащил сложенный вдвое лист бумаги. – Вот, доставили утром...
– Что это?
Бумагу взяла Оливия, развернула.
Пробежалась взглядом по строкам.
Нахмурилась.
– Это приказ задержать тебя.
Не сказать, чтобы новость стала сюрпризом, но...
– Тебя обвиняют в использовании запрещенной магии, в экспериментах над живым и... – Генрих покосился на Гулю, который приподнял одно ухо, – и не живым...
Арест.
Допрос... и Ричард признается. У Гильдии хорошие мастера допросов, признаются все. А там... что? Тихая смерть в камере, которая позволит Гильдии избежать скандала, или же показательная казнь в назидание прочим...
– И ты...
– Я болен, – Генрих коснулся темной повязки. – И не могу должным образом выполнять возложенные на меня обязанности, а потому вынужден был временно отойти от дел. Я не получал это письмо... и не получу до тех пор, пока ты не покинешь город.
Что ж, за это стоило поблагодарить, но Ричард лишь махнул рукой.
Погано.
– Потерпи... в Гильдии давно назревал раскол. Многие мои однокурсники... не поддерживают нынешнюю политику, полагая ее разрушительной. Но... – Генрих щелкнул пальцами. – Нам кое-чего не хватало...
– Мозгов? – предположил Ричард.
Оливия фыркнула.
Гуль оскалился, оценив, видимо, шутку.
– Ресурсов. С одной стороны, финансовые... одно дело поддерживать чью-то идею, и другое – рисковать, вкладываясь в нее, – Генрих загнул палец. – Кадровые... нам необходимы будут собственные учителя, а, к сожалению, я вынужден констатировать, что мой уровень знаний недостаточно высок, чтобы преподавать...
Это все было красиво.
И утомительно.
– Но теперь... – Генрих крутанулся на пятках, позабыв о том, что ранен и страдает. – У нас появился шанс... представь себе, альтернатива Гильдии...
– Два упыря всяко лучше чем один, – философски заметил Ричард.
– У тебя живое воображение, да... но на самом деле знаешь, сколько по-настоящему сильных и одаренных некромантов вынуждены пропадать в глуши? Им попросту не дают возможности развиваться...
– А ты дашь?
– Постараюсь.
– А сам на костер не боишься угодить?
В этом был смысл... свои книги Гильдия точно не отдаст, и пусть часть этих книг можно приобрести и в обход гильдейцев, да только этого мало. Ричард почти ничего не понимал в науках, но вспомнилась вдруг огромная библиотека при Академии.
И то, сколько времени он в ней проводил.
– А вот здесь все зависит от того, кто меня поддержит... и как... надеюсь, все же обойдется без костра... да, пожалуй... отец не допустит такого позора... с другой стороны, даже его влияния не хватит, чтобы оградить меня, к примеру, от всех несчастных случаев, но без риска жизни не бывает... а главное, что теперь у меня есть, что предложить за помощь... я лишь пролистал бумаги, но то, что видел...
– От меня тебе что надо?
Вряд ли ему просто поболтать захотелось.
Генрих медленно прошелся по комнате. Замер у окна.
Спиной вот повернулся.
Вот как у него выходит? Вроде и не красуется, а... а хоть полотно пиши. Батальное. Закат над городом... Закат? А ведь небо и вправду красное. Быстро, однако, день прошел. Этак и жизнь пролетит, а Ричард не заметит.
– Я, конечно, не знаю всех нюансов твоей затеи... но до меня доходили некоторые весьма любопытные слухи... скажем, о твоем посещении императорской гробницы и...
– Говори прямо.
– Мне, как ты понял, нужны книги, – Генрих щелкнул пальцами. – Или тот, кто способен воспроизвести эти книги. Я готов выкупить их. Поддержка? Тебе окажут. Пара дней и я обещаю, на стол Императору ляжет письмо, подписанное дюжиной молодых некромантов, которые протестуют против гильдийного произвола и ложных обвинений...
– У меня нет книг.
– Но то, что ты делал внизу...
Ричард потер шею.
Рано или поздно, но кто-то задался бы вопросом... рано... лучше бы поздно.
– Соглашайся, – шепнул Альер.
– Отдать тебя? – шепотом же поинтересовался Ричард. Не то, чтобы он так уж сильно привязался к духу, но ведь был договор и дорога... и сам Ричард, раз уж прикоснулся к тому, запретному знанию, то...
– Не меня... обо мне речи не было. Им нужен наставник? Будет.
...Хиргрид Печальная дева не откажет своему потомку, раз уж оказалась привязана к миру. Случайно? Отнюдь. Боги знают, что случайности не случайны.
***
Дорога. И опять дорога.
Я начинаю привыкать. Сижу вот на широком борту октоколесера, свесив ноги в пустоту, любуюсь. Жара. Поля. Желтая пшеница, синие стежки васильков.
Ромашки.
Кузнечики стрекочут.
Полдень близится и надо бы на стол накрывать, но мне, разомлевшей, не хочется шевелиться. И я притворяюсь сонной. Рядом вытянулся Гуля.
– Спишь? – Ричард выбрался из бокового люка. – Не спишь.
Он ответил сам себе с немалым удовлетворением.
– Хочешь конфетку?
С чего вдруг такая любезность?
– Давай, – я одернула юбку.
– Тебе бы под зонтик, – он протянул мне слегка примятую конфету, обернутую золотой фольгой. Где-то я такие видела, кажется, в доме любезнейшего Генриха. Конфета чуть подтаяла. Но странное дело, стала лишь вкуснее.
– Зачем?
– Обгоришь. Лайры легко обгорают... и кожа станет сухой. Грен расстроится.
Зонтик у нас имелся, знаю, и еще тысяча и одна нужная в путешествии вещь.
– Ты за этим явился?
Нехорошо разговаривать с набитым ртом, но сладость конфеты слегка уравновешивает грядущий неприятный разговор. А в том, что он будет неприятен, я не сомневалась.
Ричард наморщил нос.
И ущипнул себя за ухо.
Вздохнул.
Попробовал усесться рядом, но Гуля, перевернувшись на другой бок, вытянул лапы. Гуля конкурентов на дух не выносил.
– Спалю, – пообещал Ричард, впрочем, ни я, ни Гуля не поверили.
Он поерзал, устраиваясь поудобнее.
Мирный почти.
Куртку свою внизу оставил.
Рубашку чистую одел, правда, успел где-то пятно посадить, но маленькое, почти незаметное. Сидит. Связки с амулетами перебирает.
– Говори уже, – разрешила я.
А зонтик и вправду стоило бы взять. Солнце мне не страшно, кожа моя к загару была на редкость равнодушна, но вот тень не помешала бы. Пыльная трава справа. Желтеющий лес слева... и синева далекого озера. Я зажмурилась, подставляя лицо ветру.
Ричард поерзал. Покосился на Гулю. Вздохнул. И выдал:
– Нам следует разойтись.
– Зачем?
– Рядом со мной становится небезопасно. Послушай, – он поспешно вскинул руку, претворяя мои возражения, хотя возражать я не собиралась. – Мне казалось, что я смогу тебя защитить, но...
– Больше так не кажется?
– Мне стоило оставить тебя с Генрихом. Он казался неплохим парнем...
...и какое счастье, что эта чудесная идея забрела в дурную голову Ричарда уже после того, как курортный городок вкупе с его хозяином остался позади.
– ...он был бы рад...
– Не сомневаюсь.
– И защитил бы тебя...
– В ближайшее время он будет защищать себя, – заметила я.
Разговор мне не нравился. Категорически.
– Как и я, – Ричард дотянулся до загривка Гули и поскреб жесткую его шкуру. – Но ему будет проще... он, конечно, обещал многое, но... ты ведь понимаешь, что эти обещания – пустое. Подадут петицию? Она просто-напросто затеряется в канцелярии... Возмутятся произволом? Гильдия скажет, что они не нарочно...
Гуля заворчал.
Все-таки, следовало признать, что некроманта он недолюбливал, пусть и объективно для этакой нелюбви причин не имелось. Чуял, что Ричард способен его упокоить?
– Обвинение, которое мне выдвинули, очень серьезно. Настолько серьезно, что попасть под него могут и все, кто имел неосторожность со мной... общаться... они не тронут Тихона. Или Грена... с подземниками связываться себе дороже, а альвов обвинять в обращении к запретному... это даже не смешно.
– Остаюсь я?
Ричард кивнул.
– Ты и твоя кровь... если меня возьмут... точнее, когда меня возьмут... надеюсь, это случится уже после того, как я во всем разберусь, но... меня будут допрашивать. А я не настолько наивен, чтобы полагать, будто допрос выдержу.
Он говорил об этом так спокойно, что мне стало не по себе.
– Постараюсь, конечно, но... я некромант, я знаю, что такое пытки... и не будем о грустном... как только я заговорю, о тебе узнают. О тебе уже знают, вернее, подозревают... но одно дело подозрения, и другое – знать, на что способна твоя кровь. Знаешь, сколько по Империи старых гробниц? А в них – сокровищ...
...и людей, до этих сокровищ жадных, найдется немало.
То есть, в лучшем случае меня разберут на кусочки, ибо кусочки эти способны будут открыть доступ к какому-нибудь древнему кладу...
– Вы объясняли...
– Плохо объясняли, – Ричард потер глаза ладонями. – Не люблю солнце, от него голова болеть начинает.
– Тогда возвращайся.
Внутри октоколесера было сумрачно и прохладно.
– Потом... как-то... в последнее время тяжело в стенах, будто давят и... и тебе лучше вообще уехать из Империи. Деньги есть. Документы... справим новые... Шеббала – прибрежный город. Там есть порт... корабли...
– Я знаю, что такое порт.
Он махнул рукой, подавив тяжкий вздох, и продолжил.
– Мы можем зафрахтовать какой-нибудь... скажем, до Киммерли... они торгуют с Империей, но не сказать, чтобы там имперцев любили... в Киммерли неплохо... я читал... холодно, правда, но тебе хватит и на меха, и на поместье где-нибудь в предгорьях... найдешь себе мужа по нраву. Заживешь...
У меня уже был и муж по нраву. И жизнь тихая, лишенная всяких волнений. Но закончилось все на редкость погано. Нет уж, повторения я не хочу.
– А теперь ты послушай, – я попыталась вытянуть затекшие ноги, но места было немного, да и узкая юбка не рассчитана была на подобные маневры. – Если до меня захотят добраться, то доберутся. Здесь ли или в твоем Киммерли, или еще где... наемникам, насколько я понимаю, границы не писаны, верно? Тот же капитан... ты уверен, что он просто не приберет мои деньги, а меня не продаст в соседнем порту.
Ричард крякнул и покраснел.
Значит, уверен не был.
– Тогда альвы? – робко предложил Ричард.
– Полагаешь, обрадуются потомку Императоров, которые сотни лет устраивали планомерный геноцид? Тихон и тот... избегает со мной разговаривать.
Это прозвучало жалобой. Но я не жаловалась. Хотелось бы думать, что не жалуюсь, просто... как-то все изменилось. Не сразу. Если бы сразу, наверное, было бы не так обидно.
Остались ужины.
И стол.
И свечи, пусть не черные, но обыкновенные восковые. Салфетки. Фарфор. Разговоры. Нарочито легкие, ни о чем... погода и снова погода... вчера было жарко и сегодня тоже. И да, завтра снова ожидается жара. Лето в этом году выдалось как никогда горячим и, наверное, в этом есть смысл...
...богам одним известен.
Улыбки.
Шуточки натужные. И ощущение, что всех это тяготит. Тихон встает первым, благодарит за ужин и удаляется в рубку. Он и ночевать-то стал снаружи. Грен сидит до последнего. Он шумен и поговорками сыплет, пытаясь грубоватым смехом своим стереть неловкость... получается из рук вон.
И меня не отпускает иррациональное чувство вины.
Альер и тот попритих.
Они с Ричардом то и дело пропадают за пологом...
Учеба...
– Подземники?
– Тебе так не терпится избавиться от меня?
Ричард смутился, рокраснел даже. И взгляд отвел.
– Нет, – наконец, произнес Ричард. – Я к тебе привык.
И это почти комплимент.
– Я... не хотел бы, чтобы с тобой случилось что-то... по моей вине. Или вообще что-то случилось...
– Я тоже не хотела бы...
– Именно поэтому, пожалуйста, подумай...
Он поднялся, чтобы уйти, и я попросила:
– Постой... пожалуйста, не уходи... в последнее время мне...
...одиноко?
Неспокойно?
И не отпускает предчувствие беды...
***
...человек был слишком незначителен, чтобы его удостаивали вниманием, чем он, откровенно говоря, и пользовался. Внешностью он обладал в высшей степени заурядной – невысокий, сухопарый и какой-то особенно некрасивый даже для того, в чьих жилах нет и капли благородной крови.
Он привык.
И научился пользоваться, что некрасивостью, что невзрачностью, в совершенстве овладев главным своим даром – искусством плести тени.
Благо, во дворце теней хватало.
...и быть может, кому-то само присутствие низкородной особы в подобном месте показалось бы оскорбительным, но человек давно уже перестал обращать внимание на редкие гневные взгляды.
И ныне лишь поклонился, привычно отступив с пути лайры.
Свиты ее...
...пара служанок, которые меняются каждое новолуние, и потому договориться с ними у человека не выходит, как и вовсе завести соглядатая в доме благородной Орисс.
Мальчишка-паж, приставленный Императором в знак высочайшего расположения.
И старая кормилица, преданная, что пес...
...плохо.
Человек позволил себе проводить лайру взглядом. В нем не было неприязни, лишь любопытство.
Хороша. И мысленно, надо полагать, примерила уже малый императорский венец... все они горазды мечтать.
Когда лайра скрылась за поворотом, он толкнул вызолоченную дверь.
– Заставляешь себя ждать, – Император был раздражен, и значит, встреча с фавориткой прошла не так гладко, как это представлялось лайре Орисс.
– Простите, – человек поклонился, исполняя древний ритуал. И был удостоен взмаха руки.
– Что удалось узнать?
Император полулежал.
Кресло с широкими подлокотниками в виде скорпионьих клешней, спинка – пластинчатый хвост, поднимающийся над головой, заканчивался острым жалом.
Растопыренные лапы. И ощущение, что стоит Императору шелохнуть пальцем, и тварь оживет.
Вот чего человек не любил, так это магию... и пусть сам он обладал малым даром, но тот лишь острее давал ощутить возможности лойров...
– Немного, – человек смотрел на босые ноги Императора, крамольно размышляя о том, что в общем-то этот конкретный человек мало чем отличается от своих подданных.
Средний рост.
Легкая кость, из-за которой фигура Императора обретала обманчивую хрупкость.
Белая кожа. Светлые платинового оттенка волосы, забранные в простой хвост.
Узкие щиколотки и запястья.
Узкие ладони.
Тонкие пальцы.
...как у многих.
– Она желает стать императрицей.
– Друг мой, это я и без тебя знаю, – устало произнес Император. И значит, недовольство его растворилось, сменившись меланхолией, в которой он позволял себе забыть, что от прочих людей его отделяет пропасть власти.
– Она страстно желает стать императрицей.
Человек, пользуясь возможностью, сел, сунув под зад подушечку, украшенную золотым имперским вензелем.
– И это я знаю...
– Третьего дня от ее дома воняло...
Император приподнял бровь. Он знал, что старый его знакомец, с которым – на удачу обоим – его свела судьба в незапамятные времена не стал бы говорить об обычной вони.
– Запах был острым... из четырех нюхачей уцелел один.
– Остальные?
– Исчезли.
– Плохо...
– Герцог беспокоится от дочери, – человек позволил себе поморщиться. Он не любил терять людей, было в этом что-то донельзя неправильное.
– Доказать не выйдет?
Человек кивнул.
Слово низкородного против слова лойра? Это даже не смешно. Впрочем, смеяться он никогда не умел. Ах, ему бы заглянуть за кованые ворота... и не одному, но с сотней доверенных людей, каждый из которых готов будет исполнить приказ, каким бы тот ни был...
...а лучше...
Люди смертны. И блистательный лойр дель Виро не исключение.
Достаточно лишь намека...
Но Император молчал.
Глядел в окно и молчал.
Пальцы его поглаживали широкий подлокотник кресла, будто успокаивая чудовище.
– Пока просто наблюдай... собирай слухи. Впрочем, что я тебя учу... еще есть интересное?
Человек кивнул.
– Гильдия взбудоражена.
– Время близится...
– Есть основания полагать, что нынешняя долгая ночь будет особенно долгой... я беседовал с секретарем. Глава гильдии в ярости...
Император прикрыл глаза. Казалось, будто он вовсе не слушает...
– ...издал распоряжение задержать некоего Ричарда Годдорда, каро, обвиняет в использовании запретной магии...
– Даже так?
– И негласный – задержав, устроить несчастный случай...
– Любопытно...
– ...поскольку парень явно откопал что-то, что может навредить гильдии. Где-то с год тому он вернулся в столицу, проводил изыскания...
Он говорил.
Император молчал.
Щебетала канарейка в узорчатой клетке. Птица эта, неуместной радостью своей изрядно нервировала. Желтая. Суетливая. Бестолковая.
Зачем вообще она нужна?
Человек совершенно искренне не понимал таких вот излишеств.
...и старался не заглядывать в Птичий салон, где подобных клеток было с полсотни, и помимо канареек держали в них мелких амадин, неразлучников и белогривых жако, умудрявшихся говорить человеческими голосами.
Дамам в салоне нравилось.
...и птичники порой приносили весьма любопытные вести, но вот переступить порог этой комнаты самому... верно, придется, ведь ныне именно в Птичьем салоне лайра Орисс проводит заседание какого-то там комитета... не то, чтобы это важно, но... вдруг?
Никогда не узнаешь, где и на что наткнешься...
– Передай им, чтобы оставил парня в покое, – Император щелкнул пальцами, и перстень на кольце блеснул синим камнем. – Барх слишком многое стал на себя брать... и если не остановится, я задумаюсь, нужен ли мне такой глава гильдии... и сама Гильдия.
Он погладил холодный камень и усмехнулся.
– С каждым годом они требуют все больше, а делают все меньше...
***
...лайре Орисс не было дела до Гильдии некромантов, как и до человека, чье имя давным-давно забылось, если оно вообще существовало.
Она знала, что люди Тени следят за ней.
И за домом.
И за слугами... и привыкла к этому присмотру, как привыкают ко многим жизненным неудобствам. Орисс остановилась в Зеркальной галерее, чтобы приложить к виску платок, пропитанный маслом азалии.
Голова болела.
Голова болела просто-таки невыносимо. И эта боль изводила, мешая думать.
...все должно получиться.
На этот раз.
Жизнь за жизнь, а боль – это малая плата... потом, когда она станет императрицей, она запретит головную боль высочайшим указом...
Орисс позволила себе улыбнуться, хотя непроизнесенная шутка получилась так себе. А все-таки она хороша. Жаль, что красота ее мимолетна, впрочем, есть средства продлить ее, и в день, когда в волосах Орисс появится седина, она прибегнет к такому средству...
Ко всем средствам.
– Дурно? – няня подставила костлявое плечо. Отраженная в зеркалах орчанка выглядела еще более уродливой, нежели обычно. – А я говорила, я предупреждала...
– Помолчи, – Орисс гневно шлепнула няню по руке.
Во дворце опасно говорить.
– Если кто-нибудь узнает...
– О чем узнают?
Вот ведь...
...здесь и зеркалам нельзя верить, иначе почему они посмели отразить тень гнева на прекрасном лице будущей императрицы? И не показали эту...
Лайра Исабелла появилась из бокового коридора, которых здесь было много, как крысиных ходов в старом подвале. И средь местных крыс лайра Исабелла была, пожалуй, самой старой.
Хитрой.
...потом, когда Орисс станет императрицей, она выставит старуху из дворца, а то и вовсе на плаху отправит, как и подруг ее, излишне ядовитых, не умеющих вовремя замолчать.
– Простите, лайра Исабелла, – Орисс стряхнула оцепеневшие пальцы няни. – Моя няня совсем стара стала... заговаривается...
...на лайре желтое платье, расшитое янтарем. Цвет мягкий приглушенный. Покрой свободный. Широкие рукава перехвачены браслетами из белого золота. На шее морщинистой – ожерелье из лунных топазов. В волосах – венец. Старуха приходится императору двоюродной тетушкой, оттого и позволяет себе больше, чем кто-либо при дворе...
...пожалуй, он будет возражать против ссылки.
И казни.
Пока будет жив... ведь не обязательно быть всего-навсего женой императора, если в перспективе можно стать императрицей? Орисс поспешила убрать опасную мысль, чтобы и тени ее не промелькнуло в глазах. Подобные старухе давно научились читать чужие взгляды...
– Заговоры, заговоры... – лайра Исабелла понимающе усмехнулась. – В твои годы я тоже дышала интригами... все спешила забраться повыше...
Она взмахом руки отослала служанок Орисс, и те не посмели спорить с императорской теткой, отступили. Что ж, все равно пришел срок менять... жаль, приличную горничную найти не так и просто, пока научится, пока поймет, что от нее требуют, тут и время выходит... и велико искушение задержать при себе толковую девицу, благо, и таковые случаются, но отец прав.
Нельзя рисковать.
Завтра горничные отправятся в какое-нибудь отдаленное поместье, где и пробудут пару месяцев...
– И что получилось? – спросила лайра Исабелла.
Она шла, не сомневаясь, что и Орисс последует за нею.
Мерзкая старуха.
– Что? – послушно спросила Орисс и одарила собеседницу кроткой улыбкой.
Она тоже умела играть в эти игры.
– Венец, который так отчаянно жаждала получить, достался другой. Я же сделалась крайне неудобна, и потому мне любезно даровано некое поместье на побережье. Морской воздух весьма полезен для здоровья. Там я и провела следующие двадцать лет жизни... муж мой оказался слишком гордым, чтобы простить предательство и ему был дарован развод. Иные мужчины... одни испугались гнева императора, другие – не пожелали связываться с неудачницей... третьи опасались, что, предав одного мужа, я предам и второго... а те, кто все же проявлял ко мне интерес, были слишком ничтожны, чтобы тратить на них время.
– Мне так жаль, – вспышка головной боли почти ослепила, а за ней последовал всплеск ярости.
Почему Орисс должна выслушивать это?
– Не жаль. Ты не умеешь жалеть, – лайра Исабелла раскрыла веер и пробежалась по тонким костяным пластинам. – Я тоже не умела... жизнь научит. Или нет.
– Зачем вы мне это говорите?
Раздражение усиливалось.
...Император прислушивается к старой змее, и потому сперва Орисс честно пыталась найти с нею общий язык, но ее попытки лайра Исабела высмеивала.
– Зачем? О, девочка, тебе никак дурно? Иначе ты бы в жизни не решилась задать вопрос... присядь, – это прозвучало приказом.
А затем Орисс попросту усадили на длинную козетку.
И веер раскрыл над ней костяное крыло. Ее обмахивали, поднесли воды с лимонным соком и льдом. И кусочки этого самого льда прижали к вискам.
– Интриги, моя дорогая, – наставительно произнесла лайра Исабелла, – требуют отменного здоровья. А тебе явно следует отдохнуть...
– На побережье? – Орисс позволила себе горькую усмешку.
– Поверьте, дорогая... побережье – не самый дурной вариант... иные уходили дальше... глубже... например, моя давняя соперница... и подруга... со временем начинаешь понимать, что лишь враги по-настоящему честны с тобой... она отказалась уезжать, имела наглость объявить себя беременной от Императора... ее обследовали... и выяснили, что дорогая Ашер действительно находится в весьма неудобном положении... для почтенной вдовы, чей супруг года два как покинул бренный мир...
Лимонад был кислым.
Лед мокрым.
– Конечно, ее поселили во дворце... и были весьма обходительны... никто не может сказать, что Император не заботиться о своих детях, пусть и незаконных... и родила она в срок... и скончалась при родах. Печально... да... но случается и в наши просвященные времена...
...особенно, когда твой врач имеет особые указания.
Орисс сглотнула.
Предупреждение?
Но от кого... неужели ее игра не осталась незамеченной? Нет, не так. Ее игра, несомненно, не осталось незамеченной, как и вполне естественное желание стать императрицей... вопрос лишь в том, что именно известно старухе...
Императору?
И ответ очевиден: будь им известно хоть что-нибудь, беседовала бы с Орисс не лайра Исабелла...
– Благодарю... – она потерла виски.
Боль отступала.
Тошнота осталась. Она слышала, что беременных часто мутит на запахи, но... еще ведь слишком рано? Или дурнота говорит, что ритуал подействовал?
– ...и мне жаль слышать подобное... однако я не сомневаюсь, что ныне многое изменилось...
– Многое, – лайра Исабелла смотрела, как почудилось, с жалостью.
Глупость.
Если кого и жалеть, то ее, с неудачной ее жизнью, в которой одна радость осталось – отравлять существование другим.
– ...но не все... что ж, деточка, твое упорство делает тебе честь, – голос стал суше.
А слуги исчезли.
– ...и я хочу лишь предупредить. Мой дорогой внучатый племянник не столь глуп, чтобы отдать венец кому-то вроде тебя. Ты всем хороша, но слишком уж любишь власть.
– Кто ее не любит?
Откровенность?
И что за нею прячется?
– Верно... кто не любит... что ж... тогда ты, верно, знаешь о предложении шиммерийцев? У султана восемь дочерей, и он готов отдать любую...
