Текст книги "Леди и некромант. Тени прошлого (СИ)"
Автор книги: Екатерина Лесина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)
Глава 29. Леди и награда
Глава 29. Леди и награда
Сад был великолепен.
Террасы разных оттенков зеленого.
Цветы.
Раскидистые деревья с листвой серебряной и золотой, с пурпурной, бледно-голубой... ручьи и мостики. Беседки, спрятанные в укромных уголках. И свежая зелень лабиринта.
– И все-таки, – Император был любезен и даже мил, что несколько нервировало. – Вы подумали над моим предложением?
– Да.
– И не сочли возможным принять, – он слово в слово повторил мой ответ.
– Именно.
Мы шли.
Гуляли.
По саду. По дорожке, выложенной крупным белым камнем. Охрана держалась в отдалении, а за охраной в еще большем отдалении держалась стайка придворных, чьи любопытные взгляды лишь укрепили меня во мнении: я не хочу жить во дворце.
Стать императрицей.
Сесть на трон.
И возвыситься над этой радужной, пусть и несколько потрепанной, толпой.
Мило улыбаться. Пропускать мимо ушей сплетни. Терпеть уколы. И закрывать глаза на некоторые увлечения моего дражайшего супруга. Впрочем, полагаю, любезность будет взаимной. И от этого особенно тошно. Нет, я уже один раз прожила красивую и слепую жизнь.
...на пытку дворцом и этикетом можно согласиться лишь из большой любви, ко власти ли, к императору. Но я отдавала себе отчет, что люблю другого человека, а он, подозреваю, неравнодушен ко мне. Он, конечно, упрям и ничего такого не скажет, но...
...посмотрим.
Теперь у нас есть время.
– Мне бы крайне не хотелось принуждать вас...
– Это действительно плохая идея, – я убрала руку. – Вы ведь, кажется, и сами понимаете это...
– Да, но...
Пауза.
Молчание.
И признание:
– Вы мне симпатичны. Куда более симпатичны, нежели кто-либо из моих предыдущих женщин. И в ином случае я бы попытался удержать вас, надеясь, что со временем симпатия станет взаимной. Я даже думал предложить вам сделку... скажем, благополучие ваших друзей...
Гнев заставил меня сжать кулаки.
– Но моя добрейшая тетушка напомнила, что попытка давления на вас может привести к некоторым непредвиденным осложнениям... и еще заметила, что вы, кажется, уже нашли себе спутника.
Император поморщился.
– Мне жаль, что он выжил.
Высочайшая честность? Чудесно.
И я улыбнулась в ответ.
– А я бесконечно рада... как и простой народ, который, несомненно, узнает, кому обязан избавлением от нечисти...
Уголки губ Императора дрогнули, будто он с трудом сдерживал смех.
– О да... народу нужны герои. Я предложил поставить вашему другу памятник. Конечно, меня бы вполне устроил и посмертный, но... не вздрагивайте, я не собираюсь ничего предпринимать... слово Императора.
Да, я поверила...
Почти.
И кажется, приглашение от альвов пришло более чем своевременно...
– Сегодня я объявлю о своей помолвке... – Император поморщился. – Моя шиммерийская невеста довольно нетерпелива, но если проклятье снято, то она поможет возродить династию. Конечно, кровь не то, чтобы сильная, однако для начала сойдет... надеюсь, ваш друг, несмотря на свою заносчивость...
...кто бы говорил.
– ...не откажется от герцогского титула. У нас здесь, понимаете ли, возник вдруг некоторый дефицит герцогов, а корона не имеет права быть неблагодарной.
– Не откажется.
– Хорошо... – он выглядел несказанно довольным и, видя мое удивление, пояснил. – С вами я опоздал, но... наши дети... вы ведь планируете завести детей?
Вот же...
Я вздохнула.
И улыбнулась:
– Если боги будут милостивы...
– Будут, – отмахнулся Император. – Куда они денутся?
***
Вставать Ричарду не хотелось.
Ничего не хотелось. Он лежал, отвернувшись к стене, эту стену разглядывая, пусть и успел изучить ее до последней трещины.
– Страдаешь? – Альер уселся рядом и ткнул кулаком под ребра. – Тебе не идет страдать.
Он жевал ореховую палочку и пальцы облизывал.
– Нет.
– Что нет?
– Ничего нет.
Чтобы говорить, приходилось делать над собой усилие. Ричард делал. И уставал. И закрывал глаза. И тогда Альер исчезал, правда, появлялся вновь, уже не с ореховой палочкой, но с яблоком ли, с грушей или с куском хлеба, который смаковал так, будто бы хлеб этот был изысканнейшим лакомством.
Иногда вместо Альера появлялась Оливия. И тогда Ричард закрывал глаза: смотреть на нее он не мог, стыдился собственной слабости, но стоило ей отойти, и пустота становилась всеобъемлющей. Хотелось выть...
И скулить.
И кажется, плакать. Пожалуй, он и плакал. По ночам. Но тьма-утешительница, бывшая частью его, не отзывалась.
– ...запасись терпением. Ты отрезала часть его души, а это куда серьезней, чем рука там или нога... – голос Альера был невыносимо бодр.
– ...он восстановится, – у альва теплые ладони. – Твой камень ему помог, просто он не желает этого осознать... нет, дальше он должен сам.
Кому?
И что?
...Ричард не хотел быть должным. Он лежал. Разглядывал стену и страдал, правда, порой забывая, почему именно страдает. Он не знал, сколько времени прошло, но однажды...
– Валяешься, зараза некромантская? – Ричарда подняли за шкирку и встряхнули. – Мать, понимаешь, волнуется, а он тут разлегся страдать...
– Папа?
За прошедшие годы отец стал немного... ниже? Нет, плечи его были по-прежнему широки, голос громок, а руки сильны.
– Сколько ты будешь людям нервы мотать, а? – вопрос отец подкрепил затрещиной.
– Тор, – матушкин мягкий голос окончательно убедил, что Ричард бредит. – Осторожней, не зашиби ребенка...
– Ага, – Альер облизал пальцы. – Он у нас и без того ушибленный...
Вторая оплеуха заставила вывернуться.
– Папа!
– Дорогой... он все-таки герцог ныне...
Кто герцог?
– Ага... – Альер сидел на столе и мотал ногами, а матушка, которая подобных вольностей никому не позволяла, суетилась вокруг, подсовывая Альеру то крохотные пирожки с яблоками и дыней, то варенье, то еще что-то... – Очнулся. А я говорил, что нужно действовать, а не сопли ему подтирать.
– У меня нет соплей.
На всякий случай Ричард носом шмыгнул.
– ...а Магда мне и говорит, что в газете писано, будто... – матушка быстро освоилась на кухне октоколесера. – Я ей и ответила, что быть того не может... а она мне и говорит, что мятеж... и некроманты... и тебе памятник поставят.
– Конный, – уточнила Оливия, которая сидела в кресле, наблюдая и за матушкой, и за Ричардом. – Что? Он так и сказал... конный, в лучших традициях дворцово-парковой скульптуры.
Безумие.
Похоже, Ричард сошел с ума. Еще там, в подземельях...
– ...она ж вечно напридумывает... а тут отбили, мол, приезжайте... и альвы повозку прислали... – матушка всплеснула руками и мечтательно произнесла. – Разговоров будет...
...альвы?
Откуда альвы... или да, что-то такое Тихон говорил, но пустота растворила слова его. Как и прочие, надо полагать.
– Папа, прекрати! – Ричард попытался вывернуться из заботливых отцовских рук, но не тут-то было. Дорвавшись до отпрыска, который в последние годы всячески избегал родного дома, а потому явно недополучил воспитания, Торвальд Годдорд не собирался упускать момент.
И встряхнув Ричарда – герцог он там или нет, а все равно свой, недопоротый – грозно произнес:
– Совести у тебя нет!
– У некромантов с совестью всегда проблема, – доверительно произнес Альер и, наклонившись, поцеловал матушке ручку. – Ваша готовка выше всяких похвал... и во дворце меня так не кормили... что? Я правду говорю. Не кормили. Все больше кашами. Они, конечно, полезны, но вот вкус... драконью кровь ничем не перешибешь. Для чего? Для здоровья. Очень полезна...
Матушка только руками всплеснула.
А ведь платье надела новое, с тремя рядами оборок и пышными рукавами. Из-за пышности этой она гляделась какой-то особенно хрупкой.
Пожилой.
– Это верно... дурь бы из тебя выбить, – отец снова тряхнул. – Задурил девке голову... а жениться когда?
– Жениться?
– Не дави на мальчика, – матушка замахнулась фартуком. – Может, он еще не готов...
– Он у тебя и в сто сорок готов не будет... вечно ты ему потакаешь...
...все это было так... привычно.
Знакомо.
Мирно.
И это окончательно отрезвило. Ричард вдруг осознал, что пустота, нет, она не исчезла, просто уменьшилась настолько, что перестала мучить.
Дар?
Дар, безусловно, важен... но важнее ли всего остального?
– Я... пойду помоюсь.
– Сходи, – отец похлопал по плечу. – А то воняет от тебя изрядно...
– Тор!
– Что? Я правду говорю... и всегда говорил... ишь, герцог выискался... сидел бы себе тихо при управе, давно уж...
Слушать знакомое это ворчание было приятно.
...и сидеть за столом, накрытым белой скатертью. Не альвийский шелк, но простое полотно и знакомая вышивка на уголках, синий вьюнок и белый невестин цвет.
Матушка привычно суетилась.
А отец вздыхал и, не выдержав, сгреб ее и силой усадил рядом. Альвы? Альвы поедят и без хлеба, а если что, то сами возьмут, чай, не безрукие. И подгорцы тоже не безрукие... и не безглазые, вон, вежливый, вьется ужом, говоря, что оборки из моды вышли, а ему б прямо сказать, что платье это давно уж на помойку снести надобно... и что Тор не снес, то единственно из нежелания любимую жену огорчать. Но раз человек или нечеловек, это ж не важно, говорит, слушать надобно... чай, не бедные и завтра купит другое... пять других, главное, чтоб не вздыхала и не охала...
Десять?
Ах, герцог может позволить... засранец он, как есть, а не герцог... и пусть не кочевряжится, не думает, что теперь он лучше прочих... и завтра у Императора...
Что?
Так ждут же ж... награду вручать станут.
Какую?
О том не сказано. Может, медаль, может, орден... или памятник тот самый, конный. Но если памятник, то поставить его выйдет только на заднем дворе, там, где грядки с морковкой. А что? Хоть какая польза, глядишь, воронье отпугивать будет, а то повадились черешню обирать... и нечего в бок пихаться, правда же ж. А за правду обидно не бывает...
...ночь пахла... сладко.
Фруктами?
Цветами?
Свежим ветром?
– Очухался? – Альер сидел и сосредоточенно грыз травинку. – Никак не могу привыкнуть, что все имеет свой вкус. Меня главой гильдии назначили... для всех мой любимый дядюшка... который дядюшка, погиб, защищая императора от мятежников-некромантов... сам понимаешь, особо распространяться никто не будет...
Темнота.
Луны узкими полосками, что глаза кошачьи. И небо лиловое. Прохлада... осень уже скоро, дожди. Осенью в столице тоскливо...
...всего слишком много.
– Справишься, – Альер вытер пальцы о камзол. – Вам, похоже, побеседовать надо...
Нет.
И... да.
Оливия кутается в старый плащ. И держится в тени. Маме она понравилась, хотя и смущало... как же, лайра благородная... и это еще про имперскую кровь она ничего не знает.
– Извини, – Ричард заговорил первым. – Кажется, я вел себя... как придурок.
– Я испугалась, что ты... что забрала слишком много.
Сверчки стрекочут. И где-то совсем близко звучит музыка. Небо темное, луны светлые... самое оно для романтических прогулок, только Ричард как-то не представляет, что делать.
– Все хорошо.
– Нет.
– Хорошо, – он упрямо мотнул головой. – Я жив... цел... а что дар, так... так случается... оно к лучшему даже... Тихон еще когда меня предупреждал, что с некромантией пора... расставаться.
Только говорить вслух это тяжело. И Оливия понимает.
Касается руки.
Успокаивает? Утешает?
– Найду себе занятие... мне всегда теория вот интересна была... кое-чему Альер научил, но есть непонятные моменты... хотя не уверен, что теперь это нужно. Волн ведь не будет?
– Ты у меня спрашиваешь?
Да. И вправду получилось глупо.
– Пройдемся? – Ричард подал руку, и Оливия ее приняла.
Улочка.
Камень. И дома. Ограда, за которой виднелись огромные деревья снежноягодника, усыпанные полупрозрачными плодами. Они светились в лунном свете и аромат источали удивительнейший.
Нет, солидные люди, тем паче герцоги, так не поступают, но...
– Стой здесь, – Ричард подвинул Оливию. – Увидишь кого, свисти...
Она хихикнула. А Ричард перелетел через кованые ворота, отмахнувшись от слабенького охранного заклятья. Цыкнул на собак, которые в прежние времена и на глаза показываться не рискнули бы...
...нет, герцоги себя так не ведут.
И мысль эта утешала. Надрав полные карманы круглых упругих пока плодов – день-другой и осыплются на радость осам – Ричард подошел к ограде, когда раздалось:
– Стоять! Стрелять буду!
И Оливия свистнула... хорошо так свистнула, что присевшие собаки отозвались на этот свист разноголосым лаем...
Ограду Ричард преодолел еще быстрее, чем прежде.
– Стража!
...и схватив Оливию за руку, потянул прочь...
– Скорее!
Не хватало еще со стражей объясняться, тем более если задержат, аудиенция сорвется. Только это почему-то больше не казалось важным.
Император.
Герцог.
Проклятия и сила, все осталось где-то вовне, в другой жизни, а в этой были узкие улочки. И окна, которые раскрывались... чья-то ругань и смех.
Теплый воздух.
Собачий лай и свист... и еще переулок, в котором пахло рыбой. Стена. Они стояли, прижавшись к ней, боясь дышать и глядеть друг на друга... грохот – стража бежала неспешно, деловито и громко, дабы простые граждане не усомнились в том, что защищены.
И когда они прошли мимо, Оливия тихонько сжала руку Ричарда.
...запах ее волос дразнил.
И Ричард не выдержал, прикоснулся к этим волосам.
– Какой же ты... бестолковый, – вздохнула она и, встав на цыпочки, поцеловала его.
...а снежноягодник оказался недоспелым, но это никого не огорчило.
***
Лицо Императора заледенело.
Маска.
Очередная.
И Орисс разглядывая ее, тихо радовалась, что она свободна от участия в этом параде.
– Мне следовало бы казнить вас, – произнес Император, и она склонила голову ниже, всем видом своим показывая, что готова принять заслуженную кару. – Но убивать женщину... это чересчур.
Можно подумать, кроме казни у него нет вариантов. Яд, несчастный случай, разбойное нападение... она уже далеко не наивная девочка, которая думает, что Император велик и справедлив.
Она лишь надеется, что ему действительно не нужна эта смерть.
– Простите... я была вне себя от гнева и...
Вздох.
Слеза.
Игра отвратительна, но во дворце свои правила.
– Встаньте... чего вы хотите?
– Позвольте мне удалиться. От матери мне досталось небольшое поместье на побережье, – она присела на край стула и сжала платок. – Я... больше не побеспокою ваше величество своим присутствием. Я выхожу замуж за... не важно, это простой человек. Не дворянин...
– И ваш отец позволит?
Удивленно приподнятая бровь.
– Он против, но... я устала делать то, что хочет мой отец.
Тишина.
Задумчивость. И... позволено ли ей будет уйти? И может, разумно намекнуть, что ей прекрасно известно, почему так изменился Ульрих и кто проводил обряд... запрещенный, к слову, обряд... и где та женщина спрятала венец... его ведь легко взять, достаточно спуститься и...
– Хорошо, – Император кивнул. – Будем считать, что я возвращаю долги. Не вам, лайра, но... идите. Семь дней вам хватит?
– Хватит и трех... и пожалуйста, скажите моему отцу, что я... не столь безумна, как он пытается представить.
Император усмехнулся и сказал:
– О да, он обратился ко мне с просьбой признать вас неспособной отвечать за свои поступки. Однако мне показалось, что это несколько преждевременно...
Сволочь.
И надо было сразу понять, что он не успокоиться. Представить ее сумасшедшей? И тем самым получить право распоряжаться не только ею, но и состоянием?
– Вам не стоит беспокоиться, дорогая, – Император обошел стол и коснулся щеки. – Признаю, в том, что произошло, есть немалая доля моей вины. Я позволил себе дать вам надежду, обманул ожидания и отвернулся, когда следовало помочь.
Орисс заморгала, сдерживая слезы.
...уходить.
Бежать.
Она стала слишком эмоциональна для жизни во дворце и...
– Я позабочусь, чтобы ваш отец не докучал вам. А вы постараетесь молчать о том, что видели. Хорошо?
– Вы...
– У меня неплохие дознаватели... особенно, когда никто не додумался скрыть следы.
– И вы...
Не стоит задавать вопросов. Не всякое знание действительно полезно...
– Венец находится там, где и должно... в императорской сокровищнице. И смею полагать, когда-нибудь он будет использован по назначению. А теперь идите... что касается вашего супруга, то... будьте добры передать, что чистосердечное признание, конечно, изрядно облегчает совесть, но доставляет следователям много неудобств. Я не могу простить его за совершенные преступления.
Сердце оборвалось.
Нет!
Она не готова... не так... не теперь, когда...
– ...однако и казнить за них было бы несправедливо... он удалится вместе с вами и постарается дальше жить так, чтобы я не пожалел о своем решении...
...провинция встретила затяжным дождем. Небо было хмурым, низким. Дорога – размытой. Карету трясло и подкидывало на ухабах, и Орисс мерзла, несмотря на меха. Но странным образом, несмотря на все неудобства, она была бессовестно счастлива.
***
...невесте императора был к лицу красный цвет, тот удивительно яркий оттенок алого, который на ком другом показался бы вызывающим или даже вульгарным. Но шиммерийка выглядела Императрицей.
Обнаженные плечи.
И высокий воротник, подчеркивавший длину шеи.
Волосы забраны наверх и уложены короной, в которой яркой пылают алые камни.
На обнаженных руках вьется сетка с мелкими рубинами и спускается широким веером... платье узкое, что перчатка, и лайры шепчутся, насколько это неприлично...
Зависть.
Восторг.
И ненависть... боги, как хорошо, что я не на ее месте. Я стою, опираясь на руку новоиспеченного герцога, который мрачным видом своим демонстрирует, насколько рад приглашению.
...зато его матушка счастлива. Она вертит головой, без малейшейго стеснения разглядывая наряды и убранство большого зала: будет что рассказать соседям... и конечно, лайра Исабелла поможет ей освоится, а заодно узнать о наших планах.
– Долго еще? – Ричард переминался с ноги на ногу.
– Сейчас будет представление императрицы подданным, поздравления от делегаций, сначала альвийской, потом подгорцы, орки...
Ричард вздохнул, закатив очи.
– И уйти никак?
– Из дворца? Не стоит, а вот отсюда... – я потянула его за руку. Странное дело, во дворце я чувствовала себя почти свободно. Не отпускало ощущение, что я была дома.
Почти дома.
...мы выбрались из толпы, благо, желающих поглазеть на шиммерийку, чело которой вот-вот украсит золотой венец, было достаточно.
Не сомневаюсь, что Император отсутствие заметит, но...
...мы с ним поняли друг друга.
Очень на это надеюсь.
А в саду было на удивление свежо и прохладно. И присев на скамеечку, я вытянула ноги. Конечно, атласные туфельки были тонки и удобны, но третий час на ногах – это, пожалуй, несколько чересчур...
– Устала? – Ричард присел рядом и, взяв мою ногу, принялся осторожно растирать ступню. – Давай уедем?
– Сейчас?
– Завтра...
– К альвам?
– На побережье... владения смотреть. Мне сказали, что я обязательно должен смотреть... а там еще, если помнишь, перевертыши, их к порядку призвать надо. И с разбойниками разобраться... с некромантами... Генрих написать, он ищет, где школу открыть... – Ричард задумался и тихо спросил. – Ты ведь не будешь против?
– Не буду, – я коснулась седых волос его. – А перья из них когда вытащишь?
– Зачем?
– Герцогу как-то не пристало ходить с куриными перьями в волосах.
– Это не куриные! – почти искренне возмутился он. – Это перья сойки и вообще они от сглаза и...
И я рассмеялась.
Сойки, орла, курицы... какая разница? Главное, привыкла я к ним, и к тоненьким шнурочкам, и к мрачности постоянной, про которую Альер говорит, что происходит она единственно от застоявшейся дури.
– Уедем, – сказала я. – Не важно, куда... главное, отсюда... и будем счастливы.
– Это угроза?
– Предупреждение...
Он рассмеялся. И замолчал. Неловко так... ему еще было непривычно, что можно смеяться просто так, но...
– Моя семья, – сказал он со вздохом. – Я ведь не могу оставить их... я не уверен, что мама с отцом захотят переезжать, но сестры... и братья... и семья большая, но...
– Хорошо.
Я забрала атласные башмачки.
Пора было возвращаться, а то ведь герцогство и отобрать могут, за отсутствие почтения к правящей династии. Конечно, мы и новое купить сподобимся, но все-таки не стоило нарушать и без того шаткий мир.
– Справимся, – я не удержалась и щелкнула Ричарда по носу. – С Проклятым императором справились, и с сестрами твоими поладим... кстати, Альер холост, а ты говорил, что твоей младшей замуж пора...
– За него?! Только через мой труп!
Канарейки в клетках зачирикали, засуетились, роняя желтые перья...
...и кажется, жизнь действительно налаживалась. Я посмотрела на солнце чужого мира и усмехнулась: я больше не сомневаюсь.
Все у нас получится.
По-другому и быть не может!
