Текст книги "Леди и некромант. Тени прошлого (СИ)"
Автор книги: Екатерина Лесина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)
Глава 9. Некромант и тайны прошлого
Глава 9. Некромант и тайны прошлого
Я сидела.
И перебирала влажноватые бумаги, стараясь не думать о мертвой девушке и призраке, который не думал исчезать. И значит, хотел чего-то...
Чего?
Мести?
Мстить некому.
Справедливости?
Сомневаюсь, что ее можно восстановить спустя столетия.
Покоя?
Я спросила, и девушка кивнула, а потом протянула сложенные лодочкой руки ко мне, будто выпрашивая милостыню.
– Не понимаю...
– Крови ей надо, Оливия, – Альер возник на ступенях и погрозил призраку пальцем. – Дорогая, тебе мама не говорила, что некоторые знакомства опасны для жизни?
– Нет.
– Зря, очень зря... конечно, эта милая дама пока настроена весьма дружелюбно и может показаться совершенно безобидным существом...
Хиргрид замотала головой. Рот ее раскрылся, но до нас не донеслось и звука.
– ...беспомощным даже, но это не совсем верно. В месте своей смерти призраки способны на многое... к примеру вот удушить глупца, которому вздумалось это место потревожить. Верно, Ричард?
Ричард стоял, скрестив руки на груди. Ни дать, ни взять – ревнивый муж, вернувшийся досрочно и заставший супругу в весьма неоднозначной ситуации.
– Что? – я потупилась, надеясь, что выгляжу в достаточной мере раскаявшейся. – Девочка пришла за помощью и Гуля...
– Твой Гуля тебя когда-нибудь сам сожрет, – буркнул Ричард и тряхнул головой. Косицы зазвенели, а в связке амулетов блеснул красным глазом камушек.
– Тебе на радость.
– Вот уж точно расстраиваться не стану, – он подошел к телу и наклонился. Коснулся пальцами пыльных волос мертвеца. Прислушался. – Без крови... но долго и мучительно. Ее надо поднять. Перенести и...
– И этим займутся мои люди...
В подземных покоях становилось людно.
– Доброго утра, лайра Оливия, – градоправитель изобразил изящный поклон. В белой рубахе и простых черных штанах, лишенный прошлой позолоты он выглядел еще более впечатляюще, нежели в прошлом роскошном своем наряде.
– А тебя каким ветром занесло? – появлению хозяина Ричард не обрадовался.
– Это ведь мой дом. Почудилось, что происходит в нем нечто... любопытное. Знаете, до знакомства с вами моя жизнь была тиха и уныла...
– Рады помочь, – буркнул Ричард и посторонился. – Вот... ходят, понимаете... призраки.
– Печально... вы испугались?
Это уже мне.
– Нет.
– Чудесно, – и улыбка лучезарная. – Редко встретишь особу столь здравомыслящую... призраки не способны причинить вред живым...
– ...если эти живые не лезут туда, куда их не просят. На месте смерти призраки...
– Ничего не случилось, – отмахнулся Генрих. – Полагаю, мы с вами имеем дело с классической преценацией, известной также как зов о помощи, когда душа оказывается в ловушке тела и не имеет возможности получить достойное посмертие...
Это он для меня рассказывает.
Ричард вон кривится. И от мертвой Хиргрид не отходит. Альер же устроился на кровати с балдахином, вытянулся, руки на груди сложил.
Осталось стражу выставить и мавзолей возвести.
– Ее звали Хиргрид, – сочла нужным сказать я. – И она была сестрой...
– ...моего неблагородного предка, судя по всему, – Генрих подобрал листы, пробежался взглядом по верхним строкам и вздохнул. – Надеюсь, вы не станете возражать, что все это является собственностью нашего рода...
– Что вы собираетесь сделать?
Он пожал плечами и поморщился, потрогал левое, будто причиняло оно ему некоторое неудобство.
– Ничего особенного... полагаю, лайра Хиргрид достойна упокоения в семейной усыпальнице, а это... – он погладил листы. – Отправится в архив... мы, будучи верными слугами Императора, сделаем несколько копий для Императорской библиотеки и архива, но оригиналы останутся здесь. Как и все документы, которые будут обнаружены... ты что-то хотел, друг мой?
При этом обращении Ричарда изрядно перекосило. Кажется, Генриха в качестве друга он не воспринимал. Но и возражать не пытался.
– Я побеседую с твоей...
– ...прапрапрабабушкой?
– Именно.
Генрих очаровательно улыбнулся.
– Конечно, не возражаю при условии, что я получу возможность присутствовать при этой беседе. Не отказывайся, Ричард. Два некроманта всегда лучше, чем один.
Ричард явно собирался оспорить данное утверждение, но тряхнул головой и велел:
– Клади ее вот сюда...
Он указал на пол.
– А круг чертить не станешь?
– Нет.
– Хм... – в это «хм» Генрих сумел вложить целую гамму эмоций, от легкого недоверия до удивления.
Впрочем, тело он поднял, не побоявшись замарать белоснежную свою рубаху. И вновь же поморщился...
– Прости, забыл, – Ричард забрал ношу. – Ты выглядишь слишком здоровым...
– Издержки воспитания.
Альер похлопал по кровати и сказал:
– Садись, здесь тоже будет неплохо видно... не бойся, она сухая.
Только пыльная.
Ричард обошел тело слева направо, потом справа налево. Присел у ног. Встал. Переместился к голове. Вновь присел. Генрих следил за его маневрами с неослабевающим вниманием, будто надеясь подметить что-то этакое.
– И долго вы танцевать собираетесь? – ядовито поинтересовался Альер. – Недоучки... видишь, дорогая, в этом проблема. Низшие существа или слишком самоуверенны, или полны необоснованных сомнений, которые и мешают им реализоваться в полной мере. Тогда как человек правильной крови и воспитания всегда четко представляет себе границы собственных сил и возможностей...
– А если не представляет? – поинтересовалась я исключительно ради поддержания беседы, за что и заработала мрачный Ричардов взгляд.
– В таком случае он редко доживает до полных лет...
– Прям как ты, – не удержался Ричард, отряхивая с рук невидимую пыль.
– Я пал жертвой родственного коварства! – вполне натурально возмутился Альер. – А ты теряешь наше время... давай, прекращай танцевать и займись делом.
Ричард вдохнул.
И выдохнул.
Повернулся к нам спиной, которая четко обрисовалась под холщевой рубахой. И как-то эта рубаха, серая и с парой свежих латок, составила разительный контраст с белоснежным одеянием Генриха.
Ричард пошевелил пальцами.
Вытянул сцепленные замком руки так, что кости захрустели и, решившись, положил их на грудь мертвеца. Зажмурился... почему-то я, не видя его лица, точно знала – жмурится.
И боится, что ничего-то не выйдет.
Нет, не самой неудачи, к неудачам он привык, но слишком много посторонних взглядов... я вот смотрю.
И Генрих.
У Генриха за спиной вереница предков разной степени благородности, все же не все, надо полагать, были такими вот редкостными ублюдками, как Харвар, а главное, у Генриха урожденный дар.
Воспитание.
Вера в собственную непогрешимость. И соверши Ричард ошибку, лойр не посмеется... вслух. Лишь бровку приподнимет, выражая удивление, а в глубине души преисполнится уверенности, что высокое искусство некромантии доступно лишь тем, у кого кровь правильная.
Я моргнула, отрешаясь от... что это вообще было?
...эмпатия, – прошелестел шепот Альера. – Свойство нашей крови... наши с тобой предки, милая моя прапраправнучатая племянница, слыли в народе людьми в высшей степени проницательными. Во многом благодаря этому вот качеству. И наперед, не стоит о нем распространяться.
Согласна.
Ричард не простит, если догадается, что я подсмотрела его сомнения.
– Ты взывать будешь или так, дальше станешь изображать статую некроманта при работе? – поинтересовался Альер, перемещаясь к телу. – Сосредоточься... принцип тот же, что и на дороге...
– Прощу прощения, милая Оливия... – Генрих счел возможным сменить диспозицию, оказавшись рядом со мной. – Но вы не могли бы пояснить мне, что именно они делают?
– Увы, – вынуждена была признать я. – Сама не имею ни малейшего представления...
Призрак вдруг задрожал, чтобы в следующее мгновенье обрести плоть. Это выглядело странно, неприятно даже, как если бы полупрозрачную стеклянную фигуру человека наполнили чем-то вроде темной воды.
– Йа...
– Ты, – сказал Альер, – Хиргрид Печальная, последняя из тех, кто посвящен был Вдове-Утешительнице...
...она склонила голову.
– Твою ж мать... – восхищенно произнес Генрих. – Он и вправду это сделал!
Я так и не поняла, кто и что сделал.
– Ты знаешь, кто я? – спросил Альер.
– Да, Ваше Величество, – Хиргрид опустилась на колени и склонила голову, обнажив белую полоску шеи. – Вы тот, чьей волей я могу получить покой и прощение.
– За что тебя прощать, дитя?
– За страх... я... виновата... я испугалась смерти, хотя должна была принять ее со смирением, – ее голос наполнял камеру, порождая тягучее эхо. – Я... хотела жить... так хотела жить... и не нашла своего пути, за то и наказана.
– Боги милосердны. Встань.
Призрак поднялся.
Ее движения были медленными, будто приходилось ей преодолевать немалое сопротивление.
– А теперь, будь добра, расскажи мне... о последних месяцах. О мятеже.
– Я мало знаю.
– Мало – это немного больше, чем ничего. Когда ты вернулась домой?
***
...в месяце наккай, прозванном в народе Большою Жатвой.
Жара.
И экипаж летит по дороге. Лошади идут ровно. В окна видны поля и вереницы рабов, снимающих первое золото пшеницы. Песня их тягучая мешает думать.
...она почти счастлива.
Нет, в храме хорошо, Хиргрид нравится величественная тишина собора, его мрачноватое великолепие. Сложенный из человеческих костей, он больше не пугает, скорее внушает трепет и мысли направляет на верный лад...
Она отодвинула шторку и зажмурилась, подставляя бледное свое лицо лучам. Ах, и матушка... у нее наверняка есть кто-то подходящий, она намекала в письме, осознавая, впрочем, что не в праве принудить жрицу...
...город томился на жаре, и над мраморными дворцами его дрожала марево, в какой-то момент даже показалось, будто дворцы эти объяты невидимым пламенем, но Хиргрид моргнула и иллюзия исчезла.
– Ах, дорогая, – матушка всегда была нетерпелива. – Я уже начала волноваться.
Она сама подала Хиргрид руки, помогая выбраться из экипажа.
– Я же сказала, что приеду...
Матушка лишь взмахнула рукой, и Хиргрид подали воды с душистыми травами и колотым льдом.
– Конечно, я не сомневалась, что ты приедешь, но когда... вдруг бы ты опоздала?
– К чему?
Матушка взялась за подбородок.
Нахмурилась.
– Ты совсем перестала за собой следить. Чему вас там учат в подвалах... с другой стороны твоя кожа обрела великолепную белизну, ее надо будет подчеркнуть... и неужели ты не слышала, дорогая? К нам едет Император.
– К нам?
– Ах, не цепляйся к словам... он посетит город... – матушка щелкнула пальцами, и Хиргрид окружила стайка щебечущих рабынь.
Надо же, все новенькие... а куда прежние подевались? Впрочем, надо полагать, брат свои шуточки не бросил, вот маме и приходится тратиться.
Хиргрид провели в купальни.
Раздели.
– Ты же понимаешь, какой это шанс... – матушка скользнула в чашу с горячей водой, куда добавили несколько капель ароматной смолы.
– Ты меня в невесты Императору прочишь? – хмыкнула Хиргрид, закрывая глаза.
Умелые руки рабынь расплетали косы, разбирали тяжелые волосы по прядям, массировали тело, раскладывали по спине горячие камушки...
– Тебе бы все шутить, – с упреком произнесла матушка. – Ты прекрасно понимаешь...
...император не возьмет в жены девицу, пусть и знатную, но не настолько, чтобы быть представленной ко двору. У Императора уже имеется дюжина наложниц, правда, поговаривают, что и эта дюжина оказалась не способна родить здоровое дитя, а потому...
Хиргрид поспешно выкинула крамольные мысли из головы.
– ...с ним будет Малый двор, а это...
Шанс.
Тот самый шанс оказаться в столице, в который вцепятся все мало-мальски достойные невесты, а таких и в местном захолустье наберется не одна сотня. С другой стороны, у Хиргрид есть немалые преимущества.
Она хороша собой.
Она сильна.
Она отмечена Вдовой... хотя... это преимущество можно назвать спорным, матушка-настоятельница говорила, что мужчины – весьма суеверные создания, и немногие решаться связать судьбу с алыми сестрами. Тем лучше.
Суеверный и истеричный муж Хиргрид без надобности.
...этот день был полон суеты.
Ее оборачивали широкими листьями водорослей, смазывая их глиной и соком живеня, от которого кожу пекло, но зато приобрела она не просто белизну – сделалась нежной, фарфоровой...
– ...огромная честь... твой отец сумел получить четыре пригласительных... Харвара представят...
– Зачем?
Вряд ли братец готов к службе, и дело вовсе не в малых силах, чего он стыдился, но скорее в неспособности его к более-менее серьезному делу...
– Ты к нему несправедлива, дорогая, – сказала матушка, отсылая рабынь. – Конечно, норов у него не самый мягкий...
– Сволочь он и только, – сонно пробормотала Хиргрид.
После дороги и всех процедур ее тянуло в сон.
– ...но это кровь говорит... огненная кровь... ему лишь надо найти, куда приложить силы... я знаю, что он сумеет понравиться Императору...
...Императора они видели издалека.
Как и все.
Высокий. На голову выше всех. Он медленно ступал, опираясь на головы двух карликов. Те корчили рожи и потрясали дубинками. Про карликов шептались, будто бы на деле они обучались в храме Вдовы, что было ложью – она привечала лишь женщин – и могли убивать если не взглядом, то уж всяко прикосновением.
Каким он был, владыка мира?
Очень худым.
Он даже показался Хиргрид изможденным. И ей стало жаль Императора, который при всей власти своей не мог позволить себе отдыха.
Узкое лицо.
Крупный нос. Высокий лоб, на котором возлежал Алый венец, оказавшийся вовсе не таким уж прекрасным, как о том говорили.
Длинная шея.
Шрам на впалой щеке.
В общем, если отрешиться от сияния золотых одежд – Хиргрид вновь же посочувствовала ему, вынужденному носить такую неудобную тяжесть – Император выглядел вполне себе обыкновенно.
Вот наложницы его были куда как хороши... Хиргрид мгновенно осознала, что не столь уж она красива, как ей представлялось. Куда ей, в общем-то обыкновенной девице, до северянки с бледной кожей и белыми, будто снег, волосами... лишь темные глаза на узком лице той горели ярко.
А знойная южанка, с движениями по-змеиному текучими... или вот эта, худенькая, бледная, что тростинка, девочка, которая гляделась невероятно хрупкою...
...их разглядывали.
Подмечали каждую черту. И надо полагать, завтра одна половина города сбреет брови и отбелит волосы, а другая наоборот намажет кожу составом из водных орехов, а брови соединит черной линией...
Император посетил храм.
Прочих не пустили.
Они, прочие, остались за кольцом из личной гвардии, и Хиргрид развлекалась, разглядывая гвардейцев. Матушка вряд ли сочтет одного из них достойной партией, но...
...а вот братец куда-то исчез.
Впрочем, он вскоре появился и не один, но в компании хлыщеватого молодчика с узким лицом, на котором застыла гримаса вселенской тоски. Брат что-то пылко говорил. Молодчик слушал и крутил длинный ус, он и не пытался притвориться заинтересованным... в чем-то Хиргрид его понимала.
Братец порой бывал упоительно зануден.
Кивок.
Взмах руки. Кажется, пара оброненных слов. И Харвар вспыхивает от счастья. Он возвращается, чтобы подхватить Хиргрид под локоть.
– Пойдем, дорогая, я кое с кем тебя познакомлю...
Он тянет Хиргрид за собой, к тому самому молодчику, который удостаивает ее долгого взгляда. Морщится.
– Для провинции неплохо, – говорит он.
И Хиргрид чувствует себя оплеванной.
– Сегодня вечером жду. Тебя проводят.
Он поворачивается спиной.
– И что это было? – интересуется Хиргрид, когда столичный хлыщ исчезает в толпе точно таких же, разряженных и утомленных жизнью, полагающих, будто само их присутствие должно осчастливить всех прочих.
– Это был начальник личной охраны Императора, – свистящим шепотом говорит Харвар. – И если ты, сестричка, постараешься, то мне в этой охране найдется место...
Хиргрид сомневалась.
Слабосилка не возьмут. А если и возьмут, то лишь затем, чтобы поиграться, как кошка играет с мышью и сам Харвар с рабами... и может, стоило бы преподать ему урок, но... вряд ли он поймет хоть что-то, да и ублажать какого-то ублюдка ради сомнительной шутки...
...нет, шутки Хиргрид любила.
За ней послали раба.
И тот, беспрестанно кланяясь, все же смел поторапливать госпожу.
Экипаж. И прогулка за городскую стену, где раскинулось разноцветное поле шатров – Император не счел нужным остановиться в городе. Шумный лагерь. Люди. Лошади. Суета.
Дорожка.
Смех гвардейцев.
Свист даже... в плаще она смотрелась нелепо и была, наверное, не первой из тех, кто искал милости императорских вельмож. Пускай. Свист Хиргрид не трогал.
Она вошла в шатер.
Осмотрелась.
– А... – человек, имя которого ей не удосужились сообщить, был несколько нетрезв. Он возлежал на подушках, мусоля куриную косточку, которую кинул в Хиргрид. Рядом устроились еще двое, верно, из ближнего круга приятелей. – Провинциалочка... люблю провинциалочек, они горячие... давай, крошка, покажи товар лицом...
И Хиргрид позволила плащу сползти.
Воцарилась тишина.
Она знала, что выглядит... жутко.
Алая юбка с запахом.
Алая рубаха, достаточно короткая, чтобы обнажить живот и выбитый алыми чернилами круг Вдовы на нем. Руки, выкрашенные алой краской. И узкая маска, ибо Вдова, как и все боги, многолика, а потому каждая из дочерей ее – есть Она.
– Г-госпожа... – он вскочил и поспешил поклониться. – П-простите, г-госпожа...
...это показалось ей забавным.
Как и гнев Харвара.
О, как он кричал... матушку побеспокоил. И та велела Харвара запереть.
– Дорогая, – сказала она Хиргрид, коснувшись волос, заплетенных в две традиционные косы. – Я понимаю, что ты гордишься своим... призванием, но не стоит вот так... ставить окружающих в известность. Слухи пойдут...
...был бал.
...Император восседал на золоченом кресле, поставленном на помост. Помост держали шестеро аррвантов, обличьем весьма похожим на людей. Если бы не стеклянная полупрозрачная кожа, их можно было бы принять за чрезмерно рослых рабов.
В руках Император держал монету.
Обыкновенный золотой, который он катал по ладони с видом презадумчивым. И казалось, ему не интересны ни этот бал, устроенный в его честь, ни собравшиеся на балу...
Смотреть на Императора так открыто – дерзость, но Хиргрид не могла отвести взгляда. И в какой-то момент он очнулся от собственных мыслей. Повернулся к ней.
И поманил.
Величайшая честь.
Или...
Она поспешила подойти и преклонить колени.
Аррванты не шелохнулись. Толпа за спиной гудела и волновалась, гадая, что же понадобилось Блистательному от ничтожной девицы...
– Встань, – его голос был сух и тих, но Хиргрид поднялась.
Взметнулся искристой волною купол, отрезая их от прочего люда.
– Тоже это слышишь?
– Простите?
Она слышала музыку. Пока слышала. Визг скрипок. И мелодичные переливы цитр, медный грохот труб и удары, которыми управитель отмерял ритм...
– Надо же, – Император разглядывал Хиргрид с вялым интересом. – Такая юная... жаль, что тебе придется умереть.
– Мне?
– Не только тебе. Если это хоть сколько-нибудь утешит, то умрут они все... почти все, – поправился Император. – Оглянись.
Она обернулась.
Ничего нового... бальная зала. Мраморный потолок. Белые шары и белые лилии. Цветочные гирлянды. Штандарты и клетки с певчими птичками, которые молчали и задыхались от духоты и шума. Люди... множество людей, старательно делавших вид, будто нет им дела до Хиргрид, но общее любопытство было вязким, тяжелым.
– Они веселятся, не зная, что привычный им мир уже летит в пропасть, – сказал Император.
– Почему?
– Почему летит? Так сплелись дороги...
– Но... – огромная дерзость разговаривать с Императором в подобном тоне. – Почему вы его не остановите?
Император рассмеялся.
И хриплый смех его был страшен.
– Остановить... ты тоже полагаешь меня всемогущим? Это где-то приятно, но... боюсь, слишком поздно.
Император поднял руку, прижав к виску, на котором уродливым бугром выделялась золотая бляха.
– Мой проклятый дар... я вижу грядущее, но не вижу, как изменить его... иди, дитя... иди и забудь обо всем... веселись. Празднуй. Выпей вина... и не думай...
...она и не думала.
Старалась.
Ее спрашивали, конечно, о чем говорил Император, и Хиргрид, закатывая глаза, лгала... ах, простите, об учебе... о том, не собирается ли она навестить столицу... планирует ли остаться в храме... вежливость, не более того. Мгновенье высшей симпатии, которые заставили матушку приосаниться, а отца – нахмурить брови. Он не спешил радоваться этакому благорасположению.
...Император отбыл на рассвете.
Уехал, взяв с собой лишь четверых гвардейцев, что само по себе было удивительно. И в городе говорили... обо всем и сразу. Но в разговорах этих, чуяла Хиргрид, не было и толики правды.
...потом в газетах написали о мятеже.
...и гневно обличали тех, кто, отринув вековые заветы и богов, провозгласил свободу рабам. Это было до того нелепо, что...
Харвар, после того заключения сделавшийся злым и задумчивым, начал уходить из дома. Он и раньше, случалось, исчезал на день-другой, возвращаясь хмельным, голодным и до странного счастливым. Но ныне все было по-другому.
Харвар был трезв.
И зол.
И злость эта, весьма мало походила на прежнюю. Он сделался весел и как-то обронил, что скоро мир изменится и надобно быть готовым к переменам.
...пришла пора возвращаться в храм, но мятеж, о котором думали, что в самом скором времени он будет подавлен, не спешил униматься, а напротив, разрастался подобно пожару, захватывая новые и новые земли. Дороги стали беспокойны, и матушка попросила Хиргрид остаться.
В мятежниках не было и толики уважения к богам.
...Зандт.
И древний Ульграсс, который называли второй столицей.
Михреш.
Конгаран.
Имперская гвардия, позабывшая о клятве и перешедшая на сторону мятежников. Волчьи отряды, которые рыскали по дорогам. И «Голос Императора», смолкший вместе со столицей. Теперь новости доходили редко, противоречивые и тревожные.
...о битве в Ашшебу, где славный кузен Императора, известный стратег и великолепный тактик, оказался вдруг не столь хорош, как о том говорили. И тысячи пехоты утонули в разлившейся до срока Макхарабе, а другие – были сожжены белым пламенем...
...о резне близ Томмаша.
О болотах Никшара.
О...
...казни рабов в городе Уршах, который был где-то совсем рядом, в трех днях пути. И война его не коснулась, но Совет почетных горожан счел необходимым принять упреждающие меры. Так было написано в резолюции.
Рабы опасны.
И подлежали уничтожению. А с ними и нищие бродяги, которых развелось бессчетно...
...и отец обмолвился, что многие поддерживают эту резолюцию.
Стало страшно.
...страх ощущался всеми.
Он мешал дышать.
Думать.
Он заставлял людей делать странные вещи. И у въезда в город появились кресты. К ним слеталось воронье и многие ходили любоваться. Были и те, кто требовал, чтобы прочие сознательные граждане присоединились к делу чистой Империи, подавив тем самым бунт в зародыше.
...голоса тех, кто взывал к милосердию, были не слышны.
Саму Хиргрид дважды призывали к тем, чей срок вышел. И она дарила милосердную смерть.
Что еще?
Слухи.
Странные слухи, что Император, вместо того, чтобы выступить во главе войска и силой Регалий стереть бунтовщиков с лица земли, а затем огнем и мечом пройтись по мятежным землям, отступил к столице. Он больше полагался на баррикады, нежели на аррвантов и гвардию.
...а потом кто-то сказал – Хиргрид не помнила, кто и когда это случилось – что Император умер.
Или не умер, но ранен?
Безумен?
Не способен воспротивиться тому, кто провозгласил себя новым владыкой мира.
...рушились храмы.
Об этом тоже говорили, но шепотом и с оглядкой, ибо Боги рядом всегда, в отличие от императора. И кто-то в городе разбросал листовки, обещая рабам свободу, если у них хватит духу вырвать ее из обрюзгших рук. Листовку нашли на кухне, поэтому Хиргрид сама прочла ее, всего не запомнила, только про эти самые обрюзгшие руки.
Отец велел высечь всех кухонных, включая старуху, что жила при доме не один десяток лет. А сосед своих повесил. Но листовки появлялись вновь и вновь, а потом кто-то – наверняка рабы, кто еще – отравил колодец...
Поджог на городских конюшнях.
Мор, охвативший лошадей... и вновь же страх.
Кто-то пытался уехать... матушкина подруга, имя которой за столько лет стерлось из памяти Хиргрид. Она собрала всех домашних, уверенная, что в семейном поместье сможет переждать бурю...
...их нашли недалеко от города.
Хиргрид подслушала.
Конечно, отец полагал, будто она, пусть и почти жрица высшего круга, но все одно слишком юна, чтобы слушать подобное.
Пытки.
И насилие.
Хиргрид ведь знала ту женщину и пятерых ее дочерей... всех нашли растерзанными...
...золото исчезло.
– Никто чужой не знал, что она повезет семейные реликвии... – голос отца доносился из приоткрытого окна. Цвели астры, бархатцы и бледные лилейники.
Жара спадала.
И скоро наступит сезон дождей, дороги размоет и лишь Имперский Тракт останется неподвластен стихии... наверное. Хиргрид больше не была ни в чем уверена.
А отец, как выяснилось позже, ошибался.
Виновны были не рабы.
Позже Хиргрид получила возможность изучить семейные реликвии... и не только этой семьи.
Что дальше?
Паника.
И страх одних делает других смелее... храм почти опустел, но жрец в нем будто и не замечает перемен. А когда Хиргрид решилась заговорить с ним о том, что происходит, он сказал:
– Все в руках богов!
...Харвар рассказал, что боги ему не помогли.
Никому не помогли.
...просто в один ужасный день силы оставили ее. И не только ее... магия ушла. А когда вернулась, было слишком поздно.
