Текст книги "Леди и некромант. Тени прошлого (СИ)"
Автор книги: Екатерина Лесина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)
...потолок закружился.
– ...этот брак нужен не только им... поэтому, будь добра, не создавай ненужных затруднений. Ты еще зашла не настолько далеко, чтобы не вернуться.
Настолько.
Но Орисс об этом не скажет.
Глава 11. Леди и альвы
Глава 11. Леди и альвы
На что похож Харраз?
Еще одна жемчужина в имперской короне, на сей раз – сине-зеленая, цвета моря. Правда, слегка мутноватая, покореженная временем и людьми.
Каменистые желто-рыжие скалы – оправа, испещренная трещинами, в которых налетом времени ютятся хижины. Иные напомнили мне ласточкины гнезда. И не уверена, смогла ли я сама жить вот в таком домишке из веток, кое-как приклеенном к скале. Его двери открывались на широкую террасу из досок, которые даже издали гляделись гнилыми. Из таких же досок настил соединял этот дом с соседним... и с еще одним.
Канаты.
Веревки.
Мосты, скрученные, казалось, из всего, что попадалось под руку.
Бурлящие волны внизу.
И чайки, которые следили за людьми в надежде чем-то поживиться. Птичьи голоса сливались с людским гомоном, оглушая и завораживая.
Дорога, вползая на пологую спину скал, здесь становилась то шире, то уже, зарастая, будто плесенью, торговыми рядами. Лавки, возведенные явно наспех. И полотняные палатки. А то и вовсе просто прилавки и хорошо, если дощаные. Сидели на камнях. На земле, расстелив драную тряпицу.
Ходили.
Размахивали руками и бумажными зонтиками.
Спорили и дрались, норовили облепить борта октоколесера, который, сперва отпугнул местный люд, но, стоило кому-то излишне смелому коснуться брони, как за ним хлынули десятки и сотни смуглых подростков, желавших всенепременно прокатиться на крыше.
– Вот поэтому подобное отребье надо держать под контролем, – Альер наблюдал за происходящим с выражением крайнего неодобрения. – Посмотри... это уже и не люди в полном смысле слово.
– Дай, дай, дай... – они лезли.
Тянули смуглые руки, выпрашивая монеты. Хотя нет, это была не просьба, а требование, ибо всякий, кто смел проходить по их дороге обязан был выплатить дань. Они совали пучки сушеных трав и овощей. И связки камней. И сушеных жаб. Во всяком случае, мне это представлялось жабами... и плевать хотели на грозные окрики Ричарда.
Черное облаченье некроманта на местную публику тоже не произвело особого впечатления.
Кто-то, особенно наглый, попытался открутить бронзовую загогулину, и октоколесер засвистел, зарычал, распугивая чаек, но не людей.
Кое-как, но мы доползли и до городской стены, почти утонувшей под прибоем из хижин. Ворота здесь отсутствовали, но вот город, стоило пересечь незримую черту его, изменился.
Чище?
Пожалуй.
Нет, не исчезли лавки, но стали будто бы опрятней. Да и дома, возведенные из хлама, пропали, сменившись приличными деревянными, а ближе к центру и вовсе каменными.
Улочки.
И люд приличный, вида пределового.
Суета.
Все куда-то спешат.
Неистребимый запах рыбы, йода и разложения. И как-то разом исчезло мое давешнее желание всенепременно побывать в порту.
– В мое время человек, который не мог предъявить имущества на три серебряных монеты, считался нищим и становился собственностью Императора, – Альер взирал на город и кривился.
Что его не устраивало?
Мы пробирались по центральной улице.
Особняки.
Статуи.
И широкие тротуары, где неспешно прогуливалась публика иного склада. Женщины, что в легких летящих платьях, что в нарядах строгих, если не сказать – тяжелых.
Узкие юбки.
Жакеты длиной до середины бедра.
И непременный сопровождающий с широким зонтом.
– И что вы с этой собственностью делали? – Ричард смотрел на крыши. И взгляд его был рассеян, да и сам он казался задумчивым.
– Когда как... рабочие руки всегда нужны... дороги мостить. Дома строить... или вот каменоломни. В портах вечно матросов не хватало...
Мы выбрались к площади, где, октоколесер, пыхнув паром, остановился. Туша его замерла напротив темного памятника местному герою. Во всяком случае, памятник выглядел весьма героически – вставший на дыбы конь, и всадник, который одной рукой удерживал на весу огромное копье, пронзавшее трехголовую тварь со змеиным телом.
– Это мой прадед Харвест Благолепный, – поспешил пояснить Альер.
– Ошибаешься, это памятник Вингару третьему, отцу нынешнего императора... – Ричард вытер лоб рукавом.
Жара и вправду стояла редкостная.
Дышать и то было тяжело.
Воздух казался вязким, тягучим, как кисель. Марево дрожало над домами. И бумажный зонтик, который мне вручил Грен, уже не казался столь уж глупою затеей. Хотя тень он давал весьма условную.
– Да неужели, – Альер позволил себе быть скептичным.
– Его в позапрошлом году поставили...
– Ага...
– Если не веришь...
– Могу ли я узнать причину вашего спора? – Тихон спустился из рубки управления. И, выслушав обе версии, пожал плечами. – Вполне возможно, что правы вы оба...
– В каком смысле?
Цвели цветы.
И все равно запах их не мог перебить отчетливой рыбной вони, которая, казалось, пропитала весь город. И было здесь... неуютно? Не знаю, не отпускало престранное предчувствие, что город этот готовился ко встрече со мной, и отнюдь не для того, чтобы раскатать красные дорожки и заключить в горячие свои объятия.
– Когда-то он мог быть памятником твоему... благородному предку, – отчетливая заминка явно дала понять, что благородным предка Альера Тихон не считает. – Но в свете новейшей истории, которая у вас ввиду малого срока жизни имеет обыкновение постоянно изменяться, это сооружение посвятили другому человеку... Оливия, могу ли я попросить тебя об одолжении?
Я кивнула.
И сказала:
– Конечно.
Конь был огромен.
Всадник грозен. А змееподобная тварь у ног его распласталась, всем видом своим показывая, что агрессивных намерений она не имеет, а просто так здесь лежит...
– В таком случае не затруднит ли тебя составить мне компанию...
– Не думаю, что это хорошая идея, – Ричард отвлекся от созерцания всадника. – Ей лучше оставаться...
...и замолчал.
А и вправду, где мне лучше?
Одной в октоколесере? Или на кладбище, где Ричард будет искать себе новые приключения на тощий свой зад? Или с альвом...
– Древом рода своего я клянусь, что сделаю все, дабы защитить Оливию от людей...
– Только от людей?
Ричард нахмурился еще больше. А в глазах змееобразной твари мне привиделась обреченность. Будто знала она, что лежать ей под копьем еще не одну сотню лет, радуя невзыскательную публику героической картиной своей смерти.
– И от всех, кто пожелает причинить ей вред... – закончил Тихон, подавая руку. – Ты же знаешь, я способен защитить от живого... и неживого.
Ричард сунул пятерню в волосы и пробормотал:
– Может, так оно и к лучшему...
А у меня появилось чувство, что меня, как говорится, без меня женили.
***
Харраз Ричард не любил.
Доводилось прежде бывать здесь, что в первый год своей кочевой жизни, когда он, и без того почти нищий некромант, за ночь потерял то малое из имущества, которое вмещалось в его сумку.
И следующие два дня потратил, чтобы сумку эту найти.
И куртку.
И сапоги...
Харраз славился своими ворами, не столько умелыми, сколько наглыми. А еще шлюхами всех возрастов и полов. Разбойниками, что в подворотнях, что во дворцах. Последние именовали себя избранниками народа, ратуя за дарованную когда-то вольность самоуправления, которая давала Харразу иллюзию независимости.
...он возвращался сюда и позже, по приглашению торговой гильдии, пытавшейся обжить местные катакомбы. А что, земля в Харразе дорога, а подземелья бесконечны, правда, заселены не только мертвецами, коих в стародавние времена хоронили там же...
Кладбища, протяженностью в десятки, а то и сотни лиг, – не самое удачное место для торговых складов.
В этом Ричард торговцев убедил.
А они его почти убедили, что в этом случае и платить не обязаны, пусть и провел Ричард в подземельях десять дней, пусть и очистил их от стаи гулей, полторы дюжины умертвий и одного костяного червя... заказ не выполнен.
А с прочим – к городским властям.
Впрочем, и они платить отказались, поскольку договор не заключали и, стало быть, в услугах Ричарда не нуждались.
– Поймите, милейший, – толстяк в розовой рубахе с расшитым воротом – местная мода была беспощадна к людям – тер ручку о ручку, – мы не отрицаем, что в наших подземельях водится изрядно всякого... но наружу оно не вылазить...
...горка костей в логове червя указывала на обратное, но, поскольку добычей становились люди рода низкого, то и беспокойства от их исчезновения город не испытывал. Пожалуй, толстячок где-то даже благодарен был червю, ведь публика эта, напротив, причиняла немало неприятностей, а потому не отказался бы от помощи еще дюжины червей, глядишь, и вовсе уменьшат поголовье городского отребья.
Это все читалось на пухлом его лице его.
– ...если каждый станет делать то, что хочется ему, то это ж никакого бюджету не хватит...
На пухлых пальчиках поблескивали колечки.
Вышивка отливала золотой нитью.
А в мочке левого уха переливалась перламутровая жемчужина, почему-то напоминавшая Ричарду клеща-кровохлеба...
– ...я не отрицаю, что сделали вы благое дело, – эти слова дались толстяку с немалым трудом. – Однако если я вам заплачу за это вот... – он указал мизинчиком на мешок с трофеями, – то завтра пойдут слухи... и что будет? А я вам скажу, что будет... в подземелья хлынут толпы... толпы нищих, которые только и думают, как бы разбогатеть...
Да, Харраз Ричард не любил, но...
...на сей раз городскую управу, разместившуюся в огромном, в три этажа, особняке, он обошел стороной, направившись в маленькую, исключительно для своих, таверну.
И пусть располагался «Белый лось» в квартале приличном, но приходили сюда личности самого разного.
Наемники.
Мошенники.
Бродячие магики из тех, кто успел разочароваться в жизни и прийти к выводу, что деньги не пахнут, а при должном умении на многое способны, искатели приключений и кладов... торговцы запретным товаром и те, кто желает найти человека небрезгливого, способного оказать другому услугу.
Здесь уважали приватность.
И деньги.
Деньги у Ричарда имелись.
– А... некромант, – старик Харвус обладал пренепреятнейшей особенностью запоминать всех, кому когда-либо случалось переступать порог его заведения. – Опять бузить станешь?
– Нет.
Ричард поморщился и потрогал скулу, которая вдруг заныла, напоминая, что бузить в «Белом лосе» не стоит.
– Есть... дело, – он выложил на стол пяток золотых, которые были встречены благосклонным кивком. Этот язык здесь понимали. – Кто из свободных людей лучший?
– Смотря для какой надобности.
– Для охоты за... крупной дичью.
– А что, сам не справишься? – в мутных глазах мелькнула тень любопытства.
– Некогда, – совершенно искренне сказал Ричард. – Так как?
– Малкольм Седой неплох... и свободен.
– Передашь, что есть разговор?
Кивок.
И взмах руки.
Мальчишка, который вынырнул откуда-то из-под прилавка и, получив свернутую трубочкой бумажку, исчез.
***
Малкольм Седой и вправду был сед.
Темное лицо, изрезанное морщинами. Волосы синеватого оттенка стянуты бархатной лентой. Короткая щетка усов. Узкие губы.
И нехороший взгляд. Ричард просто-таки почувствовал, как с него примеряются шкуру снять. А уж от улыбки Малкольма его вовсе передернуло.
– Я больше не беру заказов, – сказал Малкольм.
Одет он был просто, без претензии, но костюм сидел отлично и, значит, взят был вовсе не в магазине готового платья, да и простой перстень на мизинце, который только выглядел простым, а на деле являлся вполне себе неплохим амулетом, говорил, что Малкольм вовсе не беден.
Туалетная вода.
Часы на цепочке.
Ни дать, ни взять, почтенных лет горожанин, честный человек...
– Тогда зачем пришел?
Малкольм тоже разглядывал Ричарда с немалым интересом.
– Интересно стало посмотреть на человека, за которого двадцать тысяч золотом обещано...
Ричард дернул плечом.
И здесь.
– Местная шваль едва не передралась за заказ... – доверительным тоном произнес Малкольм. – Но как заказчик сказал, что деньги получит тот, кто принесет твою голову, то все и помирились... пока...
– Голова еще при мне.
– Вот и я говорю, не та ныне молодежь пошла. Ни воображения, ни умений, один гонор пустой...
Перед Малкольмом встала кружка местного темного эля.
– Твое здоровье...
– Я тоже могу заплатить и неплохо... – Ричард постучал пальцем по столешнице. – Человеку, который возьмет на себя труд избавить меня от излишне назойливых... поклонников...
Малкольм наклонил голову.
– Деньги у меня имеются...
– Денег мало не бывает.
– Но бывает достаточно, – возразил наемник. – И да, эта мелюзга изрядно меня утомляла в последнее время... шумные, бестолковые... только ненужное внимание привлекают, мешают серьезным людям... но все-таки не поймут... определенно, не поймут... скажут, Малкольм против своих пошел...
Кривоватая усмешка.
И даже тень печали.
Торг?
Что ж, у Ричарда было что предложить.
Он вытащил из сумки сверток и, откинув промасленное полотно, вытащил узкий нож со слегка изогнутым клинком. Рукоять в виде сидящего дракона, исполненного столь мастерски, что, казалось, он вот-вот расправит крылья.
Черный камень на эфесе.
И пара алых – в глазах дракона...
Малкольм подался вперед. И ноздри его раздулись. Губа приподнялась. А сухая узкая ладонь потянулась к клинку. Он и дышать-то стал реже.
– Это...
– Имперский галлард, – Ричард провел пальцем по шее дракона, и глаза его посинели. – Я даже силой его наполню... если захочешь.
Малкольм облизал губу.
– Значит... ты и вправду сумел... можно?
Ричард кивнул. И наемник коснулся-таки синеватого клинка, провел по узкой бороздке в центре его и, положив на ладони, поднес к глазам.
Взвесил.
Примерился, обхватив пальцами драконье тело.
– Слухи доходили, но то слухи... слухи каждый год появляются... кто-то что-то вскрыл... украл... вынес... обнаружил, роя выгребную яму... спустился в катакомбы... иногда даже вещи появляются... бывает, что и в состоянии приличном, но...
Галлард разрезал солнечный луч.
И Малкольм с явным сожалением отложил нож. Что ж, имперские убийцы знали толк в оружии.
– Чего ты хочешь, некромант? Мою душу? Она давно уже принадлежит темным богам...
– Пусть им и остается. Мне лишь надо, чтобы ты занялся теми... не слишком умными людьми, которые могут несколько затруднить мое пребывание в славном Харразе...
Малкольм постучал кончиком острого ногтя по столешнице.
– Что мешает мне просто убить тебя? Взять и деньги, и галлард?
– Здравый смысл? – предположил Ричард. – Я ведь некромант. Меня убить можно и, честно говоря, не так уж и сложно, но остаться потом живым...
– Тогда просто подождать, пока кто-нибудь из этого дурачья доберется?
– Если доберется, да и... ты уверен, что сумеешь его найти, – Ричард подвинул галлард к наемнику. – Или, обнаружив, решишься взять в руки? Такие клинки обладают характером... мне известно его имя...
Малкольм не спешил соглашаться.
И отказываться не спешил.
Он думал, и мысли его были открыты Ричарду.
...взять клинок?
И не только клинок, ведь, где есть галлард, имеются и другие сокровища. Малкольм был состоятелен, но, добравшись до клада, он станет по-настоящему богат.
И титул купит.
И вообще все, чего душа пожелает... и главное, что любое проклятье при должной осторожности можно обойти...
– Хорошо, – Малкольм подвинул клинок к себе. – Тебя не побеспокоят. Но за каждую голову ты платишь отдельно... скажем, двадцатку за обычного искателя приключений, и сотку – за гильдийца... мне придется платить виру... впрочем, там тоже не любят дураков.
Это была разумная цена.
***
Я шла, стараясь не отставать от Тихона, который вроде бы и не слишком спешил, но умудрялся просачиваться сквозь толпу.
По-прежнему пахло рыбой.
Стало жарче.
И несмотря на бумажный зонт, солнце жгло. Я вспотела самым неблагородным образом и мечтала уже прийти, куда бы мы ни направлялись. Надеюсь, там в достаточной мере прохладно, да и воды бы не помешало...
– Вода, ледяная вода... – словно откликнувшись на мои мысли, из толпы вынырнул мальчишка с огромным кувшином. – Вода... прекрасная лайра...
– Не стоит, – Тихон умудрился встать между мной и мальчишкой. – Поверьте, Оливия, эта вода не пойдет вам на пользу...
Он взял кубок.
Поднес к носу.
Кивнул.
– Сок ишарры и плоды белой навии... сколько тебе заплатили?
Мальчишка отступил на шаг и этого хватило, чтобы он исчез в толпе. Рынок шумел.
Бурлил.
И следил за нами десятками глаз, в одних виделось сонное любопытство, в других – интерес, и отнюдь не к нам, но к нашим кошелькам. Смуглый господин с бородой, выкрашенной в красный, подмигнул мне и приложил сложенные щепотью пальцы к губам...
– Это работорговец, – Тихон вылил содержимое бокала на землю, а сам кубок отправил в мусорную кучу. – Из Зирры. Там очень ценят имперских женщин благородного рода... редкий товар, а потому получить за такую наложницу можно изрядно... не отходи.
– Не буду, – пообещала я.
Вот ведь...
– Возможно, он заплатил мальчику, чтобы тебя опоили... белая навия растет в Зирре, а сок ишарры используют во время храмовых молений. Он дурманит разум. А в сочетании со смесью и кое-какими компонентами напрочь лишает человека силы воли... в Зирре любят послушных рабов...
Меня передернуло.
А ведь бабушка говорила мне, что уличная еда до добра не доведет... вода, получается, тоже.
– Уже недалеко, – Тихон коснулся моей руки. – Если пойдем напрямую... и постарайся не отставать.
Да, отставать и теряться здесь не стоило...
...на что похож рынок Харраза?
Торговые ряды.
Лавки.
Разноцветье тканей, которые спешили развернуть передо мной. Крылья полупрозрачных шелков и тяжелых атласов, мягчайшие объятья шерстяной ткани, что упала на мои плечи... и нежность мехов...
...гортанные голоса.
...ароматные масла, которые совали мне под нос, норовили уронить на руку, чтобы запах раскрылся...
...горы специй.
...свежей рыбы и устриц... бочки с соленой водой и мушиные полчища... торговцы, перекрикивающие друг друга, а порой и норовящие побить конкурента... покупатели, мало меньше голосистые... крик чаек и животных.
Запах навоза.
И больная голова... я не отставала, просто в какой-то момент окончательно перестала понимать, куда мы идем. И когда рынок вдруг остался позади, я не сразу и поняла.
Просто стало тише.
И легче дышать.
А потом узкая улочка вильнула, сделавшись еще уже. Здесь дома, сложенные из красно-бурых блоков, стояли плотно, протянув над улицей веревки, на которых висело, что грязноватое запылившееся белье, что вязанки трав или рыбы.
Узкие полосы сушеного мяса.
И уличные коты, во множестве расплодившиеся. Они орали. Дрались. Карабкались по стенам, разгуливали по широким парапетам, не спуская взгляда с рыбы, которую сторожили полуслепые старухи...
...и вновь поворот.
Дома выше.
На плоских крышах пробивается зелень, и она кажется роскошью. А Тихон замедляет шаг. В какой-то момент он позволяет поравняться с собой, но лишь затем, чтобы сказать:
– Мне очень жаль, Оливия...
...причина его сожаления становится ясна десятью минутами позже.
Она выглядит юной.
И такой хрупкой. Невероятно красивой, пусть и красота эта явно нечеловеческого толку. В ней все немного слишком.
Чересчур тонкие черты лица.
Излишне огромные глаза неестественно-зеленого цвета... платиновые волосы волной... у меня никогда не было куклы Барби, но если бы была, то именно такая...
Ее свободные одежды странным образом не скрывали изгибов совершенного ее тела, и при малейшем движении обрисовывали их столь бесстыдно, что даже я покраснела.
– Приветствую тебя на пороге этого дома, сын, – сказала она, раскрыв объятья, но обнять Тихона не обняла, а лишь коснулась кончиками пальцев плеч. – Мне отрадно осознавать, что ты одумался...
– Я не одумался, матушка, – Тихон слегка поклонился. – Я лишь подумал, что тебе нужно знать.
– Нам нужно знать.
Меня она не замечала и делала это как-то так... умело, что я сразу осознала, насколько безразлична этой совершенной со всех сторон особе.
Мы стояли во внутреннем дворике дома.
Тот же красно-бурый камень. Узкие, как кошке протиснуться, окна первого этажа, придававшие дому сходство с крепостью. И аркада второго. Кованые решетки, слишком толстые, чтобы считать их лишь украшением. Плоская крыша.
И сад на ней.
Узкий проход. Дверь, открывшаяся перед нами беззвучно. Прохлада.
Цветочные ароматы.
Фонтан с рыбками и ощущение, что я попала в какой-то другой мир и сразу... здесь все было... немного не таким? Узкие стволы деревьев, будто отлитые из серебра... звон листвы и ветерок, принесший долгожданную прохладу, пусть все еще с тем же рыбным духом. Мелкие кустарники, украшенные звездочками цветов. Зеленая трава.
Мох.
Толстый такой ковер мха, на который и ступать-то страшно.
Птицы.
Никаких клеток, ни серебряных, ни золотых, ни обыкновенных. Да и не нужны они... птицы прятались в ветвях кучерявой ивы, щебетали, перепархивали, выискивая местечко получше, а пара особенно смелых, спустилась по стволу, чтобы уставиться на меня бусинками глаз.
Жуть.
Женщина отпустила Тихона и соизволила, наконец, заметить меня. Взгляд ее был туманен, губы искривились, и вся совершенная красота вдруг переступила грань, отделяющую ее от уродства.
– Подойди ко мне, человеческое дитя, – это не было просьбой, скорее приказом.
А голос медовый.
Журчащий.
И сдается мне, не так уж безобидны прекрасные альвы, если все тело мое вздрогнуло, потянулось к той, которая...
Я моргнула, избавляясь от наваждения.
Не то, чтобы мне не сложно было подойти, отнюдь, скорее вот не люблю, когда кто-то норовит забраться в мою разнесчастную голову. И ладно, если это древняя нежить, но от прекрасной альвы подобного не ожидаешь.
– Простите, – я одарила альву улыбкой, надеюсь, очаровательной, – у вас здесь, конечно, очень мило, но могу я узнать, что вы со мной хотите сделать?
Как ни странно, альва не разозлилась.
Она несколько секунд разглядывала меня, а потом вдруг рассмеялась.
– Она и вправду любопытна, дорогой. Убеди свою знакомую, что я не причиню ей вреда. Мы не причиним... наш народ заинтересован в том, чтобы использовать этот шанс...
Она разом потеряла ко мне интерес и, подойдя к фонтану, опустила в чашу с водой тонкие пальцы. Надеюсь, рыбы от радости из фонтана не повыпрыгивают...
– Оливия, – Тихон вздохнул, а взгляд его сделался печален. – Пожалуйста. Клянусь именем рода, тебе не причинят вреда... но нам всем есть о чем поговорить.
И я ступила на ковер.
