Текст книги "Энеолит СССР"

Автор книги: Екатерина Черныш

Соавторы: Рауф Мунчаев,Вадим Массон,Николай Мерперт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 41 страниц)

К особенностям этой группы, видимо, можно отнести легкие наземные постройки; расписные приземистые амфоры с высокими коническими крышками; заполнение косой сеткой основных элементов узора; геометрический орнамент из пересекающихся отрезков широких лент, составленных из параллельных линий; пышный шнуровой орнамент; рельефные узоры из гладких и рассеченных низких валиков; схематичные женские статуэтки на плоском основании с небрежно моделированным туловищем и наклоненной вперед головой.

Некоторое своеобразие памятников Побужья позволяет рассматривать их как еще одну самостоятельную группу, культурно близкую выхватинской и усатовской (карта 4, VI, 11). Она документируется материалами курганов у сел Ольшанка, Серезлиевка, Владимировка, Ермолаевка (Пассек Т.С., 1949а; Збенович В.Г., 1974). Местные особенности проявляются только в формах и стиле росписи некоторых сосудов (Владимировка, курган 6), а также в пластике. Антропоморфные статуэтки настолько стилизованы, что верхняя и нижняя их части, разделенные выступающими в стороны бедрами, имеют почти одинаковые форму и величину. В этом районе есть фигурки с расширенным уплощенным основанием. Все они украшены наколами и резными линиями. Близкие им по стилю статуэтки обнаружены при раскопках кургана 6 в с. Новоалексеевка Херсонской обл. (Збенович В.Г., 1976а).

Данные о памятниках позднего периода междуречья Прута и Сирета отрывочны. Здесь известны поселения типов Валя-Лупулуй, Кукутени-Четэцуя IV, Бэлтени (карта 4, V, 7) и, наконец, типа Кукутени-Четэцуя V (Schmidt H., 1932, taf. 22) и Хэбэшешти II (карта 4, VI, 15). Особенности этой группы проявляются в расписной керамике, которая включает так называемые этажные сосуды и сосуды с валикообразным оформлением перегиба стенок, а также в оригинальном построении спиралевидных узоров (Niţu A., 1972). На последней ступени позднего периода, когда расписная керамика выходит из употребления, для украшения посуды наряду со шнуровым орнаментом широко используются различные ямки, насечки, небольшие налепы, разного вида невысокие валики, что и составляет специфику керамики западного региона.

Чрезвычайно скудны сведения и о памятниках позднего периода в районах Молдавского Прикарпатья и Юго-Восточной Трансильвании. Установлено, что памятники типа Фрумушика III (Matasă C., 1946; Cucoş S., 1973а) близки памятникам типа Варваровка VIII, а памятники типа Извоаре III – поселениям Хэбэшешти II и Городиштя. Своеобразный вариант керамики в Прикарпатье отмечен для памятников типа Сэрата-Монтеору и Тыргу Окна-Подей (Nestor I., Zaharia E., 1955; Matasă C., 1964). Среди обычной керамики поздней фазы Кукутени B содержится небольшое количество сосудов варианта Монтеору (табл. LXXXVII, 7). Это темнолощеная керамика, иногда украшенная белой росписью. Наиболее часто встречаются кратеровидные острореберные сосуды с резко отогнутым наружу краем, усеченно-сфероконические миски, сфероконические зерновики. Памятники румынской территории на схемах позднего периода обозначены одной цифрой (карта 4, V и VI, 2).

Отдельные памятники позднего периода, известные в Пруто-Днестровском междуречье и на Левобережье Днестра, типов Поливанов Яр I₁ и Крутобородинцы II (карта 4, V, 4), свидетельствуют о существовании в этом районе группы, близкой к территориальному варианту Пруто-Днестровского междуречья в пределах Молдавской ССР. Так же мало известно о развитии культуры Триполье-Кукутени в Верхнем Поднестровье. Частично опубликованы лишь материалы поселений Бильче Золотое-Сад II, Шипенцы Б (карта 4, V, 3), Кошиловцы-Обоз, Бильче Золотое-Вертеба (карта 4, VI, 3). На последней ступени позднего периода часть этой территории занимают памятники гординештского типа. До сих пор не ясно, как протекало развитие памятников в первой половине позднего периода в бассейне р. Соб, в зоне нерасписного Триполья. Судя по материалам разведок, в этом районе существовали поселения типа Ворошиловка и Цвижин (карта 4, V, 8), однако для характеристики группы в целом данных слишком мало. О некотором своеобразии группы населения, обитавшего в Буго-Днепровском междуречье, свидетельствуют материалы поселений типа Майданецкое, Сушковка, Великий Букрин и т. д. (карта 4, V, 6). Для нее характерны: поселения-гиганты; модели жилищ разных типов; обилие расписной керамики; подчеркнуто острореберные формы сосудов, специфическое построение орнамента, включающего растительные мотивы; редкость изображений животных и людей; разнообразная пластика, воспроизводящая человека и все виды домашних животных, и сохраняющая основные черты, выработанные в том районе на предшествующем этапе развития (Мовша Т.Г., 1973).

В Среднем Поднепровье выделяется группа памятников типов Коломийщина I, Чапаевка (карта 4, V, 5), Подгорцы II, Софиевка (карта 4, VI, 5). К особенностям этой группы можно отнести: сооружение жилищ с углубленными в грунт полами и настоящих землянок; могильники без явных признаков на поверхности; обряд трупосожжения с последующим помещением праха в сосуды или в ткань; бедность погребального инвентаря; преобладание нерасписной посуды; крашеную керамику, покрытую крапинками или полосами темно-красного цвета; использование кровавика при изготовлении посуды; большое число орудий из кости и рога, вплоть до рубящих; примитивные, небрежно вылепленные антропоморфные статуэтки, почти лишенные орнамента (на отдельных экземплярах рельефом передана прическа).

Особая группа памятников распространена на Волыни, заселенной только во второй половине позднего периода. Это поселения типа Колодяжное, Троянов и Городск (карта 4, VI, 14). Многие из них расположены на естественно укрепленных мысах и состоят из наземных и земляночных жилищ. Их отличают: обилие кремневых изделий, в том числе клиновидных топоров; наличие каменных боевых топоров с зауженным обушком и продольным ребром; незначительный (5-11 %) процент расписной посуды и включение разнообразных примесей (дробленая раковина, кварц, песок, слюда, графит) в глиняное тесто кухонной (около 90 %) керамики.

Чрезвычайно важна проблема культурных, экономических и этнических связей позднетрипольского населения с соседними племенами. Они отражают, а в известной мере и обуславливают заметные этнокультурные изменения, охватившие значительную территорию Восточной Европы в конце IV – первой половине III тысячелетия до н. э.

Прежде всего, это касается западных и юго-западных связей трипольцев. Выше уже отмечалось, что для среднего периода культуры Триполье-Кукутени определяющими были контакты с классическими культурами балкано-дунайского энеолита, в частности с культурой Гумельница. В рассматриваемый период эти культуры прекратили существование, а вся область их распространения подверглась резкой культурной трансформации. И позднетрипольские племена устанавливают контакты уже с создателями новых культур Нижнего Подунавья и севера Балканского полуострова, т. е. культур, явившихся результатом указанной трансформации. Из них территориально ближайшей к Триполью были культуры Чернавода I, а затем и Чернавода III, входящие в один круг с такими культурами, как Коцофени в Подунавье и Эзеро в Южной Болгарии. Специфично появление общих для этих культур элементов в позднетрипольских памятниках. Так, характерные для них лощеные одноручные кубки найдены под одними курганными насыпями с усатовскими погребениями Северо-Западного Причерноморья (Dragomir I. Г., 1959), а фрагменты не менее типичных сосудов, в том числе и горшков с «трубчатыми ручками», – на Усатовском поселении близ Одессы и на поселении Маяки в низовьях Днестра (Збенович В.Г., 1974; 1976б). Связи с новой системой балкано-дунайских, а возможно, и западноанатолийских культур обусловили появление у позднетрипольских племен и ряда специфических бронзовых изделий, в том числе знаменитых усатовских кинжалов (Збенович В.Г., 1966; Рындина Н.В., 1971; Конькова Л.В., 1979). Весьма показательны в этом отношении и результаты анализа мышьяковистых усатовских бронз, документирующие связи не только с Кавказом, но и с Балканами, конкретно – с очагом «типа Эзеро» (Черных Е.Н., 1978б, с. 170, 171). Вместе с тем типичные позднетрипольские, прежде всего, усатовские, изделия и целые комплексы появляются в Балкано-Дунайском регионе. Отметим погребение 20 у Брэилицы в Нижнем Подунавье, сопровождавшееся своеобразной усатовской «амфорой» (Harţuchi N., Dragomir I., 1957, р. 139–144; Мерперт Н.Я., 1965, с. 17).

В верховьях Днестра и на Западной Волыни фиксируются активные контакты позднетрипольского населения с поздними племенами культуры воронковидных кубков. Восточная периферия последней, где ныне известно несколько десятков поселений, непосредственно смыкается с позднетрипольской территорией, откуда керамический экспорт широко распространился на памятники культуры воронковидных кубков вплоть до левобережья Вислы. Там позднетрипольская керамика известна, в частности, в Камне Лукавском (Збенович В.Г., 1976б, с. 44). Документированы и обратные влияния: керамика культуры воронковидных кубков найдена на трипольских поселениях Костянец и Лоза (Дергачев В.А., 1980, с. 152). Отмеченные контакты прерываются во второй половине III тысячелетия до н. э. в результате продвижения на восток племен культуры шаровидных амфор, которые в свою очередь устанавливают связи с позднейшими группами трипольцев, частью вытесненных пришельцами (Збенович В.Г., 1976б, с. 46), а частью продолжавших существовать и позже них. О контактах трипольцев с тисо-полгарской культурой свидетельствуют находки сосудов последней на поселениях Брынзены III, Костешты IV, Жванец (Титов В.С., Маркевич В.И., 1974; Мовша Т.Г., 1975в).

Весьма дискуссионен вопрос о связях позднетрипольских групп с племенами культур шнуровой керамики и об участии их в генезисе этих культур, прежде всего, среднеднепровской. Предпринимались попытки как обосновать такие связи (Пассек Т.С., 1947; Мовша Т.Г., 1971а; 1972; Berezanskaja S.S., 1975), так и поставить их под сомнение (Збенович В.Г., 1976б, с. 54). В целом представляется справедливым вывод В.Г. Збеновича о том, что «…даже если потомки позднетрипольских обитателей Киевщины и вошли в состав племен среднеднепровской культуры, не они определили ее суть и археологический облик, ее специфику как одного из отрядов культур шнуровой керамики» (Збенович В.Г., 1976б, с. 55).

На востоке в поздний период еще более активизировались контакты трипольских общин со степным населением. Это касается целого ряда специфических степных групп: памятников типа нижнего слоя Михайловки, где найдены позднетрипольские импорты, подкурганных погребений с вытянутыми костяками и более всего – древнеямных памятников. Тесным взаимодействием с древнеямными племенами и влиянием традиций последних исследователи объясняют появление курганного обряда у позднетрипольских племен, распространение в их среде ряда специфических форм инвентаря и шнуровой орнаментации посуды, само формирование сложной и многокомпонентной усатовской группы (Мовша Т.Г., 1960а; 1961). Сложение усатовской группы для данной территории явилось завершением длительного процесса инфильтрации степных скотоводческих групп в среду энеолитических земледельцев. Эти же подвижные, широко расселившиеся по степной полосе группы стали основной передаточной средой, обусловившей контакты позднетрипольских общин с населением Северного Кавказа. Такие контакты документированы распространением в Северо-Западном Причерноморье как каменных погребальных сооружений, так и медных орудий кавказских типов и изделий, выполненных из кавказского металла – стержневидных долот и т. д. (Збенович В.Г., 1974, с. 78; 1976б, с. 42).

Число свидетельств обратных влияний позднетрипольских племен на степные группы пока ограниченно. И все же влияния эти несомненны. В степной и лесостепной зоне Буго-Днепровского междуречья выявлено 13 местонахождений трипольских импортов, прежде всего, сосудов и антропоморфных статуэток, на памятниках степных культур (Збенович В.Г., 1976а). Таковы статуэтки из курганов у сел Широкое и Баратовка, сосуд из кургана близ Кривого Рога на Ингульце, сосуды и статуэтки из Любимовки, Новоалексеевки, Животиловки и других на левобережье Днепра вплоть до Крыма, где трипольский сосуд найден у с. Рисовое (Збенович В.Г., 1976а). В отдельных случаях (Новоалексеевка) найдены комплексы трипольских изделий, что позволяет говорить не только о единичных импортах, но и о спорадических проникновениях отдельных небольших трипольских коллективов в сравнительно отдаленные степные районы. Но, конечно, по масштабу и темпу эти проникновения стабильных земледельческих групп резко уступали постоянным перемещениям крупных скотоводческих групп, захватывавших обширные территории, включавшие и определенные районы трипольской ойкумены.

Все изложенное выше можно резюмировать следующим образом. Развитие культуры Триполье-Кукутени проходило в постоянном контакте с различными северобалканскими культурами IV–III тысячелетий до н. э., но в отличие от них она просуществовала около двух тысячелетий. В ее развитии насчитывается множество ступеней, что позволяет по-новому осветить ряд вопросов, связанных с образованием большой трипольско-кукутенской общности. Исследование трипольских и кукутенских поселений позволяет выявить локальные различия уже среди памятников конца раннего периода. Этим открывается возможность изучения генетических линий отдельных территориальных групп, известных для среднего и позднего периодов рассматриваемой культуры. Установлено, что поселения начальной ступени (Докукутени I) развития культуры локализовались на очень небольшой территории Юго-Восточной Трансильвании и Восточного Прикарпатья, а поселения следующей ступени (Докукутени II) занимали обширное пространство от Восточного Прикарпатья до Среднего Поднестровья. Судя по размещению памятников конца раннего периода (Докукутени III), ареал культуры увеличился к этому времени примерно вдвое, что является указанием на довольно быстрый процесс расселения трипольско-кукутенских общин из Восточного Прикарпатья по направлению к Днестру, а затем и к Южному Бугу. Выбор направления, по которому шло заселение новых районов, во многом определил дальнейшую судьбу различных трипольско-кукутенских общин.

Наиболее древняя группа прикарпатских общин с раннего до позднего периодов обитала на довольно замкнутой территории. Это привело к значительному увеличению здесь плотности населения, ставшему причиной неоднократного заселения одних и тех же участков земли. Развитие рассматриваемой культуры в Прикарпатье и на правобережье Прута началось с памятников типа Траян-Дялул Вией, Извоаре I₁, Тырпешти II и Ларга-Жижия, а закончилось формированием местного позднего варианта, характеризующегося памятниками типа Кукутени-Четэцуя IV, Валя-Лупулуй и Тыргу Окна-Подей. Позднее на этой территории их сменили памятники типа Извоаре III и Фолтешти I. Заметим, что в Пруто-Днестровском междуречье представлены поселения почти всех ступеней развития культуры Триполье-Кукутени: от ранних типа Флорешты II до позднейших типа Гординешты II. Иным путем образовался верхнеднестровский вариант. В Верхнее Поднестровье (выше места впадения р. Збруч) трипольские общины пришли в начале среднего периода (памятники типа Городница-Городище), к концу своего существования создав очень своеобразный вариант культуры – памятники кошиловецкого типа.

Еще сложнее выглядит сложение днестровско-днепровского варианта, возникшего в Среднем Поднестровье (в пределах Каменец-Подольской области) и закончившего свое существование в Поднепровье (на Киевщине). Среднее Поднестровье было заселено трипольскими общинами в самом начале раннего периода, к концу которого в этом районе относятся памятники типа Луки-Врублевецкой. В начале среднего периода, видимо, под воздействием притока нового населения среднеднестровские общины были вынуждены переселяться вдоль левых притоков Днестра в сторону Южного Буга, а, достигнув его, продолжать переселение далее на северо-восток. В результате в поздний период они создали в Поднепровье чрезвычайно своеобразный вариант трипольской культуры (памятники типа Коломийщина I, Чапаевка, Лукаши, Софиевка). Общины этой группы, все более удаляясь на северо-восток, вступали в тесные взаимоотношения с местным населением и постепенно теряли прежние связи с трипольскими общинами. Они надолго сохранили бытовавшие в культуре раннего периода приемы изготовления различного инвентаря, способы сооружения жилищ, систему фортификации. В раннем отрыве их от общей линии развития и выработке собственного направления кроется причина разделения культуры Триполье-Кукутени на две зоны: юго-западную с расписной керамикой и северо-восточную с керамикой, по древней традиции украшенной углубленным узором (Мовша Т.Г., 1975а).

Ближайшими соседями северо-восточных общин были племена, переселившиеся на Южный Бут из Среднего Поднестровья, вероятнее всего, продвигавшиеся вдоль рек Каменка, Окна, Савранка, Дохны и др. Наиболее древние их поселения типа Сабатиновка II₁ обнаружены при слиянии р. Савранки с Южным Бутом. Переселенцы прочно обосновались на новом месте, но не прекращали связей с общинами Поднестровья. На протяжении среднего периода была заселена территория между реками Синица и Синюха, а в начале позднего периода – даже Среднее Поднепровье (в районе Канева). Расписная керамика, в изобилии встречающаяся на поселениях, свидетельствует о близости линии развития трипольской культуры в Побужье и южных районах Поднестровья. Сходны и типы поселений сравниваемых районов, в том числе и поселений-гигантов (Майданецкое, Доброводы, Петрены и др.). Волынь, причерноморские степи и низовья Дуная были заселены трипольско-кукутенскими общинами в последнюю очередь (памятники типа Городск, Усатово II, Фолтешти I). Многие вопросы, связанные с процессом освоения этих районов, находятся еще в стадии разработки.

Основными причинами, вынуждавшими людей покидать обжитые места и осваивать новые районы, были постоянный рост населения и практикующаяся ими система земледелия. Образование локальных групп явилось следствием расселения древнеземледельческих общин по столь обширной территории, что первоначально существовавшие между ними контакты оказались утраченными. В результате этого культура, достаточно монолитная в ранний период, в средний период стала проявлять местные особенности, вырабатываемые различными группами населения отчасти под воздействием соседних чужеродных племен. В поздний период процесс этот продолжался с нарастающей быстротой, что в конечном итоге привело к сложению трипольско-кукутенской культурной общности.

Глава пятая
Хозяйство и общественный строй трипольских племен

Постановка и разработка вопросов, касающихся хозяйственной деятельности и общественных отношений у населения, оставившего памятники трипольского типа, – важная заслуга советской археологии. Уже в 30-е годы были сформулированы первые выводы по этой проблематике, базировавшиеся на результатах сплошных раскопок трипольских поселений и детальном изучении древних жилищ, для чего, как отмечалось выше, была выработана специальная методика. Опираясь на конкретные археологические материалы, советские исследователи вместе с тем основывали свои заключения на марксистско-ленинской теории первобытно-общинной формации, что подняло на новую ступень уровень интерпретации трипольских памятников. В наличии на трипольских поселениях крупных многокамерных домов с несколькими очагами и небольших строений с одним очагом исследователи видели отражение процесса разрастания родового домохозяйства, деления родового коллектива на парные семьи (Кричевский Е.Ю., 1940д, с. 589). Одновременно подчеркивалось, что наличие крупных домов свидетельствует о домохозяйстве как о едином хозяйственном организме. Основная форма хозяйства трипольских племен характеризовалась в первую очередь как примитивное мотыжное земледелие (Пассек Т.С., 1949а, с. 18), которое, согласно господствовавшим тогда социологическим схемам, жестко связывалось с материнским счетом родства и матриархальными правопорядками. Отсюда следовал вывод, чти «трипольская форма домостроительства являлась результатом и выражением расцвета материнско-родового строя и первобытного коммунизма» (Кричевский Е.Ю., 1940д., с. 589). Наряду с этим устанавливалась и определенная динамика развития трипольского общества. Отмечалось, что на позднем этапе формировались скотоводческие племена, усатовские на юге и городские на севере, и в соответствии с этими хозяйственными изменениями происходили накопление богатств, имущественная дифференциация, наблюдаемая в Усатовском могильнике, и переход от материнско-родового строя к патриархально-родовым отношениям (Пассек Т.С., 1949а, с. 17–20). Эта концепция соответствовала имевшимся археологическим материалам, исходила из существовавших в то время в советской науке разработок по теории первобытного общества и, безусловно, имела прогрессивное значение, поскольку прямо и определенно ставила вопросы социально-экономической характеристики энеолитических племен Северного Причерноморья. Вместе с тем в предлагаемых решениях ощущалось стремление построить схему прямолинейного эволюционного развития, что было общим недостатком многих работ данного этапа развития советской археологической науки.

С накоплением нового материала и дальнейшим развитием теоретических разработок проблем первобытно-общинного строя эти недостатки постепенно устранялись. В изучении трипольских памятников важную роль сыграла монография С.Н. Бибикова, построенная в первую очередь на материалах полностью вскрытого им раннетрипольского поселения Лука-Врублевецкая (Бибиков С.Н., 1953). Трипольское земледелие С.Н. Бибиков первоначально характеризовал как экстенсивное, полевое, мотыжное, возможно, с частичным использованием в работе на полях тягловой силы животных (Бибиков С.Н., 1953, с. 282), а позднее счел его пашенным (Бибиков С.Н., 1965, с. 52). Вместе с тем, отводя скотоводству существенное место в хозяйстве трипольских общин, С.Н. Бибиков полагал, что это не могло не сказаться на внутрисемейных и родовых взаимоотношениях, и пришел к выводу о существовании патриархальных отношений в трипольском обществе уже раннего периода. Исследователь обосновывал это заключение ролью скотоводства в хозяйстве трипольских общин, существованием больших полей на земле, расчищенной в лесу, что было под силу только мужчинам, и наличием родовых богатств в виде скота и запасов зерна, нуждавшихся в охране от враждебных посягательств (Бибиков С.Н., 1953, с. 285). Гипотеза С.Н. Бибикова имела ряд уязвимых мест и вызвала довольно резкую критику со стороны Т.С. Пассек (Пассек Т.С., 1954; Бибиков С.Н., 1955б). Однако в дальнейшем новые материалы все полнее характеризовали трипольское общество как достаточно развитое в целом ряде отношений. Отсутствие для ранних этапов Триполья могильников, позволявших дать конкретный анализ половозрастной структуры общества, не стимулировало дальнейшую разработку вопроса о патриархальных отношениях, который мог решаться лишь в общем плане.

Вместе с тем новые массовые материалы способствовали конкретно-историческому подходу к изучению прошлого трипольских племен, выявлению их локальной и временной специфики, освещению сложного характера исторического процесса с учетом внутренней динамики отдельных территориальных и временных подразделений. Так, встал вопрос о сложности развития хозяйства в рамках единой трипольской культурной общности. В.И. Цалкин, опираясь на статистический обзор остеологических материалов, отмечал наличие в трипольском животноводстве локальных особенностей, находившихся в зависимости от различных природных условий (Цалкин В.И., 1970, с. 238–239). Изучение коллекций орудий трипольских памятников показало, что их состав также далеко не одинаков и отражает разную роль тех или иных хозяйственных отраслей. Это позволило Г.Ф. Коробковой выделить для Триполья по крайней мере пять вариантов хозяйства с доминантой одной или двух отраслей (Коробкова Г.Ф., 1972). Оказалось, что на ряде поселений число земледельческих орудий невелико. Это позволяло сделать заключение о незначительной роли земледелия в хозяйственной системе в целом. Интересные результаты дал и детальный анализ общественной структуры по материалам позднетрипольских могильников Поднепровья (Круц В.А., 1977) и Поднестровья (Дергачев В.А., 1978). Открытие огромных поселений на Уманщине (Шишкин К.В., 1973), а затем и в других районах привело к предположению о существовании у трипольцев своего рода протогородов (Шмаглий Н.М., Дудкин В.П., Зиньковский К.В., 1973; Шмаглий Н.М., 1978). С.Н. Бибиков поставил вопрос о наличии у трипольцев развитого ремесленного производства, и считал, что трипольское общество может быть сопоставлено «с крупными энеолитическими объединениями южной половины Старого Света», в первую очередь Восточного Средиземноморья и Ближнего Востока (Бибиков С.Н., 1970, с. 4–6).

Обратимся к краткому обзору данных, характеризующих хозяйство и общественный строй трипольских племен на разных этапах их развития. Комплекс орудий раннего Триполья весьма типичен для энеолитических памятников. Его основу составляют кремневые, каменные, костяные и роговые орудия. Широкому распространению кремневых и сланцевых орудий на памятниках Поднестровья во многом способствовала богатая сырьевая база (Пассек Т.С., 1961а, с. 41). На ряде поселений отмечены рабочие площадки, где производилась обработка сланца, кости и рога (Пассек Т.С., 1961а, с. 68). Так, в Ленковцах почти в каждом жилище найдено много нуклеусов, отбойников и ретушеров.

Основная масса орудий изготовлялась из кремня. В зависимости от сорта кремня нуклеусы имели небольшие или средние размеры. Нуклеусы небольших размеров (высотой 3–6 см) делали из валунного кремня. В Поднестровье нуклеусы средних размеров сделаны из плитчатого серого кремня. Их высота колеблется в пределах 5-10 см, соответственно сколотые с них пластины, служившие заготовками различных инструментов, имеют разную длину: от 2–3 до 12 см. На ранних памятниках пластины короткие, на памятниках второй половины раннего периода уже довольно много средних пластин (длиной 5–6 см). Крупные пластины и орудия из них для раннего периода не характерны и встречаются только на памятниках, расположенных в местах выхода кремня, например, в Луке-Врублевецкой. Показательны в этом отношении подсчеты количества нуклеусов разных размеров, произведенные для Луки-Врублевецкой (Бибиков С.Н., 1953, с. 81). Крупные нуклеусы (до 10 см высотой) составляли там 45,6 % от общего количества ядрищ, мелкие из темного галечникового кремня – 21,1, обломки нуклеусов – 148 %; 5,7 % приходится на отжимники и 13,1 % – на отбойники шаровидной формы, сделанные из сработанных нуклеусов.

Орудия изготовлялись также из рога оленя или косули, реже – из костей и клыков кабана и рога лося. По функциональному назначению это главным образом наконечники мотыг разных типов, проколки и шилья. Известны, кроме того, костяные рыболовные крючки и гарпуны. Количество медных изделий крайне невелико. Так, на полностью вскрытом поселении Лука-Врублевецкая найдено всего 12 небольших медных предметов – шилья, рыболовные крючки и пронизка (Бибиков С.Н., 1953, с. 119–124). Вместе с тем в составе Карбунского клада известны медные проушные топоры (Сергеев Г.П., 1963, с. 135). Сырье для медных изделий привозилось из Балкано-Карпатского меднорудного бассейна в виде слитков и полос чистой металлургической меди. Из технических приемов трипольцы освоили холодную и горячую ковку и сварку (Рындина Н.В., 1971), но в целом металлообработка у них весьма архаична (Черных Е.Н., 1978а, с. 59).

На основе этого комплекса орудий в пору раннего Триполья интенсивно функционировали различные хозяйственные отрасли. Палеоботанические исследования З.В. Янушевич убедительно показали, что уже на раннем этапе Триполья земледелие представляло собой устойчивое, давно сложившееся явление и располагало надежным семенным фондом. В то время возделывались пшеницы – однозернянка, двузернянка и спельта, ячмени – пленчатый и голозерный, а также просо и бобовые (Янушевич З.В., 1976). На поселении Новые Русешты I_1б найдены также косточки абрикоса (Янушевич З.В., 1976, с. 183). Двузернянка – очень выносливое растение, отличающееся большей зимостойкостью и меньшей требовательностью к почве, чем другие виды пшеницы. Спельта также вынослива и неприхотлива: она устойчива к низким температурам и избытку влаги весной, повреждению насекомыми и птицами, затенению. Наиболее распространенной культурой была двузернянка: следы ее встречаются очень часто и зафиксированы почти на всех поселениях. Это позволяет считать двузернянку основным растением, употреблявшимся в пищу. По заключению палеоботаников, отпечатки зерен двузернянки свидетельствуют о весьма благоприятных для ее выращивания условиях.

Экспериментальным изучением наиболее массового землекопного орудия трипольцев – мотыг – установлено, что это были весьма эффективные орудия, пригодные для вскапывания и рыхления значительных участков. Так, три человека с помощью мотыг могли обработать за час участок площадью 150–200 кв. м (Коробкова Г.Ф., 1980). Множество мотыг, находимых на трипольских памятниках, свидетельствует, что они, как и предполагали первые исследователи, были основным орудием для обработки мягких почв (Коробкова Г.Ф., 1975а). Роговое орудие с поселения Новые Русешты I_1а (рис. 18), предположительно истолкованное как примитивное рало (Бибиков С.Н., 1965, с. 52), могло использоваться для рыхления почвы и проведения борозд на участках, предварительно обработанных мотыгами (Коробкова Г.Ф., 1975а, с. 38). Видимо, наиболее справедлива характеристика трипольского земледелия в первую очередь как мотыжного, с частичным употреблением бороздопроводящих орудий.

Рис. 18. Рало из рога лося с поселения Новые Русешты I_1а.

Для уборки урожая служили составные серпы с кремневыми вкладышами, вставленными под утлом в изогнутую основу. В пору раннего Триполья лезвия кремневых вкладышей, как правило, были лишены дополнительной обработки. Экспериментально установлено, что раннетрипольский серп был достаточно производительным орудием, лишь вдвое уступавшим современному железному зубчатому серпу и практически не уступавшим серпам, изготовленным из меди (Коробкова Г.Ф., 1978). Важным орудием древних земледельцев была зернотерка. Зернотерки овальной и прямоугольной форм обычно делали из песчаника, а иногда из гранита или других пород камня. Их редко находят целыми, поэтому материал для сравнения крайне ограничен. Одна из крупных зернотерок, найденная в Ленковцах, имела размеры 35×27×11 см, но в большинстве случаев на поселениях раннего и среднего периодов длина зернотерок едва превышала 20 см, а ширина 15 см. На раннетрипольском поселении Берново-Лука зернотерки имели размеры 18×12×8; 20×12×6 и 20×15×10 см. В Луке-Врублевецкой минимальные размеры зернотерки составляли 17×14×7 см, а максимальные – 21×16×5 см. В конце раннего периода на некоторых поселениях появляются огромные нижние камни зернотерок. Так, Н.Н. Скакун отмечает наряду с обычными по размеру камнями наличие на поселении Александровка зернотерки размерами 60×45 см (Скакун Н.Н., 1978).