Текст книги "Энеолит СССР"

Автор книги: Екатерина Черныш

Соавторы: Рауф Мунчаев,Вадим Массон,Николай Мерперт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 41 страниц)

Несомненно, мир идеологических представлений раннеземледельческих племен Кавказа был сложен и разнообразен. Результаты дальнейших исследований, надо надеяться, позволят глубже проникнуть в него и изучить должным образом.

Иллюстрации

Таблица XXVI. Группы раннеземледельческих поселений и их планы.

1 – расположение раннеземледельческих поселений в Квемо-Картлийской долине по А.И. Джавахишвили (а – группа Арухло; б – шулаверская группа; в – группа Цители сопели; г – группа Качагани); 2 – расположение поселений в шулаверской группе; 3 – план Имирисгора; 4 – план Арухло I; 5 – план Шулаверисгора; 6 – план Нахичеванского Кюльтепе I.

Таблица XXVII. Планы раскопов на Шулаверисгора (по А.И. Джавахишвили).

1 – общий план раскопа; 2 – план юго-восточной части раскопа (нижние горизонты).

Таблица XXVIII. Имирисгора. Планы восточной части раскопа (1) и построек 8 (2) и 9-10 (4). Схемы реконструкций построек 8 (3) и 9-10 (5) по А.И. Джавахишвили.

Таблица XXIX. Реконструкция раскопанных участков поселений Шомутепе (1) и Иланлытепе (2) по Д.Н. Ахундову.

Таблица XXX. Шулаверисгора. Горизонты IX–IV. Инвентарь квемо-шулаверских поселений I ступени.

1–4 – керамика; 5–7 – каменные изделия; 8-36 – кремневые и обсидиановые изделия; 37–47 – костяные и роговые предметы.

Таблица XXXI. Инвентарь квемо-шулаверских поселений II ступени.

1, 4, 7–9, 17, 31–45 – горизонты III–I Шулаверисгора; 2, 10, 45–47 – Гадачрилигора; 3, 5, 6, 11–16, 18–30 – горизонты VII–VI Имирисгора.

Таблица XXXII. Имирисгора. Горизонт V. Инвентарь квемо-шулаверских поселений III ступени.

1–3 – каменные изделия; 4-24 – изделия из кремня и обсидиана; 25–37 – изделия из кости и рога.

Таблица XXXIII. Имирисгора. Горизонты IV–I. Инвентарь квемо-шулаверских поселений IV ступени.

1–6 – каменные орудия; 7-31 – кремневые и обсидиановые изделия; 32–43 – костяные изделия.

Таблица XXXIV. Инвентарь поселения Арухло I.

1–9 – керамика; 10–13 – каменные изделия; 14–24 – обсидиановые изделия; 25–31 – костяные изделия; 32–34 – изделия из рога.

Таблица XXXV. Инвентарь поселения Шомутепе.

1–8 – керамика; 9-12 – вкладыши серпов; 18 – остатки серпа; 14 – каменный топор; 15–17 – обсидиановые изделия; 18–30 – костяные и роговые изделия.

Таблица XXXVI. Храмис Дидигора. Горизонты V–VII. Инвентарь квемо-шулаверских поселений V ступени.

1-11 – керамика; 12–37 – изделия из кости и рога.

Таблица XXXVII. Керамика поселения Шулаверисгора.

1–5 – подъемный материал; 6–9 – горизонт II; 10–11 – горизонт VIII; 12–13 – горизонт VI; 14–15 – горизонт IX.

Таблица XXXVIII. Керамика горизонта V Имирисгора (1-31).

Таблица XXXIX. Керамика горизонтов IV–I Имирисгора (1-19).

Таблица XL. Антропоморфные фигурки.

1, 2 – Арухло I; 3 – Гаргалартепеси; 4–7 – Храмис Дидигора; 8 – Шулаверисгора.

Таблица XLI. Нахичеванский Кюльтепе I. Орудия из обсидиана (1-20).

Таблица XLII. Нахичеванский Кюльтепе I. Изделия из камня (1-13), кости (14–18) и металла (19–22).

Таблица XLIII. Нахичеванский Кюльтепе I. Керамика (1-22).

Таблица XLIV. Расписная керамика Нахичеванского Кюльтепе I (1–4) и поселений Мильской степи (5-13).

Таблица XLV. Аликемектепеси. Инвентарь поселения и план раскопа.

1-10 – керамика; 11 – каменный топор; 12 – кремневый вкладыш серпа; 13 – каменная бусина; 14–16 – раковинные украшения; 17 – каменный нож; 18, 19 – обсидиановые ножи; 20 – костяное орудие; 21 – план раскопа на уровне строительного горизонта 2.

Таблица XLVI. Аликемектепеси. Расписная керамика (1-14).

Таблица XLVII. Керамика энеолитических памятников Армении (1-10).

1, 3, 8, 10 – Маштоцблур; 2 – Тертеридзор; 4, 5, 9 – Кзяхблур (Адаблур); 6, 7 – Шенгавит I.

Таблица XLVIII. Инвентарь Техутского поселения.

1–4 – кремневые и обсидиановые изделия; 5 – обломок каменного грузила; 6-10 – изделия из кости; 11 – металлический нож; 12–27 – керамика.

Таблица XLIX. Керамика Гинчинского поселения (1-17).

Таблица L. Инвентарь поселения Тетрамица (1-14) и памятников Кавказского Причерноморья (15–34).

Таблица LI–I. Инвентарь Нальчикского могильника (1, 4-29) и кургана в г. Грозном (2, 3).

Таблица LI–II. Погребение 86 Нальчикского могильника (1-43).

Часть третья
Энеолит Правобережной Украины и Молдавии

Глава первая
Природная среда, история изучения, периодизация и хронология памятников

Энеолитические памятники Юго-Запада СССР, сосредоточенные на территории Молдавии и Правобережной Украины, принадлежат, как и энеолитические памятники Средней Азии и Кавказа, земледельческо-скотоводческим обществам, прошедшим долгий и сложный путь развития. Многие из них связаны с памятниками Румынии и Болгарии, образуя крайний северо-восточный форпост высокоразвитых земледельческо-скотоводческих культур Балкано-Дунайского региона. Из их числа наиболее известны памятники трипольской культуры, менее известны памятники культур Болград, Зимно-Злота, Гоща-Вербковица, воронковидных сосудов, шаровидных амфор, ареал которых лишь незначительно затрагивает территорию СССР.

На протяжении IV тысячелетия до н. э. энеолитические земледельческо-скотоводческие племена заселяли в основном Молдавскую, Волыно-Подольскую и Приднепровскую возвышенности, а в III тысячелетии до н. э. – еще и Причерноморскую низменность. Развитию производящих форм хозяйства способствовали широко распространенные там лессовые почвы и мягкий климат среднего голоцена, когда средние годовые температуры достигали максимальных значений (Долуханов П.М., Пашкевич Г.А., 1977). Плодородная лессовая почва была (благодаря большому содержанию солей) доступна обработке примитивными орудиями ранних земледельцев. Именно этим и объясняется распространение земледельческого населения в район лессовых почв (Кларк Дж. Г.Д., 1953, с. 98). Вместе с тем есть бесспорные данные и о поселениях, основанных на суглинистых почвах. В каждом случае выбор места поселения был обусловлен наличием пригодного для застройки уплощенного участка рельефа поблизости от реки или ручья в сочетании с удобными для обработки участками плодородной почвы (Иванова И.К., 1961). Тяжелые глинистые почвы, связанные с лиственными лесами, также не являлись препятствием для распространения примитивного земледелия (Кларк Дж. Г.Д., 1953, с. 30).

В рассматриваемое время растительные зоны были выражены резко. Лесостепь в ее современном виде не существовала, а если и была выражена, то очень слабо (Бибикова В.И., 1963). По данным палеозоологов, на территории Правобережной Украины южная граница распространения лесных форм животных (лося, медведя, лесной куницы, белки, рыси, росомахи) и птиц (тетерева, глухаря), а значит, и лесов проходила примерно между 48° и 49° северной широты. В Поднестровье она опускалась несколько ниже 48° северной широты. Такие типично степные формы животных, как кулан, сайгак, корсак, байбак, а из птиц – дрофа и красная утка, обнаружены только на памятниках юга Украины и Молдавии. Граница, которую можно провести между лесным и степным фаунистическими комплексами, совпадает с границей почв лесной и степной зон Украины. К северу от этой границы вырисовывается сплошной массив леса. К югу от 48° северной широты не обнаружено ни одной находки остатков лесных животных среднеголоценового возраста – там была степь.

Распространение лесных и степных животных соответствует, таким образом, распределению лесной и степной растительности того времени. Анализ пыльцы растений показал, что в среднем голоцене Полесье было занято смешанными лесами. В значительной степени леса покрывали и площадь современной лесостепи. Далее к югу вся территория представляла собой степь с типичной для нее растительностью. Исследованием остеологического материала установлено, что дикие животные обитали в лиственных высокоствольных лесах с множеством полян – излюбленных мест оленей, косуль и других копытных животных (Бибикова В.И., 1953, с. 457). Этому заключению не противоречат и данные о видовом составе лесов (Маркевич В.И., 1974а, с. 145; Пассек Т.С., 1961а, с. 138). В холмисто-равнинной местности рассматриваемого региона произрастали дуб, ясень, граб, вяз, клен, тополь, берест, бук и сопутствующие им яблоня, груша, кизил, боярышник, лещина, клекачка, калина, гордовина. На свободных от леса участках росли дикие злаки: мятлик (Роа pratensis), овсяница луговая (Festuca pratensis Hag.), полевица белая (Agrostis alba), райграс (Lolium sp.), канареечник (Dygraphis giganteum L.), костер безостый (Bromus inermis L.), пырей (Agropyrum repens), бескильница (Puccinella distans), эгилопс (Aegylops cilindrica L.), сетария (Setaria) и сорняки, сопутствующие культурным злакам (Янушевич З.В., Маркевич В.И., 1970; Янушевич З.В., 1976; Маркевич В.И., 1974а, с. 145, 153). Все это свидетельствует о том, что природные условия благоприятствовали произрастанию и различных видов культурных растений.

Неудивительно, что земледельческо-скотоводческие племена быстро освоили эту лесистую зону, позволявшую успешно выращивать хлебные злаки, умножать стада домашнего скота, удачно охотиться на крупных копытных животных и увеличивать запасы пищи за счет лесных плодов, ягод, грибов, орехов. Между Днепром и Прутом известны сейчас сотни поселений трипольской культуры. Аналогичные им поселения, расположенные между Прутом и Восточными Карпатами, относятся к культуре Кукутени. Названные культуры составляют единую культурную общность, обозначаемую в последнее время термином Триполье-Кукутени.

Как определенный археологический комплекс памятники трипольского типа впервые были осмыслены В.В. Хвойко, с 1893 г. предпринявшим целенаправленное изучение трипольских поселений. Поселение у с. Триполье близ Киева и дало название всей культуре. Свои наблюдения В.В. Хвойко обобщил в докладе на XI Археологическом съезде в Киеве в 1899 г. (Хвойко В.В., 1901). Как наиболее яркую черту выявленной культуры исследователь отметил расписную или, как тогда было принято говорить, крашеную керамику. После упомянутого съезда некоторые видные археологи занялись раскопками трипольских поселений. В их числе А.А. Спицын, Н.Ф. Беляшевский, Д.И. Щербаковский, С.С. Гамченко, Э.Р. Штерн. Это был начальный период в исследовании трипольских поселений, когда создавалась методика их изучения, накапливался вещевой материал, впервые интерпретировались различные стороны трипольской культуры.

Изучение памятников трипольско-кукутенской культурной общности проходило сложным путем. Сначала это в какой-то мере зависело от расположения их на территории нескольких смежных государств – России, Румынии и Австро-Венгрии. На территории современных Ивано-Франковской и Тернопольской областей УССР первые трипольско-кукутенские памятники были открыты в 70-х годах прошлого века. Их поиски и раскопки активно вели польские ученые А. Киркор, И. Коперницкий, В. Пшыбыславский (Kirkor А.Н., 1878; Kopernicki J., 1878). В 90-е годы XIX в. значительные исследования произведены Г. Оссовским, а в первые десятилетия нашего века – К. Гадачеком и О. Кандыбой, обследовавшими в основном территорию Верхнего Поднестровья.

Наибольшее значение имели раскопки пещеры Вертеба и поселений у с. Бильче Золотое, в процессе которых удалось установить три фазы развития культуры: залещицкую, бильчанскую и кошиловецкую. Особенности каждой фазы нашли отражение в первую очередь в стиле росписи посуды и пластике. На керамике залещицкого типа орнамент выполнялся черной или красной краской по белому фону, на керамике бильчанского типа – черной краской по оранжевому фону, на кошиловецкой – черной и белой красками по красному фону или черной и красной красками по белому фону. В парке с. Бильче Золотое более древний слой с залещицкой керамикой перекрывался стерильной прослойкой, отделявшей его от верхнего слоя с бильчанской керамикой (Ossowski G., 1893), а в пещере Вертеба над слоем с бильчанской керамикой залегал слой с керамикой кошиловецкого типа (Кандиба О., 1937). В чистом виде керамика кошиловецкого типа была получена при раскопках К. Гадачеком позднетрипольского поселения в урочище Обоз у с. Кошиловцы (Hadaczek К., 1914).

В 1889 г. Г. Буцуряну у с. Кукутени близ г. Яссы было открыто поселение, впоследствии давшее наименование варианту культуры, распространенному на территории Румынии (Buţzureano Gr., 1891). Широкую известность это многослойное поселение получило после раскопок Г. Шмидта в 1909–1910 гг. (Schmidt H.,1932), выявивших руины жилищ двух разновременных поселений, укрепленных глубокими рвами. Для более древнего характерна керамика с трехцветной росписью (стиль Кукутени А), для более позднего – керамика с черной росписью по оранжевому фону (стиль Кукутени В). Классификация керамики, разработанная Г. Шмидтом, легла в основу периодизации кукутенских поселений.

Из методических вопросов наибольшие разногласия долгое время вызывала интерпретация глиняных площадок. Первоначально большинство исследователей считало их погребальными сооружениями. Даже видный польский ученый Л. Козловский, достаточно верно интерпретировавший остатки глинобитных построек и создавший первую графическую реконструкцию трипольского дома, допускал вероятность сожжения глинобитных жилищ вместе со всем инвентарем и останками умершего хозяина (Kozłowski L., 1930; 1939). Русские исследователи В.В. Хвойко и Э.Р. Штерн полагали, что жилищами были землянки, а глинобитные площадки представляли собой места трупосожжений и жертвоприношений (Хвойко В.В., 1904; Штерн Э.Р., 1906). И хотя В.А. Городцов и А.А. Спицын пытались доказать, что площадки являются остатками жилищ (Городцов В.А., 1899; Спицын А.А., 1904а), взгляд В.В. Хвойко на площадки как на дома мертвых нашел самое широкое распространение.

Одновременно разрабатывались и вопросы исторической интерпретации памятников трипольского типа. В этом отношении большое значение имел XIII Археологический съезд, состоявшийся в 1905 г. В докладе на этом съезде первооткрывателем культуры В.В. Хвойко была поставлена важнейшая проблема: сочетание в трипольской культуре местного пласта и культурных элементов, заимствованных от балканских земледельцев (Хвойко В.В., 1906а). На том же съезде в докладе о связях и хронологии Триполья Э.Р. Штерн произвел сравнение керамики исследовавшегося им трипольского поселения у с. Петрены в Молдавии с неолитической керамикой Балкан и Фессалии. Так как там расписная керамика со спиральным орнаментом залегала ниже микенской, Э.Р. Штерн счел возможным петренскую расписную керамику отнести к домикенскому времени и датировать ее III тысячелетием до н. э. (Штерн Э.Р., 1906, с. 47). На том же съезде впервые была произведена попытка классификации глиняных антропоморфных фигурок, характерных для трипольских комплексов (Скрыленко А.А., 1905).

На 20-30-е годы нашего столетия приходится второй большой период в изучении поселений трипольско-кукутенской культурной общности. На первое место выдвигаются насущные задачи археологической систематики – выработка классификации и периодизации памятников культуры Триполье-Кукутени. Уже в середине 20-х годов, несмотря на большие трудности, члены созданного тогда Археологического комитета Украинской Академии наук (ВУАК УАН) с необычайной энергией и энтузиазмом принялись за осуществление мероприятий, направленных на консолидацию всех научных сил республики и охрану памятников старины (Рудинський М.Я., 1926; 1927а; 1927б). Разработанный Археологическим комитетом план работ на многие годы определил направление исследований в области трипольской культуры. В 1925 г. по решению комитета усилия экспедиций были сосредоточены в основном на изучении памятников трипольской культуры. Раскопки велись одновременно на пяти поселениях, ранее исследовавшихся В.В. Хвойко, с целью проверки и дополнения данных, полученных им около четверти века назад. Во главе экспедиций стояли академик Н.Ф. Беляшевский, Н.Е. Макаренко и другие сотрудники АН УССР, а также С.С. Гамченко (Житомирский музей) и М.К. Якимович (Уманский музей). С 1926 г. памятники трипольской культуры стали исследоваться в совершенно новых, более южных районах. Особенно значительными оказались результаты экспедиций М.Я. Рудынского в Поднестровье и М.Ф. Болтенко в с. Усатово под Одессой (Болтенко М.Ф., 1925; Рудинський М.Я., 1927б; 1930). Раскопки, продолжавшиеся на памятниках Приднепровья, также дали хорошие результаты. Активно участвовали археологи и в обследовании зон затопления крупных гидростанций. Так, в 1930–1932 гг. в среднем течении Южного Буга было обследовано свыше 30 трипольских поселений (АДТБ, 1933).

Большое значение для изучения рассматриваемых памятников имели работы, организованные в 1934 г. Трипольской экспедицией Института истории материальной культуры АН СССР и Института археологии АН УССР. Поставив своей главной задачей именно трипольские поселения, эта экспедиция в 30-е годы планомерно и целенаправленно вела работы, в ходе которых были изучены памятники Коломийщина I и II и Владимировка, ставшие впоследствии эталонными; получала определенное решение и проблема трипольских площадок. Успех работ в значительной степени зависел от того, что исследователи с самого начала отказались от старого способа раскопок траншеями, разработав более совершенную полевую методику. Т.С. Пассек, подводя итоги исследованиям памятников трипольской культуры в УССР за 20 лет, писала в 1938 г.: «Постепенное вскрытие большими площадями позволило выявить границы поселения, установить план расположения на нем по определенной системе, по кругу, отдельных глинобитных построек, выяснить их функциональное назначение как жилищ, установить размеры, конструктивные особенности постройки, охарактеризовать культурный слой на поселении и выяснить стратиграфию памятников» (Пассек Т.С., 1938а). Таким образом, вопрос о площадках был бесповоротно решен – жилища. С этого времени, собственно, и началось подлинное изучение трипольских родовых поселков. По окончании раскопок в урочище Коломийщина I у с. Халепье под Киевом работы экспедиции были перенесены в соседнее урочище Коломийщина II, а затем и в Побужье, в с. Владимировка. Тщательная фиксация строительных остатков и различных предметов, содержавшихся в культурном слое поселений, а также находки глиняных моделей жилищ, вылепленных самими трипольцами, позволили, наконец, создать несколько реконструкций жилищ поселений Коломийщина I и Владимировка, а также макет поселения Коломийщина I, насчитывавшего 39 построек (Пассек Т.С., Кричевский Е.Ю., 1946). Это был уже значительный шаг вперед в исследовании трипольской культуры.

Особое внимание исследователей привлекли тогда вопросы классификации объектов материальной культуры и периодизации трипольских памятников. Так, необходимо отметить значение вышедшей в свет в 1935 г. работы Т.С. Пассек, специально посвященной керамике (Passek T., 1935). В разных музеях автором было учтено свыше 2 тыс. целых и около 20 тыс. фрагментов трипольских сосудов и в результате тщательного их анализа предложена классификация трипольской керамики, включающая 21 тип, выделенный на основе орнаментальных признаков. По устойчивому сочетанию типов было установлено пять последовательных этапов развития керамики. С учетом данных раскопок предвоенных лет Т.С. Пассек уже тогда была создана новая периодизация трипольских поселений (Пассек Т.С., 1949а).

Для обозначения разных периодов трипольской культуры Т.С. Пассек, подобно многим исследователям того времени, использовала начальные буквы латинского и греческого алфавитов. Этап А был выделен для раннего периода трипольской культуры, этапы ВI и ВII – для среднего, этапы СI и СII – для позднего периода в северных районах, а этапы γI и γII – для позднего периода в южных районах ее распространения. Периодизация поселений трипольской культуры, разработанная Т.С. Пассек, получила широкое признание среди исследователей. Аналогии с рядом хорошо датированных предметов из Подунавья и Средиземноморья позволили Т.С. Пассек предложить и датировку выделенных этапов (Пассек Т.С., 1949а):

Позднее Триполье

этап СII-γII – 2000–1700 лет до н. э.

этап СI-γI – 2100–2000 лет до н. э.

Среднее Триполье

этап ВII – 2300–2100 лет до н. э.

этап ВI – 2700–2300 лет до н. э.

Раннее Триполье

этап А – 3000–2700 лет до н. э.

Проблемы периодизации и хронологии памятников Триполье-Кукутени разрабатывались также польскими и румынскими археологами. Выделению одной из самых ранних стадий культуры, называемой в Румынии Докукутени, способствовали предпринятые в 1936 г. Р. Вулпе и неоднократно возобновлявшиеся впоследствии раскопки многослойного поселения у с. Извоаре близ г. Пятра-Нямц в Молдавском Прикарпатье (Vulpe R., 1957). Много было сделано и для периодизации памятников Верхнего Приднестровья (Kozłowski L., 1924; 1939). Наиболее древние поселения с полихромной керамикой типа Городница-Городище и Незвиско были отнесены Л. Козловским к выделяемому им третьему периоду неолита (3000–2500 лет до н. э.), а поселения следующих двух фаз с бихромной и монохромной керамикой типа Бильче Золотое и Кошиловцы – к четвертому периоду неолита (2500–2000 лет до н. э.).

Из года в год росло число открытий, множились коллекции. Новые материалы не умещались в тесные рамки периодизации, предложенной Л. Козловским. Требовала пересмотра и типология керамики. К середине 30-х годов О. Кандыба создал новую периодизацию, основанную на сопоставлении различных орнаментальных стилей, профилировки и пропорций сосудов, степени сложности орнаментальных мотивов (Kandyba O., 1937). Первая, незвиская, фаза, выделенная еще Л. Козловским, соответствовала фазе Кукутени А. Введенная О. Кандыбой вторая фаза – залещицкая – была сопоставлена им с фазой Кукутени А-В. Третья, городницкая, фаза занимала, по его мнению, промежуточное положение между поселениями раннего и позднего периодов. Бильчанская (четвертая) и кошиловецкая (пятая) фазы синхронизировались с фазой Кукутени В. Периодизация, созданная О. Кандыбой, очень точно отражает линию эволюции трипольской культуры в Верхнем Приднестровье и на Верхнем Пруте. Периодизация трипольских памятников рассматриваемого района, предложенная К. Маевским (Majewski K., 1947), не внесла в схему О. Кандыбы значительных уточнений.

Третий период изучения трипольских памятников приходится на 40-е и 50-е годы. Он характеризуется дальнейшими исследованиями по уточнению периодизации, выявлением новых территориальных групп памятников со специфическими признаками, сплошными раскопками отдельных поселений, ставшими исходной источниковедческой базой для культурологических и социологических реконструкций. В книге Т.С. Пассек «Периодизация трипольских поселений», получившей высокую оценку, были подведены итоги довоенным изысканиям (Пассек Т.С., 1949а). В 50-е годы возглавляемая Т.С. Пассек экспедиция начала новый цикл исследований. Так, в Среднем Поднестровье был выявлен и раскопан ряд интереснейших памятников, в том числе многослойные поселения Флорешты, Солончены II, Поливанов Яр и позднетрипольский Выхватинский могильник. Была выявлена последовательность залегания слоев, относящихся к трем основным периодам созданной Т.С. Пассек периодизации, получены совершенно новые данные о некоторых этапах развития трипольской культуры (Пассек Т.С., 1955б; 1957; 1958; 1961а; 1961б; 1965а).

В более северных районах Поднестровья были осуществлены раскопки раннетрипольских поселений у с. Лука-Врублевецкая (Бибиков С.Н., 1953), Ленковцы (Черниш К.К., 1959б) и многослойного поселения Незвиско (Черныш Е.К., 1962). По ряду признаков были выявлены различия между раннетрипольскими памятниками трех больших регионов – Восточного Прикарпатья, Поднестровья и Среднего Побужья (Черныш Е.К., 1956), чему способствовало изучение группы раннетрипольских поселений в бассейне Южного Буга (Макаревич М.Л., 1952б; 1954). Исследования в Поднепровье позволили выделить весьма своеобразные памятники софиевского типа, относящиеся к позднему этапу трипольской культуры (Захарук Ю.Н., 1952). В 50-е годы были сделаны также первые попытки произвести хронологическое членение позднетрипольских памятников (Захарук Ю.М., 1953а; Кравец В.П., 1955; Лагодовская Е.Ф., 1953; 1956; Пассек Т.С., 1955а).

В те годы археологи все отчетливее начали осознавать культурную близость трипольских и кукутенских памятников. С наибольшей определенностью она проявилась при сопоставлении памятников раннего периода (Пассек Т.С., 1958; 1960; 1961б). В связи с этим особо следует отметить, что в итоге полного вскрытия небольшого поселения Лука-Врублевецкая на Днестре С.Н. Бибиковым был сформулирован ряд новых идей: о происхождении трипольской культуры, о хозяйстве раннетрипольских племен, об их идеологических представлениях. Вызвав дискуссию, эти идеи в целом способствовали оживлению атмосферы творческого поиска по узловым проблемам триполеведения (Бибиков С.Н., 1953).

50-60-е годы также отмечены дискуссией о корнях культуры Триполье-Кукутени, разгоревшейся после раскопок Г. Думитреску в Траян-Дялул Вией в Молдавском Прикарпатье (Dumitrescu V., 1957; 1967; Думитреску Г., 1960; Zaharia E., 1967). Г. Думитреску была выделена в самостоятельную группа поселений наиболее древней фазы – Докукутени I. По мнению исследовательницы, на территорию Молдовы эта культура, представляющая собой параллельную ветвь нижнедунайской культуры Боян (на фазе Джулешти), пришла из Трансильвании, так как она характеризуется переплетением элементов культуры Боян с элементами культуры линейно-ленточной керамики. На сходство докукутенских и боянских памятников типа Джулешти впервые указал Е. Комша, первоначально склонявшийся к тому, чтобы относить поселение Траян-Дялул Вией к культуре Боян (Comşa E., 1957). На основании результатов, полученных при раскопках во Флорештах одного из древнейших трипольских (докукутенских) поселений, к разработке проблемы формирования трипольской культуры обратилась и Т.С. Пассек (Пассек Т.С., 1958; Passek Т., 1964).

Новому подходу к решению проблемы происхождения трипольской культуры содействовало начавшееся в 50-е годы изучение памятников культуры линейно-ленточной керамики на территории Украины и Молдавии, а также исследования, проводившиеся румынскими учеными (Свешников И.К., 1954; Черныш Е.К., 1962; Маркевич В.И., 1973б; 1974а; Dumitrescu V., 1967). Итоги исследований этой культуры на территории СССР были подведены в начале 60-х годов (Пассек Т.С., Черныш Е.К., 1963). К тому времени отпало мнение о существовании генетической связи трипольской культуры с культурой линейно-ленточной керамики. Слабые следы ее влияния отдельные исследователи усматривали лишь в археологических материалах древнейших поселений докукутенского типа. Третий период отмечен также важными работами в области культуры воронковидных сосудов и культуры шаровидных амфор, позволившими более обоснованно, чем это делалось до тех пор, подойти к решению вопроса о взаимоотношении их с трипольской культурой (Захарук Ю.Н., 1959; Свєшнiков I.К., 1957; 1958; 1971).

Наконец, четвертый период в изучении трипольских памятников, приходящийся на 60-70-е годы, характеризуется не только количественными изменениями, но и качественно новым уровнем разработки соответствующей проблематики. Резко возросло число известных памятников трипольской культуры. Только в выпуске археологической карты Молдавской ССР их учтено 329 (Маркевич В.И., 1973б). В этот период были произведены сплошные раскопки позднетрипольских поселений Брынзены III (Брынзены-Цыганка) и Костешты II на левобережье Прута (Маркевич В.И., 1981), а также раннетрипольского поселения Бернашовка на левобережье Днестра (Збенович В.Г., 1980в). Важные результаты были получены при широких раскопках поселений Клищев (Заец И.И., 1973; 1975а; 1975б), Цвикловцы (Мовша Т.Г., 1964а; 1965б; 1970а), Жванец (Мовша Т.Г., 1970б), Шкаровка (Цвек Е.В., 1976), Усатовского некрополя (Патокова Э.Ф., 1967; 1975; 1979) и других памятников.

В начале 60-х годов на юге Днестровско-Прутского междуречья были открыты поселения, давшие своеобразный комплекс вещей, отчасти напоминающий материал памятников нижнедунайской культуры Гумельница (Пассек Т.С., Черныш Е.К., 1965). Позднее выяснилось, что эти поселения относятся к слабо выраженному варианту небольшой культурной группы Алдени II, выделенной Е. Комша (Comşa E., 1963). Вариант, выявленный на левобережье Прута и в системе нижнедунайских озер Кагул, Ялпух и Катлабух, уже в значительной мере исследован (Субботин Л.В., 1975а; Бейлекчи В.С., 1978). В последнее время он все чаще именуется культурой Болград, что предложено в свое время С.Н. Бибиковым, так как первые раскопки памятников этого типа на территории СССР проводились на окраине г. Болград (Бибиков С.Н., 1966б). Открытие новой культуры явилось важной вехой в исследовании раннеземледельческих культур Юго-Запада СССР. Установлено, что именно болградские общины осуществляли связь раннетрипольского населения с северобалканским и сами благотворно влияли на развитие трипольской и докукутенской культур.

В 60-е и 70-е годы появился ряд монографий, в которых исследователи подводили итоги многолетних работ по изучению отдельных археологических культур – буго-днестровской (Даниленко В.Н., 1969; Маркевич В.И., 1974а), днепро-донецкой, среднестоговской (Телегiн Д.Я., 1968; 1973), михайловской (Лагодовська О.Ф., Шапошникова О.Г., Макаревич М.Л., 1962), болградской (Бейлекчи В.С., 1978) и разных вариантов трипольской культуры (Збенович В.Г., 1974; Круц В.А., 1977; Дергачев В.А., 1978; 1980; Патокова Э.Ф., 1979; Маркевич В.И., 1981). К этому времени относятся монографические исследования, касающиеся классификации и интерпретации трипольской пластики (Погожева А.П., 1971; Мовша Т.Г., 1975б). Исключительно важное значение для изучения идеологических представлений трипольцев имеют исследования в этой области Б.А. Рыбакова, отличающиеся широким привлечением сравнительно-исторического материала (Рыбаков Б.А., 1965; 1966; 1976; 1981).

Обилие накопившихся данных по различным археологическим культурам потребовало применения в работе новых методов, отчасти заимствованных из других наук. С помощью аэрофотосъемки и геофизической разведки была выявлена планировка многих поселений, в том числе площадью в сотни гектар (Шишкин К.В., 1973; Шмаглий Н.М., Дудкин В.П., Зиньковский К.В., 1973). Весьма обстоятельно была изучена трипольская металлургия меди (Рындина Н.В., 1961; 1962; 1970; 1971; Черных Е.Н., 1970; 1976а), тщательно исследованы и интерпретированы остеологические и палеоботанические коллекции (Бибикова В.И., 1963; Цалкин В.И., 1970; Янушевич З.В., 1976; 1980; Пашкевич Г.А., 1980). Методы петрографии позволили установить достоверные факты внутриплеменного и межплеменного обмена изделиями из различных пород камня (Петрунь В.Ф., 1967). Важное значение имело широкое применение при изучении трипольских комплексов трассологического метода, а затем и комплексные экспериментально-трассологические исследования, давшие конкретную основу для оценки производительности трипольских орудий (Коробкова Г.Ф., 1970; 1974а; 1975б; 1977; 1978). Полученные данные привели Г.Ф. Коробкову к заключению о существовании локальных различий в хозяйстве древних племен (Коробкова Г.Ф., 1972). В настоящее время ею исследуется характер функционирования экономической системы в целом, что в какой-то степени перекликается с палеоэкономическими разработками С.Н. Бибикова (Бибиков С.Н., 1965). Вопросы палеодемографии трипольских памятников также нашли освещение в литературе (Массон В.М., Маркевич В.И., 1975; Массон В.М., 1980б).