Текст книги "Энеолит СССР"
Автор книги: Екатерина Черныш
Соавторы: Рауф Мунчаев,Вадим Массон,Николай Мерперт
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 41 страниц)
Это небольшое однослойное поселение, расположенное на одном из безымянных холмов в 3 км к югу от г. Эчмиадзина. Холм овальной формы с плоской вершиной, площадь его около 2,5 га (Мартиросян А.А., Торосян Р.М., 1967, с. 52–62; Торосян Р.М., 1976, рис. 1). Толщина культурного слоя поселения составляет 1,6 м.
В Техуте открыты остатки сырцовых построек толосовидной формы диаметром 2,6–3 м с глиняным полом и очагом. Стены некоторых жилищ были сложены из плоско-выпуклых кирпичей (30×40×10 см), подобных тем, из которых сооружены дома на многих других энеолитических поселениях Закавказья. На стенах отдельных жилищ отмечены следы краски. Здесь нет такой плотной застройки, которая наблюдается, например, на поселениях шулавери-шомутепинской группы. Жилища располагались отдельными группами вокруг площадок в некотором отдалении друг от друга (Торосян Р.М., 1976, с. 127). К ним примыкали круглые хозяйственные постройки диаметром до 1,5 м. Рядом находились хозяйственные ямы. Техут, таким образом, представляет характерный для энеолита Закавказья тип поселения с сырцовой архитектурой в виде небольших однокомнатных круглых домов с пристроенными к ним хозяйственными помещениями.
На поселении обнаружен разнообразный материал (хранится в краеведческом музее г. Эчмиадзина), также в общем типичный для энеолитических памятников Закавказья, особенно Южного Закавказья. Подавляющую часть изделий из обсидиана и кремня составляют пластинчатые орудия – ножевидные пластины, вкладыши серпов и ножей с краевой ретушью (табл. XLVIII, 1–4), а также скребки. В отличие от шулавери-шомутепинских поселений в Техуте, как и в ряде южнозакавказских памятников, почти нет орудий архаических типов (микролитических орудий, резцов, скобелей и др.), но обнаружена значительная коллекция каменных зернотерок, ступок, терочников, грузил (табл. XLVIII, 5) и других предметов (Торосян Р.М., 1976, табл. II). Многочисленны изделия из кости. Среди них представлены такие обычные орудия, как мотыги, иглы, лощила и особенно проколки и шилья (табл. XLVIII, 6-10). К числу редких находок относится прямая основа для жатвенного ножа (длиной 18 см), сделанная из бедренной кости особи крупного рогатого скота. Следует особо отметить, что здесь, как и в нижнем слое Нахичеванского Кюльтепе I, обнаружены металлические предметы. Это плоский ножичек вытянуто-овальной формы (табл. XLVIII, 11) и два обломка четырехгранного шила (Торосян Р.М., 1976, с. 62). Спектральный анализ показал, что они изготовлены из медно-мышьякового сплава: обломок шила содержит 3,6 % мышьяка и 0,1 % никеля, а нож – 5,4 % мышьяка (Селимханов И.Р., Марешаль Ж.Р., 1966, с. 145–146, табл. 3). Это наиболее древние металлические изделия, обнаруженные на территории Армении. Они, как и медные изделия других энеолитических памятников Закавказья, относятся к архаическим типам металлических предметов, которые получают дальнейшее развитие в культурах раннебронзового века. Происхождение древнейшего металла Кавказа, представленного небольшим комплексом медных (и медно-мышьяковых) предметов из ряда энеолитических памятников Закавказья (почти исключительно Южного Закавказья), остается пока не ясным, но важен сам факт, что древнейшие земледельческо-скотоводческие племена Южного Кавказа были уже знакомы с металлом и использовали его.
Рассмотрим наиболее массовый материал памятника – керамику. Последняя представлена значительным числом обломков разнообразных сосудов, в том числе расписных. Кроме того, здесь обнаружены многочисленные обломки глиняных передвижных мангалов – жаровен в виде круглых чаш с высоким (до 10 см) бортиком, край которого иногда загнут внутрь (табл. XLVIII, 25, 26). Они достигают в диаметре 25–30 см. Некоторые из них снабжены большими налепными ручками. Почти все мангалы ниже края опоясаны одним рядом небрежных сквозных отверстий. Они грубо обработаны, хотя отдельные (обычно небольшого размера) залощены изнутри. На донной части некоторых мангалов отмечены остатки золы. Техутское поселение – единственный пока известный нам энеолитический памятник Закавказья, где обнаружены передвижные глиняные мангалы.
Отличительной особенностью всего керамического комплекса памятника, включая и мангалы, является наличие в глиняной массе значительных примесей одновременно соломы и песка. Часто сосуды покрыты с двух сторон тонким слоем глины другого цвета, главным образом желтоватого. Такая многослойность стенок, как мы видели, характерна для некоторых сосудов из нижнего слоя Нахичеванского Кюльтепе I и древнейших раннеземледельческих поселений в Мильско-Карабахской степи и на Мугани. Укажем также, что на обломках многих сосудов с внутренней стороны заметны отпечатки ткани (Торосян Р.М., 1976, с. 95, рис. 17). Несомненно, следовательно, что ткань как основа широко использовалась здесь при производстве глиняной посуды.
Посуда Техутского поселения делится по характеру выделки на две группы. Первая из них включает основную часть керамики. Она довольно груба, имеет шероховатую, плохо обработанную поверхность, на которой отчетливо выступают примеси песка и соломы. Небольшую группу составляет керамика сравнительно высокого качества, иногда лощеная до блеска. Формы сосудов здесь несколько разнообразнее, чем в Нахичеванском Кюльтепе I и Аликемектепеси. Это крупные сосуды с шаровидным туловом и шейкой разной высоты, горшки яйцевидной и баночной формы, в том числе с вогнутым днищем, кувшины, миски и чаши (табл. XLVIII, 12–19, 27). Среди керамики высокого качества преобладают обломки посуды малых форм – чаш и мисок. Они обычно желтоватого цвета, имеют плотный черепок, часто лишенный каких-либо примесей. Особого внимания заслуживает небольшая серия обломков расписных сосудов. Роспись выполнена черной или красной красками по розовато-красноватому и преимущественно желтоватому фону (Мартиросян А.А., Торосян Р.М., 1967, с. 62; Торосян Р.М., 1976, табл. X). Элементы росписи – горизонтальные и волнистые линии (струйчатая роспись), зигзаги, ромбы, в том числе вписанные друг в друга и др. (табл. XLVIII, 21–24). Среди расписной керамики имеются также образцы сосудов высокого качества, которые считаются импортными. Возможно, в подражание им расписаны сосуды основной части комплекса, характеризующиеся грубой выделкой.
Как видим, керамика Техута по ряду признаков, главным образом технологического порядка, обнаруживает близость посуде отдельных памятников Южного Закавказья. Как и посуда, например, Нахичеванского Кюльтепе I, она не имеет ручек и лишена орнаментации, за исключением небольшого числа расписных сосудов. В целом же керамика Техута отлична от соответствующих комплексов других энеолитических поселений Закавказья, прежде всего, нахичеванско-мильско-муганской группы. В частности, большинство форм техутской посуды имеет мало общего с сосудами других энеолитических комплексов Южного Закавказья. Они несколько разнообразнее, и можно уверенно сказать, – более совершенны. Специфична и расписная керамика памятника, отличающаяся и по формам, и по мотивам от расписных сосудов Нахичеванского Кюльтепе I и Аликемектепеси.
Отдельные образцы керамики Техута аналогичны соответствующим формам посуды халафской культуры (Мунчаев Р.М., 1975, с. 120–121), но элементы и мотивы росписи на сосудах из Техута и Халафа не совпадают. Для техутской керамики типична преимущественно струйчатая роспись в виде вертикальных линий, спускающихся прямо от края венчика. Такая роспись для халафской керамики не характерна, но близкая ей по типу роспись имеется на посуде культуры Северного Убейда (Tobler A.J., 1950, pl. LXVIII, а, 11, 16; LXIX b, 18; LXX b, 9, а. о.; Mallowan М., Rose J.C., 1935, fig. 33, 10; Dabbagh T., 1966, pl. XIV, 230–232). Вообще же струйчатая роспись появляется значительно раньше, на что указывает наличие керамики с подобной орнаментацией на памятниках джейтунской культуры Средней Азии и в некоторых комплексах Передней Азии. В Нахичеванском Кюльтепе I и Аликемектепеси такого вида роспись отсутствует. Возможность сопоставления и тем самым синхронизации Техута с комплексом Северного Убейда подкрепляется и наличием на Техутском поселении типичных для халафской посуды форм. Дело в том, что культура Северного Убейда представляет собой симбиоз халафских элементов и южномесопотамских культурных традиций (Массон В.М., 1964, с. 411–414). Такие сопоставления дают основание связывать Техут именно с Северным Убейдом, а не с предшествующей ему халафской культурой, тем более, что мотивы росписи техутских сосудов находят параллели в орнаментации сосудов верхнего (III), постхалафского, слоя Тилкитепе в районе озера Ван (Мунчаев Р.М., 1975, с. 122).
Известно, что сфера влияний убейдской культуры по своим масштабам значительно превосходила области, испытавшие воздействия халафской культуры (Массон В.М., 1962; 1964, с. 408). Североубейдские влияния прослеживаются не только в памятниках Сирии, но и значительно восточнее Северной Месопотамии, вплоть до Средней Азии. В частности, заметны североубейдские влияния на смежной с Закавказьем территории Северо-Западного Ирана. В этой связи необходимо отметить, прежде всего, поселение Пижделитепе, находящееся к югу от озера Урмия на Солдузской равнине. Материалы этого памятника свидетельствуют о его близости к комплексу Северного Убейда (Dyson R.H., Young T.C., 1960, р. 19–28; Массон В.М., 1964, с. 417–422) и настолько перекликаются, что исследователи Пижделитепе готовы считать его чуть ли не памятником убейдской культуры. Несомненно, влияние Северного Убейда на данную территорию было сильным, поэтому-то некоторые исследователи и находят возможным видеть здесь локальный вариант Северного Убейда (Массон В.М., 1964, с. 217). По-видимому, проникновение в смежные с Закавказьем области Ирана убейдских культурных элементов имело место в первой половине IV тысячелетия до н. э., ближе к его середине.
Укажем радиокарбонные даты, полученные для памятников Северного Убейда. В частности, раннеубейдские слои (XVII–XVIII) Тепе Гавра датированы 3446±325 лет до н. э. (Массон В.М., 1964, с. 413) и 3450±800 лет до н. э. (Watson P.J., 1965, р. 88). Четыре даты получены и для Пижделитепе: 3587±88, 3688±85, 3674±164 и 3510±160 лет до н. э. (Watson P.J., 1965, р. 89). Очевидно, тем же временем датируется и Техутское поселение. Соответствующий анализ материалов этого памятника, на наш взгляд, с достаточной убедительностью свидетельствует о том, что он сравнительно моложе Нахичеванского Кюльтепе I и, возможно, Аликемектепеси. Таким образом, Техутское поселение и, вероятно, верхние горизонты (0–1) Аликемектепеси можно рассматривать в настоящее время как памятники, характеризующие заключительную фазу энеолита Закавказья.
Отмеченные особенности техутского комплекса, в частности керамики, доказывают, что перед нами памятник, представляющий один из локально-хронологических вариантов энеолитической культуры Закавказья на позднем этапе ее развития. Другой подобный вариант, который локализуется в Юго-Восточном Закавказье и который можно условно назвать муганским, характеризуется таким памятником, как Аликемектепеси. Составят ли отдельные варианты культуры энеолита Южного Кавказа памятники, расположенные между Араратской равниной и Муганью, покажут, будущие исследования.
Итак, мы рассмотрели с возможной полнотой памятники двух основных раннеземледельческих групп Закавказья. Первая из них располагается на ограниченной территории Центрального Закавказья, включающей западную часть Азербайджана и Южную Грузию. Ей свойственно почти полное единообразие форм архитектуры и техники домостроительства, производственного инвентаря и керамики. Типологическое изучение материалов и их сравнительный анализ, а также серия радиокарбонных дат свидетельствуют, что памятники этой группы, выделяемые отдельными исследователями в самостоятельную культуру (шомутепинскую или шулавери-шомутепинскую), относительно старше памятников второй группы. Шулавери-шомутепинская группа раннеземледельческих памятников Закавказья датируется концом VI–V тысячелетием до н. э. Исходя из современного уровня знаний, базирующегося на рассмотренных материалах, мы можем считать, что эти памятники позднего неолита и энеолита характеризуют начальные (но не самые ранние) этапы развития раннеземледельческой культуры Кавказа вообще и Закавказья в частности. Вторую группу составляют памятники, расположенные в южной части Закавказья. В нахичеванско-мильско-муганскую группу раннеземледельческих поселений условно включено и Техутское поселение в Араратской долине. Эти памятники датируются, видимо, концом V – первой половиной IV тысячелетия до н. э. При некоторых общих чертах и параллелях в отдельных категориях инвентаря они не обнаруживают между собой того единства, которое характерно для шулавери-шомутепинской группы памятников. Действительно, мы видим, что и Нахичеванский Кюльтепе I, и Аликемектепеси и, наконец, Техут представляют по существу совершенно самостоятельные комплексы. Они включают более развитые формы каменных и обсидиановых орудий и керамики, а также содержат металл и образцы расписной посуды. Их относительно поздний возраст по сравнению с шулавери-шомутепинской группой не вызывает сомнений. И на Араратской равнине, и в Карабахской степи, и в других районах Южного Кавказа имеются энеолитические поселения, которые, вероятно, занимают промежуточное положение и являются связывающими звеньями между рассмотренными центральнозакавказскими и южнозакавказскими памятниками. Но пока с уверенностью о такой промежуточной группе, равно как и непрерывном генезисе развития местной культуры в рассматриваемую эпоху, говорить не приходится.
Мы можем, таким образом, констатировать сейчас с достаточной определенностью, что рассмотренные группы памятников характеризуют древнейшую раннеземледельческую культуру Закавказья. Все относительно ранние памятники этой культуры сконцентрированы в одном из регионов Центрального Закавказья, но здесь ли началось ее формирование, сказать трудно. Тем более нет пока достаточных оснований считать, что именно отсюда она распространилась на смежные области, в частности в южные районы Закавказья, где в результате дальнейшего ее развития, с одной стороны, и связей с населением сопредельных районов Передней Азии – с другой, сложились такие локально-хронологические комплексы, как Нахичеванский Кюльтепе I, Аликемектепеси и Техут. В настоящее время очевидно, что раннеземледельческая культура закавказского и в целом переднеазиатского типа была распространена не только на Южном Кавказе, но и по северную сторону Кавказского хребта – в Дагестане. На это указывает ряд известных там энеолитических памятников, прежде всего, Гинчинское поселение.
К вопросу об энеолитических комплексах Дагестана
Гинчинское поселение
Гинчинское поселение находится в урочище Гинчи Советского р-на Дагестанской АССР, в Гидатлинской долине, на высоте 1600 м над уровнем моря, на берегу р. Гидерилор. Располагаясь у подножия южного склона хребта, на одной из верхних речных террас, оно было естественно защищено с двух сторон, а с открытой стороны ограждено каменной стеной. Площадь поселения составляла около 1,5 тыс. кв. м, а мощность культурного слоя 1,2 м (Гаджиев М.Г., 1966, с. 55–56; 1980б, с. 8). В нижних горизонтах представлены материалы IV тысячелетия до н. э., а верхние содержат комплекс, близкий куро-аракской культуре III тысячелетия до н. э.
В исследованной части поселения (320 кв. м) на протяжении 15 м расчищена каменная оборонительная стена толщиной до 2 м и высотой до 1,15 м (Гаджиев М.Г., 1966, с. 55; 1980б, с. 10). Общая длина этой стены и время ее сооружения пока не установлены. Вполне вероятно, что стена связана с древнейшим слоем поселения, так как она сложена тем же способом, что и раскопанное в нижнем горизонте большое однокамерное помещение прямоугольной формы. Открыты остатки и других жилищ, в том числе округлых в плане диаметром до 4 м (Гаджиев М.Г., 1980б, с. 11–12). Их стены толщиной до 1,5 м сложены насухо из крупных необработанных камней. Такими домами с массивными каменными стенами была плотно застроена, видимо, большая часть поселения. Здесь раскопана также и полуземлянка диаметром 2,5 м (Гаджиев М.Г., 1980б, с. 12). Кроме того, обнаружены простые очаги округло-овальной формы диаметром 0,60-1,90 м и девять круглых в плане хозяйственных ям диаметром 0,60-1,05 м и глубиной 0,25-0,60 м. Таким образом, Гинчи предстает перед нами как прочно оседлое поселение, расположенное в отличие от рассмотренных выше памятников Закавказья в горной зоне. Особенностью его является и каменная жилая архитектура, представленная в основном домами прямоугольной формы, а не круглыми, как в Закавказье.
Инвентарь Гинчинского поселения типичен для ранних оседло-земледельческих поселений. Он включает каменные орудия труда, изделия из кости и рога, керамику и другие предметы. Имеются данные, указывающие на то, что обитателям поселения был знаком металл (Гаджиев М.Г., 1978а, с. 27). Среди орудий из камня обращают на себя внимание крупные зернотерки (длиной 51 см и шириной 30 см) с сильно сработанной рабочей поверхностью (Гаджиев М.Г., 1978б, рис. 4, 21). Они, как и терочники, изготовлены из речных камней продолговатой формы. Подавляющее большинство орудий сделаны из кремня (98,74 %), изделия из обсидиана (1,26 %) единичны. Кремень, меловой, качественный, светло-серого и дымчатого цветов, происходит из соседних районов горного Дагестана, в частности Акушинского (Гаджиев М.Г., 1978б, с. 9–12). Месторождений обсидиана в Дагестане нет вообще; редкие образцы его, встреченные в Гинчи и на других памятниках, происходят из Закавказья или с Центрального Кавказа.
Для кремневой индустрии Гинчи характерна пластинчатая техника. Основными формами заготовок являются правильные призматические пластины преимущественно четырехгранного сечения длиной 5–7,5 см и шириной 1,5–2 см (Гаджиев М.Г., 1978б, с. 12). Кремневые изделия представлены скребками (ведущий тип орудий), скобелями, вкладышами серпов, ножами для разделки туш животных, орудиями полифункционального назначения. Единичны сверла, резцы, ретушеры, призматические или конусовидные нуклеусы и их обломки (Гаджиев М.Г., 1978б, с. 12–17, рис. 2–3). Для жатвы использовались серпы двух типов. Это, прежде всего, серп изогнутой формы, лезвие которого состояло из одной крупной ретушированной по краям пластины длиной 8–9,5 см. Практиковались и серпы, составленные из нескольких пластин с зубчатым рабочим краем, как в Закавказье. Пластинчатая техника и набор орудий сближают кремневый инвентарь Гинчи с кремневыми и обсидиановыми изделиями рассмотренных комплексов Закавказья, особенно Южного Закавказья. Здесь, как и в Нахичеванском Кюльтепе I, Аликемектепеси и Техуте, каменный инвентарь не столь разнообразен и не содержит такого количества архаических типов изделий, как в памятниках шулавери-шомутепинской группы Центрального Закавказья. Вместе с тем комплекс кремневых изделий Гинчи, как и других памятников Дагестана, имеет свои технико-морфологические и типологические особенности, позволяющие выделить на Кавказе наряду с шулавери-шомутепинским и западнокавказским еще один – северо-восточнокавказский очаг каменной индустрии (Гаджиев М.Г., 1978б, с. 18, 37).
Орудий из кости и рога в Гинчи мало – менее десяти. Это обычные предметы – шилья, проколки и лощила, широко представленные в раннеземледельческих памятниках.
Интересна керамика Гинчинского поселения. Она, пожалуй, дает наиболее полное представление об особенностях как самого памятника, так и самобытности характеризуемой им культуры. Из нижнего слоя Гинчи происходит значительная коллекция керамики. Она в основном толстостенная, грубой лепки; глина содержит много примесей песка и дресвы (Гаджиев М.Г., 1966, с. 57). Сосуды преимущественно красного и коричневого цветов. Поверхность их часто ангобирована и залощена, иногда до блеска. Встречены обломки сосудов, внешняя поверхность которых обмазана слоем жидкой глины. На внешней поверхности многих обломков грубых горшков имеются отпечатки рогожи. Некоторые черепки, как и закавказские (особенно из Техута), имеют в изломе четко выраженную трехслойность. Посуда Гинчинского поселения отличается значительным разнообразием форм (Гаджиев М.Г., 1980б, с. 14–15): миски, крупные шаровидные плоскодонные сосуды, горшки с выпуклым или яйцевидным туловом, сосуды с высокой цилиндрической шейкой (табл. XLIX, 17), чашки, кружки и др. (Гаджиев М.Г., 1966, с. 57). Особо следует выделить чаши или глубокие миски (табл. XLIX, 16), опоясанные ниже края рядом круглых сквозных отверстий, подобно мангалам-жаровням из Техута. Судя по наличию на закраине сосуда ряда круглых сквозных отверстий, эти чаши (или миски) могут быть связаны, вероятно, с отдельными образцами неолитической керамики Дагестана. Кроме того, в керамическом комплексе поселения имеются части глиняных предметов грубой выделки, стенки которых (высотой до 18 см) от основания и почти до края беспорядочно продырявлены сквозными отверстиями (табл. XLIX, 15). Это не сосуды, так как у них нет днища. В закавказских комплексах подобные предметы не известны, но в памятниках других областей они встречаются (Мунчаев Р.М., 1975, с. 111–113). Предполагают, что это цедилки или жаровни, а чаще всего курильницы. Некоторые сосуды имеют ручки – вертикальные с круглым отверстием (табл. XLIX, 12) и реже – в виде горизонтального выступа с вертикальным отверстием. Отдельные сосуды украшены орнаментом двух типов – резным елочным (табл. XLIX, 13, 14, 17) и рельефным, в виде налепной полосы с защипами (табл. XLIX, 9). Последний тип орнамента на закавказской керамике совершенно не представлен.
В Гинчинском комплексе присутствует небольшая группа керамики, резко выделяющаяся из общей массы высоким качеством обжига, звонкостью черепка, чистотой теста, почти лишенного примесей. Она преимущественно красного и красно-коричневого цветов, залощена иногда до блеска и с двух сторон. О формах ее судить трудно. Большая часть обломков принадлежит миниатюрным тонкостенным сосудам, видимо, с плоским, иногда слегка углубленным днищем, изредка с налепной ручкой, имеющей вертикальное отверстие (табл. XLIX, 6), но есть и фрагменты высокогорных сосудов с округлым туловом. Эта группа керамики справедливо рассматривается как импортная (Гаджиев М.Г., 1966, с. 59).
Значительный интерес представляет расписная керамика Гинчи. Найдено всего 12 черепков с росписью (табл. XLIX, 1–5, 7, 8, 10, 11). Шесть из них отличаются довольно высоким качеством выделки: они изготовлены из хорошо отмученной глины, почти лишенной примесей, имеют хороший ровный обжиг, желтовато-коричневый цвет, обе поверхности их залощены. Они принадлежат миниатюрным сосудам – мисочкам и горшочкам, расписанным обычно с двух сторон. Остальные черепки – от толстостенных сосудов грубой выделки, серого или розовато-коричневого цвета, с примесью песка в глиняном тесте. Роспись выполнена красно-коричневой краской в виде прямых полос, точек, округлых и овальных пятен, горизонтального ряда ломаных зигзагов и скрещивающихся линий, образующих сетку из треугольников и ромбов. Безусловно, черепки расписных сосудов высокого качества принадлежат группе импортной керамики, представленной в Гинчи и образцами нерасписной посуды, имеющей южное происхождение (Гаджиев М.Г., 1966, с. 59–60). Что же касается нескольких грубых толстостенных черепков с росписью, то они принадлежат сосудам, по технологическим и прочим признакам аналогичным массовой керамике поселения, но в подражание привозным образцам, расписанным на месте. Таким образом, в Гинчи наблюдается то же самое явление, что и на некоторых раннеземледельческих памятниках Закавказья.
К сожалению, расписная керамика Гинчи весьма малочисленна и представлена довольно мелкими обломками, что затрудняет ее сопоставление с соответствующими южными комплексами, как закавказскими, так и североиранскими. Она не похожа на расписную посуду Нахичеванского Кюльтепе I, поселений Мильской степи и Техута. По технологическим признакам и отдельным мотивам росписи ее можно сравнить с некоторыми образцами расписной керамики Аликемектепеси, с одной стороны, и Долматепе – с другой. Иными словами, нам представляется, что небольшое число обломков сосудов с росписью и отдельные образцы нерасписной керамики высокого качества с Гинчинского поселения связаны своим происхождением скорее всего с памятниками Южного Закавказья и Северо-Западного Ирана. Несомненно, что эта посуда попала в Дагестан из Закавказья, где близкая ей керамика, как показано выше, представлена на ряде памятников, датированных предварительно концом V – первой половиной IV тысячелетия до н. э. К тому же отрезку времени, видимо, следует отнести и нижний слой Гинчинского поселения.
Гинчи – не единственное раннеземледельческое поселение, известное в Дагестане. В настоящее время в равнинных и предгорных районах Дагестана выявлен ряд памятников с материалами (керамика), характерными для Гинчинского поселения и сопоставимыми с закавказскими, в том числе с отдельными образцами керамики поселений шулавери-шомутепинской группы. Очевидно, в Дагестане был самостоятельный очаг раннеземледельческой культуры, отличавшийся самобытными чертами, связанный с Закавказьем и сложившийся, вероятно, на местной, неолитической основе.
Мы лишены, по понятным причинам, возможности дать более полную характеристику культуры, представленной Гинчинским поселением и другими энеолитическими памятниками Дагестана, и определить степень ее самостоятельности. Но уже очевидно, что эта культура, как и культура раннеземледельческих памятников Закавказья, в какой-то степени связана с общим процессом становления и развития производящего хозяйства, охватившим в VII–IV тысячелетиях до н. э. значительные области Старого Света. Любопытно и вместе с тем довольно важно, что в эпоху энеолита, когда в Закавказье и на Северо-Восточном Кавказе развивалась уже ранняя земледельческо-скотоводческая культура, здесь довольно четко прослеживаются определенные южные влияния. Последние могут, вероятно, свидетельствовать о том, что развитие производящей экономики на Кавказе, в особенности в Закавказье, если и было в значительной степени самостоятельным, то протекало не изолированно и, видимо, не без определенного влияния с юга, прежде всего, из смежных областей Передней Азии.








