Текст книги "Мой ангел-вредитель (СИ)"
Автор книги: Екатерина Крылатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
– Со вчерашнего вечера. Когда мы с Сергей Санычем, замерзшие и голодные, ввалились с сумками в надежде на ужин, то обнаружили лишь преспокойно дрыхнувшую тебя. Повезло, что Светлана Борисовна была дома.
Погодин напоминал ходячую укоризну. Раскаяние изобразить еще успею, а сейчас нужно встать, умыться, одеться и... Нет, сначала умыться. События вчерашнего вечера всплывали в строгой очередности. Банальный рабочий день, потом корпоратив. Все вокруг пьют и смеются, я тоже пью и смеюсь. Какие-то тосты, пара танцев на уровне приличий. Потом я ухожу… ухожу… сворачиваю в ординаторскую и… Ой-ёй-ёй-ёй!
– Сашенька, миленький, если ты меня хоть капельку любишь…
– То что? – насторожился жених.
– Пристрели меня!
В комнату заглянула Анютка.
– Есть идите. Ну и вид у тебя, госпожа Бухаренко, – хихикнула сестрица.
Мне было не до смеха: вспомнилось всё до последнего слова. Отожгла ты, Вера Сергеевна, не по-детски отожгла! Билет в Америку, на Крайний Север, на Марс – куда угодно, лишь бы подальше!
– Ань, ты, случайно, не в курсе? – шепнул сестре Сашка.
– Я думала, это ты, – суфлерским шепотом ответила она.
– Тебе, Анна Батьковна, завещаю заначку на черный день, а тебе, друг мой Сашка, – «Справочник врача общей практики», – уныло поведала я. – Вот увидите, меня прикопают до конца этой недели.
Не давая никаких пояснений, прошлепала в ванную – топиться. Может, хоть это исправит Самую Большую Глупость моей жизни. Щедро плеснув в лицо холодной водой, уставилась на отекшую физиономию в зеркале. Запомни, пожалуйста, милая Вера: пить не только вредно, но и опасно, поэтому больше ни грамма, ни полграмма, ни миллиграмма! Зареклась, а толку-то? Слово ведь не воробей, поздно ловить.
Я выключила воду, присела на бак с грязным бельём и подперла голову рукой. Как выбираться из ловушки, в которую загнал зеленый змий, ума не приложу. Закрыв глаза, прислушалась к ощущениям. В голове катались бильярдные шары, а вот в душе поселилось странное теплое чувство, даже приятное, не будь мне так неловко… Дожили! Глубокий вдох, вы-ы-ыдох, повторили упражнение! Только не говорите… Я не могла влюбиться, слышите?! Тем более узнать такую чудную новость вчера.
– Это бред, поняла? – строго сказала я отражению. – Временное помрачение рассудка и ничего больше. Не выдумывай!
Разговор с самой собой – верный признак сумасшествия. То ли еще будет!
– Ты там не утонула? – Сашка. Беспокоится за меня, переживает.
– Уже выхожу!
Взбитые в пену мысли потекли в другом направлении: надо ему рассказать. «Представляешь, милый, я тут вчера в любви призналась. Как кому? Своему начальнику, который терпеть меня не может, троллит по любому поводу и всерьез убежден в моей никчемности. Нет, что ты, всё отлично: все живы, все здоровы. Только будь добр, купи мне билет до Америки в один конец, а паспорт сама как-нибудь сменю…». Если решусь рассказать ему это, придется поведать и об остальном, иначе какое может быть доверие?.. Ох, не о том думаю, надо решать проблемы по мере их поступления.
Кого я пытаюсь обмануть? Не вчера и даже не позавчера новость выплыла. Трудно сказать, когда именно. Я бежала от пагубных дум, как крыса с тонущего корабля, с головой окуналась в работу, рисовала и не сразу распознала симптомы. Разум во весь голос кричал о моей глупости, аморальности, инфантильности, а сердце мурлыкало одному ему известный мотив. М-да, какая тут Америка? Антарктида, однозначно: охлажу неуемные фантазии.
Вариант спустить дело на тормозах отпадал сам собой. Я не сумею притворяться, что ничего не произошло, а уж Воропаев и подавно, не тот человек. Объясниться всё равно придется, только поймет ли он? После всего что произошло …Всё, что было – не больше, чем череда случайностей…
Мысли по местам теоретически расставлены, остается лишь признаться самой себе: не раскаиваюсь и не жалею. Стечение обстоятельств позволило осознать то, о чем на трезвую голову побоялась бы заикнуться: я влюбилась, глупо, безнадежно и так не вовремя. Насмешка судьбы! Устаканившаяся личная жизнь медленно, но верно летела к чертям.
Интересно, многие принимают с похмелья судьбоносные решения, или это одна я такая неправильная? Не ошибся всё-таки Артемий Петрович, до «взрослого адекватного человека» мне как до Луны трусцой: хотелось бы, но пока не осуществимо.
***
Новый год – всего лишь дата, случайно выбранная людьми из череды других в качестве повода собраться вместе и напиться. Хохмы про мистическое 1 января придуманы не на пустом месте. Назвать это праздником язык не повернется. Что есть праздник? Нечто хорошее, радостное, выделяющееся из массы серых будней, читай: отдых от повседневности. «Главная функция праздника – социокультурная интеграция той или иной общности людей», иначе – объединение. Мы же частенько воспринимаем Новый год как досадную обязанность, требующий соблюдения ритуал, цепочку поверий вроде: «не утопишь гостей в оливье – счастья тебе не будет». Я, конечно, утрирую. Не все такие, только некоторые.
К обычаям и традициям отношусь и буду относиться с уважением, но байки о «новой жизни» переваривать отказываюсь. Верить, что, проснувшись следующим утром, ты оставишь все беды и несчастья в прошлом – не наивность даже, диагноз. Дереализация отдыхает.
Верю-то я во многое, в первую очередь в то, что видел или могу сделать сам. Но никакая магия не избавит нас от проблем, как не крути. Это уже утопия.
Он взглянул на исписанный карандашом лист, усмехнулся невесело и обратил бумагу в пыль. Дневников он не вел, не испытывая особой тяги к сочинительству, и потому предпочитал уничтожать случайные улики. Лучшим местом для хранения мыслей является голова, бумага в большинстве случаев – товарищ сомнительного свойства.
Пригревшийся у батареи Профессор зевнул во всю клыкастую пасть.
– Скоро полночь. Не пора ли к столу? – спросил кот.
– Иди. Я еще посижу.
– Хандрите вы опять, надо с Дедом посоветоваться, – протянул Бубликов, мазнув лапой по острому уху. – Он вроде обещал заглянуть.
– Придет, куда денется, – пожал плечами маг. – Зря, что ли, Никанорыч своё «произведение» ваял?
– Вы знали?! – удивился Бубликов.
– Догадывался. А насчет хандры ты ошибаешься, любезный Осип Тарасович. Я не хандрю, я ностальгирую о днях былых.
– Только вы, не сочтите за грубость, способны вспоминать о минувшем за четверть часа до нового года, – вздохнул кот. – Радоваться надо.
– Радости у нас выше крыши, хоть вагонами грузи. Знать бы еще, что со свалившимся счастьем делать.
Бубликов, дипломированный философ, в тот поздний час был расслаблен и настроен миролюбиво.
– Делать нужно то, для чего рождена всякая тварь – жить, – мурчал он. – Не усложняйте ситуацию. Вопрос: «Что делать?» наиболее любим вами, но однозначного ответа на него не отыскать и за всю жизнь.
– Спасибо на добром слове, – хмыкнул хозяин. – Слушай, в голову вдруг пришло: ты ведь можешь попросить Деда вернуть тебе человеческий вид. Не пробовал?
– А смысл? – отмахнулся Профессор. – Привык я к вам, к дому вашему, да и к шкуре своей черной привык. И потом, куда идти? Жил я одиноко, семьей не обзавелся, ни родственников, ни друзей не имел. А вы, часом, не гнать меня собрались? – вдруг испугался он.
– Нет, конечно. Не обращай внимания, это так, игры разума, – признался маг.
– Странные игры у вашего разума, – кот вспрыгнул на стол и уставился на часы. – Без девяти минут. Запаздывают.
– Ты ведь знаешь их, бывают в двадцати местах одновременно, иначе не успевают. Издержки производства.
Звонок в прихожей тренькнул в ритме «Маленькой ёлочки». Так мелодично заявлял о себе лишь один человек… персонаж. Новый год заранее вступал в законные права.
***
Мы напоминали примерное семейство из мультфильма, собравшееся за новогодним столом в ожидании чуда. Папа покуривал трубочку и улыбался в усы, мама пыталась покрасивей расставить кулинарные шедевры, Анюта украдкой таскала бутерброды с икрой. Наполеон умильно глядел из-под стола, пришлось поделиться колбасной нарезкой: праздник как– никак. Занимавшая законное место бутылка шампанского вызывала у меня нехорошие ассоциации. «Пить или не пить?» – вот в чем вопрос.
– Мамань, садись, щас к нам обращаться будут, – сказала сестренка, отложив бутерброд.
Экран телевизора мигнул, явив зрителям Красную площадь, и в следующую минуту президент Российской Федерации начал свою проникновенную речь. Я слушала об успехах и переменах, о возрождении и укреплении экономики, будущем и надеждах, о здоровье и благополучии, но была очень далеко от всего этого. Универсальное новогоднее желание давно припасено: я хочу счастья для себя, друзей и близких. По-моему, в понятие «счастье» по умолчанию включено и здоровье, и успех, и любовь – всё то, что люди обычно желают друг другу в праздники.
Бьют куранты. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, пусть всё будет так, как должно быть! И счастье, чуть про него не забыла…
– Чтобы всё у нас было хорошо, – шепнул мне Погодин.
– Дамы, с Наступившим вас! Александр, – папа чокнулся с каждым по очереди.
– С Новым годом!
На улице взрывались петарды, трещали и щелкали салюты. Город кричал, свистел, ревел, провожая уходящий год и встречая новый доступными ему способами. Анька обычно закупалась салютами, дабы в минуты всеобщего крышеходства внести свой посильный вклад, но сегодня она осталась с нами, снисходительно пояснив:
– Я девушка взрослая, пусть малышня бабахает.
Сделали вид, что забыли, как в прошлый раз кое-кому едва не выбили глаз петардой (Леша Козликов постарался, соседский бандит). Взрослость надо уважать.
– С Новым годом, любимая.
– С Новым годом…
Мы спрятались на кухне и, отдернув занавеску, смотрели на росчерки салютов в ночном небе. Взмывающие вверх ракеты разлетались золотыми, алыми, бирюзовыми брызгами, искрами, звездами. Буйство красок радовало взор долю мгновения и гасло, чтобы зажечься вновь. Сашка обнял меня за плечи.
– Вер, нам надо поговорить, – тихо, но твердо произнес он.
– Сейчас? Может, лучше подождем до завтра… ой, уже сегодня?
– Нет, лисенок, лучше не ждать. Давай оставим все недомолвки в ушедшем году, пока он еще не совсем ушел, – рассмеялся Погодин.
Хорошо знаю эту улыбку, да и «лисенком» меня называют в исключительных случаях: если набедокурила или умолчала о чем-нибудь важном. Неужели догадался?
– Саш, я…
В дверь постучали, громко так, уверенно, заглушая взрывы за окном.
– Я открою! – крикнула Анька.
Щелкнул замок.
– Ой, – необычайно робко пискнула сестрица. – А вы к нам?
– Квартирой ошиблись, – предположил мой жених, – бывает…
– ВЕРКА, САШКА, ШУРУЙТЕ СЮДА! – сестра буквально захлебывалась восторгом. – К НАМ ДЕД МОРОЗ ПРИШЕЛ, НАСТОЯЩИЙ!!! Со Снегурочкой, – восторженный вздох.
Впервые слышала у Анютки подобные интонации: бесконтрольного, детсадовского счастья.
– Ты что-нибудь понимаешь?
– Н-нет…
В коридоре обнаружился высокий седовласый мужчина в красной шубе, с мешком и белой как снег бородой. Ладонь в алой рукавице сжимала самый настоящий посох! Не ту обмотанную фольгой палку а-ля «утренник в младшей группе», а увенчанную стилизованным месяцем трость неизвестного материала с серебристо-белым отливом. Раритет, не иначе.
К Деду Морозу жалась светловолосая девчушка чуть постарше Аньки, в белой шубке и шитой серебром шапочке. При виде нас она застенчиво улыбнулась.
– Принимайте гостей, хозяева! – сказал Мороз строгим, но добрым голосом. – Припозднились мы, но лучше поздно, чем никогда.
Мамины брови поползли на лоб.
– Это что, акция какая-то? «Бесплатный Дед Мороз»? – ляпнула она.
Гости не на шутку обиделись.
– Почему сразу «акция»? – тяжко вздохнул дедушка. – Нужно было прийти, вот и пришли. Подарки отдадим, и до свидания. Эх, недоверчивый народ пошел…
– Проходите, пожалуйста, – мне стало неловко. – Дорогими гостями будете.
– Спасибо, красна девица.
Сняв валенки (белоснежные, без единого пятнышка), новогодние родственники прошли в гостиную. Покрытая изморосью борода деда казалась донельзя настоящей. Хорошо подготовились, и школьники бы поверили. Вон Анька до сих пор смотрит оловянными глазами, в зрачках – радость пятилетнего ребенка. Это у Аньки-то!
В ответ на предложенные отцом «Березку» и шампанское Мороз категорично заявил:
– Благодарю, на сегодня мне хватит. Чем только не поили: вином французским, настойками вишневыми, самогоном домашним. Не хочу по дороге домой в сугроб свалиться. А Гурочке вообще пить нельзя, растает.
Спиртным от него совсем не пахло. Девочка прыснула в ладошку.
– И не говори, дедушка, знатный нынче был самогон! Еле выпроводили тебя, так буянил
– Постыдилась бы, егоза! Посмотрю я на тебя в моем возрасте…
Во время их беззлобной пикировки скепсис родителей дал течь. Мама с подозрением относится к любому малознакомому человеку, но сказочные гости обладали просто феноменальной способностью вызывать симпатию.
– Смотри, Вер, как бы не уволокли чего, – одними губами шепнул Погодин. – Аферисты всегда добренькие, а потом ищи-свищи.
Дед Мороз смерил нас внимательным взглядом, хотя слышать последних Сашкиных слов определенно не мог.
– Отогрелись мы у вас, захлопотались, а поздравить не поздравили. Подай-ка мне, внученька, мешок с подарками… Вы ведь хорошо вели себя в прошлом году, э? – старик погладил густую бороду, морщинки у светлых глаз обозначились четче. – Сережа Соболев, кто такой?
– Я, – смущенно сказал папа.
– Последнее письмо датировано тысяча девятьсот семидесятым годом, – он сунул руку в карман шубы и достал пожелтевший клочок бумаги, на котором прыгали выцветшие буквы, – «Здравствуй, дорогой Дедушка Мороз! Пишет тебе ученик четвертого «А» класса Сергей Соболев. Как твои дела, дедушка? Здоров ли ты? Надеюсь, что у тебя всё хорошо. Дедушка Мороз, в этом году я вел себя хорошо: помогал маме, учился на четверки, почти не дрался (Мишка Киреев сам виноват). Ты можешь подарить мне еще один пионерский галстук, а лучше два? Только чтоб они были волшебные и не терялись, а то я постоянно забываю, куда положил свой галстук, и мама огорчается. С Новым Годом, дедушка, с новым счастьем! С. Соболев, двадцатое декабря 1970 г.»
– Откуда у вас это письмо? – испуганно спросил папа. – Именно в семидесятом я не отправил его, перестав верить в Деда Мороза…
– А почему?
– Ну-у, – смутился достойный родитель, – мать объяснила, что пионеру вроде бы не полагается. Я ревел, но отправить письмо так и не решился.
– Вот, Сергей Александрович, держите ваши галстуки. Обещаю, не потеряются.
Папа дрожащими пальцами развернул протянутый сверток. Два красных галстука, совсем как в советских фильмах про пионеров.
– Чудеса! – крякнул отец, смахнув скупую мужскую слезу. Галстуки он бережно завернул в бумагу, чтобы после спрятать в ящике стола.
– Света Зимоненко, есть такая?
– Есть, – добродушно усмехнулась мама. – Признаюсь, что письма писала, но не отослала ни одного.
Мороз развернул другой клочок бумаги, гораздо менее выцветший и более аккуратный.
– Дату не назову – не подписали, а сам, честно говоря, и не припомню… Кхе-кхе. «Дорогой Дедушка Мороз. Я снова пишу тебе письмо, но не отправлю его, потому что я уже взрослая. Мои подруги говорят, что никакого Деда Мороза нет, в тебя верит только малышня сопливая, а я не хочу быть малышней! Дедушка Мороз, я знаю, что ты не придешь, но мне бы очень хотелось иметь толстую-претолстую книжку с картинками, как у Тони Ивановой. Дедушка, ты ведь волшебник, подскажи, где можно купить такую книжку? Обещаю, что буду хорошо-хорошо себя вести. Поздравляю тебя с праздником! Не болей, дети тебя очень ждут. Света Зимоненко, одиннадцать лет» – дед ласково глянул на маму и достал из мешка подарок. – Вот твоя книжка, Света. Проверь-ка, не ошибся ли я?
– «Волшебные сказки», – она не верила своим глазам. – Те самые…Но как? Откуда?
Старик проигнорировал расспросы, шаря в кармане шубы. Он вынимал то одну, то другую бумагу, но нужной не находил.
– Непорядок, Александр Викторович, – притворно вздохнул он, – нет вашего письма. Неужто выронил по дороге?
– Так откуда же ему взяться? – растягивая слова, сказал Сашка. – В сказки я никогда не верил, а в Деда Мороза – тем более. Интересно, как вы выкрутитесь? Не по сценарию дело пошло, вот незадача!
Неподдельное презрение, я бы даже сказала отвращение, заставило всех присутствующих вскинуть головы. Не выпускавшая из рук книжку мама взглянула на Погодина как на врага народа. Зачем он так? Люди стараются…
– Выкручиваться, милостивый государь, я не буду. Нет для вас подарочка, и точка, – в светлых глазах Деда плясали льдинки, однако голос оставался доброжелательным. – Аннушка, голубушка, – сестренка замерла, не дыша, – твоего письма у нас собой нет, но желание мы исполним…
Взвизгнули сразу обе, Снегурочка – от страха, Анютка – от восторга: на широкой ладони чародея сидели две крысы, белая и черная. Совсем махонькие, крысята.
– Какая прелесть!!!
Судя по маминым поджатым губам, прелесть – понятие растяжимое.
– Но, дедушка, у нас кот, – поникла Аня. – Слопает ведь.
– Не съест. Эти сорванцы постоять за себя сумеют… Ох, черти! Держи!
Крысы рванули в разные стороны, только мелькнули хвосты и лапки. Торжествующий мяв кота, притаившегося было под диваном, заглушили сестрицыны вопли:
– Фу, гад такой, нельзя! Сашка, не стой, вон белый к тебе бежит! – она почти ревела.
Погодин удерживал рычащего, сопящего, рвущегося на волю Бонапарта, который успел пройтись по руке когтями. Кот клокотал закипающим чайником, выл, но вывернуться не смог. Родители вдвоем сдвигали древнюю тумбу, куда секунду назад забились «подарки». Анька пыталась помочь, но больше мешала, а Снегурочка взобралась с ногами на диван и сидела тихо-тихо. Порядочным девушкам полагается бояться мышей, будь они хоть трижды сказочными героинями.
– Красна девица, есть разговор важный – Дед Мороз. – Не для чужих ушей разговор.
Пожав плечами, вышла с ним в коридор. Никто нас не хватился, слишком заняты были. Гость поманил меня в кухню и беззвучно закрыл двери.
– Прости уж за канитель, – покаялся он, хитро улыбаясь. – Больно резвые мышки попались, не удержал.
– Вам нужно было всех отвлечь, – догадалась я. – Но зачем?
– Умница. Чтобы подарок отдать да разъяснить без посторонних.
Он протянул мне маленькую бархатную коробочку, в каких обычно дарят украшения.
– Открывай, не бойся!
Внутри оказалась серебряная подвеска: снежинка изумительной красоты. В центре кулона мерцал драгоценный камень, такие же, только меньше – по краям.
– Простите, но я не возьму, – она наверняка кучу денег стоит. Кто это у нас дорогими подарками разбрасывается? – Вышло недоразумение.
– Никакого недоразумения, – заупрямился Мороз, пряча руки в карманы. – У меня ошибок не бывает. А если скажу, кто передать велел, возьмешь?
– Нет, не возьму. Лучше скажите, кто вы такой.
– Не признала до сих пор? – подмигнул он мне. – Мороз Иванович, можно просто Дедушка Мороз. Тружусь главным зимним магом уже… э-э-эм…довольно долгое время, да примерно столько же до этого людям вредил. Раскаялся, как видишь, теперь лишь добро творю.
Похоже, дед настолько вжился в роль, что не вспомнит свое настоящее имя. Паспорт, что ли, спросить?
– Не веришь, – понимающе кивнул артист. – Очи ясные тебя выдают. Уговаривать не буду, но снежинку назад не возьму.
– Послушайте, Мороз Иванович, – взмолилась я, – это очень дорогая вещь, а вы даже не сказали, кто ее прислал…
– Не дорогая, – перебили меня, – а практически бесценная. Ты держишь в руках седьмую снежинку второго тысячелетия.
– ???
– Ну, смотри. Первого января две тысячи первого года снег шел? – требовательно спросил Дед.
– Не помню. Наверное, шел.
– Эта снежинка упала на землю седьмой, Кузнецы Ледяного Ветра вместе с Мастерами Чудесных Вещиц огранили ее и превратили в кулон, понимаешь?
– Нет, не понимаю, – честно призналась я. – Как можно огранить снежинку? – хотя гораздо уместнее здесь бы звучал вопрос о Мастерах.
– Сложно это, не буду тебе весь процесс описывать, – заюлил дедушка. – Если о свойствах вкратце, сей талисман исполняет желания.
И как прикажете реагировать? Когда перед тобой стоит пожилой, вполне вменяемый человек и с убежденным видом порет горячку – это нелепо. Прибавьте еще костюм Деда Мороза, до смешного натуральную бороду и чудо ювелирного искусства в вашей ладони, и вы меня поймете.
– Тебе придется поверить, девочка. Обычно я сам решаю, кому и что подарить, но с тобой случай особый: снежинка выбрала тебя, и никуда от этого не деться, – Мороз Иванович спокойно смотрел мне в глаза.
– Почему? Поймите, я обычный человек, всякие потусторонние миссии, артефакты и прочее не для меня, – голос бодрый, уверенный, но убежденности я не чувствовала. – Предположим, что всё это правда. Снежинка волшебная, бесценная и каким-то мистическим образом «выбрала» меня. Для чего? Какое желание я должна загадать?
– Заветное. Но не во зло, ни в коем случае не во зло, – дед говорил быстро, проглатывая окончания слов, будто боялся не успеть. – Амулет по сути своей нейтрален, служить может и Белым, и Черным, Живым и Мертвым, добрым и злым. Он способен изменить Прошлое, властен над Настоящим, лишь одно ему не ведомо – Будущее. Отнять Снежинку нельзя, но можно принудить владельца, угрозами ли, шантажом – не важно. Главное, что слово твое весомым будет.
Подвеска тускло сияла на моей ладони, становясь то теплой, то прохладной.
– Способен изменить прошлое, – задумчиво повторила я. – А как же пресловутый эффект Бабочки? Весь мир из-за меня прахом пойти может, жутковато как-то.
– На этот случай предусмотрено вот что: кара за направленное во зло желание падет на тебя на том же самом месте, – потер нос дедушка. – Если же некто принудит, и загадаешь ты непотребное, то он и насморка не подхватит, а тебе платить за всё.
Совсем хорошо. Может, отказаться по-быстрому? Садистов в жизни хватает.
– Будем считать, что я вам поверила. Но всё-таки, кто меня так осчастливил?
– Одной судьбе ведомо, – пожал плечами гость, – я выступаю в роли посредника, не более того.
– То есть вы действительно Дед Мороз? Живой, в смысле, настоящий? И Снегурочка тоже?
– Настоящий. Доказать смогу, когда уходить будем. А что Снегурочка? Внучка единственная, любимая, ребенок совсем, хоть и давно живет на свете. Сказки-то не на пустом месте создаются.
– Правда, что вы приходите только к хорошим детям?
– Дети, свет мой Вера, не делятся на плохих и хороших. Каждый ребенок достоин своего подарка. Я прихожу ко всем, но войду лишь туда, где готовы меня принять. С кем водятся волшебники? С тем, кто в них верит, иначе никак. Вера в чудо не зависит от возраста, положения в обществе или еще чего-нибудь; она или есть, или нет, – Снежинка мерцала в такт его словам. – Твоя сестренка, например, верит. И в чудеса, и в домового, и в Деда Мороза, только никогда в этом не признается. С тобой сложнее: без прямых доказательств да без логического обоснования шагу не ступишь. Есть у меня один знакомый товарищ, из того же теста…
– По-моему, это вполне нормально, – буркнула я. – В омут с головой одни психи бросаются.
– В век технического прогресса проще признать существование машины времени, чем банального лешего, – сухо кивнул дед. – Но, тем не менее, над машиной до сих пор бьются, а лешаков в любом лесу полно. Эх, даже дети перестают верить в сказку, и с каждым годом мой список сокращается на сотни фамилий. Скоро за три часа смогу обходить, друзей да знакомых. Хоть запрись у себя в избушке на заслуженном покое!
Стоять в родительской кухне и беседовать с настоящим Дедом Морозом вдруг показалось вполне обычным делом. Поверила я безоговорочно: невозможно так играть, как не изворачивайся. Еще письма эти…
– Что-то долго они мышей ловят. Вы, случайно, время не замедлили?
– Самую малость.
Гость вдруг завозился, покрутил головой, подошел к окну.
– Заждались, белогривые. Утро чуют, на волю хотят. Хочешь взглянуть?
Он сделал быстрое движение ладонью, будто срывал невидимый занавес. Я моргнула, и за окном материализовались сани, запряженные тройкой лошадей. Белые как снег кони были прекрасно видны с высоты нашего этажа, я различила богатую упряжь и алмазные копыта, отбрасывающие на снег радужные блики. Мимо волшебного экипажа сновали люди; кто-то ухитрился пройти сани насквозь и не заметить этого.
– Разве никто их не видит?
– Только мы с тобой. Маг посильнее различил бы, а так никто… Девица-красавица, – лукавые морщинки у глаз Мороза проступили особенно явно, – не найдется ли у вас в закромах морковки? Мой лимит чудес на сегодня исчерпан, а белогривым еще скакать и скакать.
– Есть морковка, – я открыла холодильник и зашуршала кульками. – Вам сколько?
– Сколько не жалко. Аппетит у нас на шестерых.
В итоге я отдала ему весь кулек. Дед поклонился, пожал руку и сказал на прощание:
– Снежинку носи, не снимая, от бед тебя убережет и верный путь укажет. Одно запомни, девочка: ничего не бойся, никто не заставит тебя зло творить, коли сама того не захочешь. Встреча у нас с тобой, кажись, не последняя, свидимся еще. Сестру не обижай!
Он тепло улыбнулся мне, ударил об пол ледяным посохом… и пропал. Растаял в воздухе, без грома, искр, дыма и прочей атрибутики исчезновений. Осторожно выглянула в коридор: Снегурочка кивнула мне и, подхватив опустевший мешок, исчезла.
– Верка, ты где была? – удивилась Анюта. – Смотри, каких крысок мне дядя Семён припер! – она крепко держала за хвосты пищащие «подарки».
Дядя Семён, наш сосед сверху, был известным на весь двор пропойцей и дебоширом. Своеобразное у Мороза чувство юмора, прямо как у моих знакомых интернов.
– Белого в твою честь назову, – мечтательно пропела сестрица. – Вы с ним похожи, одна и та же морда!
На лицах домочадцев – ни следа удивления. Сказочный визит стерся из их памяти начисто, чего не скажешь о моей. Есть о чем подумать, и большая часть догадок – из ряда вон.
Новогоднее возбуждение постепенно сходило на «нет». Анька вместе с крысами спряталась в своей комнате, чтобы обустроить новых любимцев. Завтра-послезавтра понадобится клетка: зверьки, судя по всему, из семейства особо непоседливых.
Сашка как-то странно глядел в мою сторону, но, не сказав не слова, вышел на балкон. Я решила помочь матери убрать со стола и заодно систематизировать факты. Итак, что мы имеем? Соболева В.С., двадцати четырех лет и семи месяцев от роду, получила в подарок неизвестно от кого и неизвестно за каким надом артефакт сомнительного свойства – это раз. Она понятия не имеет, верить странному деду или не верить – это два. И, наконец, шестое чувство подсказывает, что странности и необъяснимости еще не закончились. Одна фраза «Встреча у нас с тобой не последняя» чего стоит! А ведь сегодня я не выпила ни капли!
Психологическая задачка: к вам в квартиру забирается эльф (гном/тролль/дракон – нужное подчеркнуть), объявляет вас наследной принцессой королевства Фигзнаетгде и зовет с собой, королевству вроде как помощь нужна. Пойдете? Отбросив мысли о маньяках, ворах, гипнотизерах, потому что эльф самый что ни на есть натуральный?
Цепочка с подвеской разогрелась в кармане, реагируя на ход мыслей. Машинально коснулась ее: чуть теплая, остывает. Что ж, принимаем как есть и по доброму примеру Скарлетт откладываем мысли на завтра.
– Мам, – решилась спросить я, – ты что на Новый год загадывала, лет в десять-одиннадцать?
– Ох, так сразу и не вспомнишь, – отмахнулась она, – наверняка ерунду какую-нибудь. А почему ты спрашиваешь?
– Просто интересно. Письма Деду Морозу писала?
– Писала, конечно, но всякий раз складывала в ящик стола. Они копились-копились и в итоге выбрасывались. Зачем хлам складировать? Впрочем, – протянула мама, отлавливая салфетки, – одно или два я тогда сохранила, на память.
– И где они сейчас?
– Надо поискать. Ты не передашь мне салат? В холодильник уберу…
Спорю на зарплату, отцовский ответ окажется подобным. Понятно, что ничего не понятно! Мама помнит о письмах очень приблизительно, а Дедушка не счел за труд и отыскал одно. Волшебник!
Уже стихли залпы салютов, родственники улеглись досыпать, а я всё сидела на подоконнике своей комнаты и вертела в руках подарок. Кулон горел в темноте слабым, чуть расплывчатым светом. Чтобы сотворить такое чудо, нужно быть Мастером: хрупкая, изящная подвеска казалась настоящей снежинкой, застывшей в серебре. Заветное желание? Не знаю, есть ли оно у меня. Благополучие и определенность вряд ли подойдут для мистического амулета. Впрочем, сроки никто не обговаривал, придумаю что-нибудь.
Погодин вернулся около трех часов, хмуро пожелал спокойной ночи и долго возился, устраиваясь на раскладушке.
– Сань, ты что, обиделся?
– Нет, Вера, – тяжелый вздох. – Ложись спать, утром поговорим.
Звучит многообещающе. Чувствую, разговор нам предстоит нелегкий.
Улеглась я в чем была – домашнем свитере, трико и шерстяных носках. Стоило голове коснуться подушки, как щеку царапнул посторонний предмет. Включив светильник на тумбочке, с удивлением разглядела бумажный ком. Анька, что ли, резвилась? Основательно смято, от души. Разворачивая бумажку, едва поборола искушение зашвырнуть ее на шкаф, но любопытство победило. Хватило одного взгляда на разглаженные листки, чтобы понять: сестренка тут не при чем. Неразборчивый почерк, кошмар любого непосвященного человека; твердые, решительные буквы, огромный «хвост» у буквы з и крохотный у д – этот почерк я узнаю из тысячи.
Моя дорогая Вера!
Я знаю, что не должен называть тебя так, но ты никогда не увидишь этого письма, а, значит, некому уличить меня в фамильярности. Хотя было бы забавно начать этот бред укуренного с обращения “Глубокоуважаемая Вера Сергеевна”, тогда здесь присутствовала бы некая закономерность. Зачем пишу, для чего? Хотел бы я знать! Ничем абсурднее в жизни не занимался и сейчас чувствую себя ужасно глупо, но, наверное, всё же стоит однажды написать, чтобы после порвать и забыть. Бумага всё стерпит, заранее ей соболезную. Не мастак я сочинять такого рода послания, вернее, я вообще не мастак сочинять, так что будь готова к тому, что меня занесет не в ту степь. Нет, ты лучше просто будь готова, ко всему. Это в качестве вступления и “Минздрав предупреждает”.
Наш разговор в ординаторской. Каюсь, ни разу не усомнился в твоих словах, для человека под градусом ты слишком подробно цитировала Пушкина. Но сейчас наверняка протрезвела и винишь себя непонятно в чем. Не надо, я всё прекрасно понимаю. Сама атмосфера пьянки постфактум наталкивает на откровение. Я бы тоже выдал тебе всю подноготную, поддайся вдруг на уговоры братьев меньших и хлебни лишнего.
Твое признание – как снег на голову, странно и дико. Прямо в лоб. Открытие, верно? Почище, чем у Колумба с его Америкой. Ты и я, романтика, лютики-цветочки… (на этом месте чихнул, значит, правда). Как минимум странно, но ты рассудила иначе. Всё-таки женская логика – это дебри Амазонки. Нет, хуже, ведь из дебрей можно выбраться живым. Видишь, не получается думать об этом серьезно. Я смеюсь, следовательно, я существую.
