Текст книги "Мой ангел-вредитель (СИ)"
Автор книги: Екатерина Крылатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
– Дааа!
– Красава!
И плевать им, что люди спят. Честь державы важнее.
– Уходите? – сонно поинтересовалась старшая медсестра отделения.
– Ухожу, Авдотья Игоревна. Спокойной ночи.
– Дай Бог спокойной! Лазорева из семнадцатой опять бредила, у Борисенко из тридцать пятой жар, – вздохнула Дуняша. – Оксанка домой умчалась, а мне отдувайся!
– Дочка у нее температурит, Авдотья Игоревна.
– Да знаю я, знаю, – отмахнулась женщина, поправляя сползшие на кончик носа очки. – Давайте сюда ключи, а то опять с собой утащите! – велела она.
Он безропотно протянул ключи, попрощался и вошел в лифт. Уже на выходе в кармане ожил мобильник. «Мы вас вылечим, алкоголики – это наш профиль… ДАВАЙ НАЛИВАЙ! ПОГОВОРИМ!..» На экране мигал номер Печорина.
– Грушницкий, друг, мне без тебя не спится, – невнятным голосом поведал аппарат. – Приходи, будем спиваться вместе!
Он молча бросил трубку. Знакомые заплетающиеся интонации – уже готовенький, – заставили поторопиться. Опять нализался, скотина!
Обитель Печорина дышала алкогольными парами. Сам хозяин обретался на полу в обнимку с бутылкой, десяток пустых валялся по разным углам. Столешница и часть бумаг были живописно забрызганы томатным соком.
– О, Грушницкий! Явился-таки, собака! – пророкотал вампир. – Не отказываешься от своей клеветы, не просишь у меня прощения? Ик!
– Вставай! Ты пьян в доску.
– Значит, не просишь? – уточнил Печорин, икая. – Тогда дуэль! «Грушницкий долго целил в лоб, пуля оцарапала колено». Ик! Косой! И к-как я только с тобой общался? Мэри, где ты, Мэри?! Ик! Полюбуйся на своего героя!
Он неуклюже поднялся на ноги и, шатаясь, побрел к двери. Быстрая подсечка, и незадачливый дуэлянт кулем шлепнулся на пол.
– За что, Мэри?!
– Физраствор тратить не стану, так протрезвеешь. Смотри в глаза, алкашня ты бесстыжая!
С минуту Печорин послушно таращился на друга, не прекращая икать, но вскоре затих. Мутный взгляд стал более-менее осмысленным.
– Прочухался?
– Аг-га, – он стиснул пальцами виски. – Жестоко ты со мной…
– Так не впервые! Что на этот раз? – маг устало прислонился к стене. Сон как рукой сняло, только разбитость никуда не делась. – Кто нас...гадил в твою ранимую душу?
– Жизнь фигня, все мы в ней – пешки, – с улыбкой поведал Печорин. Алкогольный туман выветривался не сразу. – Не хочу быть пешкой! Даешь революцию! Эх, ты же всё прекрасно знаешь, зачем спрашиваешь?
Знает, еще как знает. К сожалению, периодические тотальные попойки в случае Печорина были единственным методом борьбы с вампирской жаждой. Однако всему есть предел!
– С каких это пор ты записался в мои мамы?
– С тех самых, когда ты чуть не обратил Антоныча. А если б я в тот день пораньше отпросился?
Печорин сконфузился. Вампирам не чужды угрызения совести.
– Да-а, опасная профессия, завхоз. У меня тогда крышу сорвало, Антоныч просто под руку попался. Клянусь, больше не повторится! Сегодня без происшествий? – с надеждой спросил он. – А то я что-то не очень сегодня помню...
– Печорин, не обижайся, но ты инфантильный козел-алкоголик без тормозов! Алкашня вампирская. Уже мозоль на языке: дома делай что хочешь, но здесь будь добр держать себя в руках!
– Я понял, мама, больше не буду. А козла я тебе всё-таки припомню, – пообещал вампир, соглашаясь с остальными эпитетами.
Они привели кабинет в подобие порядка: собрали бутылки и разбросанные инструменты, протерли стол и открыли окно, чтобы впустить свежий воздух. Душная ночь никак не желала забрать перегар, Печорину пришлось достать заныканный вентилятор.
– По домам?
– Пожалуй. Поздно уже.
– Не хочется? – понимающе ухмыльнулся вампир.
– Не хочется. Мать в Рязань уехала, Пашку с собой взяла.
– Ясно. Пользуетесь моментом?
– А то. Ругаемся два раза в день, утром и вечером. Встали – поругались, легли – поругались. Романтика! – грустно рассмеялся он. – На нас старухи во дворе косятся больше, чем на Филипповну. Книга рекордов дома тридцать три.
– Купи ей собаку. В смысле, Галке, а не Филипповне, – не преминул дать совет Печорин, – Негатив съедает только так. Или заведите второго, – брякнул он, не подумав, – одного Пашки ей явно маловато.
В ответ ему посоветовали заткнуться и пригрозили вышвырнуть из машины. Вампир не обиделся, дорожа целостностью костей. Оттоптал любимую мозоль – молчи и радуйся, что отделался так легко.
***
Древний лифт мелодично скрипел, жаловался на жизнь, но поднимался на пятый этаж. По лестнице в сто раз быстрее, однако он не искал легких путей, за что и получил от коллеги-ведьмы прозвище Армянский Комсомолец.
«Люська – дура!!! Выходи за меня!»
«Костя – … !!! Пошел ты … со своим замужем!!!»
«Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!!!»
«А ТЫ МЕНЯ БЕСИШЬ!!!!!!! ХОРОШ ПАЧКАТЬ КАБИНУ!»
С недавних пор он увлекся наскальным творчеством. Помимо русского непечатного надписи на заборах, стенах, в кабине лифта несли массу полезной информации и делились житейскими историями. Вот, например, мудрая Люся Сорокина с восьмого этажа не понаслышке знает, что соглашаться на предложение руки и сердца, сделанное таким дикарским образом – только душу травить. Дальше амурных посланий и пачканья кабины дело обычно не доходит.
Знакомая лестничная площадка с колючими ковриками и следами кошачьих когтей на соседской двери. Он повернул в замке ключ, стараясь производить как можно меньше шума, и вошел в квартиру.
Словно по волшебству, вспыхнул свет. Хотя почему «словно»?
– Явился, не запылился! Ты вообще в курсе, который час?!
Маг моргнул, отгоняя черно-желтые пятна. У зеркала, прислонившись бедром к комоду, стояла Галина в домашнем халате в крупную ромашку и сверлила мужа далеким от обожания взглядом.
– И тебе доброй ночи, любимая.
– Вот именно, ночи, – ядовито подтвердила Галина. – Сколько же платят за «ненормированный рабочий день», если ты возвращаешься в полпервого? Нормальные люди спят давно…
– Так в чем проблема? Ложись и спи. Или тебе тоже без меня «не спится»?
Он вымыл руки, отметив про себя, что в ванной барахлит смеситель, а лампочка ни сегодня-завтра перегорит. Бытовые банальности замечались стихийно, только на них и реагировал замыленный работой глаз. Завтра починит, сейчас сил нет. Было прекрасно слышно, как Галина грохочет посудой и в сердцах плюхает сковородку на плиту.
– Что стоим, кого ждем? Кофе в банке, вода в чайнике, наша семья живет по принципу «Угощайся!», – сердито буркнула ведьма, разбивая над сковородой три яйца и равномерно распределяя их по картошке.
– Help yourself, что ли? – уточнил блудный муж.
– Угум, вроде как «помоги себе сам». А еще говорят, что англичане вежливые.
Он взглянул на тефлоновую сковороду с длинной ручкой, будто только сейчас ее заметил.
– Погоди-ка, там же вроде макароны оставались…
Галина призналась, что на ужин действительно были макароны по-флотски. Были, да сплыли. День с самого утра не задался: на работе шеф психует, а вместе с шефом психует весь отдел. Поминая шефа добрым словом, ведьма в одиночку доела макароны по-флотски, а, волнуясь за мужа (где он там, бедный? с кем он там?) – еще и солидную часть жареной картошки.
– Не смотри так на меня, я не железная! – огрызнулась она.
– Да ешь, мне не жалко.
– Спасибо за одолжение! Тебе плевать, что я, как, зачем. Ты бездушная оглобля! Хренов альтруист! Тебе бинты и утки дороже собственной семьи! – вместо восклицательных знаков она резко встряхивала сковородку.
– Не глупи, Галка, у меня дороже вас с Пашко никого нет, – он отпил кофе, поставил кружку на столешницу. В голове пять розовых слоников танцевали собачий вальс. – Успокойся, пожалуйста.
– Не успокоюсь! – сковородка лязгнула о плиту. Галина вывалила ее содержимое в тарелку, нашла относительно чистую вилку. – Кушать подано, идите жрать, пожалуйста!
– Посидишь со мной?
От удивления она уронила вилку и поднимала по старинке, наклоняясь.
– К гостям, чтоб их… Ты серьезно?
– Нет, шучу. Садись.
Они молча сели за стол, и каждый занялся своим делом: он ковырял вилкой в тарелке, выбирая кусочки яичницы, она с подчеркнутым интересом рассматривала въевшееся в клеенку пятно. Первой не выдержала Галина:
– Как дела на работе?
– Как обычно, – он передернул плечами. – Дурдом.
– Аналогично. Кругом уроды моральные: Лопатина, например…
Он кивал, согласно мычал и поддакивал, давая жене выпустить пар. Фонтан красноречия иссяк еще во время разговора с Печориным. Зайчик-энерджайзер припрыгает завтра утром, деваться зайчику некуда.
– …Так и так, в общем, – Галина подперла голову рукой, запустив пальцы в медно-рыжие кудри. – Миром правят идиоты.
– Угу.
– Что «угу»? Я прозябаю в этой дыре и морально упрощаюсь, у меня нет цели в жизни!
– Так обзаведись, – он отложил вилку, уже жалея, что попросил жену остаться.
– Ну и какая, по-твоему, может быть цель у бабы сильно за тридцать, с ребенком на руках и котом-мутантом в придачу?
«Ребенку на руках» минуло шесть, а кот-мутант… тут да, не поспоришь. В мире не так-то много говорящих котов, а говорящих котов, защитивших диссертацию, и того меньше.
– Смени работу, запишись на курсы, – загибал пальцы маг, – найди себе фитнес-тренера, любовника или совмести приятное с полезным. Иди на борьбу, в конце концов, в жизни пригодится…
– Фитнес-тренера? – ужасным голосом переспросила она. Кофе в кружке покрылся ледяной корочкой. – По-твоему, я толстая?!
– Ты спросила о цели в жизни – я ответил. Напиши книгу, научись вязать, освой компьютер – вариантов масса. Цель в жизни складывается из целей сиюминутных, так хотя бы минутную себе найди.
– Ты биологический примитив, – зудела Галина. – От работы – к машине, от машины – к работе, а связующий звено – Печорин, хамское быдло, одни пьянки да шлюхи на уме. И как ты с такими дружками не запил?
– Завтра же начну, – пробормотал он, особо не вслушиваясь.
– …считаешь, что добился всего, что можно? Урвал квартиру, купил гроб на колесах, сына в садик отвел – управился? Тебе же ничего не надо! Ни-че-го! Не надо и не хочется…
– Хочется.
– И чего же тебе хочется?!
– Спать хочется, – признался маг.
– Ну, так иди! Спи!
– Спасибо за ужин.
Вместо того чтобы пойти спать, он ретировался на лоджию, закурил, прислушиваясь к квартирным звукам. Галина убрала со стола, бурча сквозь стиснутые зубы, погасила свет и улеглась в постель. Тогда он прокрался в гостиную, разложил диван и, не застилая, лег. Одинокая подушка пропахла кошатиной: Профессор вспомнил, что когда-то был человеком.
Часы мигали в темноте: 01-47... 01-52... 02-12...02-32... Цифры сменяли друг друга, а сон всё не шел. В соседней комнате ворочалась страдающая бессонницей жена. От ворот поворот длился вот уже пятый год, но его по-прежнему к ней тянуло. А тут еще это, как снег на голову! Вот именно, это... Черт возьми, накрыло так накрыло... За что его так, за какие прегрешения?! В мозгу вспыхнула навязчивая картинка, кровь ударила по уязвимым фронтам. Он вдохнул поглубже, повернулся на бок – стало только хуже. Черти конопатые! Тихая, какая-то скулящая ругань в подушку не принесла облегчения, а липкая испарина на лбу разъярила еще больше.
Он рывком сел, откинулся на крякнувшую диванную спинку. Подушка шлепнулась на пол. Вот же угораздило родиться таким... условным! Если это действительно оно, то где оно было восемь лет назад? Хотя понятно где, считать-то он умеет... Почему сейчас, когда всё и так хуже некуда?! Из горла вырвался то ли рык, то ли стон. Ёжики пушистые!..
Не зажигая свет, он прокрался в ванную и долго стоял под душем, бодая лбом зеленый крапчатый кафель. Немного полегчало. К чертям всё, завтра он никуда не пойдет. Надо пересидеть, переждать, залечь на дно. С ним ведь уже случалось подобное, раз в полгода нахлынет и через неделю-полторы отпустит. Теперь всё понятно. Не понятно только, что со всем этим делать...
– Уйди, – сонно сказала Галина. – Уйди. Ты же знаешь, что я не могу. И не хочу. Найди себе любовницу… или фитнес-тренершу, только чтобы мы с Пашкой не знали.
Злое «любовница» напомнило о несвоевременно влюбившейся Еве. Искать ей замену проблематично. Да и противно, честно говоря. «Всё неправильно, всё не вовремя» – споет через пару лет известная группа. И жена не виновата ни в чем, это он такой, неправильный...
Крылья сами принесли к знакомой многоэтажке. Здесь, на крыше, над пятнадцатью этажами и целым городом, он встретил рассвет. Не сказать, чтобы впервые – всякое бывало, а ближе к небу думается легко. Рожденный летать от ползанья тупеет.
Небо меняло цвета, становясь из мутно-синего то кокетливым розовым, то лимонно-оранжевым со светящейся полосой горизонта, то загадочно-полосатым, как старый матрас. Из темноты проступали смутные силуэты домов, рекламных щитов, линий электропередач – всего того, чем был щедро напичкан город, а растительность, которой так не хватало, сверху напоминала кустистый лишайник. В окнах верхних этажей отражалось изломанное золотистое солнце.
К реальности вернул голос рабочего в заляпанной синей спецовке. Рабочего звали дядя Гена, он души не чаял в лесных красавицах с длинными хвостами и кисточками на черных ушах, приходящих и уходящих вместе с зарплатой, поэтому ничему не удивлялся.
– Я од-д-дного понять не м-м-могу: ты дебил или ж-жулик? – промычал дядя Гена, чуть покачиваясь. На его плече сидела очередная рыжая красавица.
– Дебил, – ответил маг и спрыгнул с крыши.
Глава седьмая
Одинокий ворон желает познакомиться
– Мне казалось, вам не чужды сомнения.
– Они мне и не чужды. Какой мыслящий человек не знает сомнений?
К. Маккалоу.
Мое утро началось с громкого «вз-вз-взззз, вз-вз-взззз». Не пытаясь открыть глаза, нашарила в темноте источник шума. Совсем не модный кнопочный телефон ездил по тумбочке на виброзвонке и попался не сразу.
– Не говори мне, что всё еще спишь! – до неприличия бодрый Элькин голос вгрызался в мою сонную голову. – На пробежку шагом марш!
Кое-как оторвав мобильник от уха, прищурила правый глаз и взглянула на время: без трех минут шесть. На пробежку? В такую рань я способна только убивать!
– Может, не надо? – я плотнее закуталась в одеяло, родное, а, главное, теплое. Не отдам!
– Надо, Федя, надо! Жду во дворе через двадцать минут. Да, и куртку набрось: дождь идет.
Я нажала «отбой» и со стоном отчаяния рухнула лицом в подушку. Дружбу Сов с Жаворонками надо запретить, ибо чревато. До восьми я на автопилоте, а Элька уже в пять утра на ногах, бежать вон куда-то собралась. Так пусть бежит, я тут при чем? Наобещала ей сдуру, что составлю компанию, и забыла... Теперь вспомнила.
За окном стучал упомянутый дождь, в такт ему завывал ветер – погода испортилась удивительно быстро. Приготовленная с вечера олимпийка висела на стуле, раскинув рукава, как лебедь крылья, и напоминала о данном обещании. Пришлось в спешном порядке впихивать себя в спортивный костюм, чтобы бежать навстречу новому дню и Элькиной будущей стройности.
Кумачева нетерпеливо приплясывала у подъезда. С ее бирюзовой ветровки-скафандра сползали крупные капли. Капюшон откинут, намокшие пряди липнут к лицу, но глаза горят нездоровым энтузиазмом.
– Не прошло и полгода! – поздоровалась она в своей обычной манере. – Погнали?
Дождь холодными скользкими пальцами касался кожи, заставляя ёжиться. Я поправила капюшон, предчувствуя, что непременно расчихаюсь к вечеру. Элька же гордо тряхнула рыжей гривой и подставила лицо мороси.
– Элка, ты заболеешь.
– Не парься, зараза к заразе не клеится… А-а-апчхи! Это не я, это микробы проверяют катапульты. Йу-хуу, погнали наши городских!
Хлюпать кроссовками по лужам – удовольствие на любителя. Я мерзла, ловила сползающий капюшон и мысленно плевалась, а Кумачева активно работала легкими да беззаботно щебетала при этом.
– Ты, Верка, у нас типичная трудоголка… трудоголичка… короче, трудоголик женского пола! Всё трудишься и трудишься, карьеру строишь, а для женщины главное что?
– Семья и дети?
– Красота и здоровье! – авторитетно заявила Элла. – Вот в твоем, например, учреждении мужчины вменяемые есть? – слово «мужчины» она выговаривала как «мушшыны».
Тот факт, что я практически замужем, не учитывался вовсе. По мнению Кумачевой, надеть обручальное кольцо – всё равно, что нацепить на палец чеку от гранаты: полюбовалась и ба-бах! Мужик может любить, страдать, но как женится – всё, ушла любовь, завяли помидоры. Любви в браке нет и быть не может, убеждена Элка, и вообще хорошее дело браком не назовут.
– Да я… никого… толком… не знаю, – бежали мы довольно долго, и мой непривыкший к спортивным нагрузкам организм бунтовал. Легкие, казалось, вот-вот выпрыгнут наружу и шлепнутся на асфальт. – Эл, давай постоим… хоть минутку?
– Ладно уж, – буркнула подруга, созерцая пытавшуюся отдышаться меня. – Неужели ни одного нет?
– Уф! Есть, конечно.
– Красивые?
– Не присматривалась, – тут я покривила душой.
– Умные?
– Не прислушивалась.
– Богатые? – танком напирала она.
– В кошельках не шарила.
– Ну и дура! В понедельник ведешь меня на экскурсию. Классифицировать будем!
Горбатого могила исправит, а Эльку – замужество, чем раньше, тем лучше. Засиделась девка в девках, скоро на людей начнет кидаться, а хороший муж быстро мозги на место вставит и правильные ценности определит. Красота и здоровье, конечно, тоже ценность, но, скорее, необходимое условие.
Мы потрусили дальше, распугивая мокрых голубей и кошек. Кошки почему-то были сухие. Ранние прохожие цеплялись в свои зонты, как утопающий в соломинку, но всё равно умудрялись оборачиваться и смотреть вслед. Юные спортсменки в этом районе редкость, а юные спортсменки в такую погоду – вымирающий вид, включающий двух бестолковых представительниц.
– Счастливая ты, Верка, – вдруг сказала Элла.
– Ты о чем?
– Посмотри на себя!
Я зацепила взглядом отражение в витрине. Сырые волосы – капюшон не помог, – схвачены в хвост, косметики ни грамма. Серость! Водостойкий макияж Кумачевой выглядел почти идеально, она будто сошла с обложки.
– И что, по-твоему, я должна там увидеть?
– То, что ты красива в любом виде, а я, хоть три слоя штукатурки наложи, жаба жабой останусь, – спокойно ответила подруга. – В чем секрет?
Призналась, что никакого секрета нет. Руки-ноги-голова на месте – и порядок.
– Да ну? – не поверила Эля. – Тогда ты не женщина, ты – межгалактический робот! Вся в себе сидишь, чем попало лицо мазюкаешь, людей пугаешь. Нельзя так!
– Не деньга, чтоб всем нравиться, – отрезала я, на бегу затягивая шнурок олимпийки. – Кому не нравится, пускай не смотрит.
Элька нагнала у остановки.
– Тпру! Ты чего, обиделась? С дубу рухнула, на меня дуться? Ну, да, глупость сказала, но я ж любя, – она развела руками. – Ну, Вер…
– Проехали, Эл.
– Точно?
– Честное пионерское.
Возвращались на маршрутке, замерзнув и вымокнув до нитки. Подруга бодрилась, а у самой зуб на зуб не попадал. Говоришь, не бывает холодных дождей в сентябре? Пожилой водитель, похожий на режиссера Михалкова, искоса глянул в нашу сторону и включил печку.
– Верк, а Верк, ты Сашку любишь? – вдруг спросила Эля.
– Люблю.
– Сильно любишь? – допытывалась она.
– А тебе зачем?
– Раз спрашиваю, значит, надо. Кстати, по зодиаку он кто?
– Стрелец.
– Плохо.
– Почему?
– Измены, ссоры, разочарования, – трагическим голосом поведали мне и подмигнули. – Тельцам больше с Рыбами везет. Или с Девами. Знакомые Девы есть?
– Элка, придушу! Какие Девы?! Я в астрологию не верю!
– Да шучу я, шучу, – она пихнула меня локтем, – про Деву так, наугад ляпнула. Не при чем тут гороскопы, просто вы с Сашкой… как это сказать?.. о, одноименные заряды!
– Отталкиваемся? – криво усмехнулась я.
– И ничего смешного! Тут плакать надо. Если вяжешь себя брачными узами, то вяжи не с кем попало! Он ведь приезжал в прошлом году, с дядь Сережей и теть Светой знакомиться? Помню вас вместе: ходют такие два чучундрика, тихие, правильные, улыбаются синхронно и друг за другом договаривают. Однояйцевые близнецы! Даже смеетесь одинаково, прикрыв рот ладошкой…
– Сама такая! Чем тебе Сашка не угодил?
– Всем угодил: и хороший он, и добрый, и порядочный… просто не твой.
Маршрутка притормозила у остановки, и разговор продолжился уже в подъезде.
– Глупости всё это. Мы любим друг друга.
– Так кто ж спорит? – развела руками Кумачева. – Любовь до гроба, костыли до старости. Только тебе нужен кто-то… побойчее. Кто-то способный на неожиданные, а, главное, оригинальные поступки. Думаешь, почему баскетболисты все как один женятся на толстушках, а художники в красных беретках – на Фрекен Боках с пылесосами? Потому что двум хозяйкам на одной кухне не ужиться, загрызут. Сашка – отличный парень, но больно уж вялый. Ни «бе», ни «ме», ни «кукареку», вечно будет ждать, что ты всё решишь, ты всё уладишь. Типичный «мужчина-сын», которому нужна, как говорят у нас на курсах, «женщина-мать». Она станет руководить, он – выполнять приказы, и в итоге родится очередная благополучная ячейка общества.
Я не видела Эллу такой серьезной класса, наверное, с восьмого, когда она плакалась мне, что жизнь кончена и по физике выходит «трояк».
– А ты у нас – типичная слабая женщина, – продолжала рассуждать Кумачева, – в том смысле, что скорее туфлю свою съешь, чем сделаешь первый шаг...
– Дай угадаю: я «женщина-дочь», и мне просто жизненно необходим свой собственный «мужчина-отец»?
С головой погрузившись в этику и психологию семейной жизни, она не распознала сарказма. С Элкой всегда так.
– Вот видишь, ты сама это осознаешь! Твой мужчина всё выгрызет и уладит сам, от тебя только и требуется, что быть рядом и поддерживать. Совьешь гнездо, наладишь быт, а он за это будет на руках носить и пылинки сдувать. Родишь ему троих детей...
– Идеальная жизнь, – пошутила я. – Теперь спать не смогу, буду искать своего идеального.
– Тебе всё хихоньки-хаханьки, а молодость уходит, – философски заметила подруга. Замуж ей надо, замуж, полцарства за любого «замуж».
– Эл, по-моему, ты передождилась. Заходи, чаю попьем.
– Не, я лучше домой. Спысы за пробежку.
Не привыкла, что «спасибо» теперь сплошь и рядом заменяют на это скользкое «спысы», как услышу, так передернет. Вот и сейчас передернуло.
– Ищи идеального, а то потом поздно будет, – приказала Элла на прощание. – Печенкой чую, он где-то рядом, но, зараза, хорошо прячется!
– Как найду – обязательно позвоню, – пообещала я, закрывая за собой дверь.
Сбросила грязные кроссовки, повесила куртку сушиться. Раритетные ходики в прихожей показывали семь утра, через час я должна быть в ординаторской. Прокравшись на кухню, включила чайник. «Электроприбор для нагревания воды и прочих гидро-бытовых нужд», – некстати вспомнилось мое первое дежурство. Есть не хотелось совершенно, не вдохновляла и ритуальная овсянка. Словно издеваясь, под столом смачно чавкал Наполеон Бонапарт. Вот у кого не бывает проблем с аппетитом! Мясо, рыба, пюре, гречка, геркулес – подчистую сметет и добавки попросит. «Наш дедуля совсем долбанутый», – вздыхала Анютка, пока кот терпеливо жевал нарезанную для эксперимента сырую морковь.
Взяла из вазочки твердокаменное печенье-галету, надкусила. Кумачевские тезисы сбили с толку. Завидую Скарлетт О’Хара. Эта упорная книжная дама легко выбрасывала из головы неприятности, а я думаю-думаю-думаю, сомневаюсь безо всякого толку, и проблема часто остается проблемой. Обижаться на Элку не стоило: неизвестно еще, кто для кого находка, болтун для шпиона или наоборот, но вся эта ее демагогия...
Мы с Сашкой понимаем друг друга даже не с полуслова – с полувзгляда. Он знает меня как облупленную, я знаю его, между нами нет и не будет недомолвок. Что еще требуется, страстная любовь? Ах, оставьте! Я вовсе не ханжа, но любовь в современном ее понимании – не больше чем инстинкт, временное широкомасштабное помешательство. Болезнь, которую человеку не вылечить, только терпеть, пока сама не пройдет. «Ромео, как жаль, что ты Ромео!» Все превозносят двух самоотверженных юных влюбленных, но разве они хорошо кончили? Не самый подходящий пример для подражания, да и не бывает так в жизни. Мыльные пузыри лопаются самое большее через полгода после венца, а вместо них проходят рутина и неоплаченные счета за свет. Ромео вечерами дрейфует от холодильника к телевизору, попивает пивцо и ловит момент, чтобы удрать на рыбалку. Вконец же затюканная постаревшая Джульетта доживает свой век у плиты, ставя на ноги орущих отпрысков, а потом и отпрысков их отпрысков. Фонтан страстей с предсказуемым финалом. Никто не говорит, что меня ждет нечто особенное, просто замуж выхожу морально готовой. Если заранее не ждать фонтана, то и плиту, и пивцо, и холодильник воспринимаешь спокойно. Так не лучше ли довольствоваться ровными и стабильными чувствами? Выбирать головой, а не какими угодно местами; любить той тихой, часто незаметной окружающим любовью, когда супруги – прежде всего друзья, близкие друг другу люди. Так живут мои родители, так хочу жить и я.
Стоит ли бросаться в омут и искать «идеального», если «тот самый» давно уже найден, а небо над головой относительно ясно и безоблачно?
***
Канареечно-желтая «тройка» свернула на перекрестке, лишая последнего шанса себя догнать. Я скрипнула зубами. Придется идти пешком и в конце пути краснеть за свое опоздание. Можно, конечно, пошиковать и вызвать такси (шутка ли – через полгорода пешком?), но горький опыт напомнил, что всегда быстрее выбраться на своих двоих, чем дождаться заказанной машины.
Твердя, как заклинание, что хуже быть не может, я прибывала шагу. Накрапывающий еле-еле дождь перешел в ливень, а мой зонтик отправился в школу вместе с Анькой. Что ж, проверим теорию насчет «заразы к заразе».
Апофеозом доброго утра стали новые туфли. Понадеялась на маршрутку, думала, похожу немного и сниму, а в ординаторской всегда наготове пакет с балетками. Индюк тоже думал, и где он теперь? Если первые четверть часа были терпимыми, то уже у супермаркета пришлось остановиться: в мою удобную, но не разношенную толком обувку точно битого стекла напихали. Правильно, к любым туфлям привыкают медленно и со вкусом, дефилируя по квартире и задирая ноги перед зеркалом, а не мчатся куда-то по сырости до ломоты в икрах. Окажись у меня сейчас лишнее царство, я бы, не торгуясь, отдала половину за возможность доехать до работы, а вторые полцарства – за возможность доехать вовремя.
Ливень стих так же быстро, как и начался, но было уже все равно. Словно сомнамбула, я двигалась к намеченной цели. Тихонько подвывала, стискивала зубы и шла дальше. Только раз позволила себе отдохнуть и присела (читай: упала) на влажную после дождя скамейку. Каплей больше, каплей меньше – особой разницы нет, и так вся мокрая... курица. Подперев ладонью щеку, бездумно смотрела на плывущий по луже кленовый лист. Спешить теперь некуда, хотя бы дух переведу.
От бестолкового созерцания оторвало хриплое карканье. На ветке клена сидел большой ворон. Поймав мой взгляд, птица прыгнула на соседнюю ветку и каркнула снова.
– И тебе привет, птичка, – пробормотала я, убедившись, что поблизости никого нет.
Ворон склонил голову набок. Он никуда не торопился.
– Карррр!
Не знаю, от чего, но мне вдруг стало неловко. Потянуло сказать что-нибудь уместное... или просто что-нибудь сказать.
– А я тут… сижу, – глупее не придумаешь, но почему бы не поболтать с умным вороном?
Птиц качнулся на своей ветке и спустился ниже. Моргнул блестящим черным глазом. Либо у меня галлюники, либо очередной его отзыв и впрямь был нелестным. Ишь ты, поборник тунеядства!
– А вот ругаться не надо! Я ноги натерла, ясно?
– Кррра! – ехидно откликнулся ворон. Похоже, дурой обозвал, если не хлеще.
– Сам такой! – обиделась я.
– Кыррр! Кра!
– Я сказала, сам такой. Прихехешник!
– Карр?
– Английский, – пояснила я, морщась. – В Тауэре вас любят, особенно таких наглых как ты. Кормят бесплатно, холят и лелеют, лишь бы к врагам не улетели, так что это твой шанс. Дерзай, птичка.
– Крух, – с неприязнью сказал ворон, одним коротким «крухом» выражая всё, что он думает о Туманном Альбионе, Тауэре и обо мне в частности.
– Не хочешь в Англию? И кто из нас после этого дурак?
Дожили, пререкаюсь с птицей! Молодец, Вера, нашла себе брата по разуму.
Попробовала встать и взвыла: ноги не только щипали, но и гудели от быстрой ходьбы.
Пернатый собеседник спикировал на землю, брезгливо отряхнул лапы и принялся ходить туда-сюда, время от времени косясь на меня. Давил на совесть. Дрессированный, наверное. Крупный, лоснящийся, перо к перу – эта пташка не жаловалась на жизнь.
– Мне всё равно, что ты думаешь, Кар-Карыч, – вздохнула, жалея, что нельзя сбросить туфли прямо тут: потом под страхом смерти не надену. – Меня нотации ждут – вам и снилось. Ненавижу опаздывать, но так получилось
Черный наглец чуть расправил крылья, точно пожал плечами. С ума все по-своему сходят: кого-то черти навещают, кого-то – гномики, а кого-то – вот, зверюшки, сверх меры разумные... И зачем только язвлю? Конечно, глупая птица не может понимать, о чем ей толкуют, будь она хоть трижды дрессированной. Вряд ли хозяин хоть раз беседовал с питомцем о Тауэре, наверное, натаскивал, на всякие фокусы. Но, что ни говори, занятный малый. Не будь так больно, подивилась бы чудесам дрессировки.
– Кыш! – махнула рукой с каким-то дурацким любопытством: улетит или нет?
Птиц отпрыгнул на метр, демонстрируя могучий размах крыльев. Каркнул возмущенно:
– Кырррра!!!
Усовестилась. Плохое настроение – еще не повод портить его другим.
– Прости, Кар-Карыч. Я, на самом деле, добрая, просто сегодня не мой день. Послушаю тебя, пойду за нагоняем... вот только встану... Ох!
Боль в ногах будто бы уменьшилась, и с десяток шагов я прошла довольно легко. Обернулась: по пустынной секунду назад «стометровке» сновали люди, а ворон исчез, словно его и не было. Ни шума крыльев, ни сварливого «каррр» на прощание. Уж не примерещился ли он мне?
***
До места назначения с горем пополам добралась в начале девятого, чувствуя себя марафонским гонцом и покорителем Джомолунгмы. Выглянувшее солнышко подсушило куртку и брюки. Причешусь, подкрашусь и буду как новая.
– Вер, привет! – кивнула пробегавшая мимо Карина. – Опаздываешь!
Отмахнулась, мол, всякое бывает. В туалете быстро подправила марафет, провела расческой по волосам, зализала их в хвост. Как любит повторять Анютка, красотой мир вы не спасете. А мы и не планируем.
Из ординаторской доносились голоса. Рискую здоровьем и стучу.
– Не заперто!
Интерны примостились на диванчике, как три девицы под окном. Гайдарев украдкой сунул Толяну купюру. Спорили, что не приду? Надо стребовать свою долю. Воропаев сидел за столом и что-то писал. Он был не в духе.
– Явление Христа народу, – проворчал зав терапией, не поднимая головы. – Почему опоздали?
– Извините, пожалуйста. Честное слово, я не специально, просто…
