Текст книги "Былого слышу шаг"

Автор книги: Егор Яковлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)

Разыскивая тогда же «художника Родионова», я обратился за помощью к Сергею Васильевичу Герасимову. Он сразу же назвал имя Михаила Семеновича Родионова – надо полагать, что именно этот художник работал над картой. Родионова нет. в живых, но в Москве работает его дочь, Елена Михайловна, возможно, она сможет чем-нибудь помочь… И снова неудача:

– В декабре 1920 года моего отца не было в Москве, – говорит Елена Михайловна, – так что придется вас огорчить – он не мог работать над картой.

Знать хотя бы, кем он был, Родионов, – живописцем, графиком, а мог быть и картографом? Не удалось мне выяснить и имена монтеров.

Но что же произошло с этой картой после съезда Советов? Проект резолюции съезда по докладу об электрификации был написан Владимиром Ильичем, и в нем говорилось: «Съезд поручает далее правительству и просит ВЦСПС и Всероссийский съезд профсоюзов принять все меры к самой широкой пропаганде этого плана и ознакомления с ним самых широких масс города и деревни». Трудно предположить после этого, что карта ГОЭЛРО – столь необходимая для пропаганды плана – была погребена под старыми декорациями Большого театра.

Продолжал читать документы и воспоминания тех лет, просматривал московские газеты – и нигде ни слова не находил о карте. А быть может, раздвинуть границы поиска, не ограничиваться только Москвой?

В январе 1921 года Петроградский Совет рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов заслушал на своем пленарном заседании доклад Кржижановского об электрификации. «Государственная комиссия по электрификации России прибыла в Петроград в полном составе для того, чтобы дать отчет красному Питеру о своих работах», – говорил в этом выступлении Глеб Максимилианович. Он подробно охарактеризовал план и, переходя от одной станции к другой, вновь просил собравшихся обратить внимание на зажигающиеся лампочки.

«Петроградская правда» 19 января 1921 года сообщала: «…в четверг 20 января, в 6 часов вечера во Дворце Урицкого состоится заседание пленума Петроградского губернского Совета. Порядок дня: Доклад тов. инженера Кржижановского об электрификации… На заседании будет демонстрироваться карта электрификации России». Пленум работал два дня, и в сообщении о втором дне заседания вновь говорилось: «Будет демонстрироваться карта. Трамвай обеспечен». Значит, снова карта ГОЭЛРО? Да, можно предположить, что вскоре после VIII съезда Советов ее перевезли из Москвы в Петроград.

С планом электрификации знакомилась общественность Петрограда, на заседание приглашались «представители правлений всех профсоюзов, фабзавкомов, бюро коллективов РКП и Союза Коммунистической молодежи, секции работниц, представители красноармейских и краснофлотских частей». Но закончился пленум Петросовета, исполком перешел к очередным делам, уже на следующем заседании обсуждали сообщения о закрывающихся заводах, о нехватке спичек и мыла, о том, что совсем прекратилось производство галош… А вместе с этим оборвалась нить поиска, словно, оказавшись однажды в Петрограде, карта навсегда закончила свой путь.

Прошло еще немало времени, и я, совсем по другому поводу, заинтересовался Рижской международной выставкой земледелия и промышленности. Попалась на глаза заметка в подшивке «Известий» за 1921 год: «21 августа открылся советский павильон на Рижской выставке. Павильон по своим размерам превосходит все остальные, несмотря на то, что построен был в одну неделю. В первый день павильон пользовался большим успехом у посетителей. Всего за день в нем побывало до 24 тысяч человек. Местная печать, ранее доказывающая, что отсутствие русских экспонатов на выставке означает полный застой экономической жизни России, теперь молчит о павильоне вовсе или ограничивается хроникерскими заметками, в которых сообщает, что посетители остались разочарованными».

Прежде об этой выставке не приходилось слышать. Первый раз услышали о ней и в архиве Министерства внешней торговли СССР, куда я решил обратиться. Там не оказалось никаких документов. Между тем именно в Риге впервые в истории международных выставок появился советский павильон. В докладе на VIII съезде Советов Ленин говорил: «Есть серьезная надежда, что в ближайшее время мы будем в тесных экономических сношениях с Латвией…» И советский павильон на Рижской выставке был прямым следствием развития этих экономических отношений.

Отправился в Ригу, но оказалось, что и там не так-то просто навести справки об этой давнишней выставке. В конце концов библиографы Латвийской фундаментальной библиотеки разыскали для меня «Вестник выставки». Выставка размещалась на большом пустыре близ пригородной станции Браса – теперь это место уже давно перешагнула латвийская столица. Двадцать государств представили более 700 тысяч экспонатов. Выставка проходила под девизом: «Мост между Западом и Востоком». Ее устроители писали: «Задачи выставки – обратить внимание иностранных предпринимателей на естественные ресурсы Латвии и их использование, а также послужить посредником для торговых связей между Западной Европой и Россией… Однако Россия воздерживалась от участия, и это рассматривалось как серьезный пробел выставки. Теперь началось строительство русского павильона. Перед глазами посетителей предстанут образцы первосортного русского табака, меха, шелка, кружева, восточные ковры, щетина, конский волос, лен, дерево и новый предмет экспорта – пропеллеры к самолетам. Несмотря на то, что устройство павильона делается в очень быстрых темпах, заинтересованные лица смогут ознакомиться с русской промышленностью, народным хозяйством, деятельностью Народного Комиссариата внешней торговли, с планами русской электрификации и т. д.».

Советский павильон знакомил с планами электрификации – это становилось интересным, стоило поподробней узнать об экспонатах. Пришлось снова взяться за газеты – теперь буржуазной Латвии. Но о советской экспозиции писали мало, неохотно. И чтобы пробить брешь в стене молчания, бюро печати представительства РСФСР в Латвии пригласило журналистов местной и зарубежной прессы. Об этом посещении и рассказывала газета «Новый путь» в одном из своих августовских номеров: «Заграничных корреспондентов заинтересовал также вопрос и объяснения, данные специалистом, по электрификации России. Демонстрация по вывешенной в павильоне грандиозной карте электрификации Европейской России с зажигающимися электрическими лампочками, указывающими пункты построенных и строящихся электрических станций, вышла очень удачной».

Впрочем, столь доброжелательная информация была редкостью. Например, в газете «Яунайс Варде» под заголовком «Выставка у русских» анонимный автор писал: «…На задней стене павильона – большой транспарант. Карта России. Сплошь электролампочки. Горят днем. Одни синие, другие красные, коричневые, некоторые белые, самые различные. Какой-то товарищ орудует указкой и что-то заманчиво рассказывает. Миллионы ватт, сто миллионов ватт. Еще миллионы ватт и еще, еще… Они текут и текут без конца. Я теряюсь: если эти миллионы когда-нибудь начнут действовать, то земля распадется на атомы и Вселенная рассыплется на молекулы… Прощайте, родные, друзья и знакомые! На, жена, последний поцелуй, пусть наш последний вздох замрет вместе с нашей любовью… Я спрашиваю, что означают разноцветные лампочки и кольца на карте. Синие лампочки означают электростанции, которые действуют еще со старых времен. Я считаю: в Петрограде – 2, в Москве – 1, в Киеве —1. Вместе – 4. Немного! Раньше было больше. А красные? Это проектируемые силовые станции, которые якобы покроют всю Советскую Россию, которые дадут миллионы ватт, сотни миллионов гекто-ватт, миллиарды киловатт, тра-та-та-та-та-та… Но пока, – я говорю, – это только несколько лампочек, купленных в Риге. Товарищ вдруг теряет нить своего выступления и начинает ее искать по всем карманам…»

Не правда ли, бойкий фельетонист из рижской газеты в чем-то сродни епископу Самарскому и Ставропольскому. Один полагал, что с возвращением графа Орлова-Давыдова в его исконные владения крамола будет ликвидирована в зачатии; другому кажется, что преуспеть в диалоге с экскурсоводом это все равно, что выйти победителем в споре истории. Спор решало время…

Я еще продолжал поиск: знакомился с материалами Всероссийского электротехнического съезда – октябрь 1921 года, выяснял, не была ли карта ГОЭЛРО на выставке, устроенной для делегатов III конгресса Коминтерна; старые работники Мосэнерго высказывали предположение, что одно время карта была установлена в их клубе. И вдруг все оборвалось. Неожиданно и печально.

В одном из московских музеев с превосходством доверительно осведомленных людей мне сообщили: «Между прочим, вы совершенно напрасно занимаетесь поисками этой карты. Судьба ее нам достоверно известна. Карта находилась в кабинете народного комиссара, а потом министра электростанций Жимерина. А когда Жимерин был переведен на другую работу, с его уходом карту за ветхостью выбросили». Это казалось невероятным, я не мог в это поверить, но мне заявили со всей определенностью: «Здесь и двух мнений быть не может, мы разговаривали с комендантом здания министерства, который сам уничтожал эту карту – стащил в подвал и там разрубил».

Эти зверские подробности совсем меня доконали Я возненавидел даже своего собеседника – работника музея, как бывает со всяким, кто приносит недобрую весть. Мне представлялся долгий-долгий путь этой легендарной карты, а в начале и в конце его стояло по коменданту – от коменданта Большого театра до коменданта министерства. И не было, не существовало для меня более ненавистного человека, чем этот последний комендант – чудовище с топором в руках. И не нашлось никого, кто распорядился бы – отнюдь не уничтожать!

Отступление второе

ХАРАКТЕР

Записка-распоряжение Владимира Ильича коменданту Большого театра – карту ГОЭЛРО делают по заданию Председателя Совета Народных Комиссаров – была отпечатана на машинке. А последняя фраза: «Отнюдь их не прогонять» вписана Лениным от руки. Смотришь на этот документ и сразу же говоришь себе: первые годы Советской власти, время ограниченных возможностей – это оно вынуждало главу правительства диктовать и подписывать подобные распоряжения, да еще и править от руки, вносить добавления: «Отнюдь их не прогонять».

Время? Нет, Ленин. Начав свой путь с письменного стола Владимира Ильича, записка, адресованная непосредственно коменданту Большого театра, в тот же день —18 декабря 1920 года – попадает к секретарю ВЦИК А. С. Енукидзе. Он, в свою очередь, пересылает распоряжение коменданту – нет, не Большого театра, а Кремля, пометив на ленинской записке: «Тов. Петерсону. Прошу сделать распоряжение, чтобы означенным работам не мешали…» И в тот же день на документе появляется еще одна надпись: «Передано лично Снигиреву. Петерсон. 18 XII». Вполне возможно, такой путь – от Енукидзе к Петерсону, от Петерсона к Снигиреву – и был более надежным, однако Владимир Ильич предпочел сразу и непосредственно обратиться к коменданту Большого театра…

Известно, характер человека проявляется в отношениях с людьми, близкими и далекими, в работе и в отдыхе, в больших сочинениях и крохотных записках – в общем, во всем. Но в жизни каждого яз нас бывают такие события, такие переплетения обстоятельств, когда характер проявляется особенно полно, выражается всесторонне. Вот и во всем, что связано с первыми шагами электрификации России, сказался характер Владимира Ильича, отразились особенности его мышления, во многом определяющие ленинский стиль работы.

Сказалось прежде всего умение Ленина соединить мечту и реальность – как бы далеко одно ни отстояло от другого, – навести мосты в будущее талантом мыслителя, дальновидностью политика, силон организатора. План ГОЭЛРО, пожалуй, один из ярчайших примеров того, как искал и находил Ленин главное звено в цепи – звено, за которое можно вытянуть всю цепь. Поразительно умел совмещать космический размах и скрупулезную конкретность. Человек, поставивший целью сделать отсталую Россию Россией электрической, выдвинувший лозунг – коммунизм есть Советская власть плюс электрификация всей страны, – этот же человек обдумывает, как «в каждом уезде создать срочно не менее одной электрической станции», как привлечь население к сбору необходимого количества меди для проводов – «пусть собирают добровольно колокола, ручки и проч.; затем столбы и т. д.»; предлагает «выработать план освещения электричеством каждого дома в РСФСР»; настаивает, чтобы были электрифицированы в каждом селе «в первую очередь – изба-читальня и совдеп (2 лампочки)».

А вместе с этим проявились и еще более личные черты Владимира Ильича, определяющие неповторимость ленинской натуры. Заговорив об этом, обратимся к работе И. И. Скворцова-Степанова «Электрификация РСФСР в связи с переходной фазой мирового хозяйства» – книга эта хранится в библиотеке Владимира Ильича. На титуле посвящение, написанное автором: «Дорогому тов. В. И. Ленину-Ульянову автор, засаженный за работу в порядке беспощадного «принуждения» и неожиданно нашедший в ней свое «призвание». Да здравствует такое «принуждение»! И. Степанов, 23/Х 1921 – 29/III 1922».

С октября двадцать первого по март двадцать второго – пять месяцев трудился Скворцов-Степанов над этой книгой по поручению Ленина и при его непосредственном участии. Владимир Ильич следил за тем, как продвигается работа, поручал собрать для автора необходимую литературу. И Скворцов-Степанов постоянно обращался к Владимиру Ильичу, писал ему: «Надо увидеть Вас, когда будете в Москве, по обыкновению на пять минут, чтобы подвинтить себя».

Наконец работа завершена. Рукопись отвозят Владимиру Ильичу, автор волнуется ждет оценки своего труда. И Ленину хочется поскорее прочесть рукопись, он тоже волнуется: состоялась ли задуманная книга? И вот открыта первая страница, наступает сосредоточенная тишина. Читает час, другой. Берет перо, склоняется над столом, бегут строки, заполняя один лист, другой. Ленин пишет предисловие к этой книге: «От всей души рекомендую настоящую работу… Автору удалось дать замечательно удачное изложение труднейших и важнейших вопросов».

А следом – записка автору. В 54-м томе Собрания сочинений Владимира Ильича этот документ занимает половину страницы, а как много говорит о настроении Ленина в ту минуту и о характере вообще. Ленин пишет Скворцову-Степанову, никак не стесняя выражения своих чувств: «…от этой книги я в восторге. Вот это дело!» «…привет и поздравление с великолепным успехом».

Радость, которую испытывает в эту минуту Владимир Ильич, – счастливая особенность подлинного редактора. Такой редактор действительно трудится вместе с автором, шаг за шагом еще во время работы над рукописью обсуждает все положения, стремясь передать свои мысли, свое видение проблемы. А когда книга написана и мысли редактора возвращаются к нему в законченном труде, начав самостоятельную, а быть может, и долгую жизнь, это настоящий праздник. Для такого редактора успех автора дороже его собственного признания…

А ленинская записка между тем вновь зовет к себе, и начинаешь задумываться уже над первой строкой: «Сейчас кончил просмотр 160 страниц Вашей книги». Ленинская определенность во взаимоотношениях с людьми: кто-то мог бы и избежать упоминания количества страниц – просмотрел рукопись, и точка, а Владимир Ильич указывает – 160.

Однако в книге Скворцова-Степанова, изданной отнюдь не малым форматом, 392 страницы, Ленин просмотрел, очевидно, не более половины рукописи. Быть может, он закончил чтение после того, как написал письмо автору? Но в конце письма говорится: «Предисловие посылаю секретарше». Выходит, и предисловие «от всей души рекомендую», и восторженное письмо автору Владимир Ильич пишет, познакомившись лишь с частью рукописи. Не странно ли это? Как объяснить?

Первое предположение – скорее всего торопился, худо было со временем. Да, со временем, как всегда, было худо. Рукопись книги Скворцова-Степанова Ленин читал не в своем кабинете, как обычно, а под Москвой, в бывшем имении «Корзинкино», куда уехал с 6 по 25 марта 1922 года, как говорилось, на отдых. На самом же деле работал над статьей «О воинствующем материализме», готовился к выступлению на XI съезде партии.

Кроме того, на протяжении все тех же двадцати мартовских дней Ленин обращается в Политбюро ЦК РКП(б), предлагая поставить на обсуждение вопрос о финансовом положении высших учебных заведений и признать неправильной публикацию в газетах одной из зарубежных телеграмм; пишет письмо об отношении партийных и судебных органов к членам партии, привлеченным к судебной ответственности; обращается к развитию кооперации и деятельности Наркомвнешторга, постановке кинофотодела и работе Центральной радиотелеграфной станции; просит ассигновать средства на возвращение из-за границы группы актеров Московского Художественного театра, наладить работу Публичной библиотеки и ликвидировать завал книг в Румянцевском музее. Обширность этого далеко не полного перечня ленинских дел в дни так называемого отдыха – еще одно подтверждение, как стеснен был временем Владимир Ильич. И на просьбу Г. В. Чичерина написать статью отвечал решительно: «Статьи дать не могу. Прошу на меня совершенно не рассчитывать». А вот Скворцова-Степанова прочел. Но почему 160 страниц, не меньше и не больше? Окажись в запасе еще часок – листал бы и дальше? Но в занятиях Владимира Ильича, в рассматриваемых им делах фактор случайного практически сведен на нет. Должна быть иная, более мотивированная причина для того, чтобы отложил он долгожданную рукопись.

Пора, однако, открыть и саму книгу «Электрификация РСФСР в связи с переходной фазой мирового хозяйства», посмотреть по тексту, где оборвал Владимир Ильич просмотр рукописи. В предисловии Ленин пишет: «Особо отметить надо начало VI главы, где автор дает прекрасное изложение значения новой экономической политики…» Шестая глава называется «Электрификация РСФСР». Предшествующие ей главы, которые наверняка читал Владимир Ильич, посвящены развитию техники с древнейших времен и до наших дней, электрификации в Западной Европе и Америке, борьбе капиталистических интересов. Иными словами – проблемы рассматриваются глазами политика-марксиста, перспектива электрификации совмещается с общим планом построения социализма. И Ленин дает высокую оценку этой части труда.

А вот уже VII глава посвящена специфическим вопросам – «Что такое «установленная мощность» и «условное топливо». И последующие главы, где рассматривается, например, энергетическое хозяйство, конкретизируется план электрификации по районам страны, – все эти главы либо раскрывают технический аспект электрификации, либо популяризируют план ГОЭЛРО. И становится ясно, отчего оборвал Ленин свое чтение именно на 160-й странице, ограничился первыми шестью главами: он политик, государственный деятель и не считает для себя возможным ни углубляться в специальные вопросы, ни судить тем более об их изложении. Предисловие к этой книжке напишет и Кржижановский – вот пускай Глеб Максимильянович и выскажется, насколько квалифицированно рассказано о том, что касается электротехники.

Да, фактор случайного в работе Владимира Ильича был сведен на нет, и каждое принятое нм решение носило принципиальный характер – не только в своей сути, но и в самом подходе к нему. Так и эти 160 страниц: они еще раз подтверждают – Ленин всегда отделял общие политические представления от специальных знаний, он никогда не позволял себе диктовать специалистам решения по вопросам, которые были их профессией.

Скворцов-Степанов писал Владимиру Ильичу: «Вы, как умный эксплуататор, превосходно повышаете работоспособность». Ленин не только следил за тем, как продвигается работа, но интересовался и в каких условиях трудится автор, предлагал «сослать его… в один из подмосковных совхозов, на молоко…» И после выхода книги Владимир Ильич внимателен к жизни автора. Узнав, например, что Скворцова-Степанова хотят мобилизовать на проведение агиткампании по изъятию церковных ценностей, Ленин пишет: «Дать отдых». Вновь сказалась свойственная Ленину, проникающая во все подробности быта забота о тех, кто был подле него, работал вместе с ним.

Зимой двадцатого года комиссия ГОЭЛРО занимала две комнаты в большом, полупустом и нетопленном доме на Мясницкой – дом 24, квартира 98. Входил в комиссию и секретарь ЦК профсоюза строительных рабочих Н. П. Богданов. Сам маляр, Николай Петрович в дни Октябрьской революции был комиссаром красногвардейского отряда, объединявшего плотников, кровельщиков, маляров. Отряд этот занял на Литейном проспекте юсуповский особняк и здесь же открыл биржу труда… Познакомиться с Николаем Петровичем мне довелось, когда он был уже в преклонном возрасте. Однако решительность жестов, зычность голоса, нелицеприятная манера разговора – все это давало возможность представить себе Николая Петровича в пору его революционной молодости. Значительно труднее было вообразить Богданова во времена работы комиссии ГОЭЛРО. Каждое утро он появлялся на Мясницкой, волоча за собой салазки с аккуратно уложенными на них дровами. Это Владимир Ильич предложил ему, как человеку наиболее практичному, взять на себя решение топливной проблемы в период разработки плана ГОЭЛРО. Спустя время Богданов назовет цифру: зимой 1920 года в Москве было разобрано на топливо пять тысяч деревянных домов. Надо полагать, Николай Петрович не только занимался подсчетами, ио и сам повыдергал немало бревен.

И отсюда же, с Мясницкой, 24, в феврале 1920 года, покинув заседание комиссии, Кржижановский отправился в Кремль по срочному вызову Владимира Ильича. А комиссия продолжала заседать, внося в протокол один пункт за другим. И когда раздался телефонный звонок, об этом тоже записали в протоколе: «Получается телефонное сообщение от. Г. М. Кржижановского, что от т. Денина получено согласие на то, чтобы члены Государственной комиссии и их семьи были включены на усиленный паек, такой же паек могут получать, кроме членов комиссии, еще 10–15 сотрудников по выбору самой комиссии».

…И еще раз обратимся к книге Скворцова-Степанова. Написав на титульном листе посвящение Владимиру Ильичу, автор поставил дату – «29/III 1922». Значит, 29 марта книга с предисловиями Ленина и Кржижановского тиражом в 10 тысяч экземпляров, как указывается на титульном листе, вышла уже из печати. Между тем предисловие к этой книге Владимир Ильич датировал 18 марта, а следующим днем пометил письмо автору. Но постойте: получается, что книга в 392 страницы, с тридцатью иллюстрациями и картой была издана за десять дней? Выходит, что так – подобные сроки и сегодня представляются скорее всего невероятными.

Но вспомним еще одну счастливую особенность характера Владимира Ильича – увлеченность, которая передавалась другим людям, расходилась словно бы самыми широкими кругами. И если в 1922 году, когда увидела свет книга Скворцова-Степанова, условия были уже полегче, то в двадцатом – они были неимоверно тяжелы, но работы по электрификации издавались с той же быстротой.

В феврале собирается сессия ВЦИК VII созыва, Ленин намерен провести на ней решение о начале работ над планом электрификации и уговаривает Кржижановского – за два дня подготовить брошюру «Основные задачи электрификации России». Глеб Максимилианович делает это. Теперь надо столь же срочно издать брошюру. Коммунисты наборщики 17-й типографии в шубах и шапках, дуя на застуженные руки, за один день вручную набрали текст. Еще труднее далось приложение к брошюре – карта; по этому поводу секретарь комячейки типографии писал:

«Условия, при которых нам пришлось выполнять работу для тов. Владимира Ильича, создались настолько ужасные, что мы смогли сделать только пять экземпляров. При 5 гр. мороза в мастерской машины совершенно не могли ходить. Вертеть руками литографскую машину нет возможности. Камень на машине, смачиваемый кипятком, возвращался после прохода, покрытый льдом. Валики затвердели, краска замерзла, смоченная бумага ломалась, замерзая. Наши усилия не привели ни к чему». Но все-таки карту отпечатали в срок: перевезли литографический камень в другую типографию.

Позже, в декабре двадцатого, готовясь к VIII съезду Советов, так же спешно выпускали план ГОЭЛРО. Работу разделили между пятью типографиями, труд в пятьдесят печатных листов со множеством графиков, схем и карт был издан за 19 дней!

Именно азартность Владимира Ильича, о чем писал Горький, позволяла Ленину не соглашаться с ритмами того времени, не принимать их, а сообщать свои. Но и в самые горячие минуты Ленин не забывает о людях, которые трудятся подле него, старается не обходить их, а значит, и не обижать. Просмотрел брошюру Кржижановского, передал ее Бонч-Бруевичу – скорее, скорее в типографию! И тут же пишет: «Может быть, Государственное издательство обидится, что я не через него сдал брошюру Кржижановского? Может быть, я нарушил правила? Я очень спешил». И далее: «…очень извиняюсь, что послал брошюру прямо в типографию, ибо очень спешил».

Сколько же энергии надо было вложить, сколько людей привлечь, уговорить, убедить, заинтересовать, чтобы на VIII съезде Советов, взяв в руки план ГОЭЛРО, сказать, обращаясь в зал: «Мы имеем перед собой результаты работ Государственной комиссии по электрификации России в виде этого томика, который всем вам сегодня или завтра будет роздан. Я надеюсь, что вы этого томика не испугаетесь. Я думаю, что мне не трудно будет убедить вас в особенном значении этого томика. На мой взгляд, это – наша вторая программа партии». Трудно далась Владимиру Ильичу эта работа и дорог*! была безмерно, если вопреки своим привычкам вдруг стал употреблять уменьшительный суффикс, говорить, словно поглаживая рукой по обложке, – «томик».

Прошло время, и я почти свыкся с мыслью, что карта ГОЭЛРО закончила свой путь в подвалах Министерства электростанций. Но сомнения, а с ними и надежды, очевидно, все-таки теплились, потому что, встретившись как-то с Дмитрием Георгиевичем Жимериным, спросил:

– Дмитрий Георгиевич, скажите, пожалуйста, в вашем кабинете, в министерстве, действительно висела подлинная карта ГОЭЛРО, та самая, что была на VIII съезде Советов?

– Никогда! В кабинете была светящаяся карта электрификации, но сделанная значительно позже. На ней был изображен план ГОЭЛРО и его последующее развитие…

Признаюсь, нелегко было преодолеть желание – немедленно отправиться в музей, повидать тех, кто раньше времени похоронил карту ГОЭЛРО, – на том и успокоились. Но стоит ли поминать людей, чья самоуверенность покоится на безразличии. Я же вновь оказался у самых истоков поиска, хоть с начала его прошло немало лет.

И тогда я решил перенести вопрос, который меня занимал, – судьба карты ГОЭЛРО? – на газетную страницу. Рассказал читателям «Известий» о своих злоключениях и попросил у них помощи. Посвятило этому передачу и ленинградское телевидение в своей известной программе «Горизонт».

Понятно, что в историческом поиске рассчитывать на быстрый результат не приходится. Но здесь все происходило словно вопреки этой истине. Не миновало и трех дней после публикации статьи, как мне сообщили: «В редакцию заходил доцент Стефанов. Он приехал из Ленинграда и утверждает, что карта электрификации – та самая, с VIII съезда Советов – и сегодня хранится на хорах актового зала Ленинградского политехнического института имени Калинина». Все ясно и совершенно определенно: не просто в Ленинграде, и даже не в Политехническом институте, а именно на хорах актового зала! Впрочем, это было лишь начало, а вскоре мой телефон уже не замолкал: звонили из отдела писем редакции, передавали новости, которые приходили одна за другой.

Москвичка Е. И. Крюкова видела карту сразу же после закрытия VIII съезда Советов. «Я работала в техническом секретариате съезда, – писала Екатерина Ивановна. – Мне поручили заниматься легковым автотранспортом… Съезд закончился. С несколькими пакетами в руках ко мне подошел Гриша Лебедев, он тоже работал в секретариате. «Катя, дай машину отвезти материалы в Наркомвнудел», – попросил Лебедев. Наркомат находился в том же помещении, где гостиница «Гранд-отель», в нескольких шагах от Большого театра. Я отказала Лебедеву: «Совсем избаловались с машинами. Несколько папок не можешь в наркомат донести». Лебедев объяснил: «У меня не только папки, приказано отвезти в наркомат карту ГОЭЛРО».

Карта была достаточно громоздкая, и я удивилась, как же они смогут отвезти ее на легковой машине. Но, оказывается, она складывалась. Карту погрузили на машину и отвезли в наркомат. Не знаю, поможет ли вам это в поиске, но из Большого театра карту отправили в Наркомвнудел».

Что произошло с ней дальше и где искать теперь карту, Екатерина Ивановна не знала. Но зато она подробно описала, как выглядела карта, и описание это совпадало с рассказом старого картографа Егорова – карта была невелика, умещалась в промежутке между кафедрой докладчика и столом президиума. Впрочем, по мнению читателя Р. Б. Минасова, все это можно подтвердить документально.

«Не знаю, удастся ли напасть на след исчезнувшей карты ГОЭЛРО, но восстановить ее исторический облик с помощью хроникальных кинокадров, мне думается, шансов значительно больше, – пишет Роберт Багратович. – В Центральном государственном архиве литературы и искусства, в фондах Госкино имеется любопытный документ. Называется он – «Список позитивов, находящихся на складе хроники у тов. Болтянского». В этот список включены «документы по сдаче инвентаря и прочей наличности подотдела социальной хроники за май – сентябрь 1921 года». Среди прочей наличности здесь упоминается фильм «Электрификация». Содержание его излагается так: «Карта Кржижановского, хлебопекарня, электростанция, электроплуг – 174 метра».

Очень интересный адрес называет читатель, и фильм такой действительно существовал. Больше того – встретился с монтажницей этого фильма Е. И. Свиловой. Елизавета Ивановна отчетливо помнила, что было несколько планов с изображением карты ГОЭЛРО. Все это прекрасно, нет только одного – самого фильма «Электрификация». Его следовало бы искать в Красногорском архиве кинофотодокументов. Но обнаружить там пленку пока не удалось. Она, возможно, утрачена, а скорее всего изрезана, использована в более поздних фильмах, и теперь уже трудно определить, где документ, а где инсценировка последующих лет.

Между тем все больше приходило писем читателей. Известный ленинградский ученый профессор М. Д. Каминский вспоминал, что видел карту в октябре 1921 года на Всероссийском электротехническом съезде. Публицист, автор книг, посвященных деятельности Владимира Ильича, Ю. М. Юров обнаружил упоминание о карте ГОЭЛРО в материалах постоянной выставки ВСНХ, которая в 1921 году была открыта на Петровке. Он не без оснований предполагал, что именно с этой выставки были позаимствованы многие экспонаты, в том числе и карта ГОЭЛРО, для советского павильона в Риге.