Текст книги "Кошечка в сапожках (сборник)"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 37 страниц)

– Вы находились в ресторане около половины одиннадцатого вечера в понедельник? – задал он вопрос.

– Да, – ответила она.

– Ваше рабочее место за стойкой?

– Да, – подтвердила девушка.

– Отсюда видна вся пристань?

– Да.

– Я хочу спросить вас о лодке, которая могла причалить здесь примерно в это время. Она шла от залива Уиллоуби.

– Это на отметке 72, – кивнула она.

– Вы тоже любите морские прогулки?

– Да, приходилось плавать, – сказала она, слегка приподняв бровь, подобно бывалому моряку, полжизни проведшему на воде. Они встретились глазами. Баннион ощутил внезапное желание переспать с ней. – Я знаю залив Уиллоуби.

– Это белая лодка с черной полосой на борту, отчетливо читается название «Блаженство». Владелец лодки был в желтой куртке и желтой кепке.

– Да, – сказала Шерри. – А кто он такой?

Эмма Хейли, почтенная дама семидесяти лет, работала в отделе статистики окружного суда в Калузе с 1947 года, со времен курортного бума. Она до сих пор пребывала в недоумении, как их город мог стать модным курортом. Зимой погода стояла, мягко говоря, неустойчивая, а летом одолевала страшная духота, сменявшаяся ураганами. Флора не отличалась пышностью, ожидаемой от тропического климата, не было буйства красок Атланты во время цветения магнолий или роскошества азалий Бирмингема, яркости оранжевых, красных и желтых цветов улиц Коннектикута. Даже весеннее цветение деревьев в Калузе мало походило на роскошные пурпурные цветы Калифорнии.

Правда, по весне в городе расцветали голые бегонии и кривые гибискусы, довольно яркие по местным меркам. Местной достопримечательностью считалась небольшая рощица в районе 41-й улицы, оживавшая весной, а также ландшафт лодочной станции «Марина Лу» и моста на Сабал-Кей, но их великолепие было преходящим. Почти круглый год Калуза выглядела пожухлой и выгоревшей на солнце, но это особо, похоже, никого не трогало. Ведь приятнее рыбачить, чем возиться в саду. К чему подрезать кусты в саду, если можно взять лодку и выйти в море? И такая беззаботность чувствовалась во всем. Калуза походила на элегантную даму, у которой из-под платья торчала грязная и рваная нижняя юбка.

Эмма считала это непристойным.

Партнера Мэтью это забавляло.

Сам Мэтью не мог припомнить, чтобы они обсуждали эту проблему.

– Судебный процесс продолжался три недели, – произнесла Эмма. – У нас хранятся 1260 страниц стенограмм. Вы уверены, что хотите прочитать все?

– Надеюсь, это вас не затруднит, – сказал Мэтью.

– Если вы сами будете их таскать, то мне все равно, – ответила она.

Эмма была седовласой статной дамой. Сколько Мэтью ее помнил, она всегда слегка прихрамывала. Он подумал, что это последствия детского полиомиелита – когда-то эта болезнь была настоящим бедствием во всем мире. Он последовал за ней между длинными рядами картотек. В системе обозначений на ящиках могла разобраться только Эмма. Сами старинные ящики были дубовыми, тяжелыми и крепкими. Он с удивлением отметил, что раньше эти вещи были деревянными, а не из металла или пластмассы. Все так быстро меняется в жизни. Где тот мальчик с челкой, который играл в бейсбол на пустырях в Чикаго, штат Иллинойс? Да где теперь сами пустыри?

– Стенограммы должны быть в секции «Частные лица». Вы знаете их имена? Ведь эти трое проходили по одному делу?

– Да, – подтвердил Мэтью.

Наверняка их защитники пытались добиться отдельного слушания для каждого из своих подопечных. Выгоднее было представить их суду поодиночке: смущенный молодой человек в плохо сидящей одежде, с выпученными от ужаса глазами. «Дамы и господа, я обращаюсь к вам: неужели этот невинный, тихий юноша мог совершить насилие?» Скай Баннистер тогда сумел настоять на своем: все трое предстали перед судом вместе. Но процесс завершился в их пользу.

– Нго Лонг Кай, – прочитал Мэтью в своих записках. – Данг…

– Не так быстро, – прервала его Эмма. – Будьте добры, дайте я посмотрю сама.

Он протянул ей листок бумаги. Эмма испуганно уставилась на список, покачивая головой. Затем, прихрамывая, поспешила куда-то в глубь между рядами картотек.

– Попробуем начать с Хо.

Мэтью оставалось только строить догадки, почему именно с него.

Но она действительно довольно быстро нашла стенограмму под кодом «Хо Дао Бат. Частные лица». Там же были указаны номера дел Нго Лонг Кая и Данг Ван Кона.

– Не могу даже вытащить, – сказала она.

Это было явным преувеличением. Стенограмма представляла собой четыре голубых прозрачных папки общим объемом 1200 с небольшим страниц. Он вытаскивал папки из ящика и складывал сверху, затем задвинул ящик и взял все папки.

– Спасибо, Эмма, – поблагодарил он.

– Позвоните мне, когда закончите, хорошо? – попросила Эмма. – Мне нужно будет отметить, что вы их вернули.

Он последовал за ней между рядами шкафов. По пути она выключала свет, старые дубовые шкафы окутали сумерки, погружая их в безмолвное прошлое. Они вошли в ярко освещенную комнату с высокими окнами и потолком и окунулись в атмосферу начала века, к тем временам, когда было построено это здание. Посреди комнаты стоял длинный дубовый стол на тяжелых круглых ножках. В углу прислонился к стене свернутый американский флаг. На стене над ним – портрет Джорджа Вашингтона в тяжелой раме. Солнечный сноп отражался на инкрустированной золотом поверхности стола. Пылинки медленно оседали по наклонному лучу. В комнате абсолютная тишина.

Мэтью вдруг вспомнил, как стал адвокатом.

Оставшись один, он сел за стол и раскрыл первую папку.

До Рождества оставалось всего четыре дня.

Погода в это время в Калузе стоит замечательная. Не помеха даже то, что ртутный столбик, поднимаясь днем почти до пятидесяти градусов, к вечеру не опускался ниже тридцати. Нет нужды в кондиционерах: стоит лишь открыть окно – и ворвется свежий воздух. Солнце щедро расточает свои ласки, многочисленные туристы заполняют белоснежные пески калузских пляжей, в воде, подобно поплавкам, тут и там торчат головы. Местные жители в это время года пляжи не жалуют: все-таки зима, и, по мнению аборигенов, только сумасшедшие могут купаться в декабре.

Центральная часть города, стоянки машин и дома принаряжены к Рождеству, хотя этот праздник более чем неуместен при такой жаре. Как быть Санта-Клаусу на лыжах? Снега в этом климате просто не бывает. На роль рогатых оленей годятся разве что крокодилы. А где взять Снеговика?

Но выходцы из далеких северных штатов, недавно приехавшие во Флориду, еще не утратили ощущения ясного декабрьского дня, наполненного зимними запахами. Многие из родившихся и выросших на этой земле лишь понаслышке знают о волшебном времени под Рождество, когда за дверью гудит пурга и заметает дом снегом, а вся семья собралась за праздничным столом в предвкушении насладиться рождественской индейкой. В камине мирно потрескивает огонь, и тут на пороге возникает долгожданный посланник с огромным мешком за плечами… «Сынок, мы знаем, что ты мечтал об этом! Поздравляем тебя с Рождеством!»

Но предпраздничная лихорадка в южных субтропиках, марафон по магазинам за подарками ничем не отличаются от радостной рождественской суеты в морозном Игл-Лейке, штат Мэн. И разве так уж важно, что вместо снега елки опылят белой краской, а за рождественскими подарками покупатели приходят в шортах и футболках? Минуют четыре дня, и наступит утро Рождества, дарующего мир и благодать всем добрым людям.

Женщинам в их числе.

Так должно быть.

Но только не для Джессики.

Сегодня Джессика Лидз будет изнасилована.

«Галерея закрывалась в десять часов. Я…»

Стенограмма отражает один беспристрастный текст: вопросы следователя – ответы свидетеля, в строках диалога не слышится интонаций и оттенков голосов. Мэтью мог лишь догадываться, какое бешенство удерживает в себе Джессика Лидз, какой с трудом подавляемый гнев.

Она описывала китайский ресторан в непосредственной близости от галереи.

Протокольный текст.

Около десяти часов или чуть позже, когда она подошла к машине, ресторан еще работал. Он был выстроен в виде пагоды, поэтому так и назывался – «Пагода». Машина у нее дорогая, и до Рождества осталось всего четыре дня. На стоянке около галереи припарковано много машин. Она выбирает для своей машины с решеткой на бампере пустую площадку за «Пагодой», около низкого заборчика, за которым начинается пустырь. Когда она возвращается из ресторана, стоянка почти пуста – осталось только несколько машин возле здания Театрального комплекса. Ей запомнилось, что, когда она укладывала в багажник рождественские подарки, было минут десять одиннадцатого. Площадка за рестораном была достаточно освещена, чтобы не бояться туда идти. К тому же ярко светил почти круглый диск луны, после полнолуния миновало лишь несколько дней. И потом, время было не совсем позднее – всего лишь начало одиннадцатого. И места здесь не такие дикие, чтобы женщине страшиться сесть в машину, стоящую на прилично освещенной стоянке в непосредственной близости от сверкающего огнями ресторана, вечером во вторник, при яркой луне, за четыре дня до Рождества. К тому же у черного входа в ресторан курят трое мужчин. Они в рубашках с короткими рукавами и в длинных белых фартуках. Видимо, рабочие кухни. Она последовательно проделывает все привычные движения: открывает машину и усаживается на сиденье, захлопывает дверцу, включает фары, поворачивает ключ зажигания, подает немного назад, к низкому заборчику, и в последний момент понимает, что спущена шина.

Все это она подробно рассказывает прокурору, потом каждому защитнику. Они пытаются отыскать неточности в ее рассказе.

В стенограмме каждый адвокат указывается по имени только в начале протокола. Потом просто чередуются буквы «В» и «О» – вопрос – ответ.

Защитник Трана, мистер Айэлло, адвокат Хо – мистер Сильберклейт, миссис Лидз… Потом идут сокращения: «В и О», «В и О»…

О: Я покинула автомобиль, чтобы сменить шину. Я не предполагала, что меня изнасилуют.

В: Возражаю, ваша честь. Мы собрались для того, чтобы определить…

О: Да, да, протест принят, мистер Айэлло. Суд отклоняет ответ свидетеля.

Второе «О» означает теперь окружного судью, ведущего дело некоего мистера Стерлинга Дули, который заслужил репутацию человека, предпочитающего смертный приговор всем остальным. Восемь адвокатов защиты, сидящие за длинным столом, предпочли бы другого судью. До начала рассмотрения дела они ходатайствовали о переносе слушания в другой округ в связи со слишком большим общественным резонансом, который обычно сопровождает подобные дела, но их протест был отклонен, и теперь они вынуждены внимать судье Дули, который просит клерка повторить вопрос адвоката Айэлло: «Что вы сделали, когда обнаружили, что у вас спущена шина?»

О: Я вышла из машины, чтобы заменить колесо.

В: Предполагали справиться сами?

О: Да. Я ведь была одна.

В: Я имею в виду… Вы ведь могли обратиться в автосервис и попросить об экстренной помощи.

О: Я не стала этого делать.

В: Почему вы не позвонили в гараж?

О: Я сама меняю колеса.

В: Но вы были так одеты…

О: Моя одежда не имеет к этому никакого отношения.

В: Я просто подумал… высокие каблуки… короткая юбка.

О: Протестую, ваша честь.

А это уже сам прокурор, Скай Баннистер. Собственной персоной. Волосы цвета спелой пшеницы, небесно-голубые глаза. Высокий, подтянутый, настоящий красавец. Наверняка он вскочил на ноги.

О: Протест принят. Продолжайте, господин Айэлло.

В: Почему вы не позвонили мужу?

О: Я не хотела его будить.

В: Вы были уверены, что он уже спит?

О: Он приболел. Когда я уходила из дому, он лежал в постели.

В: Так сколько было времени?

О: Четверть одиннадцатого.

В: Понятно, что вы не захотели поднимать его. Было ровно четверть одиннадцатого?

О: Я не могу утверждать столь категорично. Думаю, ушло минут десять, пока я уложила покупки в багажник.

В: Вы утверждаете, что видели около ресторана троих мужчин, которые курили.

О: Да. Это были подзащитные. Трое мужчин, которые сидят…

В: Я не просил вас никого опознавать, миссис Лидз.

О: Но это были они.

В: Ваша честь…

О: Давайте продолжим. Свидетель, прошу вас отвечать только на поставленные вопросы.

В: Вы разговаривали с этими людьми?

О: Нет.

В: Вы когда-нибудь ранее – имеется в виду до четверти одиннадцатого – видели этих людей?

О: Время было приблизительно четверть одиннадцатого. Нет, до этого я их не видела.

В: Вы их увидели тогда в первый раз?

О: Да.

В: Но вы не уверены, что часы показывали ровно пятнадцать минут одиннадцатого?

О: Полной уверенности у меня нет. Вероятнее всего, так оно и было.

В: Возможно, было половина одиннадцатого?

О: Не думаю. Так долго я не могла идти до машины.

В: А может быть, было без двадцати одиннадцать?

О: Нет.

В: Или без десяти одиннадцать? Может быть, без десяти одиннадцать?

О: Нет, я же сказала вам, было…

В: Или четверть…

О: Нет, было…

В: Позвольте мне закончить вопрос.

О: Я думала, вы уже закончили.

В: Может быть, было четверть двенадцатого, а не четверть одиннадцатого?

О: Нет, было четверть одиннадцатого.

В: Миссис Лидз, сколько было времени, когда вы подъехали к галерее?

О: Около восьми.

В: Вы собирались купить подарки?

О: Да.

В: Когда вы туда приехали, было уже темно?

О: Да.

В: И вы поставили машину на площадке за «Пагодой»?

О: Да.

В: Эта площадка была освещена?

О: Да.

В: Вы заметили кого-нибудь на улице возле ресторана?

О: Я никого не видела.

В: Разве вы не видели, что трое мужчин курят у черного входа? Та дверь освещена фонарем.

О: Нет, я никого не видела.

В: Разве это не были те трое мужчин, которые позже…

О: Нет.

В: Ваша честь, вы позволите мне закончить мой вопрос?

О: Миссис Лидз, будьте добры выслушивать вопрос до конца, прежде чем отвечать. Продолжайте, господин Айэлло.

В: Когда вы ставили машину за рестораном в восемь часов вечера, разве там не было троих мужчин, которых вы позже обвинили в…

О: Протестую, ваша честь.

Опять Скай Баннистер.

– Миссис Лидз уже сказала, что никого не видела на площадке около ресторана. Господин Айэлло задает тот же вопрос в иной формулировке. На вопрос уже получен ответ.

О: Господин Айэлло?

В: Ваша честь, предыдущий свидетель утверждал, что между миссис Лидз и подзащитными состоялся разговор сразу после того, как она поставила машину. Сами подзащитные сообщили мне содержание этого разговора. Я пытаюсь вынудить миссис Лидз припомнить этот разговор.

О: Разрешаю задать вопрос.

В: Миссис Лидз, соответствует ли действительности, что, выйдя из машины, вы обернулись и сказали: «Добрый вечер, мальчики»?

О: Нет.

В: Ведь вы их не видели, поэтому и не могли сказать им ничего подобного?

О: Я не стала бы с ними разговаривать в любом случае.

В: Ну, «добрый вечер» – это всего лишь форма приветствия, не так ли? Что в этом предосудительного? Ничего обольстительного. Почему бы вам было не поздороваться: «Добрый вечер, мальчики»?

О: Потому что я не имею привычки вступать в разговор с незнакомыми мужчинами.

В: Особенно с невидимками?

О: Не понимаю вашего вопроса.

В: Вы же говорите, что не заметили их. Это значит, что они были невидимы.

О: Нет, это значит, что их там не было.

В: Они оказались в поле вашего зрения потом?

О: Да.

В: Те же трое?

О: Да. То есть это не совсем точно. Я никого не видела в восемь часов. Я увидела троих мужчин, вернувшись к машине.

В: В четверть одиннадцатого…

О: Да.

В: …или в четверть двенадцатого… Это неважно.

О: Это было в четверть одиннадцатого, я уже сказала.

О: Действительно, господин Айэлло.

В: Извините, ваша честь, но если позволите…

О: Куда вы клоните?

В: Я пытаюсь показать, что свидетель малоубедителен в рассказе о времени событий и о самих событиях. И если существует путаница в основных фактах, то…

О: Я ничего не путаю, я отвечаю за каждое свое слово о происшедшем! А вот вы пытаетесь все запутать!

В: Ваша честь, вы позволите мне продолжить?

О: Давайте послушаем ваши аргументы, господин Айэлло.

В: Благодарю. Миссис Лидз, вы утверждаете, что эти трое мужчин стояли около черного входа ресторана и курили под фонарем?

О: Да.

В: Вы слышали показания обвиняемых? Они утверждают, что в это время были на кухне и мыли посуду.

О: Да, я слышала.

В: Кто-то из вас ошибается, не так ли?

О: Но не я.

В: Они утверждают, что видели вас только единожды – в восемь часов, когда вы ставили машину.

О: Слышала.

В: Значит, они опять ошибаются?

О: Они лгут.

В: Они лгут также, свидетельствуя, что у вас слишком оголились ноги, когда вы покидали машину?..

О: Я выходила из машины в полном одиночестве!

В: А то, что вы бросили им «Добрый вечер, мальчики»? Это тоже ложь? Все трое твердят об этом в один голос.

О: Да, это ложь.

В: А что вы скажете о показаниях шеф-повара, господина Ки Лу? Он утверждает, что четверть одиннадцатого все трое были на кухне и мыли посуду. Как им удалось в то же время курить на улице?

О: Мне нечего сказать.

В: По-видимому, он тоже ошибается? Или лжет? Или то и другое?

О: Если он стоит на своем в том смысле, что никого из этой троицы не было на улице, значит, он лжет.

В: Вы одна говорите правду?

О: В этом случае – да.

В: А в остальных случаях?

О: Я никогда не лгу.

В: Да, ведь вы поклялись в этом. Но вы обвиняете других в лжесвидетельстве.

О: Если они утверждают…

В: Все они лгут, только вы правдивы, не так ли, миссис Лидз? Но может быть, у вас сместилось время и вы путаете события восьми часов и четверти одиннадцатого?

О: Я подверглась нападению не в восемь часов!

В: Пока никто не говорит о насилии. Но скажите… У вас не возникала мысль о нападении, когда вы ставили машину?

О: Нет.

В: Значит, вы не боялись насилия?

О: Нет, я об этом не думала.

В: Видимо, возникни у вас подобная мысль, вы вряд ли бы поставили машину в данном месте, не так ли?

О: Когда я подъехала к галерее, все места на стоянке были заняты. Я поставила машину вдали от других еще и потому, что боялась за ее сохранность. У меня дорогая машина.

В: Вы хотите сказать, что, возникни у вас какие-либо подозрения, вы бы нашли иное место для стоянки?

О: Я поставила машину недалеко от галереи.

В: То есть вас не пугала мысль быть изнасилованной, ибо ваша машина стояла неподалеку от галереи, это так?

О: Да.

В: Вам не пришлось бы долго идти к машине?

О: Да.

В: Правильно ли я вас понял, миссис Лидз, что вы не задумывались над вероятностью применения к вам насилия в том месте, где вы поставили машину?

О: Я вовсе не ожидала, что меня изнасилуют.

В: А когда вы вернулись к машине, вы предполагали такое развитие событий?

О: Нет.

В: Вас не насторожили трое мужчин у ресторана?

О: Я знала, что они там работают.

В: Как вы об этом узнали?

О: Они походили на рабочих с кухни.

В: А если поставить вопрос иначе: вы не боялись быть изнасилованной, потому что тогда вас некому было насиловать?

О: Нет, они там были.

В: В то время, которое вы указываете, их там не было.

О: Протестую!

О: Вы задали вопрос, господин Айэлло?

В: Я сформулирую его по-другому, ваша честь. Который был час, когда, по вашим словам, вы видели этих троих мужчин?

О: Четверть одиннадцатого! Сколько еще я должна…

В: Но в это время они мыли посуду на кухне!

О: Нет, в это время они насиловали меня на капоте этой проклятой…

В: Протестую!

О: Протест принят. Будьте добры, отвечайте на вопрос, миссис Лидз.

О: Я их видела всего один раз. И в одном-единственном месте, когда они меня…

В: У меня больше нет вопросов.

Но вопросы, конечно, были.

Глава 5

Мэтью Хоуп подъехал к дому Лидзов в три часа пополудни. На краю бассейна в зеленом, под цвет глаз, купальнике сидела Джессика. Солнце играло в ее каштановых волосах, лоб был охвачен зеленой повязкой, на груди выступили бисеринки пота. Она предложила ему выпить – лимонада или чего-нибудь покрепче. Перед ней стоял бокал, наполненный джином с тоником. Он не стал отказываться, и она пошла в дом, чтобы приготовить коктейль.

Он присел, отдыхая взглядом на полях и высоком желто-сером небе. Дождь сегодня не успел пролиться – кто-то, видно, забыл завести будильник. Джессика вернулась минут через пять. Она прикрыла грудь коротким прозрачным шарфом. Протянув ему стакан, села напротив. После долгих часов, проведенных за чтением стенограмм в залитой солнцем комнате суда, очень кстати пришелся глоток холодного, шипучего и терпкого напитка.

– Мне страшно неловко, – начал адвокат, – но мне придется задать вам несколько вопросов.

– Понимаю, – согласилась она. – Ведь Стивен в тюрьме…

Она замолкла на полуслове.

– Сегодня утром я изучал стенограммы судебного дела, – сообщил он.

– И какое впечатление?

– Вам известно, почему их оправдали?

– Конечно. Чувство вины.

Он удивленно взглянул на нее.

– Нет, вы не поняли. Не их вины, – добавила Джессика. – Всеобщей вины американцев перед ними. За те ужасы, которые мы принесли Вьетнаму. Это было чем-то вроде компенсации.

– В этом есть доля истины, – согласился Мэтью, – но, я думаю, свою роль сыграла и более прозаическая причина.

– Какая же?

– Время.

– Время?

– Суд обратил внимание на расхождение во времени в ваших показаниях.

– Они все лгали, – убежденно произнесла она. – Лгали все трое. И про время тоже.

– А шеф-повар? Тоже лгал?

– Он их приятель, мог и он соврать.

– А полиция?

– Я вас не понимаю.

– Диспетчер показал на суде, что принял ваш вызов в двенадцать сорок.

– Верно.

– Полицейская машина – судя по протоколу, это была машина Дэвида – подъехала к вам через пять минут.

– Скорее всего так и было.

– Но, миссис Лидз, галерея закрывается в десять часов.

– Ну и что?

– Исходя из ваших слов в суде, можно понять, что вы приступили к замене колеса в четверть одиннадцатого.

– И что же?

– Разве не понятно, что насторожило суд?

– Что?

– Вы обратились в полицию спустя два часа двадцать пять минут после нападения на вас. Получается, что все это время…

– Да, все это время они меня насиловали!

– Суд не поверил, что это могло длиться столь долго!

– Но именно так все и происходило!

– Миссис Лидз, кино закончилось в одиннадцать часов…

– Черт возьми, мне…

– …из кинотеатра выходили люди…

– …наплевать…

– …они могли видеть…

– …на это проклятое кино!

Оба одновременно смолкли.

У Джессики в глазах вспыхнул огонь. Она отпила из своего бокала. Мэтью наблюдал за ней.

– Извините, – произнес он.

– Вам незачем извиняться, – ответила она. – Ведь вы тоже сомневаетесь во мне. Или я ошибаюсь?

– Я просто пытаюсь восстановить события.

– Нет, вам необходимо знать, кто давал ложные показания на суде – я или они. Я утверждаю, что меня насиловали в очередь много раз и продолжалось это более двух часов! – Она сердито мотнула головой и пригубила джин. – Но к чему это ворошить? Их судили и оправдали, и теперь уже не имеет значения, что там было на самом деле.

– Разве кто-нибудь подвергал сомнению тот факт, что вас изнасиловали?

– Нет, все внимание суд сосредоточил на том, причастны ли эти сволочи к насилию. И вынес решение, что они невиновны. Так что кому это теперь интересно?

– Одна дама явно заинтересуется – Патрисия Демминг.

– Что за Патри… а, прокурор!

– Да. Я уверен, она привлечет вас к суду в качестве свидетеля.

– Свидетеля чего?

– Вашего же изнасилования.

– Зачем?

– Ей нужны доказательства, что ваш муж убил этих троих из-за слепой ненависти. И она добьется своего, заставив вас воспроизвести сцену изнасилования.

– Она вправе так поступить?

– Конечно. Чтобы выявить мотив преступления. Более того, она сделает упор на том, что приговор суда был справедливым. Она докажет, что эти трое невинных юношей никак не могли вас изнасиловать в указанное время.

– Но ведь так оно и было!

– Она будет стоять на своем, что вы видели их в восемь часов, когда ставили свою машину около ресторана…

– В это время там никого не было…

– …и что вы поздоровались с ними…

– Нет, нет, нет…

– …и потом по ошибке признали в них тех, кто вас действительно изнасиловал. Поверьте, она выжмет из этого дела все, что ей необходимо. Если она доказательно убедит суд в невиновности этих троих и правильности вынесенного приговора, ей без труда удастся доказать, что преступление, совершенное вашим мужем, вдвойне чудовищно. Мало было ему совершить зверское кровавое злодеяние, так он еще покусился на жизнь безгрешных людей. Вы понимаете, о чем идет речь?

– Да.

– Я прошу вас рассказать все по порядку.

– В стенограмме все отражено…

– Расскажите мне еще раз.

– Мне нечего добавить к сказанному.

– Прошу вас, пожалуйста.

Она отрицательно покачала головой.

– Я вас очень прошу.

Она колебалась.

– Вам придется выступить в суде, миссис Лидз. Она не уступит. Я хочу быть готовым к этому.

Джессика вздохнула.

Он ждал.

Она отвернулась, чтобы не встречаться с ним глазами.

– Я вышла из галереи в десять часов, – начала она, – и пошла к ресторану. Он еще работал в это время. Было около десяти, когда я подошла к машине.

…Она припарковала ее за рестораном, который очень походил на пагоду, он так и назывался – «Пагода». До Рождества осталось всего четыре дня. Около галереи выстроился ряд машин, но ее машина – особая, с решеткой на бампере. Она выбирает для стоянки эту пустую площадку за «Пагодой», около низкого заборчика, за которым начинается пустырь. Она идет к ресторану, стоянка почти пустая, там остаются лишь машины возле здания Театрального комплекса. Было минут десять одиннадцатого, так ей показалось, когда она принялась укладывать в багажник только что купленные рождественские подарки.

Площадка за китайским рестораном освещена. Не то чтобы очень ярко, но и не настолько темно, чтобы бояться. И потом, ярко светит круглый диск луны, которая только что начала убывать. К тому же и время было не совсем позднее, всего лишь начало одиннадцатого. И места здесь не такие дикие, чтобы женщине страшиться сесть в машину, стоящую на прилично освещенной стоянке, вечером во вторник, за четыре дня до Рождества. К тому же у переднего входа курят трое мужчин. Они в рубашках с короткими рукавами и в длинных белых фартуках. Видимо, рабочие кухни. Она последовательно проделывает все привычные действия: открывает машину и садится, захлопывает дверцу, включает фары, поворачивает ключ зажигания и подает немного назад, к низкому заборчику, и в последний момент понимает, что спущена шина.

– Тут начинается кошмар, – с трудом подбирая слова, продолжает Джессика. – Я вышла из машины. На мне была… впрочем, в стенограмме все отражено, защитники расспрашивали подробно, во что я была одета.

В: Верно ли, что в тот вечер на вас были черные трусы-бикини?

О: Да.

В: Отделанные кружевом?

О: Да.

В: И пояс для чулок?

О: Да.

В: Пояс был черный?

О: Ваша честь, протестую!

Скай Баннистер, не сдержавшись, вскочил со своего места.

О: К чему это вы клоните, господин Сильберклейт?

В: Я скоро поясню, ваша честь.

О: Да, уж будьте добры. Свидетель может отвечать на вопрос, повторите его, пожалуйста.

В: Пояс был черный?

О: Да, черный.

В: На вас были нейлоновые чулки со швом?

О: Да.

В: И тоже черные, не так ли?

О: Да.

В: И короткая черная юбка?

О: Да.

В: Это была узкая юбка, я прав?

О: Нет, не очень узкая.

В: Но ведь это не была юбка в складку?

О: Нет.

В: А тем более не юбка клеш?

О: Нет.

В: Это была скорее прямая юбка, вы согласны?

О: Пожалуй, да.

В: Во всяком случае, она была достаточно короткая и облегающая, чтобы подчеркнуть…

О: Я протестую!

О: Протест принят. Ближе к делу, господин Сильберклейт.

В: На вас были черные кожаные туфли на высоком каблуке?

О: Да.

В: Какого цвета была блузка?

О: Белая.

В: Без рукавов, не правда ли?

О: Да.

В: Шелковая?

О: Да.

В: Был ли надет на вас бюстгальтер под блузкой?

О: Я протестую, ваша честь!

О: Свидетель может отвечать.

В: Был ли на вас бюстгальтер, миссис Лидз?

О: Нет.

В: Скажите, миссис Лидз, вы всегда так одеваетесь, когда отправляетесь за…

О: Протестую!

В: …рождественскими покупками?

О: Ваша честь, я протестую!

О: Можете отвечать, миссис Лидз.

О: Да, именно так я была одета.

В: Благодарю вас, мы знаем, как вы были одеты. Я спрашиваю вас не об этом.

О: А о чем вы спрашивали?

В: Это ваша обычная манера одеваться, когда вы едете в город за рождественскими покупками?

О: Да, я всегда так одеваюсь.

В: Когда едете в галерею, я правильно вас понял?

О: Да.

В: Вы надеваете короткую, узкую черную юбку, черные чулки со швом, черные туфли на высоком каблуке. Кстати, какова высота каблука?

О: Не знаю.

В: Передо мною список одежды, которая была на вас в ту ночь. В описании указано, что высота каблуков семь сантиметров. Как вы считаете, это соответствует действительности?

О: Да.

В: Высота каблуков семь сантиметров?

О: Да.

В: Чтобы ходить по магазинам за покупками?

О: Я люблю обувь на высоких каблуках: мне в ней удобно.

В: Вероятно, не менее комфортно в бикини с кружевной отделкой, в черном поясе и черных чулках со швом?

О: Да, именно так.

В: И вы любите носить белые шелковые блузки без бюстгальтера?

О: Да!

В: Другими словами, вы предпочитаете одежду, которую можно найти на страницах «Пентхауза»?

О: Нет! На страницах «Вог»!

В: Спасибо, что поправили меня, миссис Лидз. Тем не менее эту одежду всякий мужчина волен считать соблазнительной и провоцирующей.

О: Протестую!

О: Протест принят.

В: Миссис Лидз, в тот вечер вы специально отправились в город в поисках…

О: Нет.

В: Позвольте мне закончить вопрос. Разве вы поехали не развлечься?

О: Нет!

В: Как еще можно назвать явное заигрывание с тремя молодыми людьми?

О: Протестую!

В: …а когда они отвергли ваши провокации…

О: Протестую!

В: …вы предъявили им обвинение в насилии!

О: Протестую! Протестую! Протестую!

…Она умеет справляться с мелкими поломками, а уж сколько приходилось менять спущенных шин – не счесть. Она не из тех беспомощных красоток, годных лишь на то, чтобы нежиться в шезлонгах за чтением романов. Она достала из багажника гаечный ключ, взяла запасную шину, положила ее на землю рядом с задним бампером, присела на корточки около правого крыла и принялась отвинчивать болты, которыми колесо крепится к подвеске. Она справилась с первым болтом, положила его в перевернутый колпак от колеса, когда…

С первых же мгновений она не сомневалась в их намерениях.

Чьи-то сильные руки рывком тянут ее на себя. Гаечный ключ падает на землю. Кто-то перехватывает ее шею рукой, она задыхается, крик застревает в горле. Руку резко заводят назад. Боль иглою пронзает мозг. Она знает, что сейчас произойдет. Тот, кто подошел, отступает в сторону, и она, оставшись без опоры, падает на землю, больно ударившись затылком об асфальт. Силой воли она удерживает сознание, не позволяя себе отключиться.

Их трое.

Это те, кто стоял около ресторана.

Двое распластали ее на земле, держа за руки. Третий, вцепившись ей в волосы и зажимая рот, держит ее. Все происходит в считанные мгновения. Сквозь пелену она слышит их голоса, грубые повелительные голоса, ей кажется, что они говорят по-китайски, и это вселяет в нее неосознанную надежду, что все обойдется, что они не посягнут на ее честь, что причина нападения – деньги. Она готова им все отдать, пытается сказать им об этом, но тут один из них, явно главарь, с редкими усиками над верхней губой, сует ей в рот носовой платок, испачканный в земле. Он бьет ее по левой щеке, чтобы она не пыталась выплюнуть кляп, бьет справа, он правша, она фиксирует это. Щека горит от удара, но не распухает.