Текст книги "Кошечка в сапожках (сборник)"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 37 страниц)

Три слепых мышонка

Посвящаю Лу и Элис Уэйс

Глава 1

В августе начинается такая безжалостная жара, что уже с утра столбик термометра поднимается до сорока градусов, а к вечеру опускается до пятидесяти, воздух пропитан влагой.

Во второй половине дня идет дождь. Иногда пять минут, иногда час. С черного хмурого неба низвергаются потоки воды. Над мокрым асфальтом клубится пар. Дождь тоже не приносит спасительной прохлады.

Солнце уходит за горизонт, но влажность, эта постоянная спутница жары, остается. Душно и ночью.

До самого конца лета во Флориде нечем дышать.

Говорят, что кровь не пахнет, но распластанное на полу тяжелое тело явно источает запах смерти. В кронах пальм роятся насекомые. Полнолуние. Циферблат наручных часов высвечивает двадцать минут двенадцатого. В тишине тикают часы. Хо Дао Бат вот-вот должен вернуться домой из «Пагоды». Придется задержаться, чтобы пожелать ему доброй ночи.

Те двое уже покинули этот мир.

Невинная шуточка, прости.

Их даже жалко – они так крепко заснули.

Очередь за Хо Дао Батом.

Он умрет в эту изнуряющую жару августовской ночи. И его будет жалко.

Район «Малая Азия» был густо населен азиатами – отсюда и такое название. В городе не любили цветных, поэтому со временем все китайцы, корейцы и японцы селились только в «Малой Азии», районе между Танго и Лангхорном, западнее Тамайами-Трейл. В начале века на этих двух с половиной акрах земли не было ничего, кроме публичного дома да салуна. Позже здесь, среди пальм, приткнулись десятка четыре деревянных домиков для цветных. Изнуряющими ночами обитатели домишек высыпали на улицу, бессмысленно томясь в ожидании бриза, охваченные воспоминаниями об их родной горной деревушке на другом краю планеты. Спасительного бриза ждать неоткуда.

В руках нож.

Правда, славный ножик?

В лунном свете, проникающем из окна, блеснуло лезвие ножа. В одном из домов в комнате на первом этаже около одной из трех коек распластались два окровавленных крохотных человечка – это от них исходил какой-то желто-красный запах крови. С настенного календаря поверх веера застенчиво улыбалась очаровательная китаянка в кимоно красного цвета, того самого цвета удачи и крови. Придется дождаться Хо Дао Бата. Пока он своего не получит, этот Хо, работа насмарку.

Часы показывают половину двенадцатого.

Хо, мой ножик жаждет встречи с тобой.

Через открытые створки окна в комнату, где навеки успокоились двое мужчин, с улицы доносится смех. Откуда-то издали слышится невнятное бормотание, хихиканье, переговоры мужчин и женщин. Там иная жизнь, там наслаждаются вязкой флоридской ночью, ну а ты, Хо, что же ты не спешишь приложиться к моему ножичку?

Ожидание тянется медленно.

Над кровавым месивом зажужжала муха.

Скоро он появится, Хо Дао Бат, последний из троицы. Главарь. Уже сегодня ночью он последует по пути, проторенному его застывшими в смерти дружками, в царство мертвых. Ну же, Хо, не сторонись компании, твои приятели остались довольны.

Я потешаюсь, прости меня.

Какое-то нашествие мух.

Полчища насекомых проникают через окно в комнату, где за минуту до этого звучали голоса и смех, и устремились к неподвижным искромсанным телам в надежде присосаться к кровоточащим ранам – настоящая мушиная вакханалия! Каково это будет на твой азиатский вкус, а, Хо Дао Бат?

Нож мелькает в воздухе.

Вот тебе, вот!

И тут зашуршал гравий на дорожке, ведущей к дому.

Кто-то подошел к входной двери.

Высокий, седовласый, испещренный морщинами инспектор Морис Блум подставил лицо первым лучам солнца, проскользнувшим в комнату через жалюзи. Сегодня утром он не успел даже побриться, как в семь часов его огорошили новостью о трех трупах. Похоже, речь шла о ритуальном убийстве. Он не стал тратить времени на поиски костюма, возвращенного на днях из химчистки, натянул чистую рубашку и мешковатый летний пиджак, брошенный на спинку стула у туалетного столика, быстро повязал галстук и стал названивать Роулзу, чтобы сообщить ему, куда ехать.

До места добрались быстро. Комната была залита ярким светом. Медэксперт тщетно пытался отогнать назойливых мух от трупов. Роулз отлично выглядел. На нем был светло-коричневый костюм, из-под которого выглядывала янтарного цвета рубашка, галстук отлично сочетался со всем остальным, даже с темно-коричневыми мокасинами. Он смахивал на одного типа из старого полицейского сериала «Пороки Майами», только сейчас трагедия разыгралась в Калузе, по другую сторону залива.

Роулз обошел Блума статью и ростом. При своих 193 сантиметрах он весил почти сто килограммов. Люди, встречая на своем пути этого черного гиганта, молча переходили на другую сторону улицы. Мало нашлось бы и желающих столкнуться в темной аллее с Блумом, эдаким стокилограммовым атлетом, озирающим мир с высоты своих 185 сантиметров. Трудно было назвать привлекательным его сломанный нос и расплющенные костяшки пальцев бывалого драчуна. Вместе они смотрелись довольно внушительно и вполне могли бы работать по привычной схеме: хороший фараон – плохой фараон, если бы не одно обстоятельство. Оба они тянули только на роль «плохого».

Но было у них и отличие. В темных, глубоких глазах Блума, казалось, навеки поселилась невысказанная тоска, а это уже было серьезным недостатком для карьеры полицейского инспектора.

– Потрясающее зрелище, – протянул Роулз.

Обычно он не был подвержен иронии, но сейчас к черному юмору побуждали скорчившиеся на полу трупы. Иначе просто выворачивало. Последний раз его мутило во время романтического круиза на Багамские острова – туда он отправился с красоткой – стенографисткой из суда.

Блум, в отличие от приятеля, уже несколько лет как был женат и не мог себе позволить прохлаждаться на разных там романтических островах. Он тоже помучился в субботу, приобщившись к несвежей рыбе на лодочной станции «Марина Лу». Сегодня утром, во вторник, вспомнив недавние мучения, он ощутил новый приступ тошноты.

Горло жертв было перерезано от уха до уха.

Вырваны глаза.

Отрезаны гениталии и вставлены в рот.

Роулзу приходилось сталкиваться с подобным в джунглях Вьетнама. На таком специализировались сами дети джунглей. Он первым высказал предположение о возможных убийцах – ведь в округе жили одни азиаты, – да и почерк был характерным. Первым сообщение о трупах принял сержант Алекс Макреда из машины, от патрулировавшего район Чарли. Он заявил, что убийство скорее всего связано с наркотиками и совершено кем-нибудь из ямайской общины. Бандиты с Ямайки, сумевшие поселиться в некоторых районах Флориды, отличались особо изощренной техникой убийств. К тому же не было тайной, что у себя на родине они открыто пользовались наркотиками.

По мнению Блума, отвергающего подобную версию, речь не могла идти о наркотиках, несмотря на азиатское происхождение убитых. У Роулза, видимо, были свои причины остановиться на этой версии, но опять-таки не обязательно быть азиатом, чтобы так измываться над своими собратьями.

Он подошел к медэксперту, закончившему свое дело. Тот щелкнул замком саквояжа и приподнялся с колена. Мухи вскинулись вслед за ним, роясь вокруг его головы. Они попробовали их отогнать.

Медэксперт произнес:

– Как вы, очевидно, заметили, им перерезали горло. Потом вырвали глаза и отрезали члены.

– Руку приложил мастер своего дела.

– Вы имеете в виду глаза и прочее?

– Да.

– Не только. Настоящий мясник. Я подобрал все глазные яблоки, кроме одного. Они в банке на подоконнике. Их необходимо будет отослать вместе с телами.

К горлу Блума подкатила тошнота.

К ним подошел Роулз с кожаным мужским бумажником в руках.

– Обратите-ка внимание на это.

Утром во вторник Мэтью Хоуп едва успел выбраться из-под душа, как в его спальне зазвонил телефон. Не успев обтереться, он обвязался полотенцем и поспешил снять трубку, подбадривая себя словами: «Иду, иду!» Автоответчик говорил его голосом:

– Номер 349–3777. Если вы…

– Не вешайте трубку, – вмешался Хоуп. – Я слушаю вас.

– …оставьте мне сообщение… – не унимался автоответчик.

– Я слушаю, я у телефона, – повторил Хоуп.

– …когда услышите сигнал…

«Дрянная техника», – чертыхнулся он.

– …я перезвоню вам при первой возможности. Спасибо, что позвонили.

– Я слушаю вас, – попытался прорваться Хоуп, – слушаю. Пожалуйста, подождите.

Раздался щелчок.

– Алло! – крикнул он.

– Папа?

Хоуп мысленно представил себе дочь на другом конце провода. Высокая, голенастая, моторная, летнее солнце вызолотило и без того светлые волосы, глаза могли сравниться по голубизне с карибской лагуной. Джоанна. Мечтает о карьере нейрохирурга, разрабатывает пальцы, пытаясь завязать узел в спичечном коробке. Доченька, до боли любимая…

– Привет, малышка, – расцвел он в улыбке. – Я буквально сегодня собирался позвонить. Как ты?..

– Ты только обещаешь, – хмыкнула она.

Ехидная девчонка! Всего-то четырнадцать лет, а разговаривает как форменный комик.

– Ты права, – не стал он спорить. – Но после встречи в десять часов с возможным клиентом я собирался позвонить…

– Не дают покоя кровавые истории, а, пап?

Он почти видел ее усмешку.

– Полагаю, ты неплохо проводишь время? – тепло спросил он.

– Я в диком восторге, пап, здесь так замечательно, – затараторила девушка. – Только ни одного мальчика, представляешь?

– Сочувствую, – улыбнулся он.

– Нет, конечно, кое-кто есть. Так, один слюнтяй, а другому только двенадцать лет. Зато я подружилась с отличной девчонкой, Эвери. Миленькое имя, ты не находишь? Она член школьной команды по плаванию. Представляешь, у них там, в Нью-Йорке, есть своя команда в школе. Я даже не знала. Она мне показывает всякие штучки. Я теперь умею плавать в бурной воде. Здесь такая холодная вода, бррр… А она каждый день плавает в океане по часу безо всяких усилий. Вокруг нее волны вздымаются, а она подобно акуле. Эвери Куртис – запомни это имя. Она еще победит на Олимпиаде, вот увидишь. Она родилась пятнадцатого октября под знаком Весы.

«Многие великие родились под этим знаком», – подумал про себя Мэтью, но не стал распространяться.

– Мама передает тебе привет. Она занята оладьями.

– Кланяйся ей от меня.

– Позвать ее?

– Конечно, – отозвался Мэтью, – почему бы и нет?

– Сейчас.

Сьюзен, бывшая жена Хоупа, имела вид дерзкой, избалованной красотки с темными с поволокой глазами, круглой мордашкой, короткой стрижкой и припухлыми губами. Спустя годы после развода они, к своему удивлению и удовольствию, возобновили отношения. То, давнее, происходило совсем в другой стране, и образ любимой девушки погас в его сердце. И пусть та страна располагалась тут же, в старой доброй Калузе, в штате Флорида, но тогда эти земли казались ему радужными, полными тайн девственными местами, манящими надеждой. И та, прежняя, девушка вовсе не умерла, а просто ушла из его жизни. Во всяком случае, в ближайшее время ничего кардинального не предвиделось, а строить далекие планы не в его характере. Особенно в отношении Сьюзен. Даже учитывая вспышку их страсти после стольких лет развода.

– Алло, – прощебетала бывшая женушка.

– Привет, – сказал он. – Печешь оладьи?

– Здорово, правда?

Он представил себе, какую она состроила гримаску. Сьюзен никогда не любила готовить.

– Как отдыхаешь? – спросил он.

– Так себе, мальчиков нет, – съязвила она.

– Сожалею.

– Может, заедешь на уик-энд? Места в доме хватит.

– Не хватало нам подраться при ребенке.

– Ну так что же?

– Даже наверняка шум поднимем.

– Я по тебе скучаю.

– Я тоже.

– Почему мы не можем хотя бы немного пожить мирно?

– Не можем.

– Но в такой жизни есть своя прелесть.

– Конечно.

– Ты так считаешь?

– Да. Тебя что-то беспокоит, Сьюзен?

– Не знаю. Ведь раньше нам бывало хорошо вдвоем. Сейчас мы с Джоанной одни в доме, и я не ощущаю никакой радости от отпуска.

– Ну, знаешь, – замялся он.

– Так что если окажешься вдруг в наших краях, где-нибудь поблизости от мыса Код…

– Вряд ли.

– Тебе бы посчастливилось увидеть меня у плиты.

– Хорошо.

– Я нацепила фартучек и туфли на шпильках.

– Да ты что!

Ее слова попали точно в цель. Воображение Хоупа нарисовало ему образ Сьюзен в светлых кожаных туфлях, в ладненьком белом фартучке, чисто символически прикрывающим ее грудь, с соблазнительными тесемочками на попке. Она орудует лопаточкой.

– Передай трубку Джоанне, – попросил он.

– Гляди-ка, испугался, – констатировала Сьюзен, наверняка расплывшись в улыбке.

Он был тоже доволен разговором.

– Ну что, разобрались? – поинтересовалась Джоанна.

– Не лезь не в свое дело.

– Вас не разберешь.

– Еще как разберешь, – успокоил ее Мэтью. – Вот стукнет тебе под шестьдесят, а мы с мамой к тому времени умрем…

– Прошу тебя, не стоит так шутить, – нахмурилась Джоанна.

– Малышка, мне пора собираться. Я поймаю тебя сегодня днем, ладно?

– Знаешь, мы сегодня с Эвери хотим сбегать на эту нудную вечеринку. Может, хоть там парни будут, а то я уже начинаю думать, что наш двенадцатилетний сосед ничуть не хуже других, представляешь?

– Я отчетливо представляю, что ты у меня не самый плохой ребенок, – отозвался Мэтью.

– Льстец, – подытожила разговор дочь.

Он знал, что Джоанна ухмыляется точно так же, как недавно Сьюзен.

– Пока, малыш, я скоро свяжусь с тобой.

– Я люблю тебя, пап.

– Я тоже тебя люблю. – Он повесил трубку и взглянул на часы, стоящие на туалетном столике.

Времени на размышления не оставалось, и он лихорадочно принялся одеваться.

Мэтью Хоуп еще не встречал человека, который ощущал бы себя свободно в арестантской робе. Что там говорить о Стивене Лидзе! Казенная, не по размеру одежда, в которую был облачен этот ладный блондин под метр девяносто, выглядела на нем, стокилограммовом мужчине, смирительной рубашкой. В связи с особой жестокостью инкриминируемого ему преступления выпустить его под залог не сочли возможным. Его ожидала перспектива какое-то время остаться в этом одеянии.

Прошло двое суток, после того как четырнадцатого августа патрульная машина Чарли выехала по вызову китайского посудомойщика, который по дороге на работу решил заехать на улицу Танго, 1211, и захватить своих троих друзей.

– Это вы их убили? – обратился к нему Мэтью.

– Нет, – замотал головой Лидз.

– А кто грозился на суде их убить?

– Когда это было?! Сразу по оглашении приговора. Я был вне себя. Мало ли чего брякнешь в гневе.

– Но вы так опрометчиво оговорились. Вы ведь сказали, что покончите с ними.

– Если бы вернуть слова обратно!

– Вы утверждаете, что не убивали их?

– Конечно.

– У вас есть хоть какие-нибудь мысли, кто мог на это решиться?

– Нет.

– Можно ли предположить, что вы наняли кого-нибудь для этой цели?

– Вовсе нет.

– А если какой-нибудь ваш приятель, или должник, или не знаю кто решил вам посодействовать?

– Нет. Я не имею к этому делу ни малейшего отношения.

– Вы отдаете отчет своим словам?

– Абсолютно.

– Расскажите, где вы были вечером в понедельник в момент убийства.

– Дома. С женой.

– Вы были одни? Кто-нибудь сможет подтвердить ваше алиби?

– Нет. Разве одного свидетеля не достаточно?

– Она ваша жена, – устало произнес Мэтью.

Мэтью Хоуп всматривался в лицо сидящего напротив человека, пытаясь прочитать в этих голубых глазах хоть какой-то намек на истину. Он не станет его защищать, пока не убедится в невиновности. Только и всего. Отыщется немало других адвокатов, которые не посмотрят на вину. Мэтью не из их числа. Он не защищает убийц и воров.

– Вы осознаете до конца, в каком положении оказались?

– Конечно.

– На месте преступления был обнаружен ваш бумажник…

– Мне трудно объяснить, как он мог туда попасть.

– Нет ли тут какой ошибки, это действительно ваше портмоне?

– Да.

– Там были ваши водительские права…

– Да.

– Так, с этим разобрались. Ваш бумажник найден в комнате, где обнаружены трупы тех, кто недавно обвинялся в изнасиловании вашей жены. Одного этого прокурору достаточно для возбуждения против вас уголовного дела…

– Меня там не было…

– …ведь тогда насильников оправдали…

– На их совести это преступление.

– Суд не согласился с обвинениями.

– Это ошибка. Они ее изнасиловали.

– Дело спорное. В прошлую пятницу был оглашен оправдательный приговор. В тот же самый день вы в присутствии сотен свидетелей клянетесь убить негодяев. В понедельник их находят убитыми. На месте преступления валяется ваш бумажник.

– Да, это так.

– С какой стати я должен вас защищать?

– Я невиновен, – покорно сказал Лидз.

Адвокат прислонился к белой стене камеры, на которой отметились многие предшественники Лидза, и смотрел в ясные, спокойные глаза узника, примостившегося на краешке узкой койки. Виновен или нет? Решать это придется прямо сейчас, иначе потом, если он возьмется за дело, отступать будет некуда.

– Как мог бумажник оказаться на месте преступления?

– Понятия не имею.

– Вам не приходилось терять его в понедельник?

– Нет.

– Когда вы в последний раз держали его в руках?

– Не помню.

– Вспомните, как вы расплачивались в тот день? Может быть, пользовались кредитной карточкой?

– Мне кажется… В тот день я заходил в видеопрокат.

– В котором часу это было?

– По дороге домой, на ферму. Я фермер.

Лидз явно скромничал. Он был внуком Роджера Лидза, одного из самых первых переселенцев штата, сумевшего в свое время скупить за бесценок сотни акров во Флориде. Его отец, умерший шесть лет назад, прикупил три тысячи акров плодородной земли на Тимукуэн-Пойнт-роуд, грузовые стоянки в Тампе и лучшую недвижимость в центре Калузы.

– Я заглянул на Лайм в офис своего агента, – продолжил Лидз.

– Мир тесен, – улыбнулся Мэтью. – У меня тоже агент в тех краях.

– Я бываю там каждый день.

– Я тоже.

– Я пробыл там около часа, – добавил Лидз.

У богатых свои привычки.

Мэтью вернулся к прерванному разговору:

– Когда вы были в понедельник у своего агента?

– Часов около трех. Джесси велела захватить по дороге какой-нибудь фильм.

Джесси Лидз. Это она звонила ему вчера, после того как Лидзу предъявили обвинение и отказались выпустить под залог. Она начала с того, что он лучший в городе адвокат по уголовным делам (слышал бы это Бенни Фрейд!), и просила взять на себя хлопоты по защите ее мужа. Он откликнулся на ее просьбу.

– Зашел я в видеопрокат…

– Какой, не скажете?

– То ли «Город видео», то ли «Мир видео»… Какое-то типичное название. Он расположен на Трейл, около Люйда, не доезжая до поворота на Уиспер-Кей-Бридж.

– И что вы там взяли?

– «Касабланку». Джесси без ума от старых фильмов. Мы его посмотрели после ужина.

– Вы ночью выходили из дому?

– Нет.

– Во сколько вы легли спать?

– Что-то около половины девятого.

– Так рано?

– Мы смотрели кассету.

– Неужели вы спите в одежде?

– В одежде? Что вы! Почему в одежде?

– Прежде чем лечь спать, вы разделись, так?

– Ну да, конечно.

– И куда вы положили бумажник?

– Я… по-моему…

Адвокат отметил, что Лидз смутился.

Вроде бы повседневное действие, да поди знай. Отчего бы Лидзу и не стушеваться, раз вся его жизнь висит на волоске от того, куда он в тот вечер сунул бумажник. Законы Флориды суровы. Убийство с отягчающими обстоятельствами тянет на электрический стул. Мэтью ждал ответа.

– Обычно он лежит у меня на туалетном столике, – задумчиво произнес Лидз. – Вместе с ключами и мелочью. Наверняка в тот вечер я положил его туда же.

– Но полной уверенности у вас нет?

– Ну как сказать… Видите ли… – Он немного помолчал, затем продолжил: – Я мог обронить его в лодке в тот вечер.

– В лодке?

– Да. У меня есть тридцатидевятифутовый «медитерраниен». В тот вечер перед ужином я выходил в море.

– И вы допускаете, что он мог выпасть из кармана?

– Вероятно.

– Припомните, раньше такое случалось?

– Иногда, чтобы он случайно не выпал, я клал его на дно.

– Вы когда-нибудь забывали бумажник в лодке?

– Всего однажды.

– Вы хотите сказать, что вам приходилось забывать бумажник вне дома?

– Да.

– Значит, можно предположить, что в понедельник могло случиться подобное?

– Вполне. И кто-нибудь его прихватил оттуда, иначе как он мог оказаться на месте преступления?

– Когда вы обнаружили пропажу?

– Это было во вторник утром. Полицейские нагрянули к нам домой и предъявили бумажник.

– В котором часу это было?

– Где-то около девяти. Они показали мне бумажник, и когда я подтвердил, что это моя вещь, они велели собираться.

– И вы отправились с ними в город?

– Конечно.

– Надеюсь, сопротивления не оказали?

– Нет.

– Мистер Лидз, знакома ли вам «Малая Азия», так называемый район Калузы?

– Да.

– Вам случалось бывать там?

– Случалось.

– Можете вспомнить, когда?

– В день их ареста.

– Кого вы имеете в виду?

– Тех мерзавцев, которые напали на Джесси.

– Значит, вы знаете этот дом 1211 по Танго-авеню?

– Да.

– Вы отправились туда после ареста той троицы?

– Да.

– Значит, этот адрес вам знаком?

– Да.

– И дом тоже?

– Да.

– Вы заходили внутрь дома?

– Нет. Я просто захотел посмотреть, где живут эти твари, вот и проехал по улице.

– Скажите, вы не были там в ночь убийства?

– Я уже говорил, что нет.

– А в какой-нибудь другой день?

– Нет.

– Сколько вам лет, мистер Лидз?

– Сорок один.

– Вы служили в армии?

– Да.

– Когда?

– Во время Вьетнамской кампании.

– Вы были в действующей армии?

– Да.

– Вам случалось сталкиваться с подобными убийствами?

– Они получили по заслугам.

– Но такие жертвы…

– Я протестую. Эти ублюдки не жертвы! Они потешались над моей женой. Слава тому, кто их прикончил!

Лидза было не узнать: его голубые глаза помутнели, он скрежетал от злобы зубами и потрясал кулаками. Если он окажется в таком состоянии в зале суда, ему обеспечен электрический стул.

– Мистер Лидз, я повторяю: случалось ли вам во время службы во Вьетнаме видеть…

– Да, иногда так уродовали тела наших солдат.

– Им вырывали глаза…

– Да.

– Отрезали члены…

– Эти нелюди для острастки отсекали указательный палец правой руки. Любили вырывать язык. Мы часто подбирали трупы без языков. – И, поколебавшись, он добавил: – Мы проделывали с ними то же самое. Парень из моего батальона частенько надевал на шею ожерелье из отрезанных ушей.

– А вы сами когда-нибудь…

– Нет-нет, никогда.

– Вы уверены?

– Я на такое не способен, и без того по уши в дерьме ходили.

На какое-то время оба замолчали.

Из коридора в камеру донесся разговор двух полицейских, потом послышался смех.

– Мистер Лидз… – Адвокат с трудом подбирал слова.

Он пристально посмотрел в глаза подозреваемому, пытаясь понять, мог ли такой человек отомстить столь жестоким образом за надругательство над женой. Способен ли на самосуд? Или преступление совершено кем-то другим, а бумажник действительно оказался там случайно?

– Мистер Лидз, повторите, пожалуйста, что вы непричастны к этой трагедии.

– Я их не убивал.

– Еще раз, пожалуйста.

– Эти трое не на моей совести.

Летом в Калузе жару переносить затруднительно, по крайней мере дважды в день приходится залезать под душ и менять амуницию. В самое пекло облегчение приносит трехразовый душ: утром после сна, в обеденный перерыв в офисе и на сон грядущий. Мэтью предавался размышлениям, принимая свой ритуальный третий душ.

После обеда зачастил ставший уже привычным дождь, по нему можно было сверять часы.

Ливень хлестал от души. Во Флориде трудно представить себе хоть что-нибудь совершаемое вполсилы. Случись задуть ветру, так непременно ураганной силы; если выглядывало солнце, то лишь с одной целью – спалить всю округу; ну а дождь лил как из ведра.

Адвоката посетила мысль, что в душе не было необходимости. Ведь может такое случиться, что в комнату залетит шаровая молния и сразит его на месте. Вот позабавится Бенни Фрейд, а потом не преминет выразить свои соболезнования.

Прокурор округа Скай Баннистер поспешит перед журналистами назвать его хорошим адвокатом и отличным парнем, достойным оппонентом, заявит об огромной утрате, постигшей общество, потерявшего в лице усопшего примерного гражданина. Его бывшая жена Сьюзен зальется слезами. Облачившись во все черное, набегут его подружки и примутся забрасывать его гроб красными розами, окропленными слезами. «Ах, мой бедный Мэтью, ближе человека у меня не было! Почему именно он покинул меня в расцвете сил!»

Мэтью-Мэтью, бедный Мэтью!

Сегодня у тебя была возможность ошибиться в выборе решения. Тонкой струйкой текла вода. Вместе с грязной пеной он пытался освободиться и от охвативших его сомнений. Этот Лидз бывал там, где позднее произошло убийство, его бумажник обнаружили возле трупов, он опален жестокой Вьетнамской войной, его душит бессильная злоба за бесчестие жены, он громогласно грозит смертью трем насильникам… Все эти факты в руках Ская в один прекрасный день обернутся для штата солидным счетом за электричество.

Потянувшись за полотенцем, он с неудовлетворением посмотрел на себя в зеркало ванной комнаты. Во время последней поездки в Италию он прибавил десять фунтов. Это было заметно. При его росте жировая прослойка могла бы распределиться более равномерно, но все десять лишних фунтов отложились на талии. Почему женщины полнеют иначе? Стоит даме раздобреть, как круглеет задница. Загадка природы. Его лицо не изменилось – такой же лисий овал, темно-карие глаза, темные волосы, прикрывающие лоб. В мире сногсшибательных красавцев Мэтью явно занимал скромное место – с этим уж ничего не поделать. Он подмигнул своему отражению.

В понедельник утром он переступил порог своего офиса с возгласом: «Я вернулся!» Язвительный его партнер Фрэнк тут же поинтересовался: «Неужели отсутствовал?»

Обмен любезностями состоялся в понедельник.

А вчера позвонила Джессика Лидз.

Тебя-то нам и не хватало, дорогой, у нас опять беда…

За окном взвизгнули тормоза, послышался лязг налетевших друг на друга металлических предметов. На ходу набросив на себя белый махровый халат, он поспешил через весь дом на улицу. Как он посмел не заехать в гараж, а припарковать свою новую «акуру-ледасанд» у дома! Ему, видите ли, предстояло выехать в город, и он не стал утруждать себя…

Машина прямо с конвейера.

Тридцать тысяч баксов наличными.

Он оформил доставку прямо перед отъездом в Венецию две недели назад. До этого он Бог знает сколько лет ездил на «карлэнн-гайа». А это долгожданное чудо: приземистая, блестящая, дымчато-голубая, с кожаными креслами в салоне и солнечными батареями, с компьютером, подающим сигнал о наличии бензина в баке. Жмешь педаль – и малышка выдает шестьдесят миль в час за восемь секунд. Ракета да и только.

– Бог мой! – воскликнула женщина, выбираясь из маленького красного «фольксвагена» после удара в левое заднее крыло его дымчато-голубой «акуры», обошедшейся Мэтью ровно в тридцать штук всего дней десять назад.

Разъяренный адвокат был готов задушить виновницу происшествия, оказавшуюся статной, голубоглазой миловидной блондинкой с ногами от шеи. Она потерянно стояла под проливным дождем без зонта, беспомощно разглядывая вмятины на обеих машинах. Тормозной путь явно указывал, что наезд совершил красный «фольксваген». Пелена дождя укутала ее красное шелковое платье, красные туфли на каблучках, гриву светлых волос. Мэтью порадовался, что успел хотя бы набросить халат.

– Мне ужасно жаль, – произнесла она.

– Вам жаль! – воскликнул адвокат.

– Я испугалась, что раздавлю кошку.

– Какую кошку? – растерялся он.

Да какое имеет значение, что за кошка! Кошка против машины! Только он так подумал, как тут же раскаялся. Очень давно под колесами автомобиля погибла его любимая кошка. Господи, но не мог же он в самом деле радоваться, что вместо животного пострадала его машина последней марки, такая аккуратная, сверкающая, голубенькая машина!

– Она неожиданно выскочила на дорогу. – Мэтью понял, что она имеет в виду эту чертову кошку. – Я нажала на тормоза… Простите меня, я искренне раскаиваюсь.

В голове Хоупа крутились другие мысли: «С иголочки была машина, стоила тридцать тысяч…»

– Я адвокат, – наконец перешла к делу девушка.

– Я тоже, – вздохнул Мэтью.

– Это упрощает дело. Покажите мне, пожалуйста, свои права или страховой полис… Может быть, какой-нибудь доку…

– Вы-то сами не пострадали? – Он наконец очнулся от потрясения.

– Спасибо, со мной все в порядке. Я только немного промокла.

– Я приглашаю вас зайти в дом. Мы могли бы…

– Благодарю вас. Меня ждут в гостях.

– Вы же промокнете…

– Мне кажется, я уже пропиталась насквозь.

Тяжелое от дождя платье плотно облегало ее стан. «Прямо сцена из африканской жизни, – промелькнуло в голове у Хоупа. – Роскошная красотка оступается в воду у водопада, сквозь мокрую ткань просвечивают ее великолепные соски…» Он опустил глаза, с трудом оторвавшись от маленьких грудей незнакомки.

– Давайте заберемся в машину? Какой смысл мокнуть под дождем? Не хочется портить документы.

– Да, вы правы, – согласилась девушка. – Я об этом не подумала.

Хоуп обогнул «фольксваген» и подошел к своей машине, собираясь открыть дверцу, но тут понял, что из этого предприятия ничего не выйдет.

– Ключи в доме и бумажник тоже.

«Я обычно оставляю его на туалетном столике рядом с ключами и мелочью».

– Делать нечего, двести долларов выброшены на ветер. – Незнакомка скинула туфельки и, перепрыгивая через лужи, поспешила за ним в дом.

«И у меня была новая», – не сумел подавить вздох адвокат. Он с тоской оглянулся на свою «акуру», сиротливо прильнувшую покореженным боком к «фольксвагену». Мотнув головой, он открыл входную дверь и пропустил даму вперед.

– Прошу вас, заходите, – пригласил он.

Его голос дрожал от недавнего возмущения.

– Я так виновата. – Гостья ощущала неловкость.

Она походила на мокрую мышь. Спутанные пряди волос облепили ее лицо, вокруг глаз расплылась тушь, платье смялось. Мэтью Хоупа охватил внезапный прилив жалости.

– Обычная авария, не переживайте. – Он пытался говорить как можно мягче.

– О, черт, – выругалась незнакомка.

Адвокат удивленно посмотрел на нее.

– Моя сумочка осталась в машине, а там у меня права. Страховые документы в «бардачке».

– Я принесу, – вызвался помочь Хоуп.

– Не стоит. На мне все равно нитки сухой не отыщешь.

– На мне в общем-то тоже… Я быстро. – Хозяин дома вновь оказался под дождем.

Он горестно покачал головой, когда проходил мимо своей машины. Впритык к ней стоял «фольксваген». Что и говорить, хорошая была у него машина. На переднем сиденье он нашел вышитую бисером сумочку, а в отделении для перчаток – папку с документами. Среди бумаг оказалась регистрационная карточка на машину и страховой полис. Он ужасно неловко чувствовал себя в совершенно мокром халате, с волосами, прилипшими к темени.

Открыв дверь, он обнаружил гостью стоящей прямо перед ним, как будто она ощущала некоторую неловкость, вторгшись в его жилище. Они позвонили в полицию и обменялись документами и страховыми карточками. Незнакомку звали Патрисия Демминг, ей было тридцать шесть лет, и жила она адресу, Океан, 407, залив Фэтбэк.

Дождь уже перестал, когда подъехала полицейская машина. Полицейский – так как в Калузе полицейские обычно патрулировали в одиночку – попросил рассказать об аварии, проверил, может ли Патрисия Демминг двигаться дальше на своей машине. Адвокат Хоуп проводил взглядом отъезжающую машину.