Текст книги "Кошечка в сапожках (сборник)"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц)

– Я думаю, она работала с ними в студии «Энвил», – сказала Филиппа, – это то место, где ее убили, насколько мне известно.

– Да, – согласился Генри, – но фильма там нет.

– А где же он тогда может быть? – спросила Филиппа.

– Не знаю. Я надеялся, что, возможно, вы знаете.

– Нет, я тоже не знаю, – сказала Филиппа, – и надеюсь, что он не потерялся. Как вы думаете, он не мог потеряться? Потому что у нас действительно здорово получилось. Там есть одна сцена, где Джейк меня сзади, а я сверху на Роне…

Рону Стерлингу было двадцать лет.

Он мечтал стать кинозвездой.

Он сказал Генри, что может стать вторым Томом Крузом. Или Шоном Пенном. Или Джаддом Нельсоном. Или Эмилио Эстевесом.

Генри никогда ни о ком из них не слыхал.

Он сказал Генри, что работа в «Кошечке в сапожках» явилась для него приятным и полезным опытом, особенно сцены, где он был занят с Конни Реддинг, хотя большинство ее основных сцен были, конечно, с Джейком. Он высказал пожелание, что если Генри в качестве продюсера будет редактировать фильм, то следует немного увеличить метраж за счет сцен, где он был занят, чтобы показать некоторые из действительно замечательных кадров, в которых он играл с Конни. Потому что он стремится сделать карьеру романтического героя вроде Роба Лоу, о котором Генри, впрочем, тоже никогда не слышал. Кто это все такие?

И Стерлинг не зная, где фильм.

Он думал, что Прю могла хранить его в студии «Энвил», где монтировала фильм.

– Она – законченная стерва, – сказал он, – как долго, она думает, у человека может сохраняться эрекция?

Таким образом, в пять часов вечера после разговора с одним человеком вчера и еще с тремя сегодня Генри влез в «форд», взятый напрокат, нашел телефон-автомат в торговом центре – интересно, какого черта в Калузе так мало телефонов-автоматов, у них что, люди никуда не звонят с улицы? – снова набрал номер Берджеса Диля, и снова он оказался занят.

Пока он ехал по 41-му шоссе в сторону Тимукуэн-Пойнт-роуд, он пришел к выводу, что Констанс Реддинг и Маргарет Диль – одно и то же лицо. Иначе были бы чеки, выписанные на имя Констанс Реддинг. Это скорее всего псевдоним, под которым она снималась в фильме. Но чеки на псевдоним трудно обратить в наличные, поэтому их и выписывали на ее подлинное имя, – Маргарет Диль, не исключено, была связана с Берджесом Дилем (он был указан в телефонном справочнике), чей адрес – Тимукуэн-Пойнт-роуд, 3755.

Или не связана.

В любом случае, подумал Генри, приятная поездка за город не повредит в такой день.

– Ты что, язык проглотила? – спросил он.

Она не ответила. Лежала в своем углу – голая, если не считать сапог.

– Все равно, – сказал он, – что ты сделала со своим языком.

У нее широко раскрылись глаза.

– Никогда не знал, что ты так талантлива, Кошечка.

В сыром холодном помещении тишина.

– Конечно, теперь все это позади, да? Ты никогда ничего подобного не сделаешь, правда?

Молчание.

– Я думал отвезти тебя в Энанберг утром на Рождество и кинуть там на обочине. Думаю, это тебе понравилось бы, Кошечка? Вышвырнуть тебя, как обычную уличную девку, может быть, даже повесить тебе на шею табличку. Как ты думаешь, я так согрешил бы перед Богом? Скажи мне, что ты об этом думаешь?

Молчание.

– В самый раз, ты так думаешь? Выехать туда в полночь, выкинуть тебя рано утром того дня, когда Господь родился и затем умер за твои грехи, Кошечка, за них. Выбросить тебя на обочине, чтобы все видели, в напоминание о том, что ты нарушила заповеди Господни самым гнусным образом, выбросить тебя, Кошечка. Выбросить тебя, голой и опозоренной перед Господом, выбросить на обочине в самом центре города. Смотри, я соберу всех твоих любовников, кого ты любила, и обнажу перед ними наготу твою, и все они увидят ее…

Он посмотрел на нее сверху вниз.

– Посмотри, что я принес, – произнес он, показывая большой нож мясника.

Молчание.

– Ну что ж, о блудница, – продолжал он, – внимая слову Божию. Так говорил Господь. Потому что мерзость разлилась, и нагота открылась через твой блуд с твоими возлюбленными, и со всеми идолами твоей мерзости…

Он провел большим пальцем по лезвию ножа.

– Я буду судить тебя, – сказал он, – как судят женщин, нарушивших узы брака и проливших кровь, и я отдам кровь твою ярости и ревности.

Он кивнул.

– Так усмирю я мою ярость к тебе, и моя ревность покинет меня, и я успокоюсь и не буду больше злым, – он снова кивнул.

На табличке было написано:

«ОРКИДЕЙШЕЗ»

Экзотические орхидеи

Фамилии нет. Никакого Берджеса Диля, как в телефонной книге. Но адрес правильный, на табличке внизу написано: «Тимукуэн-Пойнт-роуд, 3755».

Грунтовая дорога, ведущая в сторону от шоссе. Генри свернул.

Был солнечный день. Мятный джулеп с мартини все еще оказывал свое волшебное действие. Он чувствовал себя настолько счастливым, что едва не запел, проезжая через заросли, похожие на джунгли. Дорога шла вдоль большого озера, извилистая, полная рытвин и ухабов. Генри проехал по ней полмили или около того, пока не подъехал к дому. Наконец-то, подумал он. Оранжерея позади дома, экзотические орхидеи, верно? Небольшое строение из шлакоблоков, похожее на курятник. Он нажал на тормоз, повернул ключ зажигания и вышел из машины.

Он направился к дому, как вдруг дверь строения из шлакоблоков открылась, вышел какой-то человек, похожий на фермера. Высокий, широкоплечий мужчина с мускулистыми руками. Генри подумал, что на вид ему не меньше сорока. Грубое лицо, светлые волосы, рабочий комбинезон надет прямо на голое тело, грязные башмаки. В правой руке он держал окровавленный нож, в левой – окровавленный бумажный мешок. Куровод, подумал Генри, готовит воскресный ужин. Догадка показалась ему забавной, он едва не рассмеялся.

– Мистер Диль? – спросил он.

Человек уставился на него.

Голубые глаза под лохматыми бровями. Загорелое, дубленое лицо.

– Меня зовут Генри Карделла.

Человек никак не прореагировал, лишь продолжал на него смотреть.

– Я пытаюсь разыскать женщину по имени Маргарет Диль. Я звонил целый день и подумал, что лучше приехать самому, – улыбнулся, – вы ее случайно не знаете?

Он все еще находил это довольно смешным. Здоровенный безмозглый куровод стоит перед ним с мясницким ножом в одной руке и с цыплятами на ужин в другой.

– Что вам от нее нужно? – спросил мужчина.

– Вы – мистер Диль, который значится в телефонной книге?

– Что вам от нее надо?

– Если это та женщина, которую я ищу, то я – продюсер фильма, в котором она…

Слова едва успели слететь у него с языка. Глаза мужчины сверкнули. С его губ сорвался крик – смесь боли, ярости и муки. Отбросив окровавленный мешок, он поднял нож.

Черт побери, он идет ко мне! – подумал Генри.

Теперь все это уже не казалось смешным.

– Эй, – сказал он, – послушайте…

Расстояние между ними сокращалось. Человек занес нож над его головой, сверкая глазами.

– Хозяин шлюх! – заорал он. Генри повернулся и бросился бежать.

Он побежал к озеру.

Он внезапно протрезвел.

За спиной он слышал тяжелое дыхание.

И продолжал бежать к озеру.

Увидел что-то, лежащее на берегу, длинное, серое и…

Он замер в смертельном ужасе.

Черт возьми…

Рука опустилась на его плечо. Он почувствовал, что его разворачивают.

– Нет, не надо! – только и успел он крикнуть.

Глава 10

23 марта во вторник в 10 часов утра Синтия Хьюлен зашла сказать Мэтью о том, что она надеется, рождественская вечеринка в их конторе будет на этот раз не такой шумной, как в прошлом году. Синтия – уроженка Флориды, с длинными светлыми волосами и великолепным загаром, который она старалась поддерживать: ни один уик-энд не проходил без того, чтобы она не полежала на пляже или в лодке. Ей двадцать пять лет, работает у них в фирме секретаршей – несомненно, самая красивая во всей конторе. Мэтью и Фрэнк все время советовали ей бросить работу и поступить на юридический факультет. У нее уже был диплом бакалавра искусств Университета Южной Флориды, и как только она сдала бы экзамены, они сразу бы взяли ее в партнеры. Синтия на это только усмехалась и говорила: «Нет, я не хочу больше воевать с учебой».

Она также не хотела больше воевать с шумной вечеринкой. Мэтью в прошлом году рано ушел, поэтому не знал, вылилась ли она в шумную или нет. Но Синтия рассказывала, что в обычное время очень строгие и достойные адвокаты, работавшие здесь (их было четверо, кроме Фрэнка и Мэтью), приняли слишком много, и некоторые из них (двое) забыли, что женаты, и приставали к девушкам. Синтия не возражала против незначительных проявлений нежных чувств, но троим другим девушкам, работавшим здесь, весьма не понравилось, когда за ними гонялись вокруг столов.

– Так что, может быть, вы намекнете им, а то как-то неудобно получается, о’кей?

Вечеринка намечалась на четыре часа дня. Мэтью пообещал намекнуть кому нужно.

Без десяти одиннадцать Синтия позвонила ему, чтобы сообщить, что звонит миссис Холмз из фирмы «Калуза Трэвел».

– Вы собрались путешествовать? – спросила она.

– Она сказала, по какому вопросу?

– Нет.

– Хорошо, – ответил он и, включив свой телефон, снял трубку.

– Алло?

– Мистер Хоуп?

– Да.

– Джинни Холмз, «Калуза Трэвел».

– Слушаю вас, миссис Холмз.

– Извините, что беспокою вас, но я не знаю, куда выслать чек.

– Какой чек? – спросил он.

– Он должен был уйти вчера днем, как я пообещала мистеру Гордону.

– Какому Гордону?

– Бухгалтеру «Прудент Компани».

– «Прудент Компани»?

– Да, фирмы миссис Маркхэм. Мы уже были готовы перевести деньги, но мистер Гордон не сообщил, в какой банк.

– Извините, миссис Холмз, но я вас не понимаю.

– Он просил выписать чек на «Прудент Компани» и перечислить деньги в ее банк. Но он не сообщил названия банка. А я зачислила ее чек на депозит еще в ноябре, поэтому не могу взглянуть на него.

– Ее чек?

– Да, за авиабилеты в Мехико-Сити. И бронирование номера в отеле. Боюсь, не смогу получить деньги обратно со счета «Камино Реаль». Они должны были поступить туда первого, так что сейчас уже поздно опротестовывать чек. Думаю, мне сразу же следовало отправить им телекс, как только я узнала об убийстве миссис Маркхэм и о том, что мистер Маркхэм арестован. Но, как я уже объяснила мистеру Гордону, я и в самом деле не знала, как быть. В любом случае у меня есть чек за авиабилеты, поэтому если вы скажете мне, в какой банк…

– Миссис Холмз, – сказал Мэтью, – я все еще не понимаю…

– Это Мэтью Хоуп? – спросила Джинни.

– Да, а что?

– Я подумала… Я прочитала в газете, что вы представляете интересы мистера Маркхэма, поэтому автоматически решила, что вы также занимаетесь вопросами наследства миссис Маркхэм.

– Нет, я этим не занимаюсь, – произнес Мэтью.

– А кто, вы не знаете? Мистер Гордон мне позвонил и сказал, что приводит в порядок ее дела для адвокатов, занимающихся наследством. Вы не знаете, как мне связаться с ними? Я действительно хотела бы выкинуть этот чек из головы.

– Извините, но я ничем не могу вам помочь, – сказал Мэтью.

– Харолд Гордон? – спросила она. – Бухгалтер?

– Нет, это имя мне ничего не говорит.

– Вы можете спросить у мистера Маркхэма, когда встретитесь с ним, в каком банке у нее счет?

– Да, конечно, я спрошу, – ответил Мэтью и взял карандаш, – вы сказали, что это оплата за путешествие, которые Маркхэмы собирались совершить первого января?

– Нет, первого декабря.

– Расскажите мне о путешествии, которое вы планировали совершить, – попросил Мэтью.

Они сидели в камере Маркхэма. На стене сразу же за зарешеченной дверью находилась фарфоровая раковина с двумя кранами. За ней унитаз без сиденья и укрепленный над ним рулон туалетной бумаги. Один из бывших узников нарисовал на стене календарь и зачеркивал дни, проведенные в камере. Маркхэм был здесь уже почти месяц. Он сидел на грязном поролоновом матрасе, лежащем на прикрепленной к стене койке, напротив раковины и унитаза; трясущиеся руки были сложены между колен.

Вздохнув, он посмотрел на Мэтью и произнес:

– Кто сообщил вам, что мы собирались смыться?

Мэтью прищурился.

– Смыться?

Никто не говорил ему, что Маркхэм и его жена собирались смыться. Это для него было новостью. Он решил пойти по горячим следам.

– Расскажите мне об этом, – сказал он, – вы собирались улететь в Мехико-Сити первого декабря, верно?

– Если вы уже это знаете…

– Вы хотите сесть на электрический стул? – спросил Мэтью.

Молчание.

– Тогда расскажите мне.

Молчание затянулось.

– Ладно, идите вы к черту, – Мэтью подошел к двери камеры. – Выпустите меня отсюда, – позвал он охранника.

– Успокойтесь, – сказал Маркхэм.

– Нет, я не успокоюсь, – ответил Мэтью, – или вы мне все расскажете, или я ухожу.

– Хорошо, хорошо, – согласился Маркхэм, – только успокойтесь.

– Я слушаю вас.

– Это была ее идея, – начал Маркхэм.

– Прю?

– Да. Забрать фильм и сбежать. Закончить его в Мексике, если она найдет там технику, и…

– Почему в Мексике?

– Она подумала, что Карделла не сможет нас там найти.

– Карделла? Кто такой Карделла?

– Генри Карделла. Человек, финансировавший фильм.

– Мне кажется, вы сказали мне…

– Да, да.

– Нет, не говорите «да, да», вы сказали мне, что не знаете, кто финансировал фильм. Вы сказали мне, что вам ничего неизвестно о фильме. А теперь вы…

– Да.

– Опять то же самое.

– Извините, – сказал Маркхэм.

– Если я правильно вас понял, она собиралась сбежать в Мексику с фильмом, который финансировал некто Карделла…

– Правильно.

– Почему?

– Тогда она получила бы сто процентов вместо десяти.

– Это была верхняя ставка? Десять процентов?

– От общей прибыли, – уточнил Маркхэм, – она подсчитала, что прокат фильма может принести восемь-девять миллионов. Плюс еще неизвестно сколько на видеокассетах. Прю выполнила всю работу, и она не могла понять, почему это Карделла должен получить самый жирный кусок пирога.

– Если не считать того, что он вложил деньги…

– Какие-то жалкие сто семьдесят пять тысяч, – сказал Маркхэм.

Мэтью сто семьдесят пять тысяч не казались «жалкими».

– И пока еще он не заплатил всех этих денег. Он выплатил всего-навсего сто пять тысяч к тому моменту, когда ее убили.

Всего-навсего сто пять тысяч, подумал Мэтью.

– Она подумала, что этот фильм можно пустить в прокат как совместный, – продолжал Маркхэм, – когда мы приедем в Мексику. Она сначала покажет то, что у нее есть, чтобы получить кредит на завершение. Потом найти дистрибьютера, отстегнуть ему часть денег, но не столько, сколько дал бы Карделла, если бы она…

– Где я могу найти этого Карделлу? Он здесь, в Калузе?

– В Майами. Зачем он вам нужен?

– Затем, что я вас все еще пытаюсь спасти от электрического стула. Если Карделла узнал, что ваша жена собралась сбежать с этим фильмом…

– Он никак не мог об этом узнать. Никто не знал о Мексике, за исключением нас троих.

– Каких троих? О ком вы еще не сказали?

– Меня, Прю и Джейка.

– Кто такой Джейк?

– Делани. Он снимался в фильме. У него есть связи. Он поехал в Мексику разузнать насчет кредита.

– А почему она не поехала сама? Почему вы не поехали?

– Я же сказал, у Джейка связи.

– Какие связи нужны человеку, чтобы…

– Ну, вы понимаете…

– Нет, не понимаю.

– Он знаком с людьми, которые… понимаете… с людьми, которые не всегда в ладах с законом.

– С преступниками?

– Ну да. Пожалуй, можно сказать и так.

– Почему кредит должен был быть от людей, которые не в ладах с законом?

– Ну, иначе могло не получиться.

– Почему?

– Из-за характера фильма.

Мэтью посмотрел на него.

И неожиданно его осенило.

– Ваша жена снимала порнофильм? – спросил он.

Маркхэм кивнул.

– Кто такой этот Карделла? – резко спросил Мэтью. – Мафия?

– Нет, нет.

– Но он из преступного мира?

– Нет, у него ресторан в Майами. Он законный бизнесмен.

– Который финансирует порнофильм, – сказал Мэтью.

– На порнофильме можно заработать кучу денег, – произнес Маркхэм.

– Почему вы мне сразу об этом не сказали?

– Я думал…

– Ваша жена нарушала закон. Возможно, ее убийство…

– Я так не думаю.

– Где этот Джейк Делани? Он вернулся в Калузу?

– Я не имею о нем известий. Думаю, он все еще там.

– Он знает, что ваша жена убита?

– Не знаю.

– А он не мог ее убить? И после уехать в Мексику?

– Нет, он отправился пятнадцатого.

Мэтью посмотрел ему в глаза.

– Вы ее убили? – спросил он.

Этот же вопрос он задал ему при их первой встрече.

– Нет, – ответил Маркхэм.

Тот же ответ.

– Как мне в это поверить? Вы сказали, что этот фильм может принести восемь-девять миллионов прибыли, а вместе с видеокассетами и того больше. Так как же я…

– Я любил ее. Зачем мне ее убивать? Это было для нас выходом. Этот чертов часовой магазин… – Он покачал головой. – Прю делала грошовые фильмы. Даже тот, что получил премию, – сколько, вы думаете, там осталось после уплаты всех налогов? Десять тысяч? Пятнадцать? Мы посчитали, что если нам удастся… Это будет только начало, понимаете? Она могла и дальше делать такие фильмы, и мы бы заработали целое состояние. Зачем мне было убивать ее?

– Может быть, затем, чтобы получить все.

– Нет, – ответил Маркхэм, – я любил ее.

– Но почему вы мне сразу не рассказали про все это?

– Я не думал, что вам следует знать о фильме.

– Вы не сообразили, что это может оказать какое-нибудь воздействие на дело?

– Я не хотел, чтобы это всплыло.

– А почему?

– Ну, фильм… дорогой, вы же понимаете.

– Да, вы сказали мне. Он стоит восемь или девять миллионов долларов.

– Или больше.

– Поэтому вы решили не говорить об этом своему адвокату?

– Это не имело отношения к убийству.

– Вы об этом не можете знать. Почему вы скрыли такое важное…

– Потому что я… Я подумал… Я подумал, что, если Джейк найдет кредит… тогда… когда вы меня вытащите… Я поеду к нему. И мы сделаем фильм, найдем дистрибьютера…

– Без Прю?

– Да, без нее. Мы найдем людей, которые завершат дело. Смонтируют и все что нужно. У нас остался негатив, так что это не проблема. Прю убедилась, что он вернулся из лаборатории. Так что если меня оправдают…

– Делани захватил фильм с собой в Мексику?

– Нет.

– Вы сказали, что планировали использовать фильм как совместный?

– Как только он найдет нужных людей. Мы собирались показать им фильм. Когда приедем туда.

– Вы планировали взять фильм с собой?

– Да, таков был наш план.

– Тогда вы знаете, где он, – заключил Мэтью.

Маркхэм ничего на это не ответил.

– Вы знаете, где фильм? – снова спросил Мэтью.

Ответа не последовало.

– Вы знаете?

Маркхэм кивнул.

– Где? – спросил Мэтью.

Он припарковал машину на стоянке возле оштукатуренного здания с белоснежным фасадом и дюжиной красных дверей. На стоянке было шесть желто-зеленых фургонов, на каждом из которых было нанесено название компании – «Франклин Мувинг энд Сторедж» и рисунок, изображающий человека в коротких штанах, запускающего воздушного змея. Под башмаками человека была надпись: «Франклин! Быстрее молнии!» В дальнем конце здания из окон доносилась музыка. Мэтью прошел по дорожке к красной двери, открыл ее и попал прямо на вечеринку, которая была, судя по всему, в самом разгаре.

Там находилось не менее двух десятков молодых девушек, одетых менее элегантно, чем дамы на «Балу Снежинок», но все же в вечерних туалетах и туфлях на шпильках. Мужчин в помещении было как минимум вдвое больше, все в разнообразной одежде – от костюмов до джинсов с рубашками, словно они только что вылезли из машины. Наряженная елка сверкала желтым и зеленым – других огней на ней не было, что соответствовало цветам компании. Красные и зеленые гирлянды свисали с потолка, тянулись из угла в угол. На стенах висели изображения Санта-Клауса. На одной из стен красовался тот же уродец, которого обычно изображали на борту грузовика, в коротких штанишках и башмаках. Большинство гостей сгрудились в одном углу вокруг бара, где часто прикладывались к содержимому бутылок.

Когда Мэтью вошел, над дверью прозвенел звонок. Трудно было поверить, что кто-то смог его услышать сквозь шум голосов, но женщина в тесной зеленой юбке и красной маечке, оторвавшись от бара, повернулась к нему и произнесла:

– А вот и подкрепление!

Она подскочила к нему быстрее молнии, стуча – щелк-щелк – каблучками, с улыбкой на лице, краска на губах до ушей, светлые волосы отброшены за ухо. Кожа бледная, щеки горят. Высокая, хорошо сложена, походка легкая, как у танцовщицы. Он заметил и длинные ноги, не оставив без внимания и упругую грудь под красной маечкой. Наверное, лет тридцать. Еще видно, что изрядно выпила.

– Кто бы ты ни был, заходи, – сказала она, – у нас не хватает шикарных мужчин, – она протянула руку. – Марси Франклин, – произнесла она, – я тут главная.

– Мэтью Хоуп, – произнес он, беря ее за руку.

– Ты знакомый Гарри? – сразу же спросила она.

– Да, я играл Гарри Слейда в колледже.

– Во! – сказала она. – Ну ты даешь! А скажи-ка, что ты думаешь о Бергмане?

– Об Ингрид или об Ингмаре?

– Ух ты! Мне кажется, я уже влюбилась, – воскликнула она, – я в Калузе только шесть месяцев, приехала из Нью-Йорка, чтобы заняться делом после смерти отца, и мне до чертиков не хватает собеседника. Я уже созрела, чтобы позвонить в службу милосердия. Ты женат?

– Разведен, – ответил он.

– Отлично, – сказала она, – вот это да! Не иначе тебя Санта-Клаус принес!

Мэтью улыбнулся.

– А скажи-ка мне, – продолжала Марси, – все ребята, с кем я встречаюсь в этом городе, почему-то говорят только о футболе. Я их спрашиваю: «Как вам „Джинджер и Фред“?» – а они отвечают, что не смотрят старинных мюзиклов. Я им: «Феллини, Феллини», а они мне, что терпеть не могут итальянскую жратву, если только это не «Пицца-Хат». Я им: «Что вы думаете про „Поцелуй женщины-паука“?», а они мне говорят, что не знакомы с такой. Я им: «Ладно, как насчет „Пурпурного цвета“?», а они мне: «Мы больше любим красный». Жуть! А ты любишь кино?

– Да.

– Хочешь, сходим в кино сегодня вечером? Подумай и не вздумай потом отказываться. Мне в следующем месяце стукнет тридцать три, я люблю высоких кареглазых брюнетов. Я чувственна и умна, некоторые считают, что я – высший класс. Предпочитаю дорогие рестораны и клевые тачки, Бетховена и…

– Ты напоминаешь мне героев «Деревенского голоса», – произнес Мэтью.

– О, Боже, я точно влюбилась, – сказала она, – он знает даже «Деревенский голос»! Ты тоже из Нью-Йорка?

– Мой партнер оттуда. Он не переставая про него говорит.

– А ты откуда?

– Из Чикаго.

– Жаль, – сказала она, усмехнувшись.

Она не выпускала его руки. Зеленые глаза изучали его лицо.

Его глаза изучали ее лицо.

Взмах ресниц – желтый, еще взмах – зеленый цвет глаз.

Овальное и бледное. Оранжевая помада на губах… Высокие скулы фотомодели.

Взмах ресниц – желтый.

Изучающий взгляд…

Белые, ровные зубы, открытые в улыбке…

Взмах – зеленый.

Эге, подумал он.

Следи за собой.

– Пойдем выпьем, – потребовала Марси и, все так же держа за руку, повела к бару.

– Джимми, – обратилась она к человеку в рубашке с короткими рукавами, – пожалуйста, налей Мэтью Хоупу. Что ты будешь пить, Мэтью?

– Я… немного джина со льдом, – ответил Мэтью.

Что происходит? – подумал он.

– Джин со льдом для Мэтью, – сказала она, выпуская его руку. Она одернула свою маечку, еще больше обнажив грудь.

– Очень рада с тобой познакомиться, Мэтью. – Она улыбнулась. Широкая улыбка. Блестящие губы. – С Рождеством!

– С Рождеством! – произнес Мэтью и взял стакан, который ему протянул Джимми через стойку.

– Спасибо. Твое здоровье! – сказал он Марси.

– Допивай, – сказала она, – и пойдем потанцуем. Люсиль! – крикнула она через комнату, – поставь что-нибудь романтическое! Мэтью хочет со мной танцевать.

Музыка неожиданно оборвалась. Шум голосов стал слышнее. Возникла небольшая пауза – голоса, смех, звон льда в стаканах, – а затем полилась другая мелодия, нежная и медленная. Будь внимателен, подумал он.

– Пойдем, – позвала Марси, обняв его.

Он все еще держал стакан в правой руке.

Она тесно прижалась к нему.

Он едва не разлил содержимое.

Обнимая ее, он вслепую поставил стакан на один из столов. Она снова прижалась к нему. Пространство заполнилось танцующими парами. В комнате стало тесно и душно. Будь внимателен, подумал он, будь внимателен.

– Я просто хотел узнать… – начал он.

– И я тоже, – сказала она. – О, Мэтью, ты меня заинтриговал.

– Мы можем где-нибудь поговорить? Здесь очень шумно.

– О чем ты хочешь поговорить, Мэтью?

– О складе, – ответил он.

– О, черт, о складе, – воскликнула она, – сейчас Рождество, Мэтью, давай не будем говорить о складе. Пропади он пропадом. Давай танцевать, Мэтью!

– Серьезно, не могли бы мы…

– Давай не будем слишком серьезными, Мэтью. Мы только что познакомились.

– Можно где-нибудь…

– Да, тут есть одно местечко, – произнесла она, высвобождаясь из объятий. Снова одернув майку, она повела его к двери рядом с баром. Открыв дверь, впустила его в небольшую комнату. Едва дверь за ними закрылась, она сразу же его поцеловала.

Он вспомнил про обещание Сьюзен.

Что он больше никогда не обманет ее.

Язык Марси был у него во рту.

– Послушай, – начал он, отстраняясь от нее и пытаясь удержать ее на расстоянии, – нам действительно нужно поговорить.

– О чем тебе приспичило поговорить именно сейчас?

Ее руки обвили его шею.

– Я адвокат, – сказал он.

– Да? – произнесла она. – Возбуди против меня судебный иск.

И снова прижалась к нему.

– Я здесь… представляю интересы моего клиента.

– Конечно.

– Который хранил тут кое-что.

– Хранил?

– Фильм.

– Меня это не удивляет, – сказала Марси, вновь потянувшись к его губам.

Он отодвинулся.

– Можем мы вначале поговорить?

Его всего трясло.

– Пожалуйста, – сказал он.

– Только три минуты, – произнесла она, направляясь вместе с ним к топчану в дальнем конце комнаты. Она села, сложив руки на коленях. Он опустился на топчан рядом с ней.

– Ну, говори, – потребовала она.

– Пруденс Энн Маркхэм, – сказал он. – «Прудент Компани».

– А что тебя интересует?

– Ее муж сказал, что она арендовала здесь хранилище.

– Ну? – сказала Марси.

– Да или нет?

– Это та, которую убили?

– Да.

– Да, она арендовала ячейку.

– С кондиционером, как сказал ее муж.

– Они все с кондиционерами, – уточнила Марси.

– Ключ был один, по словам мужа.

– Я всегда даю только один ключ. Я не знаю, что люди хранят здесь, и не интересуюсь этим. Насколько мне известно, половина кокаина в штате Флорида хранится за этими маленькими красными дверями. Я всегда даю только один ключ. Если дать два ключа, то будет уже два человека. Если их двое, то у вас будут неприятности, – она усмехнулась, – как у нас с тобой. Большие неприятности, Мэтью. С первой минуты. С тобой это когда-нибудь случалось раньше? Словно удар молнии? Я из последних сил стараюсь держаться от тебя подальше. С тобой это было раньше?

Он попробовал вспомнить.

Не так ли случилось у него с Эгги, давным-давно, когда он изменил жене впервые в жизни. Такая же неожиданная реакция. Встреча глаз, соприкосновение рук. Он пообещал Сьюзен. А сам сидит с женщиной, с которой познакомился лишь десять минут назад, и думает только о том, как бы сорвать с нее майку. Он подумал, что такова цена всем его обещаниям, которые он давал Сьюзен раньше.

«Ты больше не будешь меня обманывать?» – «Нет, никогда».

Он подумал, что он просто негодяй.

Хотя стоп! Ведь ты же не женат!

Тогда откуда это чувство вины?

У меня неприятности, подумал он. Большие неприятности. Она права.

– Давай заканчивать разговор, – сказал Мэтью.

– А когда закончим, тогда что?

– А есть общий ключ для всех ячеек?

– Да, есть.

– Ты можешь пустить меня в ячейку, которую она арендовала?

– Нет.

– Почему?

– Потому что не ты владелец ключа. Я позволяю только владельцам.

– А если я запрошу ордер?

– Запрашивай.

– Я веду дело об убийстве.

– А я защищаю частную жизнь.

– Так ты тоже адвокат?

– Не болтай лишнего, Мэтью. У тебя осталось две минуты.

– А кто считает?

– Я.

– Марси, в этой ячейке кое-что такое, что…

– Нет, в ней ничего нет.

– Что ты имеешь в виду?

– Кто-то ее обчистил.

– Откуда ты знаешь?

– Я видела фургон.

– Какой фургон? Когда?

– В ночь, когда ее убили.

Мэтью посмотрел на нее.

– Фургон был здесь в ночь, когда ее убили?

– Да, человек открыл ячейку, забрал все оттуда и положил в фургон.

– Что за фургон?

– Один из таких небольших автофургонов, что развозят товары.

– Ты видела, как он сделал это?

– Да.

– Где ты была?

– Работала здесь, в конторе.

– Во сколько это было?

– Около полуночи. Я много работаю, Мэтью.

– Я тоже.

Их глаза снова встретились.

Она сложила руки на коленях.

Эти губы.

– Как выглядел этот человек?

– Высокий блондин в комбинезоне.

– Блондин?

– Блондин.

– Ты бы узнала его, если бы встретила вновь?

– Конечно. У тебя осталась одна минута, Мэтью.

– Он открыл дверцу ключом?

– Да, ключом.

– Должно быть, это был ключ Прю, – вслух подумал Мэтью.

– Возможно, – пожала плечами Марси.

– Ты же сказана, что даешь только один ключ…

– Я даю не только это. Сорок секунд, Мэтью.

– Значит, это был ее ключ. Почему ты не вызвала полицию?

– Зачем? Кто-то что-то вынул из ячейки. Разве это преступление?

– Да, если кто-то был убит.

– Я не видела убийства, Мэтью. Я видела, как кто-то обчистил камеру. Тридцать секунд.

– И сложил это в фургон?

– В фургон.

– Какой фургон?

– Белого цвета.

– Какой модели?

– Я не знаю. Он, возможно, музыкант или что-то в этом роде.

– Музыкант? Ты же сказала, что он был в комбинезоне?

– Возможно, он играет на танцульках в каком-нибудь сарае. Двадцать секунд.

– Почему ты решила, что он музыкант?

– По надписи на боку фургона. Розового цвета.

– Что там было написано?

– Десять секунд.

– Что было написано?

– Оркестр. Девять…

– Оркестр?

– Восемь. Да, оркестр.

– Ты видела это на фургоне?

– Оркестр. Семь…

– Что-нибудь еще?

– Только это.

– Но это же бессмыслица.

– Шесть.

– Ни названия – ничего?

– Оркестр. Пять…

– Марси…

– Четыре…

– Ты слишком много выпила…

– Нет, три…

– А мне нужно вернуться в свою…

– Два…

– …контору.

– Одна, – сказала она, – а теперь поцелуй меня еще раз, пока я не умерла.

– Марси…

– Ты сказал, что не женат…

– Нет.

– Ты «голубой»?

– Нет.

– Тогда поцелуй меня. Я знаю, что ты тоже этого хочешь.

– Да.

– Тогда сделай это.

Зеленые глаза широко распахнуты.

– Пожалуйста, – сказала она.

О, Боже, эти губы!

– Поцелуй меня, – попросила она.

– Извини, – повторил он.

– Жаль, – сказала она, – знай, что ты разбил мне сердце. Я знакома с тобой каких-то пятнадцать минут, а ты уже разбил мне сердце.

Он смотрел на нее долго и внимательно.

– Марси…

– А, можешь катиться в свою паршивую контору, – сказала она, закрывая лицо ладонями.

Он посмотрел на нее в последний раз, открыл дверь и выскользнул наружу. Дверь сразу же за ним закрылась.