Текст книги "Кошечка в сапожках (сборник)"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 37 страниц)

Глава 11

Был сочельник.

Начиная с понедельника Тик и Моуз разыскали из телефонного справочника Калузы всех, кто носил фамилию Дилл, – их было восемь. И все безрезультатно. Они оба выдохлись. Моуз хотел поехать куда-нибудь и напиться. Это было в одиннадцать утра. Тик хотел найти Маргарет Дилл. Он сказал, что им нужно еще раз встретиться с Эмбер Уилсон. Моуз высказал предположение, что Эмбер согласится выпить с ними, и пусть эта Маргарет Дилл катится ко всем чертям. Моуз плохо соображал в делах. Он не догадывался, как Тик, сколько денег они смогут сделать на этом фильме, если только его отыщут.

Но сначала нужно было встретиться с Эмбер Уилсон еще раз.

Они поехали в крошечную квартирку, которую она снимала в Ньютауне, и ее разговорчивая соседка – толстая негритянка сообщила им, что не видела Эмбер со вчерашнего утра. По слухам, она отправилась на яхте с какими-то людьми. Тик понял, что она развлекает рыболовов, и спросил у соседки, как называется яхта. Негритянка сказала, что обычно Эмбер катается на яхте, арендуемой у фирмы «Опус Чартерз» в Хайетте. Тик и Моуз поблагодарили ее и направились на юг, в Хайетт.

«Опус Чартерз» сдавала в аренду все – от рыболовных лодок до яхт. Владелец, которого звали Чарли Оппенгеймер, сказал Тику и Моузу, что Эмбер с двумя другими девушками отправилась вчера на тридцатишестифутовой яхте «Грэнд Бэнкс» в море с кем-то из Клиэруотера. Капитан яхты сообщил Чарли, что они идут в Венис, чтобы провести ночь на воде – на яхте шесть комфортабельных кают с кондиционерами. Чарли ожидал, что они вернутся сегодня после обеда. Он рассказал им все это, так как принял их за потенциальных клиентов. Только потом ему пришла мысль, что они могут быть полицейскими.

В два часа дня Тик и Моуз сидели в баре в Хайетте, глядя на Мексиканский залив. Моуз пил «мимозу». Тик подтрунивал над ним, уверяя, что «мимоза» – напиток исключительно для «голубых». Сам он пил нечто под названием «Банановый динамит», который состоял из восьми сортов рома и бананового ликера. Стоял ясный солнечный день, с легким бризом, на воде совсем не было волн.

– Нам не найти Конни сегодня, – объявил Моуз, – я хочу обратно в Тампу. Не хочу встречать Рождество в этом дерьмовом городишке.

– Я подумал, – сказал Тик, – если мы не найдем ее сегодня, то лучше вернуться и встретиться с теми двумя девушками, с которыми познакомились в прошлом месяце.

– А, Ревлон, – протянул Моуз.

– У меня сохранился телефон блондинки.

– Как ее зовут?

– Рейчел.

– Нет, рыжую. Ревлон?

– Гвен, – ответил Тик.

– Ах да, Гвен, – сказал Моуз и облизнул губы, – это хорошая идея. Надо им позвонить.

– Сочельник. Они, наверное, заняты.

– Стоит попробовать, – произнес Моуз, – можно прямо отсюда.

– Нет, давай сначала разыщем Конни.

– Если бы я был на месте Конни и загребал такие деньги, как она за тот фильм, то сейчас тратил бы их в Нью-Йорке.

– Она не так уж много заработала.

– Откуда ты знаешь?

– Я только высказываю свое предположение. Сотни две в день, не больше.

– А в Нью-Йорке на Рождество так здорово, – сказал Моуз, – Флорида для Рождества – совсем не то.

– Вон, посмотри, – сказал Тик, толкая Моуза.

К пирсу подошла яхта. Двое мужчин в гавайских рубашках спрыгнули на пирс и принялись распутывать канаты. Третий в такой же рубашке отдавал команды.

– Вон Эмбер, – показал Тик.

Она стояла на корме в желтой юбке, развеваемой ветром. Одной рукой она придерживала шляпу, в другой у нее была пляжная сумка.

– Пойдем, – позвал Тик.

Он посмотрел на счет, положил несколько долларов на стойку и встал.

На пирсе мужчины в гавайских рубашках прощались с девушками. Трое девушек. Две из них белые, третья – Эмбер, которая вполне могла бы сойти за белую. Девушки помахали друг дружке рукой и разошлись в разные стороны. Две белые девушки двинулись к бару, где, возможно, надеялись еще подзаработать. Они многозначительно посмотрели на Тика и Моуза, проходивших мимо. Эмбер поднималась по лестнице в отель.

– Привет, – сказал Тик.

– Привет, – ответила Эмбер.

– Никакой Маргарет Дилл в Калузе, – сказал Моуз, – вот так.

– Должна быть, – произнесла Эмбер беззаботно. – Джейк сказал мне, что она там обитает.

– Где там? – спросил Тик. – Мы проверили всех Диллов по телефонной книге.

– Может, ее нет в книге.

– Джейк должен был сказать тебе еще чего-нибудь.

– Ничего подобного. Только ее имя – Маргарет Дилл. Или Мэг. Как вам больше нравится.

Они стояли возле отеля. Моуз подумал, что обломает ей ноги, если только она попытается оставить их с носом.

– Ты уверена, что он сказал «Дилл»? – спросил Тик.

– Дилл, Дилл, – подтвердила Эмбер. Она посмотрела на швейцара, появившегося из отеля. – Как насчет такси?

– Они подходят каждые пять минут, – ответил швейцар.

– Я здесь торчу уже пять минут.

Швейцар пожал плечами.

– Подумай, – настаивал Тик, – может, он говорил еще что-нибудь?

– Ничего, кроме ее имени.

– Маргарет Дилл?

– Сколько можно повторять? – спросила Эмбер. – Маргарет Дилл. Дилл.

Первым дошло до туповатого Моуза – не зря он родом из славного штата Джорджия.

– Ты говоришь, Дилл? – спросил он.

– Дилл, – ответила она, – правильно.

– Или Дил?

– Ну, Дил, какая разница?

Даже сказать правильно и то не может, со злостью подумал Моуз.

В телефонном справочнике Калузы под заголовком «Оркестры и ансамбли» значилось тринадцать наименований. Уоррен вздохнул. Попробуйте разыскать музыканта в канун Рождества.

Они впервые остались одни после того, как Джоанна вернулась домой в прошлую пятницу.

Было три часа дня накануне Рождества. Они украшали дом, который Мэтью когда-то делил с женой и дочерью. Дочь ушла к подругам вручать подарки. Радио было настроено на УКВ. Они слушали рождественские мелодии. Все было прекрасно – как в доброе старое время. Но и все было не так.

Он еще не рассказал про свое вчерашнее грехопадение.

И они еще не говорили о том, что их четырнадцатилетняя дочь по уши влюбилась в темнокожего парня по имени Томас Дэрроу-младший.

Мэтью вообще не был уверен, стоит ли эту тему обсуждать.

Он вспомнил телефонный разговор с дочерью, когда узнал, что Сьюзен собирается отправить ее в Академию Симмса:

– Она говорит, что это будет мне полезно. Она говорит, что «Святой Марк» совсем испортился. Она говорит… тебе это не понравится, папочка.

– Скажи мне.

– Она говорит, что школу заполонили цветные ребята. Она так сказала.

И потом, после паузы:

– Папочка? Мама сказала «ниггеры». Это про двоих темнокожих ребят, принятых в школу.

– Ужасно, – произнес Мэтью. Его бывшая жена из Чикаго, штат Иллинойс, превратилась во флоридскую расистку.

Рождественская гирлянда выпала из его руки. Он поднял ее и посмотрел на часы.

– Тебя что, такси ждет? – спросила Сьюзен.

– Мне должен позвонить Уоррен. Я дал ему этот номер на всякий случай.

– Уоррен? – переспросила она.

– Чамберс, – ответил он, – частный детектив, который помогает мне.

Он помедлил.

Момент настал.

– Он черный, – сказал Мэтью.

– Он хороший?

– Очень, – ответил Мэтью.

Он подумал, стоит ли вообще ей рассказывать, как приятно было вчера целовать Марси Франклин. Он подумал, не рассказать ли ей, что сегодня он подумывал позвонить Марси. Он подумал, действительно ли она употребила слово «ниггеры» в отношении двоих чернокожих ребят, принятых в школу имени Святого Марка. Он подумал, что сам не знает, чего хочет.

– Сьюзен, – произнес он и вздохнул.

– Я не знаю, что я про это думаю.

Моя жена, подумал он. Простите, бывшая жена.

– Мы говорим про Томми, да?

– А о ком еще? Ты-то сам что про это думаешь?

– Ей четырнадцать, – сказал он, – это еще пройдет.

– А если нет?

– Так что?

– Я тебя спрашиваю, Мэтью.

– Очень давно, – произнес он, – это было до того, как я познакомился с тобой, я встречался с темнокожей девушкой по имени Офелия Блэйр. Я тогда был студентом. Она училась в нашей группе. Офелия Блэйр.

– Что, пришел час признания? – спросила Сьюзен.

В голосе резкие нотки. Возможно, она готова к ссоре.

– Умная и красивая девушка. Я встретился с ней только один раз. Много целовал ее, пытался забраться под юбку, говорил ей, что люблю…

– Мэтью, прошу тебя…

– Умолял ее пройти до конца, потому что я никогда не делал этого с темной девушкой.

– Если ты предполагаешь, что Джоанна…

– Я могу закончить?

– Нет, если ты думаешь, что Джоанна и этот парень…

– Это не имеет никакого отношения к Джоанне!

– Тогда зачем ты мне все это рассказываешь? И пожалуйста, называй вещи своими именами. «Забраться под юбку» – что это значит?

– Черт подери! Я был девственником! Я никогда не делал этого и с белой девушкой, ни с кем! Дело в том, что…

– Да, Мэтью, в чем дело?

– Дело в том, что я лишил ее индивидуальности. Для меня она была просто темнокожей девушкой. Для нее самой – Офелией Блэйр. Она больше не встречалась со мной.

– Это конец истории?

– Да, конец.

– Слава Богу. Не смешаешь ли мне мартини?

Он подошел к бару, вытащил бутылку джина «Бифитер» и бутылку вермута, смешал два очень холодных сухих мартини. Она сидела на диване и соображала, куда бы еще повесить украшения.

– Спасибо, – поблагодарила она, принимая стакан. – Веселого Рождества!

– Веселого Рождества, – сказал он, – мы хотим поссориться?

– Я думала, мы уже поссорились, – ответила она, отпивая глоток.

– Я говорю то, что думаю, Сьюзен…

– Я знаю, что ты говоришь. Ты говоришь, что Томас Дэрроу-младший может быть носителем особой индивидуальности.

– Очень особой индивидуальности, судя по рассказам Джоанны.

– Просто замечательно. Особая индивидуальность, которая к тому же оказывается черной.

– А тебя это огорчает?

– Да, огорчает.

– Почему?

– Мэтью, не задавай глупых вопросов. Джоанне четырнадцать лет. Ей не нужны проблемы, которые и взрослым не всегда удается разрешить.

– Некоторые взрослые их разрешают.

– Не сомневаюсь.

– Сьюзен, я должен у тебя кое о чем спросить. Когда ты решила забрать Джоанну из школы Святого Марка… Ты употребила слово «ниггеры» в отношении…

– Я никогда в жизни не употребляла этого слова!

– Даже когда говорила о двоих темнокожих ребятах, принятых…

– Никогда! В чем дело?

– Но Джоанна сказала мне это.

– Она лжет!

– Потом ты сказала, что забираешь Джоанну из школы, потому что она переполнена неполноценными учениками.

– Ну да. Ты посмотри, что происходит! Тебе понравилось бы, если Джоанна…

– Ты имела в виду темнокожих учеников?

– Нет.

– А когда ты мне сказала: «Мы во Флориде». Что ты имела в виду?

– Это что, суд? Тогда я требую адвоката.

– Ты хотела сказать, что во Флориде ученики не считаются полноценными?

– Я не помню этого разговора и не помню, что имела в виду. Если это был наш обычный разговор и мы орали друг на друга…

– Как сейчас, – вставил Мэтью.

– Ты первый начал, – сказала она.

Наступила гнетущая тишина.

– Я собираюсь просить ее перестать встречаться с ним, – продолжала Сьюзен.

– Я не хотел бы, чтобы ты это делала.

– Она не понимает…

– Она счастлива, гораздо счастливее нас…

– А я нет! – выкрикнула Сьюзен. – Сама мысль об этом…

– О чем?

Сьюзен покачала головой.

– Я уверен, что они целовались, – сказал он.

– Замолчи!

Снова тишина.

– Извини, – произнесла она, – но ты говоришь о моей дочери.

– Она и моя дочь.

– Если ты понимаешь, что это меня волнует, то не нужно…

– Мне кажется, ты совершаешь большую ошибку.

– Да прекратишь ты или нет? Как ты можешь вообразить Джоанну с этим…

– Они – дети, Сьюзен! Чем, ты думаешь, они могут заниматься? Обнимаются, трогают друг друга…

– Заткнись! – крикнула она, выплескивая содержимое стакана ему в лицо.

По радио хор запел «Тихую ночь».

Мэтью вынул платок и вытер лицо. Он уставился на нее, словно не понимая, как все это могло случиться. Он уже собрался сообщить ей, как целовался вчера. Эта мысль доставила ему удовольствие.

Но тут зазвонил телефон.

Хор по радио пел о том, как хорошо и спокойно в мире.

Телефон продолжал звонить.

Сьюзен встала и направилась на кухню.

– Это тебя, – сказала она, вернувшись в гостиную. – Уоррен Чамберс. А потом, будь добр, уходи.

Плохо было уже тогда, когда она только целовала его.

Это было в начале.

В начале фильма.

Настоящая волшебная сказка вроде тех, что он читал в детстве, про мельника, который, умирая, оставил мельницу старшему сыну, осла – среднему, а кота – младшему, которого звали Том. Том решил, что лучшее, что он может сделать с котом, – это испечь из него пирог, а шкуру продать. Но кот, заговорив человеческим голосом, сказал, что единственное, что ему нужно, – это пара высоких сапог, красивая шляпа с пером и небольшой мешок. И тогда он сделает Тома богатым. Поэтому Том достал все это, и кот путем цепи вранья сделал Тома маркизом или кем-то вроде того – бароном или графом, он читал эту сказку уже давно, – убедил короля, что Том богат, и в конце концов Том женился на королевской дочери и зажил счастливо.

Так было в сказке.

В фильме же…

Ты принадлежала многим, и на тебе много греха…

В фильме этот ниггер, только что из тюряги, встречает проститутку, наряжает ее в высокие красные сапожки и красивую одежду, и она занимается этим с двумя другими девушками и белым юношей. В конце фильма ниггер разбогател, а проститутка стала кинозвездой. Мэг.

Кинозвезда.

Уже в начале фильма все плохо.

Она его еще только целует. Целует этого ниггера. Рот широко раскрыт, чтобы принять его губы, обещая ему алмазы и золото, только купи мне сапожки, детка. Губы встречаются, на ней красивая шляпа с пером и шелковое белье, она раскрывает перед ним рот, она расстегивает блузку, показывает ему свои груди. И вот, взрастил я благородный виноград, но как он смог превратиться в негодный?

Дальше в фильме…

То, чем она занимается с ниггером, с тремя другими женщинами, с юношей, чем она занимается…

Ниггер раздражал его больше всех.

Потому что, хотя ты и мылась щелоком со многими водами, осталась грязна предо мной.

Сидя в гостиной большого дома, он снова и снова смотрел на мерцающее изображение на экране.

И я привел тебя в плодородный край, чтобы ты ела плоды его и пользовалась всеми благами его, но ты осквернила дар мой.

– Мне кажется, ты неточно расслышал, – сказал Тик, – я думаю, она произнесла все-таки «Дилл».

– Нет, она сказала «Дил», – возразил Моуз, – я знаю, как говорят ниггеры, она сказала именно «Дил».

– Тогда почему мы обзвонили всех Диллов из этой телефонной книги, одиннадцать Диллов, и никто из них никогда не слыхал про Маргарет Дил. Ты ошибся, Моуз.

– Нет, я расслышал верно, – настаивал Моуз.

– Я хочу еще раз проверить всех этих Диллов. Может быть, мы пропустили кого-нибудь.

– Говорю тебе – Дил!

– Где телефонная книга? – спросил Тик.

– Ты только напрасно потеряешь время, обзванивая вновь всех этих Диллов.

– Я уже потерял его, обзванивая Дилов.

– Ты спрашивал Маргарет Дилл. Никто не знает про такую.

– Может, мы кого-нибудь пропустили. Где книга?

Он опять раскрыл справочник на странице, начинающейся Дикманом и заканчивающейся Дайнерз Клабом.

– Проверь по своему списку, – сказал он.

– Я же сказал, что мы проверили всех.

– Все равно проверь, – произнес Тик и начал читать. – Дилл Эбнер.

– Есть.

– Дилл Бернард.

– Есть.

– Дилл Ивен.

– Есть.

– Дилл Роджер.

– Есть.

– Дилл Розали.

– Угу.

– Дилл Сэмюэл.

– Да.

– Дилл Томас.

Моуз вздохнул.

– Есть?

– Есть.

– Дилл Виктор.

– Есть. Это все, – сказал Моуз.

– Да, это все, – сказал Тик.

Он вернулся назад, к фамилии Дил, полагая, что они могли пропустить кого-то из них, но тут его взгляд упал на фамилию Дикманн Фрэнк. Он пробежал взглядом и увидел шесть имен:

Диль Эндрю,

Диль Бертрам,

Диль Берджес,

Диль Кэндейс,

Диль Карл,

Диль Джозеф.

– Так, так, так, – протянул он.

Было почти шесть часов.

В четырех кварталах от конторы Уоррена, на углу Росс и Камерон-стрит, Первая Конгрегационалистская церковь пробила час на три минуты раньше. Уоррен взглянул на часы.

– В списке «Оркестры» значатся тринадцать человек, – сказал он, – мне удалось разыскать только восьмерых.

– Лично или по телефону?

– Троих лично, остальных по телефону. Мне пришлось исполнить танец на канате, Мэтью, ведь не мог же я прийти и сказать: «Эй, это случайно не вы обчистили камеру хранения, абонированную леди, которую убили в ноябре?» Я говорил, что ищу фургон, чтобы перевезти инструменты, а у вас, я слышал, есть такой, нельзя ли им воспользоваться на Новый год? Ни у кого из них фургона нет, из тех, с кем я говорил.

– Тогда с чего мы начнем?

– Подождем до завтра, я сомневаюсь, что нам повезет в Рождество.

– Кого ты проверил?

– Сейчас, надо взглянуть. – Уоррен раскрыл телефонную книгу. Он пропустил «Нянек», «Офисы» и «Оптику», пока не нашел «Оркестры».

– Те, против которых сделаны отметки, я уже проверил.

Последним в списке оркестров значился джаз-рок-ансамбль Билла Уэддела. Вслед за ним шли «Орхидейные питомники»:

«Элит Оркидэ, Инк»,

«Орхидейная ферма Франко»,

«Грэхэм Оркидз»,

«Зеленая Орхидея»,

«Орхидеи Майкла»,

«Оркидейшез».

– Вот оно, – сказал Мэтью.

Тик вел машину.

Моуз волновался:

– Нам следовало позвонить по телефону.

– Конечно. Многого же нам удалось добиться с помощью телефона.

– Те два парня были не очень-то любезны с нами для Рождества.

– Хрен с ними, – сказал Тик, – куда теперь?

– Тридцать семь пятьдесят пять.

– Посмотри на следующий почтовый ящик и скажи мне, что на нем написано.

Когда они подъехали к почтовому ящику, он притормозил.

– «Тридцать шесть сорок три», – прочел Моуз.

– Почти приехали, – сказал Тик, – только говорить на этот раз буду я, ладно?

– Ты и в прошлый раз говорил сам.

– Нет, это ты ляпнул, что мы ищем девушку, которая работала с нами в кино.

– Ну и что? Разве это не правда?

– Они решили, что мы придумали все это.

Небо над ними побагровело.

– Красивый закат, – заметил Тик.

– Лучше бы нам вернуться в Тампу.

– Давай сначала разыщем Конни, – сказал Тик, – или Маргарет. Или как там ее зовут.

Машина ехала по Тимукуэн-Пойнт-роуд на восток.

Вот еще эта сцена…

Ниггер расстегивает брюки.

Мэг на коленях.

Смотрит на него с ангельской улыбкой.

– О-о-о! – говорит она.

Фильм без фонограммы, поэтому он читает по ее губам.

Он знает все наизусть.

– Возьми его, – говорит он.

– Целиком? – спрашивает она.

– Для начала, – говорит он, улыбаясь.

Он сидит в темной гостиной, ружье на полу возле кресла. Если явится еще кто-нибудь искать и вынюхивать, Гнев Господний падет на их головы. Вот бы взять ружье и прямо сейчас выпустить заряд в ниггера на экране…

Она смотрит на него.

– Это как молочный шоколад, – говорит она.

Снова берет…

Поднимает голову.

– С медом, – произносит она.

Опять…

– М-м-м…

Поднимает лицо. Смотрит. Восхищается. Закатывает глаза.

– М-м-м…

Снова берет, ее губы достойны жалости, но язык ее должен быть отрезан. Ее губы шевелятся.

– Подожди, – говорит она.

Она что-то шепчет.

– Вот так, Кошечка!

Она стонет.

– Не останавливайся, Кошечка!

– М-м-м…

– Вот, сейчас…

Все заливается белым.

– О-о-о! – Черные руки сжимают ее рыжую голову.

– М-м-м!

Снова закатывает глаза.

– Тебе понравилось, Кошечка?

– М-м-м-м-м!!!

– Вот оно, – сказал Тик.

– Точно, оно, – согласился Моуз.

Спрятавшись за кустами у окна дома, они видели сцену с Джейком Делани и Конни на экране.

Человек в комнате сидел уставившись в экран.

Здоровенный блондин в комбинезоне.

Глаза уперлись в экран.

Он был словно в трансе.

На экране же…

– Ты думаешь, ты сможешь?..

– Почему бы не попытаться?

Они знают эти слова наизусть.

Обольстительная улыбка.

– Ну, почему бы нам не попытаться?

Они снимали эту сцену на следующий день, но все выглядело так, словно она снята тут же, отчего Джейк выглядел суперменом, который вызывает эрекцию, не моргнув глазом. Конни терзает его языком и губами, закатывает глаза, эти зеленые глаза, помогает руками, а затем взбирается на него сверху. Камера крупным планом фиксирует все… Все выглядит так, словно снято через две минуты, а не на следующий день.

– Что будем делать? – спросил Моуз.

– Как что? Попросим этого типа вернуть нам наш фильм, – ответил Тик.

Он поднял ружье, как только постучали в дверь.

Выключил проектор.

– Кто там? – спросил он.

– Мистер Диль?

Мужской голос.

Все словно сговорились против него.

– Что вам нужно? – спросил он.

– Мистер Диль, мы хотели бы поговорить с вами насчет этого фильма.

Подняв ружье, он направил его в сторону двери.

– Заходите, – глухо произнес он, – не заперто.

Они сделали поворот в сторону «Оркидейшез» и поехали по разбитой проселочной дороге. За рулем был Мэтью, Уоррен сидел рядом, ему было тесно в малолитражке. Небо на западе уже изрядно потемнело, быстро сгущались сумерки. Тихая ночь. Светлая ночь.

До Рождества оставалось пять часов.

Впереди показался дом.

Темный.

Позади дома виднелись два строения.

– Наверное, теплицы, – предположил Уоррен.

Мэтью кивнул.

С одной стороны под углом к теплицам блочное сооружение.

Они услышали звуки со стороны озера.

Звуки ударов.

Впереди, в свете автомобильных фар, отворилась дверь блочного строения.

В проеме двери появился человек, спиной к ним.

Он что-то тащил.

– Стой! – крикнул Уоррен.

Мэтью выключил мотор.

Человек в дверном проеме обернулся. Его руки были чем-то заняты. В свете фар мелькнули светлые волосы. Уоррен вышел из машины со своей стороны. Человек бросил то, что тащил. Мэтью вышел из машины со своей стороны. Человек скрылся в дверях и тут же появился снова. В руках у него было ружье.

– Ложись! – заорал Уоррен, и Мэтью бросился на землю одновременно со вспышкой выстрела, разорвавшего ночь. Уоррен бежал в сторону человека, сжимая в руке пистолет.

– Брось оружие! – крикнул он, но человек выстрелил еще раз.

Уоррен отпрыгнул вправо, чудесным образом увернувшись от верной смерти, и навел на стрелявшего пистолет, держа его обеими руками, как это делают полицейские.

– Ни с места! – приказал он, но человек шагнул в его сторону, держа ружье за ствол, как дубину, и размахивая прикладом.

Уоррен выстрелил.

Первая пуля попала человеку в плечо.

Он продолжал идти.

Уоррен выстрелил еще раз, пониже, и попал в правую ногу.

Человек вскрикнул и упал на землю. Уоррен подошел к нему.

– Ну, как? – спросил он, тяжело дыша. – Хватит?

Человек попытался подняться.

– Мне кажется, вы хотите умереть, – сказал Уоррен.

Человек упал лицом вниз.

– Готов, – сказал Уоррен.

Мэтью направился к блочному строению. Уоррен склонился над бесчувственным человеком, кивнул и спрятал пистолет в кобуру под мышкой.

Мэтью подошел к строению.

Фары машины освещали открытый дверной проем.

Мэтью заглянул внутрь.

– О, Боже! – воскликнул он и отвернулся.

Уоррен бежал к нему.

– Что такое?

– О, Боже! – повторил Мэтью.

Уоррен взглянул на истерзанное тело в красных кожаных сапожках. Вокруг шеи была гирлянда кроваво-красных орхидей. Промелькнувшая в его глазах боль сразу же исчезла. Он снова был полицейским, видевшим подобное и прежде, если не кое-что и похуже.

Мэтью же никогда в жизни не сталкивался с подобным. Адвокат согнулся пополам: его рвало прямо на дорогу.