Текст книги "Мудрец острова Саре"

Автор книги: Джулия Дин Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Бунтарь окаменел, и Атайя воспользовалась моментом, чтобы высказать свое мнение.

– Аурель, я верю, что у вас добрые намерения. Но я не считаю нужным на кого-либо нападать. Даже на людей Трибунала.

– Ваше высочество? – удивленно произнес он, словно не слышал последних слов.

Атайя слегка наклонила голову, чувствуя, что несколько человек сзади пятятся, не желая стоять рядом с пресловутой принцессой Кайта.

– Нам следует делать все возможное, чтобы избежать кровопролитий. Если мы пересечем эту черту, то будем не лучше их самих.

Ее осторожно дернули за рукав. Повернувшись, она увидела толстощекого мужчину в дорогой накидке, отделанной мехом.

– Моя госпожа, разве не наивно так полагать? – спросил он, в блеклых глазах сверкнуло искреннее любопытство. – Вы хотите, чтобы ваш народ сидел сложа руки и просто дожидался ареста.

– Я хочу, чтобы лорнгельды обучали магии себе подобных, – сказала Атайя и протерла глаза, почувствовав притупленную боль. – Я не намерена вести кровавую войну против церкви. Священники Кайта могут проповедовать что им угодно; пусть говорят, что лорнгельды – дети дьявола, если они в это верят. Но мы имеем право не верить им и привлечь на нашу сторону других.

– Но так мы ничего не добьемся! – возразил с высокой бочки бунтарь.

– Мы добьемся всего, Аурель, – покачала головой Атайя. – Может, не так быстро, как тебе хочется, но, несомненно, в итоге победа будет за нами.

– Это трусливо, – запротестовал он, но уже с меньшей уверенностью.

– Это справедливо, – ответила принцесса. – Магия выделяет нас среди других, но не дает нам права на обладание истиной.

Атайя спорила с учеником Мэйзона еще несколько минут, завоевывая все большее расположение собравшихся, которые стекались поближе, чтобы лучше слышать. Сделав паузу, она услышала отдаленный грохот, который становился более отчетливым и переходил в топот копыт. Сердце учащенно забилось. Женщина рядом тоже опознала зловещий стук и с пронзительным криком кинулась в ближайший проулок.

– Боюсь, весть о нашем присутствии дошла до Трибунала, – сказал Мэйзон, помрачнев. – Идемте, такое уже случалось. Я знаю безопасное место.

Атайя повернулась к мужчине в плаще, который до сих пор держал ее рукав.

– Извините, сир, но нам пора.

– Минутку, пожалуйста, – взмолился он, схватив ее за запястье. – Еще один вопрос…

Лошадиный топот стал громче и достиг опасного предела: на площади появились полдюжины мужчин, изо всех сил хлеща вороных коней. На головах монахов были выбриты тонзуры. На ветру развевались черные накидки с красным гербом в форме потира – символа ордена Святого Адриэля. Сердца людей вмиг сковал страх, словно всадники поднялись из ада. Горожане бросились врассыпную, застонав, будто проклятые души. Быть замеченным в присутствии колдуна – величайший грех.

– Подойдите ближе! – выкрикнул Аурель сквозь удары копыт. – Я защищу вас!

Где-то раздался щелчок, и над головой Атайи просвистела стрела. Она была пущена в бунтаря, который победно улыбался, простирая руки, словно для объятий.

– Salvum fac sub aspide! – воскликнул он, создав щит.

Стрелы бились в мерцающую воздушную стену и рассыпались в пепел.

– Прекрати, дурень! – скомандовал Мэйзон, схватил полу голубого плаща и стащил Ауреля с бочки. – Не искушай их. Нам нужны учителя, а не великомученики!

Толпа унесла Де Пьера далеко от Атайи с Джейреном. Принцесса приникла к земле, не в силах следовать за ним. Ей никогда не доводилось видеть столь беспорядочной стрельбы. Судьи не могли допустить, чтоб на их пути мешались простые крестьяне. Черные всадники скакали сквозь толпу, вооруженные луком и мечом, безжалостно давя неудачников, которые умудрялись попасть им под копыта, будь то стар иль млад, не щадя ни женщин, ни детей. Принцесса слышала, как хрустят раздробленные кости, как подковы втирают их в булыжники. Яркие фонтаны крови били от мечей священников – ставленников Бога, как с ужасом думала Атайя, – которые пробирались сквозь живую плоть, будто сквозь кустарник, ругаясь на тех, кто не успевал уступить им дорогу.

В ее душу закралась мысль, что Аурель, видимо, прав… Такие люди смогут понять только силу и ответную резню.

– Быстрей, Атайя! – тащил ее Джейрен, однако толстощекий мужчина еще упорней сжал ее руку.

Его взгляд резко изменился, вместо любопытства он стал излучать злобу, словно перед ним чума, которую нужно искоренить, червоточина, которую следует вырезать.

Предчувствуя несчастье, Джейрен замахнулся на него, но в этот момент негодяй скинул плащ, обнажив черную накидку с ярко-красным потиром. Он засунул руку в кожаный кисет на поясе и достал драгоценную курильницу, протянув ее к солнцу. Свет засверкал в рубинах, изумрудах… и в корбале на основании.

– Вам никуда не деться, – сказал он, размахивая курильницей перед глазами колдунов, насмехаясь над ними. – Пусть ваша магия вам поможет.

Камень был не таким уж большим, но полностью парализовывал. Притупленная боль (только теперь Атайя поняла, что она была предупреждением) превратилась в уколы раскаленных игл. У нее подкосились ноги. Остатки сознания говорили, что все логично: чем могущественней маг, тем больше страданий причиняет ему корбал, а ее сила возросла после блокировки. Неудивительно, что она почувствовала кристалл еще внутри кисета! Однако от открытия легче не становилось. Джейрен тоже страдал, но не в такой степени. Он держался на ногах, хотя и пошатывался, даже бросился на судью, пытаясь воткнуть пальцы ему в глаза, чтобы тот выпустил Атайю, однако камень делал свое дело, отнимая у него силы.

– Мы давно наблюдаем за этим парнишкой, – сказал судья, не замечая слабые нападки Джейрена, и кивнул на бочку, на которой недавно стоял Аурель. – Он молодец, рано или поздно принес бы нам спелый фрукт, чтобы мы спокойно забрали. Но мы не рассчитывали на столь крупный улов, принцесса.

Он отвернулся.

– Сюда, господа! – проревел он товарищам, которые все еще прорубали себе путь, но были уже довольно близко.

Осознав, что у него мало сил и времени, Джейрен сменил тактику. Отступив на пару шагов, он всем весом рухнул судье под ноги, которые подогнулись от удара, и все трое покатились на землю. Курильница вылетела из рук, и одна из зорких воришек, увидев наживу, быстро схватила ее.

Воровка… но и союзница.

– Благослови вас Бог, принцесса! – долетел хриплый голос женщины, которая засунула добычу под изношенную накидку и была такова.

Судья потерял свое оружие, но, даже стоя на коленях, крепко держал Атайю. Он махал в воздухе свободной рукой, чтобы товарищи видели намеченную жертву. Остались считанные секунды, у всадников наверняка есть корбалы.

Нужно было действовать быстро. Атайя протянула правую руку и схватила Джейрена.

– Держись. Мы сейчас выберемся отсюда ко всем чертям. Если камень не подорвал мои способности, – добавила она про себя. – Раздумывать нечего: заклинание или сработает, или нет. Скоро узнаем.

– Мэйзон…

Она повернула голову, лихорадочно ища глазами Дома. Толпа отнесла его ярдов на двадцать в сторону. Де Пьер с Аурелем пытались добраться до нее, но Атайя махнула им бежать прочь. Мэйзон удивленно замигал, но тотчас понял, что она затеяла, и исчез под невидимым покровом, прихватив с собой ученика.

Атайя закрыла глаза и представила лагерь в лесу, спокойный и безопасный. Прочистив паутину в тропах – последствия разрушающей силы корбала, – она прошептала:

– Hinc libera me.

Она нырнула в хаос отчаянно, как никогда. Если судья не хочет отпускать ее, ему просто придется переместиться вместе с ней. Тяжелый вес мужчины замедлил транслокацию, но вдруг между сердцебиениями Атайя услышала крик ужаса… и довеска не стало. Среди сменяющихся картинок и звуков раздался неземной стон и хриплое дыхание: человеку не хватало воздуха. Затем она заметила, как он уносится в никуда, плоть превращается в пустоту, словно тело опустили в кислоту, сожгли незримым огнем и разорвали призрачные демоны. Еще один удар сердца – и остались лишь кости. Вмиг и их не стало: лишь память о нем и душа. Атайе стало дурно. Привиделось ей или нет, но перед глазами прошла истинная смерть, и более отвратительная, чем способен придумать Трибунал.

Как только Атайя почувствовала землю под ногами, она в страхе огляделась по сторонам. Дома. В своей комнате дортуара. В Эльсском лесу. В безопасности.

От судьи не осталось и следа, ни один кусочек кости не проник в лагерь из хаоса.

– Где он? – спросил Джейрен, ища глазами нежеланного гостя. – Мне показалось, он отправился с нами.

Атайя все еще дрожала.

– Он отпустил меня. Испугался и отпустил.

– Где же он очутился? – Джейрен сообразил, что из этого следует. – Где-то на полпути из Килфарнана? Или…

– Умер. Я видела это. Я видела, как его тело превратилось в пепел, лишь только он разжал мою кисть. Сначала он кричал, но потом его голос… может, его душа. Не было времени понять.

Опустив взгляд, Атайя заметила, что вцепилась в руку супруга. Несмотря на произошедшее, она знала, что будет пользоваться заклинанием еще не раз и не испугается взять с собой Джейрена. Но колени тряслись: межпространство очень опасно. Принцесса чувствовала, что, как говорил Хедрик, она вторглась слишком далеко в таинственное царство Божье и обнаружила секреты, ранее неведомые.

Глава12

– Лорд-маршал… то есть ваше высочество?

– Обращайся как хочешь, Джозеф, – вальяжно ответил Николас. – Я откликаюсь на оба титула. – Он оттолкнулся от письменного стола и улыбнулся канцлеру острова – вошедшему в приемную сухопарому мужчине, походившему на колос пшеницы.

– В чем дело?

– К вам пришли, – сообщил тот, беспокойно ломая руки, словно новость была не из лучших. – Гонец.

Николас удивленно моргнул. По приезде на Саре он встретился с горсткой людей, которые произвели на принца впечатление молчаливого народа, не стремящегося заводить с ним знакомство.

– Кто его послал?

– Он… не говорит, мой господин, – ответил Джозеф и бросил многозначительный взгляд в сторону. – Просить его?

Николас откинулся на спинку кресла и положил ногу на край облупившегося стола.

– Конечно, мне все равно нечем заняться. Ты так хорошо вел дела после смерти Де Брейси, что исправлять здесь нечего.

Когда канцлер вышел, Николас вздохнул, сожалея, что рядом нет Ранальфа, который скрасил бы одиночество его первых нелегких дней на посту лорда-маршала. Однако не успел он вплотную заняться изучением личности таинственного Мудреца, как Ранальф ненадолго отправился в родную деревню. Пробурчал что-то о женщине, которую некогда знал, но больше ничего объяснять не стал. Он не вернется до конца недели. В мрачном разваливающемся поместье, ставшем домом принца, трудно было оставаться в веселом расположении духа без непристойного доброго юмора наемника. Даже в холодном монастыре Атайи уютней! Его спальня оказалась страшно крошечной, вдвое меньше, чем опочивальня в замке Делфар. А само поместье – Николас боялся назвать его замком – оказалось жалким, безнадежно строгим строением со сквозняками, оно словно до сих пор оплакивало смерть последнего лорд-маршала.

Когда Николас чувствовал необходимость взбодриться, то вспоминал изумление на лице Дарэка, у которого он скромно попросил пост маршала острова Саре. Удивление короля быстро сменилось подозрением, но пара слезинок и горестных всхлипов убедили его, что Николасу искренне хочется покинуть Кайт навеки. Добропорядочный принц оказался пойманным меж старшим братом и сестрой вне закона и не мог более справляться с ситуацией. Дарэк подписал назначение и в тот же вечер послал Николаса собираться в путь, не в силах скрыть облегчение от того, что одной проблемой стало меньше.

Как и планировалось, Ранальф присоединился к его свите в Эристоне, к удивлению гвардейцев, которые подумали, что столь грубый варвар – самый неподходящий попутчик. Они пересекли узкий канал поздним ноябрем, пришвартовавшись к унылому восточному побережью Саре: голые сланцевые скалы, на которых стояли одинокие корявые сосны, а к северу высились окутанные туманом горы. Остров был небольшим – размером со среднее графство Кайта – и малонаселенным. Сарцев ничуть не впечатлило прибытие Николаса. Здешние люди оказались затворниками, забытыми историей и довольными этим фактом.

Размышления принца прервал скрип двери. Джозеф провел внутрь смуглого молодого человека среднего роста, но обладающего безмерной самоуверенностью. Как и большинство островитян, которых довелось встретить Николасу, одет он был безвкусно, но практично: тяжелая дубленка поверх камзола из коричневой шерсти, единственное украшение – бронзовая цепь. Однако манера держаться совсем не соответствовала одеянию. Он держался в присутствии Николаса как равный, если не как главный.

– Спасибо, Джозеф, ты свободен, – сказал лорд-маршал и заметил, что канцлер сердито косится на гонца, будто знает его и боится. – Удивлен вашему визиту, сир, – задорно начал Николас, предложив гостю стул у камина. – Я на острове несколько дней. Слишком мало, чтобы прислали гонца с континента, и слишком много, чтобы местные лорды начали высылать мне приглашения на обед. – Он взял с серванта графин. – Отведаете подогретого вина с пряностями? Или, может, виски? – сказал он, показав на сосуд поменьше. – Говорят, здесь это излюбленный напиток.

Мужчина закачал головой, уловив покровительственную нотку в оживленной беззаботности маршала.

– Нет, ничего не нужно, спасибо.

– А я выпью, если не возражаете. Согласно календарю, до зимнего солнцестояния еще месяц, а у меня такое ощущение, что зима давно наступила.

Николас налил себе небольшой кубок изготовленного на острове виски и присел на мягкую скамью напротив гонца.

– У вас для меня послание?

– Да, мой господин. От его светлости Мудреца острова Саре.

Принц чуть не поперхнулся. От Мудреца! Боже, неужели этому человеку уже известно, зачем он здесь? Гонца позабавила его реакция.

– Вы о нем слышали?

– Только небылицы, – быстро ответил Николас, чтобы не уточнять, откуда у него сведения. – Слуги рассказывали.

– Его светлость Брандегарт из Крю, почтенный Мудрец острова Саре, передает вам свое приветствие. – Мужчина поднялся: видимо, этикет требовал передавать слова стоя. – Его светлость рад принять вас на своем острове…

– Своем острове? – воскликнул принц с таким негодованием, какое только можно было ожидать от лорд-маршала. – Кто-нибудь уведомил вашего хозяина, что Саре – протекторат Кайта?

– Остров Саре не нуждается в протекции Кайта, – сказал посланник, ухмыльнувшись явно абсурдной постановке вопроса. – Продолжим. Мудрец рад принять вас и хочет сообщить, что не будет вмешиваться в ваши дела, диктуемые долгом службы, покуда вы соблюдаете его условия. Первое, – выпалил он, не останавливаясь, чтобы Николас не успел ничего возразить, – лорнгельды Саре находятся в его распоряжении, и подобно тому, как священники ответственны перед Богом, который стоит выше короля, так и колдуны ответственны перед Мудрецом, который стоит выше вас. – Гонец остановился и довольно кивнул, не услышав протеста. – Второе: ни один лорнгельд на этом острове не обязан выполнять ваш обряд отпущения грехов. Священнослужители могут проповедовать, что им угодно, но им не разрешается навязывать свою волю, иначе… – Мужчина беззаботно пожал плечами. – Ну, глупо с их стороны даже пытаться.

Лорд-маршал допил виски.

– Еще что-нибудь? – спросил он.

– Неподчинение пожеланиям Мудреца повлечет за собой неприятные для вас последствия.

– Отбросив всякую дипломатическую корректность, иными словами, если я откажусь, то он меня убьет, так?

Посыльный медленно опустился на стул.

– По сути, вы правильно поняли, мой господин. Мудрец не терпит неповиновения. У него есть армия колдунов, которые охотно сорвут на вас его гнев.

– Ясно.

И только тут Николас понял, что каждого маршала, прибывавшего на остров, встречали этим же посланием. Тот, кто шел на условия, проводил свою жизнь в безвестности, а кто противился власти Мудреца и пытался установить отпущение грехов, бесследно исчезал.

– Полагаю, я должен буду приказать моим людям уничтожить все корбаловые кристаллы, которые они привезли с материка, – сказал принц, изображая негодование.

Хотя Николас уже запретил домашним доставать камень, который якобы напоминал ему об Атайе, тем не менее большая часть его свиты носила его при себе. А размахивать корбалом на Саре – все равно что тревожить осиное гнездо, открыто напрашиваясь на мстительное жало Мудреца и его последователей.

При упоминании кристаллов веселость посыльного сошла на нет.

– Цветные камешки не интересуют его светлость, – холодно, но с угрозой в голосе произнес он. – Но вы проявите уважение, если не будете носить их в присутствии Мудреца и его людей.

– Его людей… таких, как вы?

Мужчина едва заметно кивнул.

– Будьте уверены, какими-то самоцветами его не остановишь. Но он мало вникает в дела жителей материка.

– Крю, вы говорите, – спокойно произнес Николас. – Брандегарт из Крю.

– Да, мой господин.

– Запомню имя.

Гонец нахмурился:

– Да уж постарайтесь.

С этими словами он встал и вышел, не попрощавшись.

А зачем ему соблюдать приличия? – подумал лорд-маршал, наливая себе виски. Человек знает, кто его хозяин, и это, очевидно, не принц Кайта.

В следующее мгновение в приемную влетел Джозеф, явно ожидавший увидеть Николаса на полу в луже крови.

– Все в порядке, мой господин?

Николас смотрел в окно, обдумывая слова гонца. На улице лил ледяной дождь, покрывая коркой землю. Канцлер, несомненно, знал, зачем пришел посыльный, поскольку работал у двух предыдущих лорд-маршалов и давно изучил Мудреца.

– Не беспокойся, Джозеф. Я тут подумал… как только обоснуюсь, отправлюсь в поездку, осмотрю мой новый дом. Надо лучше изучить остров, пока не повалил снег. Составь мне маршрут… и позаботься, чтобы первая остановка была в Крю. – Лицо канцлера побелело. – У меня есть одна знакомая оттуда, – добавил Николас, решив использовать имя Дрианы в качестве предлога. – Хотелось бы увидеть ее семью и рассказать, как она поживает на континенте.

Джозеф молчал, дожидаясь дальнейших распоряжений или признания в вопиющей лжи. Однако их не последовало, и канцлер недовольно отчеканил согласие и вышел.

Оставшись один, принц подошел к камину и уставился на танцующие языки пламени. Покидая Кайт, они с Ранальфом пытались придумать, как лучше подобраться к Мудрецу; но Николас никак не думал, что его светлость объявится сам.

– Ладно, Брандегарт из Крю, – вслух произнес он огню. – Ты сделал первый ход. Теперь время и мне послать гонца.

* * *

Атайя подняла очередной ком высушенной мякоти и ягодного теста, которое замесили с растопленным почечным салом, обхватила его ладонями, словно светящийся шар.

– Esca haec pervivax sit, – прошептала она, наложив заклинание сохранения.

Пеммикан оставался бы свежим несколько месяцев и без магической помощи, но Тоня настояла, что дополнительная защита им труда не составит. Джильда полностью оправилась после родов и проводила больше времени за обучением, поэтому Тоня взяла на себя обязанность заведовать заготовкой драгоценных запасов пищи в лагере, чтобы они не иссякли посреди зимы. «Может, амбар уже и полон, – говорила она тем, кто проявлял излишнее спокойствие, – но до теплого апрельского ветерка он успеет истощиться».

Весна еще никогда не казалась Атайе столь далекой. Хотя на кухне было уютно и тепло от волшебных раскаленных камней и ароматно пахло кипящей похлебкой, снаружи уже две недели стоял мороз. Однако вместо кружевных белых одеял, которые украшают любую зиму, по лесному лагерю барабанил град, и каждый день все покрывалось простыней изо льда. Болезненный синяк на ягодице напоминал принцессе, что даже дорога от кухни до дортуара может оказаться очень вероломной.

Атайя положила свое кулинарное творение на стол рядом с остальными. Потом их завернут и поместят в сухую яму.

– Надеюсь, не настанет такой черный день, чтобы нам пришлось их есть, – отметила она, взирая на тошнотворные шары. – Выглядят они отвратительно.

Она ожидала понимающей усмешки, однако Тоня нахмурилась и молча замесила еще теста с растопленным салом в мячик размером с яблоко.

– У нас же хватит запасов, чтобы перезимовать? – спросила принцесса, встревоженная серьезностью подруги.

Тоня ответила не сразу. Она уныло посмотрела на шарик пеммикана у себя в руках, словно пыталась силой воли размножить его.

– Если люди будут приходить в таких количествах, то нет.

Атайя вытерла руки тряпкой. Надо бы радоваться, ведь уже пару месяцев она борется за каждого лорнгельда в Кайте, чтобы они обратились к ней и стали учиться. Казалось невероятным, что слишком большое их число может доставить столько проблем. Недействующий монастырь ныне приютил сотню колдунов, которые приходили ежедневно, часто с семьями. Многие спасались от гнева Трибунала и прибывали в одной одежде – без еды, без денег, без каких-либо средств к существованию. Изгнанные из дома, злые и отчаянные, они не знали, как им теперь зимовать, и требовали от Атайи пропитания и крова, поскольку винили ее во всех своих бедах.

Принцесса охотно принимала их: как представитель рода Трелэйнов она считала своим долгом защищать и заботиться о подданных в меру возможностей. Однако лорнгельдов становилось все больше, и некогда впечатляющая сумма денег таяла на глазах, драгоценные монеты уходили на покупку зерна, одеял и лекарств. А что будет, когда серебро закончится?

Ей не хотелось об этом думать, и, к счастью, на подобные мысли времени в последние месяцы было мало. Они с Джейреном только что вернулись из южно-восточных графств Кайта, разыскивая троих из шести людей, которые, по словам Джессингера, могли бы поддержать кампанию. Пока страстные призывы Атайи ни к чему не привели. Каждый, к кому она обращалась, боялся привлечь внимание Трибунала и просил принцессу срочно покинуть его дом – кто вежливо, кто грубо.

Однако в списке оставалось еще три лорда, и принцесса собиралась обратиться к ним до Нового года. Может, хоть один из них предложит денег или, еще лучше, позволит открыть в своем графстве школу, даст еду и кров нуждающимся лорнгельдам.

– Мы заготовили столько припасов, сколько в наших силах, – продолжила Тоня, взирая на груду шаров пеммикана. – Лук, семена, орехи, яблоки, ягоды… будем кормиться рыбой и сушеными бобами. Вот только в городе невозможно купить зерна для эля: народ не хочет расставаться с ним после плохого урожая. Да и олени в лесу будут не самые мясистые.

– Но у нас еще осталось немного денег Адама, я отдала Мэйсону только лишь половину. Не исключено, что нам встретится еще один богатый благодетель. – Атайя оперлась о стол локтями. – Людям не понравится, если мы начнем нормировать продукты и выдавать пайки.

Тоня недовольно фыркнула.

– А еще меньше им понравится, если в январе еда закончится, и им придется помирать с голоду.

Принцесса мрачно кивнула. Проведя большую часть жизни при дворе, она не знала, что такое остаться без пропитания зимой. Подобная перспектива ее не привлекала.

За дверью послышались резкие голоса… Атайя инстинктивно напряглась: один из них принадлежал Саттеру. Вскоре он ворвался на кухню весь красный. За ним вбежала Джильда, размахивая пальцем, точно сварливая жена.

– Мне плевать, если вам это кажется унизительным, мой господин, – ругалась она, с иронией произнеся последние два слова. – Вы будете рыть ямы под хранилище, нравится вам это или нет. Быстро возвращайтесь к работе…

Саттер резко развернулся, так что закружилась его подбитая мехом накидка: настоящий граф в гневе.

– Чтобы замерзнуть до смерти? И в моей комнате чертовски холодно, а снаружи вообще невыносимо!

– По крайней мере у вас есть комната в дортуаре, – спокойно отметила Тоня, не сводя с него взгляда. – Вы не живете в палатке или в шалаше из сосновых веток и соломы, как многие другие.

– Они по крайней мере наслаждаются личным пространством! Я с детских лет ни с кем не делил спальни! А этот деревенщина Дэвис настаивает, чтоб его грязный поросенок оставался в помещении ночью, поэтому там не продохнуть, – фыркнул он. – Я не крестьянин, чтобы ночевать с животными.

Атайя медленно поднялась на ноги. Поведение Саттера никогда не было хорошим, а теперь ухудшалось вместе с погодой, и ей он уже надоел.

– Да хоть оборитесь тут, – процедила она сквозь зубы. – Легче вам от этого не станет. В дортуаре уже втрое больше народу, чем он может вместить, а значит, придется потесниться.

Саттер бросил на нее сердитый взгляд, надув губы.

– И не говорите мне, что заслуживаете больше, потому что являетесь сыном барона, – продолжила она, предугадав его следующий довод. – Если думаете, что меня это впечатляет, то очень ошибаетесь.

Он уже не первый раз пытался титулом добиться лучшей еды и жилья, и Атайе приходилось прибегать к одной и той же ненавистной тактике.

– Если вы не собираетесь делать свою часть работы по хозяйству, – сказала она в заключение, – то и обед не получите. Это понятно? А теперь идите и копайте, как прикажет Джильда.

Саттер был упрям, но не глуп. Он знал толк в королевских приказах.

– Мы должны сражаться с Трибуналом, а не ямы в лесу рыть, – пробормотал он, надменно фыркнул и гордо вышел прочь.

Атайя сжала кулаки, едва сдерживая желание вбить в Саттера здравый смысл силой: он никак не хотел отказаться от идеи создать армию колдунов и сражаться с врагом. Вести о проповедях Ауреля в Килфарнане только подлили масла в огонь. Еще он не желал выполнять свои обязанности по хозяйству. Что противоестественного в том, чтобы принять участие в заготовке еды для самого же себя? Разве можно жаловаться, когда приходится разделять с кем-то драгоценное жилье? Число людей в лагере растет, погода стоит ужасная, из чего следует, что любой уголок монастыря будет служить приютом. Саттер не одинок в постигших его несчастьях, но никому не придется терпеть их дольше нескольких месяцев. Обучившись, колдуны смогут жить самостоятельно.

Что касается Саттера, то Атайя только обрадовалась бы, если б он ушел.

– Он самый несносный, – отметила Джильда, озвучив мысли принцессы. У женщины пылали щеки: то ли от холода, то ли от гнева. – Его трудно обучать, а еще трудней терпеть.

– Как движутся его заклинания? – спросила Тоня.

– Не слишком хорошо. Он ленив и тренируется в том случае, если кто-то из «простого люда» его задирает. Попросите Саттера наложить заклинание сохранения на продукты, и они сгниют через неделю. Нет, его интересует лишь боевая магия. Я сказала ему, что мы перейдем к ней после того, как изучим основы, но он и слушать не хочет. А защитные покровы – его самое слабое место, – взволнованно добавила Джильда. – Последний раз, когда ему поручили спрятать лагерь на ночь, наш барон все перепутал и наколдовал притяжение внимания. Слава Богу, что епископ не вздумал обыскать той ночью лес. Видимо, после неудачных попыток Люкин бросил затею выдворить нас отсюда.

Атайя открыла рот сказать, что нельзя расслабляться и недооценивать его упорство, как услышала скрип шагов по снегу, покрытому корочкой льда. Тотчас на пороге появился Джейрен, укутанный в пальто с капюшоном и шарфом.

– Атайя, пойдем в часовню, – предложил супруг, открыл лицо, на котором застыло редкостное выражение – любопытство с оттенком благоговения. – Тоня, тебе, наверно, тоже будет интересно. Пришел новый ученик…

Колдуны приходили каждый день, и Джейрен, видимо, нашел в новичке нечто особенное, если решил всем сообщить о его прибытии. Руки Атайи скользнули в перчатки из шкуры оленя, и принцесса вместе с Тоней последовали за ним.

В часовне оказалось два человека, а не один, к удивлению Атайи. У двери стояла светловолосая девушка и потягивала из кружки горячий сидр. Рядом с ней на пороге дрожал укутанный в толстое одеяло мужчина, одетый не по погоде. Свой сидр он держал правой рукой, а левая была забинтована льняными тряпками.

В отличие от него девушку Атайя узнала сразу.

– Эмма! – воскликнула принцесса. – Из Пайпвела…

– Ваше высочество, – тихо произнесла та в ответ, пытаясь сделать реверанс.

Атайя повернулась к Тоне с Джейреном: они понимали, что значит прибытие Эммы, обменялись взглядами и не проявили внешне никаких эмоций, чтобы никто не заподозрил неладного. Якобы удивление принцессы вызвано просто совпадением, что ей довелось увидеть знакомую.

– Как только я поняла, что являюсь лорнгельдом, решила найти вас, – произнесла Эмма нежным певучим голосом. – Этан сказал, что вы вылечили мне руку… Но, к сожалению, я этого не помню.

Хотя Атайя и была рада ее видеть, ей не давал покоя один вопрос.

– Как ты нас нашла? – поинтересовалась принцесса, подумав, что руны невидимы для колдунов на ранних стадиях мекана.

– Это я ее привел, – заявил дрожащий мужчина, поднимаясь на ноги.

Он посмотрел на Атайю взглядом полным уважения, и ей показалось, что она должна его знать. Джейрен с Тоней явно признали его за своего и обняли.

– Жерар, как славно, что ты вернулся.

Принцесса вопросительно посмотрела на Джейрена.

– Жерар помогал нам все это лето, – объяснил он. – Покинул нас в августе, перед тем как мы отправились в монастырь Святого Джиллиана.

– Я сначала остановился у овчарни, – сказал старый друг. – Но вижу, вы вынуждены были ее забросить.

– Да, там сейчас слишком опасно, – огорченно кивнула Тоня. – Жаль, мы так много сил потратили, восстанавливая крышу.

Месяц назад, после создания Трибунала, епископ Люкин приказал группе людей регулярно наведываться в овчарню. Потеряв это место, людям стало сложней находить помощь, поэтому последователи принцессы прочесывали лес, чтобы привести к себе любого, кто их ищет. Не лучший выход, но единственный способ набирать новичков, избегая Трибунала.

– Что заставило тебя передумать, Жерар? – спросил Джейрен. – Откровенно говоря, мы не ожидали снова увидеть тебя.

– Вот что.

Он аккуратно снял с левой руки грязные куски ткани.

У Атайи ком застрял в горле, но она не отвела взгляда. Вместо кисти было кровавое месиво: все пальцы отсечены – и недавно. Из трех обрубков капала алая кровь, два уже гноились.

Принцесса медленно вздохнула.

– Не надо спрашивать, кто это сделал.

– Кто-то в моей деревне догадался, чем я занимался летом, и сообщил новому судье нашего графства. Его люди опрашивают всех, кто исчезает на некоторое время, а потом возвращается. Будь проклят этот Родерик! – выругался он. – Мы никогда не ладили, но я не думал, что он настолько ненавидит меня!

Прикусив губу, Жерар начал забинтовывать руку.

– Около двух недель назад, после обеда, в мою мастерскую пришел незнакомец, и не успел я сообразить, что происходит, как он вытащил кинжал с корбалами на рукоятке. Затем вошли еще двое и потащили меня в подземелье – под местную церковь.