Текст книги "Мудрец острова Саре"

Автор книги: Джулия Дин Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Джулия Дин Смит
«Мудрец острова Саре»

Глава 1

Сестра Катрин выскочила из кельи и захлопнула за собой дверь, о которую тотчас разбился глиняный кубок.

– И держись подальше, лживая кровопийца! – раздался изнутри пронзительный крик. Вслед полетел еще один сосуд, вдребезги разлетевшись о железный косяк. – Держись подальше и оставь меня в покое!

Пытаясь сохранять спокойствие, Катрин задрала кверху подбородок и сдула со лба белокурый локон, выбившийся из-под плата. Тонкие ноздри раздувались от негодования.

– С радостью, – парировала она, однако голос дрожал, и ответ прозвучал неубедительно.

Юная монашка, не тратя времени, опустила засов, чтобы разгневанная узница не вырвалась наружу. Сестра Катрин перевела взгляд на небо.

– Господи, дай мне силы.

Она втянула тонкие дрожащие пальцы под широкие рукава и поспешила вдоль коридора гостевого крыла монастыря. Полы строгой серой рясы тянулись по полу точно журчащая вода.

– Ой!

Завернув за угол, Катрин вздрогнула от испуга: она едва не натолкнулась на двух женщин, тихо приблизившихся с другой стороны. Одна из них – полная суровая мать-настоятельница средних лет, другая – пожилая худышка с горбатой спиной, кожа на лице ее была туго натянута и испещрена морщинами, напоминая известняковые стены коридора. На обеих были простая серая мантия и накрахмаленный белый плат – одежда ордена, лишь по черному палантину, перекинутому через плечо первой, можно было догадаться о ее принадлежности к высшим чинам монастыря Святого Джиллиана.

Сестра Катрин приложила руку к груди – сердце учащенно билось, – затем опомнилась и почтенно опустила голову:

– Доброе утро, мать-настоятельница. Доброе утро, сестра Эдвина.

Настоятельница Мария-Елена молча кивнула, заметив растерянность на лице молодой монашки. Недовольно сложив губы, она бросила взгляд на коридор, откуда пришла Катрин. У матери не было сомнений, что – или, точнее, кто – мог довести девушку до такого нервного состояния.

– Как она сегодня? – спросила Мария-Елена.

– Боюсь, хуже, чем когда-либо, – ответила Катрин, усталой рукой заткнув выбившийся локон под плат. – Вчера вела себя весьма тихо, но сегодня…

Монашка прикусила дрожащую нижнюю губу, однако не смогла подавить горечь, и слова полились как яд из разбитого сосуда:

– Да простит меня святой Джиллиан, но мне иногда кажется, что я ухаживаю за самим дьяволом!

– Катрин! – Настоятельница окинула ее проницательным взглядом сверкающих карих глаз. – Не говори такое всуе. У дьявола есть уши, и за подобную дерзость он может послать тебе в попечение беса.

Монашка опустила овальное лицо, тотчас раскаявшись, и шмыгнула носом.

– Простите меня, – пробормотала она. – Мне следует проявлять больше сострадания.

Настоятельница Мария-Елена прислушалась: из коридора доносилось слабое пение, жуткая мелодия иногда прерывалась взрывами смеха. Лицо ее помрачнело.

– Мы должны сострадать любой Божьей твари, сестра Катрин, – задумчиво произнесла она. – Однако принцесса Атайя к ним не относится. – Настоятельница улыбнулась монашке в знак прощения. – Я только хочу сказать, что не нужно призывать в нашу обитель дьявола. Нам забот и от его отродья хватает.

Мария-Елена повернулась к пожилой женщине:

– Пойдем, Эдвина. Посмотрим, как поживает ее высочество.

Силясь улыбаться, сестра только недовольно поморщилась, лицо превратилась в высохший фрукт.

– А утро так хорошо начиналось, – произнесла Эдвина, чтобы никто не услышал.

– При всем уважении к вам, мать-настоятельница, – дерзнула сказать Катрин, взволнованно ломая руки, – не думаю, что будет мудро…

– Успокойся, Катрин… ты слишком возбуждена! Я видела ее всего десять дней назад. Насколько ей могло стать хуже?

В глазах Катрин мелькнуло отчаяние.

– Пожалуйста, молю вас…

После сурового взгляда настоятельницы отпали все возражения.

– Иди переоденься, сестра Катрин, – резко велела Мария-Елена. – На твоем платье пятна.

Юная монашка посмотрела на жирные разводы – след от кушанья, которым запустила в нее Атайя, – и покраснела.

– Да, госпожа, – ответила она, поклонилась и с заметным облегчением засеменила прочь.

По коридору опять зазвучало жуткое пение, настоятельница рассеянно поправила епитрахиль. В каменных стенах эхо походило на вопль призрака, совершающего утренней променад по замку.

– Возможно, сестра Катрин права, – сказала Эдвина и коснулась костлявыми пальцами руки настоятельницы; ей было страшно входить в келью Атайи без вооруженных мужчин за спиной. – Хоть король и пытался убедить нас, что чары его сестры здесь не действуют, я все же боюсь…

– Вздор, – уверенно ответила настоятельница, снова задрав подбородок. – Без своей магии Атайя Трелэйн всего лишь умалишенная. Да, она сумасбродна, но все, что она может, так это выругаться и запустить кубком, что уже не раз делала.

Мария-Елена с невозмутимой уверенностью пошла вперед, и Эдвина недовольно последовала за ней, слегка прихрамывая.

На самом деле настоятельница беспокоилась, хотя и не хотела никому показывать этого. Состояние принцессы ухудшалось с каждым днем. Она все реже осознавала, где находится, не помнила имен сестер, которые за ней ухаживают. Все чаще бессмысленно что-то лепетала, разговаривая сама с собой. Одно неправильно подобранное слово могло привести ее в ярость. Тогда Атайя била вдребезги посуду до последней тарелки. Мария-Елена понимала, что нужно что-то сделать и как можно быстрей, не только ради Атайи, но и ради спокойствия всех монашек обители Святого Джиллиана.

Сначала дела обстояли не так уж плохо. Три месяца назад, когда король Дарэк привез в монастырь свою непокорную сестру, она находилась в полном здравии и не имела никаких признаков душевного расстройства. Правда, была угрюмой и беспокойной, но его величество сказал, что это ее обычное состояние уже двадцать один год, то есть с рождения.

Приехала ясно мыслящей, нормальной девушкой – насколько вообще нормальным может быть лорнгельд, – думала настоятельница, – спокойно разговаривала с монашками, когда удосужится. Король не упоминал ни о какой болезни души или тела, поэтому Мария-Елена была уверена, что столь неожиданная потеря рассудка – Божье наказание за грехи.

Тяжкие грехи! Несмотря на юный возраст, Атайя обвинялась в убийстве отца, ереси, государственной измене и множестве менее серьезных преступлений. И все из-за того, что отказалась верить в злое начало своих магических сил. Еще и умудрилась учить доверчивый народ Кайта искусству колдовства, заставила поступиться словом Божьим и заняться уловками дьявола.

Колдовство – дар божественный? Знак всевышней благодати? Настоятельница задрожала. Если лорнгельды поверят в такие вещи, то могут стать поистине опасны.

А их и без этого есть за что бояться.

Мария-Елена и сестра Эдвина остановились перед обитой железом дубовой дверью в стене из песчаника. Смех и пение утихли, сменившись зловещей, почти осязаемой тишиной.

– Его величество полностью уверен, что она лишена чар? – проговорила Эдвина, нарушив молчание.

Сестра тревожно ломала пальцы так, что они хрустели.

– Сколько раз мы говорили на эту тему? – мягко упрекнула настоятельница. – У короля нет ни тени сомнения. Чародей, наложивший на Атайю заклинание блокировки, сказал королю, что снять его можно только таким же путем. И сделать это могут лишь несколько магов. Поскольку тот чародей уже мертв, то Атайя в безопасности.

И мы тоже, подумала Мария-Елена. В записях монастыря числилось, что Атайя приехала сюда по собственному желанию (заключение в обители запрещено каноническим правом), но настоятельница, Эдвина, Катрин и любая монашка Святого Джиллиана знали, что принцесса такая же узница, как любая из бедняг, что гниют в темнице под замком короля в Делфархаме. Атайя находилась здесь не для искупления грехов, в чем король Дарэк хотел убедить народ, а в наказание за неповиновение. Его величество пожелал, чтобы она отреклась от своей веры в божественность магии, в противном случае ее ждала смерть на костре. Когда же он привез ее на площадь города Кайбурна – прямо в сердце ее ребяческого бунта, – Атайя удивила собравшихся там людей: вместо того чтобы исполнить королевскую волю, она последний раз попыталась навязать им свое пагубное учение. Дарэк не захотел делать из нее святую мученицу и потому упрятал в стенах монастыря, где сестре суждено было провести оставшуюся часть жизни, размышляя об ошибочности своих убеждений в колдовстве и моля Бога о прощении.

Столь далеко Атайя еще не заходила, и настоятельница теряла терпение.

– Посмотрим, правда ли ее высочество так несносна, как говорит Катрин, – с напускной беспечностью проговорила Мария-Елена.

Сестра Эдвина спряталась за спину настоятельницы, которая глубоко вдохнула для уверенности, сняла засов и толкнула дверь.

Она не успела сделать и шагу, как в ужасе отпрянула, ахнула, закрыв ладонью рот. В комнате был полный разгром: кавардак, устроенный бесом в заточении, которому хотелось вырваться наружу.

Пол выстилал ковер из глиняных осколков. Среди битых тарелок и чашек лежала метла, брошенная здесь сестрой Катрин. В открытых окнах выл ветер, швыряя по комнате вещи принцессы, будто обломки кораблекрушения. Бумажные листы кружились над головой настоятельницы, точно осенние листья, падали на пол и взмывали вверх с новым порывом ветра. Постельное белье сбилось в кучу, из упавшего кувшина вытекло вино, образовав на каменном полу темно-красную лужу, которая загустела и напоминала кровь.

На фоне этого беспорядка узница выглядела еще ужасней.

Атайя Трелэйн, единственная дочь покойного короля Кельвина и сестра царствующего короля Дарэка, стояла около распахнутого окна, словно пыталась задержать ветер усилием воли. Она приняла вызывающую позу: ноги широко расставлены, голова закинута вверх, руки сложены на груди, словно прижимая драгоценный подарок на долгую память.

Несмотря на уверенность осанки, Атайя выглядела ужасающе слабой. Кожа белая, как мука, платье, которое три месяца назад сидело по фигуре, теперь болталось. Ветер подхватывал складки и злобно бил ими по рукам и лодыжкам. Туго заплетенные волосы растрепались, тонкая коса спускалась по спине, словно истертая веревка, выбившиеся локоны прилипли к лицу. Только в глазах проступала сила, но какая-то странная, неземная. Губы почти улыбались, шепча заклинание – для чего или для кого, Мария-Елена не решалась и предположить.

– Да хранят нас святые на небесах, – дрожащим голосом сказала Эдвина, вцепившись в рукав настоятельницы. – Она… сошла с ума.

Мария-Елена не знала, что возразить. Нервы Атайи расшатались, и проку от них было не больше, чем от глиняных осколков под ногами.

– Ваше высочество?

Не обращая внимания на то, что ее уединение прервали, или не осознавая этого, Атайя не откликалась. Губы продолжали двигаться в заклинании, никак не в молитве.

Настоятельница прошла к открытому окну, сторонясь принцессы, взглянула вниз и нахмурилась: обросшие сорняками камни были усыпаны щепками. Злобно сложив губы, она посмотрела на Атайю, словно ей хотелось, чтобы девушка сама выбросилась туда вместо посуды, но тут же раскаялась в своей грешной мысли.

Мария-Елена уперлась руками в бока; поведение принцессы совсем ее обескуражило, однако настоятельница не хотела показать слабость.

– Вам не принесут еще один завтрак, ваше высочество. К обеду проголодаетесь.

Атайя посмотрела на настоятельницу, словно видела ее насквозь. Затем обошла преграду и стала бездумно наблюдать за пеной волн, разбивавшихся о берег.

– Мы будем вынуждены связать вас, если вы не прекратите бросать тарелки и чашки из окна. И в сестру Катрин, – раздраженно добавила настоятельница.

Атайя снова промолчала. Продолжая смотреть на волны, она довольно улыбнулась, словно услышала от них заветные слова.

– Кредони, лорд первого Совета, – живо ответила Атайя, подобрала юбку серого платья и затанцевала, словно под музыку. – Сидра, лорд второго…

– Ваше высочество? – как можно громче произнесла настоятельница.

Атайя наконец заметила, что не одна, и замолчала.

Мария-Елена хотела сказать что-то еще, но ткань плата ударила ее по лицу от сильного дуновения ветра. Атайя радостно засмеялась, настоятельница недовольно забурчала что-то под нос, устремив взгляд в открытое окно, словно хотела отругать ветер за отсутствие манер. Затем увидела, как быстро темнеет небо, и нахмурила брови. Меньше часа назад была видна линия берега острова Саре, а теперь его по всему горизонту загородили тяжелые серые тучи. Заметно похолодало, зеленоватые отблески на западе предвещали бурю – нередкое природное явление для северо-востока Кайта в августе, однако довольно опасное.

– Позвольте мне закрыть ставни, – сказала настоятельница примирительным тоном, словно пыталась успокоить расплакавшегося ребенка. – Скоро будет буря.

Она едва успела прикоснуться к ставням, как Атайя распахнула их настежь.

– Нет! – крикнула принцесса, оскалив зубы. – Ветер говорит со мной своими завываниями. Он напоминает мне, что я жива.

Настоятельница открыла рот возразить, но тотчас захлопнула его, уловив кровожадный взгляд Атайи. Упорством тут не поможешь. Отступив два шага назад, Мария-Елена спрятала руки в рукава и внимательно посмотрела на девушку. Ей стало страшно. В такие моменты невозможно было предугадать, как поведет себя принцесса: любое слово, жест могли оказаться вспышкой молнии без предупредительного раската грома, без намека, разразится ли шторм или успокоится.

– Вам больно, ваше высочество?

Вопрос застал Атайю врасплох. Злое лицо дрогнуло, голубые глаза молили о пощаде.

Да… такая боль! Снимите ее… пожалуйста, помогите мне ее снять!

– Не надо скрывать это от нас, Атайя, – продолжала настоятельница, стараясь не делать резких движений, приближаясь к капризной подопечной. – Мы знаем, как ты мучаешься. Мы недавно это узнали. В наших силах прекратить твои страдания, если ты только позволишь.

Да, что угодно.

Атайя моргнула, и выражение покорности во взгляде исчезло столь же быстро, как и появилось. На нее накатила новая волна ненависти. Раздираемый жуткими мыслями разум не забыл, что монашки – ее враги, что они заберут боль вместе с жизнью.

Настоятельница отступила назад, ожидая, что Атайя бросится на нее с кулаками, однако принцесса, как ни странно, поправила с лица волосы и устремила пустые глаза обратно на море.

– Однажды чары вернутся ко мне, – проговорила она спокойным безжизненным голосом, глядя на усиливающиеся волны. – Они пытаются прорваться. Отчаянно пытаются…

На лице мелькнул страх, но принцесса быстро закрыла глаза, надеясь, что соленый ветер загонит это чувство обратно.

Сестра Эдвина робко приблизилась к настоятельнице. На коже от изумления проступили новые морщины, словно трещины на камне.

– О чем это она?

Мария-Елена беспомощно вскинула вверх руки.

– Не имею…

– Не могут, – прервала ее Атайя, наклонив голову. – Не сейчас.

Настоятельница недовольно фыркнула, поведение девушки выводило ее из себя.

– Принцесса Атайя, что вы…

– Я взорвусь. Разлечусь повсюду. Как он. – Атайя замолчала и пронзительно захохотала, но не радостно, а истерично. – Как Родри.

Она закрыла глаза, пытаясь забыться, расслабилась и продолжила не раз прочитанное заклинание:

– Кредони, лорд первого Совета… в какие годы он пребывал в Совете? Сидра, лорд второго Совета… когда? Когда же? Третий Совет… кто был лордом третьего Совета? Мастер Малькон! – выкрикнула она, в глазах – ликование. – Дальше… кто дальше? И сколько лет?

Атайя продолжала разговаривать сама с собой. Настоятельница попятилась назад и наступила на книгу в кожаном переплете. Обложка была развернута, будто раскинутые руки умирающего. Рассмотрев книгу поближе, Мария-Елена поняла, что кружащиеся в ветру бумажные листы – страницы, вырванные из переплета. Подняв книгу, женщина цокнула языком в порицание такого надругательства. Она была написана Адриэлем из Делфархама, святым, которому Бог поведал, как избавлять колдунов от их проклятия.

«Эссе о природе магии» – одно из самых ценных писаний. В монастыре хранилось два экземпляра в надежде, что Атайя наконец поверит в начертанную там истину. Она явно не собиралась этого делать, пострадали те страницы, на которых говорилось о таинстве отпущения грехов.

Настоятельница поднесла разодранную книгу к глазам принцессы.

– Видите, Атайя? Вы чувствуете, откуда ждать спасения, хотя и боретесь с ним всеми силами. Я каждый день молюсь, чтобы вы покорились воле Господа и поняли, что раскаяние – ваш единственный путь к…

Лишь только ненавистное слово прозвучало из уст женщины, Атайя замолкла.

– Еще раз об этом заговоришь, – зарычала она, скрючив пальцы, словно когти, – вылетишь отсюда, как и та, что была здесь до тебя.

– Вы, конечно, понимаете, что только так можно избавиться от мучения. Если подчинитесь Ему, Он простит вам недолгое увлечение магией и дарует место на небесах.

Атайя бросилась к настоятельнице, размахивая кулаками, и едва удержалась, чтобы не ударить.

– Лгунья! – кричала девушка. – Они придут. Они придут за мной, и я стану свободной! Свободной от тебя, от этого места и… – Принцесса резко замолчала и схватилась за голову, будто пытаясь удержать ее от взрыва. – Свободной от всего!

– Кто придет? – встревоженно спросила Эдвина.

Глаза бегали по комнате, словно в ожидании сиюминутного вторжения. Тотчас забыв о боли, Атайя хитро улыбнулась старой монашке и многозначительно произнесла:

– Просто «они». Может, дети дьявола. Может, демоны. – Затем она шаловливо прищурила глаза и разразилась низким всезнающим смехом. – А может, и сам дьявол.

Эдвина ахнула и попятилась к двери, сбивчиво читая молитвы о божественной защите. Настоятельница же не двинулась с места. Растущий ужас злостью сверкал в глазах.

– Никто не придет за вами, Атайя. Вы должны выкинуть из головы эту глупую мысль и подчиниться воле Бога.

Мария-Елена хотела разубедить ее, однако сделала только хуже.

– Бог! – выкрикнула Атайя. Ее глаза искрились уверенностью. – Да, конечно! Ангелы Бога уже приходили за мной… и снова придут!

Сперва настоятельница улыбнулась, дивясь такому странному заявлению. Ангелы? Что за глупость? Зная еретические убеждения Атайи, она решила, что принцесса совсем запуталась, однако потом вспомнила рассказ короля о том, как девушке помешали сбежать с площади в Кайбурне, и поняла смысл ее слов.

Мария-Елена прикусила губу. Случай действительно обескураживающий. Говорят, что колдун в обличье священника, тот самый, что лишил Атайю магической силы, попытался спасти ее, призвав ангелов, чтобы отвлечь толпу. Настоятельница была потрясена до глубины души, когда первый раз услышала об этом – посланники Бога помогают дьяволу? – но король объяснил, что это всего лишь колдовская уловка. Они были видимостью, волшебством, причем самым низменным, потому что маг посягнул на творения Царства Божьего.

Настоятельница вздрогнула, подумав о последствиях ужасающего колдовства. Что должны думать простые люди, когда им является такое совершенное, пусть и ложное, видение? Хотела ли Атайя переманить невинные души на свою сторону, заставив поверить, что маги стоят в одном ряду с ангелами, а значит, и сами являются божественными созданиями?

– Нет, – твердо произнесла Мария-Елена, гоня от себя дурные мысли. – Это всего лишь обман, иллюзия. Так сказал мне король.

Атайя ничуть не смутилась. Хотя она и понимала, что настоятельница права, у принцессы не убавилось уверенности. Она стала только спокойней, лицо озарилось улыбкой. Девушка взяла с узкой кровати подушку и прижала ее к груди, словно лелея последнюю нерушимую надежду.

– Если не ангелы, то он сам придет.

Мария-Елена опять прикусила губу. По взгляду Атайи было ясно, кого она имеет в виду. Да, король упоминал некоего человека. Его величество так сильно ненавидел его, что отказался назвать имя врага. Всего лишь упомянул, что у принцессы есть возлюбленный. Он должен был умереть на площади в Кайбурне, но скрылся, когда королевскую стражу отвлекли ангелы. Настоятельница нисколько не удивилась, что Атайя нашла любовника; всем известно, что, когда девушка начала свою дьявольскую миссию, она жила изгнанницей в лесу, в окружении почти одних мужчин. Какой позор для всего рода Трелэйнов!

Тут Мария-Елена вспомнила, что все поступки Атайи приносили только бесчестье.

Принцесса закрыла глаза, сжимая пуховую подушку будто возлюбленного.

– Он придет, и я скажу ему, как жалею, что не согласилась. Надо было согласиться. Он придет, и я скажу ему, как жалею, что не согласилась.

Атайя повторяла это снова и снова, монотонным голосом, словно рассказывала наизусть выученный урок, важный, но бессмысленный.

Убедившись, что Атайя погружена в свои мысли, Эдвина подкралась к Марии-Елене и пальцами с проступающими синими венами дернула за рукав.

– Мать-настоятельница, давайте уйдем, пока она снова не начала буйствовать.

– Не сейчас, – твердо ответила Мария-Елена. Судя по блеску в глазах, она что-то затевала. – Мы еще можем образумить ее.

Эдвина недоверчиво фыркнула:

– Образумить? Она давно утратила разум.

– Возможно, – ответила настоятельница, не отрывая взгляда от принцессы. – Но скорей всего мы не нашли к ней правильного подхода.

Собравшись с духом, она осторожно взяла Атайю за руку и отвела к узкой кровати. Они вместе сели на тонкий соломенный тюфяк. Принцесса продолжала прижимать к себе подушку, словно для защиты. Тучи быстро сгущались, глаза девушки светились в темноте, как две жемчужины. После минутного молчания настоятельница пригладила ей волосы, но тщетно: ветер снова растрепал их.

– Мне очень жаль, Атайя, но человек, о котором ты говоришь, не может прийти за тобой. Разве ты не помнишь? – Она притронулась к руке девушки в знак сочувствия. – Он умер три месяца назад. На площади в Кайбурне.

Комната погрузилась в жуткую тишину. Атайя не шевелилась, лишь один раз моргнула. Ветер усилился, на небе сверкнула молния, отразившись в ее стеклянных глазах. Вдалеке раздался грозный раскат грома.

– Что вы сказали? – наконец произнесла принцесса ослабевшим хриплым голосом, который приглушали завывания ветра.

Настоятельница облизнулась, почувствовав, что сдвинулась с мертвой точки. Она предвидела опасность, однако продолжила.

– Я сказала, что человек, которого ты любишь, мертв. Ты думала, что он спасся, но это не так. Его сожгли на костре… как еретика. – Она проглотила слюну, гладя липкую холодную руку принцессы. – Разве ты этого не помнишь?

Снова тишина. Еще одна вспышка молнии, раскат грома, уже ближе, страшнее. Атайя поднялась и, шатаясь, подошла к окну, безмолвно прося совета у бури. Мария-Елена всмотрелась в силуэт на фоне грозовых туч, заметила, как напряглись мышцы, участилось дыхание, и поняла, что совершила ошибку. Но было поздно, разразился шторм.

Атайя резко развернулась с яростным криком, ногти разорвали наволочку, ветер подхватил белые перья и обрывки ткани. Пронзительно взвизгнув, она кинулась на настоятельницу, схватилась за плат и мантию, словно собиралась содрать одежду, волосы, плоть до костей. Едва сдержав вопль, сестра Эдвина бросилась на помощь, попыталась оттащить принцессу, но оказалась слишком слаба, чтобы справиться с безумной Атайей.

– Ложь! Наглая ложь! – визжала девушка, по щекам катились слезы от страха и гнева. – Он придет за мной. Я избавлюсь от этого места, от вас, от вашей бесконечной лжи!

Настоятельница боролась, как могла, но раны не заставили себя ждать. На щеке появились четыре красные полоски от ногтей Атайи, изорванный плат запятнала кровь. Глаза переполнились страхом: принцесса взяла край ее мантии, обвила вокруг ее шеи, как удавку, и стала тянуть изо всей силы. Комната стала темнеть…

– Святой Джиллиан, защити меня! – задыхаясь, произнесла настоятельница, отчаянно пытаясь расслабить нечеловеческую хватку.

Эдвина схватила метлу и со всей мочи, что осталась в ее слабых костях, ударила Атайю палкой по голове. Хотя этого было мало, чтобы охладить ее пыл, девушка качнулась, и настоятельница поймала момент, чтобы вырваться. Она швырнула принцессу в сторону и бросилась к двери. Атайя упала на глиняные осколки и застонала от боли, но это ненадолго остановило ее. Схватив острый обломок тарелки, она вскочила на ноги и метнулась вперед, выискивая жертву. Наступила босой ногой на колкий край посуды, крикнула и пошатнулась. Пошла кровь.

Монашкам этой передышки оказалось достаточно. Забыв о гордости, настоятельница с Эдвиной выскочили из комнаты, признав поражение. Трясущимися руками Мария-Елена захлопнула дверь и опустила засов.

– Вернитесь! – крикнула Атайя, подбежав к выходу на пару секунд позже. – Пусть прольется ваша кровь! И вы будете прощены!

В безопасности женщины с облегчением вздохнули и прочли молитвы благодарности за спасение. Они слышали, как воет Атайя, стуча кулаками по двери, но были спокойны вне ее досягаемости.

– Очевидно, ей не нужна магия, чтобы убить нас, – сухо сказала настоятельница, когда у нее восстановилось дыхание.

Она прикоснулась к щеке и вытерла кровь разодранным платом.

– При всем уважении к вам, мать-настоятельница, – робко произнесла Эдвина, до сих пор держа метлу в руках, – возможно, не надо было говорить ей, что он умер.

Мария-Елена окинула ее испепеляющим взглядом, который обычно припасала для неуправляемых послушниц.

– Это и так очевидно, – крикнула она – злая, что завязала ссору.

Над головой раздался сотрясающий раскат грома, обе подскочили и решили быстрей удалиться из гостевой части монастыря. Эдвина поставила метлу у двери и поспешила за настоятельницей, хрустя пальцами от беспокойства.

– А правда, что он может прийти за ней? – спросила она. – Король предупреждал, что кто-то попытается спасти ее… любовник или один из друзей.

– Если б могли, давно бы это сделали, – коротко ответила Мария-Елена, все еще дрожа от телесных и духовных ран. – Как они придут, если представления не имеют, где она? Никто не знает о ее местонахождении, кроме короля и его советника. А если и найдут, то пользы от этого мало. Сомневаюсь, что Атайя кого-нибудь узнает, за последние несколько недель ее память совсем сдала. Перестань волноваться, – сердито добавила настоятельница, ее нервы после нападения принцессы были на исходе. – Ты начинаешь меня утомлять.

Эдвина кивнула в знак сожаления и прижала руку к груди, будто боясь, что сердце выпрыгнет из-за скорости, с которой они летели.

– Если б она только решилась на отпущение своих грехов, – прохрипела сестра, качая головой.

– Ты же видела ее лицо, когда я об этом упомянула. – Настоятельница ругалась про себя, не желая признать вину за произошедшее нападение. – Однако если она продолжит в таком же духе, я не буду ждать ее согласия. О, Эдвина, не смотри на меня так, – проговорила она, увидев, что у сестры отвисла челюсть. – Я не стала бы так вольно обращаться с законом Божьим. Ну, я бы рассмотрела эту возможность, – признала Мария-Елена. – Надеюсь, усердные молитвы помогут мне устоять перед соблазном. Кроме того, – продолжила настоятельница добродушно, ее настроение росло с отдалением от кельи Атайи, – мне кажется, что принцесса скоро сломается. Она каждый день пытается скрыть от нас свою боль, и ей это все хуже удается. И несмотря на сегодняшний приступ, если она когда-нибудь поверит, что ее любимый умер, то перестанет бороться. Я знаю, это жестоко, – с сожалением в голосе согласилась настоятельница, – но ее недолгое страдание на земле будет оправдано, если Атайя в итоге решит исповедоваться и спасет свою бессмертную душу. Скоро, Эдвина, она будет просить нас, чтобы мы отпустили ей грехи. – Мария-Елена глубоко вдохнула и медленно выпустила из легких воздух, чтобы снять накопившееся за утро напряжение. – Тогда всем нам будет спокойно.