Текст книги "Лавочка закрывается"

Автор книги: Джозеф Хеллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)

Общественности было известно, что его часто приглашали в правительственные комиссии, чтобы найти оправдания, и в соавторы докладов, чтобы отстоять позиции.

Частным же образом он был ведущим партнером и главным советником принадлежащей Коза Лоро вашингтонской юридической фирмы Атуотера, Фицуотера, Дишуотера, Брауна, Джордана, Куэка и Капоне. Благодаря своему аристократическому авторитету и безукоризненной репутации, он в этом своем качестве мог свободно представлять любых понравившихся ему клиентов, даже если их интересы и шли вразрез друг другу. Происходя из одного из пограничных штатов, он не отрицал своих многосторонних семейных связей – с северянами он мог говорить с мягким акцентом южного джентльмена голубых кровей, а в разговорах с южанами речь его приобретала нотки бостонской изысканности. Его партнер Капоне был смуглолиц и плешив и вид имел довольно непрезентабельный и мрачноватый.

– Если вы пришли ко мне в поисках влияния, – подчеркивал Портер Лавджой всем питающим надежду добиться его благосклонности, – то вы пришли не к тому человеку. Однако если вы хотите получить услуги искушенных людей, которые могут вслепую найти путь в здешних коридорах власти, которые накоротке с нужными вам людьми и могут сообщить, кто именно вам нужен, свести вас с ними, сопроводить на встречу и провести за вас б о льшую часть разговора, которые могут узнать, чтоговорят о вас там, куда вас самих не допускают, и которые, если вам не понравились принятые решения, могут через головы подчиненных пробраться к самому высокому начальству, то я могу вам помочь.

Именно С. Портер Лавджой приложил максимум усилий, чтобы распалить честолюбивые устремления Г. Нудлса Кука и придать им масштабность. Он с присущей ему проницательностью определил параметры дарования младшего коллеги и со щедрым проворством предпринял действия, имеющие целью поместить его рядом с другими знаменитостями в семейство Коза Лоро, которое могло наилучшим образом использовать его глубинное понимание механики действия политической рекламы и создания имиджей – его умение придумывать демагогические лозунги, злобные инсинуации, ловкие и утонченные оскорбления, его умелое и совершенно незаметное для глаза жонглирование логикой, его коварную ложь. Если только ему предоставлялся шанс, то Нудлс никогда не разочаровывал ни одного человека, который, как С. Портер Лавджой, ждал от него наихудшего.

В отношениях между Йоссаряном и главным гангстером Коза Лоро, каким был Нудлс Кук, уже давно образовалась трещина спокойной неприязни, но заделывать эту трещину ни одна из сторон не считала нужным. И тем не менее Йоссарян, ни секунды не колеблясь, позвонил теперь Нудлсу, чтобы поговорить о смешной возможности склонить нового президента к тому, чтобы тот сделал вид, будто всерьез принимает приглашение Кристофера Максона на свадьбу приемной племянницы в автовокзале Администрации ньюйоркского порта.

– Нудлс, он собирает миллионы для вашей партии.

– А почему бы и нет? – весело сказал Нудлс. – Это похоже на шутку. Скажи им, он говорит, что серьезно подумает об этом приглашении.

– И тебе не нужно даже спрашивать у него?

– Нет, – в голосе Нудлса послышалось удивление. – Джон, не родился еще такой человек, чей мозг мог бы охватить все, что президент якобы понимает. Я все еще в фаворе, поскольку сильно помог ему на инаугурации.

В качестве десятого и самого новоиспеченного из девяти старших наставников с одиннадцатью докторскими степенями в мозговом тресте будущего президента, Г. Нудлс Кук еще не успел приобрести тот презрительный тон, который, как утверждают, есть порождение фамильярности.

Именно С. Портер Лавджой, обозрев потускневший лоск девяти изначальных наставников, предложил назначить Г. Нудлса Кука десятым, чтобы высокая власть вновь засияла иллюзорным блеском; это назначение, настаивал он с веским безразличием, должно быть выгодным вице-президенту, администрации, стране, самому Нудлсу Куку и – это не говорилось, но подразумевалось – С. Портеру Лавджою, принеся ему пользу как партнеру принадлежащей Коза Лоро юридической и лоббистской фирмы Атуотера, Фицуотера, Дишуотера, Брауна, Джордана, Куэка и Капоне. Капоне, который, как и Лавджой, был одним из основателей, играл в престижных гольф-клубах с лидерами бизнеса и высокими правительственными чиновниками, и проигрывать ему позволялось редко.

Трудности с формальной стороной инаугурации возникли из-за вполне объяснимого каприза вице-президента, который пожелал, чтобы при его вступлении в более высокую должность присягу у него принимал председатель Верховного суда. Достопочтенный джентльмен, занимавший этот пост, суровый и властный человек с высоким лбом и в очках, вместо того, чтобы проявить готовность участвовать в действе, которое, по его мнению, не отвечало не только букве, но и духу закона, немедленно ушел в отставку.

Этот неожиданный поступок не оставил перед главой исполнительной власти страны иного выбора, как только обратиться к другим юридическим светилам Верховного суда из близких ему партийных кругов.

Через четырнадцать минут после проведенного зондирования единственная женщина – член Верховного суда – добровольно ушла в отставку. Она объяснила свой поступок непреодолимым желанием вернуться на поприще, которое предпочитала всем другим – домашнего хозяйства. Всю свою жизнь, утверждала она, она стремилась к одному – стать домохозяйкой.

Другая крупная величина в этом блестящем созвездии юридических светил – из тех, на кого привыкли взирать снизу вверх, достопочтенный джентльмен, о котором доброжелательные газетчики часто отзывались с похвалой из-за его, как они говорили, остроумия и артистически-забавного буквоедства, – отправился на рыбалку.

Афро-американец для этой роли, конечно, не годился совершенно. Белая Америка не приняла бы президента, легитимность которого в его должности была подтверждена черным, а в особенности черным вроде этого, который был не совсем юристом и не совсем судьей, и, как показалось присутствовавшим на его утверждении, обладал лишь двумя свойствами, которыми природа наделила его в равной мере, – желчностью и лживостью.

Другие члены суда, являвшиеся и верными членами партии, были с презрением отвергнуты просто как недостаточно колоритные и малоизвестные. Отказ от них стал тем более окончательным, когда из их судейских кабинетов через анонимные источники и неопознанных мелких чиновников просочилось конституционное сомнение в том, что какой-либо из достопочтенных членов какого-либо суда в стране обладал правом приведения к присяге подобного человека, долженствующего занять высший административный пост страны. В редком единодушии они приветствовали отставку председателя, уход в домохозяйки судьи-женщины и отъезд на рыбалку остроумца.

Оставалось лишь прибегнуть к услугам демократа, назначенною еще мнимым либералом Джоном Кеннеди и голосовавшего с тех пор как консерваторы.

Мог ли президент вступить в должность, не принося должностной присяги? Оставшихся членов суда было не достаточно, чтобы ответить на этот вопрос. И тогда Нудлс Кук, только Нудлс, единственный из старших наставников, вышел со смелым предложением, которое он придерживал до критического момента, хотя оно и созрело у него в самом начале. Это предложение и привело, в конечном счете, к удовлетворительному выходу из создавшегося затруднительного положения.

– Все же я не понимаю, – повторил вице-президент, когда они снова совещались наедине. К тому времени все остальные его девять старших наставников с одиннадцатью докторскими степенями потеряли в его глазах всякий вес. – Объясните мне, пожалуйста, еще раз.

– Мне кажется, я не могу, – мрачно сказал Нудлс Кук. Ему нравилась должность, которую он занимал, но он уже не был уверен ни в своей работе, ни в своем нанимателе.

– Постарайтесь. Кто назначает нового председателя Верховного суда?

– Вы, – угрюмо сказал Нудлс.

– Верно, – сказал вице-президент, который после отставки своего предшественника технически уже был президентом. – Но я не могу его назначить, пока я не принес присягу?

– И это тоже верно, – уныло сказал Нудлс.

– А кто принимает у меня присягу?

– Тот, кого вы выберете.

– Я выбираю председателя Верховного суда.

– У нас нет председателя, – хмуро сказал Нудлс.

– И у нас не будет председателя, пока я его не назначу? А назначить я его не могу, пока…

– Кажется, теперь вы поняли.

Молча и с выражением мрачного разочарования Нудлс еще раз пожалел, что поссорился и не разговаривает со своей третьей женой Кармен, с которой он теперь мучительно-горько разводился. Он жаждал общения с кем-нибудь заслуживающим доверия, кому он мог бы безопасно и с блеском излагать свои идеи. Он подумал о Йоссаряне, который, к сожалению, сейчас, вероятно, считал его полным дерьмом. Нудлс был достаточно умен и понимал, что он был бы не особо высокого мнения о себе, если бы он был не он, а кто-нибудь другой. Нудлс был достаточно честен и знал, что он бесчестен, а остатков прямоты ему хватало, чтобы понимать: никакой прямоты у него нет.

– Да, кажется, я понял, – со слабым проблеском надежды сказал вице-президент. – Кажется, у меня снова включились все цилиндры.

– Меня бы это не удивило. – Интонация Нудлса была менее утвердительной, чем он сам того хотел.

– А почему бы нам не сделать и то, и другое сразу? Не мог бы я принять у него присягу как у председателя Верховного суда, а он у меня – как у президента?

– Нет, – сказал Нудлс.

– А почему нет?

– Его должен утвердить Сенат. Сначала вам нужно было бы его назначить.

– Тогда, – сказал вице-президент; он сидел прямо с широкой и торжествующей улыбкой на лице, появлявшейся у него обычно после очередного побитого им рекорда за пультом управления видеоигрой, – не мог бы Сенат утвердить его в тот самый момент, когда я буду его назначать одновременно с принятием им у меня присяги?

– Нет, – твердо сказал ему Нудлс. – И пожалуйста, не спрашивайте у меня, почему. Это невозможно. Поверьте мне на слово, сэр.

– Это просто стыд и позор! Мне кажется, что президент должен иметь право быть приведенным к присяге председателем Верховного суда.

– Никто из известных мне людей не возражает против этого.

– Значит, я могу быть приведен к присяге, как я хочу, да? Ах, нет! У нас же нет председателя Верховного суда! Как такое могло произойти?

– Не знаю, сэр. – Нудлс не мог не упрекнуть себя за ноту саркастичности. – Вероятно, это еще один просчет наших отцов-основателей.

– Что за чушь вы несете? – Тут вице-президент подпрыгнул так, словно какое-то немыслимое святотатство вызвало у него холерический припадок. – Ведь никаких просчетов быть не могло, да? Наша конституция всегда была совершенна. Разве не так?

– У нас двадцать семь поправок к конституции, сэр.

– Да? Я этого не знал.

– Это ни для кого не секрет.

– Откуда мне было знать? А что такое поправка? Изменение?

– Да.

– Ну, так откуда мне было знать? – Он снова впал в мрачное отчаяние. – Значит, мы на том же месте? Я не могу назначить…

– Не можете. – Нудлс счел за лучшее оборвать его, чтобы на сей раз обойтись без этой словесной канители.

– Значит, это что-то вроде уловки 22, да? – неожиданно выпалил вице-президент и тут же просветлел при этом свидетельстве собственного вдохновения. – Я не могу назначить председателя Верховного суда, пока не стану президентом, а он не может принять у меня присягу, пока я его не назначу. Разве это не уловка 22?

Нудлс Кук свирепо уставился в стену и пришел к выводу, что лучше ему оставить свою престижную должность в грядущей администрации, чем иметь дело с человеком, вроде этого, выдвигающим предположения, вроде подобного.

Он вдруг понял, что смотрит на повешенную здесь для красоты большую упрощенную схему диспозиции войск в Геттисбергском сражении. Нудлс начал размышлять об историческом прошлом. Может быть, думал он, так оно и было всегда между сувереном и советником, последний из которых неизменно оказывался на голову выше первого. Именно тогда доведенный до крайности Нудлс и выкрикнул, словно команду, решение, которое, в конечном счете, и спасло ситуацию.

– Воспользуйтесь этим демократом!

–  Что?

– Воспользуйтесь этим сраным демократом. – Он отмел в сторону все возражения, предвосхитив их. – Что с того, что он был демократом Кеннеди? Этот тип ничуть не хуже всех нас. Ваша деятельность будет освещаться еще шире, потому что этим займутся издания обеих партий. А когда вы утратите популярность, то сможете обвинить его в том, что это он приводил вас к присяге.

Опять подтвердилась прозорливость Портера Лавджоя. Представляя в свое время Нудлса, он подчеркивал, что тот может быть весьма полезен для вице-президента. Потребность в нем была самая насущная, а возможности его – безграничны. «Что я могу ему говорить?» – пожелал узнать Нудлс. «Все, что он позволит. Вообще-то вы еще должны будете проинтервьюировать его, чтобы понять, нужна ли вам эта работа, но так проинтервьюировать, чтобы он об этом и не догадался». А как, недоуменно спрашивал себя Нудлс, мне это удастся? В ответ Портер Лавджой лишь еще раз лучезарно улыбнулся. Кодовое имя?

– Пока это не трогайте, – предостерег его Портер Лавджой. – Он сам его выбрал. У вас не будет никаких затруднений.

– Входите, входите, входите, – весело сказал вице-президент Нудлсу Куку после дружеских приветствий в приемной, озадачивших Нудлса своей неформальностью.

Его удивило то, что сия более молодая по сравнению с ним высокопоставленная особа стремглав выскочила из кабинета, чтобы тепло его приветствовать. Нудлс лишь краем глаза ухватил школьные и университетские вымпелы, развешанные на стенах приемной. Он не успел сосчитать огромное число телевизионных экранов, настроенных на разные каналы. «Ждем старых клипов и музыкальных шлягеров», – со смехом объяснили ему сидевшие там девушки, и Нудлс не понял, серьезно ли они говорят или нет.

– Я с нетерпением ждал встречи с вами, – убедительно продолжал вице-президент. – Жми, жми, жми, – доверительно сказал он, когда двери за ними закрылись и они оказались одни. – Это из видеоигры, в которой я непобедим. Она называется «Индианаполисские гонки». Знаете ее? Еще узнаете. Вы хорошо играете в видеоигры? Могу поспорить, я вас обыграю. Ну, расскажите мне о себе. До смерти хочу узнать о вас побольше.

Для Нудлса все это были детские забавы.

– Что бы вы хотели узнать обо мне, сэр? С чего мне начать?

– Вот я, например, – ответил вице-президент, – если я что-то намечаю, то всегда добиваюсь своего. Я никогда не плачу над пролитым молоком. Что прошло, то прошло. Когда цель определена, я преследую ее, забыв обо всем на свете.

– Понимаю, – сказал Нудлс после минутной удивленной паузы, за время которой он догадался, что ему предоставляется шанс для комментариев. – И вы хотите сказать, что поставили перед собой цель стать вице-президентом?

– О да, именно, именно. И я преследовал эту цель, забыв обо всем на свете.

– И что же вы делали?

– Я ответил согласием, когда мне предложили занять эту должность. Понимаете, мистер Кук… можно я буду называть вас Нудлс? Спасибо. Это большая честь… мне кажется, что институт вице-президентства наилучшим образом описан словом «будь готов». Или это два слова?

– По-моему, два.

– Спасибо. Думаю, что ни один из других моих наставников не смог бы дать мне столь ясный ответ. И именно эту цель я и собираюсь преследовать, забыв обо всем на свете. Быть готовым. Очевидно, что чем больше дней ты был вице-президентом, тем больше ты подготовлен к посту президента. Вы согласны?

Нудлс искусно увернулся от ответа.

– И теперь вы собираетесь, забыв обо всем на свете, преследовать именно эту цель?

– Ведь в этом и состоит смысл работы вице-президента, верно? Мои другие наставники согласны.

– А президент знает?

– Я бы не преследовал эту цель, забыв обо всем на свете, если бы не получил его одобрения. Может быть, вы хотите узнать обо мне еще что-нибудь такое, что поможет мне решить, годитесь ли вы для этой работы. Портер Лавджой говорит, что годитесь.

– Прекрасно, сэр, – сказал Нудлс Кук и осторожно продолжил. – Есть ли у вас какие-нибудь планы, для осуществления которых в одиночку вы, может быть, чувствуете себя не вполне оснащенным?

– Нет, ничего такого мне не приходит в голову.

– Тогда почему же вы считаете, что вам нужен еще один наставник?

– Чтобы помочь мне с вопросами, вроде этого. Понимаете, в колледже я совершил ошибку, уделяя учебе недостаточно внимания, и теперь сожалею об этом.

– Но ведь вы получали удовлетворительные оценки на экзаменах, да?

– Оценки я получал не хуже, чем когда все же уделял учебе некоторое внимание. Ведь вы закончили колледж, мистер Кук? Вы образованный человек?

– Да, сэр, закончил. Я получил степень.

– Отлично. Я тоже учился в колледже. У нас много общего, и я надеюсь, мы сойдемся с вами ближе… – здесь в его голосе послышались раздраженные нотки, – чем со всеми остальными. У меня такое ощущение, что они издеваются надо мной у меня за спиной. Оглядываясь назад, я считаю, что в колледже должен был больше времени уделять философии, истории, экономике и тому подобным вещам. Я теперь наверстываю упущенное.

– Каким образом… – хотел было спросить Нудлс, но передумал. – Мой жизненный опыт, сэр…

– Я не собираюсь плакать над пролитым молоком, что прошло, то прошло.

– Мой жизненный опыт, – подобострастно продолжал гнуть свое Нудлс, – студента и даже какое-то время преподавателя подсказывает мне: люди делают то, что им по душе. Человек, который интересуется спортом, гольфом и вечеринками, будет проводить время на спортивных состязаниях, в гольф-клубах и на вечеринках. Довольно трудно в зрелом возрасте развить в себе интерес к философии, истории или экономике, если эти предметы не привлекали тебя ранее.

– Да, и никогда не бывает слишком поздно, – сказал вице-президент, и Нудлс не понял, придерживаются ли они одинакового мнения или нет. – Последнее время я изучал наполеоновские войны, чтобы немного пополнить образование.

Секунду или две Нудлс сидел недвижимо.

– Какие именно? – Никакой другой ответ ему не пришел в голову.

– Разве там были разные?

– Вообще-то это не моя область, – ответил Нудлс Кук, и надежда стала покидать его.

– И еще я занимаюсь Антиетамским сражением, – услышал Нудлс голос человека, который должен был сменить президента на его посту. – А после этого я собираюсь разобраться с битвой при Булл-Ране. Вот уж действительно великая была война – Гражданская. После нее ничего подобного у нас не было, да? Вас это может удивить, но Булл-Ран всего в двух часах езды отсюда, если на машине с полицейским сопровождением.

– Вы готовитесь к войне?

– Я расширяю кругозор. И я верю в то, что нужно готовиться. Все остальное в работе президента мне кажется довольно трудным и скучноватым. Мне все эти битвы записывают на видеокассеты и превращают в игры, где выиграть может любая из сторон. Жми, жми, жми! И Геттисберг тоже. Вы любите видеоигры? Какая ваша любимая?

– У меня нет любимой, – подавленно пробормотал Нудлс.

– Скоро будет. Идемте, покажу.

На бюро под видеоэкраном – в кабинете был видеоэкран с пультами управления во множестве специальных ниш, – к которому вице-президент подвел Нудлса, лежала игра под названием «Индианаполисские гонки». Нудлс увидел и другие – «Сбросить бомбы» и «Уйти от призыва».

И еще одну под названием «Умри от смеха».

Его хозяин издал смешок.

– У меня в штате девять человек с университетским образованием и с одиннадцатью докторскими степенями, и ни один из них ни разу не смог меня победить в какой-нибудь из этих игр. Это говорит вам что-нибудь о современном уровне высшего образования в стране?

– Да, – сказал Нудлс.

– И что это вам говорит?

– Многое, – сказал Нудлс.

– Я чувствую то же самое. Скоро выйдет еще одна, новая, под названием Триаж. ^[67]Просто как для меня придумана. Вы ее знаете?

– Нет.

–  Триаж– это французское слово, и в случае, если разразится большая война и нам придется решать, кому из немногих избранных суждено выжить в наших подземных бомбоубежищах…

– Я знаю, что означает это слово, мистер вице-президент! – прервал его Нудлс с большей, чем собирался, резкостью. – Просто я не знаю этой игры, – пояснил он, выдавив на лице улыбку.

– Скоро узнаете. С нею я вас познакомлю в первую очередь. Это очень интересная и захватывающая игра. У вас будут свои фавориты, а у меня – свои, и только один из нас сможет выиграть и решать, кто будет жить, а кто умрет. Нас это развлечет. Пожалуй, я хочу, чтобы вы овладели Триажем, потому что никто не знает, когда мы начнем применять ее на практике, а мне кажется, что все остальные для этого не годятся. Договорились?

– Да, мистер вице-президент.

– И не будьте вы таким официальным, Нудлс. Называйте меня Гаденыш.

Нудлс был потрясен.

– Ни за что! – с чувством ответил он в интуитивном порыве неповиновения.

– Попытайтесь.

– Нет.

– Даже если от этого будет зависеть, примут вас на работу или нет?

– Даже если от этого будет зависеть, примут меня на работу или нет, мистер Гаденыш… то есть, мистер вице-президент.

– Ну, видите, а скоро совсем привыкнете. Взгляните-ка сюда. Портер Лавджой говорит, что вы с этим справитесь. Что вы знаете о тяжелой воде?

– Почти ничего, – сказал Нудлс, чувствуя себя теперь на более твердой почве. – Это каким-то образом связано с ядерной реакцией, да?

– Не спрашивайте об этом меня. Здесь что-то вроде этого и написано. Я тоже не очень много об этом знаю, так что здесь мы сходимся.

– А в чем тут дело?

– Да вот задержали одного человека, который производит ее без лицензии. Здесь написано, что это отставной капеллан из воздушного корпуса времен Второй мировой войны.

– Так заставьте его прекратить.

– Он не может прекратить. Он ее производит как бы биологически, если вам это понятно.

– Нет, мне это не понятно.

– Так написано в этом резюме выжимок того, что находится в этой секретной папке, кодовое название которой «Водопроводная вода». Он ест и пьет, как и все мы, но вот выходит из него, кажется, тяжелая вода. Его исследовали и разрабатывали в частной корпорации «П и П М и М», которая подала на него патентную заявку и в настоящее время владеет им.

– Где они его держат?

– Где-то под землей, на тот случай, если он вдруг станет радиоактивным. Перед тем как его схватили, у него был контакт с каким-то сообщником, и теперь его жена и этот второй тип регулярно разговаривают по телефону зашифрованными фразами и делают вид, что ни о чем таком не знают. Пока еще никаких вольностей между ними не было. Еще этот тип разговаривает по телефону с одной медицинской сестрой, и вот между ними, может быть, вольности как раз и начинаются. Словно они никогда не слышали о СПИДе. Здесь еще может быть замешан один бельгийский шпион из нового Европейского Экономического Сообщества. В последний раз, когда они разговаривали, она ему сообщила: «Бельгиец снова начал глотать».

– И что вы собираетесь с ним делать?

– Ну, мы, конечно, легко могли бы его убить с помощью одного из наших антитеррористических подразделений, если дело дойдет до этого. Но он может нам понадобиться, потому что у нас проблемы с нехваткой трития. Что вы знаете о тритии, Нудлс?

– О тритии? Никогда о нем не слышал.

– Хорошо. Вы умеете быть объективным. Я думаю, это какой-то радиоактивный газ, который нам нужен для нашей водородной бомбы и других вещей. Его можно получать из тяжелой воды, и этот капеллан может оказаться очень полезным, если ему удастся обучить и других производить тяжелую воду. У президента для этого не хватает терпения, и он хочет, чтобы этим делом занялся я. У меня для этого тоже не хватает терпения, а поэтому я передаю его вам.

– Мне? – удивленно воскликнул Нудлс. – Вы хотите сказать, что я принят?

– Ведь мы поговорили, не правда ли? Сообщите мне, какие, по вашему мнению, рекомендации я должен дать.

Он протянул Нудлсу довольно увесистую красную папку, на наклейке обложки которой в одном предложении было изложено резюме выжимок сводки дайджеста рапорта сжатого изложения сообщения об отставном военном капеллане семидесяти одного года, производящем тяжелую воду внутренним способом без лицензии и в настоящее время задержанном для обследования и допроса. Нудлс слабо разбирался в тяжелой воде и совсем не разбирался в тритии, но он достаточно разбирался в жизни и ничем не выдал своего знания, прочтя имена Джона Йоссаряна и Милоу Миндербиндера, хотя и погрузился в мрачную задумчивость, прочтя о медицинской сестре Мелиссе Макинтош, о которой никогда раньше не слышал, и о ее подружке, Анджеле Мор или Моркок, с которой они на пару снимали квартиру, и о находящемся в нью-йоркской больнице таинственном бельгийском агенте с раком горла, о котором медицинская сестра регулярно передавала шифрованные сообщения по телефону, и об обходительном, хорошо одетом таинственном незнакомце, который, кажется, вел наблюдение за всеми остальными либо как шпион, либо как телохранитель. Как знаток описательной прозы Нудлс по достоинству оценил талант автора, который умел вмещать в одно предложение так много.

– Вы хотите, чтобы решение принял я? – пробормотал, наконец, озадаченный Нудлс.

– А почему бы и не вы? Потом здесь есть еще кое-что о ком-то, у кого есть великолепный военный самолет, и этот кто-то хочет, чтобы мы купили его самолет, а потом есть еще один, у которого есть великолепный самолет получше первого, и он тоже хочет, чтобы мы его купили, но мы можем купить только один.

– А что говорит Портер Лавджой?

– Он занят, готовится к судебному процессу. Я хочу выслушать ваше мнение.

– Мне кажется, я не компетентен в таких вопросах.

– Я верю в потоп, – ответил вице-президент.

– Кажется, я ослышался.

– Я верю в потоп.

– Какой потоп? – Нудлс был снова сбит с толку.

– Ноев потоп, конечно. Тот, о котором написано в Библии. И моя жена тоже. Разве вы о нем не знаете?

Прищурив глаза, Нудлс пытался отыскать в простодушном выражении лица вице-президента хоть какой-нибудь намек на шутку.

– Я не уверен, что понял вас. Вы считаете, что тогда было сыро?

– Я верю, что это правда. До последней детали.

– Что он взял с собой каждой твари по паре?

– Так там сказано.

– Сэр, – вежливо сказал Нудлс, – науке сегодня известно такое количество животных и насекомых, что их невозможно собрать и за всю жизнь и поместить на судно такого размера. Как он их собрал, где он их разместил, я уж не говорю о том, что там должно было быть место для него и его детей с семьями. А как быть с проблемой хранения съестных припасов и удаления отходов в течение этих сорока дождливых дней и ночей?

– Так, значит, вы знаете об этом!

– Наслышан. А сто пятьдесят дней и ночей после того, как дождь кончился?

– Так вы и об этом знаете! – Вице-президент посмотрел на него с одобрением. – Тогда вы, вероятно, знаете, что эволюция – вздор. Я ненавижу эволюцию.

– Откуда же взялись все эти известные нам животные? Одних только видов жуков существует триста или четыреста тысяч.

– Ну, они, наверно, просто эволюционировали.

– Всего за семь тысяч лет? Ведь по Библии все началось именно семь тысяч лет назад.

– Вы можете прочитать об этом, Нудлс. Все, что нам нужно знать о сотворении мира, написано в Библии, черным по белому на чистом английском языке. – Вице-президент спокойно разглядывал его. – Я знаю, что существуют скептики. Но все они красные. Все они не правы.

– А как же быть с Марком Твеном? – не мог сдержаться Нудлс.

– Ага, я знаю это имя! – с тщеславной радостью воскликнул вице-президент. – Марк Твен – это тот самый великий американский юморист из соседнего со мной штата Миссури, верно?

– Миссури не соседствует с Индианой, сэр. А ваш великий американский юморист высмеивал Библию, с пренебрежением относился к христианству, испытывал отвращение к нашей империалистической внешней политике и камня на камне не оставил от всей этой истории с Ноем и его ковчегом, а в особенности от мухи.

– Очевидно, – ответил вице-президент, не теряя хладнокровия, – мы говорим о разных Марках Твенах.

Нудлс пришел в ярость.

– Был только один Марк Твен, сэр, – мягко сказал он и улыбнулся. – Если хотите, я приготовлю сводку его изречений и оставлю ее у одного из ваших секретарей.

– Нет, я ненавижу все письменное. Запишите это на видео, и, может быть, нам удастся сделать из этого игру. Я вот диву даюсь, почему это люди, которые читают, никак не могут осознать простые истины, изложенные там так ясно. И, пожалуйста, не называйте меня «сэр». Вы на столько старше меня. Вы не будете называть меня Гаденыш?

– Нет, сэр, я не буду называть вас Гаденыш.

– А все остальные называют. У вас есть на это право. Я давал присягу защищать это конституционное право.

– Послушайте, Гаденыш… – Вскочив, Нудлс стал затравленно озираться в поисках доски, мела, указки – чего угодно. – Вода стремится к покою.

– Да, я слышал об этом.

– Гора Эверест имеет высоту около пяти миль. Чтобы покрыть всю землю водой, глубина водного слоя должна быть около пяти миль.

Его будущий наниматель кивнул, довольный тем, что, наконец, кажется, стал что-то понимать.

– Значит, тогда было столько воды.

– А потом воды спали. Куда бы они могли спасть?

– Конечно, в океаны.

– А где же, по-вашему, были океаны, если весь мир был покрыт водой?

– Под потопом, конечно, – последовал решительный ответ, и радушный вице-президент поднялся. – Если вы посмотрите на карту, Нудлс, то увидите, где находятся океаны. И вы увидите также, что Миссури граничит с моим штатом Индиана.

– Он верит в потоп! – Нудлс Кук все еще не мог успокоиться и, разговаривая с Лавджоем, почти переходил на крик. Впервые в их взаимоотношениях он явился перед своим спонсором, испытывая чувство, отличное от заговорщицкого удовлетворения.

Портер Лавджой был невозмутим.

– И его жена тоже.

– Вы должны будете увеличить мне жалованье.

– Эта работа не заслуживает большего.

– Измените работу!

– Я поговорю с Капоне.

Здоровье у него было отличное, жил он не на социальное пособие, и все, так или иначе участвовавшие в его назначении, чувствовали, что в качестве министра, ответственного в новом кабинете за здравоохранение, образование и социальное обеспечение, Нудлс сосредоточит все свои усилия на образовании нового президента.

КНИГА ПЯТАЯ

13

ТРИТИЙ

«Тяжелая вода поднялась еще на два пункта», – сообщал факс, пришедший в офис «М и М» в Рокфеллеровском центре в Нью-Йорке, на том же этаже и почти в том же кабинете, в котором Сэмми Зингер провел большую часть своей зрелости, работая в журнале «Тайм», в кабинете, окна которого, как снова видел теперь Майкл Йоссарян, выходили на легендарный каток, расположенный далеко внизу, сверкающий, замороженный кружок в центре вызывающего почтение японского комплекса недвижимости, выкупленного ранее у вымирающей финансовой династии Рокфеллера. Это был тот же каток, на котором много лет назад Сэмми, придя сюда с Глендой, впервые встал на коньки и не упал, а потом приходил еще не раз во время обеденного перерыва, когда они начали встречаться регулярно и она все еще убеждала его переехать жить к ней в ее квартиру в Уэст-Сайде, где с ней жили трое ее детей и ее необыкновенная матушка, еще сохранившая в своем характере дух колонистов Висконсина; Сэмми матушке понравился, и она с радостью снова уехала жить к своей сестре на маленькую семейную ферму, когда Сэмми поддался, наконец, на уговоры Гленды, – никто из известных ему нью-йоркских родителей не был способен на такое благородное самопожертвование, – и когда тритий, газ, получаемый из тяжелой воды, на международных товарных биржах радиоактивных материалов в Женеве, Токио, Бонне, Ираке, Иране, Нигерии, Китае, Пакистане, Лондоне и Нью-Йорке поднялся еще на двести шестнадцать пунктов. Оптимистичный рост трития объяснялся природной способностью этого изотопа водорода с заранее известной скоростью терять свои свойства в атомном оружии, что и обусловливало необходимость периодического пополнения его запасов, и соблазнительной предрасположенностью этого газа уменьшаться в объеме за временной промежуток между моментом, когда его закупоривал поставщик, и моментом, когда его получал покупатель, который чаще всего был производителем новых галантерейных товаров или указательных знаков, имевших неискоренимо люминесцирующие поверхности, или изготовителем и поставщиком ядерных боеголовок.