Текст книги "Розы для богатых"
Автор книги: Джонелл Лоусон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)
Эти дни Отэм жила в тумане ожидания и неразберихи. Лонни появлялся дома, потом опять уходил. Он ложился немного поспать, ел на бегу. Его лицо покрыли глубокие морщины крайней усталости, глаза подернулись дымкой скорби о погибших товарищах. Бывали моменты, когда Отэм, казалось, ловила в его взгляде еще какое-то выражение. Злость? Смятение? Она не могла определить мимолетное чувство, которое вспыхивало в глазах мужа.
В те короткие часы, когда он был дома, Отэм всегда находилась рядом с ним. Когда он принимал душ, она держала наготове полотенце. Когда он ел, она подавала еду. А когда он уходил, она ждала вместе с Молли. Как Молли и предсказывала, враждебность, поначалу охватившая город, сама собой ушла, и их окружила стена подавленности и уныния.
Когда Лонни выходил из-под душа, она сняла полотенце с вешалки и стала вытирать ему грудь, плечи и все его крупное тело.
– У нас кончился хлеб. Я послала Молли в магазин. Звонил Арти. Я сказала ему, что у нас все хорошо. Машина Эллы стоит у дома, но ее я не видела. Думаю, она вернулась из Лексингтона вчера поздно вечером.
«Пустая болтовня, – подумала Отэм. – Почему я болтаю о пустяках, когда хочется сказать так много?» Девушка прижалась к Лонни, и он крепко ее обнял. Она сделала то же самое в надежде, что он передаст ей частицу своей силы.
Отэм внезапно отстранилась и посмотрела на мужа снизу вверх.
– Я не понимаю. Как один-единственный взрыв мог вызвать столько разрушений?
Он нахмурился, и тревожные морщинки появились вокруг его глаз.
– Находиться в стволе шахты во время взрыва метана – это все равно что быть в стволе пушки в момент выстрела. Сущий ад.
Она почувствовала, как на нее навалилась усталость, и тихо спросила:
– Что теперь будет?
– Я не знаю. – Лонни обнял ее за талию и повел в спальню.
Отэм, вытянувшись лежала на кровати и смотрела, как он одевается. Движения мужа были резкими, лицо озабоченным, словно что-то сильно угнетало его. За последний месяц у него с работой было все вполне благополучно, и они даже ухитрились кое-что отложить, но ветхий «форд» сдох и отказался дальше служить, поэтому им пришлось истратить эти деньги.
– Что такое? – спросила она. – Ты беспокоишься, что остался без работы?
– Нет. Работу я найду.
– Тогда что?
Лонни засунул бумажник в задний карман и сел на кровать рядом с ней.
– Кое-что произошло на шахте. Не знаю, стоит ли тебе рассказывать. Не хочу расстраивать тебя.
– Я ведь не хрупкий цветок, Лонни. Мы, ирландцы, сделаны из твердого материала. Мы иногда трескаемся, но сломать нас нелегко.
Он слабо улыбнулся и проговорил с ирландским акцентом:
– А-а-ах, это ты неплохо сказанула, моя любовь. – Лонни повернулся, посмотрел ей прямо в лицо и произнес напряженно: – Это случилось вчера. Я пробыл в шахте часов двенадцать и начал немного уставать. Я вытащил десять, может, пятнадцать погибших. Вдруг я увидел человека, он лежал в стороне от остальных. Это был бригадир той смены.
– Был? Он умер?
– Сейчас уже умер, но был жив, когда я нашел его. Он умер, но я успел поговорить с ним. – Лонни встал и, сжав кулаки, зашагал по комнате. – Ничего этого не должно было произойти. Возникла проблема с вентиляционной системой, и Осборн об этом знал.
– Какой Осборн?
– Скорее всего, Дуглас. Он глава семейства и отвечает за шахту. Бригадир был в плохом состоянии. Он говорил не очень связно, но я смог соединить обрывки. – Лонни присел к ней на кровать. – Опять вышла из строя одна секция вентиляционной системы. Бригадир вызвал аварийную группу. Они спустились, но им нужно было несколько часов, чтобы все починить. Бригадир позвонил Осборну и попросил разрешения поднять бригаду наверх. Осборн отказал, заявив, что вентиляция будет очищать воздух даже без одной секции.
Лонни сидел, ссутулив свои широкие плечи. Он провел ладонью по лицу.
– В некоторых шахтах это сработало бы, но только не в такой загазованной, как «Черный алмаз». Во всех шахтах происходит постоянное просачивание метана, но опасность взрыва невелика, если вентиляционная система работает нормально. – Лонни нахмурился и с удивлением покачал головой. – Смешная штука, этот метан. Он собирается в карманах. Малейшая искра может вызвать взрыв.
– А взрыв?..
Он пожал плечами:
– Кто знает? Могло быть несколько причин. Может, какой-нибудь умник решил быстренько курнуть... Только дело в том, что Осборн знает свою шахту. Он же знает, что она загазована, но не приостановил работу. Воздух проверяется часто. Через несколько часов метан достиг опасного уровня. Бригадир снова связался с Осборном. Осборн велел продолжать работу. Он сказал, что ремонтники уже скоро починят секцию. Бригадир вернулся на место, решив поднять людей под свою ответственность. Он не успел. Произошел взрыв.
– Это халатность, правильно?
В его глазах сверкнула злоба.
– Совершенно верно, черт побери! Это преступная халатность. Взрывы метана не редкость. И оборудование может ломаться. Но Осборн проявил халатность, когда не позволил поднять бригаду. Он убил их точно так же, как если бы выстрелил им в голову.
– Но ведь начнется расследование, так?
– Да, только оно мало что даст. Заключение будет звучать так: «ВЗРЫВ ПРОИЗОШЕЛ В ТОТ МОМЕНТ, КОГДА ШАХТЕРЫ НАТКНУЛИСЬ НА КАРМАННОЕ СКОПЛЕНИЕ МЕТАНА». Дело закрыто. Все очень просто.
– Что ты собираешься предпринять?
– Поеду в город и поспрашиваю. Сомнительно, конечно, но, может быть, кто-нибудь еще знает о переговорах с Осборном и поддержит меня.
– А если ты никого не найдешь?
– Тогда я сам пойду в инспекцию горнодобывающей промышленности. Я намерен поднять такой шум, что чертям станет тошно, и они будут вынуждены тщательно все расследовать. Осборну это с рук не сойдет – во всяком случае, если от меня хоть что-то будет зависеть. Если понадобится, то я встану на площади перед судом и буду рассказывать то, что знаю, каждому желающему послушать.
– Почему он закрыл шахту навсегда?
– В любом случае работу приостановили бы на время расследования, но шахту не стали бы закрывать совсем, как планирует он. Сейчас Осборн заявляет, будто шахта была малорентабельна на протяжении последних пяти лет, а в этом году стала чуть ли не убыточной. – Лонни встал с кровати и потянул за собой Отэм. – Могу поклясться, что шахта вполне может приносить доход еще несколько лет... Мне бы не хотелось, что бы ты говорила кому-нибудь об этом. Ладно?
– Хорошо. Я не буду.
Он чмокнул ее в щеку и повернулся, чтобы идти, но тут к дому подкатила Молли на своем старом «форде». Лонни сбегал по ступенькам, когда она вылезала из машины с полным пакетом продуктов.
– Привет, Молли! Помочь?
– Не надо, у меня только один пакет. – Она показала на него глазами. – Купила отличные свежие ветчинные обрезки. Я думаю, получится очень вкусно с фасолью, кукурузным хлебом и сладким белым луком.
– Звучит грандиозно. – Обернувшись, Лонни улыбнулся и помахал Отэм. – Люблю тебя, сладкая.
Непонятное дурное предчувствие охватило Отэм, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не кинуться вслед за ним, умоляя не уходить. Ее била дрожь, но она сказала себе, что это результат двухдневных непрестанных волнений. Девушка улыбнулась и помахала ему рукой, когда он уже отъезжал.
Молли посмотрела на нее и спросила:
– Что случилось? Ты бледная как привидение.
– Наверно, кто-то только что прошел по моей могиле. – Отэм повернулась, чтобы войти в дом, но остановилась, потому что увидела Эллу, которая шла через двор.
Элла одним прыжком взлетела по ступенькам, размахивая в воздухе бумагой:
– Готово! Закусочная будет моей шестнадцатого февраля. Я чувствую себя виноватой, что так счастлива после всего случившегося, но, черт возьми, я счастлива!
Отэм улыбнулась:
– Отлично. Заходи, расскажи обо всем.
Она пропустила обеих женщин в дом, взяла их пальто и провела на кухню. Элла села на стул около стола, а Молли подошла к мойке, чтобы замочить фасоль.
Отэм достала из шкафа три чашки, налила кофе и, поставив их на стол, присела напротив Эллы.
– Ты собираешься продолжать работать или возьмешь длинный отпуск до открытия закусочной?
– Я бы с удовольствием, но у меня не осталось ни цента. Буду работать как бешеная, чтобы сколотить денег на открытие. И нужно еще что-то иметь в загашнике, если дело пойдет не очень хорошо из-за того, что закрыли шахту.
Молли повернулась от мойки:
– А что у вас за работа? Мне, кажется, еще никто не говорил.
Элла вопросительно посмотрела на Отэм. Отэм кивнула и пожала плечами.
– Я шлюха, – сказала Элла.
Выражение лица у Молли совершенно не изменилось.
– Слышала, это дело прибыльное. – Тетушка вытерла руки полотенцем, подошла к столу и взяла чашку. – Пожалуй, возьму-ка я свой кофе к Лонни в кабинет и немножко посмотрю телевизор. Там сейчас будет мыльная опера, которую я стараюсь не пропускать. Пристрастилась к этой дурацкой штуке, когда работала в домах в Тэтл-Ридже. – И она пошла в другой конец дома, ворча себе под нос: – У этих ребят в телевизоре ну столько жутких проблем, что я чувствую себя прямо в инкубаторе каком-то, потому что у меня есть крыша над головой и фасоль в кастрюле.
Отэм усмехнулась и проводила тетю взглядом, а потом повернулась к Элле:
– Что ты знаешь об Осборнах?
– Не очень много, – ответила Элла. – Мне известно только то, что о них говорят в городе. – Она вытащила из сумки сигарету, спички и закурила. – Шахтой совместно владеют четыре брата: Дуглас, Хомер, Джордж и Дэйл. Все остальное в городе принадлежит Дугласу. Я слышала, что он начал крутить дела сразу после окончания колледжа. Он прожженный деляга и очень крутой. Винокуренный завод раньше принадлежал Веллингтонам. Но он и его как-то прибрал к рукам. То же самое и со всем остальным, чем он владеет. – Элла затянулась дымом и улыбнулась с каким-то оттенком удовлетворения. – Если шахту закроют, то это коснется не только меня одной. Дуглас вряд ли почувствует, а вот по братьям ударит больно. Шахта для них – единственный источник дохода. Кроме притонов, конечно.
– Притонов? Да ты шутишь! Зачем Осборнам головная боль с контрабандным виски, когда у них и так денег до чертиков?
– Потому что они зашибают на этом колоссальные барыши. Виски, игральные автоматы, женщины – и все без уплаты налогов. И чертовски маленькие капиталовложения. Все, что им нужно, – это старый домишко на тихой проселочной дороге. Несколько стульев и столов, музыкальный автомат, кое-как сколоченная стойка, сзади несколько комнатушек для женщин. – Она раздавила сигарету в пепельнице. – Знают об этом немногие, и доказать ничего не докажешь, но все это делается с согласия Дугласа.
– А что же полиция? – спросила Отэм.
– В прошлом году Дуглас провел в мэры Хомера. Время от времени проводятся рейды, но об этом кого надо оповещают заранее, и к приезду полиции там все чисто. Всем этим делом для Осборнов заправляет Амос Паттерсон, менеджер продуктового магазина Осборнов. Он-то и выступает прикрытием. Если это дело даже вдруг кого-нибудь заинтересует, то посчитают, что за всем стоит именно он.
– Откуда ты знаешь?
– Я была там однажды рано утром, когда Амос Паттерсон зашел поговорить с Рексом. Рекс Картер держит один из притонов, тот, в котором я работаю. Дверь в его кабинет была приоткрыта, и я подслушала, как Амос говорил по телефону с Дугласом. По тону разговора я поняла, что они беседуют не о продуктовом магазине, поэтому прислушалась. Амос получал приказы от Дугласа.
Отэм тихонько засмеялась:
– Даже со всеми их большими белыми домами Осборны не более чем грязные, невежественные, писающие в кустах людишки.
Элла непонимающе посмотрела на нее, но усмехнулась:
– Давай сходим в закусочную и съедим по гамбургеру. Хочу делать вид, будто все чудесно. Может, ты подскажешь какие-нибудь идеи, чтобы это заведение стало стильным.
Женщины вышли из дома в хорошем настроении, но едва они доехали до города, как вся их веселость улетучилась. События последних двух дней как бы висели в воздухе. Люди были какие-то тихие, заторможенные, с вытянутыми лицами, будто их мучили угрызения совести. Отэм почувствовала, как на нее накатывает уныние, вязкое, словно грязь.
– Господи! Когда же это кончится?
– Знаешь, я была с половиной шахтеров «Черного алмаза». Некоторые из них женаты. Я знаю, как зовут их жен, детей, что они больше всего любят на ужин... От этого с человеком что-то происходит. – Элла остановила машину напротив закусочной и выключила двигатель. – С ума сойти можно, что лезет в голову вот в такие времена. У меня перед глазами мелькают их петушки и смешные хвостики. У одних петушки маленькие, у других большие, у одних короткие и толстые, а у других длинные и морщинистые. Впрочем, все они обращались со мной хорошо. Я буду обслуживать бесплатно каждого мужика, который этого захочет.
Отэм усмехнулась про себя.
– Ты такая добрая, Элла.
Элла поглядела на Отэм глазами, полными удивления.
– Я сама себе не верю. Неужели я сейчас сказала то, что сказала? Н-да, с такими разговорчиками лучше уж открывать бордель. – Она распахнула дверцу и выпрыгнула на улицу. – Все, хватит. Сегодня у меня большой день. Я никому не позволю его испортить!
Закусочная представляла собой длинную комнату с прилавком в одном конце и восемью столами, на которых стояли вазочки с пыльными пластмассовыми цветами. На трех маленьких окошках криво висели пожелтевшие занавески. Комната была пуста, если не считать продавца, здоровенного детину с животом, нависшим над замызганным белым фартуком. Карман на его серой рубашке был порван. Он поглядел на женщин крохотными глазками, которые совершенно терялись в складках жирного, одутловатого лица. Выражения этого лица было достаточно, чтобы нагнать тоску на всю оставшуюся жизнь.
– Ты хотела стиль, – промолвила Отэм, быстро повернувшись к Элле. – Я тебе скажу, что нужно сделать. Начнем, пожалуй, с пола. Сюда, я считаю, следует положить что-нибудь из Персии. А на окна предлагаю что-нибудь в красных тонах – бархат, может быть. – Она прошла по комнате, провела пальцем по исцарапанным столам. – Это нужно выкинуть. Мы подберем несколько штук в духе чиппендейла. Понадобятся расшитые полотняные скатерти на столы, красные цветы и красивые вазы – подойдет династия Минь.
– Что такое «чиппендейл»?
– Такая мебель, по имени английского мастера.
– Я думала, это собака.
Отэм улыбнулась:
– К чиппендейлу необходимы хрустальные канделябры.
– Естественно, – отозвалась Элла. – Ни одна закусочная не может обойтись без чиппендейла и канделябров.
Официант стоял уткнув короткие руки в толстые бока.
– Чего вам, кошелкам, тут надо?
Элла уселась на стул и положила руку на прилавок.
– Дай-ка два гамбургера со всеми делами мне и моей подруге, и поживее. Ты сейчас смотришь на нового владельца этого заведения.
Отэм забралась на соседний стул, поставила локти на прилавок и ухмыльнулась толстяку:
– Лук можешь оставить себе, мордашка.
Они провели весь день в закусочной, строя планы и поддразнивая продавца, пока его тяжелое брюхо не начало сотрясаться от хохота. Уже темнело, когда женщины вышли из закусочной, провожаемые громким смехом официанта.
– Б-р-р-р, – сказала Элла, – ну и холодина.
Они уселись в машину, и Отэм включила радио. Послышалась легкая музыка. Было десятое декабря, и витрины магазинов горели рождественскими огнями, несмотря на царящее в городе настроение. Воздух был колючий и бодрящий. Немногочисленные пешеходы быстро шли по улицам, от холода подняв воротники пальто.
Элла вела машину не спеша, подруги любовались витринами. Когда они добрались до пригорода, то хором запели «Звените, колокольчики», покатываясь со смеху, если не могли вспомнить слова.
– Ты что делаешь на Рождество? – спросила Элла.
– Мы едем к тете Молли. Не могу даже придумать такого места на земле, где мне больше хотелось бы встречать Рождество, чем в Тэтл-Ридже. Это совсем другой мир, Элла. Когда я жила там, я думала, что это мертвый маленький городишко. Теперь я понимаю, что у нас было нечто редкостное. Люди там живут в мире с собой и со всей вселенной.
Она откинулась на сиденье, слушала, как Элла переключает радиостанции, и голова ее была полна мыслями о Тэтл-Ридже, тете, Лонни... Это Рождество было особенным. Оно станет их первым совместным Рождеством. А в следующем году уже будут игрушки под елкой.
Отэм обняла себя руками, вдруг ощутив прилив такой радости, что готова была лопнуть.
Машина проехала несколько ярдов по гравию Майнерз-роу, как вдруг она услышала, что Элла вскрикнула. Отэм открыла глаза и посмотрела вокруг в поисках чего-то необычного, но все вроде было как всегда. В маленьких домиках зажигались окна и детей звали с улицы домой. На некоторых крышах уже мерцали лампочки рождественских гирлянд.
– Что такое?
Элла показала рукой вперед, и, когда машина подпрыгнула, фары выхватили из темноты стоявший у домика Отэм патрульный автомобиль.
– Не волнуйся. Наверно, ничего серьезного.
Ледяной страх пронзил Отэм с головы до ног.
– Лонни! – Она выпрыгнула из движущейся машины, споткнулась, но удержалась на ногах, бросилась к дому и, взлетев на крыльцо, ворвалась в дверь.
Двое полицейских повернулись навстречу Отэм. Молли, стоявшая с застывшим лицом, с опаской посмотрела на нее.
– Что случилось? – крикнула девушка дрожащим от волнения голосом. – Что? В чем дело?
В комнате повисла тишина, которую, казалось, никто никогда не нарушит. Молли шагнула вперед и трясущимися руками обняла Отэм:
– Это нельзя сказать так, чтобы тебе было полегче, детка. Лонни умер.
– Нет! – Отэм вырвалась из рук Молли. Ее кожу вдруг начало покалывать, а тело сделалось невесомым. Она чувствовала, что говорит слишком громко, слишком быстро. – Нет. Нет. Лонни не умер. Это ошибка. Вы все ошибаетесь.
– Это не ошибка, мэм. – Полицейский говорил добрым голосом и смотрел на нее с пониманием. – Мы бы сюда не приехали, если бы не были уверены.
Отэм ощутила себя в каком-то ненастоящем, безумном, сюрреалистическом мире. Лонни не умер. Она не могла быть так счастлива всего несколько минут назад, если бы Лонни был мертв. Она слишком сильно любила его. Она бы почувствовала, если бы ему только грозила опасность. Она бы не смогла часами смеяться и шутить с Эллой, если бы Лонни был мертв. Она бы знала. Да, Лонни был частью ее самой, и она бы знала, если бы эта ее часть умерла.
– Вы ошибаетесь, вы допустили ужасную ошибку. Мой муж не умер. Он с минуты на минуту вернется домой. Сами увидите. Вы все увидите.
Старший из двух полицейских посмотрел на нее глазами, полными жалости:
– Тут нет ошибки. Я бы хотел, чтобы она была, но ее нет. Ваш муж погиб, когда его машина вылетела за парапет в районе, который называют Высокие Берега. Приблизительно в двадцати милях от города. – Его лицо стало мягким, и он сказал низким, успокаивающим голосом. – У него была сломана шея. Если это может хоть как-то утешить, он умер мгновенно.
Отэм улыбалась. Она все крутила и крутила на пальце обручальное колечко, переводя взгляд с одного полицейского на другого.
– Ну вот, видите? Я же говорила, что он не умер. Лонни нечего было делать на Высоких Берегах. Я знаю, куда он поехал. Он бы не уехал из города. У него там было важное дело.
Она повернулась к подруге, которая вошла в комнату:
– Меня пытаются убедить, будто Лонни умер. Это же безумие, правда?
Элла с шумом вдохнула воздух и посмотрела на Молли, ища ответа. Молли кивнула ей и с полными слез глазами подошла к Отэм:
– Тебе нужно быть сильной, деточка. И надо смотреть правде в лицо. – Она показала на стол. – Они нашли вон те вещи у него на теле.
Отэм посмотрела вниз на старый потертый бумажник Лонни, на золотое обручальное колечко, такое же, как у нее, на старые часы, которые вечно отставали. Ее жизнь началась в тот день, когда она встретила Лонни, и вот теперь она заканчивалась. Отэм вся распадалась, крошилась, кричала от боли, которая разрывала ей грудь. И она с воплем бежала вниз по шатким ступенькам, по улицам Майнерз-роу, погружаясь в ночь, которая была глубоким, черным омутом, засасывающим, сминающим ее.
Она бежала все быстрее, напрягая все силы, стуча ногами по замерзшей земле. Убегала от омерзительных ранящих слов, убегала от безумной орущей женщины, спотыкалась, бежала, падала... Боль, хотя какая-то нереальная, пробила ей грудь и там застряла. Слезы, ослепляющие горячие слезы текли по щекам. Кровь, малиново-красная, покрыла ее пальцы, ее колени и текла по ногам. Голоса звали ее: «Отэм... Сью Энн».
Среди зовущих голосов слышался мягкий шепот: «Люблю тебя, сладкая». Видения кружились и исчезали: кривая усмешка, синие улыбающиеся глаза. «Люблю тебя, сладкая». Издалека доносился полный муки вопль: «Лонни! Лонни!..» Потом вспыхнули красные огни, стали кружить перед ней, пронзительная боль, тьма.
Слепящий белый свет – а затем чудовищная боль унесла ее во тьму. Она запуталась, заблудилась в лабиринте полной белизны и круговерти мрака. Она чувствовала, что куда-то скользит, погружаясь все глубже и глубже в темную пучину, где нет света, звука, движения, а есть лишь блаженный покой.
Глава 7
Отэм вырывалась из мрака, ощущая лишь ярость. Ее глаза бешено метались. Все вокруг было совершенно белым. Маленькая надпись на двери гласила: «Только для пациентов». В комнату проникал ровный бессмысленный шум голосов. Она подняла голову и уставилась на иглу, торчавшую из ее руки, потом перевела взгляд на трубку и бутылочку, из которой равномерно подавалась плазма.
Вместе с возвращением сознания нахлынула волна обрывочных воспоминаний. В глаза бьет яркий свет. Мужчины и женщины в белом, говорящие безразличными голосами: «У нее кровотечение. Выкидыш». Слова казались далекими, бессвязными. «Истерика... Амнезия». Она услышала крики. Свет, а потом уколы игл, которые снова погрузили ее во тьму.
Отэм зажала рот рукой, понимая, что, если она закричит, они опять явятся с иголкой. Постанывая, девушка прошептала имя Лонни. Она чувствовала себя так, будто ее протащили по всем кругам ада.
Молли, которая сидела возле кровати Отэм, положив голову на руку, встрепенулась, услышав низкий хриплый звук ее голоса. Она бросилась к постели и потянулась к кнопке вызова, но Отэм взяла ее за руку.
– Не надо. Все в порядке. – Она опустила руки себе на живот, все уже зная, но ощущая потребность спросить. – Мой ребенок... Он умер, да?
Лицо у Молли осунулось, она кивнула и взяла Отэм за руку.
– Я так волновалась за тебя. Это я во всем виновата. Я должна была сообщить тебе об этом как-нибудь помягче. Я сама была в плохом состоянии. Ничего не соображала.
– Как? – спросила Отэм, и в голосе ее зазвенела горечь. – Ну как ты могла смягчить это, тетя Молли? Какие такие волшебные слова ты могла найти? – Она высвободила руку и снова потрогала свой плоский живот. – Нет, ничего нет. Он забрал их обоих. Подонок забрал их обоих.
– Он? Кто? – В голосе Молли прозвучали страх и волнение. – О чем ты говоришь?
– Ничего. Ничего. – Она обвела глазами комнату. – Сколько времени я здесь?
– Две недели. Доктор Гордон сказал, что ты можешь очнуться в любую минуту. Он считал, что будет хорошо, если ты увидишь здесь меня.
– Две недели, – прошептала Отэм. Где-то между тьмой и светом она потеряла две недели своей жизни. Отэм повернулась и посмотрела на Молли. – Кто такой доктор Гордон?
– Он головной врач, которого они пригласили лечить тебя.
Девушка резко поднялась и села на постели.
– «Головной врач»? Они вызвали психиатра? Почему?
– Ты была без сознания две недели. Я не очень-то знаю головных врачей, но он лечил тебя действительно старательно. Когда ты потеряла ребенка, тобой занимался доктор Карлсон, а потом они пригласили его тоже. У тебя были очень сильно разбиты колени и руки, и тебе требовалось переливание крови. Но бояться уже нечего. Кровотечение давно прекратилось. Доктор Карлсон сказал, что ты очень хорошо поправляешься.
Отэм откинула одеяло, спустила ноги с кровати и села, ощущая странное спокойствие.
– Где он? Где Лонни?
Молли ответила не сразу:
– Мне бы хотелось, чтобы они были, но волшебных слов у меня нет. Лонни похоронили на кладбище Оук-Хиллз. Я нашла телефон Арти в твоей записной книжке и позвонила ему. Он приехал и обо всем позаботился. Но остаться не мог. Ему нужно было возвращаться на работу. Я позвоню ему, если тебе что-нибудь понадобится.
Отэм сползла с кровати и встала. Ноги были как резиновые, в голове гудело; чтобы не упасть, она ухватилась за стойку с оборудованием для внутривенного вливания. Потом маленькими шажками двинулась по палате, крепко вцепившись в стойку и передвигая ее за собой. Она подошла к умывальнику, напустила в раковину холодной воды и сполоснула лицо. Вытеревшись маленьким полотенцем, Отэм пересекла всю палату, затем повернулась и прошла по ней еще раз.
Молли следила за племянницей, обеспокоенно нахмурив брови.
– Может, тебе лучше оставаться в постели, пока немного не окрепнешь?
– Если я буду лежать в кровати, то никогда не окрепну.
Неровными, но целеустремленными шагами Отэм ходила взад и вперед, взад и вперед, ощущая внутри озноб и дрожь, и ее распирала ненависть. Ее пригибало к полу, все члены казались тяжкой ношей, которую она толкала и перетаскивала по палате. Когда накатывал приступ слабости, она останавливалась, глубоко дышала, а потом снова ходила маленькими шагами, до тех пор пока голова не перестала кружиться и ноги больше не дрожали. Вдруг Отэм посмотрела на свое запястье, схватила иглу и быстро ее выдернула.
– Господи! – Молли бросилась к ней, взяла ее руку и поглядела на крохотную капельку крови. – Зачем ты это сделала?
– Не хочу, чтобы эта чертова штука торчала у меня в руке. – Отэм оттолкнула стойку и подошла к узкому шкафчику. – Моя одежда здесь?
– Одежда... – с тревогой повторила Молли. – Зачем тебе одежда? Куда это ты собралась идти?
– К Лонни. Я иду к Лонни.
– Ты не можешь, деточка. Тебя не выпустят отсюда.
Ярость, которую Отэм сдерживала изо всех сил, вырвалась наружу, и ее щеки покраснели от злости. Она расправила плечи, уперла руки в бока и подняла подбородок.
– Никто не помешает мне пойти к Лонни. Никто!
Молли успокаивающе тронула ее:
– Не волнуйся. Совершенно незачем истязать себя. – Тетушка повернулась к двери. – Пойду узнаю, смогу ли я тебя отсюда забрать. Сдается мне, я недавно видела доктора Гордона в холле. Может, он еще здесь.
Отэм подошла к шкафу и одну за другой вытащила свои вещи. Она со страхом смотрела на них. Джинсы на коленях были изорваны в клочья, туфли все исцарапаны, пальто покрыто кровью и грязью. У нее защемило в груди от горя, когда перед глазами предстала вся правда, которую она уже знала, едва только пришла в себя. Лонни не перелетел через парапет – его сбросили оттуда. Высокими Берегами назывался район в двадцати милях от города, куда ездила гулять и развлекаться молодежь. Лес и петляющая дорога с глубоким обрывом по одну сторону.
Лонни был зол, таким обозленным она еще никогда его не видела. Он рассказал ей о своем разговоре с бригадиром. Бригадир звонил Осборну с просьбой поднять из шахты людей, пока не будет исправлена вентиляционная система, но Осборн отказал ему. Лонни поехал в город, чтобы поискать кого-нибудь еще, кто знал о звонках к Осборну, чтобы получить доказательства преступной халатности с его стороны.
Лонни не поехал бы на Высокие Берега один. У него не было для этого никаких причин. Значит, кто-то привез его туда. Единственный человек, кому это могло быть выгодно, был Дуглас Осборн. Со смертью бригадира и Лонни не оставалось никого, кто мог бы свидетельствовать против него. И он останется на свободе, будет спокойно сидеть в своем большом белом доме, править городом, людьми, распоряжаться их жизнью и смертью.
Правда тяжелым камнем лежала на душе у Отэм. Измученная женщина чувствовала, как она ее душит, пробуждает в ней необузданную ярость. Она влезла в джинсы и резким движением натянула через голову свитер. Она уже надевала туфли, когда вернулась Молли вместе с человеком в темном костюме. Смутно, сквозь туман последних двух недель Отэм припомнила, что уже видела его лицо.
– Я ухожу, – резко бросила она.
Мужчина был похож на гороховый стручок, с темными волосами, седеющими на висках. Лицо его наполовину скрывала холеная борода. Добрые голубые глаза глядели на девушку понимающе, а когда он заговорил, у него оказался мягкий, почти музыкальный голос:
– Куда вы идете, Сью Энн?
– К своему мужу.
– Не могли бы мы сначала побеседовать?
Отэм кивнула и села на кровать, стараясь не потерять над собой контроль. Это психиатр. Если она начнет кричать, если он заметит ярость, бушевавшую у нее внутри, он не даст ей пойти к Лонни.
Доктор подставил себе стул и изучающе посмотрел на нее.
– Вы злитесь. Почему?
Она покачала головой.
– Вы не хотите рассказать мне?
Она снова помотала головой.
– Где ваш муж? – внезапно спросил он.
Отэм на миг растерялась. Она сжала ладони в кулаки, затем, вспомнив о своем решении, положила их на колени.
– Его нет.
– А где же он?
– На кладбище Оук-Хиллз. Мне нужно пойти к нему.
– Да, – произнес доктор тихо, – я понимаю. Мы можем поговорить о ребенке?
– Он мертв, – твердо ответила она. – Я не хочу об этом говорить.
– Ваш ребенок мертв, а Лонни просто нет. Почему так, Сью Энн?
Отэм вдруг поняла, что изо всех сил вцепилась ногтями себе в ногу. Она снова спокойно сложила руки на коленях.
– Откуда я знаю? Вы же доктор. Вот вы мне и объясните.
Он молча записывал что-то в красиво переплетенный блокнот.
– Расскажите мне все, что вы помните о последних двух неделях.
Она сидела очень прямо и не мигая смотрела на него.
– Мне сказали, что Лонни умер. Я не поверила. Мне показали некоторые из его вещей. Когда я их увидела, я поняла, что Лонни нет. После этого я помню мало. Помню, как выбежала из дома и упала. Помню яркий свет, от которого у меня болели глаза, медсестер, уколы иголок, пищу, которую я не могла есть. Я помню, что меня вытащили из постели и заставили идти, а мне хотелось только умереть. Помню, как вы разговаривали со мной, но сейчас вспоминаю это как сквозь сон.
– Вы по-прежнему хотите умереть?
– Нет. – Голос ее звучал правдиво.
Он улыбнулся и понимающе кивнул:
– Хорошо. Вы молодчина, Сью Энн. Вы пережили очень тяжелый период, но теперь все будет в порядке. Мне бы хотелось задержать вас здесь еще ненадолго, чтобы вы попринимали слабых успокоительных. Однако, – сказал он, увидев, как она вся подалась вперед, – я дам вам пропуск, чтобы вы могли покинуть больницу. Иногда мозг с большим трудом воспринимает факт смерти, если нет тела. Я надеюсь, что посещение могилы мужа поможет вам. – Доктор слегка сжал ее руку. – Вам надо похоронить его, Сью Энн. Если вы этого не сделаете, то никогда не найдете душевного покоя. Мне кажется, позже нам стоило бы также побеседовать о той злости, которую я в вас чувствую. – Он замолчал и поднялся. – Продолжим наш разговор в другой раз.
