Текст книги "Розы для богатых"

Автор книги: Джонелл Лоусон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Отэм заплакала, шмыгая носом и утирая его рукой:

– Это Бобби Джо нужно выпороть! Он нарочно меня дернул за волосы и толкнул. Из-за него я коленку разодрала и платье испортила.

– А почему ты не сказала директору?

– Потому что это не его дело.

Молли прочистила горло, украдкой поглядывая на Отэм, и повернула на узкую, обсаженную деревьями дорожку, которая шла в гору к их дому.

– А раньше такое когда-нибудь случалось?

– Да, – ответила девочка просто.

Молли хмыкнула и покосилась на Отэм. Потом остановила машину и повернулась на сиденье лицом к ней:

– Почему ты не говорила мне, что дети тебя дразнят?

Отэм покачала головой:

– Они просто глупые дети.

– Просто дети, а? А ты-то кто, как думаешь?

– Я, может, и маленькая, только я за волосы никого не дергаю и не прячу чужие вещи. Я веду себя прилично и занимаюсь своим делом.

– Бог мой, деточка! Иногда мне кажется, что ты родилась тридцатилетней. – Молли обескураженно покачала головой. – Значит, ты вела себя прилично, когда стукнула Бобби коробкой по голове?

Отэм заерзала на сиденье. Одна ее косичка расплелась, волосы спутались.

– Я правда очень разозлилась, тетя Молли. Я даже не знала, что могу на кого-нибудь так разозлиться.

– Ты думаешь о своем поступке?

Отэм кивнула:

– Тетя Молли, а что бы ты сделала на моем месте?

Молли ни секунды не раздумывала:

– Я бы как дала этому сукиному сыну коробкой прямо по башке!..

Отэм захихикала, размазывая слезы по щекам:

– Ты не выдерешь меня?

– Я тебя никогда не драла. Не вижу причин начинать сейчас.

Они вышли из машины. Отэм следовала по пятам за Молли.

– А что сегодня на ужин? Ужасно хочется есть.

– Хот-доги.

– Особые? – спросила она, облизываясь. – Со всякими вкусностями? Как я люблю?

– Ага.

– Ура-а!

Бобби Джо вернулся в школу с двумя швами на брови, а Отэм – в зашитом платье. Бобби косился на нее, но ни он, ни другие дети ее больше никогда не дразнили.

Книги для Отэм имели особую, магическую притягательность. Они переносили ее через горы в другие миры, где дома были выше деревьев, где воды разливались шире, чем речка, где магазины работали после шести вечера и в городе было больше одного банка, одной скобяной лавки, одной закусочной, одной церкви, одной школы, одной, одной, одной... И к людям, у которых было больше одной пары ботинок.

В девятом классе девочка вдруг стала замечать, что вокруг нее происходят кое-какие перемены. С каждым годом она становилась выше и тоньше, с шапкой красно-коричневых совершенно непокорных волос. Их надо было расчесывать щеткой, пока они не ложились роскошными длинными волнами, но через какие-нибудь пятнадцать минут Отэм выглядела так, словно ее застигла буря. У других девочек грудь округлилась, а у нее все еще была плоской. У других ноги пополнели и обрели форму. Ее ноги оставались длинными и прямыми, а коленки выпирали.

Отэм видела, как девочки хихикают с прыщавыми мальчишками, которые в ответ тоже хихикали, и чувствовала, что еще больше отдаляется от них. Проходя по школьным коридорам, на голову выше всех мальчишек, она казалась себе долговязым одуванчиком посреди клумбы нежных примул. И снова Отэм попыталась сделать вид, что ей плевать, но однажды среди ночи она расплакалась. Через несколько ночей, когда она лежала свернувшись калачиком, с подушкой на голове, чтобы заглушить всхлипывания, ее обнаружила Молли. Когда тетя спросила девочку, почему она каждую ночь плачет, Отэм пожаловалась, что она страшная и не нравится ни одному мальчику.

Молли, сидя на кровати, с длинными светлыми волосами, рассыпавшимися по плечам, крепко обняла ее и спросила:

– Это на какого же из этих мальчишек ты глаз положила?

Отэм припомнила лицо каждого мальчика в Тэтл-Ридже, вытерла слезы со щек и улыбнулась, отчего стала похожа на овцу:

– Ни на какого. Все они глупые и жуткие зануды.

– Тогда чего плачешь?

Она пожала плечами:

– Не знаю. Наверно, я подумала, что куда-то опаздываю.

– Никуда ты не опоздаешь, если не будешь торопиться. Не делай того, чего тебе не хочется, просто потому, что другие ребята так делают. – Тетушка дотронулась до груди Отэм. – Будь тем, что у тебя здесь. Слушайся его и никогда не ошибешься. – Молли уложила ее обратно на подушки. – И не беспокойся о своей внешности. Твой сорт красоты прорастает медленно. Потерпи немного. Все придет.

Отэм потерла пальцем нос.

– А веснушки тоже исчезнут?

– Надеюсь, что нет. Это такая изюминка, которая делает тебя ужасно хорошенькой.

Отэм посмотрела на Молли и вспомнила о том времени, когда она впервые стала замечать, что у других детей завтраки повкуснее, что они лучше одеты, что у них есть мамы и папы. Теперь она поняла, что они с Молли были самыми богатыми людьми в долине, потому что они – вместе.

– Спасибо тебе, тетя Молли. Спасибо за то, что ты всегда здесь.

– Пожалуйста-пожалуйста.

Отэм навсегда сохранила воспоминание о той ночи, о тетином тонком понимании. Год за годом она видела, как Молли выбивается из сил, чтобы свести концы с концами. Теперь, когда ей исполнилось шестнадцать, Отэм хотела взять на себя хотя бы небольшую часть бремени. Но работы в долине было немного.

Обсудив этот вопрос, Молли и Отэм решили, что она будет работать после занятий в школе и по выходным. Молли поспрашивала и нашла для Отэм работу в трех домах. Два дома, в которых она убиралась, были очень милыми, но в одном жила женщина, миссис Бэйкер, сущая сквалыга и скряга, которая платила меньше, чем кто-либо во всем городе. Отэм терла полы и стены, пока не распухали колени, кожа на суставах трескалась и начинала кровоточить, нос закладывало, а из глаз лились слезы от паров нашатырного спирта. Она могла пережить нашатырный спирт, но вот от личинок ее выворачивало наизнанку. Ни у кого больше не было этих отвратительных тварей, только мусорный бак миссис Бэйкер кишел ими, и чистить этот бак должна была Отэм.

Каждый понедельник по утрам приезжал человек, забиравший мусор. Миссис Бэйкер была слишком скупа, чтобы пользоваться пластиковыми мешками, поэтому сотни личинок оставались на стенках бака. После школы Отэм шла к миссис Бэйкер, брала кастрюлю кипятка, чтобы ошпарить червей, а потом терла стенки щеткой, пока все они, мертвые, не всплывали. Однажды, когда девочка, согнувшись над баком, чистила и скребла его, ей невольно через открытое окно пришлось подслушать телефонный разговор. «Ее мать была иностранка, а ее отец – бродяга, так чего же вы хотите?»

Сначала Отэм особенно не прислушивалась, посмеиваясь над тем, что любой человек с другой стороны гор считался в Тэтл-Ридже иностранцем. Потом она нахмурилась и посмотрела на окно, откуда несся высокий и гнусавый голос миссис Бэйкер: «Я думаю, что уже давным-давно надо было что-то предпринять. Девчонка становится неуправляемой. Конечно, ведь ее воспитывает эта Молли, так чего же вы хотите? Никчемное создание, настоящая дрянь, если угодно знать мое мнение, но я для этой девочки делаю все что могу».

В голове у Отэм крутилось и крутилось слово «дрянь», и вдруг что-то щелкнуло. Она взяла мусорный бак с водой и дохлыми личинками и, дрожа от злости, вошла в дом и выплеснула всю эту грязь к ногам миссис Бэйкер.

– Про меня можешь говорить что угодно, старая стерва, а про тетю не смей разевать свою гнилую пасть!

Миссис Бэйкер тупо глядела на воду, которая грязными струями растекалась по чистому кухонному полу.

– Что... Что... Почему ты это сделала?

Отэм стояла широко расставив ноги и уперев руки в бока.

– Есть только один сорт людей, у которых личинки в помойном баке. Миссис Бэйкер, вы грязная, малограмотная, писающая в кустах старуха.

Покраснев от злобы, миссис Бэйкер шагнула вперед и с размаху ударила девочку по щеке.

– Ах ты, неблагодарное отродье! И это за то, что я старалась направить тебя на путь истинный!

Отэм никто никогда раньше не бил, и несколько секунд она стояла в шоке. Потом ее глаза сузились, руки сжались в кулаки.

– Ведьма! – выдохнула она, нанося удар, который поверг миссис Бэйкер на пол.

Когда миссис Бэйкер поднялась и уселась на кухонный стул, широко и как-то нелепо расставив ноги, то принялась кричать хриплым от ярости голосом:

– Ты за это ответишь, Сью Энн Мак-Эван! Ты мне за это заплатишь!

Отэм торопливо покинула дом, не сомневаясь, что слух о происшествии разнесется с быстротой лесного пожара и наиболее вероятным результатом будет полное отсутствие работы для этой дикой девчонки Мак-Эван. Тем не менее она с чувством гордости оседлала свой велосипед и мгновенно покрыла пять миль до дома.

Отэм волновалась, поскольку не была уверена, как к происшедшему отнесется Молли. Чтобы чем-нибудь занять голову, она вошла в дом, взяла отцовскую гитару и вернулась на крыльцо. Сначала тетушка искоса поглядывала, когда Отэм стала наигрывать на гитаре. Но потом она пошла и купила ей самоучитель. Теперь Отэм играла очень прилично. Она сидела на ступеньках и пела, поджидая, когда тетя вернется домой.

Был уже вечер, когда старенький «форд» Молли подрулил к дому. Как только Отэм увидела ее лицо, она поняла, что миссис Бэйкер обо всем успела растрезвонить. Молли поднялась на крыльцо и села в старое кресло-качалку. Отэм отложила гитару. Молли покачивалась, и кресло устало скрипело.

– Я слышала, что ты натворила. Ты считаешь, что слишком хороша, чтобы убирать грязь за другими?

– Нет. Только, наверно, есть и иная работа?

– Есть, но, возможно, придется вычистить много помоек, прежде чем ее получишь.

Отэм тронула гитарные струны. Прозвучал такой грустный аккорд, что у девушки по спине мурашки побежали.

– Наверно, я не сумела сдержать свой характер.

– Да, характер у тебя есть, чего уж там говорить. Я ведь наблюдаю за тобой и замечаю, что ты иногда сдерживаешься из последних сил. Это хорошо. Надо уметь держать себя в руках, чтобы достигнуть того, чего ты хочешь. – Молли помолчала и вопросительно посмотрела на племянницу сверху вниз. – Чего ты хочешь добиться? Что ты хочешь сделать с жизнью, которую Господь даровал тебе?

– Я об этом много думала. Мне кажется, что больше всего мне хочется, чтобы у меня был мужчина, которого я бы любила, дети, которых воспитывала, и мой дом. Мне не нужно много денег, но их должно хватать на то, чтобы дети были обуты и на столе была хорошая еда.

– А что случилось с той маленькой девочкой, которая хотела быть светской?

Отэм вспомнила тот день и улыбнулась:

– Я много читала, много узнала, многому научилась. Светская... Пожалуй, это образ жизни. Тут я мало что могу, в Тэтл-Ридже.

– Тэтл-Ридж – еще не весь мир. У тебя есть голова на плечах. Ты могла бы прекрасно жить в большом городе, если бы делала это с умом. Добиться можно всего, если ты готова бороться. У меня все было по-другому. Я не получила никакого образования, и никто никогда не говорил мне, что есть какие-то иные возможности. Мне тоже хотелось выйти замуж.

– А почему ты не вышла, тетя Молли? Из-за меня?

Молли отвернулась и посмотрела вдаль отсутствующим взглядом.

– У меня когда-то был мужчина, но он умер от воспаления легких. Я любила этого человека просто до жаса. После того как он умер, я попробовала встречаться с несколькими, но они не могли с ним сравниться. Я решила одна идти своей дорогой. Со мной были мои оспоминания о нем, и у меня была ты. Я не считаю себя чем-то обделенной.

Отэм грустно улыбнулась:

– Я у тебя все еще есть, и я, видимо, не смогу больше что-нибудь зарабатывать. – Она протянула руку и положила ее Молли на колено. – Мне очень жаль, что так получилось с миссис Бэйкер.

Молли удивленно подняла брови:

– Да неужели?

Отэм облизнула губы и расплылась в улыбке:

– Если честно, то не очень. Мне ни разу не было так хорошо с тех пор, как я отдубасила Бобби Джо Проктора.

Молли разразилась гортанным смехом.

– Я горжусь тобой, девочка. Ты не лукавишь сама с собой, и в тебе есть задор. Ты далеко пойдешь. Надо быть очень мужественной, чтобы выжить среди всего этого дерьма, с которым приходится иногда сталкиваться. Я ничего не могу обещать относительно детей – на то есть воля Божья. Но я чувствую, что все остальное, чего ты хочешь, у тебя будет. Если ты хочешь мужчину, тогда ищи его.

Отэм усмехнулась:

– Не думаю, что здесь, в Тэтл-Ридже, удастся найти такого мужчину, какого мне хотелось бы. Бобби Джо и все остальные в городе такие инфантильные... Мне хочется иметь мужа и семью, но сначала я хочу еще поучиться. Я думаю, это должно стоять на первом месте. – Она гладила Молли по руке и с нежностью смотрела на тетку. На протяжении шестнадцати лет они были единственными близкими друг для друга людьми. Мысль об отъезде пронзала Отэм болью одиночества. – Значит, мне придется уехать из Тэтл-Риджа... и от тебя.

Молли кивнула, глаза ее затуманились, и она погладила Отэм по длинным волосам.

– А чему ты хочешь учиться? Кем ты хочешь стать?

Отэм пожала плечами:

– Еще не знаю. Просто хочется быть кем-то большим, чем я сейчас.

– Мне кажется, ты очень хороша и такая как есть. – Молли улыбнулась и встала с кресла. – У нас впереди два года, чтобы все обдумать и спланировать. Поздно уже. Пошли приготовим что-нибудь на ужин.

Отэм встала со ступеньки и пошла за Молли, чье лицо вдруг приняло озабоченное выражение.

– Опять пойдут разговоры. Помнишь, сколько сплетничали после драки с Бобби?

Молли приподняла юбку, повертела бедрами, притопнула ногой и залихватски исполнила джигу, при этом распевая во все горло: «Одно я твердо знаю в жизни, что брань на вороту не виснет! Ты будь сама собой – и точка. Плевать, что скажут люди, дочка!»

Отэм присоединилась к своей тетушке. Ее карие глаза сверкали, юбка развевалась, и, исполнив ирландский степ, они напрочь забыли о существовании города.

Однако уже на следующее утро покатили волны сплетен. «Вы слышали, что сделала эта девчонка Мак-Эван с бедной Линой Бэйкер? Можете себе представить? А помните, как она чуть не убила Бобби Джо? Она просто ненормальная, да и то сказать, чего из нее может выйти путного – живет-то она с этой сумасшедшей Молли Мак-Эван».

По мнению жителей Тэтл-Риджа, Отэм год от года становилась все более наглой, бессовестной и неприличной. «Да уж теперь поздно. Молли ее совершенно распустила. Я слышала, что она даже помогает Такеру гнать самогон. Однажды, рассказывали, пришла домой в стельку пьяная. Речная крыса! Купается в этой речке все время, иногда почти голая. Однако хорошенькая, и с каждым днем становится все лучше. А вы заметили, что она не носит бюстгальтер? Бегает по городу в обтягивающих джинсах – таких узких, что врезаются ей между ног. Совершенно непристойная – безумная, как мартовский заяц. Но сообразительная, для женщины слишком уж сообразительная. Когда-нибудь у нее из-за этого будут крупные неприятности. Попомните мои слова. Эта девчонка Мак-Эван плохо кончит».

Глава 2

Любовь с первого взгляда! Отэм всегда считала, что это не более чем миф, пока не повстречалась с Лонни Нортоном, чужаком в Тэтл-Ридже. Когда она его встретила, ей было восемнадцать. Это случилось в середине августа, и на деревьях, росших вдоль реки, среди зеленых листьев уже начали появляться проблески темно-коричневого с вкраплениями желтого и золотого.

Поборовшись с течением на середине, Отэм вернулась на свое любимое место, в небольшой затон в излучине реки. Лонни сидел на стволе упавшего дерева, рядом с ним торчала удочка. Он следил, как девушка дурачится в воде, и его лицо выражало живейший интерес. Ему было около двадцати пяти лет, у него был квадратный подбородок и настолько яркие глаза, что они казались прямо-таки раскаленными на фоне смуглой кожи, – голубые, как васильки, которые растут по склонам холмов. Волнистые черные волосы блестели на полуденном солнце.

Когда Отэм подплыла к берегу, Лонни подошел к воде и наклонился, чтобы помочь ей вылезти.

– Я видел, ты играешь в опасные игры с течением. Это глупо. Когда-нибудь, ягодка, река отыграется на тебе и ты не выплывешь.

Отэм почувствовала, как учащенно забился ее пульс. Она хотела ответить, но язык словно примерз к небу, а ноги вдруг ослабли и стали дрожать. Молодой человек в ожидании протянул руку. Поскольку у нее никак не получалось произнести хоть одно слово, она протянула свою руку к его. Их пальцы встретились, и они одновременно почувствовали, будто давно и хорошо знают друг друга.

Лонни вытащил ее из воды, и они стояли уставясь друг на друга, пока не расхохотались.

– Ты чего смеешься? – спросила Отэм.

– Не знаю. Просто захотелось смеяться.

– И мне тоже.

Подчиняясь единому порыву, они пошли и сели на упавший ствол. Разумеется, ритуал представления и обмена любезностями был соблюден, но все это было несущественно для Отэм – имя, возраст и все такое. Ее интересовал этот мужчина сам по себе. Он был высокий, очень крепкого сложения, но движения его были мягкими. Она внимательно наблюдала за его лицом, когда он говорил. У него была кривая улыбка и привычка время от времени поднимать бровь. Однако больше всего ее тронули его глаза. Порой в них светилось глубочайшее одиночество, но когда он смотрел на нее, то глаза его загорались и казалось, что он вот-вот рассмеется.

В такие мгновения ей хотелось протянуть руку, дотронуться до него, прогнать одиночество, снова вернуть блеск его глазам. И очень хотелось спросить почему. Что же случилось в твоей двадцатипятилетней жизни, что ты ощущаешь такое одиночество? И что, наконец, ты видишь в моих глазах, что возвращает тебе радость? Неужели они говорят, что я, кажется, люблю тебя, Лонни Нортон?

Когда он поднялся, чтобы уходить, уже наступил вечер. Отэм попрощалась – зная, что на самом деле это только начало.

Лонни вернулся на другой вечер, и на следующий, и на следующий. По мере того как они беседовали, Отэм начала понимать природу этой тени, которая то и дело набегала ему на лицо. Она также узнала, что та странная связь, которая мгновенно и столь неразрывно их соединила, таилась в схожести их жизней. Как и Отэм, Лонни вырос не зная родительского тепла. Поэтому каждый из них чувствовал в другом скрытую, но страстную тоску. Впрочем, Отэм была счастливее. Она не ведала, что такое потеря родителей, у нее была Молли; а у Лонни был только штат Иллинойс.

Лонни едва исполнилось десять лет, когда его маленький безопасный мирок вдруг рассыпался в прах. Они с братом Арти весело играли в летнем лагере, когда их родители погибли в сгоревшем доме. Никто из родственников не захотел взять к себе двух неугомонных сорванцов; братья перешли на попечение штата и были направлены в дома призрения. Немногие семьи изъявляли желание взять на воспитание сразу двух мальчиков, и поэтому их часто разлучали. Но когда такое случалось, пожив неделю-две в своем новом доме, то один, то другой убегал на поиски брата. К тому времени как Лонни исполнилось восемнадцать, он побывал в шести разных сиротских домах. Арти обладал более беспокойным характером и сменил десять приютов. Лонни не сомневался, что социальные работники вздохнули с облегчением, когда братья наконец достигли совершеннолетия.

О своем прошлом он рассказывал в шутливом тоне, однако Отэм чутко улавливала нотки глубокой грусти, когда Лонни говорил о дорогих ему людях. А когда он рассказывал об Арти, то голос его становился веселым и чуть ли не нежным. Оба брата переезжали с места на место, работали где попало... Арти все еще продолжал странствовать, а вот Лонни нашел себе дело по душе: работал шахтером на угольной шахте «Черный алмаз» в Эдисонвилле. Эта шахта принадлежала семье Осборнов и была одной из тех немногих, еще не проглоченных всемогущим конгломератом.

Отэм узнала, что больше всего на свете Лонни хотел закончить колледж и получить диплом инженера, но выбрал для этого трудный путь. Он зарабатывал в течение года, копил деньги, а потом посещал колледж, пока деньги не кончались. Молодой человек работал на разных шахтах от Иллинойса до Кентукки – бремсбергах, ствольных, ленточных. Лонни оставалось еще два курса колледжа, но при такой системе, когда каждый год приходилось прерывать занятия, на это ушло бы целых четыре года.

Отэм всегда думала, что добыча угля – тяжелая, опасная и неблагодарная работа, но это было то, чем он хотел заниматься, и она почла за лучшее оставить свои мысли при себе. Для нее самым важным было, чтобы Лонни было хорошо, видеть, как загораются его глаза, когда он говорил о будущем – об их будущем.

У них было ощущение – и оба это прекрасно чувствовали, – что они знали друг друга всю жизнь, поэтому в их отношениях не было места застенчивости, как не было и традиционного ухаживания. Взявшись за руки, молодые люди гуляли в лесу, купались в речке, сидели и смотрели на закат, когда солнце скрывалось за высокими горами... А когда на землю падала ночная тень, они ускользали в то единственное место, где могли быть одни, – к речной излучине. Отэм никогда не считала девственность чем-то таким, что надо беречь до свадьбы. Для нее это просто было некое состояние, то, что требовалось отдать избраннику-мужчине по собственной воле; и она легко отдала ее.

Они до такой степени были настроены на одну волну, что Лонни, в сущности, и не делал ей предложения о замужестве, а просто они назначили дату. Они лежали рядом около реки. «Миссис Лонни Нортон, – прошептала про себя Отэм. – Завтра я буду миссис Лонни Нортон». Она вздрогнула от возбуждения, свернулась возле него и показала на покрытые ночной мглой горы за рекой.

– Я с самого детства смотрела на те горы и гадала: что же там, по другую сторону?

– Ты бы увидела там много такого, чего нет в Тэтл-Ридже.

– В каком смысле?

– В самых разных. Тэтл-Ридж, конечно, нельзя назвать восхитительным местом, но вот скажи, здесь хоть когда-нибудь было убийство, или ограбление, или изнасилование? Ты боишься ходить ночью по улице?

– Нет! – Девушка даже рассмеялась от этой мысли.

– Все это ты увидишь, да еще и не такое, когда перевалишь за эти горы.

Он говорил серьезным тоном, но Отэм улыбалась в темноте. Она не боялась мира; даже наоборот, хотела встречи с ним. Ее между тем тревожила ситуация Лонни. Хорошо бы, он поскорее получил свой диплом. Когда Лонни будет инженером, он сможет гораздо меньше времени проводить под землей. У нее были отложены кое-какие деньги, и она хотела помочь ему.

Накопила Отэм не очень много, недостаточно для оплаты учебного года в колледже, но этих денег хватило бы на год учебы для нее, при условии что она будет еще подрабатывать. Если бы не Джеб, то никаких денег у нее бы и в помине не было. Инцидент с миссис Бэйкер показался Джебу очень забавным. Когда весь город перешептывался и сплетничал у девушки за спиной, Джеб дал ей работу в своем магазине скобяных товаров. На протяжении двух лет после занятий в школе, по выходным и во время каникул она работала. Каждую неделю отдавала часть денег Молли на хозяйство, а остальные копила на учебу.

Отэм хотела, чтобы Лонни взял эти деньги, но тот был гордецом, поэтому ей пришлось выжидать подходящего момента. Она привстала и посмотрела на него, освещенного лунным светом.

– Я вот что подумала... У меня отложены кое-какие деньжата. Почему бы тебе их не использовать и не записаться хотя бы на четверть?

Он улыбнулся и провел пальцем по ее щеке.

– Спасибо, сладкая моя, спасибо, но нет. Я окончу колледж, не отбирая у маленьких девочек карманные деньги. Тебе понадобятся разные вещи после свадьбы. А потом, поверь мне, в доме, который я снял, надо еще многое доделать. Если захочешь, сможешь потратить эти деньги, чтобы привести дом в порядок.

Отэм не стала настаивать. В знак несогласия она пожала плечами и снова положила голову ему на грудь, рассматривая звезды на небе и мечтая об их собственном доме, о том, как они будут там только вдвоем с Лонни. Он работал на «Черном алмазе» всего несколько недель, так что оба они будут чужаками в Эдисонвилле.

– А твой брат, – с любопытством спросила Отэм, – как он выглядит? Черный, как ты, или блондин? Старше или моложе? Он завтра придет на наше венчание? Мы все время так были заняты собой, что почти совсем о нем не говорили.

Лонни с сомнением покачал головой, словно был еще не готов раскрыть некий секрет.

– Он черный, как я. И младше. И... да, он будет на свадьбе. Он живет в Индиане – пока. – Лонни немного помолчал, и голос его погрустнел. – Он очень заводной, любит всякую суматоху и готов чуть ли не на все что угодно, только бы добиться этого. А вообще-то парень замечательный. Я думаю, когда ты с ним познакомишься, он тебе понравится. Любит переезжать с места на место, но не пропадает из вида. Сейчас он собирается на несколько недель съездить в Сан-Франциско, однако на свадьбу приедет. – Лонни помолчал, а когда снова заговорил, в его голосе зазвучали гордость и нежность. – У этого парня золотые руки. Он может починить все что угодно – машину, грузовик или тостер, например.

Молодой человек замолчал. Потом приподнялся, посмотрел на девушку сверху.

– Арти не придает особого значения семье, а для меня это все – может быть, потому, что у меня ее никогда не было. Отэм, я буду хорошим мужем и хорошим отцом, когда придет время... Мне хочется дать тебе так много. Мне бы хотелось надеть тебе на палец бриллиант, а не это простое золотое колечко. Мне бы хотелось отвезти тебя в Эдисонвилл на лимузине, а не на старом «форде», в котором подтекает масло, и поселить тебя в особняке, а не в маленьком ветхом домишке, который ничем не отличается от такого же по соседству. Я не могу дать тебе очень много, но я шею готов сломать, лишь бы ты была счастлива. Ничто и никто не будет для меня важнее тебя – ни колледж, ни брат.

Отэм ощутила такой сильный прилив любви к Лонни, что у нее даже заболело внутри. Девушка потянулась к нему, чтобы почувствовать тепло его обнаженной кожи на своем теле, его сильные руки, твердость его бедер и ягодиц, когда они прижимаются к ней. Она обожала его мускулистое сильное тело и находила очень странным, что такая мощная штука расслабляется и вздрагивает от прикосновения ее маленьких ладоней.

– Плевать я хотела на бриллианты, – прошептала она, – и на роскошные машины, и на особняки. Все, что мне нужно, – это Лонни Нортон и простое золотое колечко.

Отэм запустила пальцы в густые волосы на его груди, дотронулась до бархатистой кожи его мужской плоти и почувствовала, как она напрягается в ее руке.

– Не будет ли это непристойно, если мы опять займемся любовью? Похоже, мне это начинает нравиться.

– Извращенка! – Он потерся губами о ее щеку, слегка коснулся ее рта и поцеловал, вложив в поцелуй весь жар своей любви. Укутанные тишиной леса и слабым журчанием реки, они любили друг друга, и он шептал ей самые ласковые слова. Губами Лонни нежно касался сокровеннейших мест на ее теле. Он обволакивал ее, и она то теряла связь с реальностью, то возвращалась назад, тихонько постанывая от удовольствия, когда он входил в нее. Отэм закрыла глаза и отдала в его власть и разум, и тело.

Через несколько мгновений она уже почувствовала, будто ее что-то поднимает и несет сквозь время и пространство. Иногда она возвращалась к реальности и видела, что лежит на постели из листьев, а над ней – Лонни. Это было как внезапный удар грома. Тихие ночные звуки и журчание реки колоколом гудели в ушах. Опять захотелось ускользнуть в тот незнакомый новый мир, где не было ни мыслей, ни звуков, только она и Лонни, лишь их ощущения и движения.

Отэм уткнулась лицом во влажную выемку его горла.

– Лучше и лучше, – прошептала девушка. – С каждым разом лучше и лучше.

– Подожди, – сказал он, – будет еще лучше.

Она застонала:

– Надеюсь, что нет. Если будет лучше, я просто умру от этого.

Его лицо было неподвижно, но в голосе слышался смех:

– Я люблю тебя, Отэм Мак-Эван. И я очень надеюсь, что безумный и беспорядочный мир вон за теми горами никогда тебя не изменит.

Она улыбнулась, села и вдруг рассмеялась:

– Этот город пытался изменить меня с тех пор, как я дала взбучку Бобби Джо Проктору. Для них уже с восьми лет я была тяжким крестом, который они несли. В восемнадцать я все еще считаюсь самым трудным ребенком в городе. – Девушка прижалась к нему и прошептала: – Поговаривают даже, что я иногда купаюсь почти голая.

– О нет! Скажи, что это не так!

– Да-да-да! Ты только послушай, что рассказывают. Если тихонько войти в реку теплой лунной ночью, то можно увидеть эту девчонку Мак-Эван плавающей в воде, как лягушка, в одних только трусиках. – Отэм засмеялась и вскочила на ноги. – Побежали! Последуй разок! Остатки сладки!

Она мигом домчалась до кромки берега, вскинула руки, оттолкнулась и нырнула в черную воду. Выплыв на середине реки, оглянулась, ища Лонни. Он был в футе от нее и улыбался своей кривой улыбкой: «Чертовка!» Девушка опять нырнула, выгнувшись дугой и сверкнув голым задом в лунном свете, и пропала.

Отэм знала все омуты и глубокие места в реке и любила, купаясь, играть в прятки, но Лонни был всегда рядом, когда она выныривала. Он брал ее за руку, и они лениво плыли по течению, время от времени обнимаясь, и вода, нежная, как пух, с тихим шепотом омывала их тела.

Отэм хотелось бы вечно плыть рядом с Лонни, но он поворачивал ее, и они плыли назад против течения. Она улыбалась, когда он оттеснял ее от середины, где были опасные водовороты. Они выходили из воды, держась за руки, и падали на траву.

Отэм собрала свои длинные ярко-каштановые волосы и выжала воду из толстых прядей. Лонни вытянулся рядом с ней на травке, его глаза сверкали в лунном свете. Они посидели вместе, прислушиваясь к ночным шорохам, плеску волн о берег, к шуму ветерка в листве деревьев. Отэм знала, что завтра она покинет и речку, и маленький домик среди деревьев, и Молли.

Молли не очень радовала свадьба Отэм и Лонни. Она считала, что они еще слишком молоды.

После того как они с Лонни впервые познали друг друга, Отэм пришла домой, расправив плечи в приступе ложной отваги. Молли вязала, поставив ноги на скамеечку.

– Мне надо кое-что сообщить тебе, – сказала Отэм. – Надеюсь, что ты не устроишь из-за этого скандал.

Молли отложила в сторону вязанье и с любопытством взглянула на девушку:

– Чего у тебя на уме в этот раз?

– Лонни, – кратко ответила она. – Я выхожу за него замуж в сентябре.

Молли выпрямилась и поставила ноги на пол.

– Ты собралась выйти замуж за чужака?

Отэм нахмурилась:

– Я думала, что Лонни тебе нравится.

– Да, он мне нравится, конечно, но ведь ты его знаешь-то всего ничего. А потом, тебе только восемнадцать, и в таких делах ты ни бельмеса не смыслишь. Ты ничего не понимаешь в мужчинах и не знаешь, какие они коварные. Ты похожа на ягодку, такую сочную и зрелую, что тебя может сорвать первый встречный, который умеет заговаривать зубы.

– Лонни не заговаривает зубы, и я обо всем уже подумала. Он тот, кто мне нужен.