Текст книги "Лицедеи Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

– Это правда, что Ты иногда всё же промахиваешься? – с тревогой поинтересовался у меня Бутс.

– Изредка, – признался я.

Бутс удивлённо посмотрел на меня.

– Никто в этом мире не совершенен, – пожал я плечами.

– Бросай, – наконец, решительно сказал Бутс, махнув рукой.

Я неторопливо вытащил первую кайву из ножен, и покачал ей руке, привыкая к тяжести клинка, а затем повернулся к Леди Янине лицом.

– Что это с нею? – удивлённо спросил я.

– Да она в обмороке, – усмехнулся кто-то из зрителей.

12. Беседа с «Монстром» и наказание рабыни

– Как произошёл тот несчастный случай? – поинтересовался я.

– Какой ещё несчастный случай? – переспросил он.

На доске оставалось четырнадцать жёлтых фигур и восемь красных. Как раз я в этот раз играл красными.

В течение нескольких последних недель я путешествовал с труппой Бутса Бита-тарска. За это время мы давали представления в многочисленных деревнях и городах, иногда под их стенами, я изредка даже вдали от них, когда приближаться к городу нам не разрешали. Частенько мы выступали вблизи сельских мельниц, на постоялых дворах, перед зернохранилищами, таможенными заставами и просто сараями и перекрёстками дорог, везде, где могли найти зрителей. Во всё это время мы постепенно продвигались на северо-запад, медленно приближаясь к побережью Моря Тасса.

– Насколько я понимаю – пожар, – пояснил я.

Он непонимающе посмотрел на меня.

– Ты носишь маску, – напомнил я.

– И что?

– Я, том несчастном случае, который повредил и изуродовал твоё лицо, – решил уточнить я, – и сделал его таким, что, насколько я понимаю, женщины могли бы с воплями убежать от одного его вида, а мужчины просто похватав дубины, прогнали бы Тебя от своих домов, как некое омерзительное животное.

– Ты пытаешься отвлечь меня от партии? – поинтересовался он.

– Нет, – сказал я.

– Тогда, твой ход, – кивнул он. – Свой я уже сделал.

И я вновь обратил всё своё внимание на доску.

– Хм, не думаю, что эта партия затянется надолго, – признал я.

– И Ты полностью прав, – усмехнулся он.

– Зато, за все несколько сотен наших партий, – заметил я, – никогда ещё у меня не было столь выгодной позиции, как сейчас.

– Выгодная позиция? – заинтересовался игрок.

– Само собой, – кивнул я.

– Ты сейчас о чём? – он спрашивал.

– Обрати внимание, – сказал я, перемещая своего Всадника Высокого Тарлариона на Посвящённого Убара – восемь. – Если Ты не защитишься, то следующим ходом будет захват твоего Домашнего Камня.

– Это всего лишь кажется, – отмахнулся он.

Его Домашний Камень стоял на клетке Посвящённого Убара Один. С фланга его защищал Строитель, стоявший на Строителя Убара – один. Но, кажется, уже было слишком поздно использовать Строителя для защиты с фронта. Ни одно движение Строителя не могло теперь защитить Домашний Камень. В действительности, в этой ситуации, его не смог бы защитить даже ход полёта. Оставалось только делать что-то со своей Убарой, стоявшей на Тарнсмэна Убары – пять. Конфигурация фигур на доске была следующая: В моём первом ряду – мой Домашний Камень на Посвящённом Убара – один, Строитель на Писца Убара – один; во втором ряду у меня стоял Копейщик на Строителя Убара – два, Писец на Убары – два, и Всадник Высокого Тарлариона на Писца Убары – два; третий ряд занимали мой Копейщик на Посвящённом Убара – три и ещё один на Писце Убара – три. Один из моих Всадников Высокого Тарлариона, как я уже сказал раньше, располагался теперь на Посвящённом Убара – восемь, угрожая захватом Домашнего Камня на следующем ходу. На его восьмом ряду у него имелся Копейщик на клетке Строителя Убара – восемь, стоящий между двумя моими Копейщиками на моём третьем ряду. Этот его Копейщик поддерживался другим находившимся на поле Писца Убара – семь. Ещё, как я уже упомянул, у моего противника была Убара на Тарнсмэна Убары – пять, чья позиция укреплялась Писцом на клетке Писца Убары – четыре.

Его стоящие на одной диагонали Убара и Писец меня не пугали. Окажись он столь глупым, чтобы прикрыть своей Убарой свой Домашний Камень от моего Строителя, тем Строителем она и будет взята. Его Писец, конечно, следом возьмёт моего Строителя, но такой размен явно не в его пользу. Его последние две фигуры стояли на его первом ряду. Как уже было сказано, это были его Домашний Камень на поле Посвящённого Убара – один, и Строитель на соседней клетке. Это был Строитель Убара.

– Какую защиту выбрал бы Ты? – полюбопытствовал игрок.

– Ты мог бы переставить свою Убару на клетку Посвящённого Убара – пять, угрожая Всаднику Высокого Тарлариона, – предположил я.

– Но Ты тогда отступишь на Посвящённого Убара – семь, в результате Всадник Высокого Тарлариона окажется защищён твоим Писцом, стоящим на поле Убары – два, – заметил он. – Это свяжет мою Убару, позволяя Тебе развивать атаку в колонне Посвящённого Убара. И в добавок даст Тебе время на то чтобы поддержать эту атаку другими фигурами.

– Конечно, – согласился я.

Вместо этого, он сходил Убарой на Тарнсмэна Убары – два.

– Этот ход гораздо лучше, – признал я.

– Я тоже так думаю, – кивнул он.

Клетка Посвящённого Убара – девять, то поле, с которого я мог бы захватить его Домашний Камен, теперь оказался защищён его Убарой.

– А теперь смотри, – сказал я.

– На что? – удивился он.

Я ответил своим Писцом с поля Убары – два на Тарнсмэна Убары – три. Это позволило мне занять диагональ, на которой лежало ключевое поле – клетка Посвящённого Убара – девять. А вот он теперь не мог ничего мне противопоставить, даже ходом своей Убары на клетку Тарнсмэна Убары – пять, потому как это место было защищено одним из моих Всадников Высокого Тарлариона, который до настоящего времени казался совершенно безобидной фигурой, застрявшей без дела на поле Писца Убары – два. Только теперь истинная цель его нахождения на данном квадрате, проявилась со всей очевидностью и красотой замысла.

– Ты всё ещё сможешь защитить свой Домашний Камень, – улыбнулся я, – но только за счет своей Убары.

Следующим ходом я бы атаковал своим Всадником Высокого Тарлариона на Посвящённого Убара – девять, угрожая захватом Домашнего Камня. Его единственной защитой был бы захват моего Всадника Высокого Тарлариона его Убарой, в котором случае, я, конечно, беру его фигуру своим Писцом. Подобный размен Всадника Высокого Тарлариона на Убару, опять был бы в мою пользу. К тому же я получал преимущество в тяжёлых фигурах и позиции на доске, что должно было бы быстро перевести партию в эндшпиль.

– Я вижу, – ответил игрок.

– И я играл красными, – напомнил я ему.

Первый ход в игре всегда за жёлтыми. Это позволяет игроку диктовать условия дебюта, соответственно, быстрее переходить в наступление. Кстати, многие игроки Каиссы, даже не входящие в касту игроков, знают по несколько наиболее распространённых вариантов дебютов в многочисленных их вероятных развитиях на несколько шагов вперёд. Это основная причина определенной нестандартности, если не сказать эксцентричности в оборонительных действиях игроков играющих красными. Именно такие их действия, пусть порой сомнительные, но всегда блестящие, открывают новые горизонты в игре. Если эта нестандартная, эксцентричная оборона оказывается успешной, то вскоре она становится частью стандартных, проанализированных вариантов игры. Стоит упомянуть, что даже признанные мастера Каиссы играя красными, из-за неудобства второго хода, не считают для себя зазорным играть на ничью.

– Ты пока играешь красными, – поправил меня противник.

– Я очень долго ждал этого момента возмездия, – сказал я. – Мой триумф будет особенно сладким после того, как я испытал от Тебя столь много быстрых, зачастую случайных и крайне обидных поражений.

– Твоя позиция интересна, – заметил игрок. – Я сомневаюсь, что, признал бы одну победу соответствующей компенсацией за сотню несколько неудобных поражений.

– Просто, беда не в том, что я настолько плохой игрок, – оправдываясь, сказал я, – скорее, всё дело в том, что Ты слишком хорош.

– Спасибо, – поблагодарил он.

Честно говоря, я никогда не встречал игрока лучше этого «монстра». Многие гореане довольно искусны в игре, и я играл с ними. Бывало, я даже играл с членами касты игроков, но никогда, никогда не было у меня противника, который мог бы хотя бы приблизился к уровню этого мастера. Его игра была практически безошибочна, точнее даже совершенно безошибочна, и минимальная оплошность противника, или малейшая слабость его позиции, вероятно, будет использована опустошительно и беспощадно. Но, вне этой уверенной демонстрации блестящей методичности, не являющейся чем-то необычным среди игроков высокого уровня, его игра всегда отличалось поразительной изобретательностью, изумительно творческим подходом к планированию и проведению комбинаций. Он был тем человеком, который не просто играл в Каиссу, но развивал её. К тому же, иногда к моему раздражению, он часто, на мой взгляд, даже слишком часто, применял всё это с очевидной лёгкостью, с почти наглой непринужденностью, с почти высокомерной небрежностью. Ведь, одно дело, быть просто побитым кем-то, и совсем другое терпеть поражения раз за разом, потея и напрягаясь, в то время как твой противник, насколько я мог судить, большую часть времени занят тем, что рассматривает окружающий пейзаж или форму и движения пролетающих по небу облаков, за исключением того момента, когда он как бы нехотя оценивает позицию на доске. Если у него и была слабость в Каиссе, это была, возможно, тенденция время от времени не отказывать себе в любопытных, а иногда даже опрометчивых экспериментах. Кроме того, я заметил, что иногда он мог позволить себе некоторую рассеянность внимания, возможно несколько большую, чем можно было допустить, чтобы его способности могли бы помочь ему уверенно преодолеть последствия его невнимательности. Возможно, это было результатом его склонности к недооценке своих противников. А ещё у него наблюдался интерес к психологии игры. Как-то раз, в игре со мной, он намеренно поставил свою Убару «под бой», попросту даря мне её. Я, уверенный, что это, скорее всего, была приманка в некой изощрённой ловушке, которую я не смог обнаружить, не только отказался от мысли взять его фигуру, но и, беспокоясь из-за этого, и избегая этого, в конечном счете, преуспел лишь в том, что приблизил своё поражение. В другой раз он сделал то же самое, и что интересно в значительной степени с тем же самым результатом.

– Я сам не заметил, что поставил «под бой», – признался он позже. – Я задумался о чём-то другом.

Признаться, до сегодняшней партии я не смел даже надеяться на возможность, выиграть у него. Конечно, в игре он иногда был несколько раздражающим противником. Однако, у меня не было сомнений, что именно благодаря игре с ним мои навыки в Каиссе в значительной мере обострились.

– Не хочешь сдаться? – спросил я его.

– Я над этим ещё не думал, – ответил он.

– Но игра же практически закончена, – заметил я.

– Согласен, – признал игрок.

– Будет неудобно, доводить партию до логичного завершения, – сказал я.

– Возможно, – не стал он спорить.

– Ну, так сдайся, – предложил я.

– Нет, – отказал мой противник.

– Не будь столь упёртым, – улыбнулся я.

– Это – привилегия «монстров», – усмехнулся он.

– Отлично, – сказал я.

Честно говоря, я не хотел, чтобы он сдался. Я слишком долго ждал этой победы, и я хотел смаковать каждый ход вплоть до захвата Домашнего Камня.

– Чем занимаемся? – жуя ларму полюбопытствовала Бина, подошедшая к нам.

– Играем в Каиссу, – ответил «монстр».

Про себя я отметил, что она не встала на колени. Не опустила голову к земле. Не спросила разрешения заговорить. Похоже, её отношение стало результатом небрежного игнорирования ей нашего статуса свободных мужчин. Конечно, эта девка была не моей рабыней. Она принадлежала Бутсу.

– Это я и сама могу видеть, – бросила она, снова вгрызаясь в ларму, от чего мокрая полоска сока пролегла от уголка её рта.

Одну ногу она как бы случайно поставила на край одежды монстра, со скрещёнными ногами сидевшего перед доской.

– А кто побеждает? – небрежно спросила рабыня.

– Это не имеет значения, – бросил я.

Я был недоволен её враждебностью к монстру. И в мои планы не входило дать ей малейшую возможность, чтобы получить удовольствие от его замешательства.

Рабыня носила светлые кожаные шлепанцы. Бутс разрешил обувь ей и Ровэне. Он был весьма терпимым рабовладельцем. Безусловно, Леди Телиции он обувь пока не разрешил, но надо заметить, он ей ещё не разрешили даже одежду, за исключением её ошейника. Разумеется, кроме тех случаев, когда это было необходимо по сценарию для её роли в представлении.

– Ты играешь? – спросил я.

– Я же – рабыня, – ответила Бина. – Я не могу даже прикасаться к фигурам без разрешения. Мне за это просто руки отрежут, или забьют до смерти.

– А как играть-то Ты знаешь? – поинтересовался я.

– Нет, – сказала она.

– И что, совсем ничего не понимаешь в игре? – уточнил я.

– Нет, – признала рабыня.

– Понятно, – кивнул я.

Это меня вполне устраивало. Значит, она не понимала, в какое отчаянное положение попал мой противник. Это, конечно, обрадовало бы эту изящную маленькую шлюху. Я не сомневался, что свою ногу на его одежду она поставила не случайно. Конечно, и мужчина должен был об этом догадаться.

– Я предлагал разрешить Тебе касаться фигур и обучить игре, – напомнил монстр.

– А я презираю Тебя, – сказала она.

– Твоя нога стоит на одежде моего противника, – указал я.

– Извините, – всплеснула Бина руками и, сделав шаг назад, якобы случайно, зачерпнув шлёпанцем пыль, забросила её на одежды игрока.

– Остерегись! – предупредил я рабыню.

– А я Вам не принадлежу! – заявила она. – Ни одному из Вас не принадлежу!

– Любой свободный мужчина может наказать наглую или зарвавшуюся рабыню, – напомнил я, – если он всего в малейшей степени оказался недоволен ей, или даже если у него просто возникло желание выпороть её. А если она будет убита, или ранена, он всего, лишь будет должен заплатить компенсацию её владельцу, да и то, только если рабовладелец окажется расторопен, и в течении определённого промежутка времени потребует такую компенсацию.

В силу таких обычаев и правил превосходная дисциплина, в которой содержатся гореанские рабыни, сохраняется и гарантируется, даже когда они находятся вне в пределов прямой видимости их владельцев или назначенных ими доверенных лиц. И по тому, как побледнела Бина, я понял, что это всё она прекрасно знала и сама.

– Мы же играем, – напомнил мне мой противник. – Давай не будем добиваться решения данного вопроса.

Рабыня сразу явно расслабилась. Бледность сошла, как и не было, и она бросила моего противника презрительный взгляд.

– Ты даже не должен быть с труппой, – вдруг заявила она. – Ты не можешь заработать достаточно монет, чтобы заплатить даже за свой собственный завтрак. Ты отвратителен. Ты бесполезен! Ты – дурак и презренный слабак! Всё, на что Ты способен, всё, что Ты можешь делать – это твоя Каисса, эта глупая игра. Переставлять маленькие куски дерева по плоской цветной доске! Как глупо! Как абсурдно! Как скучно!

– Подозреваю, что у Тебя есть некие обязанности другом месте к которым Ты должна проявить внимание, – предположил я.

– Уходи из лагеря, Монстр, – зло бросил она моему противнику. – Никто не хочет видеть Тебя здесь. Убирайся!

Я пристально посмотрел на женщину.

– Да, – сердито ответила мне, – у меня есть обязанности, к которым стоит проявить внимание!

– Вот и займись ими, рабыня! – бросил я.

– Слушаюсь, – сказала она и, гордо вскинув голову, исчезла за фургоном.

– Наглая шлюха, – заметил я, – давно нуждающийся в плети.

– Возможно, она права, – пробормотал он.

– С чём? – спросил я.

– Возможно, это и глупо, и абсурдно, и нелепо, что мужчины должны интересоваться такими вещами, – ответил он, глядя на доску.

– Каиссой? – уточнил я.

– Да, – кивнул он.

– А вот теперь, – заметил я, – Ты действительно сказал глупость.

– Возможно, это всё, в конце концов, не более чем бессмысленное передвижение деревяшек по расчерченной доске, – задумчиво сказал он.

– Да, а любовь – это всего лишь перехваченное горло, а музыка не более чем колебания воздуха, – усмехнулся я.

– И всё же, это всё, что я умею, – вздохнул он.

– Каисса, как любовь и музыка, сама по себе оправдание, – сказал я. – Она не требует ничего другого.

– Я жил для этого. – Я не знаю ничего другого…. Во времена тьмы, иногда это было всё, что стояло между мной и моим ножом.

– Ты не хотел бы поручить мне, наказать эту рабыню? – предложил я.

– Нет, – как-то слишком быстро отказался он.

– Она Тебе нравится? – поинтересовался я.

– Я живу для Каиссы, – ушёл он от ответа.

– Она – сексуальная маленькая шлюха, – усмехнулся я.

– Я понятия не имею, как обращаться с женщинами, – отмахнулся он.

– Твой ход, – напомнил я.

– Ты хочешь продолжить игру? – спросил мой противник.

– Если Ты не против, – сказал я, – я не буду возражать против этого.

– Я думал, что Тебе не захочется сделать это, – заметил он.

– Нет. Со мной, как раз всё в порядке, – ответил я.

– Если хочешь, я могу предложить Тебе ничью, – предложил игрок.

– Ты слишком щедр, – шутливо сказал я.

Он любезно склонил передо мной голову.

– Наверное, Ты шутишь, – предположил я.

– Нет, – озадаченно сказал Монстр.

– У меня выигрышная позиция, – намекнул я.

– Ах! – внезапно хлопнул он себя по лбу. – Так, вот почему Ты не стал комментировать игру в присутствии рабыни. Ты хотел оградить меня от её презрения.

– Что-то вроде того, – признал я, пожимая плечами.

– Это был действительно очень чуткий жест с твоей стороны, – сказал он. – Теперь, я просто обязан настоять на том, чтобы Ты принял ничью.

– С твоего разрешения, – буркнул я, – я бы предпочёл доиграть эту партию до конца.

– Это – первый раз в моей жизни, – сообщил он, – когда я предлагаю кому-то ничью, как подарок.

– Можешь быть уверен, что я благодарен за этот жест, – сказал я.

– Но Ты его не принимаешь? – уточнил игрок.

– Нет, – твёрдо ответил я.

– Отлично, – пожал он плечами.

– У меня выигрышная позиция, – напомнил я.

– Ты, в самом деле, уверен в этом? – спросил Монстр.

– Да, – ответил я.

– Интересно, – протянул он.

– У меня защищенный Всадник Высокого Тарлариона на поле Посвящённого Убара – восемь. Когда я схожу им на Посвящённого Убара – девять, Ты сможешь предотвратить захват Домашнего Камня только, сдав свою Убару. После этого результат игры предрешён.

Игрок, молча, смотрел меня.

– Твой ход, – раздражённо бросил я.

– Именно об этом Ты, кажется, и забыл, – усмехнулся мой противник.

– Не понял, – сказал я, рассматривая доску.

Мужчина подхватил свою Убару и сдвинул её вниз доски, сбивая моего Копейщика, которого я оставил на клетке Посвящённого Убара – три.

– Но, тот Копейщик защищён, – напомнил я, – вот этим копейщиком на Строителя Убара – два.

– Угроза Домашнему Камню, – подсказал он, безусловно, указывая на то, что его Убара теперь угрожала уже моему Домашнему Камню.

– Я даже разрешу Тебе переходить, – пообещал я.

– Угроза Домашнему Камню, – повторил Монстр.

– Но, это ход стоит Тебе Убары, – удивился я. – Ты же теряешь её за простого Копейщика, даже не за Всадника Высокого Тарлариона. Дальше, когда я уберу её с доски, всего лишь одно движение моего Всадника Высокого Тарлариона, и захват твоего Домашнего Камня.

– Угроза Домашнему Камню, – стоял на своём игрок.

– Замечательно, – сказал я, и скинул его Убару с доски, заменяя её своим Копейщиком, который раньше стоял на квадрате Строителя Убары – два. Ход был вынужденным, конечно. Я не мог переместить Домашний Камень на Строителя Убара – один, потому что там уже стоял Писец на поле Писца Убары – четыре.

– Мой Всадник Высокого Тарлариона – всего лишь в одном ходе от захвата Домашнего Камня, – напомнил я ему.

– Поздравляю, но ход-то сейчас мой, – сказал он.

И он продвинул своего Копейщика со Строителя Убара – восемь на поле Строителя Убара – девять. Теперь этот ход стал возможен, потому что я вынужден был освободить эту клетку, убрав оттуда Копейщика, чтобы взять его Убару. В сложившейся ситуации, ход единственно возможный, ибо, пока это можно, нужно защищать Домашний Камень.

– Угроза Домашнему Камню, – заметил мой противник.

Его Копейщик, самая слабая фигура на доске, теперь поставила вилку моему Домашнему Камню и Строителю. Копейщику не разрешены ходы назад. После первого трёхклеточного хода, его можно переместить только на одно поле за один раз. Этот ход может быть прямо, вперёд по диагонали, или вбок. Но атаковать он может, как и пешка в шахматах, только по диагонали.

Я не мог переместить свой Домашний Камень перед Копейщиком, даже если я захотел сделать это, из-за того что, то поле было под боем его Писца стоящего в квадрате Строителя Убара – один. Точно так же, даже если бы у меня был выбор в сложившейся ситуации, которого у меня не было, то я не мог бы перевести на этот фланг моего Строителя и защититься им, не подставляя его под атаку той же самой фигуры игрока. Только теперь до меня начало доходить, что его, на мой взгляд, довольно слабая и легко предотвратимая угроза захвата Домашнего Камня, в результате размещения его Убары и Писца на той решающей диагонали, возможно, фактически имела несколько другое, более скрытое, более коварной значение. Да даже если бы его Писца не было, там где он сейчас находился, то я всё равно не мог в данной конкретной ситуации игры, хотя это был бы возможный ход, переставить мой Домашний Камень на Строителя Убара – один. Сделай я так, и это откроет место для диагонального хода Копейщику на поле его Посвящённого Убара – десять, то есть моего Посвящённого Убара – один. Достигнув последнего ряда Копейщик, несомненно, будет заменён на Всадника Высокого Тарлариона, таким образом, производя захват Домашнего Камня. Защита моего Строителя, на которую я так полагался, в этом случае будет сведена на нет, положением моего собственного Домашнего Камня, который будет стоять между моей фигурой и фигурой противника. Но, в данной позиции, с Писцом на Строителе Убара – один, мой ход был вынужденным. Я мог сходить, а точнее обязан был сходить на Посвящённого Убара – два. Похоже, я должен пожертвовать своим Строителем. Я с грустью посмотрел на своего Всадника Высокого Тарлариона на клетке Посвящённого Убара – восемь. Мне не хватило всего одного хода, чтобы захватить его Домашний Камень.

– Твой Домашний Камень под атакой, – напомнил она мне.

– Я хорошо знаю об этом, – проворчал я.

– И у Тебя остался один и только один возможный ход, – указал он.

– Да знаю я, знаю! – буркнул я.

– Возможно, Тебе пора его сделать, – предположил Монстр.

– Хорошо, – вздохнул я, переставив свой Домашний Камень на поле Посвящённого Убара – два. У Копейщика, дошедшего до последнего ряда доски, есть выбор быть заменённым, или на Тарнсмэна, или на Всадника Высокого Тарлариона. Тарнсмэн обычно оценивается, более ценной фигурой. В действительности, при оценке положения на доске за Тарнсмэна дают восемь очков, а за Всадника Высокого Тарлариона только два. Я не предполагал, что он решится продвинуть своего Копейщика на Строителя Убара – десять, хотя бы потому, что это поле теперь было защищено, ведь колонна была открыта, а в ней стоял его Строитель на квадрате Строителя Убара – один. Теперь уже я начал подозревать, что и размещение его Строителя в этой колонне, скорее всего, не было случайным, не больше, чем раздражающее расположение его Писца на поле Писца Убары – четыре. Если бы он действительно решился сходить Копейщиком, заменяя его, по-видимому, Всадником Высокого Тарлариона, чтобы опять поставить Домашний Камень под угрозу, и препятствовать тому, чтобы я сходил своим Всадником на Посвящённого Убара – девять, заканчивая игру, то я взял бы его новую фигура своим Строителем. Конечно, и он бы не преминул взять того своим Строителем. Всё же этот размен фигур жертвовал его заменённым Копейщиком. Я ожидал, что он, скорее всего, сначала возьмёт Строителя я уже затем, безнаказанно, продвинет Копейщика на шаг вперёд заменив его на Тарнсмэна на поле Писца Убара – десять. Однако, если бы он поступил так, то это дало бы мне один ход, которого мне бы хватило на захват Домашнего Камня, поставив моего Всадника Высокого Тарлариона на желанное поле Посвящённого Убара – девять. Я смахнул пот с бровей. Кажется, он просчитался. Игра всё ещё была моей!

– Копейщик на Посвящённого Убара – десять, – объявил он, ставя своего Копейщика ни на поле Строителя Убара – десять, на на Писца Убара – десять, а забирая моего Строителя. Это поставило его позади моего Домашнего Камня.

– Всадник Высокого Тарлариона, – добавил он, заменяя Копейщика соответствующей фигурой. – Угроза Домашнему Камню.

– Я могу взять его своим Строителем, – напомнил я.

– В действительности, – заметил он, – не можешь, а должен это сделать. У Тебя просто нет иного выбора.

Я смёл своим Строителем стоявшим слева от меня, его нового Всадника Высокого Тарлариона с клетки Посвящённого Убара – один. Его карьера, как оказалось, была совсем короткой. В данной ситуации у него не было права на существование. Казалось, что мой противник сделал не что иное, как моими руками сбросил с доски своего нового Всадника Высокого Тарлариона. Я не мог переместить Домашний Камень ни на Строителя Убара – один, ни на два или три из-за того, что эту колонну держал под ударом его Строитель стоявший на поле Строителя Убара – один, а клетка Строителя Убара – один ещё и дополнительно перекрывалась его Писцом, оставленным на Писца Убары – четыре.

– Строитель идёт на поле Строителя Убара – девять, – сказал он.

Мне осталось только с тоской рассматривать доску.

– Захват Домашнего Камня, – развёл он руками.

– Да, – вынужден был признать я.

Мой Домашний Камень был выведен на поле Посвящённого Убара Два. Таким образом, он использовал мои же собственные фигуры, чтобы заманить его в ловушку и зажать там, в беспомощном положении. А потом просто захватил его по открывшейся колонне своим Строителем.

– Каждый из твоих ходом был вынужденным, – заметил он. – У Тебя ни разу не было альтернативы.

– Верно, – согласился я.

– Всего лишь элементарная жертва Убары, – усмехнулся игрок.

– Элементарная? – возмутился я.

– Конечно, – кивнул он.

– Я не заметил этого, – признался я, – по крайней мере, пока уже не было слишком поздно.

– Я предполагал это, – сказал он. – Иначе Ты, скорее всего, сдался бы несколько ходов назад, и возможно, избежал бы подобного конфуза.

– Но я-то был уверен, что побеждаю, – покачал головой я.

– Мне кажется, что Ты серьёзно заблуждался относительно того, кто из нас атаковал, – предположил победитель.

– Очевидно, – признал я.

– Несомненно, – согласился, он с моим мнением.

– И Ты уверен, что жертва Убары была «элементарной»? – спросил я.

– Да, – кивнул он.

– А я почему-то подумал, что она была блестящей, – заметил я.

– Игроки, подобные Тебе, – сказал он, – обычно приветствуют как блестящие даже самые очевидные мелочи, особенно, когда они обнаруживают себя их жертвами.

– Я понимаю, – вздохнул я.

– Не надо так расстраиваться, – сказал он. – Среди тех, кому не дано играть в Каиссу, Ты играешь очень неплохо.

– Спасибо и на том, – буркнул я.

– Да не за что, – ответил он. – Ты хотел бы сыграть ещё раз?

– Нет, – мотнул я головой. – Не сейчас.

– Отлично, – сказал он, и начал складывать фигуры в большой кожаный мешок.

– А Ты бы не хотел побороться? – предложил я.

– Нет, – достаточно любезно отказался он.

– Но если бы не эта жертва Убары, ведь у меня всё складывалось совсем не плохо, не так ли? – поинтересовался я.

– Да, – признал игрок, – на самом деле всё шло не плохо. Фактически, это даже было довольно хорошо.

– Я так и думал, – улыбнулся я.

Я смотрел, как игрок аккуратно, с любовью складывал фигуры в свой кожаный мешок. Он был явно в хорошем настроении. Всё же мне показалось, что жертва Убары, вовсе не была не такой уж явной, ни элементарной. По крайней мере, уже это дало мне некоторое удовлетворение. Этот момент мне показался, самым удобным временем, для беседы с ним. Я уже в течение нескольких последних дней искал возможности поговорить с ним. Только разумного повода, при котором мне удалось бы естественно и непринуждённо поднять интересовавший меня вопрос, да ещё так, чтобы не пробудить его любопытства или подозрения, всё никак не представлялось. Монстр затянул завязки на мешке. Да, это было самое лучшее время, для решения моего вопроса. Кажется, я всё устроил так, что это будет выглядеть довольно естественно. Всё должно пройти легко. Да, я решил, что смогу привернуть это дельце.

– Мне жаль, что я не записал игру, – сказал я.

– Я могу продиктовать Тебя все ходы, если пожелаешь, – предложил он.

– По памяти? – уточнил я.

– Конечно, – кивнул он. – Это не трудно.

Я вытащил из своей сумки несколько листков бумаги и стилос. Среди этой пачки бумаги, которую я предполагал использовать в качестве планшета для листа, на котором я собирался записать ходы, присутствовали и бумаги, что я позаимствовал у Леди Янины, на постоялом дворе близ ярмарки Ен-Кара.

– Ага, – протянул игрок. – Понятно.

– Что? – опешил я.

– Интересно, я сейчас должен спросить: «Что это у Тебя там?», или несколько позже? – усмехнулся он.

– Ты о чём? – спросил я.

– Мы, должно быть, сыграли не одну сотню игр, – заметил он. – И никогда прежде Ты не интересовался записью их ходов. И вдруг сегодня Тебе стало это интересно. Почему, спрашиваю я себя. И потом Ты вынимаешь пачку бумаги от своей сумки, и на некоторых из листов, очевидно записи по Каиссе. Разве я не должен выразить любопытство? А после этого Ты, как бы небрежно, задаёшь мне некий вопрос, или вопросы, которые Тебя крайне интересуют?

– Возможно, – запнувшись, признал я.

– Ты действительно интересуешься ходами этой игры? – спросил он.

– Да, я интересуюсь ими, – ответил я, – но, что и говорить, раз уж Ты, всё равно обнаружил это, есть у меня в виду и скрытый мотив.

– Ходы в игре были следующими, – сказал он, и повторил для меня всю игру шаг за шагом, все сорок три хода, иногда, даже комментируя мои действия и давая полезные советы.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– Всегда пожалуйста, – ответил игрок. – А теперь показывай, что у Тебя там за бумаги.

Я передал ему несколько листов из пачки Леди Янины. Он быстро просмотрел бумаги, казалось, покрытые как бы записью ходов Каиссы, нескольких разные партий, или фрагментов партий.

– У Тебя появился некий вопрос, некие конкретные вопросы, о них? – поинтересовался игрок.

– Я поставлен в тупик ими, – признал я.

– Сначала я решил, что Ты дал их мне в связи с неким конкретным вопросом, имеющим отношение к Каиссе, – сказал он, – возможно, относительно анализа положения или предложенного варианта малоизвестного дебюта. Я думал, что они могли бы быть задачами по Каиссе, в которых должно осуществить захват Домашнего Камня за некоторое конкретное количество ходов.