Текст книги "Танец духов"

Автор книги: Джон Кейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

– Да, Белов мне сообщил, что у вас проблема с ручными пулеметами, – сказал Уилсон, собрав все мужество в кулак.

– Нет, дружок, это у вас проблема с ручными пулеметами! – рявкнул Ибрагим, прожигая американца разъяренным взглядом.

– Что вы кипятитесь? Позвоните лучше Хакиму!

– Звонил я ему, звонил.

У Уилсона упало сердце.

– Ну и что он сказал?

– Нету его. Не отвечает.

Уилсон забыл дышать. Его худший кошмар сбывался наяву.

Ибрагим неторопливо выудил из лежащей у ног сумки спутниковый телефон.

– Меня просили перезвонить через час. Час прошел.

Он стал набирать номер.

Уилсон сделал глубокий вдох – и как в омут кинулся:

– Не надо звонить. Пустое дело.

И Белов, и Ибрагим удивленно воззрились на него.

Семья мальчика, укравшего алмаз, шепотом молилась.

– Что значит «пустое дело»? – сердито спросил Белов.

Уилсон уже пожалел о своей искренности. Возможно, стоило смолчать и потянуть время. А теперь все может покатиться под гору – и очень быстро.

– Мы опоздали, – сказал Уилсон.

Ибрагим сдвинул брови и стрельнул глазами в сторону Белова: «Твой мистер Фрэнк, похоже, рехнулся?»

Мальчик с покрышкой поперек груди вдруг бухнулся на колени.

А Ибрагим вдруг вскочил со стула.

– Алло! Алло! – закричал он в трубку. – С кем я разговариваю? Козел, говори по-английски, так твою растак! Ага, ну! Где Хаким? – Пауза. – Ну так найди его!.. Ты мне нужен, как жопе ручка! Это телефон Хакима, и я хочу разговаривать с Хакимом!.. Так бы с самого начала! – Не отрывая трубку от уха, Ибрагим повернулся к Белову и негромко спросил: – Что посоветуешь делать с мальчишкой?

– Помилуй. Ты уже достаточно страха нагнал.

Ибрагим кивнул:

– Страха нагнал – это точно. – Обращаясь к Уилсону, он добавил: – А ты что по этому поводу думаешь?

Уилсон был занят своими невеселыми мыслями. Судьба негритенка его нисколько не интересовала, не хотелось только паленое человеческое мясо с близкого расстояния нюхать. Хаким к телефону не подойдет. Ни сейчас, ни позже. Возможно, скоро придется нюхать свое собственное горящее мясо…

– Дело ваше, – бормотнул Уилсон в ответ на вопрос полковника. – У меня своих хлопот достаточно.

Ибрагим насмешливо вскинул брови.

– Интересный вы, оказывается, человек, – сказал он с брезгливой ухмылкой. – А по виду и не догадаешься… Алло? Хаким! Ты где пропадал, старый греховодник? Мы тебя обыскались! Говори громче, плохо слышно. Короче, тут у нас проблема с образцами посуды, которые ты прислал. Я говорю – проблема с образцами посуды.Часть тарелок китайского производства. Меня это не устраивает… Нет, по деньгам относительно немного – процентов десять от всей цены.

– Шесть! – возмущенно поправил Белов.

Но полковник Ибрагим уже улыбался во весь рот.

– Хорошо, братишка, приятно слышать. Я ему передам… И он, конечно, тут – куда ему деться. Стоит рядышком со мной… О'кей, о'кей… ладно, не проблема… – Ибрагим протянул трубку Уилсону. – Хочет с вами поговорить.

Белов обиженно надулся. По его мнению, Хаким должен был говорить не с американцем, а напрямую с ним.

В глазах Уилсона играли искры – похоже, начинался проклятый приступ его офтальмомигрени, от которой он опять не вовремя ослепнет.

Он приложил трубку к уху и неуверенным голосом произнес:

– Алло?

Прошло секунд десять, прежде чем в трубке раздалось:

– Фрэнк?

Уилсон глупо кивнул, затем опомнился и сказал:

– Да, я.

– Это Хаким.

– Да.

– Все в порядке? С вами все в порядке?

– Да.

Он мог только гадать, сколько людей и в каких местах слушают этот разговор. И откуда Хаким говорит? Из тюрьмы? Из следственного изолятора? Из подвала ФБР или ЦРУ?

– Тогда увидимся через несколько дней в Антверпене.

– Замечательно, – сказал Уилсон.

– В отеле «Витте лилле», как договаривались.

– Хорошо.

В трубке раздались короткие гудки.

Уилсон вернул ее полковнику Ибрагиму. Тот со смехом обратился к русскому торговцу оружием:

– Извини, Макс, Хаким велел недоплатить тебе десять процентов. Бизнес есть бизнес – ничего личного. Сам же говоришь – клиент всегда прав.

Белов поджал губы и хотел что-то возразить, но Уилсон схватил его за рукав:

– Не кипятитесь, Максим, в следующий раз получите сполна.

Полковник Ибрагим повернулся к мальчику, облитому бензином.

– Слушайте все! – заявил он толпе рабочих. – Я подумал и решил. Это всего лишь мальчик. Из очень бедной семьи. И он украл совсем маленький алмаз, ну просто крохотный…

Семья мальчика радостно кивала. И мальчик начал расплываться в счастливой улыбке.

Выдержав паузу, Ибрагим продолжил:

– Однако…

Пошла вторая театральная пауза. Уилсон уже все понял.

– Как человек, я добрый. Но я – начальник прииска, должен обеспечивать порядок и справедливость. А порядок и справедливость требуют наказания по всей строгости. Поэтому я решил не казнить всю семью. Мальчик маленький и глупый и украл совсем крохотный алмаз. Поэтому должен умереть только он.

Ибрагим подошел к матери мальчика, по-прежнему стоящей на коленях в пыли, достал из кармана зажигалку.

– Подожги его сама. Он заслужил.

Женщина упала на землю и забилась в рыданиях.

Ее старший сын вскочил с колен и с проклятиями рванулся к матери. Но стоявший за ним солдат легким тычком повалил его на землю. Мальчик, со скованными за спиной рукой, упал ничком и запрыгал на покрышке. Солдаты загоготали. Толпа рабочих покорно молчала.

Мать продолжала биться в истерике на земле.

– Глупая, ничего не выплачешь. Или ты его сама порешишь, или…

Ибрагим поднял руку и пять раз щелкнул пальцами. Понятливые солдаты кинулись в контору и вернулись с пятью покрышками и пятью канистрами бензина. Или данный спектакль был подготовлен заранее, или в лагере всегда имелся припас для массовой казни.

Ибрагим и его наемники забавлялись тем, как потенциальные жертвы корчатся от ужаса. Один из младших сыновей рухнул на землю без чувств. Даже пятилетняя девочка, казалось, что-то поняла. Она закрыла глаза ручками и не переставая визжала на руках у дедушки.

– Подожги своего поганого сына, – произнес Ибрагим, – и я обещаю пощадить остальную семью. Смотри, какой великодушный выбор: один против пятерых! Как только мальчишка поджарится, я вас всех отпущу!

Женщина только стонала и царапала землю ногтями.

Ибрагим подхватил ее, поднял и, держа за плечи, сверлил дьявольским взглядом:

– Ну, соглашайся! Спаси себя и остальных!

Женщина так отчаянно мотала головой, что шея грозила переломиться.

– Как ты не понимаешь? Что твой выблядок стал вором – ты, ты плохо воспитала! Ты виновата уже тем, что родила его на свет. И все-таки я прощаю тебя. Только покажи мне, как ты ненавидишь этого преступника! Убей гада! Если твоя материнская сущность не позволяет – что ж, я пойму. Но тогда каждый из вас получит по покрышке на грудь!

Ибрагим брезгливо отшвырнул женщину. Та упала на землю, схватила сапог Ибрагима, стала его целовать…

– Ну, решай! Вся твоя семья или только старший сын? – Ибрагим щелкнул зажигалкой и любовался огоньком. – Вся твоя семья или только старший сын?

Казалось, эта пытка будет длиться вечно.

– Оставьте женщину в покое! – вдруг громко сказал Уилсон.

Ибрагим резко повернулся к нему. Его охранники вскинули автоматы и нацелили их на американца.

Уилсон сначала поднял на всякий случай руки, потом медленно протянул ладонь правой руки в сторону Ибрагима.

– Дайте мне чертову зажигалку, – сказал он раздраженным тоном человека, который опаздывает на поезд. – Я сам его подпалю!

17

Буниа

12 марта

Это было всего лишь еще одно испытание на прочность.

Уилсон был уверен, что он и есть тот сверхчеловек, которого провозвещал Ницше. И коль скоро он по ту сторону добра и зла, то и совесть-химера живет в нем только как ненужный атавизм – что-то вроде аппендикса, который вечно грозит дурацким воспалением. Совесть для сверхчеловека – не более чем идущие из первобытного далека нервирующие статические шумы, мешающие наслаждаться чистым звуком современности.

Если хорошенько покорпеть с карандашом в руке, то наверняка можно вывести точную математическую формулу жизни, в которой совесть будет окончательно выдворена за скобки.

Уилсону часто думалось, что совесть можно и нужно сбросить, как старую змеиную кожу, – и смело шагать дальше. Пусть тот, кто крадется по его следу, заметит в траве чешуйчатую шкурку – и обомрет сердцем: значит, Уилсон где-то совсем рядом и он на тропе войны – охотится за охотниками, которые охотятся за ним!..

Чтобы потребность в насилии не взорвала его изнутри, Уилсону было насущно необходимо примириться с этой потребностью, не воспринимать ее как врага, не вести с ней войну, ибо в этой войне он был бы обречен.

Таким образом, убить воришку – лишь дружественный акт по отношению к самому себе.

Когда Уилсон пошел к нему с зажигалкой в руке, мальчик закрыл глаза.

Уилсон остановился возле него и ждал. То, что он делал, лишалось цены, если он не смотрел при этом прямо в глаза жертве. Он должен насладиться ее животным страхом и ее немым проклятием несправедливости мира.

Мальчик, очевидно, почувствовал давление воли Уилсона и открыл глаза. Но смотрел он себе под ноги.

Уилсон ждал.

И мальчик наконец поднял глаза.

Уилсону было достаточно одной сладкой долгой секунды – и он щелкнул зажигалкой.

Пацан, даром что голый, занялся быстро. От покрышки повалил черный дым. Объятый пламенем мальчик заметался по площади перед конторой. Солдаты с хохотом отскакивали от него. Казалось, идет веселая игра в салочки. Время от времени какой-нибудь солдат изловчался и давал пареньку под зад ногой. И опять все смеялись.

К сожалению, игра закончилась быстро. Через минуту бегающий из стороны в сторону орущий мальчишка вдруг упал замертво. Очевидно, разорвалось сердце.

Бензин выгорел. Тело дымилось, но пламени больше не было.

К этому моменту Уилсон дышал так, словно он сам только что носился по площади. А между тем вся его роль ограничилась щелчком зажигалки и протянутой рукой.

Он прислушался к себе в поисках каких-то эмоций. И, к своему приятному удивлению, ничего не обнаружил. «Солнце всходит и восходит», «мальчик сгорел», «птицы вьют гнезда по весне». Это всего лишь факты. Среди прочего в природе случаются и такие вещи, как насильственная смерть. Не берите в голову. Проехали.

* * *

Это случилось накануне, а сегодня у Уилсона были другие хлопоты.

Полковник Ибрагим предложил ему бронетранспортер, чтобы доехать до Кампалы. В столице Уганды он сел бы преспокойно в самолет и через считанные часы попал в Лондон, а оттуда до Антверпена рукой подать.

Однако Уилсон отверг великодушное предложение. Пересечь границу Конго и Уганды в бэтээре означало привлечь к себе нездоровое внимание. Никакая броня не спасет от любопытства властей или солдат удачи. Уилсон решил держаться того плана, который они выработали в свое время с Хакимом: добраться до Буниа, а там приятель Хакима организует ему лодку. Ночью Уилсона незаметно для пограничников переправят через озеро Альберт в Уганду. Там Уилсон, Зеро, Халид и их сопровождающий пересядут на мотоциклы, по проселкам доедут до шоссе – и дальше с ветерком до самой Кампалы.

Ибрагим крайне скептически отнесся к этому варианту, но только плечами пожал: свое оружие он получил, и теперь отчаянный американец волен делать все, что ему заблагорассудится.

– Есть в Буниа банк? – спросил Уилсон.

– А как же!

– В ожидании переправы я не хочу болтаться по городу с таким количеством алмазов в сумке! Хотелось бы спрятать их в сейф.

– Думаю, с этим не будет проблемы, – сказал Ибрагим.

Однако проблема была. И заключалась она в том, что в Буниа никакого приятеля у Хакима не существовало и никакая лодка Уилсона там не ждала. Вся история была выдумана для Ибрагима – чтобы развязаться с ним без долгих объяснений.

Вместе с возможностью продать алмазы в Антверпене сгорели и прежние намерения.

Совершенно очевидно, что Уилсону пишут от имени Бободжона те же люди, которые схватили Хакима. В антверпенском отеле «Витте лилле» американского подданного Уилсона, конечно, ждут – ФБР, или ЦРУ, или еще какие-нибудь грозные буквы. Ему без лишнего шума двинут по голове, что-нибудь вколют – и он проснется в наручниках по дороге в какую-нибудь заокеанскую американскую тюрьму для террористов, которой на бумаге просто не существует. Алмазы в процессе, конечно, испарятся.

Поэтому пришлось сымпровизировать новый план. Уилсон действительно ехал в Буниа. А дальше… дальше куда кривая вывезет.

Буниа была столицей самой неспокойной и опасной провинции Конго.

Среди райских пейзажей, неподалеку от дивного озера Альберт, в Буниа скучилось триста тысяч человек – без работы и без денег, без настоящего и будущего. Утопая в собственных отбросах и опухая от голода, они гибли десятками тысяч от недоедания и заразных болезней.

Все это, естественно, мало интересовало Уилсона.

Алмазы, которые весили больше трех фунтов, были спрятаны в полости большой изящной статуэтки. Вес статуэтки из железного дерева не должен был вызвать подозрений при случайной проверке. Семь тысяч двести шестьдесят три карата! И, по заверениям Ибрагима, из каждого алмаза получится бриллиант чистой воды.

В драгоценных камнях, как и в оружии, Уилсон не разбирался, однако Ибрагиму верил. Зачем тому лгать? Ибрагим и Хаким были деловыми партнерами, и давно, Белов и Уилсон – не более чем посредники в их отношениях.

Спроси Уилсон Ибрагима и Хакима, почему они доверяют друг другу, он услышал бы много рассуждений об Аллахе, общем деле, мусульманской солидарности и десяти годах совместных успешных секретных операций. Но если отбросить словесную шелуху, оба вели честную игру только потому, что в этом бизнесе обман наказывался смертью. Если Ибрагим спалил подростка, укравшего пару карат, – нетрудно представить, что ожидало человека, который кинул бы его на пару тысяч карат. Но обмани Ибрагим сам – все джунгли Африки его не спрячут!

Поэтому если полковник говорит, что алмазы высшего качества, значит, они действительно высшего качества.

На легальном рынке камушки стоили бы хороших восьми миллионов долларов. Получи Уилсон хотя бы половину этой суммы – ничто не помешает ему реализовать его великий проект. Одна загвоздка: если он выберется из Африки живым и невредимым, кому он продаст свой товар – теперь, когда Хакима выдернули из игры? А двадцать второе июня – великий день летнего солнцестояния, момент Уилсона – не за горами. Следовало торопиться.

Сразу по прибытии в Буниа Уилсон направился в банк.

В силу особенностей местного житья-бытья здание, в котором находился «Банк Заироз дю коммерс экстерьер», было аккуратно обложено мешками с песком. Оставив Зеро и Халида у входа, Уилсон прошел к управляющему.

Мистер Бизва, индиец лет пятидесяти, восседал за массивным резным столом под портретом президента Жозефа Кабилы. Он чинно пожал американцу руку и пригласил сесть.

– Чем могу служить?

– Мне бы хотелось воспользоваться индивидуальным сейфом в вашем хранилище, – сказал Уилсон.

Он вынул из сумки деревянную статуэтку и развернул полотенце, в которое она была завернута.

– Позволите взглянуть поближе?

– Пожалуйста. По-моему, вещь ценная.

Бизва покрутил статуэтку в руках и поцокал языком.

– Да-да… симпатичная.

– Приобрел в Уганде. Надеюсь, не переплатил. В Европе с руками оторвут.

Мистер Бизва неопределенно улыбнулся.

– Вы в наших краях по поводу алмазов? – спросил он.

– С чего вы взяли?

– Да сюда ни за чем другим не приезжают.

– Нет, я покупаю кофе.

Управляющий банком насмешливо прищурился:

– Боюсь, вы промахнулись на тысячу километров.

– О нет, – торопливо поправился Уилсон, – сюда я заглянул так, туристом.

Бизва кивнул, не изменяя насмешливого прищура.

Уилсон решил брать быка за рога, подался в сторону управляющего и, понизив голос, произнес:

– Раз уж вы упомянули алмазы… Тут они, похоже, не очень дорогие. И я бы с удовольствием купил один камушек – невесту хочу побаловать подобающим кольцом. Три-четыре карата меня бы устроили. Насколько я знаю, при обработке теряется половина. Надеюсь, моя подруга останется довольна двумя каратами.

– Мм-м…

– Возможно устроить?

– Разумеется. Проще простого.

– Но я знаю, что это против закона…

Банкир ухмыльнулся:

– Ах, бросьте, какие законы!.. Начнем с того, что полиции как таковой тут больше не существует. Дюжина горе-автоинспекторов, которые не смеют остановить ни одного нарушителя, потому что все при оружии. Да и эти трусливые обалдуи не получают зарплаты с прошлой осени.

– А как насчет солдат ООН? Я видел их посты…

– Горстка ребят из Уругвая и Бангладеш чувствуют себя здесь, как ужи на горячей сковородке. У них с местными бандами дел невпроворот – до алмазов ли! Вы спрашиваете, можно ли камушек купить? Этим все и заняты: покупают и продают алмазы. Тут начало и конец местной экономики.

– Ах вот как! Очень интересно. – Уилсон прилежно имитировал простодушие. – Значит, вы можете порекомендовать хорошего торговца?

– Да хоть сто! Алмазами у нас только ленивый не торгует. Любой таксист или сам вам продаст, или присоветует, куда обратиться. Любой военный, любой чиновник… Но разумеется, это всё опасные пути. Могут одурачить.

– То-то и оно! – подхватил Уилсон. – Звезданут по башке и денежки отберут.

– Поэтому надежней всего пойти к ювелиру. Тут во всех лавках почти сплошь ливанцы. Народ хитрый, зато у кого свой магазинчик, того и завтра на месте застанешь. А таксист продаст вам дрянь – и ищи ветра в поле.

– Говорите, сплошь ливанцы?

– Да. Исключение – один господин из Китая. Но у него такая репутация, что связываться не советую.

– А что за репутация?

– Говорят, скупает камни оптом. Ничем не брезгует.

– Ну, к этому гаду мне не нужно!

Уилсон замолчал. В тишине поскрипывал вентилятор на потолке. Что ему было нужно, он узнал и мог, собственно говоря, уходить.

– Ах да, – сказал Уилсон, – я еще нигде не остановился. Не посоветуете приличный отель?

– К сожалению, все отели закрыты. И приличные, и неприличные. Впрочем, я уверен, что для вас найдется комната во дворце Лубумбаши, где жил градоначальник. Дворец – это так, одно название. На самом деле просто вместительный особняк.

– А что случилось с градоначальником?

Бизва слегка нахмурился:

– Скончался недавно.

– Мои соболезнования. Долго болел? – с лукавой улыбкой осведомился Уилсон.

– Нет, до пули в лоб был здоров как бык, – сухо отозвался индиец.

Уилсон многозначительно кивнул.

– И вы полагаете, этот дворец… простите, вместительный особняк будет безопасным местом для… для человека вроде меня?

Бизва задумчиво пожевал губами.

– Думаю, да. Журналисты, которые там живут, не жалуются. Всегда толчется много солидного народа – чиновники, офицеры… – Тут он двусмысленно усмехнулся и быстро добавил: – Так что вашу штучкудействительно лучше в хранилище положить – от греха подальше.

На стенах дворца Лубумбаши, и без того обшарпанных, виднелись свежие выбоины от автоматных очередей. Почти трехметровая стена вокруг зияла проломами – очевидно, в деле участвовала и артиллерия. Сад превратился в перекопанный пустырь, на котором резвились ящерицы. Пересохший бассейн с мозаикой служил помойкой.

– На постельное белье и полотенце не рассчитывайте, – предупредил администратор импровизированного отеля. – Будут завтра. Возможно.

От бельгийца-администратора с глазами побитой собаки разило водкой и равнодушием.

Уилсон заплатил наличными за две комнаты – себе и арабам.

– Захотите выпить и побыть в компании – бар налево.

Зеро и Халид пошли в свою комнату – отдохнуть и, как подозревал Уилсон, опять молиться. В последнее время они особенно прилежно били поклоны на Мекку – очевидно, Африка, даже в сравнении с обнищалым и изувеченным Бейрутом, произвела на них сильное впечатление и они не чаяли вырваться из нее живыми. После сожжения мальчика они и на Уилсона поглядывали с опаской.

Бар оказался просто гостиной, в которую внесли дополнительные стулья и столы. Даже стойки не потрудились установить. Кондиционеров не было, только ленивые вентиляторы под потолком бессмысленно месили горячий воздух.

Кроме Уилсона, в большой комнате находился лишь один посетитель – смуглый небритый взлохмаченный португалец лет шестидесяти. Тут же познакомились.

– Фрэнк д'Анкония.

– Хосе Да Роза.

Уилсон опустился в кресло рядом с ним и сказал подошедшему официанту:

– Джин с тоником. А господину Да Роза повторить то, что он пьет.

Да Роза улыбнулся:

– Мерси.

– Чем занимаетесь в этой благословенной глуши? – поинтересовался Уилсон.

– Паразитирую на последствиях.

– На последствиях чего?

– Войны, конечно.

– Хорошая у вас профессия! – рассмеялся американец. – И как паразитируется?

– Не жалуюсь. В Африке у меня всегда хватает работы. Правда, год-два назад было еще лучше.

– Не печальтесь, они опять сцепятся.

Профессиональный мародер поднял свой стакан.

– Ваши слова да Богу в уши! Выпьем за дураков. Чтоб им мирно не жилось. Я в последние месяцы печенкой чувствую – снова земля дрожит. Чин-чин!

Они выпили.

– Значит, прежде дела шли лучше… – заговорил Уилсон.

Португалец мечтательно закатил глаза.

– Была же Первая африканская мировая война!

Уилсон это словосочетание слышал впервые и удивленно вскинул брови.

– Вы что, прозевали? – в свою очередь, поразился его собеседник. – Девять национальностей, двадцать армий, четыре миллиона убитых. И вы, дружище, не слышали?

– Двадцать армий? Четыре миллиона трупов?

– Плюс-минус сто тысяч. А впрочем, кому какое дело? Каждый день слышат в теленовостях, что в Африке опять где-то стреляют. Но лень сгрести все факты в кучу и понять: суммарные новости за пять лет означают четыре миллиона убитых. Никто в мире не ненавидит негров так люто, как другие негры. Таких расистов, как они, еще поискать! В ваших жилах, если не ошибаюсь, течет индейская кровь. Так знайте, здешние негры имеют своих индейцев, только чернокожих. И не успокоятся, пока всех этих «дикарей» не перебьют. Хуже того, здесь почти все считают друг друга «индейцами» – варварами, недостойными существования. Вы, надеюсь, не обижаетесь? Потому что настоящими дикарями я считаю тех, кто истребил индейцев.

Только теперь Уилсон заметил, что португалец изрядно пьян.

– А вас каким ветром занесло? На туриста вы не похожи, да и кто сюда сунется удовольствия ради? В Европе я бы вас за оперного певца принял.

Уилсон рассмеялся.

– Певцам тут еще меньше интереса, чем туристам. Я кофе скупаю, – брякнул он не задумываясь.

И опять, как в банке, ложь не возымела успеха.

Португалец вскинулся и почти трезвым взглядом впился ему в лицо.

– Хороший бизнес… Арабику скупаете или робусту?

Уилсон непонимающе захлопал глазами.

Да Роза со значением рассмеялся.

– Стало быть, алмазами занимаетесь, так?

Уилсон решил не спорить. От этого человека ничего не зависело.

– Продаете или покупаете? – спросил португалец.

– Зависит от обстоятельств. Вы тоже?

Да Роза замотал головой:

– Нет! Я человек рисковый, но, по мне, алмазы хуже чумы. Тронешь – и кранты. А вам могу рекомендовать одного ушлого ювелира. Зовут Лахуд. Платит хорошо и человек проверенный. Если из любезности упомянете мое имя, он и мне немного отстегнет – за клиента.

– Этот Лахуд – он ливанец?

– Они все ливанцы, – отрезал португалец.

Уилсон нахмурился. Ливанцев он предпочитал обходить десятой дорогой. Кто-то из них мог совершенно случайно оказаться другом или знакомым Хакима или его соратников. Да и общение Зеро и Халида с соотечественниками было крайне нежелательно: вдруг те имеют секретные каналы информации и уже осведомлены о пропаже Хакима? Как в этом случае отреагируют его телохранители, можно было только гадать. Не исключено, что у них имелись строгие инструкции на подобный случай. Так или иначе, Зеро и Халида Уилсон все больше ощущал как опасную обузу.

– Я слышал про одного ювелира-китайца…

Да Роза поморщился:

– Знаю, знаю. Большой Пинг. У него лавка на рю де Голль. Всегда носит бронежилет. Наверное, и спит в нем.

Уилсон рассмеялся:

– Ему действительно есть чего бояться?

– Еще бы! Хотя, в сущности, неплохой малый. Будет жаль, если его шлепнут. Но к нему по мелочам нечего соваться. Он занимается исключительно оптом.

– Я думал, в таком месте оптом занимаются практически все.

– Ну, мелким оптом балуются все. Но один Пинг действует с настоящим размахом – хорошие связи в армии. Когда твою задницу готовы прикрыть даже танками, отчего же не рисковать! Да и «Триада» за его спиной.

– Серьезно? Китайская мафия и сюда достает?

Да Роза только хмыкнул.

– Чего стоит мафия, которая проходит мимо такого золотого дна?!

Следующим утром Уилсон шел в лавку Большого Пинга. В руках у него была карта, нарисованная бельгийцем-алкоголиком, который заправлял делами во дворце Лубумбаши. Однако и карта не облегчала поиски. У многих улиц не было имен, у большинства домов – номеров. Обращаться к прохожим Уилсон не рискнул. Хотя его французского было достаточно для простого вопроса, если Да Роза не врал про китайца, то спрашивать: «Как пройти к Большому Пингу?» – все равно что в свое время интересоваться в Чикаго, где живет Аль Капоне.

В итоге они брели вперед почти наобум.

Зеро и Халид, с «Калашниковыми» у пупка, старались выглядеть грозно. И это у них в принципе получалось. Однако Уилсон, уже немного знавший своих телохранителей, не мог не чувствовать, что втайне они поджали хвосты. Каждый десятый мужчина на улице тоже был при автомате. У всех остальных, включая детей старше десяти лет, задний карман оттопыривался пистолетом. И это было мирное население. Солдаты, которыми кишмя кишели улицы, были обвешаны оружием, как елка игрушками.

Шагая за Уилсоном, Халид причитал:

– И что мы тут делаем? Нам давно пора быть в Европе! Хаким говорил…

– Я тоже планировал уже давно быть в Европе, – солгал Уилсон. – Приходится заканчивать особые дела.

Халид опасливо покосился на группу совершенно голых негритят, копавшихся в помойке. Самый старший, лет девяти, стоял на стреме – единственный в штанах. Опираясь на дуло «АК-47», он провожал чужаков угрюмым взглядом. Вряд ли мальчонка был способен своими тощими ручками поднять автомат в боевое положение. Однако Халид не рискнул бы проверять это на своей шкуре.

Когда они отошли от непредсказуемой детворы на приличное расстояние, Халид ворчливо выпалил в спину американцу:

– Хаким ничего не говорил про «особые дела»!

– Потому и не говорил, что они особые! – бросил через плечо Уилсон.

Через пару кварталов Зеро весело взвизгнул и указал на крупную вывеску в конце глухого тупика: «Пинг Ли Он, покупать-продавать».

Внутри, сразу за открытой дверью, сидел молодой китаец с винтовкой на коленях.

Когда Уилсон решительным шагом направился по переулку к лавке, китаец молча поднял левую руку и угрожающе помотал указательным пальцем. Уилсон растерянно застыл. Потом сообразил и приказал Зеро и Халиду оставаться на улице.

В лавке царил сумрак. В двух небольших ящиках лежали под стеклом неграненые и граненые алмазы. Всей мебели был комод с драконами да ширма в углу, тоже с драконами. За прилавком стоял дряхлый китаец. У окна сидел европейского вида китайский юноша в белом костюме. Он читал «Таймс» и даже не поднял головы при входе покупателя.

Уилсон спросил старичка за прилавком:

– Мистер Пинг?

– Нет Пинг.

Уилсон удивленно мотнул головой:

– А разве не ваше имя над дверью?

– Нет Пинг!!!

Старик сверлил американца злым взглядом. Потом вдруг расплылся в улыбке:

– Хотеть покупать алмаза?

– Нет.

Старик помрачнел.

– Хотеть продавать алмаза?

Уилсон едва не расхохотался.

– Вам бы, дедушка, детективом работать! – сказал он.

Старик весело закудахтал:

– Моя не есть детектив!

У окна юноша вдруг зашелестел газетой и встал.

– Пинг – это я, – сказал он.

Уилсон повернулся к нему и протянул руку:

– Добрый день. Меня зовут Фрэнк д'Анкония.

– Я знаю.

– Откуда?

– Вас тут все знают. Подожгли мальчика. – Это было сказано с бесстрастным выражением лица. – Идемте.

За ширмой с драконами оказалась тяжелая металлическая дверь.

Впрочем, Уилсон не удивился. Он давно уже понял, что жалкая лавка – не более чем декорация.

На стене, справа от металлической сейфовой двери, была никелированная пластина с выгравированной на ней ладонью. Китаец положил свою ладонь на рисунок, что-то в стене пискнуло электронным голосом, и металлическая дверь откатилась.

Они вошли в комнату без окон – что-то вроде бронированного рабочего кабинета. Внутри было светло, прохладно и, несмотря на кондиционер, отчаянно накурено. В центре стоял покрытый синим сукном стол. За ним двое мужчин пили чай. Лицом к Уилсону восседал непомерно толстый китаец с сигаретой между желтыми зубами. Когда второй мужчина повернулся, Уилсон с нехорошим чувством узнал в нем португальца из бара.

Видя его перекошенное лицо, Да Роза захихикал:

– Отчего вы так долго шли? Мы вас заждались!

Уилсон поджал губы. Ему было неприятно, что португалец с такой легкостью разгадал его намерения и теперь потешался над ним.

Толстый китаец приветливо улыбнулся и в качестве знака благорасположения решил блеснуть своим знанием иностранных языков:

– Бонжур!

Да Роза продолжал смеяться.

– Как я вижу, – сказал он, – вы уже познакомились с Маленьким Пингом.

Юноша в белом костюме пригласил Уилсона сесть и произнес с улыбкой:

– Заранее приношу извинения за плохой английский моего отца.

Толстый китаец – Большой Пинг – с интересом подался вперед и спросил:

– Американец?

Уилсон кивнул.

– Американцы тут вообще редкие гости, – ввернул Да Роза. – А вы вдобавок успели прославиться!

Глаза Большого Пинга сузились еще больше, и он рыкнул, почти без вопросительной интонации:

– Ты ЦРУ?!

Уилсон замотал головой:

– Нет, конечно.

Как ни странно, Большой Пинг выглядел разочарованным. Он что-то сказал своему сыну на китайском.

– Папа жалеет, – сказал Маленький Пинг, – что вы не из ЦРУ. У него хорошие отношения с ЦРУ.

– Увы, – только и молвил Уилсон.

– Хотите чаю?

– Нет, спасибо.

– Qui êtes vous? – спросил Большой Пинг. – Que voulez-vous?

Уилсон обратился к его сыну:

– Объясните вашему отцу, что я не говорю по-французски.

– Он спрашивает: кто вы и чего хотите?

Уилсон мучительно соображал, как ему быть. Молчание затягивалось. На стене громко тикали часы.

Большой Пинг вдруг расплылся в понимающей улыбке и со шлепком положил растопыренную ладонь на стол. Поскольку руки Да Розы и Маленького Пинга уже лежали на столе, Уилсон тут же увидел общее: у каждого между большим и указательным пальцами сидел треугольник из синих точек. Если бы Уилсон вчера в баре был внимательнее…

Он метнул вопросительный взгляд на Да Розу.

– Я родился в Макао, – пояснил он. – Это португальская колония в Китае, недалеко от Гонконга.

– Мистер Да Роза хороший друг, – сказал Маленький Пинг. – У нас нет от него секретов.

Большой Пинг согласно тряхнул всеми своими подбородками.

Уилсон понял: рисковать так рисковать.