Текст книги "Танец духов"
Автор книги: Джон Кейз
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
22
Дублин
4 апреля
На улице Берка поначалу даже водило из стороны в сторону. Не столько после инспекторского апперкота, сколько от бессильного бешенства.
Он остановился и прислонился к стене.
В происшедшее не верилось.
Контора закрыта на неопределенное время. Американский паспорт изувечен. Против тестя возбуждено уголовное дело.
И все из-за жирного дебила Коваленко, который обожает дешевое чтиво типа Айн Рэнд и считает офшоры творением дьявола. Только круглый дурак мог предположить, что Берк и Томми Ахерн находятся в стачке с Франциско д'Анконией. Даже если тот действительно отпетый негодяй, ему не было ни малейшей надобности вступать в преступный сговор с сотрудниками конторы-посредника. Вам незачем вступать в какой-либо сговор с молочником, чтобы он продал вам молоко!
Коваленко на идиота не похож. Стало быть, вся причина в том, что он с ходу невзлюбил Майка Берка. То есть мотив отвратительно элементарный. Но с далеко идущими последствиями.
Берк знал за собой эту странную способность: быстро настраивать против себя представителей власти. Что-то в его поведении, в его манере держаться и говорить оскорбляло чиновников любого ранга, и они мгновенно ощетинивались. Забавно, конечно. Однако всякий раз это заканчивалось для Берка самым несмешным образом.
На их контору Коваленко так решительно навалился единственно потому, что имел полномочия карать и не мог отказать себе в удовольствии. Его явно не беспокоил однозначный исход всей истории – суд отклонит ходатайство о закрытии конторы как необоснованное. Впрочем, юридическая сказка скоро сказывается, да не скоро решение принимается.
Самодурство Коваленко привело к тому, что старик Ахерн остался без любимого занятия и рискует опять сползти в болото тоски и безнадежности.
Коваленко явно упивался шансом перевернуть вверх дном чужую жизнь. Виноват ты или нет, ему главное власть показать. Выходка с паспортом – тому пример. Такие низкие приемы употребляют лишь трусливые игроки. Которых надо без жалости удалять с поля.
Следующие дни Берк неустанно сражался против закрытия конторы. Куда он только не звонил, куда только не жаловался! Инспектора Догерти и Коваленко он завалил электронными письмами. Но все было напрасно. Берк в отчаянии стал давить исключительно на кондовый патриотизм: не дадим иностранцам распоряжаться на родной ирландской земле!
Лаконичнее всего на это отозвался инспектор Догерти:
– Против союзника не попрешь. Сидите тихо, со временем все уладится.
Однако именно время было врагом. Через две недели Томми Ахерн подрезал все розы в своем саду, разобрал завалы старой корреспонденции, наигрался в гольф – и, в согласии с предчувствием Берка, стал мало-помалу возвращаться к прежним самоубийственным привычкам: вечера проводил в пабах, с пьяными слезами рассказывая всем и каждому, какую замечательную дочку отняла у него смерть; каждое утро опять начинал с виски вместо кофе.
Тем временем в Соединенных Штатах агенты ФБР расспрашивали о Берке его родных, друзей и бывших работодателей. Интересовались его политическими взглядами, кругом знакомств, многочисленными поездками по миру. Об этом Берк узнал от отца – тот позвонил ему и тоном заговорщика поздравил с новой работой:
– Молодец! Желаю тебе успеха на великом поприще!
– Какая работа? Какое поприще? – ошарашенно спросил Берк.
Отец изобразил голосом полицейскую сирену.
– Ну, я прав? – спросил он. Поскольку Берк озадаченно молчал, отец добавил взволнованным шепотом: – Значит, не полиция и не ФБР, а бери выше? ЦРУ?
Шепот отца в телефон позабавил Берка. Хотя бы в Америке ФБР вело следствие деликатно и не позорило его в глазах родных и близких.
Столь любимый Коваленко роман Айн Рэнд он читать не стал, однако навел о нем справки в Интернете.
«Гугл» выдал шокирующее количество ответных справок – больше миллиона.
Первым стоял веб-адрес «Общества Айн Рэнд» – там были фотографии писательницы, ее биография и пространные выдержки из работ. На других сайтах разбирали ее книги и толковали философские взгляды.
Количество дискуссионных форумов ошеломляло. Это была сложная сеть – иерархия форумов, посвященных тому или иному аспекту творчества писательницы, тому или иному герою ее произведений. Существовала даже служба знакомств для поклонников Айн Рэнд – с фотографиями и разбитными текстовками, более или менее обычными для веб-страничек подобного рода.
Еще в 1957 году, при первой публикации, за восемнадцать лет до рождения Берка, некоторые критики называли роман «Атлант расправил плечи» книгой, которая должна лежать на ночном столике каждого американца рядом с Библией. Похоже, у некоторых американцев она и по сию пору лежала на ночных столиках – вместо Библии.
Правда, нынешние литературные мэтры злобно честили «Атланта» сервированной в надбитом горшке символизма сборной солянкой из доктрин фашизма, коммунизма и ничем не обузданного индивидуализма времен «первобытного капитализма».
Берк подивился всей этой истерии и контристерии, но углубляться в дебри «объективизма» и литературных полемик не захотел. Во всем творчестве Айн Рэнд его интересовал только один герой – Франциско д'Анкония.
Из пересказов книги Берк создал для себя следующий портрет: отчаянный индивидуалист, истовый борец за ничем не ограниченную свободу предпринимательства. Владелец богатейших медных рудников в Чили, Франциско д'Анкония из принципа прекратил добычу – потому что местное правительство хотело получить от него хоть пару центов в качестве налогов. Но при всем этом зверски богатый сукин сын рядился в романтическую тогу сверхчеловека, который борется с несправедливым устройством мира.
А несправедливое устройство мира заключалось в том, что современная цивилизация позволяет выживать слабому и ставит рамки сильнейшему.
Идеалом еще более одиозного загадочного друга д'Анконии по имени Джон Гэлт было что-то вроде: «Каждый за себя, а Бог – за самых пробивных». Джон Гэлт изобрел машину, которая могла преобразовывать реальность в масштабах планеты. То есть всерьез примерял на себя роль Творца.
Берк невольно вспомнил вечное отвратительно-консервативное ворчание отца: социальная помощь только развращает людей, а политкорректность – маразм. «Американцы разленились, – говорил он. – Жалуются на безработицу и сидят на шее государства. Почему же незаконные иммигранты находят по две работы и не прочь вкалывать и на третьей?» Однако в повседневной жизни отец Берка был душа-человек: готов с себя последнюю рубашку снять, если надо помочь. В противоположность ему Джон Гэлт из книжки был и на практике свинья свиньей – из тех, у кого в пустыне песка не допросишься и кто считает своим долгом подтолкнуть падающего.
Берк зачитался почти до рассвета.
Выключая компьютер, он ощущал только растерянность и смятение.
Франциско д'Анкония как литературный герой не вызвал у него ни малейшей симпатии. Типичный эгоманьяк-краснобай с замашками мессии. Но псих, позаимствовавший его имя, похоже, наложил лапу на приличные деньги. Стало быть, это не заурядный чокнутый фанат. С какой целью он мотается по миру? Что задумал? И каким боком тут замешана «Аль-Каида»?..
Это маленькое расследование было последним здравым актом Берка.
Следующие два дня он не выходил из квартиры. Пил и смотрел телевизор. Периодически вырубался. Проснувшись, пил дальше и таращился на экран, ленясь даже переключить программу, если показывали что-нибудь уж вовсе нестерпимо глупое. Когда выпивка закончилась, он устроил шмон по всей квартире и нашел заначку, которую Кейт, за несколько дней до своей смерти, сделала для какой-то грядущей вечеринки. Телефон тщетно надрывался. Изредка, в моменты просветления, в сознании всплывал вопрос «Что теперь?». У него не было ни настоящего дома, ни цели в жизни. Куда податься? Что делать?
Из ступора его вывел визит Томми Ахерна. Вместе они направились в паб, засели в самом темном углу…
– Вчера я ходил к нашему адвокату, – наконец произнес Старый Кряж. – По мнению Харригана, у них нет никаких судебных перспектив. Через пару месяцев дело будет в шляпе. Максимум через полгода… Да и хрен с ней, с работой. Довольно я в жизни попахал…
– Врешь! Ты работу любишь!
– Смерть отняла у меня одно дитя. Придурок из ФБР – второе.
Берк мучительно вспоминал, что он хотел сказать. Ага!
– Я еду в Белград, – заявил он. И был так потрясен собственными словами, что даже протрезвел. – Да, я еду в Белград! Сам все выясню про этого загадочного сукина сына! Именно там Франциско д'Анконию видели в последний раз. Оттуда следует начинать его поиски.
– И на кой черт тебе этот мерзавец? К тому же ищейки ФБР наверняка уже отработали белградский след…
Берк вскочил, возбужденно потирая руки.
– «Ищейки ФБР»! – фыркнул он. – Нет у меня к ним доверия!
После одиннадцатого сентября у него, как и у многих, сильно поубавилось благоговейного почтения по отношению к ФБР, ЦРУ и Пентагону. Если верить прессе, двое из террористов, направивших самолеты в башни Международного торгового центра, одно время снимали квартиру вместе с информатором ФБР. Другие из той же группы брали во Флориде уроки владения боевым ножом у отставного офицера элитной десантной части. Третьи получили визы в США послетого, как ЦРУ засветило их как участников тайной встречи в Куала-Лумпуре, где обсуждали планы подложить бомбы сразу в дюжину пассажирских самолетов – для одновременного эффектного взрыва. Неряшливость и нескоординированность работы спецслужб шокировали.
– Я уверен, что фэбээровцы упустили что-нибудь важное, – сказал Берк.
Старик только хмыкнул. Потом вдруг поднял голову.
– А с чем ты туда полетишь? – спросил он. – С американскими водительскими правами?
Берк вынул из внутреннего кармана своего видавшего виды пиджака ирландский паспорт.
– Двойное подданство – полезная штука!
Старик Ахерн криво усмехнулся.
23
Белград
11 апреля
В белградском аэропорту, протягивая пограничнику свой ирландский паспорт, Берк ощущал себя заправским террористом. Офицер пролистал паспорт со скучающим видом, стукнул печать на нужную страницу и жестом показал: «Проходи, не задерживай очередь».
С чувством мальчишки, которому сошла с рук дерзкая проказа, Берк вышел из здания аэропорта и пристроился в новую очередь – к ожидающим такси. Было приятно натянуть нос грозному Коваленко.
Пригороды Белграда мало отличались от пригородов любого крупного города. Поражали лишь обилие граффити (с загадочной кириллицей) и лютый процент фашистских свастик в настенном творчестве.
Удивил по-настоящему только центр города. Возможно, Берк ожидал увидеть оборванные, голодные толпы среди руин. Вместо этого ему предстал вполне симпатичный и современный город на слиянии Савы и Дуная – никаких явных следов недавней войны. Сытые, прилично одетые люди, чистые улицы, масса кафе, весь набор дорогих магазинов. На асфальте лежал снег, но деревья уже зеленели.
Таксист на хорошем английском извинился за погоду:
– Весна никакая. Холод собачий. Где, спрашивается, пресловутое глобальное потепление? Нам бы его сюда!
Проехав через кварталы дивных зданий девятнадцатого века, такси затормозило у бетонного ящика без поползновений на архитектуру. Это был отель «Эспланада».
Номер Берка оказался пеналом с сосновой кроватью и ситцевыми занавесками. За исключением допотопного телевизора, ни единой претензии на комфорт.
Берк был озадачен.
Какого дьявола д'Анкония останавливался в таком неприглядном отеле? По словам Коваленко, он был накануне получения трех-четырех миллионов долларов. То есть мог шиковать.
Впрочем, во время той единственной встречи д'Анкония не произвел на Берка впечатление человека, привыкшего к богатому образу жизни. Одет он был отменно, но бросалось в глаза – в только что купленное. И в элегантного джентльмена он играл с упоением новичка. А судя по манерам, самозваный Франциско д'Анкония не во дворце воспитывался. Достаточно сказать, что он в открытую таращился на искалеченное ухо Берка и не постеснялся задать прямой вопрос по этому поводу. Словом, имелся резон предположить, что ему было привычнее останавливаться в отелях самой скромной категории.
* * *
За конторкой портье стоял Вук Милич. Серьезная физиономия, хлыщеватый костюм с галстуком, нагеленные, гладко зачесанные волосы – такого нетрудно представить служащим мелкого мотеля под Вашингтоном. Беглый английский, хоть и с акцентом.
Дружески поболтав о том о сем со словоохотливым Миличем, Берк задал наконец важный вопрос: что он помнит о постояльце, которого звали Франциско д'Анкония?
Милич сразу нахохлился и, постукивая пальцами по столешнице конторки, сказал:
– Это конфиденциальная информация.
Берк положил под танцующие пальцы двадцать евро.
Милич уставился на купюру.
– Вам разменять?
– Нет.
Купюра исчезла, и пальцы Милича забегали по клавишам компьютера.
– Господин д'Анкония останавливался у нас с двадцать четвертого января по второе февраля.
– «Господин»?
– Мистер, по-вашему. Заказал два видеофильма: «Колено Клер» и «Университетские давалки».
– О! – сказал Берк. Информация о половой жизни д'Анконии его не интересовала.
Милич строчил дальше:
– Три раза обедал в ресторане, каждый раз заказывал рыбу. Сказать какую?.. Звонил из номера дважды. Оба раза по межгороду. В баре был раз, два, три… пять раз. Пил только пиво.
Берк был впечатлен. А что бы он мог узнать за сотню?
Но вся информация была пустяковой. Хотя…
– А куда он звонил?
Милич с готовностью пощелкал по клавишам, потом взял листок бумаги и написал на нем два телефонных номера.
– Первый – с кодом Украины. Второй – с кодом Словении.
Берк поблагодарил и хотел идти прочь, однако его остановила новая мысль. Такого образцового портье не грех потеребить и дальше.
– А зачем он приезжал в Белград? По личному делу или…
– Он был здесь в связи с Теслой.
Берк недоуменно вскинул брови. Слово казалось знакомым…
– Что такое «тесла»?
Портье был заметно шокирован, чтобы не сказать оскорблен.
– Никола Тесла! Великий сербский изобретатель. И мировая величина, кстати.
«Один-ноль в его пользу», – подумал Берк.
– Значит, приехал, чтобы встретиться с Никола Теслой?
– Не думаю. Тесла умер лет пятьдесят назад, не меньше.
«Два-ноль не в мою пользу».
– Ваш друг…
Берк хотел поправить Милича, но прикусил язык. Тогда будет три-ноль.
– Ваш друг был здесь на… на встрече… не припомню правильного английского слова… куда много ученых съезжаются пообщаться…
– Симпозиум?
– Верно! А вы… вы действительно никогда не слышали про Теслу?
Берк пристыженно потупился:
– Слышал, да забыл.
Милич сокрушенно покачал головой:
– Самый знаменитый серб всех времен! Он известней самого Влада Дивача!
– Неужели? – воскликнул Берк, который и под расстрелом не смог бы вспомнить, кто такой Влад Дивач.
– Да-да! Тесла изобрел электричество.
– А я думал, электричество – это… Эдисон?
Портье возмущенно фыркнул:
– Вы, американцы, все себе прибрать норовите! Наш Тесла изобрел правильное электричество. А Эдисоново электричество – второго сорта. Тесла много чего придумал. Весь двадцатый век – его идея!
Берк рассмеялся.
Портье обиженно поджал губы.
– Зато ваш друг – тот знал про Теслу! О-го-го сколько!
– Почему вы так решили? Беседовали с ним на эту тему?
– Нет. Он делал доклад о Тесле на… на симфонии.
– На симпозиуме.
– Дурное слово, совершенно лишнее. Куда лучше сказать «междусобойчик». Просто и красиво.
Берк опять рассмеялся.
– Сперва ваш друг ходил на семинары в институте…
– В каком институте?
– С кем я говорю? Со стенкой? – всерьез вышел из себя портье. – Институт Теслы, конечно! А потом он сделал доклад на симфониуме.
Тут их перебили. Подошел постоялец и протянул руку за ключом. В «Эспланаде» электронных карточек-ключей не было, только традиционные в Европе увесистые ключи с деревянным брелоком такого размера, что ни в какой карман не сунешь и случайно не унесешь.
– Итак, – напомнил Берк, когда они остались одни, – Франциско д'Анкония делал доклад в Институте Теслы на симпозиуме…
Однако то ли магия двадцатки исчерпала себя, то ли Милич решил, что сказано достаточно, – так или иначе, портье стал озабоченно перекладывать какие-то бумажки и, не глядя на американца, сухо произнес:
– Больше мне ничего не известно. Может, кто-нибудь в ресторане знает еще что. Поспрашивайте.
– Ладно. Спасибо.
Когда Берк пошел к выходу, Милич вдруг сменил гнев на милость и бросил ему вдогонку:
– Побеседуйте с Иво.
– Это кто?
– Швейцар. Его смена – завтра.
В пустом ресторанчике скучали официантка и барменша. Про его «старого друга и однокашника» Франциско д'Анконию они ничего не знали.
– Франциско д'Анкония! – сказала официантка. – Роскошное имя. Как из книжки.
Берк уязвленно покраснел. Девушка была сообразительнее его.
– Попробуйте поговорить с моей сменщицей, – сказала барменша. – Она будет после семи. Зовут ее Тути.
– Спасибо. А не подскажете интернет-кафе поблизости?
Да будет славен Интернет и трижды славны «Гугл» и «Википедия»!
Через минуту Берк имел целый ворох сведений о Никола Тесле.
Плодовитейший изобретатель, серб из Хорватии, родился в 1856 году, учился в Австрии, работал в Праге, Будапеште и Париже, а потом и в США, где умер в 1943 году.
Хоть и не он изобрел двадцатый век, но своими трудами в области электро– и радиотехники он действительно вымостил дорогу блистательным современным технологиям. Пионер высокочастотной техники, создатель генераторов и трансформаторов. Исследовал возможность передачи сигналов и энергии без проводов. И так далее, и так далее. Многие его ученики возмущались тем, что он не получил Нобелевскую премию, и называли Теслу «Леонардо двадцатого века». Самая важная часть научного наследия после его смерти конфискована спецслужбами – и до сих пор, то есть спустя шестьдесят два года, недоступна научной общественности. Что порождает самые фантастические легенды о содержании его последних изобретений.
Однако вся масса сведений о Тесле никак не объясняла, почему «Франциско д'Анкония» пристально занимался изучением его трудов. Даже слетал в Европу. Просто что-то вроде хобби – одни выращивают орхидеи, другие собирают сведения о приглянувшейся им великой личности прошлого – или тут нечто серьезное? Некий практический научный интерес?
Берк нашел английский сайт, посвященный белградскому симпозиуму «Тесла-2005». Там был список участников. Фамилии шестерых американцев Берк перенес в отдельный файл.
Джонсон
Добкин
Уилсон
Пара
Фелерман
Шрегер
Ни следа «Франциско д'Анконии». Доклады отпугивали Берка одними названиями: нуклоны, частоты Фурье, магнитостатические скалярные потенциалы…
Но портье однозначно утверждал: «Ваш друг делал доклад о Тесле на симфонии». Стало быть, кто-то из шестерки американских докладчиков – «Франциско д'Анкония».
По убеждению Коваленко, мнимый чилиец – террорист. Однако Берку было трудно представить себе террориста, который между делом балуется изучением нуклонов, частот Фурье или рассчитывает векторный коэффициент скалярных пар. Ненависть – это работа, которая требует самоотдачи и концентрации и не позволяет распыляться на кропотливое научное познание мира.
Еще труднее было вообразить ученого, который в промежутках между лабораторными опытами мотается по стране с самодельными бомбами. Человек, двигающий науку и живущий в увлекательном мире нуклонов и скалярных пар, не настолько интересуется людьми, чтобы отвлекаться на собственноручное их убийство!
Или одно, или другое. Мясники не являются активистами вегетарианского движения. А епископы не подрабатывают привратниками в борделях.
24
Белград
11 апреля
Было темно и холодно, когда Берк подходил к «Эспланаде», посыпал мокрый снег. Навстречу, зябко пряча пол-лица за воротником, изящно семенила статная молодая женщина в длинном красном пальто. Она чем-то напоминала Кейт… Боже, то-то было бы чудесно гулять по Белграду с Кейт!.. В такую погоду он всегда брал ее под руку, и они шли, тесно-тесно прижавшись друг к другу. Для одиночки Белград скучен и неприютен. Вместе они сели бы в уютном ресторанчике, взяли по бокалу вина – и говорили, говорили… нет, даже просто молчать с ней было бы замечательно…
Хватит.
Вечером ресторан «Эспланады» наполнился. На столах в рубиновых вазочках горели свечи.
За стойкой бара стояла другая женщина, лет сорока-пятидесяти, в полумраке точно не определишь.
– Простите, я ищу Тути, – сказал Берк.
– Уже нашли.
– В январе у вас останавливался американец. Портье сказал, что вы могли его запомнить. Моего возраста.
Тути наморщила лоб.
– Думаю, он ходил в фетровой широкополой шляпе – как гангстеры в американских фильмах пятидесятых годов.
Барменша игриво улыбнулась:
– Гомосексуалист?
– Кто?
Новая улыбка. Еще более двусмысленная.
– Ваш друг.
– Нет. Точнее, понятия не имею. А что?
– Так зачем он вам?
Берк хотел что-нибудь соврать, но… надоело.
– Сложно объяснить, – сказал он. – Меня зовут Берк. Майкл Берк. Я приехал очень издалека. Так вы помните того американца?
Он посмотрел женщине прямо в глаза. Та, прищурившись, держала его взгляд. Потом улыбнулась – иначе, дружелюбно. «А она красивая», – вдруг подумал Берк, который давно потерял привычку оценивать женские лица.
– Да, я помню вашего американца. Его звали Фрэнк. Трудно было не запомнить. Во-первых, штатовцы обычно останавливаются в «Интерконе». Во-вторых, мужчина сумасшедшей красоты. Хоть в кино снимай.
Берк спохватился:
– Может, вы хотите выпить?
Он положил на стойку тысячединаровую банкноту.
Тути молча взяла ее, налила себе крохотный стаканчик виски и для проформы пригубила.
– А вы, часом, не из полиции?
– Разве похож?
– Нет.
– А как выглядят полицейские?
– Как дерьмо. Большие бицепсы и маленькие глазки. На прошлой неделе были тут двое из госбезопасности. Вынюхивали как раз насчет Фрэнка.
– И… и что вы им рассказали?
– Похожа я на дурочку? Кто же этой падали правду говорит?
Берк только хмыкнул.
– Два месяца назад эти же типы арестовали двух наших девочек. Может, они и проститутки, но бить-то их зачем?.. Хорошие были девочки, всегда давали чаевые. – Заглянув Берку в глаза, она прибавила: – А вы даете на чай?
– Да-да, конечно. Всегда.
– И правильно. Здешние жмутся. Коммунисты отучили от хороших манер.
Берк положил на стойку еще тысячу динар, которая тут же исчезла.
– Полицейским тут только кретины правду говорят, – продолжила Тути. – И я этим врагам народа ничего ни за какие деньги не продам.
– Я не из полиции, – напомнил Берк. – А откуда вы так хорошо знаете английский?
– Жила в Чикаго двадцать лет.
– Да ну! И как же вас угораздило… то есть почему вы вернулись?
– Мать заболела. Пришлось…
Барменша вздохнула и неожиданным, проворным движением закинула себе в горло весь стаканчик виски.
– Матери лучше?
– Лучше. Вырезали ей эту дрянь… Короче, про Фрэнка я вам расскажу. Что знаю. А знаю мало. Спрашивайте.
– Почему вы называете его Фрэнком?
– Сам так представился. Мы не то чтобы много общались. Дружелюбным его назвать трудно.
– А еще с кем-нибудь он говорил? – спросил Берк.
– Нет. И это печально. Такой писаный красавец пропадает. К нему подкатывали – и девушки, и парни. У нас тут боевой народ. Он – ни-ни. Сидит себе за стойкой, пиво потягивает и в блокноте пописывает. Мне видно – все цифры какие-то, формулы..
– А о себе он ничего не говорил?
– Нет. Только один раз вдруг разошелся – стал танцевать. Причем когда оркестр ушел отдыхать. В тот вечер он хорошо набрался. И давай плясать.
– В одиночку?
Тути рассмеялась:
– Да, в одиночку. И не твист или еще что-нибудь современное. Лопочет-напевает на каком-то странном языке и все кружится, кружится и как-то хитро выламывается. Очень красиво – будто по воздуху плывет, только… ну прямо как шаман туземный… Словом, он долго так танцевал – минут пять-десять. Оркестр вернулся, но не начинали – смотрели на него во все глаза. И посетители тоже. Я смотрела и диву давалась: во дает, тихоня!.. – Очевидно, у Берка был такой озадаченный вид, что барменша саму себя перебила и сказала: – Короче, оттанцевал – и был в таком отличном настроении, что отстегнул мне сумасшедшие чаевые. Сказал, что это его последний вечер в Белграде.
– А он не упомянул, куда уезжает?
– Нет.
– Что ж, спасибо…
– Погодите. Я еще одно вспомнила. Он говорил по-сербски.
– Шутите!
– В последний вечер, когда он хорошо набрался, он пробовал говорить по-сербски. Акцент чудовищный, но слов знал много. Я спросила, не был ли он в войсках НАТО или ООН. Некоторые солдаты нахватались нашего языка за время войны. Он сказал «нет». Мол, сам научился. По книжкам.
Берк еще раз поблагодарил ее и поднялся к себе в номер.
За окном по-прежнему падал снег. Берк лежал на кровати и наблюдал, как по стене мечется свет от автомобильных фар. Он узнал много странного. Никола Тесла. Айн Рэнд. Зачем-то сербский язык. Пляска в одиночку.
Как это сложить во что-то… осмысленное?
* * *
Когда Берк утром спустился в вестибюль, портье со значением кивнул в сторону двери.
Швейцар Иво, пожилой солидный мужчина в пурпурной форме с золотыми галунами и эполетами, выслушал Берка, с величавым достоинством сложил банкноту в десять евро и сказал:
– Стало быть, чернявый американец вашего возраста? В январе? Помню. Фрэнк, так?
– Правильно. А куда он уехал?
– Известное дело, в аэропорт.
– А улетел-то он куда?
– Мне не доложил.
Берк решил зайти с другого конца:
– А когда он у вас жил, куда ездил?
– Мне опять-таки не докладывал… Хотя нет, погодите. Один раз просил такси организовать. Собирался в Музей Теслы.
Музей Берк осматривать не планировал. Хотел только справки навести.
Но, купив при входе брошюрку о Тесле на английском, он вдруг решил, что глупо не воспользоваться случаем и не пополнить свои знания о человеке, который, по словам портье Милича, «изобрел правильное электричество и двадцатый век».
Получасовая экскурсия по залам его ошеломила. Большая, любовно собранная и профессионально представленная экспозиция. Множество моделей. Сотни фотоснимков. Рисунки и чертежи в витринах. И все убеждало в гениальной разносторонности Теслы. Вкупе его достижения производили сильное впечатление. Было даже странно, что имя такого столпа науки не известно каждому школьнику любой страны!
Берк подошел к смотрителю-билетеру, сидевшему за столиком у входа.
– Простите, у вас тут недавно был научный симпозиум…
– Да-да, знаю. А что вы хотите?
– У меня несколько вопросов по этому поводу.
– Тогда вам лучше к директору. По лестнице, потом налево. Не ошибетесь – там секретарша сидит. Директора зовут Драгослав Новакович. Тоже говорит по-английски.
Директор, седовласый красивый мужчина, принял его сразу и без церемоний.
Берк представился фотографом американского журнала «Путешествия и досуг». В Белграде он второй раз в этом году. В первый раз рядом с ним в самолете сидел американский ученый, летевший на симпозиум, посвященный Тесле. Берк слышал фамилию Теслы впервые. Попутчик добрый час взахлеб рассказывал ему о гениальном ученом. И Берк был глубоко тронут его судьбой – и несправедливым забвением.
– А-а, зацепило вас! – довольно хохотнул директор. – Всех берет за сердце, когда слышат. Да, Тесла – великий человек! По бедности Мастер был вынужден продавать патенты другим изобретателям, которые беспардонно присвоили себе всю честь. А когда у Мастера случались богатые спонсоры, злая судьба подбрасывала всякие несчастья – пожары или еще что… Итак, чего же вы хотите? Брошюрку с докладами на симпозиуме?
– Нет, боюсь, эти материи выше моего понимания, – сказал Берк. – Я прошелся по вашему музею. Чувствуется, что им руководит умный человек, любящий свое дело. И Мастер представлен во всем масштабе.
– Спасибо на добром слове.
– Мы очень славно пообщались с ученым, который летел на ваш симпозиум. Он к тому же мой ровесник. Мне бы хотелось продолжить знакомство с ним, да вот незадача – угораздило потерять его визитную карточку.
– Этой беде легко помочь, – добродушно отозвался директор. – Давайте глянем в мой компьютер. Как звали вашего попутчика?
– Хоть убей, не помню! Знаете, фотограф-журналист что ни день общается с таким количеством людей – в памяти жуткая каша…
– Ладно, попробуем освежить вашу память. – Новакович застучал по клавишам компьютера. – Американцев у нас было раз, два, три… шесть. Вот вам списочек – смотрите на экран. Узнаете какую-нибудь фамилию?
Берк развел руками.
– Тогда давайте методом исключения… Добкин и Шрегер – они старички. Впрочем, погодите, у меня есть идея получше. Я сейчас.
Директор вышел из кабинета и через пару минут вернулся с большим конвертом. В нем оказались черно-белые фотографии.
– Ну-ка, узнаете своего знакомого? Это снимки с симпозиума.
На первой же фотографии взгляд Берка выхватил в группе ученых «д'Анконию».
– Этот! – показал он пальцем.
– А, Вождь Краснокожих! Вы бы сразу сказали – высоченный такой, могучий, смуглый и чернявый. Джек Уилсон! Мы за глаза прозвали его Вождь Краснокожих. Держался таинственно и гордо. Лицом и ста́тью – чистый индеец. Очень умный и талантливый человек. Это все сразу почувствовали. И доклад сделал интересный. По научному существу я не согласен, но крайне любопытно… – Новакович весело ткнул по клавише и добавил: – Получайте адресок. И в качестве бонуса – адрес его электронной почты.
На листке, который выполз из принтера, стояло:
– Это его нынешний адрес? – взволнованно спросил Берк.
– Скорее всего да. Прежде чем он тут появился, мы с ним годами переписывались и обменивались пакетами, и адрес не менялся.
– Думаете, он и сейчас в Пенсильвании?
Новакович пожал плечами:
– Кто ж его знает… Отсюда, из Белграда, он поехал на озеро Блед.
– Озеро Блед где-то рядом?
– В Словении. Знаменитое озеро. Вокруг горы, нетронутая природа, добротные старинные отели. Места – залюбуешься. – Директор сложил пальцы в щепоть и звонко поцеловал их. – Сам Броз Тито имел там дачу!
– Мог Уилсон задержаться на озере Блед до сих пор?
– Сомневаюсь. Он же хотел только дневники Юрия Чеплака полистать. Сколько на это нужно? День-два, от силы неделю!
– А что за дневники?
– Для поклонников и последователей Теслы – несказанное сокровище! – сказал Новакович. – В нашем музее собраны практически все рукописи Теслы – по крайней мере все известные. Однако на ту часть его наследия, которая получила гриф «Совершенно секретно», наложило лапу ФБР. Еще в незапамятные времена, сразу после его смерти. Потом переслали в Лос-Аламос своим ученым, разрабатывавшим атомную бомбу. Однако ФБР зевнуло те бесценные записи, которые сейчас находятся у Луки Чеплака.
Берк кивал, однако вид у него, наверное, был довольно озадаченный, потому Новакович принялся растолковывать подробнее:
