Текст книги "Танец духов"

Автор книги: Джон Кейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

40

Куала-Лумпур

9 июня

Андреа Кэбот каждое утро начинала с занятий йогой. Тренер рекомендовал выполнять комплекс упражнений под расслабляющую музыку. Увы, при ее занятости было непозволительной роскошью разбрасываться временем, поэтому дыхательные упражнения она делала под крайне напрягающую программу новостей Си-эн-эн.

Сегодня главной темой была, конечно, трагедия в Кулпепере: катастрофа самолета, обездвиженные автомобили, отключение электричества, выход из строя якобы застрахованных от любых неожиданностей банковских компьютеров, хаос на улицах и пожары, которые пришлось тушить при помощи вертолетов…

Один из экспертов в какой-то экзотической научной области говорил репортеру:

– Помните старый научно-фантастический фильм «День, когда Земля остановилась»? Инопланетянин для того, чтобы явить свою силу, на полчаса парализовал все автомобили и прочую технику на планете. Так вот, в Кулпепере случилось примерно то же самое. Мир вдруг взял и… остановился.

Кэбот в сердцах метнулась к телевизору и выключила его. Болтовня многочисленных «экспертов» действовала ей на нервы. Благодаря шифрованным информационным сводкам она была осведомлена об инциденте куда лучше, чем Национальная администрация по океану и атмосфере или Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям.

Она знала, что природа не имеет никакого отношения к трагедии в Кулпепере, это чье-то впечатляющее преступление. Поэтому все толки о геомагнитной аномалии, или об особенно сильной буре на Солнце, или о массивном выбросе вещества солнечной короны – все эти толки сознательно маскировали уже очевидную для американского правительства правду.

А правда заключалась в том, что банковские комплексы Кулпепера пострадали от почти ювелирно сфокусированного электромагнитного импульса неслыханной силы. Что-то вроде электромагнитной бомбы – «беспрецедентного технологического совершенства», как писали в секретной сводке. Аналитиков ЦРУ поразили два факта. Во-первых, «пробивная сила» импульса. Банковские системы Кулпепера имели тот же суперсовременный уровень защиты от «нормального» электромагнитного импульса, что и другие стратегические объекты общенационального значения. Но этотэлектромагнитный импульс, как поняла Кэбот, все современные примочки преодолел играючи. Второе, что озадачивало аналитиков, – шокирующая «хирургическая точность» удара: определенный участок города. Это пугало еще больше. Стало быть, примененное оружие превосходило все известное Пентагону не только по силе, но и по точности. Ничего подобного на вооружении американской армии не имелось, таких аппаратов не было даже в экспериментальной стадии!

Читая сводки, Кэбот испытывала… облегчение. Потому что из них следовало, что к ней инцидент в Кулпепере не имел никакого отношения. Электромагнитный импульс выходил за пределы ее компетенции, разве что его использовали ее «подопечные» террористы-исламисты (а в деле пока не имелось ни малейшего исламского следа). И поскольку хлопот у нее было и без того хоть отбавляй, она радовалась, что никто не навесит на нее еще и кулпеперский казус.

Две недели назад ей «стукнули», что готовятся бомбовые удары против отелей в Бангкоке и Куала-Лумпуре, и она белкой вертелась, проверяя эту информацию. Тут явно никаких электромагнитных изысков не предполагалось – обычный хорошо скоординированный по времени и эффектный удар в духе «Аль-Каиды». При помощи несчастных дураков, которые готовы взорвать себя во имя сомнительной цели.

Поэтому Кулпепер был ей до фонаря.

41

Ваверли, Небраска

9 июня

Уилсон готовился к предстоящему, как к торжественному событию: принял душ, тщательно побрился и оделся во все чистое, заранее приготовленное.

Правда, не в смокинг и не во фрак, а в синий рабочий комбинезон с именем «Джим» в белом овале на груди. Плюс кроссовки. Типичный сантехник или электрик. Только одна невидимая разница: у этого «сантехника» или «электрика» в широкой штанине лежал десантный штык-нож из лавочки армейских товаров.

Уилсон плутовато усмехнулся своему отражению в большом зеркале.

Перед выходом он надел на руку часы. Те самые заурядные часы, которые у него отняли при аресте в Сан-Франциско десять лет назад. В ящичке с прочими его вещами они кочевали за ним из тюрьмы в тюрьму.

Десять лет у него были отняты не только часы, но и время.

А что поделывал той порой Робби Мэддокс, подставивший его поганый слизняк? Пока Уилсон видел только кусочек неба сквозь решетку или таращился на глухую стену камеры, как и где развлекался мистер Мэддокс? Пока Уилсону совали пищу, как собаке, через клапан в двери, и он месяцами не видел человеческого лица и беседовал с умывальником, в каких ресторанах посиживал Мэддокс? Какие хиты он слушал, пока Уилсон горланил в камере куски забытых песен?

Ответ на эти риторические вопросы был один: за все эти годы придурок Мэддокс, похоже, умудрился не получить от жизни ничего хорошего. Он сам бо́льшую часть времени провел по кутузкам: год там, два здесь, полгода погулял и опять попался, и снова год там, три здесь, вышел – почти тут же повязали… Всю эту информацию Уилсону сообщил частный детектив по имени Фремо. Тот за две недели и Мэддокса нашел, и всю его жалкую биографию разузнал.

Последний год Мэддокс жил в городке Ваверли, штат Небраска. Пригород Линкольна. Там он лечил переломы, полученные при автомобильной аварии. Полиция подозревала, что аварию он устроил сам – в надежде на жирный куш от страховой компании. Куш получить не удалось, и Мэддокс жил в доме сестры и за ее счет. Выздоровел давно, однако идти работать не спешил. Он никогда в жизни не работал, и начинать в его «преклонных годах» было неловко.

Уилсон в зеркале нахмурился. Конечно, задуманное им было чистой воды капризом. Убийство Мэддокса не имело никакого отношения к тому великому свершению, накануне которого Уилсон стоял. Хуже того, по дурной случайности он мог погореть на этом убийстве – и тем зачеркнуть свои грандиозные планы. Да и насилие ему, честно говоря, было противно. Для высокой цели он был готов хладнокровно убить миллионы людей, но зарезать одного конкретного человека… Однако не отомсти он Мэддоксу, в душе осталась бы неудовлетворенность. Поэтому отомстить следовало – для порядка.

Разумеется, Робби Мэддокс ни своей жизнью, ни своей смертью не вернет бессмысленно украденные годы. Однако не убить его было бы досадным упущением.

Уилсон ободряюще улыбнулся самому себе в зеркале и зашагал к выходу из гостиничного номера.

«Средь бела дня».

Эта фраза из криминальных репортажей всегда забавляла Уилсона. Как будто существовало некое особенно яркое освещение, делавшее преступление предельно безобразным, а бегство преступника невозможным. Если бы!.. Банки и дальше преспокойно грабили средь бела дня, и людей убивали средь бела дня. И лиходеи безнаказанно уносили ноги.

Было забавно и волнующе самому совершить преступление именно таким образом – в час дня, при ярком веселом солнце и толпах народа на улицах.

Уилсон позвонил в библиотеку и позвал к телефону сестру Мэддокса. Когда она подошла, он молча повесил трубку.

В тринадцать пятнадцать он припарковал взятый напрокат «форд-эскорт» у нужного дома и направился к двери. В руке у него был планшет с зажимом – ни дать ни взять мастер, приехавший выполнять заказ.

На подъездной дорожке стоял мотоцикл. Стало быть, время выбрано правильно, Мэддокс скорее всего дома.

Уилсон нажал на кнопку звонка.

Дверь открылась, и перед ним появилась заспанная знакомая физиономия.

Уилсон не торопился, давая Мэддоксу возможность вглядеться в незваного «мастера». Нет, не узнал.

Тогда Уилсон что было силы вмазал ему кулаком в глаз. Мэддокс улетел внутрь. Уилсон зашел в дом.

Мэддокс, зажимая ладонью пострадавший глаз, лежал на полу и вопил.

Уилсон увидел у камина кочергу и машинально схватил ее.

Мэддокс понял, что ему не дадут подняться с пола, и заканючил:

– Погоди, поговорим! Ты кто такой?

Уилсон молча ударил кочергой по его колену. Мэддокс заорал от боли. Уилсон метнул быстрый взгляд назад. Входная дверь осталась открытой. Ладно, дело не затянется. Он поднял кочергу еще раз и перебил Мэддоксу правое предплечье. Адреналин играл, и он еще несколько раз бессмысленно огрел Мэддокса.

Тот извивался на полу и кричал благим матом. Уилсона он уже узнал.

– Прости, дружище! Я не нарочно. Я не знал, что они тебе столько впаяют! Меня самого по тюрьмам загоняли!

Уилсон отбросил кочергу в другой конец большой комнаты и достал из кармана десантный штык-нож.

Мэддокс, извиваясь на спине, заскулил:

– Пожалуйста, пожалуйста…

Уилсон наклонился, примерился и всадил лезвие Мэддоксу в грудь. Тот ойкнул и мгновенно затих. Уилсон для гарантии полоснул его по горлу.

Разогнувшись, он опять с неудовольствием заметил, что дышит неровно. Настоящий воин не должен выказывать чувства. Вдобавок кроссовки были забрызганы кровью. В другой раз, если случится нужда, надо действовать спокойнее и аккуратнее.

Уже у самой двери он оглянулся. Ему пришло в голову, что в этой ситуации уместно снять с убитого врага скальп.

Но он не поддался соблазну. Во-первых, он не дикарь. А во-вторых, что важнее, где его хранить?

42

Куала-Лумпур

10 июня

Вторую ночь за неделю приходилось работать почти до рассвета. И поэтому, добравшись наконец до постели, она с огромным наслаждением свернулась калачиком и стала засыпать, едва голова коснулась подушки.

Но в этой сладкой дреме что-то ее беспокоило. Из глубин сознания с резким всплеском зачем-то всплыла фраза: «Это была проверка».

Андреа, словно ошпаренная, дернулась всем телом и открыла глаза.

«Кулпепер тоже был проверкой!»

Немного напрягшись, она вспомнила, где и когда прозвучали слова «Это было проверкой». Вместе с англичанином из «МИ-6» они просматривали видеопленку из аэропорта. С ними сидел неприятный тип из ФБР – одутловатая морда, маленькие глазки… звали… как же его звали?

Коваленко.

Высоченный малый с рукой на перевязи сопровождал носильщика, тащившего два дорогих чемодана.

И Коваленко сказал:

– Это было проверкой.

Андреа, несмотря на неприязнь к нему, тут же поняла, что он прав.

А англичанин не врубился, заспорил. Если хочешь взорвать аэропорт, зачем устраивать генеральную репетицию без взрывчатки?

Он не сообразил. Проверяли не то, можно ли оставить чемоданы в самом многолюдном месте. Проверяли человека с чемоданами. Хватит ли у него духа нажать на кнопку?

В полусне мысль о проверке сцепилась в голове Андреа с Кулпепером. И теперь, когда сна не было ни в одном глазу, она осталась с тем же убеждением: в аэропорту испытывали того высокого американца, а он сам испытывал свое оружие в Кулпепере. Но почему Кулпепер? Почему только Кулпепер, да и тот не весь? Американец, решивший остановить мотор мира, экспериментировал. Все решили, что террористы хотели послать в нокдаун мировые финансы и потому ударили по СВИФТу и Международному банку. На самом деле злоумышленник совершал пробу, и по какой-то причине ему глянулся именно Кулпепер…

«Американец, решивший остановить мотор мира»… Хотя это так естественно мелькнуло в потоке ее мыслей, Андреа впервые связала инцидент в Кулпепере с тем, что она услышала на допросе упрямого араба. Тот сказал:

– Американец строит машину. Она должна остановить мотор мира.

Тогда «мотор мира» Андреа отшвырнула как красивые слова. А про машину решила – бомба. Возможно, какая-то особенно мощная.

Однако араб стоял – под пыткой! – на своем:

– Это машина, которая остановит мотор мира.

И Андреа вдруг сообразила, что именно помогло таким разным фактам связаться в ее голове. Утром она слышала по Си-эн-эн слова, которые незаметно стронули с места сложный процесс консолидации материала в ее памяти. Кто-то сказал: «В Кулпепере мир остановился».

Мотор мира остановился. Как и было обещано.

Мысли Андреа стремительно неслись дальше. Араб, который говорил про мотор мира, был связан с Бободжоном Симони, убитым глупыми немцами.

Андреа в возбуждении вскочила с кровати и стала одеваться. Она сама не знала, куда собирается, ее тело опережало мозг. Еще не додумав до конца свои мысли и не закруглив выводы, она уже знала, что за ними должны последовать быстрые и важные действия. Хороший солдат, с шестым чувством, вскакивает с постели за минуту до сигнала тревоги. Андреа вымуштровала свое тело быть готовым и одетым за тридцать секунд до того, как мозг даст команду срочно собираться.

Водителя в этот поздний час пришлось бы ждать. Поэтому она, в нарушение инструкций, села за руль сама.

Первым делом позвонить в Берлин. Пит Спаньола должен помочь. В деле Бободжона Симони есть какая-то важная деталь, которая сейчас вылетела из головы, но эта деталь решит все. Иначе она просто не вспомнила бы о берлинском инциденте. Андреа теперь как никогда доверяла конспиративной работе своего подсознания.

Несмотря на то что ее мозг работал с полным напряжением, она не забывала поглядывать в зеркало заднего обзора. Похоже, за ней никто не увязался. На ночных улицах слежка была бы заметна. Бдительности Андреа не теряла никогда. Ей не хотелось кончить, как Бакли, – погибнуть из-за бесшабашной удали.

После звонка в Берлин нужно опять тряхануть араба. Муссави сейчас на американском авианосце в Японском море. Что ж, придется заказать вертолет.

Ну и Рею Коваленко стоит позвонить. Не узнал ли он чего про того парня с перевязью, который учудил с чемоданами в вашингтонском аэропорту? Тогда они даже не были уверены в его гражданстве… Впрочем, плевать на гражданство; Муссави говорил именно об этом человеке. Она или сошла с ума, или гениально права.

В Берлине, как высчитала Андреа, было девять вечера. Если нет чрезвычайных дел, Пит Спаньола уже ушел домой. Ничего, в крайнем случае она его и под землей найдет.

Дежурный в берлинском отделе ошарашил ее новостью, что Пита отозвали в Лэнгли.

– Его пост теперь занимает мисс Логан. Она на месте. Соединить?

– Да, пожалуйста.

Когда в трубке прозвучало величавое «Мэдисон Логан слушает», Андреа представилась и сказала:

– Так поздно, а вы работаете.

– Куда мне до вас! – отозвалась Мэдисон Логан. Молодец, сразу сообразила, что в Куала-Лумпуре дело шло к рассвету.

– Я уже ложилась, – сказала Андреа, – но неожиданная мысль подтолкнула звонить Питу. У меня вопрос в связи с Бободжоном Симони. Вы в курсе?

– Да, я знаю все подробности. Чем могу вам помочь?

– Из компьютера Симони, как я слышала, добыли какие-то банковские счета, на которые «Аль-Каида» переводила деньги. Мне чудится, что среди получателей был и американец. Я права?

– Мы только предполагаем, что он американец. Речь идет о банке «Кадоган» на острове Джерси. А что, подданство получателя играет важную роль?

Кэбот проигнорировала вопрос.

– А кто вел следствие касательно этого счета?

– Уполномоченный ФБР в Лондоне. Коваленко.

– Рей Коваленко? – воскликнула Андреа.

– Почему вас это удивляет? – спросила Мэдисон Логан.

– Нет, нет, тут ничего особенного. Просто мир тесен!

По мере рассказа Андреа Кэбот рука Рея Коваленко, держащая трубку телефона, потела все больше и больше. И вдруг защемило под ложечкой.

Он мгновенно понял, на какого ежа сажает его эта сучка из ЦРУ. Она, похоже, не имела намерения подсидеть его (никакой выгоды!), но он угадывал, чем обернется для него эта история.

– …по его словам, этот американец якобы грозился остановить мотор мира, – говорила Кэбот. – Тогда мне это показалось хвастливой глупостью – «мотор мира»! Но теперь до меня вдруг дошло: это очень похоже на электромагнитный импульс. Вырубить электричество и электронику – разве это не значит остановить мотор современной жизни? Именно это произошло в Кулпепере!

У Коваленко закололо сердце. «Мотор мира»! Лоб покрылся холодной испариной. «Франциско д'Анкония! Кулпепер!»

– Андреа… – неопределенно выдохнул он в трубку.

– Погодите, я не закончила. Не сбивайте меня, потому что все это собралось у меня в голове случайно и непрочно. Не спугните мысль… Итак, про американца нам поведал араб, которого мы взяли в Куала-Лумпуре. И этот араб был связан с агентом «Аль-Каиды» в Берлине – тем самым, которого случайно застрелили.

– Бободжон Симони.

– Точно. У вас хорошая память. В компьютере этого Симони оказался список банковских счетов.

Сердце Коваленко выпрыгивало из груди. Черт! Наверное, именно так случаются инфаркты. Он угадывал следующую фразу Андреа. И эта фраза действительно прозвучала.

– По моим сведениям, именно вас послали проверить один из счетов – в банке «Кадоган» на острове Джерси. Он ведь принадлежал американцу, так? – Поскольку Коваленко не возражал, она продолжила: – Американец на деньги «Аль-Каиды» намеревался построить машину, которая остановит «мотор мира». И я почти на все сто уверена, что Кулпепер – его первая проба. Поэтому мы должны побеседовать с этим загадочным американцем. Немедленно! Вы уже выяснили, кто он такой и где находится? Меня интересуют любые – любые! – сведения о нем.

Коваленко истерично тер левую сторону груди. Именно этого вопроса он боялся больше всего и ожидал с самого начала, как только Кэбот в самой общей форме обрисовала ему свои догадки. Теперь, после подробного рассказа, было ясно, что ее предположение не просто может оказаться правдой – это и есть правда. Ведь Коваленко знал больше ее про «загадочного американца», он имел информацию, нарытую этим настырным… как бишь его… Борк? Берк! Майкл Берк!

«Остановить мотор, приводящий в действие наш мир» – это же одна из ключевых фраз в книге «Атлант расправил плечи»! Один из ее героев – Франциско д'Анкония. А счет в банке на острове Джерси принадлежал «чилийцу» «Франциско д'Анконии», про которого Берк сказал: однозначный американский акцент и испанский язык сан-францисского разлива. Так можно ли сомневаться в том, кто именно стоит за инцидентом в Кулпепере?!

Коваленко вспомнилась встреча в пабе «Найтингейл армс». Там внезапно появился этот парень из дублинской юридической конторы и буквально насел на него. Отзови, мол, судебные претензии к моей фирме! В конце концов Коваленко взял у него библиотечную карточку с данными о том, кто такой на самом деле «Франциско д'Анкония». Взял, чтобы отвязаться.

Но где теперь эта карточка, которая могла бы стать для Коваленко пропуском на следующую ступень карьеры… а теперь грозит обернуться волчьим билетом? Он решительно не помнил, что с ней сделал. Информация показалась такой несущественной, что он, наполовину в шутку, предложил Берку самому довести дело до победного конца. Тот к концу разговора так завелся, что Коваленко изготовился к драке.

Сведения Коваленко намеревался включить в еженедельный рапорт Вашингтону (куда всегда сгребалось много мусора), но… вылетело из головы. И теперь он не мог припомнить, куда он дел эту проклятую карточку. Похоже, сунул ее в карман…

Если она по-прежнему в кармане – полбеды. Если пропала, придется искать Берка и вымаливать у него информацию про «Франциско д'Анконию» – при необходимости хоть и на коленях!

Коваленко мысленно прошелся по карманам костюма, который был на нем в «Найтингейл армс», когда перед ним из ниоткуда вдруг возник Майкл Берк («Я шел за вами от посольства»). Ничего не вспоминалось, зато родилось жуткое подозрение, что он однажды что-то вынул из кармана, почти машинально скомкал и выбросил…

– Рей, вы меня слушаете? – донесся возмущенный голос Андреа.

– Да-да… – рассеянно отозвался Коваленко и так же рассеянно прибавил: – Ее у меня нет. Но я обязательно найду.

– Вы о чем?

– Я вам перезвоню.

И он повесил трубку – игнорируя несущиеся из нее истошные крики: «Коваленко! Рей! Рей!»

43

Международный аэропорт им. Джона Ф. Кеннеди

12 июня

Когда через четырнадцать часов после прилета Берка запрет на воздушное движение был снят, в аэропорту Кеннеди царил полнейший хаос. Хотя застрявшие в нем пассажиры неожиданно оказались образцом терпения и добродушия, недостаток еды и воды, а также быстро ухудшающееся гигиеническое состояние туалетов мало-помалу выводили людей из себя. Прошло еще шесть часов, прежде чем Берк добыл билет в Рино. К этому моменту он мечтал улететь куда угодно, но у него были сотни конкурентов – таких же отчаявшихся и готовых на любой компромисс.

В Рино он сразу взял напрокат машину, чтобы ехать в Фаллон. Однако на шоссе стал клевать носом и в конце концов, проехав Спаркс, благоразумно повернул к первому же мотелю.

Наутро, отоспавшись, Берк за два часа доехал до Фаллона и быстро нашел нужный адрес. Жилой прицеп оказался вполне симпатичным и опрятным жильем – за белой оградой, с садиком. На стук открыла старушка в джинсах и клетчатой байковой рубахе, такая же симпатичная и опрятная, как ее домик. У нее были приятные голубые немного выцветшие глаза.

– Добрый день, – сказал Берк. – Я журналист из журнала «Харперс», готовлю статью против «Закона об охране секретных технологий».

Его слова были совершенно заглушены низко пролетевшим истребителем. Из путеводителя Берк знал, что неподалеку находится тренировочная база военно-воздушного флота.

– Ничего, мы привыкли, – усмехнулась Мэнди. – Так кто вы такой?

Он представился повторно и протянул ей приувядший букет цветов, купленный еще в Рино.

– И цветам, и вам не помешает немного воды, – сказала Мэнди. – Заходите.

Один угол крохотной гостиной оказался маленьким святилищем Джека Уилсона: там висели на стене его фотографии в разном возрасте, школьные и университетские грамоты.

Мэнди поставила цветы в вазу, исчезла на пару минут, вернулась с двумя стаканами чая со льдом и села напротив Берка. Их дальнейшую беседу каждые три-четыре минуты прерывал шум реактивных двигателей.

– Так для какого бишь журнала вы пишете? – спросила Мэнди.

– «Атлантик».

Мэнди Ренфро заглянула ему в глаза и улыбнулась:

– Молодой человек, по-моему, вы рассказываете сказки.

– А-а…

– Ну да это все равно, – решительно остановила его голубоглазая старушка. – Я Джеку ни помочь, ни навредить не могу. Что он вышел из тюрьмы, знаю только потому, что специально интересовалась. А Джек, на свободе, моей судьбой интересоваться не спешит.

– Значит, последний раз вы видели его в зале суда?

– Да. И, насколько мне известно, то же можно сказать обо всех его старых друзьях и знакомых. – Мэнди отхлебнула чая. – У вас замученный вид. Зачем вы обманываете старую женщину? Отчего бы не сказать прямо, зачем вы пришли? Почему вы любопытствуете насчет Джека?

Берк, честный по природе, устал лгать и притворяться и тут же выложил в общих чертах все, умолчав лишь о том, что считает Уилсона виновником кулпеперской трагедии. Он поведал о своих мытарствах последнего времени, связанных с «Франциско д'Анконией», и поделился теми скудными сведениями об Уилсоне, что ему удалось собрать.

– Думаю, Уилсон работает над созданием оружия, – сказал он. – Очень мощного. И хочет применить его против людей.

Мэнди прикрыла глаза и горестно покачала головой:

– Видать, много злости в нем накопилось, много! Но как иначе? Столько лет по таким страшным местам…

Берк согласно кивнул.

– Зверь, когда его ранят, может или грохнуться на землю и притвориться мертвым, или кинуться на охотника. Иногда зверь сначала пережидает – и только потом нападает на своего обидчика. Собаки известны злопамятностью. И койоты. Джека ранили, ранили тяжело…

– Думаете, он будет мстить? – спросил Берк.

– Меня не удивит, если он захочет поквитаться. С его умом и железной волей он в состоянии причинить много бед.

– Да, именно этого и я боюсь!

– А что вы сделаете, когда его найдете?

– Понятия не имею. – Берк говорил искренне. До сих пор он ни разу не задумывался, как будет выглядеть его встреча с Уилсоном. – А может, он все-таки у вас появится?

– Сомневаюсь. Раз до сих пор про меня не вспомнил, стало быть, не вспомнит никогда. Вы не думайте, что у него жестокое сердце – просто изломанное жизнью. Вы знаете, что его подкинули в картонном ящике на порог больницы?

Берк кивнул.

– Джек очень терзался тем, что родители от него отказались, и ненавидел их за это. Но порой люди идут на такой шаг, заботясь о благе ребенка. Так что не нам судить… Чтобы успокоить Джека, я говорила: «Ты тут похож на многих великих. Моисея младенцем нашли в корзинке. И Саргона, будущего короля Месопотамии. Очень эффектное начало биографии».

Берк улыбнулся и кивнул.

– Наверное, удивляетесь, откуда леди из трейлера знает про месопотамских королей… И мы не совсем темные, удалось немного в школу походить. А потом много читала. И Джека приучила книги любить.

– А в каком возрасте Джек попал к вам?

– Десяти лет. Кто его родители, мы так и не узнали, как ни старались. По виду Джек явно метис – половина индейской крови, половина белой. Почти вне сомнения, его предки – паиуты. В наших краях других нынче не осталось. Да и само имя «Джек Уилсон» указывает на паиутов – он их герой. Вероятней всего, его родители имели хоть какое-то образование или жили в резервации со стариками, раз знали про легендарного Джека Уилсона. Можно только гадать, почему они дали ему белый вариант имени, а не индейский…

– Вовока, – подсказал Берк.

– Правильно. Вы тоже, похоже, не совсем темный.

Старушка заразительно рассмеялась. Впервые за многие недели рассмеялся и Берк.

– Кем бы ни были родители Джека, они передали ему хорошие гены. Вышел красавец и умница. Правда, к нам он попал после нескольких семейных приютов, недокормленный и не по возрасту маленький. У нас стал расти как на дрожжах. Семейные приюты дело в принципе хорошее, однако вокруг них много плохих законов. Иногда сирот берут люди бессовестные, чтобы деньги качать из государства. Нахапают к своим еще кучу – а ведь только у редких людей хватает сердца и времени на восьмерых или десятерых детей. – Мэнди вздохнула и промочила горло чаем. – В одной семье Джека поколачивал приемный отец. В двух других дети росли как бурьян, без ласки и присмотра. Словом, ко мне Джек попал маленьким настороженным зверьком. Не сразу мне удалось растопить его сердце и заслужить доверие. Но постепенно он раскрывался… – Старушка сделала паузу, в блекло-голубых глазах блеснули слезы. – Мы стали настоящей семьей. Я, мой муж Алан и Джек.

– И сколько он у вас прожил?

– До шестнадцати. Мы старались, чтобы он побольше узнал о своих индейских предках. Даже возили несколько раз в резервацию у озера Пирамид. Посмотрите вон на ту фотографию. Там Джек с самим Питером Белым Облаком. Питер тогда возглавлял племя. Большая «шишка».

– Белое Облако еще жив?

– Нет, умер несколько лет назад.

Берк встал, чтобы получше рассмотреть фотографии. На стене висела и карта Соединенных Штатов, разрисованная от руки. Разные цвета показывали, как с каждым десятилетием американской истории сокращался размер принадлежащих индейцам земель. В итоге остались только разрозненные островки резерваций.

– Карту Джек сам рисовал, – пояснила Мэнди. – Индейцы и по сию пору страдают. Конечно, право иметь казино в резервациях немного поправило экономическую сторону их жизни, однако они так и остались самыми обездоленными, а также наименее здоровыми и образованными в этой стране. – Она опять вздохнула и тут же бодро улыбнулась. – Ну ладно, разворчалась старуха.

– А что случилось с Джеком в шестнадцать лет?

– У мужа определили неизлечимый рак. Я это скрывала. И без того мы были очень старыми, когда нам дали Джека: мне было пятьдесят пять, Алану шестьдесят. Могли отобрать – мол, с тебя песок сыплется, муж тяжело больной… Ну и случилось: проведали и отобрали. Такие у нас законы.

Берк выразил свое сочувствие.

– Джек не хотел уходить. Мы стали для него по-настоящему близкими людьми. И он знал, как трудно будет мне одной ухаживать за умирающим мужем. Так и вышло – пришлось моему Алану доживать не дома, а в хосписе… Джек рвался убежать из новой семьи, но я уговорила его потерпеть немного. Ведь такой побег считается уголовным преступлением. Будет пятно в биографии, как у какого-нибудь отпетого хулигана! А Джек уже мечтал о хорошем университете. Новая приемная семья, даром что религиозная, оказалась сносной. Правда, много детей и своих хлопот, но в этом возрасте Джек уже не нуждался в особом внимании, он был очень самостоятельный и целеустремленный мальчик. По выходным мы с ним ходили к Алану – сперва в больницу, потом в хоспис.

– А после смерти Алана Джека вам не вернули?

– Нет. Сказали, что старая очень.

– Впрочем, он вскоре уехал в университет, да?

– Я так гордилась им! И приняли, и даже стипендию положили! Он и в школе учился замечательно, а в университете им нахвалиться не могли – грамотами засыпали. Даже денежные премии давали! Ну а потом он фирму основал, чтобы свое великое изобретение продвигать. Земли под ногами от счастья не чувствовал! Обещал мне новый дом, настоящий. Я только отмахивалась: на что мне, я с непривычки в нем заблужусь! Его радовала сама возможность отблагодарить меня… и вообще делать людям добро. Он ведь до тюрьмы был совсем другой, мой Джек! Мухи не обидит. А теперь, если вы правду рассказываете…

– Я не хотел вас огорчать. Но я почти совершенно уверен: Кулпепер – его рук дело.

Старушка тихо ахнула.

– Вы правильно сказали: с его умом и железной волей он в состоянии причинить много бед, – продолжал Берк. – И я опасаюсь, что Кулпепер – только начало.

– Боже мой, Боже мой… – запричитала старушка. – Чем же я могу помочь? С человеком, о котором вы говорите, я незнакома. Я помню прилежного и доброго мальчика, потом энергичного и трудолюбивого студента. Даже в зале суда он был другой, какой-то чужой, окаменелый… А теперь столько месяцев на свободе, уж позвонить-то он мог…

– Но если он все-таки объявится…

– Да-да, конечно, я вам сообщу. Оставьте номер своего телефона.

Берк написал на листке из блокнота свой дублинский номер.

Когда они прощались, Мэнди, которая держалась молодцом во время всего разговора, вдруг расплакалась.

– Если Джек что-нибудь… планирует, – сказала она, – то я догадываюсь, когда это случится.

Берк широко распахнул глаза.

– Когда? И откуда вы знаете?

– Двадцать второго июня. Для индейцев это очень важная дата. День солнцестояния. День Танца Солнца. Для большинства племен – главный праздник года. Белое правительство в девятнадцатом веке запретило Танец Солнца. Я знаю, потому что Джек писал в школе сочинение на эту тему. Он говорил: отобрать у индейцев Танец Солнца – все равно что христианам запретить справлять Рождество!

– А почему этот праздник запретили?

– Некоторые племена имели довольно грубые обычаи: самоистязание, жертвенные животные, пенис быка на шесте как символ плодовитости и плодородия… Тогдашним белым это казалось возмутительным варварством. И потом пляски до изнеможения, пение, барабаны бьют – опять же непросвещенная дикость… Словом, если Джек задумал мстить, то он наверняка выберет именно эту, глубоко символическую дату.