Текст книги "Миры Империума"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 44 страниц)

Это замечание неожиданно напомнило мне о тысяче ножей, торчавших в груди, особенно когда я дышал, а я дышал, просто чтобы проверить. В результате я закашлялся, и клинки вонзились еще на дюйм глубже.

– Извини,– сказал я ему или попытался сказать. Но закашлялся и снова вырубился.

Затем я пытался браниться и кашлять одновременно – получалось плохо. Я был зол на себя, во-первых, за то, что выдохся, как американское пиво, а во-вторых, за неспособность с этим справиться. Через какое-то время я уже сидел, опираясь на руку, без всякой помощи со стороны Хельма.

Перед глазами появилось лицо Смовиа. Ребра болели, но уже не так сильно.

– Ну вот, вам уже лучше. Я перевязал грудную клетку. И дышать тоже легче. Думаю, вы готовы принять пищу.

– Как насчет целого слона? – поинтересовался я и даже не закашлялся.

– Ja, da, for all del,– произнес Хельм, что автоматический переводчик у меня в голове расшифровал как «Ага, ладно, хорошо». Маловато, конечно, но лейтенант и раньше особой разговорчивостью не отличался. Я знал, что он имеет в виду: «О боже, сэр, я так рад, что вам полегчало».

– Я пытался помешать доку, – добавил он по-английски,– но, думаю, он был прав: вы стали дышать куда спокойнее, когда он забинтовал вас. С виду вроде как слишком туго было, но...

– Ты все сделал правильно, Эмиль,– заверил я его.– Но что за чертовщина приключилась? Помню только, как открыл люк и – бабах.

– Это все давление воздуха, сэр,– объяснил он мне.– Похоже, в этой фазе вселенной, гм, в этой А-линии, сэр...

– Ну? – подбодрил я.

– Уйма аргона, полковник,– выпалил он.– Боюсь, мы немного сбились с курса. Общеисторическая дата около четырех миллиардов лет назад. Атмосфера еще формируется. Похоже, планета влетела в газовое облако, в основном аргоновое. Дышать можно, но давление крайне низкое. Оно, чтоб его, чуть не оставило вас без легких, сэр. Кровищи было, и долго же она шла, а док все распинался, какой вы кретин, но...

Вернулся Смовиа. Еще немного потыкал и поковырял меня, причем весьма болезненно, затем я сделал пару глубоких вдохов за дядю-доктора и задумался, сколько времени прошло, пока я расплачивался за неуместную поспешность. Меня усадили в командирское кресло. На экранах расстилалась илистая равнина.

– Хельм,– слабо позвал я.

Юноша оказался у меня за спиной. Все еще встревоженный, он обошел кресло.

– Сколько, говоришь, я провалялся в отключке?

Я попытался сесть прямо, но упал обратно с таким «плюх!», что в ушах зазвенело, хотя удар пришелся на подушку.

– Неделю, сэр,– мрачно повторил он.

– С челноком все в порядке?

Он кивнул, не меняя выражения лица.

– В иле увяз, а так не поврежден, насколько я могу судить.

– Здесь как-то слишком нормально,– заметил я.

В энтропийном кармане все должно быть по-другому. Хельм наклонился ближе, лило его меняло выражения подобно калейдоскопу.

– Есть кое-что, полковник,– сказал он мне с видом гонца, принесшего недобрые вести.

Я ждал концовки. Она меня не разочаровала.

– Вообще-то мы провели здесь больше года,– тихо произнес он, словно надеясь, что я не расслышу.– Солнце не движется, день тот же самый, но хронометр в челноке работает, и календарь тоже. На прошлой неделе исполнился год. Вы пришли в себя уже третий раз. Пару минут держитесь и отключаетесь снова.

– Субъективно прошло не больше пары часов,– пробурчал я.– Наверное, инструменты ошибаются. У нас просто нет столько времени!

– Я знаю, сэр,– уныло согласился лейтенант.

На этот раз мне удалось опереться на локоть. Я немного подождал, пока яркие огоньки постепенно не растаяли в воздухе, потом спустил ноги вниз.

– Куда отправился Свфт? – спросил я.

Хельм только поглядел озадаченно – вполне созвучно моим собственным ощущениям.

– Мне нужны ботинки.

Лейтенант помог мне натянуть их на ноги, которые я затем поставил на пол. Теперь я сидел на краю командирского кресла и клонился вперед, пока ноги не приняли на себя вес тела, а затем встал. Я не пытался напрягать мышцы, просто представил, как крюк поднимает меня за задницу, и вот я стою. Мгновение у меня слегка кружилась голова, но просто из-за внезапной перемены в высоте расположения мозга. Ощущение «о боже, сейчас я упаду в обморок» прошло, и я попытался шагнуть: получилось. Хельм смотрел на меня в упор.

– На секунду, сэр, вы позеленели. Теперь все в порядке. Но лучше бы вам сесть и не перестараться на этот раз.

Я искренне согласился и присел на край кресла.

– Еда,– произнес я.– Ростбиф с кровью, много ростбифа, картофельное пюре с подливкой, кусок ягодного пирога. И большая холодная кружка «Тге Кгопог» [39]39
  «Три короны» – популярная марка шведского пива.


[Закрыть].

– У нас только пайки, сэр,– напомнил Хельм.

– Тогда яйца разведчика по-ретифовски [40]40
  Джеймс Ретиф, вице-консул и третий секретарь дипломатического корпуса Земли – персонаж фантастического сериала К. Лаумера «Ретиф».


[Закрыть]. Если мы здесь уже год,– добавил я не без сомнений,– то почему не умерли от голода?

– Не знаю, сэр,– признал Хельм.– Вообще-то мне известно не многим больше, чем вам, сэр, а вы пролежали в коме почти все время.– Он выглядел виноватым: определенно потому, что осмелился усомниться в моем всеведении.– Наверное, нам не нужна еда в нуль-временной вакуоли, или как вы ее назвали. Может быть, наш метаболизм останавливается.

Я покачал головой.

– Будь оно так, мы бы не двигались, и не дышали, и не обсуждали происходящее. Давай просто удовольствуемся тем, что ничего не понимаем, как большинство людей не понимают Сеть и как до самых недавних пор никто не понимал Луны и Солнца. Как вид, мы миллионы лет в невежестве проходили мимо массы вещей. Мы разжигали костры, хотя понятия не имели об окислении...

Я понял, что пытаюсь убедить самого себя, причем безуспешно. Захотелось приказать Хельму «так держать» и оставить командира в покое. Всего лишь мимолетная мысль, серьезно я ее не рассматривал. Следующей мыслью стало: «Где Смовиа?»

– Спит, сэр,– рапортовал Хельм.– Он много спит. Наверное, что-то принял. Он предложил мне таблетку, но...

– Но ты пока не готов заделаться торчком,– продолжил я.– Хороший ты парень, Эмиль.– Затем я понес что-то воодушевляющее, но не выдержал фальши. Так что взамен я сообщил, что мы застряли в весьма негостеприимной части вселенной.

– Так точно, сэр,– отрывисто произнес Эмиль. Довольствоваться непониманием – куда более удобная точка зрения, чем бесконечно удивляться.– Зато у нас еще есть челнок,– радостно напомнил он, словно это решало все наши проблемы.– Целый и невредимый.

– Мне не хотелось тебе говорить, Эмиль,– невелика радость пугать парня,– но в этой штуке есть схемы, которые со временем распадаются. Мера безопасности, понимаешь, дабы предотвратить случайное использование челнока, брошенного в линии, которая не владеет А-техноло-гией. К тому же когда мы его разрабатывали, это казалось разумным в плане охраны окружающей среды.

– Но полковник, я думал...– Хельм понял, что сказать нечего, и увял.

– Как только, так сразу пошлю директору технологической службы отчет об уязвимости,– саркастически заметил я.

Он мигом ухватился за это:

– Отличная мысль, сэр. Тогда...– Он умолк. Уютный мирок стандартных процедур более не существовал.

– Однако,– ободрил я,– у нас, по крайней мере, имеется крыша над головой. Не слишком роскошно, но лучше, чем спать в грязи.

– Ja, da, for all del,– согласился он и тревожно посмотрел на меня,– Мы не можем дышать тем воздухом снаружи,– сообщил он мне факт, проверенный мною наличном опыте.– Но кислорода в нем хватает, если пропустить через фильтры. Правда, это значит, что мы застряли здесь, внутри.

– Так и есть, мальчик мой,– беззаботно согласился я.– А что, снаружи есть место, куда тебе хотелось бы прогуляться?

За маленьким окошком открывалась лоснящаяся, укутанная туманом и испещренная лужами грязевая ширь.

– Я не о том, сэр,– объяснил он,– Я просто подумал – ну, нам не помешало бы размяться, и, может, сразу за горизонтом...

– Я бы сказал, что кора планеты только-только успокоилась. Эпоха интенсивной метеоритной бомбардировки и постоянных вулканических извержений, очевидно, миновала. Континенты встают на свои места, вода собирается в бассейнах морей. На суше жизни нет, а может, ее нет вообще. Дистиллированная вода и химикаты, вымытые из верхних слоев почвы, стекают вниз. Возможно, пока набралась всего пара больших озер; земля такая плоская, что стоки не образуют рек. Вместо суши и моря одна лишь бесконечная равнина грязи. Никаких полярных льдов еще нет. Боюсь, этот мир не слишком разнообразен.

– И все же он современен двадцатому столетию? – засомневался Хельм.

– Он такой, какой стала бы линия ноль-ноль, если бы не целые серии маловероятных совпадений,– объяснил я ему,– создавших именно те условия, при которых возможно развитие жизни.

– Но, сэр, как примитивная жизнь влияет на такие штуки, как ледниковые периоды, вулканическая деятельность и так далее? – задал он очередной тревожный вопрос, словно убедить меня, что такого места нет, означало вытащить нас отсюда.

– Подумай,– предложил я.– Растительная жизнь возникла после того, как моря дистиллированной воды были загрязнены почвенными минералами. Первые растения, водоросли, расщепили имевшийся в избытке углекислый газ и высвободили кислород в атмосферу: второе великое загрязнение, на этот раз воздуха, благодаря которому стало возможным существование животной жизни. Такие животные, как, к примеру, кораллы, построили рифы, влияющие на океанические течения. Затем накапливающиеся растительные остатки дали начало угольным пластам, и, конечно, выделение углекислого газа животными, а также гниющими растениями привело к возникновению парникового эффекта, который оказал решающее воздействие на климат, количество осадков, эрозию и так далее.– Я напомнил сам себе разглагольствующего учителя естествознания в средней школе и посему заткнулся. Требовать продолжения Хельм не стал, что меня вполне устраивало, поскольку поверхностные объяснения у меня в любом случае закончились.

10

Я попросил Хельма заняться сканером и показал ему, как это делать. Сам же подошел к главному пульту, чтобы покрутить настройки.

– Синий счетчик прыгнул! – крикнул он.

Я уверил юношу, что так и должно быть: прибор измеряет сдвиг энтропии между челноком и окружающей средой. Остальные показания также не сильно отличались от стандартных, пока я не дошел до самого важного: временного градиента. Он оказался повышен.

– Да здесь разрыв больше тысячи лет,– определил я.

– В смысле? Хотите сказать...

– Хочу,– подтвердил я.– Мы застряли на уровне, где Карл Великий [41]41
  Карл Великий умер 28 января 814 года.


[Закрыть]только-только умер, если вернуться на линию ноль-ноль.

– Спасателям нас тут вовек не сыскать,– поник Хельм, таращась из открытого люка на движущиеся пласты тумана.– Но и им тоже,– уже веселее добавил он.

Я тоже смотрел наружу. Клочок тумана сместился, и я заметил очертания чего-то, не принадлежащего этому пейзажу: приземистой, богато украшенной коляски, которой не хватало только четверки вороных красавцев меринов в золотой упряжке, чтобы стать экипажем, достойным королевы. Одна дверца была распахнута, позволяя мельком разглядеть пурпурные атласные внутренности.

– Держись крепче,– велел я Хельму.– Хочу перебраться поближе к карете.

Я забрался на сиденье пилота и покатил. Челнок на юз-душной тяге шел легко, несмотря на грязь, и я маневрировал, пока не устроился рядом с коляской и не совместил наши выходы.

– Еще дюйм, сэр! – крикнул Хельм,– Да, так, теперь идеально.

Вокруг люка в том месте, где два транспортных средства соприкасались, колыхалось розовое сияние. Я вернулся к управлению, а любопытный лейтенант изучал внутренности роскошного, но примитивного агрегата. На сиденье лежал белый сверток. И вопил.

– Djaveln! – выпалил Хельм.– Ребенок!

Я шагнул в экипаж, физический контакт с челноком создал энтропийный барьер между мной и окружающей средой. Розовый ореол подернулся рябью, но выдержал. Налицо утечка темпоральной энергии из несовершенного темпорального барьера. Я поднял мягкий, завернутый в одеяло сверток и уставился на мордочку крохотного йлокка. Курносую, беззубую и большеглазую. Сероватый лоб малыша был покрыт пушком, маленькая пухлая ручка бесцельно шарила по одеялу. Я пропал. Хельм топтался у меня за спиной и, споткнувшись, отпрянул, когда я шагнул назад.

– Сэр! – воскликнул он.– Эта странная повозка прямо как королевская карета – она больше, чем кажется!

Я уже обнаружил неприметную откидную панель на спинке сиденья. Хельм потянулся мимо меня и открыл ее, обнажив полностью оборудованную консоль полевого типа – не что иное, как пульт управления челноком.

– Вот крысы! – рявкнул Хельм, глядя на мой сверток– Какого черта они бросили здесь ребенка? – Он ткнул пальцем в парчовый герб в углу белого одеяльца.– Родители у него, несомненно, люди влиятельные.

Последние слова он произнес почти торжественно. Как верноподданный шведской короны, он крайне почтительно относился к титулам – даже детским. Меня же больше трогала умильность юного зверька, запуская тот же инстинкт, что заставляет сук усыновлять новорожденных котят, а кошек – кормить крысят. Как бы то ни было, мы оба понимали: надо что-то делать.

– Если мы оставим его здесь, он попросту умрет,– мрачно сообщил Хельм.

– Это точно,– согласился я.– Но разве мы готовы нянчить младенца? У нас нет молочной смеси, нет подгузников и, самое главное, нет нужных навыков.

– Мы должны вернуть его домой! – выпалил лейтенант.

Я протянул ему малыша.

– Отличная мысль. А где его дом и как нам туда попасть?

Он пристально смотрел на миниатюрный пульт управления.

– Полковник,– уверенно начал он, но продолжил, приглушив голос,– может, мы... может, вы покопаетесь в приборах да выясните, как отправить эту штуку, откуда пришла? Должен быть способ...

– Давай поищем,– кивнул я.

Он принялся открывать ящики и ворошить их содержимое. Над простой панелью, которой не хватало большинства инструментов, необходимых для навигации по Сети, я заметил маленький экран, казавшийся каким-то правильным. Мой взгляд привлек размещенный сбоку от него ручной переключатель с забавным символом. Я щелкнул им, экран загорелся красным, затем розовым и наконец показал узор-паутину – несомненно, я напал на жилу. Хельм так и выразился, довольный, будто только что обнаружил самый желанный подарок под новогодней елкой.

– Это карта! – радостно сообщил он.

Я не разделял его энтузиазма, поскольку видел, что схема в основном отображает Желтую зону, в то время как остальная часть Сети едва очерчена.

– Полегче,– предупредил я,– Масштаб нам неизвестен. Впрочем, крупное ядро справа от центра, скорее всего, родной мир йлокков.

Я изучал узор блеклых пересекающихся линий, стараясь сопоставить его с хранящимися в памяти знакомыми схемами принадлежащей Империуму части Сети и расположением черной точки в Зоне на большой карте Манфреда. В левом нижнем углу лежала путаница линий, уходящая за край экрана. Линии в ней переплетались, многие резко обрывались, другие замыкались на самих себе.

– Такой детальной схемы Пустоши я еще не видел,– поделился я с Хельмом, указывая на участок хаоса.– Эти парни не совсем отстали по части сетевой технологии. Да одна такая карта оправдывает все наше путешествие!

– Но, сэр, а принц?! – выпалил Эмиль.– Мы должны вернуть его домой!

– У сетевых специалистов из Стокгольма ноль-ноль больше шансов определить почтовое отделение этого клопика, чем у нас,– заметил я.

– Сэр! – не унимался Хельм.– А как же, ну, карета? Мы не могли попасть именно в эту линию по чистой случайности! Они, наверное, хотели, чтобы мы ее нашли!

– Или хотел,– поправил я.– Возможно, кто-то, кого заботит благополучие малыша.

– Он тут совсем недолго,– вслух размышлял Хельм.– Подгузник сухой.

– Верно,– согласился я,– Похоже, мы и ребенок прибыли в одно и то же место практически одновременно. Ты прав: вряд ли это чистое совпадение.

– Кому? – размышлял Хельм.– Кому понадобилось заточить дитя – царственное дитя – в подобном месте? И зачем устраивать все так, чтобы бедняжку непременно спасли?

– Спасли? – удивился я.– Да он застрял здесь точно так же, как мы.

– Э... разумеется, сэр...– запинаясь, произнес Хельм, но затем решительно выпрямился.– Сэр, у нас есть машина и даже старая коляска – вы сказали, она тоже челнок! – Он оживился.– Мы можем его использовать. Если необходимо.

– Не знаю, Эмиль,– откровенно признался я.– Мы в стазисе. Похоже, наше восприятие времени субъективно, поскольку так устроена человеческая нервная система. А сколько именно времени прошло? Хронометр в челноке утверждает, что год. Но что такое год? Производное человеческого воображения...

– Сэр! – перебил Хельм,– Это время, необходимое для одного оборота Земли вокруг Солнца! При чем тут воображение?

– Очень даже при чем,– сообщил я.– Это до сих пор лишь идея; возможно, она довольно точно соответствует природному феномену, а может, всего лишь очередная фантазия. Философы еще не решили.

– Но, сэр, все знают...

– Годами все знали, что Земля плоская,– напомнил я ему,– и что Солнце вращается вокруг нее.

– Но они ошибались! – Хельм явно считал данное заявление эффектным.

– Ошибались? Любой идиот может поглядеть на море или степь и убедиться, что они плоские. Смотри: солнце ходит по небу каждый день, и оно встает над горизонтом на востоке, именно там, где должно, если по ночам проходит под землей. Ты отрицаешь очевидное!

– Я понял, сэр. Но у нас есть инструменты, которые не имеют никаких субъективных перекосов; они показывают, что происходит на самом деле.

– Подними домкратом ведущие колеса автомобиля и заведи мотор,– предложил я.– Спидометр покажет, что ты выжимаешь восемьдесят или девяносто.

– На самом деле, – поправил он,– он показывает только то, что колесо, к которому присоединен сенсор, вращается. Но это реальное явление. Спидометр его не воображает.

– Что демонстрирует, как сильно человеческое истолкование, основанное на предрассудках, влияет на наше понимание даже самых элементарных наблюдений, Эмиль.

– Ну,– начал юноша,– вообще-то это не важно...

– Верно. Что мы должны сделать, так это выбрать линию поведения и следовать ей. Пора мне принять решение. Я не могу свалить ответственность на младшего офицера.

Он согласно кивал.

– Я не имел в виду, сэр...

Я сообщил ему, что я в курсе, и отъехал от кареты. Она была покрыта блестящим черным лаком и выглядела новехонькой. На высоких колесах со спицами красовались литые резиновые шины.

– Это фальшивка,– сказал я Хельму.– Она явно сделана специально, чтобы заставить нас искать А-линию с устаревшей транспортной технологией. Но лак и резина – синтетические. Давай-ка выясним, что они пытались спрятать.

Я вновь сдал назад, чтобы совместить двери, на этот раз плотнее. Вспыхнул розовый ореол. Я вернулся в карету, нагибая голову под низким парчовым потолком.

– Сэр,– промолвил Хельм,– может, ее в девяностые сделали, когда те два итальянских парня построили первый, эээ, челнок. Может, они хотели замаскировать аппарат...

– Конечно,– согласился я.– Может. Если так, то это музейный экспонат, который следует вернуть домой. А пока я собираюсь его проверить.

Я вылез из салона и забрался на приподнятое сиденье кучера. Лошадей нет, значит, должен быть мотор. Так и оказалось. Я подозвал Хельма и показал ему элементы управления, спрятанные под изогнутым щитком, который в действительности был отнюдь не декоративной защитой от пыли, поднимаемой копытами лошадей. Проследив за проводами, я обнаружил компактную воздушную камеру и привод левого заднего колеса. Стоило коснуться рычага со значком «вперед», и высокая повозка мягко проехала несколько дюймов.

– Я тут подумал, сэр,– внес свою лепту Хельм, как только залез на козлы рядом со мной, продолжая прижимать к груди спящее дитя,– может, хозяева клопика маленько отстали от расписания. Собирались встрять до того, как мы найдем малыша, но промахнулись аккурат настолько, чтобы пропустить нас вперед.

– Не исключено,– признал я.– Но зачем им оставлять здесь ребенка, заманивать нас, чтобы мы нашли его, и мчаться на помощь, прежде чем мы попадем на крючок?

Ответа я не ожидал, но продолжал молча думать над вопросом. Кто-то, может йлоккские спецслужбы, а может, другой игрок, которого пока нет на сцене, изрядно потрудился, чтобы устроить нам ловушку. Несомненно, на то имелась причина.

Я велел Хельму сидеть тихо и готовиться к поездке, сам же олез и вернулся в челнок.

Мне как-то не хотелось бросать блестящую черную карету в нуль-времени. Любой музей Империума отдаст за нее коллекцию динозавров юрского периода. Но я записал координаты места и приказал Хельму спуститься и пристегнуть ремни. Смовиа проспал всю эпопею с ребенком. Я не стал его будить. Бедняга, он не ложился с тех пор, как я притащил ему Свфта, по меньшей мере двадцать четыре субъективных часа, а я еще собирался его надуть!

– Эмиль, – тихо обратился я к парню,– я могу кое-что попробовать, но не знаю, что выйдет. Это рискованная уловка, которая никогда не применялась в полевых условиях. Либо мы снова начнем нормально двигаться, либо нас жестоко выкинет на очередной энтропийный уровень. Твое мнение?

– Мнение, сэр? – изумленно переспросил он.– Мой долг, сэр, исполнять приказы полковника...

– Хорошо,– согласился я. Мне не хотелось его расстраивать.– Тогда попробуем. Постарайся расслабиться и немного поспать.

Я подошел к пульту и вытащил приборные гнезда, для чего пришлось отключить предохранители. Идея была довольно проста: даже в кармане энтропии текут энергии. Не нормальные энергии проблионового потока, но более скрытые, хоть и не менее мощные силы, которые практически незаметны в нормальном континууме. Например, коварная девятая сила, которая заставляет работать законы «случайности», и десятая, отвечающая за сохранение момента импульса и благодаря которой кометы размером с пылинку, находящиеся в световом годе от нас, ловко разворачиваются по дуге и возвращаются из мест, где Солнце – лишь ярчайшая звезда на небосклоне. Если запустить перекрестное управление, применив регулировочное давление, стремящееся выдавить челнок из его текущей А-линии, и, одновременно загнув энтропийное давление, стремящееся обратить вспять наше А-энтропийное движение, два энергетических потока окажутся направлены по противоположным векторам: непреодолимая сила столкнется с непреодолимой силой, и челнок выскочит, точно семечко из арбуза,– или же взорвется.

Меня потряхивало. В сетевых лабораториях мы как-то раз поставили небольшой эксперимент с участием всего лишь одного нейтрона, и в результате целое крыло отправилось в область нереализованных возможностей. Но других идей у меня не было. Настройка займет всего пару секунд, надо лишь развернуть волноводы и разъемы: затем я выжму рычаг «полный вперед» и посмотрю, что получится. Простая серая пластиковая рукоятка казалась розоватой – энтропийный ореол, указывающий на утечку связанных энергий вселенной. Я выжал рычаг. Мир взорвался.

11

– ...по крайней мере, так мне показалось,– объяснял я Эмилю, который снова склонился надо мной.– Как ни приду в себя, вечно встречаю твой встревоженный взгляд.

Он усмехнулся и кивнул.

– Все очень... ну, исказилось, сэр,– сообщил он, точно его слова что-то значили для меня. Он оглядел тесную кабину, словно ожидал, что это, что бы под «этим» ни подразумевалось, случится вновь.– Меня словно... скрутило, сэр,– серьезно объяснил он.– Оно, может, всего секунду длилось, но мне показалось, что целую вечность.– Он приложил ладонь к верху живота,– Это было ужасно, сэр, но прошло, и все стало как прежде, не считая того, что вы потеряли сознание, сэр. Только я попытался привести вас в чувство, как вы заговорили. Сказали, что все взорвалось. Но ничего не взорвалось, полковник! – Для разнообразия он не извинился, что возражает мне.

– Что видно снаружи? – поинтересовался я и довольно легко встал и сделал два шага, необходимых, чтобы глянуть на обзорный экран.

И сразу же обнаружил, что грязевой пейзаж исчез. Его сменил промозглый день в Новой Англии [42]42
  Новая Англия – название исторически сложившегося района в северо-восточной части США.


[Закрыть]с голыми деревьями и мокрыми листьями на земле. Судя по движениям голых веток и летающему растительному мусору, дул свежий ветер. С порывами ветра носились брызги дождя. Неподалеку, в сотне ярдов по раздолбанной дороге, виднелся домик – полуземлянка с дерновой крышей. В окне из оправленных в свинец бутылочных донышек горел свет. Из кривой трубы, торчавшей из влажной почвы рядом с самым большим деревом в округе, поднимался дым. Создавалось впечатление обширных подземных построек, и все же это была наиболее уютная часть картины. Пока мы наблюдали, высокий йлокк в красном трико выбежал из-за дома, если это был дом, и на четвереньках рванул по дороге прямиком к челноку. Чужак остановился в нескольких футах, ткнулся носом в землю и принялся обнюхивать нашу машину.

– Полковник,– произнес Хельм.– Он знает, что здесь что-то есть! Может...

– Давай с ним побеседуем,– предложил я и потянулся к тумблеру внешней связи, но засомневался в своем владении йлоккской речью. Свфт дал мне пару наводок на грамматику – она была довольно простой,– и при помощи нескольких склонных к сотрудничеству пленников мы разработали ускоренный курс обучения основам языка, достаточный для наспех записанной гипнопленки. Однако я провел в кодировщике совсем мало времени и не успел пройти обычную постгипнотическую подготовку. Я спросил у Хельма, не знает ли он языка. Он не знал.

Затем из своего отсека, почесывая в затылке, ощупью вылез Смовиа.

– Ну и чертовщина же мне приснилась,– пробормотал он.– Будто меня поймал тайфун и вывернул наизнанку. Все было реально, как эти стены, даже еще реальнее! Честное слово, я с таким облегчением проснулся и нашел свою двенадцатиперстную кишку на положенном месте. Что происходит – и что это такое? – Он уставился на ребенка, которого все еще держал Хельм. Лейтенант показал ему мордочку мирно дремлющего крысенка.

– Мы... мы нашли его,– объяснил он.– Оно... он был брошен в разукрашенной карете там, в грязи. Бедный малыш.

– Какой еще карете? – недоумевал Смовиа.– Какой еще грязи? – Он выглянул на улицу, но никаких ответов не обнаружил.– Что здесь делает ребенок? Как он сюда попал? И куда – «сюда»?

– Не знаю,– ответил я.– Малыш лежал в замаскированном челноке наподобие этого, но не в нашем. Где мы, понятия не имею, не считая того, что вроде бы успешно пробрались в Желтую зону и переместились сюда: здесь несколько более «нормально».– Я обвел рукой вид на дорогу и домик.

– Желтую зону? – переспросил доктор, одновременно забирая спеленатого ребенка у Хельма,– Кажется, припоминаю. А разве вы не говорили, что это запрещенный сектор, куда нельзя входить ни при каких обстоятельствах? – Он был скорее сердит, чем напуган.

– Обычно да. Но следы, оставленные йлокками, вели прямиком в Зону. Поэтому для нас решили сделать исключение.

– А почему она, собственно, запрещена? – спросил меня док.

– Мы потеряли сначала один челнок, потом другие. После третьего – вторые два экипажа были специально снаряжены и проинструктированы – постановили огибать Зону в ходе разведки и вернуться к ней позже, когда, предположительно, наши технологии продвинутся вперед и смогут справиться с тем, что пожирает машины и людей.

– Если они не сумели вернуться,– не унимался Смовиа,– почему вы решили, что сумеем мы?

– Я так не решил. По крайней мере, не наверняка. Но я надеюсь и даже рассчитываю разузнать что-нибудь, что нам поможет.

– Здесь, в этой заброшенной деревне? – взвился Смовиа, после чего принялся успокаивать ребенка, который с плачем проснулся.

– Моя теория,– сообщил я ему,– заключается в том, что Зона – это еще одна Пустошь, возникшая, как и наша, в результате неудачных сетевых экспериментов, но, возможно, с менее жестокими последствиями. Здесь имеется по меньшей мере один островок относительной нормальности – тот, с которого прибыли наши захватчики. Могут быть и другие. Думаю, мы уже близко. Я еще не закончил анализ данных, которые хранят наши приборы, чтобы убедиться в своей правоте.

– Ну так заканчивайте во что бы то ни стало,– настаивал Смовиа. – И поскорее, полковник, если не сложно. Если честно, хотелось бы знать, не пора ли уже заносить меня в список пропавших без вести, а то эта неопределенность портит пищеварение, хотя мне уже довольно давно нечего переваривать. Шшш, тише, детка.– Он снова занялся малышом у себя на руках.– Все хорошо...– Он умолк и с надеждой посмотрел на меня.– Все действительно хорошо, правда же, полковник Баярд?

– Смотрите! – встрял Хельм. Он указывал на экран, на котором появилась небольшая группа высоких, тощих, клонящихся вперед существ. Их следы вели к извилистой линии, исчезавшей вдалеке.

– Это крысюки! – задохнулся Смовиа.– Наверное, ищут ребенка. Нам лучше...

Прежде чем он договорил, один из крысюков в авангарде группы глянул в нашу сторону, увидел что-то интересное и предупредил остальных. Они сбились в кучу и угрожающе направились к нам. Затем один пошарил в кармане шинели и извлек револьвер «смит-вессон» тридцать восьмого калибра – табельное оружие ТСН. Определенно, он ветеран вторжения и это его трофей. Он направил его на йлокка в красном, который стоял спиной к ним, оружие дернулось в длинной тощей лапе ветерана, крысюк в красном крутанулся на месте и упал на спину. Остальные мигом рассыпались, пригибаясь, разбежались во всех направлениях за пределы нашего поля зрения.

– Полковник! – выпалил Хельм.– Они хладнокровно убили этого типа!

– Температура жидкости в их жилах мне неизвестна,– возразил я,– но они застрелили его, это верно.

Смовиа протиснулся поближе и глянул мне через плечо.

– Мы должны помочь этому... эээ... парню, – решил он.– Вроде бы пуля попала ему в плечо. Возможно, рана не смертельная.

– Дело плохо, док,– добавил Хельм.– Не получится. Он снаружи, а мы внутри.

Группа йлокков вернулась. Им не было дела до раненого: они крутились вокруг челнока, словно ошущали его незримое присутствие.

– Эти ребята знают, что мы здесь,– заявил Хельм.– Крысы!

– Интересно,– вставил Смовиа,– они похитили ребенка или же явились его спасти?

– Похитили,– постановил Хельм.– Вы же видели, как они убили того парня. Они преступники, это точно.

– Но что, если как раз тот, кого они застрелили, был одним из похитителей? – возразил Смовиа.

– В любом случае,– ответил Хельм,– мы не можем вот так сидеть и ждать, пока он истечет кровью,– Он повернулся ко мне,– Полковник, нельзя ли подобраться поближе и подцепить его багром? Так...

– Сперва надо слиться с линией,– указал я.– А это зависит от градиента энтропии, который у нас зашкаливает, как ты помнишь.

Шайка йлокков снаружи полностью вышла из широкого поля зрения видеосистемы.

– Парень прав,– поддержал юношу Смовиа.– Надо попробовать. Есть у нас что-то типа крюка?