Текст книги "Миры Империума"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 44 страниц)

Желтая зона
© Перевод А.Килановой.

  ПРОЛОГ

После торжественного приема во дворце у Рихтгофена я решил пройтись до дома пешком. Сентябрьский вечер выдался непривычно теплым для Стокгольма, и мне захотелось размяться. Когда я свернул со Страндваген, чтобы срезать по Стирмансгатан, за спиной раздался какой-то звук. Я обернулся, не от страха, а просто из легкого любопытства. Но лишь краем глаза успел заметить высокий, странно узкоплечий силуэт, до пят укутанный в тускло-коричневую шинель, как раз в тот миг, когда он нырнул в боковой переулок. Меня разобрало любопытство. Я как бы ненароком вернулся обратно, он буквально выпал на меня из дверного проема. Я отшвырнул его и мельком увидел уродливое, лишенное подбородка лицо с торчащими зубами, прежде чем странный тип, вяло трепыхаясь, растянулся на булыжной мостовой. До меня дошло, что он действительно упал на меня. Он был ранен или болен. Я опустился на колено, чтобы прощупать пульс. Пальцы нашарили жилистое запястье, на ощупь напоминавшее шкуру терьера. Я перевернул незнакомца на спину. От него омерзительно несло амбарными крысами и гнилыми апельсинами в придачу. Под шинелью на нем был надет тесно облегающий комбинезон из шерстистой ткани. На длинных изуродованных ступнях красовались то ли высокие ботинки, то ли короткие сапоги из мягкой сморщенной порыжелой кожи. На голенях рос короткий мех.

В его карманах было пусто. У меня шерсть на загривке встала дыбом, инстинктивный способ казаться больше, дабы отпугнуть хищников. Глазки-бусинки крысюка распахнулись и уставились на меня с выражением, которое, будь он человеком, я бы назвал молящим. Он что-то пробормотал, сплошь гласные и скрипы, увенчанные стоном. Свет ушел из глаз. Он умер. Крупный щетинистый пасюк, поспешавший по своим делам, замер, принюхался, подскочил к мертвой твари, передумал и бросился улепетывать со всех ног. Я вышел из узкого переулка и вернулся на Страндваген, где ртутный фонарь заливал дьявольским светом выходящие на гавань элегантные фасады и рассыпал блестки по покрытой зыбью воде! Приметив такси с приветливым оранжевым огоньком, я направился к нему. Время неспешной прогулки миновало. Надо добраться до штаб-квартиры «Kungliga spionage» [32]32
  Королевская разведка (шведск.).


[Закрыть]как можно скорее.

До такси оставалось футов десять, когда водитель глянул на меня и рванул с обочины, выпустив облако выхлопов горелого керосина. Стокгольмские таксисты славятся вежливостью и обходительностью, значит, что-то насторожило этого парня. Я наблюдал, как он мчится через Густав-Адольфстрог в Туннелгатан.

В этот миг двое мужчин выскочили из другой боковой улочки. Хорошо одетые шведы средних лет не бегают трусцой по городским улицам после наступления темноты. Но эти двое мчались во весь опор, а за ними несся еще один, не гнался, а спасался бегством от того, что напугало первых двух. Затем из узкой улочки хлынула целая толпа, моих ушей достиг ее невнятный рев. Кое-кто был в крови от мелких порезов. Они напоминали отступающую армию, текущую мимо единым потоком. Мужчины, женщины, дети – все бежали из последних сил, и на лицах их читался страх. Я шагнул вперед, чтобы перехватить одного парня, но он дико глянул на меня и увернулся. Мой взгляд упал на фигуру в дверях каменного здания XVIII века, где некогда помещалась лавка судового маклера: высокий узкий силуэт, похожий на шестифутовую тускло-оливковую сигару, с ножками и поднятым воротником. Страх схватил меня за горло и задавил готовый вырваться крик. Не успев поймать кого-нибудь и указать ему на незнакомца, я увидел второго, а потом еще одного. Все трое просто стояли в тени дверных проемов. Они были слишком высокими, слишком узкими, из-под длинных шинелей выглядывали только ступни, короткие, невразумительные ручки прятались в высоко посаженных карманах. Они в точности походили на крысюка, умершего в переулке. Не знаю почему, но было в этих молчаливых, неподвижных фигурах нечто невыразимо зловещее.

Я тоже отступил в тень. Остатки перепуганной толпы поспешали мимо. Окинув взглядом боковую улочку, из которой они вышли, я увидел нечто, от чего у меня оборвалось сердце: толпа незваных гостей в шинелях перемещалась неуклюже, но поразительно быстро. Тела их клонились вперед под опасным углом, ножки-обрубки так и мелькали под долгополыми шинелями. Один споткнулся и упал, остальные перелетели через него, оставив бесформенную груду позади. Затем один вернулся, подбежал к упавшему товарищу и склонился над ним.

Через мгновение я сообразил, что он его ест.

Последние несколько отставших – я перестал думать о них как о людях – еле держались и периодически вытягивали руки, падая на четвереньки. Догнать впереди идущих они не могли, но продолжали накатывать, десятками, тысячами. Они неслись мимо, не замечая меня.

А затем один тип отделился и поспешил к пожарной лестнице и, не сбавляя скорости, взобрался на первую площадку. Там он остановился, порылся в тускло-коричневой шинели и достал нечто, немедленно опознанное мной как оружие, хотя оно больше походило на пучок вешалок для одежды. Крысюк устроился и направил оружие вниз, через рыночную площадь, поверх голов последних улепетывающих людей, и синий росчерк молнии ударил в выветренную каменную кладку здания перед ними. Вниз, загораживая им путь, посылались каменные обломки. Толпа обогнула препятствие, оставив после себя трех раненых, корчащихся на булыжной мостовой.

Я вытащил свой старый «вальтер-6,35», прицелился и очередью рассек стрелка пополам. Он перегнулся через перила и, кувыркаясь, полетел вниз. Треснулся он будь здоров, но его дружки перескакивали или огибали его, не обращая внимания на поверженного соплеменника. Внезапно рыночная площадь опустела, остались лишь раненые. Один из троих, попавших под каменный обвал, поднялся на ноги и осматривал себя, пытаясь оценить причиненный ущерб. Я подошел к нему. Он испуганно вскинул на меня глаза, но остался на месте. Крепкий молодой парнишка, одетый как сошедший на берег моряк.

– Вот так ерунда! – крикнул он. (Именно «ерунда»; шведы почти не ругаются.)

– Сильно поранился? – спросил я. Он неопределенно покачал головой.

– Что случилось? – спросил он.– Я бежал...

– Почему?

– Крысюки. Не видел их, что ли? Все рванули, ну и мне ничего лучше в голову не пришло, так что я тоже побежал.– Он потер левую руку.– Сломал, похоже.

Он посмотрел на женщину средних лет и старика, лежащих в крови на мостовой рядом с нами. Оба были мертвы.

– Им повезло меньше.

Он глянул на красноватые каменные обломки, потом перевел взгляд на выбоину в фасаде лавки.

– Артиллерийский огонь. Кто...– Он осекся и смерил меня тяжелым взглядом.– Ты-то не бежишь. Твои дружки?

Ясное дело, он имел в виду крысюков. Я возмутился и указал на подстреленного мной чужака.

– Это он завалил тебя камнями.

Он кивнул и подошел к мертвой твари. Уличные фонари тускло освещали серую рыночную плошадь, окруженную блекло-коричневыми дряхлыми фасадами. Шаги его эхом отдавались от стен. Без них тишина казалась бы полной, не считая нескольких криков вдалеке. Мой взгляд упал на приклеенный к фонарному столбу рекламный листок: «Satt in pa blodbanken. Du kan sjalv behover ta ut» [33]33
  Делайте взносы в банк крови. Возможно, вам пригодится счет в нем (шведск.).


[Закрыть]. Безобидный призыв неожиданно приобрел для меня личный и зловещий смысл. Я направился туда, где парень со сломанной рукой стоял и смотрел на мертвую тварь, укутанную в старомодную шинель. Он с трудом перевернул ее на спину: длинное узкое тело посопротивлялось и тут же завалилось обратно, скрючившись на боку.

– Это не человек,– потрясенно сообщил он. Распахнутая шинель обнажила подобие трико того же мышиного цвета, что и верхняя одежда. Вполне различимые теперь руки оказались ненормально короткими обрубками, а пальцы напоминали кости, обтянутые розоватой кожей и увенчанные когтями.

– Ты назвал их крысюками,– напомнил я ему. Парень потянул носом и кивнул.

– Я столько корабельных крыс перенюхал, что за милю узнаю их вонь. Слушай, об этом надо сообщить властям.

– А то,– согласился я,– Я как раз направлялся в Имперскую разведку.

– Почему к ним? – удивился он,– Почему не в полицию?

– До них всего квартал или два,– возразил я.– А копы знают об этом не больше, чем мы с тобой. По мне, так это дело для транссетевого надзора.

– Ты о том секретном отделе, который изучает альтернативные реальности или как их там?

– В точку. Тут пахнет очень отдаленной реальностью, в которой приматы проиграли грызунам в меловом периоде.

– Я простой инженер-атомщик, – возразил мой новый знакомый,– и почти ничего не знаю обо всех этих сетевых делах. А в том немногом, что знаю, сомневаюсь! Альтернативные миры, ха! Одного вполне достаточно! С точки зрения инженера, в этом нет никакого смысла!

– Значит, надо поменять точку зрения.

– Это же бред,– заявил он, точно изготовившись к публичным дебатам.– Существуй альтернативные реальности на самом деле, мы были бы окружены ими со всех сторон. И если бы каждая А-линия отличалась от соседней только некоторыми деталями, ну, скажем, в одной корабль утонул, а в другой добрался до Исландии,– я понял, что он читал о Сети больше, чем хотел показать,– то у них имелись бы те же технологии, какие есть у нас, и наши аналоги толпами бродили бы повсюду, натыкаясь друг на друга, а то и на самих себя!

Я покачал головой.

– Нет, потому что сетевая технология оперирует глубинными силами, создающими то, что мы считаем реальностью...

– Считаем, черт побери? – перебил он.– Реальность и есть реальность, и нечего тут обсуждать!

– Вчера – реальность? – поинтересовался я.

Он открыл рот для скоропалительного ответа, но вместо этого промолчал. Я продолжил:

– А завтра?

– Javisst! [34]34
  Разумеется, конечно (шведск.).


[Закрыть]– неуверенно произнес он, нахмурившись.– Просто вчера уже прошло, а завтра еще не настало.

– А сейчас? – не отставал я.

– Вне всяких сомнений! – решительно заявил он, сурово поглядывая на мертвую тварь у наших ног. И поправился: – Мне так кажется.

– Настоящее,– сообщил я,– всего лишь пересечение прошлого и будущего, оно не имеет временного измерения. Все имеет место либо в прошлом, либо в будущем. Это как листок бумаги, разрезанный пополам: каждая молекула бумаги либо в одной половине, либо в другой.

– Как это связано?..– начал он. Я отмахнулся.

– В нашем континууме Максони и Кочини повезло. Удивительно повезло. Они не уничтожили нашу линию.

Все соседние либо погибли, либо у них там ничего не вышло, потому-то мы и не натыкаемся на альтернативных себя, посланных по тому же заданию. Хотя я как-то раз встретился со своим альтер эго в месте, которое мы называем Изолированная-в-Пустоши-два. Пустошь – это область, где эксперименты пошли наперекосяк и растворили ткань времени, тем самым разорвав причинно-следственную связь, нарушив нормальный поток энтропии и так далее. На затронутые линии обрушились всевозможные беды. Но пара островков в Пустоши уцелела. Более или менее нормальные линии, очень близкие и схожие с нашей, линией ноль-ноль.

Он кивнул, но как-то неуверенно.

– Откуда тебе обо всем этом известно? – догадался он спросить.

– Я – полковник Баярд из Имперской разведки. Мне случалось бывать в кое-каких А-линиях. Пересекал Пустошь, и не раз. Поверь, я не вру. Этот Стокгольм,– я обвел взглядом рыночную площадь прочного, реального, определенно единственного в своем роде города,– Стокгольм ноль-ноль – всего лишь одна из в прямом смысле слова бесконечного множества параллельных вселенных, каждая из которых отличается от соседних, быть может, лишь относительным расположением двух песчинок на пляже или даже двух молекул внутри одной песчинки. Не беспокойся, твои аналоги в самых близких линиях точно так же уверены, что мои аналоги несут сущий вздор.

– Хочешь сказать...– он запнулся, позабыв о мертвой твари у ног,– что я... что есть...– Он был не в состоянии сформулировать вопрос. Вполне естественно для обычного человека, который смутно слышал о деятельности Сети, но толком не изучал предмет, не более чем простой обыватель вникает в детали космических технологий.

– Именно,– сжалился я.– Как только возникает выбор, происходят оба варианта. Линии расщепляются, и каждый вектор вероятности развивается независимо от остальных. Когда ты в последний раз задумался, куда свернуть на перекрестке, ты пошел в обе стороны – и к разным

судьбам. Так поступают все. Мера возникших различий определяется временем, прошедшим от общеисторической точки. Я жил в одной из линий, где Наполеон выиграл при Ватерлоо. В тысяча восемьсот пятнадцатом году от развилки истории.

– Но... как?..

Ему так и не удалось закончить предложение, но я его понял. Те же самые чувства бурлили во мне много-много лет назад, когда бедолага капитан Винтер схватил меня на улице в паре кварталов отсюда и поведал ту же бредовую сказку.

С тех пор я научился принимать ее и даже стал частью организации, занимающейся надзором за обширным континуумом миров, открытых благодаря МК-приводу, позволившему нам пересекать линии. Привод – основа империи, правительство которой располагается здесь, в нулевых координатах Сети, оберегая мир и порядок в линиях.

– Разумеется,– продолжил я объяснения,– в Сети много линий, наиболее близких к нулевой, в которых Максони и Кочини довели свое странное устройство до совершенства, не устроив катастрофы, из-за которой Пустошь...

– Ты уже упоминал о Пустоши, – перебил меня новый приятель.– Это нечто вроде пустыни, верно, где все пошло не так?

– Мягко говоря. Привод использует те же самые силы, что питают вечный цикл творения и разрушения реальности. Если они не текут строго в своем русле, возникает хаос: испепеленные миры, где жизнь уничтожена взорвавшимися солнцами; адские миры радиации и землетрясений, и даже хуже; линии, где изуродована сама жизнь и огромные массы протоплазмы, отчасти человеческой, растут, подобно гигантским опухолям, и расползаются по земле; или кошмарно мутировавшие растения и животные ведут бесконечную борьбу за пожирание друг друга – все, что угодно, вплоть до милейших мест, которые ты вполне мог бы принять за родной дом, не считая того, что в них Испания поглотила Соединенные Колонии в тысяча восемьсот девяносто восьмом. Или, к примеру, кайзер заключил союз со своими кузенами, царем Александром и королем Эдуардом Седьмым, уничтожил Французскую республику и реставрировал династию Бурбонов в тысяча девятьсот четырнадцатом. Или даже линия, в которой ты опоздал на трамвай и так и не встретил свою жену, вследствие чего стал всемирно известным киноактером, или...

– Понятно,– перебил он меня.– Хотя принять все равно...– Его глаза вернулись к распростертому животному в шинели.– Откуда такое взялось?

– Давным-давно,– предположил я,– в меловом периоде, в начале века млекопитающих наши маленькие, похожие на землероек предки, по-видимому, проиграли борьбу за жизнь на деревьях еще более маленьким, похожим на крыс существам, и через сотню миллионов лет появилось,– я пнул труп носком ботинка,– это.

– Но как оно сюда-то попало? Кстати,– он осекся и протянул мне руку, словно внезапно пожелав восстановить контакт с человеческой расой,– меня зовут Ларе Бурман. Я как раз шел домой и...– Еще одна фраза осталась незаконченной.

Я пожал ему руку.

– Его племя явно располагает чем-то вроде МК-при-вода. Но вот что он делает здесь, в такой дали от родных мест, вопрос посложнее. Он не один, сам знаешь. Я видел толпу по меньшей мере в сотню тварей. Этот бросил своих, чтобы пострелять,– и вот он сам убит.

– Как он...—Ларе, как обычно, осекся.– Ты сказал, это он завалил меня камнями.

Я поднял оружие крысюка, гибрид гнутой вешалки и составного арбалета с открытой электропроводкой. С какого конца оно стреляет, было неясно. Я показал его Бурману.

– Вот этим.

Он кивнул, словно я произнес нечто осмысленное, и взял штуку. Он-то явно знал, с какого конца вылетает птичка – вот она, инженерская натура.

– Любопытно,– заметил он.– Я, конечно, не уверен, но, по-моему, принцип действия основан на управлении

слабой атомной силой – неудивительно, что оно вдребезги разбивает прочный гранит. Весьма нетривиально. Мы работаем над похожей штукой.– Он вернул оружие и объяснил мне, как правильно его держать, указав на спусковой крючок.

Я осторожно принял смертоносное устройство.

К этому времени несколько горожан осмелились открыть двери и осторожно выглянуть наружу. Они заметили нас и направились в нашу сторону, издалека выкрикивая вопросы. Что мы могли им ответить? Молодая женщина припала к двум мертвецам и зарыдала. Невдалеке раздался крик, и все обернулись. Мужчина с лицом в крови, шатаясь, брел к нашей кучке. Бурман и еще пара человек поспешили ему навстречу. Не знаю зачем: помочь мы ему не могли. Человек с окровавленным носом приблизился. Он не сводил глаз с мертвой твари.

– Еще такие идут – много идет! – задыхаясь, выдавил он.– Они лезут из старых угольных подвалов на верфях. Я упал,– словно извиняясь, добавил он, вытирая нос и брызгая во все стороны кровью. – Я видел, как они убили человека... застрелили его... такой вот штукой! – Он ткнул пальцем в устройство в моих руках.– Его в клочья разнесло! – Он захлебывался, давился словами.– Жуть! У него не было ни малейшего шанса! Обычный тряпичник, копался себе в мусорном баке. А они убили его, как крысу!

Толпа решила, что мы знаем не больше их, и начала расходиться, по двое, по трое: никто не ушел без спутника. Одинокий крысюк выскочил из очередной узкой боковой улочки старой верфи. Похоже, враг попал в беду: он забавно шатался на своих ножках-обрубках, затем остановился, оглянулся и направился к нам.

– Вроде не вооружен,– сказал Ларе. Я согласился.

– У меня есть пистолет. Возьми-ка ты эту штуку.– Я протянул ему оружие чужака.

В десяти футах тварь остановилась. Глазки-бусинки на заостренной крысиной морде быстро ощупали нас и замерли на оружии в руках у Бурмана. Зверь определенно принюхивался. Он вытянул узкую, с длинными пальцами ладонь и издал звук, похожий на скрип ржавой дверной петли.

– Не подходи,– мягко сказал Бурман,– У меня от него шерсть на загривке дыбом,– вполголоса поделился он со мной.

Тварь снова скрипнула, уже более настойчиво, если в скрипе ржавой двери вообще можно различить человеческие интонации.

– Кто ты? – спросил я, просто чтобы не молчать.

– Вы не из наших товеренных кадров,– произнесла тварь визгливо, но вполне разборчиво,– Откуда у вас разрушитель?

Его глазки метнулись на труп.

– Вы предательски убили Тзла и забрали его личное оружие,– обвиняющее произнес он.

– Еще как убили, слизняк,– ответил я и поудобнее перехватил «вальтер».– Твой приятель Сил убил двух людей и не остановился бы на этом, не прикончи мы его.

– Тзл,– поправила тварь.– Кокта уже вы, лори, научитесь коворить правильно?

– А на кой? – возразил я.– Это наш мир...– успел произнести я, прежде чем он взял свой разрушитель наизготовку.

Оружие идеально подходило к его ручкам-обрубкам, вот почему Ларсу было неудобно его держать, и тем не менее Ларс направил свой разрушитель на чужака, пока тот не выстрелил.

– Покайтесь, рабы! – воскликнул крысюк на скрипучем, но грамматически безупречном аристократическом английском.

– Мы не рабы, крысиная морда,– весьма спокойно сообщил Ларс. – А теперь отвечай, кто ты, что ты и какого черта ты здесь делаешь?

– Мне выпала великая честь быть командиром корпуса Кзком,– сообщил он, старательно выговаривая звуки.– Я не обязан отвечать на вопросы всякой швали, но сообщу вам, коль уж вы столь чудовищно невежественны, что я представляю Центральное командование Йлокка и прибыл сюда со своими войсками, дабы очистить сию городскую область от местной живности. А теперь ты! – Он обратился к Бурману, даже не взглянув на меня и мой пистолет.– Отдай мне оружие!

– Как скажете, сэр,– смиренно произнес Ларс и проделал в вожаке Кзке дыру, куда вполне поместился бы мяч для футбола (британского, а не американского).

Надменный чужак рухнул на булыжную мостовую и проехал шесть футов на спине. Ларс глянул на меня, словно в ожидании выволочки.

– Без разницы, сейчас или позже,– успокоил я его.– А теперь, с этими сведениями, мы просто обязаны добраться до штаб-квартиры, и как можно скорее.

И мы тронулись в путь, оставив за спиной двух мертвых «локов» (так, что ли, он назвал свое племя) и двух мертвых людей. По очкам пока ничья.

Проходя по обезлюдевшим улицам, мы видели еще кры-сюков, в основном парами, но был и патруль в десяток особей, и одинокая тварь, блевавшая у стены. Ныряя из тени в тень, никем не замеченные, мы добрались до штаб-квартиры. По бокам от гранитных ступеней горели кованые фонари, светилось несколько окон, но никого – ни человека, ни чужака – не было видно.

Часового в будке внутри тоже не оказалось. Царила тишина, но где-то вдалеке, наверху, мне почудились голоса. Мы поднялись по мраморной лестнице и прошли по широкому коридору к кабинету Рихтгофена. И вновь нет часового. Я постучал, и раздраженный голос рявкнул:

– Войдите!

Так я и сделал, Ларе последовал за мной. Дородный охранник, которого я встречал прежде, наставил автоматический пистолет на мой обед и заявил:

– А, это вы, полковник. Хорошо. Генерал хочет вас видеть.

– Под ноги себе целься, Хелга,– отозвался я.– Это Ларе Бурман. Он на нашей стороне – что прекрасно, поскольку иначе он разорвал бы тебя пополам той вешалкой, которую держит в руках.

Хелга довольно робко опустил оружие, потянулся к разрушителю, отдернул руку и кивнул на внутреннюю дверь. Не успели мы подойти, как створки распахнулись и в проеме возник Манфред фон Рихтгофен, седой, безукоризненно элегантный в форме Службы транссетевого надзора и лишь чуть-чуть сутулый – ему уже за восемьдесят перевалило. Он протянул руку и сказал:

– Я так и думал, что это ты, Бриан. Хорошо. Добро пожаловать. Заходи, и мистер Бурман пусть тоже зайдет.

Мы оба обменялись с ним рукопожатиями.

– Что за чертовщина творится, сэр? – спросил я.– Откуда они явились?

Рихтгофен махнул на настенную карту города, построенного на архипелаге, острова которого соединяли мосты. Красные и желтые булавки складывались в узор из концентрических дуг с центром у берега, недалеко от того места, где я встретил своего первого крысюка.

– Это транссетевое вторжение, Бриан,– мрачно сказал он.– Сомнений нет.

– Сколько их? – поинтересовался я.

– Точно сказать не могу,– ответил он.– Данных не хватает. Но идет постоянный приток подкреплений. Жертв пока не много, поскольку организованного сопротивления нет. Они, похоже, пытаются ловить людей наугад, когда натыкаются на них. Первый рапорт поступил из Гетеборга около часа назад. Звонок по горячей линии, как раз когда ты уходил с приема. Я послал за тобой наряд, чтобы сообщить о случившемся, но тебя упустили.

– Я срезал дорогу,– объяснил я.

– Тем не менее теперь ты здесь,– заявил Рихтгофен, словно это все меняло.

– Почему бы не позвонить в местный гарнизон и не окружить их? – спросил я.

– Это полноценное вторжение,– угрюмо ответил генерал.– Мы не в силах отловить всех разом. Только в городе уже сотни достоверно зафиксированных встреч.– Он махнул на карту с булавками.– Красные – это жертвы, желтые – просто встречи. Кем бы эти твари ни были, намерения у них серьезные. Мой технический директор Шёман (ты, разумеется, знаком с ним, Бриан) утверждает, что они из линии, весьма далекой от нашей зоны надзора.

– Вы видели хоть одного вблизи, сэр? – спросил я. Он покачал головой.

– Пленников пока нет. У них мощное личное оружие, и они охотно его применяют. И не хотят ни с кем разговаривать. Я видел парочку через улицу, довольно близко,– добавил он.– Скользкие твари и двигаются как-то странно, наклонившись вперед. Один с минуту бежал на четвереньках, я почти уверен.

– Бежал,– подтвердил я,– Это не люди, Манфред,– Я протянул ему разрушитель.– Вот из чего они стреляют. Нет, наоборот. Осторожнее! А то пробьешь стену здания. Лучше позови Шёмана. Ларе объяснит ему, как эта штука работает.

Рихтгофен уважительно повертел оружие в руках , затем нажал кнопку на столе, вызвав технического директора, и протянул тому разрушитель.

– К счастью, сэр, это оружие легко инвертировать,– сказал подошедший Ларе– Оно генерирует силовое поле, и если чуть-чуть подкрутить, можно сдвинуть поле по фазе, тогда при столкновении оно погасит базовое. Надо наштамповать побольше копий и как можно скорее.

Шёман кивал, как будто весь этот бред что-то значил.

– Какая территория у них под контролем, генерал? – не унимался я.

– Как ты сегодня официален, Бриан,– слегка пожурил меня Рихтгофен.– Здесь, в Стокгольме, они зачем-то захватили Старый город и Сёдру и быстро очищают центр. Они разбили полевой штаб на Кунсгатан, рядом со Стуре-план. Мы перебили несколько сотен. Похоже, им плевать на наше оружие: они лезут прямо под пули.

В этот миг влетел помощник с рапортом, подтвердившим, что чужаки кишат во всех городах и весях, с которыми удалось связаться, а также в Париже, Копенгагене, Осло и остальных столицах континента. Из Лондона поступили сведения об уличных боях. Северная Америка пока молчит. Связи с Японией нет.

– Коммуникации практически уничтожены,– объяснил нам Рихтгофен.– Эти парни знают, на что нападать в первую очередь. Мосты и аэродромы перекрыты, радиовышки обрушены, шоссе блокированы. Новости поступают только по морю. Словно они не подозревают, что можно путешествовать по воде. Наши корабли приходят и уходят свободно. Похоже, их интересуют в основном территории мегаполисов, но и в маленьких городках они есть. В сельских районах их почти не видели, не считая разрозненных групп. Им явно больше хочется выжить людей из городов, чем убить их: в основном жертвы возникают, когда люди встают на их пути. Тем, кто удирает, позволяют бежать, затем их окружают и задерживают.

– Это все несколько усложняет,– заметил я.– Мы не можем использовать против них мощное оружие из опасения разрушить собственные города.

– Именно,– согласился Рихтгофен.– Думаю, в этом суть их стратегии.

– Сколько их, по-твоему? – спросил я.

– Скорее всего, порядка четырехсот тысяч на данный момент,– мрачно ответил Рихтгофен. – И с каждым часом становится все больше.

– Точнее, триста тысяч девятьсот девяносто восемь,– вставил Ларе.

– Пожалуй,– Манфред говорил серьезно,– нам следует прибегнуть к партизанской войне. Я уже предпринял меры по разбивке полевого штаба рядом с Упсалой. Вам с Барброй лучше отправиться туда прямо сейчас. Я рассчитываю, что ты возьмешь командование на себя.

– Есть, сэр! – рявкнул я, но мне было чертовски не по себе.

  1

За следующие сутки к нам присоединилось несколько мобилизованных подразделений имперской армии, вооруженных поспешно наштампованными антиразрушительными излучателями широкого поля действия. Под прикрытием шести грузовиков мы пробились через хлипкие йлоккские баррикады на открытую сельскую местность без единой потери с нашей стороны. Под «нами» я разумею Барбру, нашего верного слугу Люка, дюжину или около того старших офицеров армии и Службы госбезопасности, их семьи, уйму врачей, механиков, поваров, прибившуюся к нам группу отпускников и вообще всех, кто хотел эвакуироваться. Большинство из них тащили пожитки, с которыми никак не могли расстаться.

На окраине города мы реквизировали шесть автобусов и армейский вездеход и, отбив несколько вялых атак, вскоре набрали достаточно людей, чтобы набить транспорт под завязку.

– Да уж, бравыми вояками этих «локов» не назовешь,– отметил молоденький лейтенант по фамилии Хельм.

Он служил в миротворческих силах на Ближнем Востоке и повидал отчаянные бои. По сравнению с тамошними головорезами эти ребята казались усталыми и какими-то равнодушными. Меня это устраивало. Но они были упорны и, казалось, плевать хотели на потери, хотя, отступая, всегда утаскивали своих мертвых и раненых да еще и умудрялись прихватить парочку пленных.

Как только мы покинули городские предместья, чужаки перестали преследовать нас. Новые устройства работали хорошо, и, поскольку враги, похоже, специализировались на одном, казалось бы неотразимом, оружии, они вскоре выучились убегать при нашем появлении. Ничья: они заполучили города; нам остались деревни. В них было тихо, и все же что-то изменилось. Война почти не оставляла следов.

  2

Нас направили в полевой штаб на расчищенной посреди букового леса поляне недалеко от маленького городка. По дороге мы наткнулись на заставу, укомплектованную тремя раздолбанными грузовиками и семидесятипятимиллиметровыми «бофорсами». Орудийные расчеты собирались сбить наш головной автобус с дороги, пока я и еще парочка несомненных людей не выпрыгнули и не убедили отряд, что мы хорошие парни. Справившись с разочарованием от того, что не удалось испытать полевые пушки на автобусах, вояки нам обрадовались, рассказали, как срезать путь до штаба, и продолжили наблюдение за дорогой в том направлении, откуда мы приехали. Штаб мы отыскали без труда: шестиместная палатка, вездеход и кучки военных вокруг.

Я принял командование у замученного бригадира, который едва не валился с ног, но из последних сил контролировал происходящее в городе и вокруг него и удерживал на позиции немногих местных рекрутов, которых умудрился собрать, дабы блокировать любое дальнейшее продвижение в глубь территории.

Встревоженный майор вышел из леса и спросил меня:

– А где основные силы, сэр?

Он чуть не разрыдался, когда услышал ответ:

– Мы и есть основные силы.

– Пока мы отбили всего один небольшой конвой,– рассказал он мне.– Они нам прямо на дуло наехали. Похоже, не поняли, что это такое. Свое тяжелое вооружение у них есть, но слишком уж ближнего действия.– Он указал на пару пней в сотне футов от палатки.– Деревья они разнесли, но больше ничего не сделали, после того как мы сбили пару грузовых машин с дороги.

Он погладил бочок вездехода с восьмидесятимиллиметровым «бофорсом».

– Они привыкли к энергетическому оружию ближнего действия,– объяснил я ему.– Поэтому у нас появится своего рода преимущество, если удастся выманить их из города. Продолжайте в том же духе, майор. Я вернусь.

– Javisst! – кивнул майор.– Мы не можем стрелять из пушки в городе, не то разрушим его.

Я велел ему держать планку, взял пару человек и осторожно отправился на рекогносцировку. Вряд ли йлокки легкомысленно отнесутся к своему поражению на заставе. Мы видели их патрули, одиноких разведчиков и команды размером до десяти человек – тьфу! – тварей, облепивших каждый сарай и каждый куст. Мы продвигались, три наши машины опасно кренились, и скоро впереди замаячил городок под названием Сигтуна. Он выглядел мирным, как любой другой шведский городок весенним утром. В полумиле от первого строения, мышиного цвета ресторана с красными геранями в ящиках на окнах, в канаве валялся сгоревший вездеход. Я сунулся внутрь: никого. Еще через сто ярдов мы обнаружили лежащего посреди дороги парня в серо-зеленой форме шведской армии. Когда головной грузовик подъехал и остановился возле него, он пошевелился. На ноге у бедняги красовалась кошмарная рана. Я вылез и подошел к нему как раз вовремя, чтобы услышать: