Текст книги "Ча-ча-ча"
Автор книги: Джейн Хеллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)
Глава 25
Я гребла и пела на пронизывающем до костей ветру пролива в течение двух часов. Вдруг я увидела, что к нам приближается моторная лодка.
– Кулли! Кулли, проснись! – закричала я, дергая одеяло.
Он повернулся, открыл глаза, сморщился от боли и снова закрыл глаза.
– Кулли, ну давай же. Послушай меня. – Я еще раз дернула за одеяло.
– А? Что? Где мы? – пробормотал он. Похоже, что он был таким сонным от лекарства. Или от шока.
– Думаю, нас сейчас спасут, – сказала я. Я надеялась, что надежда не оставит меня, даже если эта моторная лодка окажется одной из тех галлюцинаций, которые бывают у моряков от длительного пребывания в море.
К счастью, катер береговой охраны, плывущий к нам, оказался не галлюцинацией.
– О, слава Богу! – по привычке воскликнула я. У нас с Богом установились уже довольно близкие отношения. – Они нашли нас! Они действительно нас нашли!
На катере находились шестеро мужчин – два старшины и четыре моряка. Они были такими заботливыми и так помогали нам, что мне захотелось пригласить к себе домой всех шестерых.
Они дали нам одеяла, горячий кофе, привязали нашу шлюпку к своему катеру и отвезли в порт Нью Хэйвен, откуда скорая помощь доставила нас в больницу.
В больнице мне поставили диагноз «переохлаждение и боли в спине». Но что доставляло мне особое беспокойство, так это волдыри на ладонях. Кулли, бедняга, попал в хирургическое отделение, где занялись его сломанной ногой.
– Он останется здесь на ночь? – спросила я у медсестры.
– Боюсь, что да, – ответила она.
Я дождалась, пока Кулли не вывезли из хирургического отделения и не отправили в палату. Палата располагалась на седьмом этаже. Ее стены, занавески и покрывала на кроватях были тошнотворно зеленого цвета. Я никогда не понимала, почему в больницах не любят другие цвета. Неужели тошнотворный зеленый цвет ассоциируется у врачей со здоровьем и благополучием?
– Эй, Сонни, девочка моя, – проговорил Кулли слабым голосом, открыв глаза.
– Привет, – прошептала я. – Как ты себя чувствуешь?
– Ужасно. А ты? Ты столько гребла.
– Да, но подумай, какими большими станут мои груди после этого! От гребли развиваются мышцы грудной клетки.
Он улыбнулся.
– Мне нравятся твои груди, и я не хочу, чтобы они развивались.
– Спасибо. Мне твои тоже нравятся.
Тут я вспомнила, что мы не одни, и покраснела. За зеленой занавеской лежал сосед Кулли по палате.
Я отогнула штору и украдкой взглянула на этого мужчину. Он крепко спал, но я тут же узнала его.
– Кулли! – зашептала я. – Ты ни за что не угадаешь, кто твой сосед по палате.
– Ты права, – сказал он. – И кто это?
– Доктор Вейнблатт. Психоаналитик Сэнди.
Что доктор Вейнблатт делал в госпитале Нью Хэйвена, подумала я. Потом я вспомнила, что у него дача в Гилфорде, и, возможно, с ним что-то случилось во время отдыха там.
– Что с доктором Вейнблаттом? – спросила я у одной из медсестер.
– Один из пациентов пытался убить его, – ответила она. – Он бросил в окно его спальни бутылку с «коктейлем Молотова» [71]71
Бутылка с горючей смесью.
[Закрыть].
– Он сильно пострадал? – Я никогда не считала доктора Вейнблатта опытным психоаналитиком (ради всего святого, взгляните на Сэнди), но никогда не желала ему ничего плохого.
– Нет. Только несколько порезов и синяков. Но он впал после этого в глубокую депрессию, которая вызывает у нас опасения. Он говорит, что чувствует себя неудачником, обманщиком и самозванцем. Его переведут в психиатрическое отделение, как только там освободится койка.
– Это так печально. – Это действительно было так. Каждый время от времени чувствовал себя неудачником, обманщиком и самозванцем. Одно из этих чувств я совсем недавно пережила сама.
Я на цыпочках вернулась в палату Кулли.
– Думаю, я пойду, – тихо сказала я, целуя кончик его носа. – Ты, наверное, очень устал.
– Да. Извини.
– Не надо извиняться. Просто отдохни.
– Сонни?
– Да?
– «Марлоу» больше нет? – Его глаза наполнились слезами.
– Да, шхуна утонула, – ответила я. – Но это не значит, что ее больше нет. Помнишь, ты ведь оставил там сигнальный буй? Береговая охрана поможет нам найти ее. А, может быть они уже ее нашли.
Лицо его просветлело.
– Я совсем забыл об этом буе. Возможно, это дает нам надежду.
– Никаких «возможно». Точно дает. А теперь ложись спать. Я приеду утром и отвезу тебя домой.
– Домой? – Он опять помрачнел.
– Да. Ко мне домой. У меня же пока еще есть дом.
– Надеюсь, – пробормотал он.
– Эй, выше нос, – сказала я, испугавшись, что Кулли тоже впадет в депрессию и его переведут в психиатрическое отделение, как и доктора Вейнблатта. – Особняк Маплбарк не так уж и плох, если к нему привыкнуть. – Конечно, было бы не очень хорошо, если Кулли привыкнет к нему сейчас, когда банк в любую минуту может лишить меня права собственности. – Давай взглянем на ситуацию с другой стороны. Мы не утонули в проливе Лонг Айленд. Мы живы. Мы не лишились ни одной из частей тела. У нас достаточно доказательств, чтобы засадить Бетани за решетку до конца ее дней. Теперь начинаются хорошие времена. Мы будем любить друг друга, помогать друг другу и наблюдать за тем, как маленькая мисс Даунз получает по заслугам. Я не вижу поводов для депрессии.
Я оставила Кулли и спустилась в вестибюль, где принялась ждать маму. Я позвонила ей с катера береговой охраны, когда поняла, что у меня нет при себе ни цента. Все мои деньги и кредитные карточки утонули вместе со шхуной.
– Дорогая, ты в порядке? – спросила она меня по телефону.
– Конечно, мам. Кулли сломал ногу, но беспокоиться нечего.
– Не о чем беспокоиться.
– Правильно. Ты приедешь в больницу Нью Хэйвена? Мне неприятно втягивать тебя во все это, но мне нужны деньги и во что переодеться. Что-нибудь теплое.
– Мы скоро будем.
– Кто это «мы»?
– Луис и я.
– Мистер Обермейер? – Похоже, они с моей мамой сильно сблизились в последнее время из-за этих ужинов и обсуждения по телефону моих дел.
– Да, дорогая. Но не думай ничего такого. Мы с Луисом не занимаемся сексом. Мы просто друзья.
Я истерически рассмеялась. Один старшина с катера береговой охраны спросил меня, почему я смеюсь. Я ответила, что просто радуюсь жизни.
Мистер Обермейер заказал для нас номера в гостинице, находящейся неподалеку от больницы – три отдельных комнаты. Мы пришли в гостиницу, и я переоделась. Мама привезла мне черный габардиновый костюм (Шанель), черную шелковую блузку (Анна Клейн) и черные кожаные лакированные туфли (Феррагамо). Я выглядела так, словно собралась на похороны, но сухая траурная одежда была все же лучше, чем мокрый костюм для прогулок по морю, особенно учитывая то, что никто не умер.
Мы пошли ужинать в маленький семейный ресторанчик при гостинице. В меню было только два блюда: запеченная треска и стейк. Не густо. Но, прежде чем я успела обратиться к официантке, моя мама сделала заказ за меня.
– Она будет треску, – сказала она.
– Я хочу стейк, – сказала я официантке. – Среднепрожаренный.
– В стейке много холестерина, – возразила мама.
– Зато в нем много белка, – упорствовала я. – Последние несколько часов я провела, борясь за свою жизнь. Я заслужила стейк. И плевать хотела на холестерин.
– Следи за своей речью, – одернула меня мама.
– Дорис, пусть она ест стейк, – вступился за меня мистер Обермейер. – Что ей эта треска? Она сегодня уже на рыбу насмотрелась.
– Ты прав, Луис. Конечно, – ответила мама и обратилась к официантке: – Она будет стейк.
Мистер Обермейер, мой герой!
После ужина я рассказала мистеру Обермейеру о наших с Кулли подозрениях насчет того, что именно Бетани испортила шхуну, чтобы заставить замолчать и нас, и рукопись.
– Луис, ты слышал это? Она сказала, что рукопись была на шхуне. – Моя мама выглядела так, словно с ее костлявых плеч только что свалился неимоверный груз. – Это значит, что теперь никто не узнает про нас с Элом.
Очевидно, моя мама рассказала мистеру Обермейеру о своем бурном прошлом с сенатором.
– Как продвигается расследование убийства? – спросила я адвоката.
– Есть хорошие новости. Отпечатки на бокале оказались идентичными отпечаткам на орудии убийства, – сказал он. – Теперь у полиции есть улики против Бетани Даунз: отпечатки, сахарная пудра и то, что она была в твоем доме в тот вечер, когда в нем обнаружили кокаин.
– И чего они ждут? – спросила я. – Почему Корзини не арестует ее?
– А вот теперь начинаются плохие новости. Корзини – гребаный мудак, помешанный на знаменитостях, – сказал мистер Обермейер и отрыгнул.
– Луис, твоя речь ничуть не лучше, чем у Элисон, – холодно заметила моя мама и достала мистеру Обермейеру упаковку таблеток от изжоги из своей сумочки.
– Спасибо, Дорис. Ты – прелесть. – Он улыбнулся и потрепал ее по щеке. Она потрепала его. Только друзья, значит? Черта с два.
– Вы хотите сказать, что Корзини не собирается арестовывать Бетани? Из-за того, что она дочь Элистера Даунза? – Я была поражена. Я думала, полицейские покрывают убийц только в кино или когда преступление совершает кто-то из семейства Кеннеди.
– Дело не только в Корзини, – пояснил мистер Обермейер. – Все отделение полиции лижет Элистеру Даунзу задницу.
– Луис, прошу тебя, – вновь одернула его мама.
– Ну, если Корзини мало собранных доказательств вины Бетани, – сказала я, – подождем, пока береговая охрана найдет «Марлоу» и подтвердится то, что шхуну специально вывели из строя. Уж это должно вогнать последний гвоздь в ее гроб. Не так ли?
– Возможно. Если только кто-то в бухте видел ее на шхуне, – сказал мистер Обермейер. – Если нет, то будет невозможно доказать, что это сделала именно она.
– Тогда я найду кого-нибудь, кто видел ее, – сказала я. – Кстати, есть еще один способ надавить на полицию – привлечь к этому делу средства массовой информации.
А почему бы и нет? Если эти стервятники пронюхают о покрывательстве, то прилипнут к Корзини намертво. Может быть, мне всего-навсего, потребуется рассказать о Бетани «Каррент Аффеа» и другим бульварным газетенкам.
На следующее утро мы привезли Кулли домой из больницы. Так как в Маплбарк мебель осталась только в спальне, я поместила Кулли туда. Я приготовила ему перекусить, принесла телефон и сказала, что люблю его.
– Без шхуны ты, наверное, чувствуешь себя потерянным, – сказала я.
– Это так, но я собираюсь вернуть ее. Я позвоню в береговую охрану и узнаю, не нашли ли они ее.
– Отлично. Ты займись этим, а я немного поболтаю с газетчиками снаружи.
– Да, я заметил, что они все еще здесь.
– Их стало еще больше из-за нашего морского приключения. Тут даже есть репортер из «Мира спорта».
– А что ты собираешься делать?
– Я решила, что пора мне сделать заявление. Правосудие, на мой взгляд, что-то слишком медленно поворачивается.
– Ты хочешь выйти и рассказать перед всеми этими телекамерами о Бетани?
– Ага. А еще – о Корзини. О его, как бы это сказать, неэффективности.
– Ого! У меня есть своя звезда экрана. Можно попросить у вас автограф до того, как вы станете очень знаменитой и забудете вашего старого друга Кулли?
Я стянула с Кулли одеяло, из-под которого показалась его белая загипсованная нога, и взяла ручку с ночного столика.
– Хочешь мой автограф? – спросила я. – Ты его сейчас получишь.
«Моему старому другу Кулли, – написала я от пальцев ног до паха. – Выздоравливай скорее, чтобы я могла пососать твоего шалуна, не сломав при этом челюсть об этот гипс. Привет, Сонни».
– Леди и джентльмены, – сказала я, обращаясь к журналистам. Я стояла на ступеньках Маплбарка и произносила эти слова перед двадцатью пятью репортерами, фотографами и операторами. Там была также группа из «Каррент Аффеа».
Я посвятила их в детали убийства Мелани, рассказала об ошибочном расследовании Корзини, о гнусных поступках Бетани и о том, что у полицейских есть все доказательства, но они не собираются ими воспользоваться. Стервятникам это понравилось. То же самое произошло и со всеми, кто видел мое выступление в одиннадцатичасовом выпуске новостей. Негодяи! Еще вчера я была в их глазах убийцей, а через мгновение – героиней, в одиночку спасшей Лэйтон от превращения в центр преступности Соединенных Штатов. И только Сэнди, женившийся, наконец-то, на этой беременной буфетчице, сказал, что я сглупила. Его взволновало не то, что я рассказала, а то, что ничего на этом не заработала.
– Ты сделала это бесплатно? – спросил он.
Он позвонил через несколько минут после того, как мое лицо показали по телевизору.
– Конечно, – сказала я.
– Элисон, они могли бы заплатить тебе большие деньги. Может быть, пятьдесят тысяч долларов. Они всегда так делают.
– Не думаю, что люди должны получать деньги за то, что говорят правду, – отрезала я. – Деньги – это еще не все. Свершившееся правосудие представляется мне достаточной наградой.
Удивительное превращение бывшего члена клуба тугих кошельков. Конечно, мне бы не помешали пятьдесят тысяч долларов. У меня не было работы, дома, никаких предложений по предоставлению работы или дома. Но, спасибо, я не собиралась переходить на субсидии от «Каррент Аффеа».
Прошло два дня. Журналисты покинули Маплбарк и перекочевали к «Вечности», добиваясь, чтобы Бетани или Элистер сделали заявление. Однако полиция до сих пор никого не арестовала.
Потом у «хороших ребят» произошло несколько важных событий.
Во-первых, береговая охрана нашла «Марлоу». Когда Кулли услышал об этом, он пришел в экстаз. Он орал «ура» и играл на своем гипсе, как на барабане. По-моему, депрессии можно было больше не опасаться.
Затем страховая компания Кулли наняла водолазов, которые вытащили шхуну из воды и отбуксировали ее в бухту Джессапа. В этой бочке меда была только одна ложка дегтя – Кулли прикинул, что на восстановление былого величия «Марлоу» уйдет от трех до четырех месяцев.
Потом шхуну осмотрели представители властей и обнаружили, что кто-то покопался в корпусе сальника, вывел из строя кингстоны и сломал заглушки в днище обоих насосов.
– Здесь основательно пошуровали, – сказал главный эксперт из береговой охраны.
И еще одна хорошая новость: Хэдли Киттредж, дочь начальника дока, сказала Кулли, что она видела в бухте Бетани за день до того, как мы отправились в плавание. Хэдли сказала, что с готовностью подтвердит это в полиции.
– Мы сделали, мы сделали это, – воскликнула я, обнимая Кулли, который лежал на моей кровати. Была полночь, но мы были слишком возбуждены всеми этими новостями, чтобы уснуть. – Теперь копам придется упечь Бетани. Весь этот ночной кошмар скоро закончится.
– Давай это отметим, – предложил Кулли.
– Каким образом? Ты ведь лежишь здесь, и на ноте у тебя гипс.
– Да, но на том месте у меня нет никакого гипса. Давай попробуем нечто новенькое. Что скажешь?
Я начала обдумывать этот вопрос. Конечно, я не Надя Команечи и пока не представляю, как мне залезть на Кулли, не придавливая его закованную в гипс ногу. Но, черт побери, кто не рискует, то не пьет шампанского.
Я разделась и стянула с Кулли штаны. Потом я уселась на него, стараясь держать свое бедро подальше от его гипса, что было нелегко. Я добилась оргазма, сидя на корточках и сильно извиваясь. Мои телодвижения ассоциировались у меня с упражнениями, тиражируемыми на кассетах Джейн Фонды. Зато дело было сделано.
В течение следующего часа я без сна лежала около Кулли, размышляя о том, как сложится наша жизнь дальше и во что выльются последние события.
Вдруг я услышала шум. Я прислушалась. Шум раздался снова. Откуда он раздавался? Кто-то двигался внизу? Я не была в этом уверена. Особняк Маплбарк был старым домом, а в старых домах всегда много шумов.
Я повернулась на другой бок и закрыла глаза. Постарайся расслабиться, сказала я себе. Там ничего нет.
Но я снова услышала шум. Какой-то стук в ночи? Что-то упало? Или кто-то стучится? Но этого не могло быть. Никто не мог проникнуть в дом при включенной сигнализации. Я включила ее, прежде чем пойти лечь спать.
Я взглянула на панель сигнализации на стене. Система была отключена! Красный огонек не горел! Но я точно помню, что включала сигнализацию. Неужели я этого не сделала в суматохе после сообщения Хэдли Киттредж о том, что она видела Бетани на «Марлоу»?
Конечно, решила я. Я просто забыла. А шум внизу был плодом моего воображения. Или у меня завелась мышь.
Я опять перевернулась и попыталась уснуть. Завтра первым делом вызову санэпидемстанцию, подумала я. Не хватало еще, чтобы Дженет Клейборн показывала дом, по которому мыши бегают.
Но, вот опять! Звук походил на шорох плаща. Потом мне показалось, что кто-то крадется на цыпочках.
Я села на кровати.
– Кулли! Проснись! – сказала я, тряся его за плечо. – Кто-то залез в дом!
Он не шелохнулся. Он спал как убитый. Боюсь, и я могу заснуть таким же сном, только не в переносном смысле, если не разбужу его.
– Кулли! Давай же, просыпайся! – повторила я.
Никакой реакции. Я боялась, что у меня ничего не получится. После сильного оргазма Кулли всегда отключался на всю ночь.
О'кей, Элисон. Позвони в полицию, сказала я себе. От Кулли с его гипсовой ногой все равно толку мало.
Я пододвинула телефонный аппарат и собралась было набрать 911, но передумала. Кому захочется еще раз общаться с лэйтонской полицией? После того как я недавно набрала 911, обнаружив тело Мелани, меня обвинили в убийстве.
Я сделала глубокий вдох, вылезла из кровати, надела халат, вышла из спальни и на цыпочках стала спускаться по лестнице. Я надеялась увидеть мышь. Но когда я вошла в кухню, в которой почему-то горел свет, я обнаружила крысу.
– Привет, Элисон, – сказала крыса.
Она сидела за моим кухонным столом и жрала шоколадное печенье, которое я купила днем. Она все засыпала крошками, но у меня были проблемы поважнее.
– Привет, Бетани, – улыбнулась я. – Что привело тебя в мою кухню в столь неурочный час? Пончики кончились?
Сердце мое билось так громко, что его, наверное, было слышно в Буркина Фасо. Но я изо всех сил старалась не показать своего волнения, чтобы Бетани не сорвалась и не совершила что-нибудь безрассудное. Еще более безрассудное, чем вторжение в мой дом.
– Не спится мне, – сказала она. – Вот и решила заглянуть сюда.
На ней был плащ цвета хаки, под которым были ядовито-зеленые слаксы и розовая рубашка «поло». Ее белые волосы были собраны в лошадиный хвост и перетянуты алой лентой. Губы покрывала матовая розовая губная помада. Она выглядела очень благородно, очень по-лэйтонски. Только ее голубые глаза горели сумасшедшим огнем и навевали мысль о тюрьме.
– Можно спросить, как ты сюда попала? – сказала я. – Тебя случайно не Дженет Клейборн привела?
– На этот раз нет. Но благодаря ей я смогла узнать код твоей сигнализации. Я стащила его из ее сумочки в тот вечер, когда она показывала мне твой дом.
– Очень ловко. – Так, теперь ясно, как она попала в дом. Но меня больше беспокоило, зачем она здесь. – Бетани, что тебе нужно? Если тебя интересует рукопись книги о твоем отце, то она, как ты и планировала, исчезла. Шхуну спасли, но спасти рукопись не удалось. Она так намокла, что ее выбросили на помойку в бухте.
– Надо же. Какой позор.
Она была явно потрясена.
– Я попробую еще раз. Бетани, так что же ты хочешь?
– Есть кое-что, в чем ты можешь мне помочь, – сказала она. Потом запустила руку в карман и вытащила пистолет. Автоматический, двадцать пятого калибра. Одну из тех удобных маленьких штучек, что так ловко держать в руке. Прежде чем я смогла остановить ее, она нацелила дуло на меня.
– Не надо, Бетани, – проговорила я, чувствуя, как сжимается моя грудь и затрудняется дыхание. – Не надо убивать меня. Если ты это сделаешь, тебя арестуют за два убийства. Представляешь, как это испортит твою биографию?
Она улыбнулась.
– Я не собираюсь убивать тебя, Элисон.
Я вздохнула.
– О, какое облегчение, – сказала я, направляясь к телефону. – Сейчас позвоним этому душке – детективу Корзини и…
– Я не собираюсь убивать тебя. Я хочу вынудить тебя убить меня.
– О чем ты говоришь? – Она была еще более ненормальная, чем я думала.
– Элисон, положи трубку.
Я положила трубку.
– Я пыталась заставить их думать, что это ты убила Мелани, – сказала она. – Не сработало. Теперь я хочу заставить их думать, что ты убила меня. – Она сделала паузу. – Я не собираюсь идти в тюрьму. Вместо этого я решила убить себя. Я убью себя, и это будет выглядеть так, будто сделала это ты. Они арестуют тебя, и ты отправишься за решетку. Поняла?
Я замерла на месте.
– Нет, Бетани. Не поняла. Почему ты так ненавидишь меня? Что я тебе сделала?
– Ты хочешь сказать, до того, как рассказала всему миру о том, что я убила Мелани?
– Но ведь ты действительно убила Мелани, и мы обе об этом знаем. – Я пыталась рассуждать логично, хотя в этом не было никакого смысла. Сидевшая передо мной женщина явно сошла с тормозов.
– Конечно, я убила Мелани. Ее книга могла уничтожить моего отца.
Я хотела сказать, что ее отец заслуживал того, чтобы его уничтожили, но потом передумала.
– Но меня-то ты за что наказываешь? Что я тебе сделала?
– Ты действительно не знаешь, что? – спросила она, не опуская пистолета.
– Нет, не знаю, – ответила я, судорожно пытаясь придумать выход из сложившейся ситуации. – Хочешь еще печенья? – рискнула я.
– Ты действительно не знаешь? – повторила она свой вопрос.
– Нет, Бетани. Повторяй за мной: «Элисон действительно не знает, почему Бетани так ненавидит ее. Поэтому почему бы Бетани не объяснить все Элисон?»
– Хорошо. Я ненавижу тебя потому, что, когда меня отправят в тюрьму, ты попытаешься занять мое место около папочки.
– Ты имеешь в виду твое место в его газете? – смутилась я.
– Нет, в его жизни.
Ого. Да Бетани действительно тронулась!
– С какой стати мне занимать твое место в его жизни? – произнесла я.
– Потому, что он и твой отец тоже.
Я уставилась на Бетани. Сердце мое остановилось.
– О чем ты говоришь? – спросила я.
– О том, что Элистер Даунз – твой отец. Когда полиция схватит меня, ты завладеешь им.
Элистер Даунз – мой отец? Это было невозможно. Моя мать сказала, что он не был моим отцом, и я ей верила. Бетани была сумасшедшей лунатичкой.
– Элистер не мой отец, – твердо заявила я. – Не знаю, с чего ты это взяла, но это неправда. Прошу тебя, поверь мне.
Бетани проигнорировала мою попытку убедить ее. Она уже не поддавалась убеждению.
Казалось, мы с ней целую вечность обсуждали вопрос отцовства Элистера. Она говорила, что он мой отец, а я говорила, что нет. И так по кругу.
– Ну вот, пришло время тебе убить меня, – наконец, произнесла она, причем таким спокойным тоном, словно сказала, что пора вытаскивать пирог из духовки.
– Бетани, у меня нет никакого желания убивать тебя. – Ну, в общем, не совсем. Крошечное желание все же было. – Почему бы тебе не отдать мне пистолет, и мы…
– Стой, где стоишь, – приказала она, направляя дуло мне в лицо.
Я замерла на месте.
– Теперь подойди к раковине, возьми кухонное полотенце и брось его на пол передо мной.
Я выполнила ее инструкции.
– Теперь отойди от меня и встань в угол.
Я подчинилась.
– А сейчас я использую это полотенце, чтобы стереть мои отпечатки пальцев с пистолета.
Я хотела позвать Кулли, но вспомнила о его пост-коитусном ступоре. Потом я решила позвать соседей, но это было бесполезно, потому что дом стоял один на нескольких акрах земли. Может, крикнуть газетчиков? Но они покинули Маплбарк и перебрались в «Вечность». «Вечность»! Может быть, один из репортеров проследил, как Бетани вошла в мой дом, подумала я. Может быть, в любую секунду сюда ворвутся журналисты и телевизионщики, скрутят Бетани и спасут мне жизнь? А может, и нет.
– Сейчас я вытру пистолет полотенцем.
– Бетани, что ты делаешь? – спросила я. Ужас мой нарастал с каждой минутой. Если он станет еще больше, то я потеряю сознание.
– Элисон, я тебе уже говорила. Я заставлю всех думать, что это ты меня убила, и тебя засадят в тюрьму на всю жизнь. Вот подожди, скоро тебя застанут около моего мертвого тела, особенно учитывая ту записку, которую я оставила дома.
– Какую записку?
– Там написано: «Дорогой папочка. Если ты будешь меня искать, то знай, мне позвонила Элисон Кофф и срочно попросила приехать к ней домой. Она страшно угрожала мне, и я решила, что лучше выполнить ее просьбу». Это должно сработать, как ты думаешь?
О, Господи! Прошу тебя, скажи, что все это мне снится. Что все это не происходит в реальности, а только снится мне в кошмарном сне.
– А теперь стой на месте и не шевелись, – приказала она и переложила пистолет из правой руки в левую. Затем она приставила пистолет к своей груди и посмотрела мне прямо в лицо.
– Бетани! Бетани! – закричала я. – Не делай этого! Умоляю, не спускай курок! – Она собиралась застрелиться на моих глазах, на моей кухне, не говоря уже о том, что ее кровь зальет весь мой прекрасный белый пол. – Бетани! Бетани! Прошу тебя!
Прежде чем она успела спустить курок, раздался стук в дверь кухни.
– Бетани! Открой! Это твой отец, – раздался голос за дверью.
Господи! Это был Элистер! Он пришел в Маплбарк! И воспользовался черным ходом!
– Папочка! – закричала Бетани.
Все еще прижимая пистолет к груди, она подбежала к двери и впустила сенатора Даунза. Он пришел не один. С ним вместе пожаловали детектив Звездный Мудак и еще несколько офицеров полиции.
– Все в порядке, дорогая. Отдай мне пистолет, – сказал Элистер, направляясь к дочери.
Бетани не пошевелилась. Никто не пошевелился.
– Давай, Бетани, дорогая моя. Я хочу, чтобы ты отдала мне пистолет, – попытался Элистер еще раз, но уже более настойчиво.
Она стояла, глядя на него пустыми глазами, и не отдавала пистолет.
– Бетани, Дорогая, ты не должна жертвовать собой ради меня. Твоя жизнь принадлежит Америке, – провозгласил Элистер. – Нашей прекрасной стране. Ради этой страны ты помогала мне, когда я работал в Сенате. Подумай, как разочаруется в нас весь американский народ, когда узнает, что нам пришлось прибегнуть к кровопролитию, чтобы решить наши маленькие проблемы.
Кровопролитие. Маленькие проблемы. Его речь привлекла все мое внимание. Подумать только, сенатор уговаривал свою свихнувшуюся дочь сдаться ради нашей прекрасной страны. Мне пришлось признать, что он великий актер.
– Давай, дорогая. Сделай это ради нашего народа. Пожалуйста. Прошу тебя. Вот, хорошая девочка, – сказал сенатор, нежно вынимая пистолет из ее руки. – Вот так. Так. Хорошо. Все хорошо.
Бетани наконец-то отдала пистолет. Я была спасена. Я буду жить, чтобы иметь возможность рассказать обо всем этом.
– Теперь можете увести ее, детектив, – обратился Элистер к Корзини.
Корзини. На него нельзя было смотреть без смеха. Все то время, пока он находился в моей кухне, я пыталась встретиться с ним взглядом, но он старательно избегал этого. Наверно, его очень беспокоило то, как шло его расследование.
– Бетани Даунз, – произнес Корзини, надевая на Бетани наручники. – У вас есть право хранить молчание…
Он зачитал ей гражданские права и вывел из дома.
– Мисс Кофф, нам понадобится ваше заявление, – сказал он, не глядя на меня.
– С удовольствием, – ответила я, радуясь, что все опасности, наконец, позади. – У вас или у меня?
– Один из офицеров примет ваше заявление прямо тут. Потом вам придется…
– Да, я знаю процедуру, детектив. Я приеду в участок, как только закончу дела дома, – сказала я. – Но сначала мне бы хотелось перекинуться парой слов с сенатором Даунзом.
Элистер поднял одну бровь и улыбнулся мне.
– Чем могу быть вам полезен, дорогая? – вежливо осведомился он, как будто ничего особенного не случилось.
– Не могли бы вы присесть на минутку? – спросила я.
– Дорогая, я должен ехать с моей…
– Сенатор, вы ведь не хотите, чтобы я рассказала журналистам о том, что было в книге Мелани Молоуни, не так ли?
Он моргнул.
– Ну, я…
– Присядьте, сенатор.
Он взял один из стульев и сел. Я осталась стоять.
– Хороший у вас дом, – сказал он, оглядывая помещение.
– Я не хотела бы обсуждать мой дом, – начала я. – Я хочу поговорить о вашей дочери. Насколько я понимаю, вы нашли ее записку?
– Записку? Какую записку?
– Записку, которую она оставила дома. В ней она написала, что отправилась ко мне. Я решила, что вы приехали сюда именно поэтому.
– Нет, – сказал он. – Я не видел никакой записки. Я приехал сюда потому, что мы с детективом Корзини следили за Бетани.
– Вы следили за ней?
– Да.
– Но почему? Почему именно сегодня? Если детектив Корзини собирался арестовать ее, то почему он не сделал этого раньше? Доказательства ее вины лежат под сукном уже несколько дней.
– Да, но… я попросил полицию подождать… дать моей дочери, еще один…
– Еще один что? Еще один шанс покинуть город? Или еще одни шанс убить кого-нибудь?
– Господи. Что за вопрос!
– А вы можете дать на него ответ, сенатор Даунз? Хватит вилять. Признайтесь, что вы все время манипулировали расследованием, что вы подкинули полиции меня, чтобы выиграть время и придумать, как защитить вашу дочь, отправить ее куда-нибудь, где вы, большие шишки, обычно отсиживаетесь, когда попадаете в скользкие ситуации. Признайтесь, что вы запретили полиции арестовывать Бетани, и теперь они не могут и пальцем шевельнуть без вашего на то согласия. Признаетесь, сенатор?
– Это смешно. Дорогая, вы сами не понимаете, что говорите. Наверное, вы переутомились от всего…
– Смешно? Я расскажу вам, что действительно смешно. Смешно то, что вы с первого дня дергали Корзини за ниточки. Потом, когда вы поняли, что Бетани совсем обезумела, то испугались, что она совершит еще одно убийство. Тогда вам в голову пришла блестящая идея – воспользоваться несчастной Бетани. Вы решили проследить за ней, помочь полиции произвести арест и прославиться. Все будут аплодировать вашей самоотверженности, вашей преданности американской правоохранительной системе, вашему желанию совершать только правильные поступки, даже если это приведет к тому, что ваша собственная дочь окажется за решеткой. Вы сказали себе: «Элистер, если ты приведешь полицию к Бетани, то станешь героем. Подумай об этом, дружище. Вся страна заглотнет такую наживку». И вы использовали ее. Вашу собственную дочь. Я уже вижу эту пресс-конференцию. Все будут рыдать в голос.
– Вы – заблуждающаяся молодая женщина, очень похожая на свою мать, – неприязненно произнес Элистер.
– Я рада, что вы бросили ее, – сказала я, возвышаясь над ним. – Бетани думает, что в результате ваших с ней отношений появился ребенок – я.
Он проглотил это, но все-таки отреагировал на мои слова.
– Это вздор, – бесстрастно произнес он. – Очевидно, с Бетани не все в порядке. В том, что она вам сказала, нет ни капли правды.
– Моя мать подтвердила, что вы – не мой отец. Хотя я ни в чем не могу быть уверена. Вы оба всю жизнь делали мне «ча-ча-ча».
– Делали вам что?
– Не обращайте внимания.
Вдруг мне расхотелось обсуждать этот вопрос. Даже если Элистер – мой отец, он никогда не признается в этом. И моя мать тоже не признается. Так какой смысл спрашивать их?
