Текст книги "Ча-ча-ча"

Автор книги: Джейн Хеллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Часть третья

Глава 18

Мы подъехали к дому 18 в переулке Пинк Клауд в восемь часов. Я было бросилась вверх по ступенькам к двери, но Кулли схватил меня за руку.

– Думаю, тебе следует немного утихомириться, – сказал он. – Постарайся успокоиться. Если ты хочешь услышать от матери правду, не стоит врываться к ней и вынуждать ее занять оборону.

– Скорее всего, ты прав, – ответила я и сделала глубокий вдох.

После этого я позвонила в дверь и стала с нетерпением ждать, когда мама откроет нам. Но дверь открыла Нора Смол – ее постоянная горничная.

– Привет, Нора, – сказала я и вошла, хотя меня и не приглашали внутрь. – Мама дома?

– Нет, мисс Элисон, – ответила она с ямайским акцентом. – Миссис Ваксман ушла.

– Ушла? Куда? – Я не подумала, что следовало прежде позвонить по телефону, чтобы убедиться, что мама дома.

– Она ушла с одним джентльменом.

– С джентльменом? А ты случайно не знаешь, как зовут этого джентльмена?

– Нет, мисс. Ваша мама не называла его по имени.

– А ты видела его? Как он выглядит? – спросила я Нору.

– Нет, мисс. За вашей мамой заехал Шофер этого джентльмена.

– Его шофер? – удивилась я. – Это точно Элистер. У него есть шофер на его лимузине.

– Мисс Элисон, что-то не так?

– А, нет. Извини, Нора. Ничего, если я и мой друг подождем маминого возвращения?

– Конечно. Если я вам понадоблюсь, я буду на кухне.

Мы с Кулли просидели несколько минут молча в маминой гостиной. Потом я встала с дивана и подошла к нему.

– Пойдем, – сказала я, беря его за руку. – Я покажу тебе мемориал Сеймура Ваксмана.

– Что-что?

– Иди за мной.

Я провела его в спальню.

– Вот. Вот что я имела в виду, – сказала я, указывая на многочисленные фотографии, теннисные призы и другие памятные вещи, в изобилии украшавшие стены, книжные полки и шкафы. – Добро пожаловать в храм моего отца – место, призванное облегчить горе безутешной вдовы Ваксмана.

– Поразительно, – сказал Кулли, покачивая головой. – Здесь, по крайней мере, сотня фотографий твоего отца. Я могу сказать о твоих родителях только одно – внешне они производят впечатление счастливой пары. – Он держал в руках фотографию Сея и Дорис, сделанную во время их медового месяца в отеле «Фонтенбло» на Майями Бич.

– Сейчас я просто не могу на это смотреть, – сказала я. – Это все ложь. Моя мать – гнусная лгунья. Представить невозможно, что она якшалась с Элистером Даунзом, когда у нее был такой человек, как мой отец.

– Давай подождем и послушаем, что она сама скажет, – предложил Кулли. – Пойдем и выпьем чего-нибудь.

Около половины десятого я услышала, как открылась входная дверь. Затем раздался прокуренный голос матери:

– Благодарю за великолепный вечер. Ты добрый и щедрый человек. Спокойной ночи.

За этим последовало шуршание шин отъезжающей от дома машины и шаги матери по мраморному полу прихожей. Добрый и щедрый, вот задница. Я не расслышала голоса мужчины, но он не мог принадлежать никому другому, кроме этой свиньи Элистера. Должно быть, он поцеловал ее на прощание своими семидесятипятилетними губками. Отвратительно. Все это было просто отвратительно.

Когда моя мать вошла в комнату, мы с Кулли встали, словно два подданных, приветствующих английскую королеву. Только это была не королева Англии, а королева Претенциозности.

– Элисон, дорогая. Какой приятный сюрприз. Мне незнаком тот грузовик, что стоит перед входом, – проговорила она, направляясь ко мне с протянутыми для объятий руками. Я держалась довольно сдержанно, но все же позволила ей изобразить эфемерный поцелуй на моей щеке. Это был один из тех бестелесных поцелуев, которые она дарила, когда не хотела смазать губную помаду.

– Это не грузовик, это «джип», – холодно сказала я. – Тот самый «джип», в который ты едва не врезалась, когда выезжала тем памятным утром от Элистера Даунза.

– Понятно. А это кто? – спросила она, имея в виду Кулли. Однако взглядом она его не удостоила. Вместо этого она принялась рассматривать свою юбку и смахивать с нее невидимую пылинку.

– Это Кулли Харрингтон. Кулли, познакомься с моей мамой, Дорис Ваксман, – сказала я.

– Здравствуйте, – произнес Кулли и протянул руку. Он не улыбнулся, а моя мать не пожала его руки.

– Харрингтон… Харрингтон, – принялась размышлять она вслух. – Мы знакомы с Харрингтонами? – поинтересовалась она у меня.

– Да, с одним из них. Он как раз стоит перед тобой, – фыркнула я.

– Тогда должны быть какие-то другие Харрингтоны. Эта фамилия мне знакома, – сказала она.

– Это потому, что я упоминала имя Кулли, когда мы с тобой ужинали в клубе на вечере Омаров. Ты едва не подавилась, когда услышала о нем, помнишь?

– Да, думаю, я припоминаю. – За этими словами последовала пауза. – Прошу вас, садитесь, – приказала она нам с Кулли. Мы заняли свои места на диване, а она расположилась в соседнем кресле. – Итак, молодой человек, – произнесла она, доставая свой очередной «Винстон» из старого портсигара и закуривая. – Расскажите мне о вас и о вашем роде.

Господи, «о вашем роде». Нет, моя мать – это нечто. Я вспомнила, как однажды, в начальной школе, привела домой мальчика по имени Чак. Его отец был мойщиком посуды в местной закусочной. Я испытывала к нему жалость, потому что он сказал, что у них только один телевизор, тогда как у нас их было четыре – три цветных и один черно-белый, для прислуги. И вот, в один из дней я пригласила Чака прийти и посмотреть у нас после школы передачу «Музыкальный калейдоскоп». Мы как раз танцевали с ним, когда в комнату неожиданно ворвалась моя мама. Она остановилась как вкопанная и произнесла своим глубоким голосом, в котором звучало неодобрение и угроза:

– Элисон, кого это ты тут развлекаешь?

– А, привет, мам, – ответила я, – Это Чак. Он мой одноклассник.

– Откуда он? – спросила она с таким выражением лица, словно только что наступила на собачью какашку.

– Не знаю. Чак, где ты живешь? – спросила я его.

– На Хичкок Авеню, – ответил Чак, чувствуя, что ответ неправильный.

– Я ни разу не слышала о Хичкок Авеню, – сказала моя мама, впервые обращаясь непосредственно к Чаку. – Как твоя фамилия и какой твой род?

Вот так-то. Помню, мне хотелось тогда придушить ее. Мне всегда хотелось придушить ее, когда она спрашивала людей об их роде. Это звучало так, как будто она интересовалась: «Из какого ты племени?», или: «Из какой пещеры ты вылез?», или, что было более близким по смыслу: «Как ты осмелился осквернять мой воздух своим присутствием!» Да что она сама о себе воображала? Она была простой еврейской девушкой из района Куинс, чей «род» был из венгерских иммигрантов. Ее родители так много работали, чтобы дать своей дочери все самое лучшее в жизни, что забыли дать ей хоть немного человечности. Господи, подумала я. Да ведь они с Элистером стоят друг друга.

– Мой род? – спросил явно озадаченный Кулли. – Вы имеете в виду моих родителей?

Мама кивнула.

– Мой отец был моряком.

– Прекрасное хобби. А какое у него было дело?

– Он обучал управлению лодками в яхт-клубе Сэчем Пойнт.

– Очень интригующе, – сказала она, затягиваясь сигаретой. – Он теперь на пенсии?

– Нет, он умер девять лет назад.

– Прискорбно. А ваша мать?

– Она была официанткой в клубе и тоже уже умерла.

– Так, так. Это стало для вас такой трагедией. – Думаю, она была немного сбита с толку. – Вероятно, в этом вы близки с Элисон.

– Вы имеете в виду потерю родителей? – спросил Кулли.

– Именно. Отец Элисон, мой возлюбленный супруг Сеймур, умер, когда Элисон была еще ребенком. Я страшно тоскую по нему. – Мама выпустила длинную струю дыма через ноздри.

– Кстати, о моем отце, – перебила я ее, так как мне не терпелось перейти к причине нашего визита, – кто был тот джентльмен, с которым ты провела сегодняшний вечер?

– Тот джентльмен, с которым я уезжала?

– Правильно.

– Не думаю, что мне следует рассказывать тебе, – кокетливо ответила мама, театрально опуская ресницы.

– Ой, да ладно, мама. У нас с тобой нет секретов друг от друга. Расслабься. Кто он? Новая пассия? Или старая? Та старая пассия, с которой ты в сороковых выиграла конкурс по свингу?

– Конечно, нет, – ответила она. – У меня не было никого после твоего отца.

– Правда? Тогда с кем же ты провела этот вечер?

– Если ты так хочешь это знать, то я ужинала с Луисом Обермейером. Из клуба. Помнишь, ты ходила в школу вместе с его дочерью, Бетси?

Может, это очередное «ча-ча-ча» моей матери?

– И чем вы занимались с мистером Обермейером?

– Я хотела поговорить с ним о тебе, дорогая.

– Обо мне?

– Но я не думаю, что нам следует обсуждать это в присутствии…

– Кулли? Я ничего не скрываю от него.

– О?

– Это так, миссис Ваксман, – сказал Кулли. – Мы очень близки с вашей дочерью.

– О? – Моя мать снова побледнела, как в тот вечер Омаров, когда я впервые рассказала ей о Кулли. Слава Богу, что теперь поблизости не было никаких ломтиков лимона.

– И о чем вы говорили с мистером Обермейером?

– Элисон, дорогая, я не хочу, чтобы ты сердилась. Но я очень обеспокоена этим расследованием убийства, в которое ты оказалась втянутой. Луис – адвокат, у которого весьма успешная практика в уголовных делах. Помнишь, он еще защищал сына Эдит Эйзнер, Фреда, которого арестовали за преступление? Теперь же, благодаря Луису, Фред на свободе. И он теперь не только свободный, но и весьма состоятельный человек. Эдит рассказывала, что он достиг успеха в области торговли.

– Молодец Фред, – сказала я.

– Я решила проконсультироваться с Луисом, – продолжала она, – потому, что хотела быть абсолютно уверенной в том, что в случае, если полиция обвинит тебя в убийстве этой Мелани Молоуни, у тебя будет самая лучшая защита, которую только можно купить за деньги. Единственный человек, который сможет вытащить тебя из всей этой заварухи, в которую ты ввязалась, это Луис.

– Я тронута тем доверием, которое ты питаешь ко мне, – сказала я с изрядной долей сарказма. – Благодарю, но я сама выберусь из этой заварухи. Кстати, мама, я тут вспомнила. Расскажи мне еще о той твоей встрече с Элистером Даунзом. Было очень мило с твоей стороны отправиться к нему и просить за меня.

– Именно для этого и созданы матери, – произнесла мама свою очередную абсурдную, но грамматически правильную фразу.

– И как тебе сенатор? Он был очарователен? Сердечен? Или, может быть, сексапилен?

– Элисон! Что с тобой? Ты еще никогда не разговаривала со мной подобным образом. Во время твоего замужества за Сэнди ты относилась к своей матери с уважением. Теперь же я просто тебя не узнаю. – Она бросила взгляд на Кулли, как будто именно он был причиной упадка моей морали.

– Что со мной? – спросила я, и мой голос поднялся на октаву выше. – Правда. Я узнала правду, вот что случилось со мной.

– Какую правду?

– О тебе и Элистере. Расскажи мне, как вы встретились.

– Я же рассказывала тебе. Я поехала в его резиденцию, чтобы обсудить твою работу в газете. Я…

– Расскажи мне, как вы познакомились впервые, когда он был учителем танцев в Куинс, в студии Артура Мюррея. – Я несколько нарушила предостережение Кулли о том, чтобы не заставлять маму занимать оборонную позицию.

Моя мать побелела, ее верхняя губа задрожала, а левая щека задергалась.

– Что… что… дало тебе право разговаривать… разговаривать со мной таким образом? – выдавила она, глядя поочередно то на меня, то на Кулли.

– Я твоя дочь, и это дало мне право. Это и еще то, что, на самом деле, ты совсем не та, какой хочешь казаться. После смерти папы ты изображаешь из себя несчастную страдающую вдову. А сама тем временем крутишь шашни с сенатором Соединенных Штатов от Коннектикута.

– Это ложь! – взвизгнула моя мать. – Мы с Элом не были…

– С Элом? – усмехнулась я. – Расскажи-ка мне все о тебе и Элс. Давай, мамочка. Тебе полегчает, когда ты сбросишь этот камень со своей души.

– Что я сброшу с души? Мне незачем винить себя, Элисон.

– Бог ты мой! Моя мама только что сделала грамматическую ошибку! Ты имела в виду, «мне не в чем винить себя», не так ли?

Именно так. И мне это нравится. Нравится заставлять мою мать извиваться и корчиться после стольких лет, в течение которых она заставляла корчиться меня. Я получаю просто неописуемое удовольствие.

– Откуда у тебя такая информация? – спросила мама и поглядела на Кулли.

– Из биографии твоего дружка, которую написала Мелани Молоуни, – ответила я.

– Ты читала эту книгу? И она упоминала меня? Называла мое имя? – Мама выглядела перепуганной насмерть, но я не испытывала к ней жалости.

– Она не назвала твоего имени, но посвятила целую главу вашему звездному роману с Элистером, прости, с Элом.

– Если она не упоминала мое имя, то с чего ты взяла, что речь идет обо мне?

– Мама, взгляни на это. – Я протянула ей копию их с Элистером фотографии.

– О, Господи! Я не могу в это поверить. Где, ради всего святого, ты раскопала эту старую фотографию?

– Сама понимаешь, не в твоем альбоме, – ехидно ответила я. – Она из рукописи. По-видимому, Мелани где-то нашла ее.

– Просто не могу в это поверить, – повторила мама, закуривая следующую сигарету.

– Придется поверить. Я лично верю. И Кулли тоже.

– Кулли? Да кто он такой, и какое отношение он имеет к моей жизни?

– На твоем месте я не стала бы так поспешно выносить суждения в адрес Кулли, – сказала я как можно более спокойным тоном. – Он-то не из тех, кто обманывает своих мужей. Это делала ты. – Я помолчала, чтобы у мамы была возможность осознать мои слова. – А теперь, мама, расскажи нам правду. Мы слушаем тебя.

Мама поглубже села в кресло и вздохнула.

– Хорошшшо, – прошипела она протяжно и долго, чем напомнила мне Бастинду из «Изумрудного города», которая так же тихо кричала, облитая водой: «Я таююю…»

– Я повстречала Эла, когда мне было шестнадцать лет, – начала она, затягиваясь сигаретой. – В то время я была впечатлительной девушкой и не встречалась с мужчинами. У меня совершенно не было опыта в таких вещах. – Она немного помолчала. – Мои друзья захотели научиться танцевать модные танцы и сказали, что пойдут заниматься в студию Артура Мюррея в Форест Хиллз. Я пошла вместе с ними. Если хочешь знать, теперь я думаю, что мне лучше было вообще туда не ходить.

Мне показалось, что выражение ее боли было искренним, но что такое искренность, в конце концов?

– Эл был там одним из инструкторов, – продолжала она. – Он произвел на меня неотразимое впечатление. Он был красивым и очаровательным. Он безостановочно флиртовал со мной. Я так и не поняла, почему именно со мной.

– О, мамочка, не надо скромничать, – фыркнула я. – На фотографии из книги Мелани ты просто милашка.

– Ну, думаю, я действительно выглядела неплохо. Но именно Эл заставил меня почувствовать, что я красива. – Ее губа задрожала. Он бегал за мной и полностью меня покорил. Он сильно отличался от тех мальчиков, которые были в школе. Он был таким словоохотливым, находчивым, таким… недосягаемым.

– Таким неевреем, – вставила я, подмигнув при этом Кулли. Он неподвижно сидел на диване и выглядел как экспонат музея восковых фигур. Мне пришло в голову, что подобный сценарий разворачивающихся событий вряд ли подходит для того, чтобы представлять маму моему приятелю.

– Да, таким неевреем, – согласилась мама. – Мои родители были против того, чтобы я встречалась с мальчиками-неевреями, поэтому мы виделись с Элом очень редко. Меня это очень огорчало.

– Расскажи об этом.

– Когда я училась в старших классах, моя мама стояла насмерть против моих встреч с неевреями. Я и помыслить не могла, чтобы выйти куда-нибудь с Майком из церкви методистов или Эдди-епископистом. Если бы она заподозрила меня в таких мыслях, то наверняка наняла частного сыщика, чтобы следить за мной.

– У Эла были грандиозные планы, – продолжала мама. – Он собирался накопить денег на уроках танцев и отправиться в Калифорнию, в Голливуд. Один искатель талантов обнаружил его и пообещал помочь сняться в фильме. Я так гордилась Элом. Уже тогда я знала, что когда-нибудь он станет известным человеком. В нем было что-то настоящее, что-то такое, что делало его ярче других.

– Да-а, правильно. У него действительно было нечто, что делало его ярче других, – стальные яйца.

Мама неприязненно посмотрела на меня.

– У него были амбиции, Элисон. А иметь немного амбиций никогда не помешает мужчине. – Она снова посмотрела на беднягу Кулли. – Он обещал, что как только устроится в Голливуде, то вызовет меня к себе, и мы поженимся.

– И ты действительно собиралась выйти замуж за этого парня? – Одно дело спать с этим мудаком, и совсем другое дело выходить за него замуж.

– О, да. Я бы с радостью вышла за него. Я настолько потеряла голову, что была готова для него на все.

У меня внутри все перевернулось. Моя мать потеряла голову от Элистера Даунза? Та самая женщина, что постоянно учила меня не выставлять свое сердце напоказ? Которая вела себя так, словно настоящая любовь – нечто противозаконное? Желудок мой вновь сжался. Мне стоило что-нибудь съесть.

– Я ждала шесть месяцев. Шесть месяцев без единого телефонного звонка или открытки. Новости об Элистере я узнавала только из газет. Я ничего не понимала. Ведь мы собирались пожениться.

– Так значит, он бросил тебя, как только стал знаменитым?

– Это было не так, – холодно возразила мама. – Эл решил, что жизнь в Голливуде не подходила для меня. Он написал мне письмо, в котором объяснил, что я настоящая леди и не смогу вынести тот развратный и декадентский образ жизни, который был присущ кинозвездам. Он писал, что хочет оградить меня от всего этого, что нам будет лучше, если мы расстанемся. По его словам, разрыв со мной стал самой трудной и бескорыстной вещью в его жизни.

Моя мама вытерла слезинку, выступившую у нее в левом глазе. Я замерла. Что до Кулли, то он просто вошел в ступор.

– И ты этому поверила? – спросила я ее. – Ты приняла его объяснения?

До последнего времени я никогда не считала мою мать глупой. Немного не от мира сего, возможно, но только не глупой.

– Конечно, я поверила ему. Когда любишь мужчину по-настоящему, ему веришь всегда.

Я почувствовала некоторую вину за то, что так быстро решила, что Кулли – человек, которого я любила, может быть убийцей. – Когда я узнала, что он женился на Аннетт Даулинг, я еще больше поверила в то, что он сказал мне правду. Аннетт тоже была в шоу-бизнесе, так же как и Эл. Он понимал, что она больше подойдет его образу жизни, чем я.

– Замечательно. А потом ты повстречала амбициозного, идущего в гору мужчину по имени Сей Ваксман, который был евреем и отвечал всем требованиям твоих родителей. Он относился к тебе как к королеве. Он покупал тебе все, что твоей душе было угодно. Он любил тебя и не обращал внимания на то, что ты его не любила. И ты решила, почему бы не выйти за этого человека? Если я не могу заполучить Эла, то получу, по крайней мере, деньги. Я угадала, а, мама?

– Я любила Сея. Признаю, не так, как Эла, но он не был мне безразличен. Он действительно относился ко мне как к королеве, он был добр ко мне, как и к тебе, Элисон.

– Да, это было так. Он был добр ко мне. Поэтому-то мне так ненавистна мысль о том, что ты обманывала его. Ты даже уговорила своего дорогого и любимого мужа купить дом в Лэйтоне, чтобы продолжать видеться с Элистером.

– Это неправда. Я порвала с Элом сразу после инфаркта Сея.

– Так ты признаешь, что до этого вы с ним встречались? За спиной у мужа.

– Да, я признаю это. – Она сделала глубокую затяжку и выпустила дым в потолок. – Но дело в том, что я хотела переехать в Лэйтон не только из-за того, что в нем жил Эл. Я прочитала во многих журналах об этом городе, и мне показалось, что здесь живут приличные люди. Дома здесь – настоящие архитектурные памятники, у школ отличная репутация. Мне хотелось, чтобы у моей семьи было все самое лучшее.

– Не сомневаюсь, а еще тебе хотелось иметь свое тайное убежище.

– Элисон, не будь так жестока.

– Прости, мама. Жестокость приходит сама собой, когда есть такой великолепный учитель.

– Наверное, я это заслужила. Не знаю.

– Расскажи, что было после того, как вы с папой купили здесь дом. Как скоро после этого ты возобновила свои отношения с Элистером?

– Не помню точно. Я поехала к нему в «Вечность». Он был удивлен и обрадован, когда увидел меня. Мы почувствовали то прежнее возбуждение, то притяжение и бросились в объятья друг друга. Мы ничего не могли поделать с собой. Сила нашей любви оказалась сильнее нас самих.

О, Господи. То, что мама годами слушала диалоги из «Как меняется мир», основательно прочистило ей мозги.

– Если вы так сильно любили друг друга, то почему вы с Элистером не развелись со своими супругами и не поженились?

– Не забывай, Эл занялся политикой, и о разводе не могло быть и речи. Я не собиралась причинять боль Сею. Он был таким добрым человеком.

– Поэтому вы с Элистером решили, что будет лучше для всех, если вы будете тайком встречаться на протяжении почти тридцати лет?

– Это не продолжалось так долго, Элисон. Я же говорила тебе. Мы расстались сразу после сердечного приступа Сея.

– Почему? Ты чувствовала себя виноватой и не хотела продолжать?

– Нет, вина здесь ни при чем. Когда Сея не стало, я была совершенно опустошена. Мне не хватало его, горе поразило меня в самое сердце.

– Так, значит, ты рассталась с Элистером не из-за вины, а из-за горя?

– Нет, не совсем. Вскоре после смерти Сея я обнаружила, что Эл встречается с другими женщинами. Я пришла в ярость.

– Дай-ка я проясню все это. Ты изменяла папе, но сама разозлилась, когда узнала, что Элистер изменяет тебе?

– Да. Я думала, что то, что было у нас с Элом – это свято. Но, очевидно, он не разделял моих взглядов.

– А чего ты ждала? Он просто бросил тебя еще раз. Почему он не мог сделать это снова? Он же подонок.

– Элисон, перестань. Я не хочу, чтобы ты так говорила об Эле. Я запрещаю тебе это в моем доме.

– Хорошо. Я ограничусь тем, что буду так говорить в моем доме. Пожалуйста, продолжай.

– Я поставила его перед выбором – или они, или я.

– Можешь не говорить. Он выбрал их.

– Да, их.

– Откуда ты узнала о его любовницах?

– Мне рассказала о них Бетани.

– Бетани? – Вот это был сюрприз. – Но тогда она была всего лишь подростком. Откуда она узнала о тебе и своем отце?

– Не знаю. Знаю только, что однажды в полдень раздался звонок в дверь и на пороге появилась Бетани Даунз. Она представилась и спросила, может ли она войти внутрь, так как ей хочется обсудить со мной один очень важный вопрос. Помню, ее взрослый тон застал меня врасплох. Она казалась намного взрослее и серьезнее своих сверстников.

– О, да, она серьезная, особенно когда выполняет поручения своего папочки. И что же она сказала?

– Сначала она поинтересовалась, есть ли у меня сладости – печенье, пончики, что-то в этом роде. Я сказала, что не держу в доме сладостей, так как не хочу, чтобы моя дочь лишилась преждевременно зубов. Она сказала, чтобы я не думала о сладостях, и полезла в портфель за сосалкой. Столько сахара, бедная девочка. Страшно подумать, что стало с ее зубами. Вот что случается, когда у девочки нет матери, которая могла бы объяснить ей, что хорошо, а что плохо.

Я попыталась не рассмеяться, услышав это из уст моей матери, но у меня ничего не получилось.

– Я не вижу тут ничего смешного. Элисон, я прекращаю свой рассказ.

– Ой, мам, нет, не делай этого. Мы с Кулли просто умираем от желания узнать, что же тебе сказала Бетани. Не так ли, Кулли?

Он кивнул.

Мама продолжила:

– Я спросила Бетани о причине ее визита. Она уставилась на меня своими холодными голубыми глазами и сказала: «Миссис Ваксман. Я пришла дать вам один совет». Эта девчонка пришла давать мне советы! «Мой отец никогда не женится на вас. Вам тоже стоит отказаться от него и найти другого мужчину». Я была так поражена, что едва не лишилась чувств! Представляете, какие нервы были у этого ребенка. «Почему вы так уверены в этом, юная леди?» – спросила я ее. «Потому, что вы одна из шести женщин, с которыми он встречается», – сказала она. «Я тебе не верю», – возразила я. «Тогда взгляните на это», – сказала она и протянула с полдюжины страниц из записной книжки Эла. Там были записаны имена женщин и время свиданий. Записи были сделаны на каждый день. Некоторые свидания были назначены на то время, когда он обещал встретиться со мной, но потом отказывал, объясняя этот отказ более важными делами. Я почувствовала себя несчастной.

– Почему ты решила, что Бетани сказала тебе правду? – спросила я. – Откуда ты знала, что она сама не сделала эти записи? Она настолько эгоистична в своей любви к отцу, что, вероятно, готова сделать все, чтобы удержать его при себе. Ты спрашивала Элистера? Он подтвердил, что изменял тебе?

– Нет. Я просто перестала видеться с ним.

– А что же случилось с вашей всемогущей любовью, которая была сильнее вас самих?

– Если хочешь знать, я не стала обращаться за разъяснениями к Элистеру, потому что Бетани шантажом заставила меня не делать этого.

– Она тебя шантажировала?

– Она сказала, что если я не перестану встречаться с ее отцом, она все расскажет тебе. Я не могла пойти на такой риск.

– Мне? Бетани собиралась рассказать мне о тебе и Элистере?

– Она так сказала. Думаю, дорогая, у этой девочки были проблемы с умственным развитием.

– Как будто их не было у нас. – Я не могла переварить эту информацию. – И теперь ты хочешь обвинить меня в том, что рассталась с Элистером из-за меня.

– Я рассталась с ним частично из-за тебя, частично из-за того, что он оказался неверным мне. Эта его неверность терзала меня больше, чем ты можешь себе представить.

– Итак, вы с Элистером не общались последние двадцать лет? Тогда что ты делала в его доме в тот день?

– Я уже говорила тебе. Я отправилась туда, чтобы убедить его взять тебя обратно в газету. У нас с Элом все кончено. Конечно, я все еще люблю его, но у нас все изменилось.

– Кулли, играй туш, – насмешливо сказала я. Он, вероятно, думал о том, как ему повезло, что он оказался в первом ряду на этом представлении психодраматической пьесы об отношениях матери и дочери. – Чего я не понимаю, мама, – продолжала я, – так это твоего лицемерия. Почему, например, все эти годы ты была так против того, чтобы я встречалась с мужчинами неевреями, тогда как сама любила одного из них?

– Потому, что Эл причинил мне сильную боль, и я не хотела, чтобы тебя постигла та же участь.

– Та же участь? Ты думаешь, что Эл причинил тебе боль потому, что не был евреем? Мама, опомнись! Это произошло потому, что он грязный подонок.

– Элисон, я тебя предупреждала. Не говори так о нем.

– А почему? Почему я не могу так говорить о нем? Он действительно грязный подонок и, если бы ты не была так очарована его танцевальными па, то тоже заметила бы это.

– Прекрати сейчас же! – закричала мама, поднимаясь с кресла. – Ты говоришь о нем так неуважительно, а ведь ты, прости, Господи, названа в его честь. В его честь!

– Я, что?..

– А как ты думаешь, в честь кого тебя назвали Элисон?

Я потеряла дар речи. Моя мать назвала меня в честь Элистера Даунза? В честь этого сукиного сына? А, может быть, это еще не конец? Может быть, я – его дочь? Возможно ли то, что я являюсь дочерью этого человека? О, Господи, только не это. Жизнь не может быть настолько несправедливой, ведь так? Быстро! Надо пошутить! Шутку! Элисон, не дай чувствам захлестнуть тебя. Перебори себя, чтобы ты смогла справиться с этой болью. Быстро! Срочно пошутить!

– Сонни, ты в порядке? – спросил Кулли, который, наконец-то, решил подать голос.

– Нет, я не в порядке. Я не могу придумать шутку.

– Может быть, это и к лучшему. Тут ни у кого нет настроения шутить, – ответил он.

Я смотрела на маму, которая снова села в кресло.

– Мама, прошу тебя, скажи мне правду, – взмолилась я. – Хоть один раз. Только один. Элистер Даунз – мой настоящий отец?

Она затянулась сигаретой и медленно выдохнула дым.

– Нет, Элисон. Он не твой отец. Твоим настоящим отцом был Сей Ваксман.

Я вздохнула с облегчением. Бог все-таки существует.

– Я захотела назвать тебя в честь Эла, потому что любила его. И только. Твой отец решил, что Элисон – красивое имя для девочки, и мы назвали тебя так.

Черт, я даже не была похожа на Элистера Даунза. У меня были волосы и цвет глаз Сея Ваксмана. Единственное, что я не унаследовала от него, так это тенденцию полнеть с возрастом.

– Мам, а как бы ты назвала меня, если бы я была мальчиком? Элистером? Элом младшим? Или просто Джуниором?

– Достаточно, Элисон. Я рассказала тебе все, что ты хотела знать. Больше я не хочу говорить об этом. – Она поднялась из кресла и направилась в прихожую.

– О, да, конечно, – сказала я, идя за ней. – Еще только один вопрос. Где ты была в ту ночь, когда убили Мелани Молоуни?

– Что?

– Ты не расслышала меня или не поняла вопроса?

– Я не могу поверить, что ты спрашиваешь свою мать о таких вещах.

– Придется поверить. У тебя были очень веские причины не желать опубликования книги Мелани. Так где ты была в ночь убийства?

– Я была здесь. Спала.

– А Нора тоже была здесь?

– Нет, думаю, ее здесь не было. В ту ночь она осталась у своей сестры в Бруклине.

– Кулли, ты слышал? Алиби моей мамы не лучше, чем наши. Она была дома одна. Я была дома одна. Ты был дома один. Тодд Беннет тоже был дома один. И только этот проходимец, сенатор Даунз, обзавелся железным алиби. Хотя оно может быть таким же фальшивым, как и вся жизнь Элистера.

Я остановилась, чтобы вспомнить, что еще я знала о расследовании детектива Корзини. Мелани была убита ударом по голове, ей раскроили череп, что стало причиной аневризма, на ее письменном столе полиция обнаружила белый порошок.

– У меня есть к тебе еще один вопрос, – обратилась я к матери.

– Ты уже задала «еще один вопрос».

– Знаю, но у меня есть еще один, последний. Обещаю.

– Только один. А потом мне бы хотелось, чтобы вы с другом ушли. Эти твои расспросы обессилили меня.

– О'кей. Мы уйдем. Но сначала я хочу уточнить кое-что из того, что ты нам рассказала. Помнишь, ты объясняла, что Элистер не выписал тебя в Калифорнию потому, что не хотел приобщать к декадентскому образу жизни Голливуда?

– Да.

– А он сам сильно увлекался декадентством?

– Нет, не особенно.

– А он когда-нибудь упоминал об увлечении наркотиками? В частности, кокаином.

– Конечно, нет. Эл совсем не такой человек.

Я с жалостью посмотрела на мать. Она понятия не имела, что за человек Элистер Даунз. Более того, она и не хотела этого знать.

– Спокойной ночи, мама, – сказала я, открывая входную дверь.

– Ты меня не поцелуешь? – сказала она. Она всегда так говорила, когда я собиралась уйти, не клюнув ее в щеку. Лучше отказать. Она только что призналась, что лгала всю свою жизнь, а сейчас делает вид, что между нами ничего не произошло.

– Нет, мама, – сказала я. – Я не поцелую тебя. – Я взяла Кулли за руку. Мы вместе вышли из дома моей матери и отправились к себе.