Текст книги "Ча-ча-ча"
Автор книги: Джейн Хеллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
Глава 2
Как вы уже догадались, я не спала всю ночь после того, как Сэнди ушел от меня к Сюзи. Каждый раз, когда я закрывала глаза, то представляла себе их вместе – управляющего универмагом и эту шлюху кухарку.
В моем воображении прокручивалась идиотская сцена их воссоединения. Я представляла, что после того, как Сэнди покинул Маплбарк (он упаковал свои чемоданы от Луиса Вунттона, запрыгнул в свой «мерседес» и укатил к Сюзи, оставив меня наедине с неубранным обеденным столом, полным китайской еды), он приехал к своей буфетчице, едва сдерживая радость от того, что сумел успешно преодолеть главное препятствие – меня – на пути к их общему счастью. Вы можете себе представить эту парочку? Он въезжает к ней во двор, а она уже ждет его у входа и приветственно машет прихваткой для сковородки. Он вылезает из «мерседеса» и бросается в ее объятья. Все происходит медленно, как в рекламе шампуня. Она ворошит своими пальцами его три волосины. Он запускает руки ей под передник. Потом они входят внутрь и страстно занимаются любовью на кухонном полу. Они настолько погрузятся в экстаз, их настолько захватит ощущение того, что они, наконец, вместе, что забудут внести в дом чемоданы Сэнди и оставят их в машине. А кто-нибудь украдет эти чемоданы. Вместе с машиной.
Каждый раз, когда чувство паники от того, что я брошена Сэнди, начинало захлестывать меня, я думала именно об этом последнем пункте. Это послужило бы Сэнди неплохим уроком, если бы его «мерседес» увели прямо из-под его длинного висячего носа. Господи, как же я ненавидела его! Как он мог бросить меня в Маплбарк? А что, если этот экономический спад, о котором постоянно говорили по телевизору, перерастет в государственную депрессию? Как же я смогу жить в такое время без моего мужа?
Я этого не допущу. К такому выводу я пришла примерно в пять часов утра следующего дня после Черного Вторника. Я просто не отпущу Сэнди. Я не собираюсь переживать экономические трудности в одиночку. Я буду бороться и отобью его назад. Я буду убеждать его, что именно падение фондовой биржи и неприятности в универмаге заставили его испытывать ностальгию по тем хорошим временам, когда он был с Сюзи. Но если он подумает обо всем этом как следует, то поймет, что именно я могу сделать его счастливым, именно я помогла ему создать богатую жизнь. В конце концов, у нас с Сэнди была общая собственность – особняк Маплбарк. Некоторые пары остаются вместе из-за детей. А мы не будем разводиться из-за дома. Первым делом утром я отправлюсь в офис Сэнди и покажу ему фотографии Маплбарк. Он улыбнется и скажет мне: «Прости меня, Аллергия. Я поступил так в результате экономического спада. Я оставлю Сюзи и вернусь домой, в особняк Маплбарк».
Я как раз вставала с постели и обдумывала, в чем мне пойти к Сэнди, когда в четверть десятого зазвонил телефон. Это был Адам Грин, адвокат и приятель Сэнди еще со времен высшей школы.
– Сэнди здесь нет, – сказала я, полагая, что Адам разыскивает моего расточительного супруга, который, скорее всего, все еще у Сюзи, отдыхает после бурной ночи. На самом деле, отбросив в сторону всю горечь и мстительность, трудно представить себе Сэнди, проводящим бурную ночь, полную любовных утех. Конечно же, его член поражал своими размерами, но какой смысл владеть «феррари», если не можешь управлять автомобилем с неавтоматической коробкой передач? Помимо этого, Сэнди был самым тихим любовником после Марселя Марсо [9]9
Знаменитый французский мим.
[Закрыть]. Он никогда не стонал, никогда не говорил: «О, детка, сделай это. Отдайся мне». Он вообще ничего не говорил – ни единого слова. Когда мы с ним занимались сексом, можно было услышать, как хвоинка падает с сосны. Это, естественно, означает, что я тоже никогда не стонала и не кричала. Кричать от наслаждения было просто невозможно, потому что: а) я не получала никакого наслаждения и б) мой партнер вел себя так, как будто участвовал в съемках порнофильма для глухонемых.
Ну да ладно. Наша половая жизнь не могла стать сюжетом для романтической повести, но мне наплевать. Я просто не собиралась переживать грядущие смутные времена одна. Я собиралась вернуть Сэнди, и только это и имело значение.
– Элисон, я знаю, что Сэнди здесь нет, – сказал мне по телефону Адам Грин. – Он здесь, в моем офисе. Мы обсуждаем ваш развод.
Развод? Я тут обдумываю план возвращения моего мужа, а он не может подождать и двадцати четырех часов, чтобы избавиться от меня.
– Элисон, ты еще не наняла адвоката? – спросил Адам, даже не потрудившись придать своему голосу заботливое звучание. Вообще-то Адам Грин был также и моим другом. Он и его жена Робин десятки раз бывали у нас, а мы навещали их в Бельведере, как они называли свой дом площадью двадцать три тысячи квадратных футов. В Бельведере было только четыре спальни, но там имелась крытая площадка для сквоша, которую Адам и Сэнди очень недолго использовали по назначению, пока не сменили сквош на гольф. Последнее, что я слышала, это что Грины решили переделать площадку для сквоша в кинотеатр, в котором одновременно можно будет смотреть два фильма, наподобие двойного театра Лоуза в Лэйтоне.
– Нет, Адам, я еще не наняла адвоката. Я не была уверена в том, что Сэнди действительно собирается разводиться, вплоть до этой самой минуты. Труп еще не остыл.
– Что, что?
– Ничего. Передай Сэнди, что он получит развод, но это отразится на его бумажнике.
– Элисон, я так не думаю. С этого момента ты сама будешь улаживать свои дела.
– О чем это ты?
– Ты подписала в 1984 году, прежде чем вы с Сэнди купили особняк Маплбарк, свадебный контракт. Ты это помнишь?
Черт побери! Это совершенно вылетело у меня из головы. На подписании этого документа настоял Сэнди, как супруг, обладавший состоянием. А я согласилась из боязни показать свою зависимость или, что еще хуже, произвести впечатление охотницы за тугими кошельками. По этому соглашению в результате развода я получаю то, с чем вступала в брак, а Сэнди то, с чем он вступал в брак, что, естественно, было намного большей суммой. Что же касается особняка Маплбарк, то в соглашении оговаривалась возможность выкупа половины одной из сторон. Если же никто из нас не захочет выкупать свою долю, то следовало продать особняк и разделить доход в соотношении семьдесят пять на двадцать пять процентов. Угадайте, кто получает двадцать пять!
– Сэнди просил меня передать, что он отказывается от Маплбарк, так как Сюзи предложила им жить у нее. Ты можешь оставаться в особняке, если выкупишь у Сэнди его долю.
– О, да, – произнесла я, раздумывая над тем, в каком дерьме оказалась. – Сэнди прекрасно знает, что у меня нет такой чертовой прорвы денег.
– В таком случае, тебе следует выставить Маплбарк на продажу, – сказал Адам.
– Продать его? Наш прекрасный дом, в который мы вложили все до последнего цента? Рынок недвижимости в настоящее время практически умер, если вы с Сэнди могли это заметить. Нам придется просто подарить этот дом.
– Я не твой адвокат, Элисон, но, если бы я им был, то сказал бы тебе, что у тебя нет другого выхода. Состояние финансов Сэнди уже не то, что раньше. Ты знаешь об этом. Он больше не в состоянии выплачивать за дом по закладной. Если он окончательно обанкротится, то ты будешь лишена права пользования твоим прекрасным домом, окажешься втянутой в судебный процесс и твоя кредитоспособность будет ничтожно низка.
– И это все? После пяти лет супружества Сэнди не хочет мне сказать ничего, кроме этого? Что если я быстро не продам дом, то банк отберет его и я останусь у разбитого корыта?
Адам прикрыл ладонью телефонную трубку и прошептал что-то Сэнди. Затем он снова обратился ко мне:
– Элисон, Сэнди попросил меня передать тебе кое-что. Он сказал: «Жизнь – это гора. Ты должна карабкаться на нее».
– Спасибо, Адам. А теперь я попрошу тебя передать кое-что Сэнди. Скажи ему: «Жизнь – это утес. Прыгай с него».
Я бросила трубку, спустилась в кухню и приготовила себе «Кровавую Мэри» [10]10
Коктейль из водки с томатным соком.
[Закрыть]. Было всего девять тридцать утра, но я нуждалась в допинге, так как собиралась позвонить своей маме и сообщить ей, что Сэнди, ее самый любимый из моих двух мужей, бросил меня. Если я не скажу ей сейчас, то она все равно узнает об этом в парикмахерской, химчистке или, упаси Господи, в гастрономе, где публика развлекается тем, что перемалывает местные слухи во время покупки зеленых овощей.
Перед тем как позвонить маме, я решила одеться. Я всегда одевалась перед тем, как позвонить ей. Я потащилась на второй этаж в спальню, открыла гардероб, достала спортивный костюм фирмы «Фила» и облачилась в него. Потом опустилась на кровать, не спуская взгляд с телефона, залпом допила коктейль и набрала нужный номер.
– Привет, мам. Вот и я, – выпалила я на одном дыхании, когда моя мать, Дорис Ваксман, сняла трубку.
– Это звоню я, – поправила она меня Этим Тоном. Моя мать была чрезвычайно бдительна в отношении всего, что касалось английского языка. Это был просто какой-то ангел-хранитель грамматики. Если вы будете настолько глупы, что произнесете в ее присутствии что-нибудь наподобие «промеж нас», то над вами разверзнутся небеса. Кроме того, ее голос был низким и хриплым. Этот прокуренный голос люди часто путали с мужским. И когда она говорила с вами Этим Голосом и Этим Тоном, то просто клала вас на обе лопатки. – Будучи писательницей, Элисон, ты должна больше следить за своей речью, – добавила она для пущего эффекта.
– По правде говоря, мам, у меня и без того забот по горло. Прости, но мне сейчас нужно решить массу проблем. – О, Господи!
– Вот, молодец. Так какие проблемы? Что, дела Сэнди в магазине все еще не наладились?
– Да. Но это не самая важная проблема в настоящий момент.
– Да? Так в чем же дело?
– Это связано с другими вещами. – Я знаю, что это было моим капризом, но мне ужасно нравилось заставлять маму вытягивать из меня информацию. После всех тех лет, в течение которых она вертела мною, как хотела, это был мой способ поменяться с ней ролями.
– Это касается твоего здоровья?
– Нет.
– Твоей работы в газете?
– Нет.
– Что-то с домом?
– Вроде того. – Я решила, что пора переходить к делу. К разводу моя мать питала такие же чувства, как и к причастным оборотам. Они с отцом прожили короткую, но счастливую совместную жизнь в браке, которая трагически оборвалась в августе 1960 года, когда мне было всего десять лет. Это случилось во время ежегодных соревнований по теннису между постоянными членами и гостями Грасси Глен. Грасси Глен был теннисным клубом, членами которого были мои родители и все их друзья. Мой отец, Сеймур Ваксман (все звали его просто Сей), был игроком «А». Он считался фаворитом этих состязаний и должен был выиграть их, особенно после того, как его партнером стал бесподобный Джек Гольдфарб, чемпион среди мужчин в Роллинг Рокс – еще одном клубе Лэйтона. Но когда мой отец и мистер Гольдфарб уже держали победу в руках, мой отец отбил очередной удар, затем неожиданно схватился за грудь, упал на площадку, покрытую красной глиной, и умер. Вот так. Гейм, сет, игра. К счастью, когда это случилось, нас с матерью не было там. Мама была в магазине «Неймана Маркуса» и покупала подарки к Рождеству. Хотя было лето, но она любила все делать заранее, и хотя мы были евреями, но покупали рождественские подарки. А я находилась в детском лагере в штате Мэн, где занималась стрельбой из лука, синхронным плаванием и другими вещами, которые, само собой, оказались совершенно бесполезными в моей взрослой жизни. Узнав, что мой отец умер, я впала в шоковое состояние. Сей Ваксман, Король матрасов, всегда был оплотом моей стабильности и безопасности. Я не могла поверить, что его больше нет. Я не могла поверить, что он больше никогда не будет поднимать меня на руки, целовать меня и любить. Я не могла поверить, что он оставил меня один на один с моей матерью до конца жизни. После его смерти моя мать превратилась в очень злую и одинокую женщину, и первое, что она сделала, это переделала их спальню в настоящий храм, развесив фотографии отца по всем стенам. Во-вторых, она отказалась раздать его одежду. В-третьих, она объявила бойкот загородному клубу, в котором моего отца постигла безвременная кончина. Месяцами она бродила по дому, курила одну за одной сигареты «Винстон» и смотрела «Как меняется мир» [11]11
Американская «мыльная опера».
[Закрыть], которая стала единственной, кроме меня, постоянной вещью в ее жизни. Она никогда не смеялась и превратилась в самую брюзгливую вдову штата Коннектикут, а, возможно, и двух пограничных штатов тоже. А я, естественно, превратилась в дочь, которая постоянно пыталась поднять настроение своей матери, то есть, говоря другими словами, ублажала ее, как могла. Я убирала свою комнату, причесывала свои волосы, делала домашние задания и говорила грамматически правильными предложениями. Еще я рассказывала шутки – грамматически правильные шутки. Например:
«Что делал слон, когда пришел Наполеон?»
«Когда пришел на поле он, то ел траву».
Когда я стала старше, мой способ ублажать маму претерпел изменения и выражался в том, что я пыталась встречаться с богатыми мужчинами и, наконец, выйти замуж за такового. Мой первый муж, Роджер, привел ее в состояние нервного трепета, но видели бы вы ее лицо, когда я сообщила ей, что выхожу за Сэнди! Эта женщина, которая улыбалась только в крайних случаях, растянула рот до такой степени, что ее улыбка своими размерами напомнила мне полку для обуви у Имельды Маркос [12]12
Вдова президента Филиппин.
[Закрыть].
Я никогда не могла понять, откуда взялась эта ее страсть к богатым мужчинам. Думаю, что начало было положено еще в ее молодости, в Куинс. Я знала, что до моего отца у нее был роман с одним человеком, который сделал состояние и бросил ее. Но, как бы там ни было, с ее пристрастием к богачам было трудно бороться, во всяком случае, мне это не удавалось.
– Я знаю, что это расстроит тебя, мама, – начала я, – но мы с Сэнди расстались.
Мертвая тишина, за которой последовал звук глубокой затяжки и выдоха. Я практически почувствовала сигаретный запах, выходящий из телефонной трубки.
– Что ты сделала? – спросила мама. Ну конечно, это же была моя вина.
– Сэнди вернулся к своей первой жене, к Сюзи. – Я почувствовала, как у меня в горле образовался комок.
– Он предпочел эту женщину моей дочери? – Моя мама перешла на личность Сэнди. – Да она ничтожество, Женщина, которая готовит для других. А ее отец, он разве интеллигент? – Моя мать относилась к христианам, как к людям с низким коэффициентом умственного развития и плохим вкусом в одежде.
– Да, мам. Он вернулся к Сюзи, – повторила я.
– Твой отец никогда бы не понял этого… этой… этого случайного замужества и развода. Я, например, не понимаю. Почему современная молодежь не может закончить ни одно из начатых дел? Почему моя собственная дочь не может закончить ничего из того, что она сама начала?
– У меня есть дела, которые я закончила, – слабо возразила я. – Я одиннадцать лет проработала в газете, владельцем которой является Элистер Даунз, бывшая звезда Голливуда и бывший сенатор Соединенных Штатов от Коннектикута. Может быть, я и не на короткой ноге с этим человеком, но я его сотрудник. По-моему, здесь есть чем гордиться, не так ли?
– Есть чем гордиться. А как же твоя личная жизнь, Элисон? Все это так неприятно.
– Неприятно? Кому? – Я знала, кому. Друзьям моей матери из Грасси Глен. После непродолжительного бойкота вследствие смерти моего отца, она вернулась в этот клуб, где многие годы трижды в неделю играла в канасту [13]13
Карточная игра.
[Закрыть].
– Дорогая, я так сожалею о вас с Сэнди, – продолжала она. – Но эти твои разводы ложатся на меня.
– На тебя?
– Конечно, на меня. Я долго ждала, что ты устроишь свою жизнь с хорошим человеком, а ведь я не становлюсь моложе.
– Никто из нас, – сказала я.
– Ни одна, Эдисон. Ни одна из нас.
– Мама, мне надо идти. Кто-то звонит в дверь. – В дверь никто не звонил, но я частенько прибегала к этой уловке, когда хотела закончить разговор с мамой. Ей ни разу не пришло в голову поинтересоваться, кто же это там может звонить в дверь в любой час дня или ночи, а мне никогда не приходило в голову честно сказать ей в конце разговора, чтобы она катилась ко всем чертям.
После этого я позвонила Дженет Клейборн, которая была брокером в агентстве по торговле недвижимостью и в свое время продала нам этот дом.
– Да, миссис Кофф. Я ждала вашего звонка, – сказала она.
– Вы ждали моего звонка?
– Да. Очень сожалею, что вы разводитесь, – проговорила она сквозь зубы на коннектикутский манер.
– Откуда вы узнали, что мы с мужем разводимся? – То ли все в Лэйтоне уже знали об этом, то ли это был обычный способ агентов по торговле недвижимостью вести дела – знать обо всех на свете.
– Я была на ленче, который устраивала Молодежная Лига. Сюзи Кофф, владелица «Восхитительных закусок от Сюзи», представляла там свой салат из цыпленка.
Не оставалось никаких сомнений в том, что Сюзи представляла там не только свой салат. Жизнь в небольшом городке довольно забавна.
– Хорошо, ну тогда насчет дома…
– Так жаль, что вам приходится продавать, – пропела Дженет Клейборн, едва сдерживая радость от возможности заполучить еще раз контракт на три миллиона долларов. – В настоящий момент рынок переживает небольшой спад, – добавила она, желая прикрыть свою задницу, – но такой дом, как особняк Маплбарк – вы ведь назвали это место именно этим очаровательным именем? – полностью не подвластен экономическим бурям.
Дженет пообещала, что пришлет мне с кем-нибудь необходимые бумаги, которые мне придется подписать. Еще она клятвенно заверила меня, что ее агентство не только поместит рекламу поместья Маплбарк в «ТаунКантри» и «Юникс Хоумс» [14]14
«Уникальные дома».
[Закрыть], но также сделает брошюры с цветными фотографиями дома и разошлет их бизнесменам из Японии. Ее чутье подсказывало, что именно эти бизнесмены станут наиболее перспективными покупателями.
Покончив с этими звонками, я начала раздумывать, что же мне делать дальше. Либо я запираюсь в доме и не показываю носа на улицы Лэйтона, где все только и делают, что обсуждают меня, либо я иду «в люди» и пыталась справиться с двумя навалившимися на меня трудностями – бедностью и одиночеством. Неплохой выбор. Оставшись дома, я имею все шансы закончить свои дни в компании Фила, Опры, Салли, Джона и Джеральдо [15]15
Популярные ведущие телевизионных программ в США.
[Закрыть], получив массу абсолютно ненужной мне информации об одежде, чистящих средствах и женщинах, которые родились без клиторов. Если же я выйду на улицу, то это, скорее всего, закончится встречей с кем-нибудь из знакомых, и мне придется отвечать на вопросы типа: «Ах, Элисон. Где же ты будешь жить после того, как банк отберет у тебя твой дом? Как ты будешь зарабатывать на жизнь? Как ты будешь искать нового мужчину, который полюбит тебя?»
Но вариант домоседки с синдромом боязни толпы меня совершенно не прельщал. Мне нужно было заняться своим будущим репортажем о Джун Эллисон, так что я переоделась и отправилась в издательство.
Когда я начала парковаться, то едва не вмазалась в сверкающий белый «роллс-ройс», за рулем которого сидел самый знаменитый житель нашего города (и одновременно мой босс) Элистер П. Даунз, владелец «Лэйтон Коммьюнити Таймс». Он как раз выезжал, когда я пыталась припарковаться, и мы наверняка бы столкнулись, не вдави я тормоза своей машины так, что чуть не заработала смещение шейных позвонков. Только этого мне еще и не хватало.
– О, простите, сенатор Даунз. Мне так жаль, пожалуйста, извините меня, – обратилась я к нему через открытое окно. Вина за инцидент целиком лежала на Элистере, но немного подхалимства никогда не повредит.
– Не волнуйся, крошка, – проскрипел Элистер. – Я сегодня без шофера, поэтому веду сам. Наверное, я немного небрежен. Хе-хе.
– С вами все в порядке? – спросила я. В конце концов, ему было уже семьдесят пять лет. Выглядел-то он довольно крепким, но когда тебе переваливает за седьмой десяток, в любой момент ты можешь отдать концы. Во всяком случае, именно этот аргумент использовала моя мама, когда хотела вызвать у меня чувство вины за то, что я не звоню ей каждый день.
– Я в порядке. Все прекрасно, дорогая, – ответил Элистер, объезжая на своем «роллс-ройсе» вокруг моего «порше». Выехав с парковочной стоянки, он помахал мне рукой, глядя на меня в зеркало заднего вида.
– Ага, у меня тоже все прекрасно. Спасибо, что поинтересовались, – пробормотала я. Да, он эгоманьяк, думала я, пока ставила машину и поднималась по ступенькам кирпичного здания, в котором располагались офисы «Лэйтон Коммьюнити Таймс». Похоже, что у Элистера Даунза даже не возникло мысли поинтересоваться моим состоянием, хотя на официальных встречах он был весьма сердечен. Например, во время праздника в яхт-клубе Сэчем Пойнт, клубе, который существовал уже сто лет и в котором Даунз был командором, он подплыл ко мне, ну просто сама обходительность, заглянул мне прямо в глаза, взял за обе руки и произнес:
– Как я рад снова видеть вас, моя дорогая. Вы прекрасно работаете в газете, прекрасно.
А потом исчез, оставив после себя облачко «Олд Спайс».
Вот это типаж, подумала я об Элистере Даунзе не только в масштабе Лэйтона, но и всей страны. Необъятный. Именно таким он и был – человеком, начавшим свой жизненный путь как танцор степа, ставшим затем звездой Голливуда, а после этого сенатором Соединенных Штатов. Кому какое дело, что он пришел в этот мир как Эл Дауни, симпатичный ирландский паренек из Куинс. Кому какое дело, что он начал свою карьеру с учителя танцев в студии Артура Мюррея. Кому какое дело до того, что, не заметь его тогда театральный агент, он так бы и остался Элом Дауни – дамским любимчиком, а Элистера Даунза могло не быть и в помине.
Но Элистер Даунз не любил рассказывать историю перевоплощения Эла Дауни. В отличие от Кирка Дугласа [16]16
Известный американский актер.
[Закрыть], написавшего книгу о своем неприглядном прошлом, когда он был еще Изей Даниловичем, сыном старьевщика, Элистер Даунз предпочитал умалчивать о своем прошлом. Да никто особо и не интересовался им до тех пор, пока в город не приехала Мелани Молоуни – королева копания в чужом грязном белье. Она была автором бестселлеров, посвященных жизнеописаниям Дина Мартина, Энн-Маргрет и других известных в шоу-бизнесе людей. Согласно опубликованной информации, Мелани Молоуни получила уже пять с половиной миллионов долларов за книгу об Элистере Даунзе, который, в свою очередь, сообщил средствам массовой информации, что не собирается обращать никакого внимания ни на саму мисс Молоуни, ни на ее так называемую биографию. Что же касалось меня лично, я не могла дождаться этой книги. Судя по сообщению «USA Today» [17]17
Газета в США.
[Закрыть], книга должна была поступить к издателю всего через несколько месяцев.
Первый человек, с которым я столкнулась в издательстве, был последним человеком, которого мне вообще хотелось бы видеть. Это была Бетани Даунз, дочь Элистера и, одновременно, главный редактор. Раньше она была девушкой на стадионе, из тех, что прыгают, размахивая флажками, и подают сигнал к овации. Этакая дебютантка и доморощенная принцесса. Бетани была заносчивой и глупой – самое убийственное сочетание, какое только может быть. Ходили слухи, что ее отец купил «Коммьюнити Таймс» в качестве игрушки для своей единственной дочурки, дабы оградить ее от неприятностей. Бетани было уже сорок два года, а она ни разу не была замужем. Ей больше нравилось спать с чужими мужьями, доводя их практически до того, что они были готовы развестись со своими женами, а потом бросая их и переходя к следующей тупоголовой жертве. Симпатичная блондинка, если это в вашем вкусе (спроси вы меня, я бы сказала, что у нее лошадиная морда), она представляла собой довольно опасный тип женщин, которые думают, что все и вся вокруг создано лишь для их удовольствия.
– Что-то ты плохо выглядишь, Элисон, – произнесла Бетани вместо приветствия. Мы стояли в вестибюле третьего этажа, куда я поднялась, чтобы выпить кофе и успокоить нервы после того, как едва не поцарапала дорогую защитную решетку на машине Элистера Даунза. Бетани тоже пришла туда, чтобы купить пончиков с начинкой из желе. Бетани была просто помешана на сладком, но никогда не толстела, что, в добавление к ее славе охотницы на чужих мужей, являлось еще одной из причин, почему ее ненавидели другие женщины.
– Я плохо провела последние двадцать четыре часа, – ответила я.
– Проблемы дома?
– По сути дела, да. Мы расстались с мужем.
Я ждала ответа, но Бетани уже углубилась в свои пончики. Наконец она произнесла:
– Ну, а я что говорю всем подряд? В замужестве нет никакого смысла – оно не ведет ни к чему, кроме развода.
– Ты хорошо защищена в этом смысле, Бетани. Но разве тебе никогда не хотелось иметь рядом одного мужчину, человека, который бы всегда любил и оберегал тебя?
– У меня уже есть такой мужчина. Его имя читается как П-А-П-А.
– Ну, конечно. Как же я могла забыть!
– Кстати, насчет папы, – продолжала Бетани, – через десять минут в моем офисе состоится совещание. Речь пойдет о той суке, что пишет книгу о моем отце. Думаю, тебе следует быть там.
– Ни за что на свете не пропущу его, – пообещала я.
Офис Бетани располагался в угловой части здания, и там собралось десять или двенадцать сотрудников. Увидев свою подругу, Джулию Аппельбаум, я помахала ей рукой и жестом пригласила сесть рядом с собой на диван.
– Как дела, Кофф? – шепотом спросила она. Она всегда называла меня по фамилии. – Ты что-то неважно выглядишь.
– Я и чувствую себя неважно, но все расскажу тебе после, – ответила я, размышляя о невозможности ходить на работу с бумажным пакетом на голове, чтобы никто не видел моего лица.
Мы с Джулией были близкими подругами с самого начала работы в газете. Я писала о знаменитостях, а она работала в отделе городских новостей и писала о заседаниях комиссии по планированию, школьных бюджетах и тому подобных вещах. Сэнди никогда не любил Джулию, возможно, потому, что она никогда не стремилась искать мужское покровительство. Она некоторое время была замужем за нынешним мэром Лэйтона, но быстро развелась, как только поняла, что его понятие о равноправии ограничивалось тем, что он позволял ей время от времени ездить на его машине. Может быть, Сэнди не любил Джулию еще и потому, что она всегда страстно рассуждала об охране природы и сокращении дефицита, а это были темы, обсуждение которых делало Сэнди страшно нервным. Еще одной причиной, почему он не любил ее, могло быть то, что она была демократом. Кто знает. Я же просто обожала Джулию, хотя она частенько высмеивала мой образ жизни, и я начинала чувствовать, что жизнь моя столь же мелка, как вода в моей ванне джакузи.
– Все присутствуют? – произнесла Бетани, призывая всех к порядку. – Мой отец попросил меня поговорить сегодня с вами о Мелани Молоуни. Как вы все уже слышали, она пишет о нем книгу. – Мы с Джулией украдкой обменялись взглядами. – Вы наверняка знаете, что эта женщина купила дом в Лэйтоне. – Конечно, я об этом слышала. Лиза Смит писала об этом в своей колонке. Она говорила, что Мелани Молоуни переехала в Лэйтон из Чикаго, чтобы быть поближе к главному герою ее новой книги, и собиралась вместе со своим помощником опросить десятки друзей и знакомых Элистера, которые живут в нашем тихом городке. – Мой отец просил передать вам, что если Мелани Молоуни обратится к кому-либо из вас, вы должны недвусмысленно дать ей понять, что не собираетесь с ней разговаривать. Мой отец просил напомнить вам, – продолжала дочь Элистера, – что он много делает для тех людей, кто относится к нему лояльно, но он никогда не пошевельнет пальцем ради тех, кто таковыми не является. Другими словами, если вы будете разговаривать с Молоуни, то сделаете это на свой страх и риск.
– А что сенатор сделает, если мы все-таки заговорим с Молоуни? – спросила я Джулию после того, как собрание закончилось. – Он что, уволит нас? Или просто разобьет наши коленные чашечки?
Джулия пожала плечами.
– Пойдем перекусим, – предложила она. – Мелани Молоуни – это проблема Элистера, а не твоя.
