Текст книги "Королевские игры"
Автор книги: Джейн Фэйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
Горничная появилась так быстро, словно ждала за дверью. Выглядела она совсем юной – не старше двенадцати лет, однако отличалась лукавым взглядом и приятной полнотой – верными признаками умения ценить радости жизни.
– Хенни, это мистрис Розамунда, твоя новая хозяйка.
– Мистрис Розамунда.
Хенни присела в реверансе, и от движения из-под чепчика выбились темные кудрявые волосы.
Розамунда молча улыбнулась. Она не знала, как следует реагировать и что принято говорить в подобных случаях, потому что впервые увидела персональную горничную.
– Хенни распакует вещи, а я тем временем покажу дом, – распорядилась хозяйка. – А потом перекусим. Сэр Фрэнсис никогда не обедает раньше пяти часов. Это, видите ли, отвлекает от работы. Потом он, разумеется, снова возвращается в кабинет, но мне хотя бы удалось уговорить мужа посвящать обеду час-другой. – Говорила она сдержанно, одновременно выводя гостью на площадку лестницы. – Господин секретарь так напряженно работает, что я его почти не вижу.
Теперь они шли по широкой, огороженной перилами галерее, стены которой украшали многочисленные портреты.
– Почти все, кто здесь изображен, – твои предки, – лаконично пояснила леди Урсула, сделала еще несколько шагов и остановилась перед одной из картин. – Это отчим сэра Фрэнсиса, муж вырос в его доме. Достойный аристократ состоял в родстве с Болейнами, и через них семья связывает себя с ее величеством. – Она многозначительно посмотрела на подопечную. – Ты, конечно, тоже можешь заявить о своей причастности.
– Очень смело, мадам.
Розамунда немного отступила, чтобы внимательно рассмотреть портрет. Трудно было ожидать семейного сходства там, где не было кровного родства.
Леди Урсула улыбнулась:
– Не важно, дорогая. В придворном мире учитываются даже самые отдаленные связи – конечно, только те, которые способны принести пользу. Впрочем, скоро ты это и сама увидишь.
Томас Уолсингем сидел на стуле в таверне «Четыре лебедя» и, с удовольствием потягивая эль, смотрел, как Кит Марло складывает в кожаную седельную сумку скудные пожитки.
– Филиппе хотя бы объяснил, что за сообщение ты везешь?
Кит бросил на Томаса хмурый взгляд.
– Сказал только, что письмо зашифровано. Представляешь, отобрал у меня ботинки и заставил целый час сидеть босым, пока сапожник прятал в каблук то, что необходимо передать. – Для наглядности он топнул ногой. – Чертовски тяжело и неудобно, как будто камней напихали.
– Ничего, друг, избавишься от груза, как только приедешь в Гент, – успокоил Томас. – Но по-моему, тебе необходимо оружие.
– И где же, интересно, я его возьму? – еще больше помрачнел Кит. – Неужели не знаешь, что шпага стоит денег?
Томас рассмеялся.
– Не переживай, Фрайзер непременно раздобудет. Можешь считать его отвратительным типом, но дело свое он знает отлично и заслуживает полного доверия – разумеется, лишь в том случае, если ты с ним работаешь. Кстати, для надежности ему нужна материальная заинтересованность.
– Спасибо, утешил, – проворчал Кит. Засунул в сумку скомканную рубашку и затянул ремни. – Скажи лучше, почему это задание поручили именно мне?
– Потому что ты оказался под рукой, – просто ответил друг. – К тому же ты нуждаешься в деньгах. Не забывай, что как только вернешься, получишь жалованье.
– А как я должен оплачивать дорожные расходы?
– Обо всем позаботится Фрайзер: еда, ночевки в пути и так далее. – Томас встал со стула и направился к буфету, чтобы наполнить кружку. Задержался у окна и выглянул во двор. – О, смотри-ка, вот и он! Как всегда, крадется вдоль стены. Фрайзер не любит лишний раз оказываться на виду. Если желаешь получить дружеский совет, то слушай: поучись у него искусству оставаться в тени – полезное умение в нашем деле.
Не ответив, Кит улегся на постель, взял свою кружку и залпом осушил.
– Когда я вернусь, ты будешь в Скэдбери?
– Скорее всего. Конечно, если кузен не найдет работу и для меня. Он что-то говорил о Париже. Возможно, отправит туда, чтобы подлизаться к Моргану. Тот тайно работает на Марию Стюарт и состоит с шотландской королевой в тайной переписке. Не исключено, что именно его придется использовать, чтобы с ней покончить.
– Покончить? В каком смысле? – Кит посмотрел неожиданно остро.
– Слышал что-нибудь о причастности к преступлению?
Кит покачал головой и потянулся к фляге с элем.
– Видишь ли, существует юридическое правило, согласно которому в случае раскрытия заговора против законной королевы все соучастники обвиняются в государственной измене, включая и того, кто в случае успеха получил бы непосредственную выгоду, даже если этот человек ничего не знает о крамольных планах.
Кит стремительно сел.
– Но это же отвратительно! Как невиновного человека можно осудить за чужие преступления?
Томас иронично усмехнулся:
– Это замысловатое положение законодательства кузен считает бесценным и незаменимым инструментом в своей работе, цель которой – всего лишь обеспечить ее величеству продолжительное царствование и защитить наше любимое королевство от угрозы вторжения. Погрязшие в католичестве Испания и Франция при первой же возможности возведут на престол Марию Стюарт. А для этого им сначала потребуется убрать Елизавету.
Томас подошел к кровати, наклонился и посмотрел на друга потемневшими от страсти глазами.
– Но довольно об этом. Прощальный поцелуй, возлюбленный мой!
Объятие прервал негромкий стук в дверь, и Томас яростно прорычал:
– Пошел вон, Фрайзер! Вернешься через полчаса.
– Надо успеть к приливу, – раздался бесцветный голос.
– Значит, придется ехать быстрее.
Глава 7
Мария Стюарт придвинула стул к скудно горящему камину. Несмотря на лето, жилище в одном из каменных флигелей Чартли-Холла всегда оставалось сырым и холодным. Она прикрыла рот кружевным платком и откашлялась. Как часто случалось, даже небольшой кашель вызвал жестокие спазмы: дыхание сбилось, а из глаз хлынули слезы. Лежавший у ног маленький скай-терьер поднял голову и посмотрел на хозяйку понимающими карими глазами.
– Мадам, почему бы вам не лечь в постель? Вы же больны и совсем ослабели.
Одна из фрейлин подошла и заботливо склонилась, чтобы укрыть колени королевы пледом, а на плечи набросить теплую шаль.
– Если бы можно было выйти на воздух, я бы сразу поправилась.
Несмотря на шаль, Мария вздрогнула, но тут же взяла себя в руки и решительно принялась за рукоделие. Вышивание неизменно оставалось любимым занятием, однако в этой мрачной темной тюрьме даже оно дарило все меньше и меньше радости. Вспомнились прежние времена: в замке Шроузбури ее охранял Джордж Толбот, и в компании его милой жены Бесс удалось провести за станком немало счастливых часов. Гобелены, над которыми они работали вместе, так и остались высшим и самым драгоценным достижением.
Узница вздохнула и обвела комнату печальным взглядом. Сырость и холод угнетали до такой степени, что если бы не шторы и ковры, жить было бы невыносимо. Фрейлины жались к огню, и в душе шевельнулось чувство вины. Да, Мария понимала, что давно пора освободить бедняжек от обязанностей и отпустить на волю, но обойтись без помощниц не могла: постоянно нуждалась и в общении, и в уходе.
В первые годы долгого заточения королеву Шотландии сопровождал собственный двор, а потому можно было в полной мере наслаждаться всеми привилегиями и внешними атрибутами власти. Увы, дни благополучия давным-давно миновали, а комфорт замка Шроузбури сменился целым рядом тюрем, каждая из которых оказывалась более жестокой, чем предыдущая. За восемнадцать бесконечных лет те придворные дамы, которые сопровождали ее в изгнание, постепенно исчезли. Некоторые умерли, остальные вернулись к собственной жизни в собственных семьях. Найти замену не представлялось возможным, и сейчас штат состоял всего лишь из пяти фрейлин, которым помогали четыре горничных.
Болезнь избавила ее от ужасов замка Татбери. Замок стоял на высоком холме и насквозь продувался ветрами. Жестокая лихорадка едва не лишила Марию жизни, и врачи настояли на переезде.
Да, смерть стала бы удобным исходом. Во всяком случае, избавила бы кузину Елизавету от досадных хлопот, с мрачным юмором подумала Мария. За жизнь стоило держаться хотя бы ради того, чтобы доставить неприятность королеве Англии.
Хлопнула наружная дверь, и в коридоре раздались быстрые, уверенные шаги сэра Эмиаса Полита – самого безжалостного из всех тюремщиков. А вскоре он появился на пороге собственной персоной, даже не сочтя нужным снять шляпу. Собачонка тихо зарычала, однако не пошевелилась.
– Рад видеть вас не в постели, мадам. Очевидно, здоровье улучшилось.
– Пока, не очень. – Мария нашла в корзинке клубок нужного цвета. – Просто в работе время идет быстрее, да и настроение поднимается. Должно быть, это нам не по нраву, сэр Эмиас, ведь вы не жалеете усилий, чтобы довести нас до отчаяния.
Она коротко взглянула на ненавистного мучителя: аккуратные рыжие усы и старательно подстриженная бородка, презрительно сжатые губы, холодные глаза фанатичного протестанта.
Тюремщик не счел нужным ответить на колкость: посмотрел через плечо на стоявших в дверях незнакомцев и щелкнул пальцами. Те быстро подошли к трону, покрытому балдахином, на котором еще в самом начале заточения шотландская королева собственноручно вышила гордый девиз: «В моем конце – мое начало».
На глазах у пораженной Марии двое неизвестных сначала сняли балдахин, а потом убрали с возвышения и сам трон.
– Что они делают? – Старшая из фрейлин в ярости подбежала к Политу. – Чей приказ выполняют?
– Не ваше дело, миледи.
Он направился к двери, однако голос Марии заставил остановиться. Она тихо, устало спросила:
– Что это означает, сэр?
Тюремщик обернулся.
– Мадам, вы и сами знаете, что отныне не обладаете королевским статусом и, следовательно, не имеете права на атрибуты власти. Впредь считайте себя подданной ее величества королевы Елизаветы.
Он поклонился и ушел.
Мария долго смотрела в огонь и лишь смутно слышала возмущенные возгласы фрейлин. Она прекрасно понимала истинное значение только что произошедшего события. Лишение королевского статуса сразу превращало ее в рядовую жительницу страны, обязанную подчиняться общепринятым законам. Неужели кузина осмелится приговорить ее к смерти? Страх ледяной хваткой сжал горло. Подобного поворота она не предполагала; никогда не сомневалась, что Елизавета уважает родство и, всем сердцем веря в божественное происхождение собственной монаршей родословной, не посмеет надругаться над достоинством другой королевы.
Все оказалось иначе. Скорее всего Елизавета поддалась убеждениям советников и людей, подобных Политу, – тех, в чьих глазах Мария Стюарт воплощала непосредственную и серьезную угрозу трону.
Королева Шотландии решительно сжала губы: да, при первой же возможности она непременно выступит против протестантской монархии. Отныне ставка стала еще выше: речь идет о насущной необходимости добиться свободы и взойти на английский престол – хотя бы для того, чтобы спасти собственную жизнь. А достигнув цели, можно будет вернуть многострадальной стране истинную, дарующую спасение души религию.
Узница отложила рукоделие, встала и подошла к стоящему у сырой холодной стены запертому комоду, на деревянной поверхности которого уже успела выступить плесень. Достав из корсажа крохотный ключик, отперла один из ящиков и вынула стопку писем. Их доставил молодой человек по имени Робин Поули. Он начал преданно служить еще тогда, когда Мария обитала в Татбери и пользовалась относительной свободой – во всяком случае, могла совершать далекие верховые прогулки. Для всего мира Поули оставался всего лишь скромным конюхом, но в действительности выполнял куда более важные обязанности. Он привозил письма из Парижа, от агента Томаса Моргана, который и порекомендовал посредника в качестве верного, достойного доверия слуги. С тех самых пор Поули находил способы навещать свою госпожу, причем даже здесь, в Чартли, и привозил письма от Моргана. Послания неизменно вдохновляли: в них подробно описывались усилия, которые французский кузен герцог де Гиз и король Испании Филипп предпринимали, чтобы вторгнуться в Англию и, возведя на трон многострадальную узницу, очистить Британские острова от протестантской скверны.
Интересы и цели Франции и Испании совпадали: вернуть заблудшее королевство в лоно католической веры и тем самым навсегда избавиться от военной угрозы со стороны сильной, прекрасно вооруженной державы.
Мария сдержанно улыбнулась. Спасители, разумеется, надеялись получить послушную марионетку, однако глубоко заблуждались: она вовсе не была той слабой и безвольной женщиной, какой нередко старалась казаться. Она будет править самостоятельно и решительно, а если потребуется, то, как и в родной Шотландии, сама поведет в бой войска.
Мария вернулась к камину и открыла пакет. Письма обладали магической силой: они дарили надежду. Нет, она не забыта в унылой северной пустыне. Пришло время призвать к действию, показать, что убежденная в правоте общего дела и католической веры стойкая королева ценит усилия и мечтает обратиться к дворянству Шотландии, задавленному протестантской Англией. Несмотря на то что ее собственный сын пользовался покровительством Елизаветы и правил Шотландией как монарх-протестант, истинные шотландцы-католики считали своей королевой Марию Стюарт и были готовы встать на ее сторону.
– Шарлотта, не пришлешь ли ко мне Барбару?
– Сию секунду, мадам. Могу ли и я что-нибудь для вас сделать?
– Будь добра, принеси бумагу и чернила.
Шарлотта с готовностью поставила перед госпожой поднос из слоновой кости со всеми необходимыми для письма принадлежностями. Мария на мгновение задумалась, а потом начала писать обращение к своей стране и своим подданным. Она и сейчас пользовалась тем самым шифром, который неизменно применяла в секретной корреспонденции, а когда закончила, посыпала лист песком, чтобы высохли чернила, свернула и запечатала, но не королевской печатью, а всего лишь бусиной с висевших на поясе четок. Для посвященных в тайну рисунок должен послужить свидетельством истинности послания, а посторонние не заподозрят его важности. Во всяком случае, всегда надо надеяться на лучшее и молиться.
Горничная Барбара уже стояла в ожидании приказа.
– Возьми это и храни до тех пор, пока не появится Поули; он должен приехать в ближайшее время, чтобы послужить мне верой и правдой. Найди этого человека: он будет или в деревне, или в конюшне – там, где легче остаться незамеченным. Отдай письмо так, чтобы ни одна живая душа не видела.
Барбара приняла сложенный лист и бережно спрятала за корсаж.
– Непременно исполню, мадам.
Мария снова опустилась на стул и прислонилась головой к высокой деревянной спинке. Тюрьма, и без того мрачная и убогая, окончательно опустела. Кузина лишила ее последнего символа монаршего правления. Вот только Бога не под силу украсть никому.
Она прикоснулась к образку на груди и устало закрыла глаза.
Сэр Фрэнсис Уолсингем торопливо шагал по длинным коридорам Уайтхолльского дворца. Шел он, озабоченно нахмурившись и крепко зажав в руке стопку бумаги. Попадавшиеся по пути слуги и придворные спешили скрыться, но, погрузившись в размышления, всесильный секретарь никого не замечал. Он спешил в личные покои королевы. Двое часовых немедленно опустили пики и категорично преградили путь.
Дверь, однако, тут же открылась. В коридоре показалась молодая придворная дама и присела в низком реверансе.
– Ее величество немедленно вас примет, сэр Фрэнсис, – оповестила она, после чего неслышно удалилась, предоставив вельможе встретиться с королевой наедине.
Уолсингем почтительно поклонился, сделал три шага и снова отвесил поклон – еще более глубокий.
– Ваше величество, благодарю за аудиенцию.
– Что за чепуха, Фрэнсис. Разве можно отказать в приеме секретарю королевской канцелярии?
Королева отложила перо и встала из-за стола. Выглядела она, как всегда, великолепно: алое бархатное платье украшено жемчугом, массивный бриллиантовый кулон мерцает на фоне роскошно расшитого корсажа, к усеянному драгоценностями поясу прикреплен золотой, с множеством сияющих сапфиров футляр для благовоний. Сейчас, в пятьдесят три, ее некогда густые ярко-рыжие волосы поредели и поблекли, а потому скромно прятались под чепцом, который с полным основанием мог бы считаться произведением ювелирного искусства.
– Итак, что же вы намерены мне поведать? В вашей записке я почувствовала настойчивость. Какие-то срочные дела?
Голос звучал резко; королева никогда не считала нужным скрывать неприязнь к секретарю. Сам сэр Фрэнсис давно привык к подобному отношению и никогда не позволял личным чувствам вставать на пути действий, которые он считал необходимыми ради блага короны.
– Не настолько срочные, мадам, чтобы я осмелился прервать нечто более важное, – ответил придворный с едва ощутимой вопросительной интонацией, а когда королева небрежно махнула рукой, продолжил: – Осмелюсь просить о личном одолжении.
Елизавета взглянула с интересом.
– Право, Фрэнсис, совсем на вас не похоже. Обычно вы поучаете, что необходимо предпринять во имя государства и в моих собственных интересах, но что-то не припомню, чтобы хоть раз обращались по поводу своих дел.
– Осмелюсь возразить вашему величеству. Не припомню, чтобы когда-нибудь поучал.
Королева нетерпеливо покачала головой и опустилась в кресло.
– Позвольте говорить так, как считаю нужным.
Сэр Фрэнсис поклонился:
– Как прикажете, ваше величество.
– Так что же за личное одолжение?
Елизавета показала на стул, и вельможа с благодарным поклоном сел.
Королева могла проводить на ногах долгие часы, тем самым заставляя стоять дипломатов и придворных. Многие едва не падали в обморок.
– У меня есть молодая кузина, мадам. Розамунда Уолсингем. Сирота, находится на попечении старшего брата Эдмунда. – Он замолчал и аккуратно положил на колени стопку бумаги, которую все это время продолжал держать в руке. – Тот, однако, абсолютно не годится для подобных благородных целей. Младший из братьев, Томас, делает все, что в его силах, однако, как вы, конечно, знаете, он служит вашему величеству, а потому не в состоянии постоянно заботиться о сестре.
– Томас работает на вас.
Замечание прозвучало жестко. Порой королева делала вид, что вовсе не интересуется разветвленной секретной службой секретаря королевской канцелярии и ничего о ней не знает.
– Именно так, мадам. – В знак согласия Фрэнсис склонил голову, хотя и знал, что ее величество несколько раз беседовала с Томасом относительно некоторых аспектов службы. – Потому-то и не может уделять сестре достаточно времени и внимания.
– И сколько же девочке лет?
– Семнадцать, мадам.
– Как она выглядит? Как держится в обществе?
– Я бы назвал внешность вполне приятной. – Сэр Фрэнсис вдумчиво подбирал слова. – Сомневаюсь, правда, что молодая особа привлечет к себе внимание в толпе.
Королева постоянно опасалась, что одна из фрейлин ее затмит, и особенно ревностно относилась к тем, кому природа подарила преимущество в возрасте.
– Ну а характер?
Елизавета теребила лежавший на коленях веер: слегка открывала и тут же быстро закрывала.
– По моим понятиям, образцовый, мадам.
– И вы ходатайствуете о моем покровительстве?
– Хотел бы попросить ваше величество принять родственницу на службу в качестве самой младшей из камер-фрейлин.
– А молодая леди в состоянии сама себя обеспечить? Вам ведь известно, что мои придворные дамы получают лишь одно парадное платье в год и должны заботиться об остальном гардеробе.
Сэр Фрэнсис с трудом сдержал вздох: он отлично знал о бережливости королевы, которая, впрочем, вовсе не распространялась на собственные наряды.
– Заботу обо всем необходимом готов взять на себя. Ну а как только кузина освоится при дворе, найду ей подходящую партию.
– Если девочка мне понравится, я и сама подберу ей мужа, – провозгласила ее величество, поднимаясь. – Вам незачем беспокоиться. Приведите ее ко мне.
Королева направилась к двери в глубине кабинета, которая вела в спальню.
Сэр Фрэнсис поспешно вскочил.
– Это все, господин секретарь?
– Еще пара вопросов, мадам.
Уолсингем прижал к груди бумаги и направился следом.
Елизавета вошла в просторную комнату. Возле одной из стен стоял клавесин, в камине ярко горел огонь. За толстыми каменными стенами старинного замка даже летом властвовал холод.
– Говорите, – приказала она и села за инструмент.
– Мадам, хотел бы вновь посоветовать как можно решительнее действовать в отношении вашей кузины. – Сэр Фрэнсис положил бумаги на клавесин. – Это письма Марии Стюарт в Париж, Томасу Моргану, в которых она спрашивает, на какую именно поддержку со стороны короля Франции может рассчитывать и какую численность войска он готов гарантировать для вторжения.
Елизавета решительно сжала губы.
– Я уже говорила, господин секретарь, что больше не предприму против кузины ни единого шага. Я отобрала у нее трон, но, честно говоря, не верю, что таким, образом можно развенчать королеву, хотя сэр Эмиас считает иначе. Письма, которые вы принесли, не в состоянии показать ничего нового и более страшного, чем прежде. Кузину тщательно охраняют; заключение уже далеко не так приятно, как раньше, да и сэр Эмиас Полит не допускает никаких послаблений. – Королева пробежала пальцами по клавишам. – Ваши мрачные предсказания утомили.
Сэр Фрэнсис выбрал из стопки один листок.
– Если вы, ваше величество, соизволите прочитать вот это, то сразу согласитесь с необходимостью немедленных действий. Ради всего святого, мадам, не поддавайтесь слабости и не откладывайте далее излечение своего больного государства. Необходимо срочно вырвать заразу с корнем, методично и безжалостно.
– О, катитесь ко всем чертям вместе со своими заразами и корнями! – Елизавета порывисто вскочила. – Я полновластная хозяйка этого государства и в состоянии сама решить, что пойдет во благо подданным, а что нанесет вред.
Она в сердцах швырнула веер, и вельможе пришлось сделать шаг в сторону.
Впрочем, Уолсингем тут же наклонился, поднял веер и почтительно отдал королеве. За долгие годы службы ему уже не раз приходилось избегать столкновений с различными летающими предметами.
Ее величество смерила секретаря разъяренным взглядом, однако постаралась умерить пыл.
– Я проявила несдержанность, но, право, Фрэнсис, вы испытываете терпение.
– Позвольте заметить, мадам, что вы не меньше испытываете мое.
Шурша юбками, Елизавета быстро прошла по комнате, остановилась возле окна и обернулась.
– Так чего же вы от меня хотите?
– Всего лишь применения к Марии Стюарт положения о причастности к преступлению.
Елизавета вздохнула:
– Не могу одобрить подобную практику, Фрэнсис. Никогда в жизни не верила в отраженную вину. Несправедливо наказывать невиновного человека за чужие деяния.
– Но, мадам, вашу кузину никак нельзя назвать невиновной. Она неустанно и целеустремленно трудится ради одной цели: свергнуть вас с трона. Ведет регулярную переписку с герцогом де Гизом, своим французским кузеном, подстрекая того собрать армию и организовать вторжение. Ее агенты работают и в Испании, добиваясь поддержки короля Филиппа. Нет, узница далека от невиновности, и вам придется это признать, даже против собственной воли.
Елизавета внезапно постарела; даже толстый слой пудры и румян не смог скрыть обрюзглой кожи. Она долго смотрела на настойчивого придворного невидящим взглядом, а потом тихо произнесла:
– Я вас выслушала. На сегодня достаточно. Можете идти.
– Мадам. – Сэр Фрэнсис поклонился и направился к двери, однако тут же остановился и неуверенно уточнил: – А моя кузина?…
– Да, можете представить мне девочку.
Королева вернулась к клавесину, и секретарь покинул личные апартаменты ее величества.
Розамунда с нетерпением ждала, когда же начнутся уроки придворного этикета, однако жизнь в особняке на Сизинг-лейн мерно текла день за днем, а леди Уолсингем даже не заговаривала на животрепещущую тему. Розамунда не раз задумывалась, не задать ли самой все накопившиеся вопросы о новой блестящей жизни, а главное, не узнать ли точно, когда эта жизнь начнется, однако спокойная безмятежность Урсулы сдерживала любопытство и заставляла прятать горячее стремление к неизведанному. Хозяйка дома могла подумать, что подопечная пренебрегает добротой и гостеприимством, а подобная неблагодарность была немыслима и недопустима.
Дни текли мирно, без особых происшествий. Хозяйка и гостья много времени проводили в маленькой уютной гостиной. Урсула вышивала или проверяла хозяйственные счета, а Розамунда тем временем рисовала. Постепенно выяснилось, что с самого начала она неверно поняла суть обучения. Для того чтобы приоткрыть дверь в неведомый мир, надо было всего лишь внимательно слушать рассказы леди Уолсингем. Супруга секретаря не заводила речь непосредственно о придворных манерах, и в непринужденной беседе то и дело касалась различных правил, обычаев и ритуалов.
– Фрейлины королевы чрезвычайно дорожат собственным статусом, – заметила Урсула однажды. – Постоянно выясняют, кто важнее, кто где сидит, кто какую работу выполняет. Помню, одна бедняжка совершила страшную ошибку: подняла оброненный ее величеством веер. Столь деликатная функция, несомненно, принадлежит исключительно камер-фрейлинам. Тебе, конечно, известно, что именно они занимают верхнюю ступеньку придворной иерархии.
– И что же случилось с той несчастной? – с сочувствием спросила Розамунда.
– О, несколько недель кряду ее обливали холодным презрением. Никто не хотел с ней разговаривать; даже сидеть приходилось вдали от всех. Когда наконец девочку простили и приняли в общество, от страданий она совсем похудела и побледнела – превратилась в настоящее привидение. – Урсула покачала головой. – Оказавшись среди придворных, в первое время особенно важно внимательно наблюдать и вслушиваться во все разговоры. Действовать и говорить самой опасно.
Розамунда понимающе кивнула. Она запоминала каждое слово хозяйки, задавала вопросы и с жадностью впитывала подробные дружелюбные ответы. Постепенно из отдельных кусочков складывалось цельное полотно. Правда, порой рисунок казался ужасным. Но вот Урсула заводила разговор о музыке, танцах, прогулках, катании на лодках, где целый день царило веселье, и пикниках на берегу реки. Некоторые из возникших образов радовали и привлекали, и Розамунда с удовольствием вспоминала о них перед сном. До сих пор жизнь ограничивалась узким кругом родственников и жителей Скэдбери, зато теперь предстояло узнать новый мир и повстречать множество новых людей. Невозможно было предсказать, когда и в какую сторону повернет судьба, какие события и знакомства принесут изменения, и от неизвестности нетерпение лишь возрастало, а сон безвозвратно улетучивался. Ночь напролет Розамунда крутилась в постели, сгорая от нетерпения.
И вот однажды, сияющим солнечным утром, Розамунда вошла в гостиную леди Урсулы в тот момент, когда сэр Фрэнсис прощался с супругой, отправляясь на службу.
– Доброе утро, Розамунда.
Она поклонилась.
– Доброе утро, сэр.
– Загляни в кабинет через полчаса. Хочу кое-что с тобой обсудить.
Кузен коротко кивнул и скрылся за дверью, отделявшей жилую половину особняка от служебной.
Розамунда не могла скрыть волнения. Неужели началось?
– А вы знаете, мадам, зачем сэр Фрэнсис хочет меня видеть?
Урсула оторвала взгляд от пяльцев и спокойно ответила:
– Нет, милая, муж ничего мне не сказал. Будь добра, зарисуй вон ту розу – легче вышивать, глядя на точное изображение.
– С удовольствием, мадам.
Розамунда вынула из вазы цветок и устроилась за небольшим столиком, который специально для нее поставили в эркере, поближе к свету, а спустя полчаса отдала госпоже готовый рисунок.
– Пора идти к сэру Фрэнсису, мадам.
– Да, дорогая. О, какая прелесть! – Урсула с улыбкой рассматривала розу. – Непременно попробую передать этот крохотный изъян на лепестке.
Розамунда торопливо присела в реверансе и поспешила уйти: опаздывать не полагалось. Вышла в служебный коридор и быстро зашагала в противоположный конец здания. Неожиданно одна из дверей справа открылась, и показался человек.
– Мастер Марло! – Она почти бегом бросилась навстречу. – Уже вернулись из путешествия?
Кристофер широко улыбнулся. Выглядел он вполне довольным собой и весело перекидывал из руки в руку увесистый кожаный мешочек.
– Да, мистрис Розамунда. Вернулся целым и невредимым, а мастер Филиппе весьма любезно и щедро заплатил за труды.
– Очень рада. А с братом уже успели встретиться?
– В настоящее время мастер Уолсингем беседует с господином секретарем. Мы приехали сюда вместе, однако меня отправили получать жалованье, а Томас остался у благодетеля. А как обстоят ваши дела? Чем занимались все это время?
– Жила здесь, у леди Урсулы. Она чрезвычайно добра, но только… – Розамунда замолчала, боясь показаться неблагодарной.
– Только что? – настойчиво переспросил Кит, прислоняясь к стене и засунув руки в карманы.
В полумраке глаза блестели, а улыбка казалась ослепительной.
Розамунда вздохнула:
– О, все прекрасно, но, честно говоря, порой дни тянутся невыносимо медленно. Здесь так тихо, спокойно, и ничего не происходит. Совсем ничего. Даже гулять можно недолго и только в саду. Конечно, остается много времени на рисование, да и в бумаге недостатка нет, но даже любимое занятие порой наскучивает, если не хватает разнообразия.
Она встряхнула пышными волосами, и Кит подумал, что точно так же встряхивает гривой жеребенок, которому не терпится скакать галопом.
– Не могу больше ждать, мастер Марло, хочу начать новую жизнь, ради которой меня сюда привезли.
В голосе слышалось неподдельное отчаяние, а крепко сжатые кулачки побелели от напряжения.
Кит улыбнулся:
– Что ж, прекрасно понимаю. А что можно сделать, чтобы поторопить события?
– Ничего, разумеется, – безнадежно ответила Розамунда и тут же мечтательно добавила: – Правда, ужасно хочется снова побывать в театре. – В следующую секунду она взяла себя в руки и заторопилась: – Надо идти. Сэр Фрэнсис, наверное, уже ждет. Желаю доброго дня, мастер Марло.
Быстро поклонившись, она деловито направилась к двери в конце коридора. Постучала и в ответ услышала голос секретаря: он приглашал войти.
Томас сидел в углу кабинета в непринужденной позе. Мастер Уолсингем за столом изучал через лупу какой-то документ. Едва Розамунда вошла, тут же отложил листок.
– Смотри, здесь твой брат.
Томас встал со стула, подошел и поцеловал сестру в щеку.
– Прекрасно выглядишь, дорогая. Хорошеешь с каждым днем.
– Спасибо. Надеюсь, у тебя тоже все в порядке.
Томас выглядел бледным и утомленным.
– Будет в порядке, как только желудок придет в норму после этой ужасной переправы.
