Текст книги "Королевские игры"
Автор книги: Джейн Фэйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
Глава 16
Актеры считали собранную за вечер выручку. Бербидж с обычным ворчанием взял у привратника пухлый кожаный кошелек с деньгами и вытряхнул содержимое на стол.
– Пять испорченных монет. Воры, разбойники! – В этот момент в комнату вошел Кристофер со спутниками. – Ну, мастер Марло, сегодня есть претензии к стихам?
В вопросе прозвучал открытый вызов.
Кит понимал, что хозяин театра не в духе, а потому лишь добродушно усмехнулся:
– Так, по мелочи. Обсуждать не стоит. Зато я привел гостей. Уила Крейтона вы уже знаете, а вот молодого Пипа, наверное, видите впервые.
Он легонько подтолкнул Розамунду в спину.
– Очередной мальчик, Марло? – Нед Аллен снял парик и бережно повесил на подставку. – А я-то думал, что тебе и дома забав хватает; на охоту можно не выходить.
– На сей раз заявляю о полной невиновности. – Кит по привычке оседлал стул. – Приятель Крейтон успел опередить.
Все с интересом посмотрели на пажа, а Уил собрался протестовать, но Розамунда твердо решила играть роль: одернула камзол, залихватски надвинула на лоб шляпу и приняла картинную позу.
Острый взгляд актеров тотчас распознал в задиристом юнце обычно скромную и тихую сестренку Томаса Уолсингема. По комнате прокатился жизнерадостный смех.
Уил успокоился и оставил возражения при себе. Если Розамунде угодно участвовать в этой игре, то почему бы не включиться? Сняв шляпу, он галантно поклонился.
– Если джентльмены примут в компанию пару молодых любовников, то мы готовы ответить кувшином бургундского.
– Отлично сказано, приятель. – Кристофер хлопнул Уила по плечу. – Вперед, джентльмены! Продолжим вечер в «Белой лошади», а Пип устроится в уголке и нарисует нам сцены из спектакля. Хочу предложить кое-какие новые решения, а по наброскам это сделать легче.
Тот вечер Розамунда запомнила плохо. В какой-то момент Уил и Бербидж погрузились в серьезный разговор. Хотелось верить, что речь шла о пьесе мастера Крейтона и что хозяин театра принял произведение благосклонно. Во всяком случае, расстроенным Уил не выглядел. Поговорить наедине, конечно, не удалось: компания веселилась, а потом дружно высыпала на улицу. Нетрезвые, но добродушно настроенные актеры смеялись, толкались, перекидывались поэтическими строчками, а Кит гарцевал по улице, словно молодой жеребец, и, размахивая шляпой, распевал одну фривольную песню задругой.
На первом же перекрестке Уил потянул влево, а все остальные, словно зачарованные крысы за Крысоловом, пошли направо вслед за Кристофером.
– Нам сюда. Надо забрать лошадь из платной конюшни.
Слова прозвучали невнятно, и Розамунда засмеялась.
– Кажется, ты хватил лишку.
– Возможно. Но и ты, дорогой Пип, не совсем трезв. – Он схватил покачнувшуюся спутницу за руку. – Пойдем, пора вернуть тебя во дворец.
Мысль показалась разумной, и Розамунда крепко ухватилась за надежную руку. Нетвердой походкой пара зашагала по переулку, причем Уил никак не мог вспомнить, где именно оставил коня.
– Кажется, сюда… нет, сюда… о, ради Бога! – Он в отчаянии прислонился к стене и закрыл глаза. – Не помню, ничего не помню!
Розамунда прищурилась в надежде, что так голова будет работать лучше. Стояла полная темнота, даже луна и звезды спрятались за тучами. Несмотря на похмелье, она прекрасно понимала, что улицы ночного Лондона – не лучшее место для подвыпившей состоятельной парочки.
– Сюда. – Она решительно показала направо. И действительно, вскоре в конце улицы удалось рассмотреть башенки театра «Занавес». – Конюшня недалеко от театра.
Уил крепко схватил ее за руку и повел. Неожиданно за спиной раздались шаги. Свободной рукой Уил сжал эфес шпаги и ускорил шаг. Розамунда уже почти бежала, когда услышала, что преследователей стало больше. Уил резко свернул в сторону, в кромешную тьму. Открыл тяжелую калитку, затащил Розамунду во двор, захлопнул калитку и прислонился к ней спиной. Шаги замерли. Калитка подалась, словно кто-то с силой ее толкал.
Уил выругался и с немалым трудом задвинул массивный железный засов. Калитка выдержала и второй толчок. Розамунда встала рядом с Уилом и тоже что было сил навалилась на нее спиной, хотя и понимала, что ее вес вряд ли поможет. Хмель мгновенно испарился, а взамен пришли страх и надежда: дверь выдержит. Они с Уилом выдержат.
Наконец преследователи сдались. Звук удаляющихся шагов показался лучшей на свете музыкой. Розамунда глубоко вздохнула и прошептала:
– Где мы?
– Надеюсь, в конюшне.
Спутник отошел от двери и вгляделся во мрак. Глаза постепенно привыкли к темноте, и удалось различить небольшой мощеный двор и приземистое строение.
– Да, кажется, так оно и есть.
Уил направился в глубину двора, а Розамунда ни на шаг не отставала. Пахло здесь так, как пахнет только в конюшне: навозом, кожей, сеном, лошадьми. Рядом с театром подобных заведений было несколько. Куда же они попали? Уил свистнул, и из-за двери тотчас послышалось тихое ржание.
– Это Сэм.
Он отодвинул засов и распахнул дверь. Внутри было тепло, спокойно, надежно. Вслед за Уилом Розамунда пошла по разделенному на стойла длинному строению и примерно посредине ряда увидела гнедого мерина. Сэм снова радостно заржал и, склонив голову через перегородку, уткнулся носом в ладонь хозяина.
– Наверное, лучше дождаться утра здесь. – В темноте Уил заглянул в лицо спутницы. – Можно поискать пустое стойло и сделать из сена постель.
Розамунда коротко кивнула и немедленно приступила к выполнению задания. Медленно пошла дальше и в конце ряда обнаружила пустое стойло. Внутри было чисто, и даже стояла лестница, ведущая на сеновал. Она вскарабкалась, мгновенно оценив преимущества мужского костюма: в длинном широком платье с кринолином о подобном маневре не приходилось и мечтать. На сеновале сладко пахло клевером, а главное, маленькое круглое окошко позволяло увидеть кусочек неба.
– Сюда, – шепотом позвала она и залезла в просторное отверстие.
Когда Уил поднялся, Розамунда уже ловко орудовала вилами, устраивая под окном матрас. – Если подстелить плащи, колоться не будет.
Она сняла накидку, расправила на сене и со вздохом облегчения рухнула на самодельную постель:
– Пальцем пошевелить не могу. И голова кружится.
Уил скинул плащ и прикрыл отчаянную подругу. Взглянул на нее с сомнением и предложил:
– Пожалуй, устроюсь там, в стороне… или тебе холодно?
Розамунда открыла глаза и посмотрела ясным, твердым взглядом.
– Да, мне холодно, но ведь можно прижаться друг к другу. – Она отодвинула плащ. – Смотри, сколько здесь места.
Уил отмел сомнения и нырнул под плащ. Мир вокруг казался волшебным: сказочный запах сена, тонкий серебристый серп молодого месяца в окошке, сопение и фырканье лошадей внизу. Он привлек очаровательную спутницу, обнял, посмотрел в румяное личико и прошептал в самые губы:
– Знала бы ты, как я хочу тебя, милая.
Розамунда почувствовала запах вина и пота, смешанный с лошадиным духом слабый аромат лаванды, ощутила на щеке отросшую к ночи щетину и уступила, поддавшись собственному желанию.
Тихий шепот прозвучал сумбурным набором слов:
– И я тоже хочу… о, Уил, не знаю, как сказать. Никогда еще такого не было.
Она легла на него и постаралась прижаться всем телом, чтобы лучше почувствовать силу мужского желания. Одежда пажа дарила свободу и гибкость – восхитительное состояние!
Уил бережно сжал ладонями пылающее лицо Розамунды и снова поцеловал, а потом перекатился, увлекая ее за собой, и оказался сверху. Посмотрел на нее, обжигая огнем синих глаз.
– Все дело в костюме, – пробормотал он.
– Надо чаще надевать, – сделала вывод Розамунда.
Напряжение заставило пошевелиться. Сейчас оба существовали в особом, скрытом от всего света мире, и только этот мир казался настоящим, а все прочее утратило смысл. Остался лишь запах близкого человека, вызывавший неодолимое стремление завладеть окончательно и навсегда, сделать частью собственного естества.
Нежная рука Уила проникла под ее камзол и коснулась груди. Пальцы справились с пуговицами и раздвинули полы. Девичья грудь, не зажатая в тиски корсета, а лишь прикрытая тонкой рубашкой, манила мягкой округлостью, а острые вершинки настойчиво уткнулись в полотно, словно стремясь преодолеть преграду. Уил что-то зашептал на ухо, и тело снова ответило, по-своему, продвигаясь по пути наслаждения. Отбросив осторожность, он торопливо развязал тесемки на панталонах, и любимая с готовностью выскользнула из плена, с блаженным вздохом ощутив горячую мужскую наготу.
Тела соединились, слились, руки и ноги переплелись, словно ветви гибких деревьев. Настало мгновение острой боли. Розамунда едва слышно вскрикнула и тут же погрузилась в сладостное забытье, одновременно похожее и непохожее на мечту. Она заметила, когда возлюбленный покинул сокровенную глубину, но не позволила себе уступить чувству одиночества: уютно устроилась в нежных объятиях, уткнулась головой в надежное плечо и сладко уснула.
Проснулась она на рассвете. Свирепая головная боль не позволяла вспомнить, что произошло, и осознать настоящее. Со стоном повернула голову и увидела лицо крепко спящего Уила. Соучастник преступления лежал на спине, закинув за голову обнаженную руку.
Розамунда приподнялась на локте и с опаской посмотрела вокруг. Обувь, чулки, панталоны беспорядочной кучей валялись в ногах. И тут все вспомнилось.
Розамунда снова легла, прислушалась к собственному телу. Болела не только голова. Коснувшись пальцами интимного уголка, она обнаружила кровь. Итак, отныне она не девственница, а развратница, которой суждена лишь одна дорога – в ад. И все равно: сказочная ночь на сеновале навсегда запомнится как самая счастливая в жизни. Разве можно сожалеть об абсолютной близости с любимым человеком? Запах его кожи, вкус губ и языка, тот поразительный миг, когда она оказалась на грани счастья, и следующий миг, еще более необыкновенный – когда переступила эту грань. Волновало лишь одно: когда же удастся снова испытать подобное?
Розамунда повернулась на бок и прикоснулась к глазам Уила легким поцелуем. Он проснулся мгновенно и, подобно ей самой, сначала ничего не понял. Посмотрел озадаченно:
– Розамунда?
Чтобы сесть, ему потребовалось некоторое усилие. Взгляд упал на разбросанную одежду.
Розамунда неуверенно улыбнулась. Уил выглядел шокированным. Она дотронулась до его руки и прямо посмотрела ему в глаза:
– Что-то не так?
Он покачал головой и тут же болезненно поморщился: виски ломило.
– Нет, милая, нет… а вообще-то да. Все не так. Ведь я отобрал у тебя девственность. Непростительная вина.
– Ты не отобрал, я сама ее тебе отдала, – спокойно возразила Розамунда. – Отдала добровольно и нисколько не жалею. Может быть, ты жалеешь?
Он посмотрел в серьезное бледное лицо, заглянул в полные сомнений зеленые глаза.
– Нет. Разве можно жалеть о блаженстве? – Он привлек Розамунду к себе и нежно поцеловал в лоб. – Ты восхитительна. Но голова болит жутко, и, как всегда с похмелья, кажется, что мир рухнул.
Он говорил с грустной насмешкой над самим собой, и трудно было не улыбнуться в ответ.
– И я никогда еще не чувствовала себя такой разбитой. Это ужасно.
– Да, ужасно. Я должен был думать о последствиях. – Уил потянулся за одеждой. – Черт возьми, наверное, воняю, как старая пивная бочка.
– И я тоже. – Розамунда подышала в ладошку и поморщилась. – Надо срочно возвращаться во дворец. Голова болит так, словно бог Тор стучит тяжелым молотом по наковальне.
Уил застегнул бриджи.
– Здесь еще никого нет. Если повезет, то выведем Сэма и уедем, прежде чем на работу придут первые конюхи.
Не обращая внимания на прилипшие травинки и солому, он накинул плащ на плечи. Спустился по лестнице, и Розамунда сделала то же самое, сначала, правда, старательно отряхнувшись.
– А как же ты расплатишься? – поинтересовалась она, когда Уил вывел коня из стойла и начал седлать.
– Оставлю деньги.
Он полез в карман. К сожалению, после вчерашней пирушки кошелек заметно похудел и потерял в весе. Впрочем, чему удивляться? Кувшины не раз наполнялись лучшим бургундским. К счастью, нашелся серебряный шиллинг, и Уил аккуратно положил его на выступ рядом с дверью.
Щурясь от еще неяркого утреннего света, он вывел коня во двор и привычным молниеносным движением взлетел в седло. Розамунда открыла ворота, которые ночью Уил запер на засов, а когда возлюбленный выехал на улицу, крепко сжала предложенную руку и, словно по волшебству, оказалась за его спиной.
Утром улица выглядела обычной, совсем не страшной. Куда-то направлялись редкие прохожие, постепенно открывались двери, служанки выбрасывали в сточную канаву мусор и выливали помои. Внезапно сверху донесся крик: «Берегись!» Уил свернул в сторону – как оказалось, вовремя: из окна полетело содержимое ночной вазы.
Уил поморщился и тихо выругался. Розамунда сидела молча, уткнувшись носом в мягкий бархат плаща. Она мечтала принять ванну и придумывала, как бы получить во дворце такую роскошь. А еще до возвращения Джоан очень хотелось выспаться одной в постели.
Наконец в утреннем свете проступили очертания Уайтхолльского дворца. С реки поднимался легкий туман, смягчал линии, серебрил мягкую траву на газонах. Уил выбрал самую узкую боковую дорожку и въехал во двор сквозь дальнюю калитку.
Остановился поддеревьями, спешился и взял Розамунду на руки, однако опускать на землю не спешил.
– Сможешь вернуться незаметно?
В голосе звучала тревога.
– Проскользну, как мышка, – заверила она. – Волноваться не о чем.
– Конечно, не о чем, – согласился он, однако не смог скрыть сомнения.
– Честное слово, – попыталась убедить Розамунда.
Уил кивнул, хотя в его взгляде сквозило беспокойство.
– Не сомневаюсь в твоих способностях. – Он посмотрел вокруг, склонился и быстро поцеловал Розамунду. – Беги быстрее и хорошенько выспись.
– Непременно. – Она подняла руку и на прощание провела пальцем по мягким губам. – До встречи.
Уил смотрел, как нежная подруга бежит по тропинке к боковой двери, и пытался прогнать странное чувство: почему-то ему казалось, что в жизни появилась новая линия, которую невозможно было ни взять под контроль, ни продолжить по собственному усмотрению. Наверное, во всем виновато бургундское. Что ж, рано или поздно решение найдется. Он сел на коня и поехал домой, чтобы лечь в постель и проспать несколько часов кряду.
Розамунда прошмыгнула по пустынным коридорам и так быстро поднялась в свою комнату на чердаке, что никто не смог бы ее заметить – собственно, даже не ее саму, а молодого пажа.
Закрыла за собой дверь и даже не успела вздохнуть с облегчением, как увидела на комоде тарелку с хлебом и сыром и чашку с молоком. Кто-то приходил ее навестить. Заинтересовался ли этот человек тем, куда исчезла больная? Заглянул ли еще раз, чтобы вновь обнаружить комнату пустой?
Теперь сердце стучало в унисон с молотом Тора в голове; ужасное открытие и его непредсказуемые последствия лишили Розамунду воли и способности двигаться. Спустя некоторое время испуганная и растерянная беглянка заставила себя раздеться и умыться оставшейся в кувшине холодной водой. Мысли немного прояснились, и стало казаться, что не стоит заранее пугаться грозы, которая, даст Бог, пройдет мимо.
Розамунда надела ночную рубашку, а мужской костюм аккуратно свернула и спрятала на дно сундука, с которым приехала во дворец. Вдруг когда-нибудь снова представится возможность его надеть? Устало легла в постель, натянула до подбородка одеяло и закрыла глаза. Первым делом надо выспаться и избавиться от головной боли. А уж потом, проснувшись, можно будет на всякий случай придумать убедительное объяснение долгого отсутствия.
Вечером Розамунду разбудил беззаботный щебет соседок: фрейлины вернулись из Гринвича.
– Все еще лежишь? – Джоан бесцеремонно шлепнулась на край постели. – До сих пор плохо? Учти, если завтра утром не встанешь, леди Шроузбури прикажет ставить пиявки.
– Уже гораздо лучше, спасибо. – Розамунда приподнялась на локте и сонным взглядом обвела комнату: дамы суетились, разбирая вещи, и, словно стая сорок, непрестанно болтали. – Хорошо провели время?
– О, чудесно! И речная прогулка, и бал прошли просто великолепно. – Джоан вскочила и восторженно закружилась по комнате. – Как жаль, что тебе пришлось пропустить самое интересное!
– У нашей дорогой Джоан появился настойчивый поклонник, – с ядовитой усмешкой заметила Летиция Ашертон. – Постарайся, милочка, чтобы королева не узнала. Она терпеть не может, когда камеристки заводят себе любовников, хотя легкий флирт считает допустимым.
– Сама хороша, – вполголоса пробурчала Фрэнсис Дарси. – Граф Эссекс в сыновья ей годится, а она перед ним крутится, как двадцатилетняя девчонка.
– Предательские разговоры, Фрэнсис, – остановила Летиция.
– Всего лишь правда, которую знают все.
Фрэнсис надулась и, не проронив больше ни слова, принялась сосредоточенно вынимать из ушей тяжелые серьги с бриллиантами.
Летиция строго посмотрела на несдержанную особу. По линии третьей жены отца Фрэнсис доводилась родственницей семейству Говардов. Лорд Говард носил титул герцога Норфолка, а значит, мистрис Дарси имела все основания сделать блестящую партию, даже несмотря на некрасивое, испорченное оспой лицо и дурные зубы, которые постоянно болели и портили характер. Но как только семья сделает окончательный выбор, способный принести новое богатство и укрепить полезные связи, свадьба состоится, причем согласия жениха и невесты никто не спросит. Фрэнсис никогда не испытывала нужды в деньгах или драгоценностях, а если ей внезапно требовалось новое платье, оно не заставляло себя ждать. Однако никто из окружающих не осмеливался ни сплетничать о ней, ни осуждать: статус и привилегированное положение Фрэнсис надежно защищали ее от недоброжелателей.
Розамунда встала с кровати. После вчерашней пирушки в «Белой лошади» во рту еще не было ни крошки. Страшно хотелось есть. Несвежий хлеб и засохший сыр, так заботливо оставленный кем-то для больной, – на иную пищу рассчитывать не приходилось. Она начала рассеянно жевать, запивая сухомятку прокисшим молоком. Кто же все-таки приходил? Вновь стало страшно: а вдруг о долгом отсутствии больной узнает графиня Шроузбури? Если бы удалось выяснить, что за человек побывал в спальне, можно было бы уговорить, убедить, подкупить, в конце концов.
Однако день подходил к концу, а вместе с ним таяли последние надежды. Оставалось только закончить жалкий ужин и снова лечь в постель.
Утро принесло знакомую тянущую боль в животе. Что ж, месячные лишь добавят правдоподобия мнимому нездоровью. Джоан заметила, что подруга достала из комода тряпки, и сочувственно поинтересовалась:
– Все еще болит?
Розамунда кивнула, но тут же добавила:
– Немного меньше, чем вчера.
С тоской вспомнила надежное средство, которое всегда отлично помогало дома: горячая жидкая овсяная каша с вином и специями.
– А здесь можно раздобыть лекарство?
– Конечно. Попроси за завтраком горничных, и они приготовят все, что скажешь. Будь добра, зашнуруй корсет.
Приятельницы помогли друг другу затянуть тесемки и спустились в маленькую гостиную, где, как обычно, уже ждала леди Шроузбури. Графиня проницательно взглянула на новую фрейлину.
– Надеюсь, вам лучше, мистрис Уолсингем. Бледность еще не прошла.
– Значительно лучше, мадам. Спасибо, – Розамунда сделала реверанс и только после этого позволила себе сесть за стол. – Нельзя ли попросить служанку приготовить овсяную кашу с вином и специями?
Главная фрейлина с пониманием кивнула. Незаменимое, всем известное средство объясняло все и сразу.
– Наверное, оттого вам и плохо. – Она поманила одну из горничных: – Передайте кухаркам, чтобы срочно приготовили кашу для мистрис Уолсингем.
Утро тянулось медленно. Розамунда изо всех сил старалась не обращать внимания на тоскливую боль. Чтобы забыться, рисовала и втайне надеялась, что королева вызовет к себе и поручит какое-нибудь полезное дело. Однако никаких заданий не последовало, и оставалось лишь нетерпеливо посматривать на часы да гадать, когда же камеристкам позволят выйти на свободу, в сад или галерею, и присоединиться к остальным придворным. Уил, конечно, приедет во дворец, чтобы встретиться. Вчерашнее прощание получилось торопливым и скомканным – ничего не поделаешь, обстоятельства… но так хотелось побыть рядом, поговорить, обменяться взглядами и жестами, которые отныне приобрели особое значение.
Наконец леди Шроузбури объявила, что ее величество больше не нуждается в услугах своих приближенных и все могут заниматься своими делами. Пестрой стайкой дамы выпорхнули в широкий коридор.
Розамунда вышла во двор и сразу увидела Уила, который беседовал с Бабингтоном.
Энтони заметил ее первым. Он снял шляпу и раскланялся:
– Желаю доброго утра, мистрис Уолсингем.
Розамунда ответила реверансом. Казалось, любезный джентльмен или забыл о принципиальном разногласии на религиозной почве, или попросту решил не обращать внимания на прошлые неурядицы.
– Взаимно, сэр. – Розамунда улыбнулась второму из собеседников. – Здравствуйте, мастер Крейтон.
Уил торжественно поклонился, однако подчеркнуто серьезное выражение лица не могло скрыть ни озорного блеска глаз, ни смешливого дрожания губ.
– Прекрасный сегодня день, мистрис Уолсингем.
– Чудесный. Хорошо бы прогуляться к реке. – Розамунда посмотрела на зеленую лужайку, за которой серебрилась вода. – Так жаль, что не удалось вместе со всеми доплыть до Гринвича.
– Позвольте вас проводить.
Энтони с готовностью подставил локоть.
Розамунда надеялась на несколько иной исход светской беседы, однако отказываться было поздно. Она с улыбкой взяла джентльмена под руку.
– Не желаете ли составить нам компанию, мастер Крейтон?
– С радостью, мадам. – Уил занял свободное место с другой стороны, и втроем они начали спускаться к лужайке по пологим каменным ступенькам. – Насколько я понимаю, вы дурно себя чувствовали? Сейчас уже лучше?
– О, намного лучше. Благодарю, сэр. День в постели сделал свое дело.
– Не сомневаюсь.
Уил многозначительно улыбнулся и подал руку, чтобы помочь преодолеть последнюю ступеньку.
Два коротких слова прозвучали так глубокомысленно, что Розамунда едва не рассмеялась и украдкой взглянула на Бабингтона, опасаясь, что тот заметил подвох. Однако вежливая улыбка свидетельствовала о счастливой неосведомленности.
Джоан стояла на террасе и грустно смотрела вслед дружной троице. Розамунда не могла ее не заметить и все-таки проигнорировала. Забрала себе двух интересных кавалеров и не пожелала делиться. Предательница! Тем более предательница, что Джоан сама познакомила ее со многими из молодых придворных. И вот сейчас оставалось лишь завидовать. Розамунда и Уил смеялись, и Джоан горько пожалела, что так неосмотрительно представила их друг другу. Мастер Крейтон сразу начал проявлять к новенькой подозрительный интерес, а ведь мистрис Давенпорт давно решила, что красавец принадлежит ей и только ей! Правда, сам он пока об этом даже не догадывался.
К огромной радости Розамунды, едва спустившись к реке, Бабингтон извинился и попрощался.
– Договорился с друзьями поохотиться на вересковой пустоши, так что опаздывать нельзя: ожидание весьма их расстроит. Прошу прощения, мистрис Уолсингем.
Цветистые выражения прекрасно гармонировали с яркими гирляндами, вышитыми на небесно-голубом атласе его камзола.
Розамунда решила воздержаться от оценки личности мастера Бабингтона. Она не забыла совет Уила держаться от джентльмена подальше, притом что сам мудрец не собирался следовать правилу. А главное, темный огонь в глазах пугал и отталкивал: казалось, этот человек вот-вот загорится сам и обожжет все вокруг, даже если вел светскую беседу и слова его звучали вполне безобидно.
Как бы то ни было, а Бабингтон ушел, и Розамунда наконец-то осталась наедине с Уилом.
– Я соскучился, – просто признался он и взял ее за руку. – Давай отойдем подальше, здесь слишком много любопытных глаз.
Они скрылись за поворотом реки.
– И я соскучилась, – ответила Розамунда. – Все, что случилось, кажется волшебным сном. Если бы можно было повторить… когда мы снова останемся вдвоем?
– Тсс, – шепотом остановил Уил, хотя синие глаза кричали иное. – Это было безумие, милая. Забудь.
– Но почему? – горячо воскликнула она. – Я уже знаю, что при дворе у всех есть любовники и любовницы! Говорят, даже королева благосклонно принимает графа Эссекса…
– Тише! – оборвал ее Уил. – Молчи, не то окажешься в Тауэре.
– Но пока мы ведем себя осторожно…
Договорить ей не удалось, потому что спутник прижал к губам палец.
– То, что разрешено одним, для других – непозволительная роскошь. – Голос звучал тихо, но категорично. – Нам с тобой еще предстоит отвоевать себе место под солнцем, и забывать об этом ни в коем Случае нельзя. Богатые и знатные живут по иным законам, недоступным тем, кто собирается покорить мир.
– Но ведь ты сам дразнил меня и говорил, что я напрасно трушу.
Неожиданный поворот озадачил.
– О, речь шла всего лишь о развлечении, безобидной и невинной шутке. А то, чем мы занимались на сеновале, вовсе не невинно и не безобидно. Ты утратила девственность. А что, если уже понесла?
– Не волнуйся, этого не случилось. Сегодня начались месячные.
Уил сложил губы, изображая свист.
– Что ж, в таком случае еще не поздно отступить на безопасные позиции. – Он оглянулся и, убедившись, что вокруг никого нет, остановился, положил руки на плечи Розамунды и серьезно посмотрел ей в глаза. – Милая, больше всего на свете я хотел бы снова тобой обладать. Но нельзя. Нельзя! – Возлюбленный отчаянно пытался убедить и ее, и себя самого. – Если связь откроется, конец обоим. Нас прогонят прочь и… – Он горько покачал головой. – Увы, детка, я беден. За душой нет почти ничего. Вся семья рассчитывает лишь на мой успех. Родные отдали все, чтобы я мог выбиться в люди. Обмануть их ожидания – жестокое преступление.
– Значит, единственный выход в том, чтобы найти богатую и знатную жену? – едва шевеля губами, произнесла Розамунда.
Внезапно ей стало холодно и вспомнилось давнее предупреждение Джоан. Да, она говорила, что обаятельный красавец бросает девушку в тот самый момент, когда кажется, что он всерьез ею заинтересовался. Бросает, вновь поднимает парус и плывет к неизведанным берегам. Но на этот раз дело обстоит еще хуже – после всего, что между ними произошло. Уил крепче сжал худенькие плечи Розамунды.
– Неужели так трудно понять?
В его голосе звучала мольба, а в глазах застыла боль. Нет, он не притворялся, не играл.
Розамунда нетерпеливо покачала головой:
– Понимаю. Понимаю все, что касается жизненной ситуации. Но почему нельзя тайно наслаждаться друг другом до тех пор, пока ты не найдешь подходящую супругу? В конце концов, мы уже провели вместе одну ночь, так почему бы не продолжить?
Уил застонал.
– Радость моя, только подумай… подумай, чем мы рискуем. При малейшем скандале ты лишишься всего. Единственное, что есть у женщины, – это ее репутация. Мужчина способен очиститься от сплетен, женщина – никогда.
– Раз так, не мне ли определять степень риска?
Он отчаянно покачал головой:
– Ты запуталась и потеряла способность рассуждать здраво. Да и не знаешь, о чем говоришь. Послушай, любовь моя, мы вполне можем участвовать в дозволенных играх, флиртовать, радоваться общению. Но заходить дальше… ни в коем случае. Поверь, я знаю, о чем говорю.
Розамунда смотрела на Уила и слушала молча. Речь шла о физической страсти, о невозможности удовлетворить сжигавшее обоих желание. Но существовало ли что-нибудь, кроме этого? Она подумала о приятных прогулках, интересных разговорах, забавных шутках и им одним понятных намеках, которые так сближали. Разве все это столь же предосудительно, запретно и опасно, как тайная любовь?
– Почему бы тебе не вернуться одному? – наконец предложила она. – А я немного подожду здесь. Наверное, будет лучше, если нас не увидят вместе.
Ей хотелось, чтобы Уил со смехом отказался от столь мелочной осторожности, но в то же время было ясно, что этого не случится. И действительно, он лишь дотронулся до ее щеки в знак прощания и быстро, целеустремленно зашагал в сторону дворца.
Розамунда постояла на берегу, глядя, как ссорятся в воде две утки, а потом медленно повернулась и пошла следом.
Подойдя к террасе, она увидела Джоан и помахала подруге, однако та, кажется, не заметила приветствия.
