Текст книги "Королевские игры"
Автор книги: Джейн Фэйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
Глава 17
Розамунда остановилась на террасе, чтобы посмотреть, как молодые джентльмены играют на лужайке в шары. Уил только что присоединился к компании, но уже успел снять камзол и засучить рукава белой рубашки. Сейчас он как раз прицеливался, чтобы толкнуть свой шар, и выглядел особенно привлекательным и желанным. Неужели и правда больше никогда не удастся испытать восхитительного чувства абсолютной, доходящей до полного слияния физической близости?
Розамунда ощутила, как к глазам подступают колючие, едкие слезы. Чтобы никто их не увидел, ей пришлось быстро отвернуться и уйти в холл.
Королева уже успела спуститься и теперь сидела на подиуме в дальнем конце огромного зала, обмахиваясь веером и весело беседуя с главным шталмейстером. Граф Лестер стоял рядом навытяжку, как и положено доблестному воину, еще в юности сражавшемуся за свою королеву. Он и сейчас прекрасно выглядел, а истинный возраст выдавали лишь пышные белые усы и совершенно седая борода.
Чтобы лучше видеть, Розамунда осмелилась подойти поближе. После своей женитьбы, на которую он осмелился без согласия ее величества, Роберт Дадли, граф Лестер, регулярно испытывал на себе непостоянство монаршей воли. Бывало, что Елизавета неделями отказывалась его видеть, а жене и вообще категорически запрещала появляться при дворе. Спустя некоторое время ветер менял направление, и старого друга принимали во дворце с распростертыми объятиями, хотя жена по-прежнему оставалась в немилости. Розамунде приходилось слышать разговоры о давнем романе между королевой и графом, но сейчас они беседовали, как добрые, очень близкие приятели.
Толпа немного расступилась, и на подиум поднялся молодой человек. Преклонил перед королевой колени и, следуя этикету, одну руку положил на эфес шпаги, а другой прижал к груди шляпу. Светлые, с золотистым отливом волосы сияли в лучах солнца. Одет он был великолепно – в алый бархатный камзол с прорезями на рукавах, сквозь которые несложно было рассмотреть шелковую подкладку цвета слоновой кости. Теперь Розамунда стояла так близко, что даже слышала разговор.
– Моя королева, я пришел попрощаться.
– Роберт, неужели снова в путь? Ты ведь совсем недавно к нам вернулся. – Елизавета посмотрела на Роберта Девре поверх веера и улыбнулась. – Встань же, милый мальчик, и подойди.
Она кивнула юному красавцу, и графу Лестеру пришлось уступить привилегированное положение возле трона.
Увлеченная зрелищем, Розамунда незаметно продвинулась на несколько дюймов вперед. Говорили, что именно граф Эссекс вытеснил из сердца королевы доблестного графа Лестера. Судя по мрачному виду шталмейстера, так оно и было.
Эссекс поклонился и поцеловал руку королевы.
– Необходимость покинуть вас приводит в отчаяние, мадам, однако остаюсь покорным слугой и готов беспрекословно выполнять любые приказы.
Елизавета нахмурилась.
– Это не подлежит обсуждению, милорд.
Эссекс вновь опустился на одно колено.
– Простите, мадам. Я вовсе не замышлял дерзости. Мечтаю лишь о вашей улыбке, которую мог бы вспоминать в пути.
Королева снова улыбнулась и, слегка наклонившись, веером стукнула графа по плечу.
– Встаньте, Эссекс, и считайте, что добились прощения. Такому красавцу можно простить многое.
Молодой человек широко улыбнулся:
– Увы, мадам, не осмеливаюсь попросить что-нибудь на память о моей королеве.
– Ах, льстец!
Елизавета кокетливо взмахнула веером и неожиданно посмотрела на Розамунду, которая теперь уже стояла совсем близко к подиуму.
– О, вот и ответ! Розамунда Уолсингем, подойдите.
Юная фрейлина с трепетом поднялась по ступеням и опустилась на колени.
– Да, мадам?
– Нарисуйте меня, дитя.
– Нарисовать вас, мадам?!
Розамунда почувствовала себя, словно рыба на берегу.
Ее величество нахмурилась.
– Именно это я только что сказала. Вам предстоит создать миниатюрный портрет, который мой верный слуга, граф Эссекс, сможет носить на сердце во время долгого путешествия.
Задание не составляло труда, однако Розамунда чувствовала, что в эту минуту на ее скромной персоне сосредоточились глаза всех присутствующих.
– Простите, мадам, но у меня нет ни бумаги, ни перьев.
Она не поднимала головы и, произнося эти слова, смотрела на подол серебристого платья королевы.
Елизавета поманила пальцем одного из стоявших поблизости джентльменов.
– Принесите мистрис Уолсингем все необходимое, Джеральд.
Придворный с поклоном удалился, а Розамунда продолжала стоять на коленях, не зная, что делать дальше.
– Поднимитесь, дитя. – В голосе королевы послышалось легкое нетерпение. – Можете сесть вот сюда. – Она показала на стоявший в углу подиума трехногий табурет. – Найдите место с правой стороны, откуда мой профиль будет выглядеть особенно красиво.
– Да, мадам.
Розамунда встала и осмотрела пространство. Трон располагался в центре возвышения, а придворные стояли вокруг. Она принесла табурет, выбрала удобное место справа и неуверенно осведомилась:
– Возможно ли, мадам, попросить джентльменов перейти на другую сторону?
– Уходите, все уходите! Не мешайте мистрис Уолсингем работать. – Королева взмахнула рукой, и свита мгновенно переместилась. – Посмотрите, дитя, так подойдет?
Она гордо подняла голову и сжала губы в тончайшем намеке на улыбку.
– Вы выглядите величественно, мадам.
Слова пришли сами собой. Да, внешность королевы действительно производила яркое впечатление. Серебряное газовое платье с отделкой из алой тафты отличалось очень глубоким декольте, выразительно подчеркнутым ожерельем из крупных рубинов и жемчуга.
Интуиция подсказала, что излишнее соответствие натуре в данном случае лишь повредит. Вряд ли ее величество захочет увидеть на собственном портрете морщины и складки увядшей кожи. Лучше сконцентрироваться на высоком воротнике, сияющем мириадами крохотных драгоценных камней, и достающих до плеч густых локонах рыжего парика.
Джентльмен вернулся с черной лаковой подставкой, на которой уместились листы пергамента, перья и чернильница. Розамунда поблагодарила его и положила подставку на колени. Казалось, тысячи глаз сверлят ее насквозь, лишая способности думать и действовать. Интересно, что случится, если портрет не понравится? Если королева сочтет свое изображение малоубедительным или попросту недостаточно красивым? Наверное, в этом случае придется провести остаток дней в Тауэре.
«Сосредоточься, – сурово приказала себе художница. – Посмотри так, как смотришь на любой другой объект – бабочку, цветок, косаря на лугу. Нос доминирует, особенно в профиль. Темные живые глаза хороши. О зубах вообще забудь: те немногие, что еще остались, совсем черные».
Розамунда принялась за работу, отлично понимая, что каждый штрих драгоценен, потому что исправлять оплошности никто не позволит. Королева сидела неподвижно, но время от времени обменивалась репликами с графом Эссексом и другими приближенными. В эти мгновения художница старалась представить натурщицу такой, какой та желала себя видеть. Но и здесь следовало проявлять осторожность: излишняя лесть может быть воспринята как насмешка. Королева должна остаться собой, но без бросающихся в глаза признаков возраста.
Через несколько минут публика утомилась и начала отвлекаться. Сразу стало легче. Краем глаза Розамунда заметила, что на подиум поднялся сэр Фрэнсис Уолсингем. Теперь уже можно было не смотреть на модель так же пристально, как в начале сеанса: образ надежно запечатлелся в памяти.
– Ну, мистрис Уолсингем, вы еще не закончили?
Голос ее величества вывел Розамунду из счастливого творческого забытья. Она посмотрела на рисунок, добавила пару штрихов, смягчила линию шеи.
– Полагаю, что закончила, мадам.
– Так покажите скорее. – Королева не скрывала интереса. – Что получилось?
Художница встала, привычным движением руки расправила юбку, подошла к трону и с поклоном подала рисунок. Странно, но ни волнения, ни опасений по поводу реакции на свою работу она не испытывала, потому что не сомневалась: портрет получился хорошим. Ну а если королеве вдруг не понравится, значит, так тому и быть. Во всяком случае, она постаралась убрать все недостатки внешности, а взамен подчеркнула выразительную силу черт и обилие драгоценностей.
Елизавета внимательно рассмотрела портрет и передала листок Эссексу.
– Ну, граф, что скажете?
– Грандиозно, мадам. Самое точное изображение величественной и прекрасной властительницы.
Он прижал руку к сердцу и поклонился.
Лицемер, подумала Розамунда. Эссекс смотрел на мир ясными глазами, а значит, не мог не заметить несоответствия. Но обвинять молодого придворного в преднамеренной лести было бы жестоко: королева отличалась невероятным тщеславием.
– Фрэнсис, а что думаете о работе своей подопечной вы? – обратилась ее величество к секретарю.
Уолсингем взял рисунок из рук Эссекса и, склонив голову, начал рассматривать. Прежде чем вернуть, бросил на кузину быстрый одобрительный взгляд.
– Работа мастера, мадам. Вы здесь точно такая же, как в жизни.
– Позвольте взять портрет на память, моя королева. – Эссекс бережно сложил листок и спрятал во внутренний карман. – А теперь в путь! Пора отправляться в Ирландию, чтобы выполнить поручение вашего величества.
– С Богом, Эссекс.
Елизавета протянула руку для поцелуя. Граф удалился, и спустя пару минут Розамунда решила, что о ней успели забыть. Неслышно спустилась с подиума и растворилась в толпе придворных.
– Оказывается, вы наделены редким даром, мистрис Розамунда.
Она быстро повернулась и увидела шевалье: тот стоял рядом и внимательно наблюдал за ней.
– Откуда… откуда вам это известно, сэр?
Неожиданная встреча застала Розамунду врасплох. В последнее время произошло столько событий, а отношения с Уилом принесли так много радости и переживаний, что образ красавца француза стерся из памяти. Но сейчас вспомнилось все, что произошло на охоте; она снова оказалась на небольшой полянке и почувствовала на своих губах требовательные губы. Де Вожира смотрел так, словно прочитал ее мысли.
– Ваш рисунок понравился королеве, следовательно, сделан чрезвычайно талантливо. – В его взгляде мелькнула улыбка. – Вы вчера не были в Гринвиче.
– Да, плохо себя чувствовала.
Розамунда вновь ощутила знакомое чувство игры с огнем и не менее знакомое радостное волнение.
Арно подошел ближе.
– Рад, что сейчас уже все в порядке, моя роза.
Нежное обращение тронуло душу, исполненный восхищения взгляд согрел и околдовал.
Розамунда посмотрела на подиум и, к счастью, заметила, что ее манит пальцем сэр Фрэнсис.
– Кузен зовет к себе, – поспешно пояснила она. – Простите.
Она протиснулась ближе, и секретарь спустился по ступенькам.
– Пару слов наедине, – заметил он светским тоном. – Иди за мной.
Вслед за кузеном Розамунда прошла сквозь узкую дверь рядом с парадной лестницей и оказалась в маленькой, чуть больше кладовки, комнате.
– Сегодня тебе удалось порадовать королеву. Это хорошо, – заговорил он сразу, без предварительных церемоний. – Если желаешь удачно выйти замуж, то старайся сохранить высочайшее расположение.
Розамунда с сомнением уточнила:
– Простите, сэр Фрэнсис, но как же выйти замуж без приданого?
Она опасалась, что родственник рассердится, однако тот лишь согласно кивнул:
– Да, такая трудность действительно существует. Однако если королева в тебе не разочаруется и одобрит брак, то, вполне возможно, преподнесет свадебный подарок.
– А если не одобрит, то и не преподнесет, – медленно продолжила Розамунда.
Лицо кузена потемнело.
– Если королева не одобрит брак, то брак не состоится. Не позволяй себе даже надеяться, что получишь возможность сделать собственный выбор. Ее величество сама устраивает своих фрейлин. Те, кому удается заслужить милость, остаются при дворе и после замужества, но это, конечно, огромное везение, о котором можно лишь мечтать.
Розамунда спросила себя, кто больше выиграет, если мечта осуществится: она сама или кузен, на которого приходится работать? Почему-то не слишком хотелось до конца своих дней оставаться камеристкой, будь то замужней или незамужней. Но в то же время было ясно, что, попав во дворец, человек фактически становился рабом и уже не мог решать, когда закончится служба.
– Понимаешь меня?
– Понимаю, сэр.
– Хорошо. Как я уже сказал, сейчас королева тобой довольна. А для меня новые рисунки есть?
– Есть несколько, сэр. Боюсь, однако, что они не представляют особого интереса.
– Позволь решить самому. Принеси немедленно. Буду ждать здесь.
Укоряя себя за то, что вздумала возражать господину секретарю, Розамунда поспешила в дортуар и достала из комода стопку набросков. Вернулась спустя несколько минут, увидела, что кузен нетерпеливо барабанит пальцами по инкрустированному столу, и с поклоном отдала листки.
Сэр Фрэнсис принялся рассматривать все по очереди, причем с каждым новым рисунком складка между бровей становилась все глубже. Один рисунок привлек особое внимание. Вельможа долго его изучал, а потом сложил и сунул в нагрудный карман. Остальные вернул и вместо благодарности резко спросил:
– Почему ты не ездила в Гринвич вместе со всеми? Там было немало работы. Во время подобных экскурсий атмосфера неформальная и люди нередко теряют бдительность.
– Плохо себя чувствовала, сэр, и пришлось остаться в постели.
Уолсингем нахмурился:
– Какая жалость! Постарайся, чтобы ничего подобного больше не случилось.
Разве настоящая болезнь приходит по заказу? – хотела возразить Розамунда, однако сдержалась и лаконично пообещала:
– Постараюсь, сэр.
Кузен пробурчал что-то невнятное и повернулся к двери, однако остановился:
– Кстати, леди Уолсингем просила, чтобы ты навестила ее в среду, через три дня. Леди Шроузбури уже дала согласие. Пришлю за тобой паланкин.
– А можно приехать верхом, сэр? Моя лошадь здесь, в королевской конюшне.
Кузен пожал плечами:
– Мне все равно. Томас должен тебя сопровождать. Будь готова к трем часам.
Розамунда сделала реверанс, однако снова не сдержалась:
– Я еще ни разу не видела Томаса при дворе.
– Через три дня увидишь, – не оборачиваясь, пообещал вельможа и ушел.
Розамунда перелистала наброски, пытаясь определить, что именно особенно заинтересовало всемогущего секретаря, однако не смогла вспомнить, какого сюжета не хватает. Она рисовала постоянно, всегда и везде, по памяти и с натуры, в точности выполняя полученное задание. Каждый человек, каждая сцена казались важными и заслуживающими внимания. Судя по всему, так же считал и сэр Фрэнсис.
В это самое время Томас Уолсингем сидел за столом во дворе таверны и беседовал с хозяином. Правда, таверна находилась не в Лондоне, а на севере страны, в деревне Чартли. Третьим в компании был Робин Поули. В одной руке он держал огромную кружку, а в другой – хлыст, которым обмахивал собственные сапоги. Робин внимательно слушал, разговор, однако ничего нового пока не узнал.
– Пиво привозят каждую пятницу, сэр, – сообщил хозяин. – Я забираю полные бочки и отдаю пустые.
– А можно в одной из затычек сделать тайник?
Томас повернулся, чтобы взять со стола свою кружку, и поморщился: едва затянувшийся шрам на боку еще давал о себе знать. К счастью, рана оказалась неглубокой и мало кровоточила, но боль сохранилась до сих пор. Хотелось надеяться, что мерзавец де Вожира не отделался так легко. Было бы замечательно, если бы царапина на его руке воспалилась.
– Конечно, мастер Уолсингем. – Хозяин сунул руку в карман широких штанов и вытащил небольшую кожаную затычку. – Смотрите, сюда можно спрятать все, что нужно, а чтобы не просочилось пиво, обмазать дегтем. – Он опустил будущий тайник в дождевую бочку и тут же вытащил, чтобы показать, как скатывается вода. – А потом бочки приедут или уедут на моих собственных телегах, и никто ничего не заметит.
– Не то чтобы совсем никто, – усмехнулся Поули. – Ты разговаривал с Политом, Томас?
– Да, сэр Эмиас готов видеть в этом добром человеке почтальона.
– А я готов им стать. – Хозяин таверны поправил шапку. – Как верный слуга ее величества королевы Елизаветы.
– Ты честный парень, – похвалил Томас. – Королева не забудет твоих стараний.
Произнося эти слова, он понимал, что говорит неправду. Елизавета не захочет ни слышать, ни знать о той ловушке, которую готовит кузине Марии шпионская сеть Уолсингема.
Трактирщик встал.
– Не буду мешать джентльменам. Когда потребуюсь, дайте знать, – сказал он и ушел в дом.
– Соль земли, – саркастически заметил Поули.
Томас осушил кружку.
– Без таких, как он, нам не удалось бы сохранить королевство. Помяни мое слово, эта мышеловка положит конец крамоле. Ну а теперь мне пора. Поеду к Политу.
– Ну а я отправлюсь к доброй королеве Марии. – Робин встал из-за стола. – Полит позволил ей по полчаса в день гулять в саду. В стене есть один хитрый кирпич, который можно вынуть. Получается отличное окошко для разговоров. Настоящие любовники. – Он невесело рассмеялся. – Иногда в глубине души я жалею бедняжку: доверчивая душа даже не догадывается, что на каждом шагу ее обманывают, предают и провоцируют те, кому она искренне доверяет.
– Сочувствие неуместно, Поули, – коротко возразил Томас, поправляя шпагу. – Утром я возвращаюсь в Лондон. А ты?
– А мне поручено помочь расшевелить Бабингтона. Уил Крейтон отлично справляется, однако господин секретарь хочет перекрыть все возможные пути к отступлению.
Томас кивнул. Товарищи обменялись рукопожатиями и отправились каждый своей дорогой. Мастер Уолсингем подъехал к внушительным воротам Чартли-Холла, где его, как дорогого гостя, встретил сэр Эмиас Полит, а мастер Поули свернул на узкую тропинку, огибавшую высокий кирпичный забор.
Мария Стюарт прогуливалась по саду в окружении камеристок, а маленький скай-терьер весело носился, опьянев от запаха земли и ощущения свободы. День выдался сухим и теплым, и узница с удовольствием грелась на солнышке в надежде, что тупая боль в суставах, изводившая ее круглый год, отступит хотя бы на время. Прямо на ходу Мария читала вслух книгу псалмов, и хорошо знакомые слова радовали своей предсказуемостью. Однако маршрут прогулки не был выбран произвольно, а определялся конкретной целью: следовало попасть к дальней стене. Фрейлины держались в стороне, тихо переговариваясь на ходу.
– Молюсь, чтобы сегодня надежды госпожи оправдались,.– пробормотала Шарлотта. – Каждый день она приходит к этой стене, и каждый день ее ждет разочарование.
– Сын Божий принесет утешение, – заметила одна из спутниц, осеняя себя крестом.
– Если не он, то больше некому, – ядовито уточнила Шарлотта и остановилась, давая возможность королеве продолжить путь в одиночестве. – Стойте здесь.
Фрейлины послушно замерли, с любопытством наблюдая, как госпожа подошла вплотную к стене.
– Мастер Поули? – прошептала она, не надеясь получить ответ, однако сердце радостно вздрогнуло: один из кирпичей выпал, и на его месте образовалось небольшое окошко.
– Я здесь, мадам. Вы в добром здравии?
– Насколько возможно. Какие новости?
– Слушайте внимательно, мадам. Нам удалось установить надежную связь между вами и вашими сторонниками. Система неуязвима.
Мария наклонилась, стараясь держаться как можно ближе к отверстию в стене, чтобы не пропустить ни слова.
– Каждую пятницу, говорите?
– Без исключений и при любой погоде, мадам. Хозяин таверны – истинный католик и всей душой предан вашему величеству. Он обеспечит бесперебойную передачу писем.
– Моя горничная Барбара выступит посредником: будет вкладывать в тайник мои письма и вынимать присланные. Ее присутствие в кладовке не вызовет подозрений.
Надежда придала голосу Марии энергию. За время долгого заточения иллюзии разбивались одна задругой, и все же кто-нибудь непременно приходил на помощь и предлагал новый план спасения.
– Мой дорогой Томас Морган преданно трудится в Париже ради нашего общего блага. Известно ли ему о новом способе связи?
– Я сам ему сообщил, мадам. Ответ еще не пришел, но курьер – верный слуга вашего величества. Полагаю, вернется через день-другой.
Мария на мгновение прислонилась лбом к холодной грубой стене. Так хотелось верить, однако опыт подсказывал, что нужно сохранять осторожность.
– А вы, мастер Поули, уверены в непогрешимости новой почты?
– Насколько вообще можно быть в чем-то уверенным, мадам. Хозяин таверны крепок, как скала. До тех пор, пока ваша служанка будет соблюдать осторожность и хранить молчание, никто не заподозрит неладное.
– И когда же изобретение начнет работать?
– Немедленно, мадам. Прикажите Барбаре каждую пятницу проверять пивные бочки. А если сами захотите написать, вот вам затычка.
Мария подхватила появившийся в отверстии маленький кожаный мешочек, внимательно его осмотрела и поблагодарила:
– Спасибо, друг мой. Надеюсь, смогу достойно наградить вас за верность и отвагу.
– Ваша безопасность и успех общего дела – лучшая награда, мадам.
Робин вернул кирпич на место.
Мария спрятала тайник в карман и вернулась на дорожку, где ее ждали фрейлины.
