Текст книги "Королевские игры"
Автор книги: Джейн Фэйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
Глава 19
Розамунда остановилась в полной растерянности.
– Что-то случилось?
– Как сказать. – Летиция сидела на кровати и полировала ногти. На лице ее застыла зловещая улыбка. – И где же ты была в этот раз?
– Что значит «в этот раз»?
Можно было и не уточнять: холодный ужас заранее подсказал ответ.
– О, всего лишь то, что когда ты якобы болела и лежала в кровати, пока все мы ездили в Гринвич, тебя здесь не было. Служанка сказала, что заходила несколько раз, однако так и не застала тебя. Вот мы и решили, что ты снова отправилась на поиски приключений.
– Всего лишь была в гостях у кузена, сэра Фрэнсиса Уолсингема.
Розамунда подошла к кровати и дрожащими пальцами принялась развязывать тесемки на корсаже.
– Оба раза? Что-то не верится.
Фрэнсис Дарси старательно расчесывала свое главное достояние – волосы. Они спускались на спину блестящей черной волной.
– Нет, тогда я почувствовала себя лучше и пошла прогуляться по саду.
Импровизация прозвучала неубедительно, даже беспомощно. Врать она совсем не умела, а атмосфера в комнате могла удушить любого.
– И гуляла всю ночь?
Наконец на помощь пришел гнев.
– Не понимаю, с какой стати вы лезете в чужие дела? Никого из вас это не касается! – Розамунда повесила платье в шкаф и подошла к тазу, чтобы умыться. Холодная вода помогла справиться с нервами. – Да, я болела, а когда немного пришла в себя, решила подышать свежим воздухом. Здесь душно, как в аду!
Это утверждение они оспорить не могли. Розамунда забралась в постель, повернулась на бок и закрыла глаза.
– Правда? А мы слышали, что ты чрезмерно увлекаешься обществом джентльменов.
Слова Летиции вызвали дружный смех.
Розамунда со вздохом села:
– И кто же это сказал?
Джоан покраснела и прикусила губу. Да, глупо было не придавать значения очевидному интересу подруги к мастеру Крейтону. Теперь уже стало ясно, что в порыве ревности она могла навредить.
– Какая разница? – Летиция критически осмотрела свои ногти. – Королева не благоволит тем из своих фрейлин, которые злоупотребляют мужским вниманием. Спокойной ночи, леди, пора ложиться.
Розамунда снова вытянулась в постели. Ужас не отступал. Когда Джоан устроилась рядом, стало еще хуже. Как же понимать заявление Летиции? Была ли это открытая угроза или всего лишь очередной всплеск злости?
Спала она беспокойно и проснулась на рассвете, когда соседки еще досматривали сны. С минуту полежала, пытаясь определить причину беспокойства, и вскоре вспомнила, в чем дело. Выскользнула из кровати, торопливо оделась и выскочила за дверь на улицу, на свежий воздух! Только там можно будет обдумать все, что произошло. Конечно, ее отсутствие снова вызовет бурное обсуждение, но какая теперь разница?
По коридорам уже ходили люди, однако на молодую фрейлину никто не обратил внимания: все спешили по неотложным утренним делам. Розамунда вышла в парк и направилась по дорожке вдоль живой изгороди, скрывавшей от посторонних глаз маленький укромный садик.
Проскользнула в узкую калитку и села на каменную скамью возле пруда, чтобы полюбоваться на снующих среди водяных лилий золотых рыбок.
Глубоко задумавшись, не заметила приглушенных травой шагов, а услышав свое имя, вздрогнула от неожиданности.
– Уил? – Она повернулась и увидела, что к скамейке идет мастер Крейтон. – А ты рано встал.
Розамунда улыбнулась, пытаясь скрыть внезапную радость.
– Да и ты не слишком поздно.
Голос его звучал легко, однако в синих глазах застыла тревога. Уил подошел и печально посмотрел ей в лицо.
– Совсем запутался, – просто признался он. – Не знаю, что делать. Нет, не так: знаю, что должен делать, но понимаю, что этого не хочется.
– А чего же хочется?
Розамунда медленно поднялась, безуспешно пытаясь сдержать волнение.
– Стоит ли спрашивать, когда ответ и так ясен? Хочется заключить тебя в объятия и без конца целовать, хочется уложить на мягкую траву, снять одежду, восхищаться прекрасным телом, хочется любить. Бог мой, от одной лишь мысли обо всем этом голова идет кругом! – Он запустил пальцы в волосы, словно пытался вырвать их с корнем. – Того и гляди сойдешь с ума! Но ты должна понять, чем мы рискуем… позор… отлучение от двора… разбитые надежды.
– Знаю. – Розамунда встала прямо, расправив плечи. – Конец честолюбивым устремлениям.
Она грустно улыбнулась, и Уил со стоном сжал ладонями ее бледное личико.
– Звучит ужасно. Но поверь, милая, это правда. Жестокая правда!
– Знаю, – повторила Розамунда.
Сама того не замечая, она провела ладонями по его груди и прижалась к нему всем телом.
Уил ответил полным безумной страсти поцелуем. Податливость юного тела, нежный аромат пышных каштановых волос, сладкий вкус губ с каждой секундой возбуждали все острее. Он привлек любимую и обнял, как способен обнять только сгорающий от вожделения мужчина. А она гладила его по спине, стремясь слиться с ним воедино, раствориться, растаять.
Когда же наконец пришла пора расстаться, глаза Розамунды сияли, алые губы набухли от поцелуев, а желание терзало с такой силой, что она была готова немедленно, здесь и сейчас, сорвать одежду.
Уил отдышался не сразу.
– Господи, до чего же ты прелестна!
Он провел ладонями по ее груди. Страсть захлестнула его с новой силой, и яркие глаза потемнели, став синими, словно сапфиры.
Розамунда глубоко вздохнула, пытаясь вернуться к действительности, понять, где находится и что делает. Пригладила пальцами спутанные волосы и слабо улыбнулась.
– Ты прав, Уил, это самое настоящее безумие.
Словно подтверждая мысль, шорох гравия предупредил о появлении двух садовников с большими ножницами в руках.
– Я уйду первым, – нервно произнес Уил. – Подожди минут пять и только потом возвращайся.
Розамунда кивнула, бросила настороженный взгляд на садовников, которые занялись делом, и медленно направилась к солнечным часам в дальнем конце парка.
Постояла, задумчиво глядя, как луч солнца медленно ползет по мелкому гравию, и неохотно свернула в сторону дворца. Опоздание к завтраку сулило новые едкие комментарии.
Место во главе стола пустовало. Леди Шроузбури не появилась, и камеристки оказались предоставлены сами себе. Розамунда сидела молча и старалась смотреть в тарелку, однако не могла не заметить ни косых взглядов, ни многозначительных усмешек. Казалось, все здесь знали нечто важное, и лишь она одна пребывала в неведении. Дурное предчувствие усилилось, когда посыльный сообщил, что леди Летицию Ашертон вызывают в покои королевы. Летиция с готовностью поднялась, снова переглянулась с приятельницами и поспешила выйти.
Розамунда посмотрела на Джоан, но та лишь покраснела и опустила глаза в тарелку – зримое воплощение вины и раскаяния. Что же они могли разнюхать? Ничего определенного, кроме предполагаемого отсутствия в постели во время болезни. И никто не знал наверняка, как долго это отсутствие продолжалось. Но почему-то все равно было очень страшно.
Летиция вернулась, когда камеристки уже заняли свои обычные места в гостиной королевы: Она неприязненно посмотрела на Розамунду и, как того и следовало ожидать, принялась шептаться с Фрэнсис и другими сплетницами. Джоан к совещанию не допустили; обреченно ссутулившись, та одиноко сидела над пяльцами, всем своим видом воплощая страдание. Если бы не собственные переживания, Розамунда непременно пожалела бы бедняжку.
Наконец вернулась леди Шроузбури. Она не плыла спокойно и величаво, как обычно, а воинственно маршировала, отчего складки синего бархатного платья на огромном испанском кринолине колыхались, словно на ветру. Обрамленное огромным кружевным жабо ледяное лицо выражало крайнюю степень гнева и решимости.
– Мистрис Уолсингем, пойдемте со мной.
Дамоклов меч наконец сорвался и упал. Что ж, во всяком случае, изнуряющая неопределенность сейчас закончится. Розамунда отложила перо и без единого слова вышла из комнаты вслед за графиней. Леди Шроузбури молча прошествовала через переднюю в приемную королевы. Трон пустовал, и это обстоятельство показалось добрым знамением, однако ненадолго.
– Советую отвечать на вопросы открыто и честно. – Графиня без обиняков приступила к делу. – Любое умолчание, любая ложь непременно будут раскрыты, это я вам обещаю. Итак, где вы были в то время, когда двор находился в Гринвиче?
– Я была здесь, ваше сиятельство.
Осужденная стояла, крепко сжав руки перед грудью. Попыталась посмотреть в глаза неумолимой начальнице, но встретила откровенную ненависть и предпочла опустить взгляд.
– Всего лишь несколько раз выходила в сад, чтобы подышать свежим воздухом. Здесь было невыносимо жарко.
– Не верю. Учтите, если не скажете мне, будете отвечать перед теми, кто сумеет вырвать правду.
Голос звучал громче иерихонской трубы.
Страх подступил к горлу и уже начал душить. Неотвратимость кары становилась все более очевидной. Графиня несла ответственность за поведение своих подчиненных, и любой проступок камеристки сулил ей серьезные неприятности. Ярость многоопытной придворной дамы можно было понять, но от этого не становилось ни легче, ни спокойнее.
Розамунда твердо знала одно: если стоять на своем, врагам не удастся ничего доказать. Никто не видел, как она уходила или возвращалась – в этом можно было не сомневаться. Травля основывалась лишь на сплетнях и злословии.
– Мадам, не понимаю, в чем меня обвиняют, – тихо и медленно заговорила она: так легче было унять дрожь в голосе. – Невозможно защищаться и отражать нападки, не зная их сути.
– Вы отрицаете, что покидали спальню ночью?
– Я выходила на некоторое время вечером.
– Зачем?
– Чтобы подышать воздухом.
– А когда вернулись? Подумайте, прежде чем отвечать. Мы располагаем свидетельством служанки, которой было поручено за вами присматривать. Она сообщила, что заходила трижды с промежутками в несколько часов и ни разу не застала вас на месте.
Розамунда постаралась сконцентрироваться.
– Не помню, сколько раз я оставляла постель, мадам. Было очень плохо: голова кружилась, меня постоянно бросало в жар. В таком состоянии сложно уследить за временем.
Графиня сжала и без того тонкие губы.
– Вас заметили за интимной беседой с некоторыми джентльменами. Более того, вы прогуливались с этими джентльменами наедине, причем в обстоятельствах, располагающих к непристойному поведению. Будете отрицать?
– Отрицаю непристойное поведение, миледи, но не могу отрицать факт разговоров и прогулок, тем более что даже не пыталась их скрыть. Общалась со знакомыми на глазах у всех придворных.
– Что ж, будете оправдываться перед ее величеством. Оставайтесь здесь.
Графиня направилась к двери в королевскую спальню, а Розамунда застыла в безысходном ожидании. Каждый шаг становился очевидным, и оставалось лишь проклинать собственную глупость: разве можно было надеяться хоть что-то утаить здесь, во дворце, насквозь затянутом паутиной зависти, недоброжелательности и слежки? Леди Уолсингем недвусмысленно предупредила об опасности, но она не последовала совету.
Через некоторое время дверь в спальню открылась, и леди Шроузбури приказала:
– Мистрис Уолсингем, войдите.
Розамунда пересекла бесконечное пространство скользкого паркетного пола, на котором яркими островками выделялись небольшие персидские ковры. Вслед за начальницей прошла в покои королевы и немедленно опустилась на колени, в знак абсолютной покорности низко склонив голову.
В этой позе пришлось оставаться целую вечность, пока королева не произнесла резким голосом:
– Поднимитесь, дитя.
Она встала с колен, однако продолжала смотреть в пол. В этих невероятных условиях униженное смирение казалось самой надежной линией поведения.
– Итак, вы отрицаете предъявленные обвинения?
– Мадам, меня не обвинили ни в чем, что можно было бы отрицать. Да, я гуляла и разговаривала с придворными, но делала это на глазах у леди Шроузбури и всех остальных. Не совершила ничего постыдного. Скрывать мне нечего.
Голос Розамунды звучал тихо, но уверенно.
– Посмотрите на меня.
Она наконец-то подняла глаза. Королева сидела возле пустого холодного камина и нетерпеливо барабанила пальцами по резной ручке кресла. Ее величество, как всегда, сияла драгоценностями. Тяжелое бриллиантовое ожерелье на шее, толстые браслеты на запястьях, жемчужные подвески в разрезах рукавов. Кружевной воротник обшит сапфирами; такими же камнями унизан широкий пояс. В глазах зарябило, и пришлось прищуриться. Когда зрение пришло в норму, оказалось, что в комнате присутствует еще и леди Пемброк: она стояла за монаршим креслом.
– Вы покинули спальню без объяснения и разрешения. Вас видели увлеченной интимной беседой с моими придворными. Отрицаете?
– Беседа была не интимной, а всего лишь игривой, мадам.
– Игривой? – В голосе повелительницы послышалась презрительная насмешка. – Вы девственница?
Вопрос прозвучал столь внезапно, что Розамунда на мгновение перестала дышать.
– Итак? Отвечайте.
Стук пальцев по подлокотнику перешел в барабанную дробь.
– Разумеется, мадам.
Розамунда прикрыла глаза и начала молиться так страстно, как не молилась еще ни разу в жизни.
Последовало долгое молчание, а потом королева произнесла:
– Не знаю, говорите ли вы правду или лжете, но проверить совсем не сложно. Леди Шроузбури, пошлите за повитухами.
Розамунду едва не стошнило, настолько низкой, грязной и отвратительной выглядела ловушка.
– Нет, – едва слышно пробормотала она. – Прошу, мадам. Умоляю, сжальтесь.
Однако ее никто не слушал. Леди Шроузбури схватила Розамунду за одну руку, леди Пемброк за другую, и вдвоем они поволокли жертву прочь с королевских глаз. Спустя несколько минут бедняжка оказалась в крошечной комнатке, единственной мебелью в которой была широкая скамейка возле стены, а единственным источником света – рожок с тусклой свечой на стене.
Розамунда дрожала от страха, напрасно пытаясь сдержать слезы. Поначалу думала только о Томасе и о том, чем обернется ее позор. Брат никогда не простит. Ну а кузен… страшно было даже представить. Все, что он для нее сделал – пусть и ради удовлетворения собственных амбиций, – все рухнуло. А леди Урсула… она была так добра, и вот взамен… слезы потоками потекли по щекам. Возможно, они принесли облегчение и позволили взять себя в руки. Нет, нельзя позволять извергам чувствовать собственную силу!
Розамунда принялась шагать по комнате, пытаясь найти хоть какой-то выход, и слезы скоро высохли. Конечно, жестокие хищницы могли сделать все, что угодно. Отправить в Тауэр, на растерзание палачу Топклифу. Но ведь она не совершила предательства. Утрата девственности вне супружеского ложа считалась изменой только для особы королевской крови. Она не заслужила казни.
Предстояло каким-то образом оградить от скандала Уила. Бессмысленно мучиться и терпеть позор обоим. Но хватит ли мужества не произнести его имя? Удастся ли устоять перед теми испытаниями, которые готовила судьба?
В замке повернулся ключ, и сердце бешено забилось. Снова налетел ужас. В комнату вошли леди Шроузбури и леди Пемброк, а вслед за ними появились три пожилые женщины, одинаково одетые в черные платья и белые чепцы. Можно было бы принять их за монашек, однако все в Англии знали, что при дворе королевы-протестантки монашкам не место.
Розамунда прижалась спиной к стене и вытянула руки, пытаясь защититься.
– Не сопротивляйтесь понапрасну. – Сейчас голос леди Шроузбури звучал не так жестко. – Повитухи вас осмотрят. Лишнее напряжение только помешает и добавит неприятных ощущений.
– У меня… у меня месячные.
– Очень хорошо, – заметила одна из повитух. – Тем легче пройдет осмотр.
Может быть, и легче, но зато вдвойне унизительно. Трудно было поверить, что предстоит столь ужасная процедура, однако выхода, кажется, не существовало.
Оставалось одно: признаться.
– В осмотре нет необходимости, – тихо произнесла Розамунда, едва повитухи схватили ее за руки, – правда заключается в том, что я не девственница.
Повитухи тут же отступили и вопросительно посмотрели на леди Шроузбури, которая, в свою очередь, молча сверлила преступницу презрительным взглядом. Тишину нарушила леди Пемброк:
– Кто познал вас?
– Не могу сказать, мадам.
– Скажете, – с холодной уверенностью заключила графиня и кивнула повитухам: – Вы свободны.
Те ушли, шурша черными одеждами, а истязательницы принялись безжалостно терзать жертву.
– Маленькая дурочка, – заговорила леди Шроузбури. – Упускаешь такую возможность! Известно ли тебе, сколько семей обращается к королеве за покровительством? Ты погубила себя, навлекла позор на близких. Ради чего?
Ответа Розамунда не знала. Теперь вся история выглядела безвкусной и нелепой, и впервые захотелось, чтобы волшебное приключение на сеновале оказалось сном. Но тащить Уила на дно вслед за собой она не хотела и не могла, а потому стояла молча и ждала, что произойдет дальше.
– Ждите здесь.
Вельможные дамы удалились, не забыв повернуть в замке ключ, а узница осталась в узкой, похожей на тюремную камеру комнате. Опустилась на скамью, прислонилась затылком к стене и устало закрыла глаза.
Медленно тянулись часы. Свеча почти догорела. В чулане без окон уже нечем было дышать, и все-таки самым тяжким испытанием оказалась полная тишина. Постоянное движение и гул голосов настолько вошли в привычку, что сейчас возникло мучительное ощущение удушливой изоляции в глубокой подземной пещере. Мир рухнул. Когда-то верилось, что можно управлять собственной жизнью, можно выбирать пути и тропинки. Зато теперь жестокие заблуждения получили достойное отмщение. Лживые речи Агаты не прошли даром. Змеиные советы сохранять осторожность и делать все, что хочется, манипулируя правилами ради собственного удовольствия, толкнули в бездну. Шевалье наглядно показал, как просто воплотить эти советы в жизнь. Так и возникло непростительное в своей наивности убеждение: все, что дозволено опытным, изощренным в пороке придворным, дозволено и только что появившейся во дворце маленькой дебютантке.
Когда наконец в замке вновь повернулся ключ, скрежет прозвучал пугающим грохотом. Розамунда вскочила навстречу неизвестности.
Дверь открыла леди Шроузбури:
– Идите за мной.
Пленница вышла и зажмурилась от яркого солнца. Оказывается, ночь еще не наступила. Безумно мучила жажда. Язык прилип к небу, а в горле пересохло так, что казалось, не удастся произнести ни слова. Графиня открыла дверь в просторную комнату с обшитыми деревянными панелями стенами и знаком приказала войти.
Сэр Фрэнсис Уолсингем и Томас стояли у окна и смотрели вдаль, на реку. Розамунда присела в реверансе, только сейчас осознав, что мучительница не вошла следом, а осталась в коридоре. Стукнула щеколда.
– Кто он? – прорычал Томас. Лицо брата потемнело от ярости, а глаза налились кровью. – Неблагодарная шлюха, позор всей семьи! Немедленно говори, кто он!
Розамунда с трудом перевела дух.
– Можно глоток воды? В горле пересохло.
Если Томас и услышал просьбу, то предпочел не заметить.
– Отвечай сейчас же!
Розамунда беспомощно покачала головой. Томас сделал шаг вперед, и она в страхе попятилась.
– Подожди, Томас. Еще успеешь выплеснуть желчь.
Сор Фрэнсис подошел к небольшому столу в углу, налил из кувшина вина и подал бокал едва живой кузине.
– Выпей и сразу сможешь говорить.
Утверждение прозвучало с несокрушимой уверенностью, и по спине пробежал холодок. Томас казался не таким страшным. Да, примитивные вспышки необузданного гнева вселяли трепет, но длились недолго. К тому же сталкиваться с ними приходилось уже не раз. А сэр Фрэнсис вел себя совсем иначе. Трудно было предположить, что именно сделает этот человек в случае отказа, однако ждать приходилось худшего.
Розамунда с благодарностью приняла вино и осушила бокал в несколько глотков. Поставила бокал на стол и услышала то, чего боялась больше всего на свете:
– Теперь назови имя этого человека.
– Не могу.
Лицо секретаря оставалось спокойным.
– Не будь дурочкой. Во всяком случае, не старайся вести себя еще неосмотрительнее, чем прежде. Королева хочет знать, кто прелюбодействовал вместе с тобой. Поверь, девочка, все равно придется сказать…
– Но зачем? – взорвался Томас. – Объясни, зачем ты повела себя так нелепо! Разрушила все пути, погубила все возможности. Почему и зачем?
Розамунда покачала головой. Ночь на сеновале не поддавалась ни разумным объяснениям, ни конкретным описаниям. Непреодолимое вожделение захватило мощной волной и унесло в океан наслаждения столь восхитительного, что сомневаться в его истинности было бы грешно.
– Томас, оставь нас.
Еще одно лаконичное распоряжение, ослушаться которого было невозможно.
Брат на мгновение замер, сжав кулаки и испепеляя преступницу ненавидящим взглядом. Покачал головой:
– Подожди, только доберусь…
– Уходи, Томас. Немедленно!
Уолсингем-младший выскочил в коридор и яростно захлопнул за собой дверь. Сэр Фрэнсис мрачно, едва ли не с отвращением посмотрел на кузину. Подошел к окну, постоял в глубокой задумчивости.
Розамунда обреченно ждала своей участи. Наконец кузен заговорил ровным холодным голосом:
– Или моя супруга не сумела внушить тебе основные правила поведения при дворе, или ты оказалась глупее, чем я думал. Разве не известно, что королева ревниво относится к предпочтениям своих придворных? Взаимопонимание между джентльменами и дамами, достигнутое без монаршего благословения, жестко карается. Ее величество дает разрешение на брак только в том случае, если устроила его сама – или думает, что устроила сама. – Тонкий дипломат едва заметно подчеркнул слово «думает», однако смысл сказанного был абсолютно ясен. – Скажи, разве ты об этом не знала?
Уолсингем повернулся и пронзил Розамунду нестерпимо острым взглядом. Она с трудом произнесла:
– Знала, сэр Фрэнсис.
– И что же, намеренно пренебрегла осторожностью? – Секретарь презрительно покачал головой. – Сам не понимаю, зачем взвалил на собственные плечи такой груз. По моей просьбе ее величество приняла тебя на службу и, насколько можно судить, одаривала милостивым вниманием…
– Вот из-за этого все и случилось, – перебила Розамунда, не в силах молчать и сдерживать накопившуюся невыносимую горечь. – Если бы она меня не выделяла, остальные камеристки не раздули бы скандал.
– Это не оправдание. Ты дала повод и теперь обязана нести ответственность.
Он снова отвернулся, словно не имел сил смотреть на падшую женщину.
Розамунда молчала; подходящих слов не нашлось. Если бы сэр Фрэнсис не решил использовать художественный дар кузины в своих целях, то не стал бы подчеркивать его в беседе с королевой. Ее величество не получила бы оснований для интереса к самой младшей, только что появившейся во дворце фрейлине, и ничего бы не случилось. Но разве можно было произнести это вслух?
Спустя мгновение благодетель заговорил снова, не поворачиваясь и не повышая голоса. Холодный гнев, казалось, внезапно испарился.
– Я уже сказал, что королева не терпит любовных историй между своими джентльменами и своими дамами. А теперь еще раз спрашиваю: кто этот человек? Прежде чем отвечать, хорошенько подумай.
Розамунда думала долго и наконец поняла тонкий намек.
– Все произошло в Скэдбери, – тихо заговорила она, – прошлым летом. К нам приехала труппа менестрелей и жонглеров. Они выступали в деревне. Среди них оказался один… особенный. Я… мы… всего лишь один раз.
Она умолкла.
Сэр Фрэнсис повернулся и впился взглядом в измученное лицо.
– Возможно, ты не окончательно утратила рассудок. К счастью, я все еще знаю, где и как его можно применить. Жди здесь, пока не удастся выяснить, можно ли вытащить из огня то, что еще не сгорело.
Он ушел, и Розамунда вновь осталась наедине с собственными мыслями.
