Текст книги "Умоляй меня (ЛП)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
23
СОФИЯ
Раздраженная и удовлетворенная, я просыпаюсь в пятницу утром под звуки того, как Картер принимает душ.
Он поет. Громко. Ужасно.
Это снова тот забавный, бессмысленный голос из итальянской оперы, который гремит над кафелем и, вероятно, заставляет выть каждую собаку в радиусе нескольких миль. Я лежу в постели, смотрю в потолок и ухмыляюсь.
Мы заснули только перед рассветом. После секса были разговоры, поддразнивания и хихиканье, потом снова секс, и так еще два раза. Я должна была бы устать, но я не устала.
Чувствую себя так, словно могу летать.
Я с наслаждением вытягиваясь под простынями и вздыхаю от счастья. Потом встаю с кровати, натягиваю халат, иду в ванную и смотрю на Картера через стеклянные двери душа, качаю головой и улыбаюсь картине, которую он создает. Мыльная пена скользит по выпуклым мышцам, вода стекает по его золотистой коже… Он так великолепен, что это должно быть запрещено законом.
Он замечает, что я наблюдаю за ним, и улыбается.
– Входи!
Я качаю головой.
– Ты заканчивай. Я пойду поставлю кофе. Если я зайду туда с тобой, мы оба опоздаем на работу.
– Работа? Кто пойдет на работу? Давай возьмем выходной и прокатимся вдоль побережья.
– Мне нравится эта идея, но я не могу отлынивать от работы. Давай сделаем это завтра.
Он надувает губы, но потом снова расплывается в улыбке, когда я посылаю ему воздушный поцелуй.
– Да, завтра, красавица.
Завязав пояс халата на талии, я босиком спускаюсь по лестнице на кухню. Я молю свежие кофейные зерна и включаю кофемашину, затем роюсь в холодильнике в поисках чего-нибудь съестного для быстрого завтрака. К тому времени, как Картер спускается вниз с мокрыми волосами, одетый только в джинсы, я уже готовлю яичницу. Засовываю два кусочка хлеба в тостер и целую его.
– Присаживайся. Я принесу тебе кофе. Завтрак почти готов.
– Ух ты. Я мог бы к этому привыкнуть.
Я поворачиваюсь к тостеру, но он снова притягивает меня в объятия и, прикусывая мое горло, шепчет: – Что у тебя под этим халатом? – Картер просовывает руку мне под халат и ласкает обнаженную грудь. – Хм. Ничего. Мое любимое.
Ущипнув меня за сосок, он впивается в мой рот горячим поцелуем. Когда я обнимаю его за плечи, он проводит рукой от моей груди к ягодицам, сжимая их, прежде чем скользнуть рукой мне между ног и поласкать меня там.
Затем выдыхает: – Если бы я сказал, что твое тело – страна чудес, ты бы поняла, что это песня Джона Мейера?
– Пожалуй. Он всего лишь мечта старшего поколения миллениалов.
– Фу. Вы, женщины-руководители, намного умнее своих коллег-мужчин. Я буду работать над более эзотерическими отсылками, которые смогу полностью приписать себе. А пока я просто скажу тебе, что ты красивая, и на этом остановлюсь.
Мы улыбаемся друг другу, когда хлеб выскакивают из тостера. Картер устраивается на стуле за кухонным столом, пока я намазываю тост маслом и наливаю две кружки кофе. Чувствуя, что он наблюдает за мной, я накладываю тосты и яйца на тарелку и подаю их на стол, наклоняясь, чтобы еще раз поцеловать его.
Картер сажает меня к себе на колени и углубляет поцелуй, лаская мою грудь через халат.
Мы стоим в таком положении, когда Харлоу врывается в парадную дверь.
– Мама! – кричит она, проносясь через гостиную. – Мама, где ты?
Я вскакиваю на ноги и одергиваю халат как раз вовремя, чтобы она заметила меня и остановилась. Дочь переводит взгляд с меня в халате на Картера без рубашки, сидящего за столом, и обратно, и у нее отвисает челюсть.
– Что за чертовщина!
– Следи за своим языком, юная леди. Что ты делаешь дома? Ты должна была вернуться только в воскресенье.
Она недоверчиво качает головой и сердито указывает на Картера.
– Кто это?
Картер встает.
– Привет, Харлоу. Я Картер. Я встречаюсь с твоей мамой. Приятно с тобой познакомиться.
Секунду она непонимающе смотрит на него, как будто пытается понять, на каком иностранном языке он говорит. Дочь оглядывает его с головы до ног, отмечая мускулы, татуировки, привлекательную внешность парня с плаката. Неоспоримый блеск молодости.
Когда она поворачивается ко мне, на ее лице читается ужас.
– Прости, что тебе пришлось узнать это таким образом, милая, но твоя мама не монахиня. Поздоровайся.
Вместо этого она возмущенно фыркает, затем поворачивается на каблуках и убегает. Звук ее шагов по лестнице эхом разносится по всему дому. Затем хлопает дверь и дребезжат кухонные окна.
Я поворачиваюсь к Картеру и сухо говорю: – Все прошло хорошо, тебе не кажется?
Он делает страдальческое лицо.
– Я рад, что ты не расстроена. Это было немного напряженно.
– Могло быть и хуже. Она не заплакала.
– София?
Из передней части дома доносится голос Ника, зовущего меня по имени. Я замираю.
Глядя в ту сторону, откуда доносится голос бывшего мужа, Картер спрашивает: – Это тот долбанутый бывший?
– Да. Пожалуйста, оставайся здесь и позавтракай. Я сейчас вернусь.
Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, затем прохожу через гостиную. Ник стоит в прихожей, дверь за ним открыта, и просматривает стопку почты в корзине на консоли. Он поднимает голову, когда я подхожу, и на мгновение окидывает меня собственническим взглядом.
– Привет.
– И тебе привет. Отойди от моей почты. Почему ты так рано вернулся? И почему Харлоу так расстроена?
– Ты не получила мое сообщение?
Он часто повторял мне эту фразу, когда поздно возвращался с работы. Первые несколько раз я ему верила. Но однажды утром, когда он был в душе, я проверила его телефон, чтобы убедиться, что он ничего не отправлял. Когда я спросила его об этом, он прикинулся невиновным и обвинил во всём сотовую связь.
Увод в сторону и отрицание всегда были двумя любимыми приемами лжецов.
– Ты не отправил сообщение, Ник. Что происходит?
Он бросает почту обратно в корзину и качает головой.
– Твоя дочь вела себя как настоящая маленькая сучка все время, пока нас не было, вот что происходит. Тебе нужно что-то сделать с таким отношением.
Мое лицо вспыхивает от гнева. Я никогда не слышала, чтобы он так отзывался о Харлоу.
– Что бы она ни сделала, обзываться нельзя. Расскажи мне, что произошло.
Я оглядываю его через открытую дверь. Его Mercedes стоит на холостом ходу у обочины. Бриттани, сидящая на пассажирском сиденье, грызет ноготь большого пальца. Заметив, что я смотрю на нее, она быстро отворачивается.
– Твоя дочь посреди ночи сбежала из отеля, чтобы повеселиться с какими-то парнями на пляже. Когда я нашел ее, она была под кайфом и полуголая, танцевала вокруг костра без рубашки.
Эта новость повергла меня в ужас.
– Она принимала наркотики?
– И, вероятно, подверглась сексуальному насилию, да. Чья машина припаркована в…
Глядя через мое плечо, он замолкает. Его глаза расширяются, а рот приоткрывается.
Ник все еще стоит с разинутым ртом, когда Картер подходит ко мне сзади.
Он спокойно говорит: – Она моя, – и кладет руку мне на бедро, двумя простыми словами заявляя о праве собственности и на меня, и на его машину.
Ник в растерянности смотрит на него с нескрываемым удивлением.
У меня возникает странное желание расхохотаться, но я сохраняю самообладание и представляю их друг другу.
– Картер, это мой бывший муж, Ник. Ник, это Картер МакКорд.
Ник начинает моргать, как будто пытается подать сигнал о помощи азбукой Морзе. Это забавно, но в то же время раздражает. Он не может поверить в то, что видит, как будто мысль о том, что я буду с другим мужчиной, так же невероятна, как мое решение стать астронавтом.
Ник выходит из оцепенения и высокомерно говорит: – Мне все равно, кто ты, парень, но это мой дом. Убирайся к черту.
Если бы он только знал.
Я сердито говорю: – Прекрати, Ник, и перестань быть собственником. Мы оба знаем, что тебе все равно. И это мой дом. Я получила его при разводе, помнишь? Картер никуда не уйдет.
Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что Картер и Ник сверлят друг друга взглядами, но я испытываю огромное удовлетворение, когда Ник первым отводит глаза.
Он бросает на меня тяжелый взгляд, затем поворачивается на каблуках и выходит, не сказав больше ни слова.
Я беру ключи Харлоу, которые висят в замке, и закрываю за ним дверь.
– По шкале от одного до десяти, где десять – «мудак», малыш, твой бывший – на одиннадцать баллов.
Я поворачиваюсь к Картеру. Неудивительно, что Ник сбежал. Его челюсть сжата, а красивые голубые глаза горят гневом. Выражение его лица говорит о том, что он замышляет войну.
– Я сожалею об этом. Уверена, что ты не так представлял себе свое утро.
Убийственное выражение его лица смягчается.
– Не беспокойся обо мне. Как у тебя дела?
Застонав, я прижимаюсь лбом к его груди.
– Я в порядке, но мне нужно поговорить с Харлоу. Очевидно, она сбежала из отеля, чтобы повеселиться с какими-то парнями, и это не первый ее плохой поступок.
– Если бы мне пришлось провести отпуск с этим придурком, я бы тоже сбежал.
Улыбаясь, я поднимаю голову и смотрю на него снизу вверх.
– Я уверена, она оценила бы твою поддержку, но это не поможет.
Картер сжимает меня в объятиях и целует в кончик носа.
– Мне жаль. Я пойду оденусь и уйду от тебя, чтобы ты могла разобраться с ситуацией.
Его глаза темнеют.
– Но, если этот придурок вернется и начнет доставать тебя, я хочу, чтобы ты позвонила мне.
Я поддразниваю: – Зачем? Ты собираешься избить его из-за меня?
Его улыбка мрачная и загадочная.
– Что-то вроде того.
Картер шлепает меня по заднице, затем неторопливо уходит, направляясь наверх. Несколько минут спустя он находит меня на кухне, где я сижу за столом, потягиваю кофе и размышляю о том, как вести себя с Харлоу.
Девочки-подростки похожи на диких кошек. С ними нужно обращаться крайне осторожно.
– Я ухожу, красавица. Ты позвонишь мне позже?
– Позвоню.
Он наклоняется и нежно целует меня в губы. Глядя мне в глаза, он бормочет: – Прошлая ночь была потрясающей. Спасибо.
Это заставляет меня улыбнуться.
– Так и было. И не благодари меня. Мне было очень приятно.
Картер снова целует меня, затем выпрямляется.
– Удачи с Харлоу. И помни, позвони мне, если тебе понадобится помощь с Крошкой-Ником.
Он щиплет меня за нос и уходит, прежде чем я успеваю ответить. Я слышу, как открывается и закрывается входная дверь, затем двигатель Corvette взрёвывает.
Как только звук затихает вдали, я поднимаюсь наверх, чтобы одеться и разобраться с дикой кошкой.
24
СОФИЯ
Я стучу в дверь Харлоу, давая ей несколько секунд на то, чтобы разрешить мне войти. Когда она не отвечает, я открываю дверь и обнаруживаю, что она лежит на кровати лицом вниз, раскинув руки и ноги и уткнувшись лицом в подушку. Она выглядит так, будто выпрыгнула из самолета.
Я сажусь на край матраса, провожу рукой по ее длинным шелковистым темным волосам и спокойно говорю: – Итак, поездка в Мексику оказалась неудачной.
Она всхлипывает в подушку и кивает.
– Почему бы тебе не рассказать мне, что случилось?
Харлоу переворачивается на бок и смотрит в потолок. Ее глаза покраснели и слезятся.
– Разве папа тебе еще не сказал?
– Я хочу услышать это от тебя, милая.
Дочь закрывает глаза и судорожно сглатывает. В белой футболке и обрезанных джинсовых шортах, с загорелой от солнца кожей, она выглядит настоящей калифорнийской девушкой.
А еще она выглядит несчастной.
Сделав глубокий, прерывистый вдох, она выдыхает и трет кулаком глаз.
– Папа – мудак, вот что случилось.
Я с трудом сдерживаю улыбку и жду.
– Все время, пока мы были там, он только и делал, что разговаривал по телефону с коллегами. Даже во время ужина. Он никогда не хотел ничего делать или куда-то выходить, даже в бассейн. Он, по сути, оставлял нас с Бритт наедине.
Я знаю, что чем дольше буду молчать, тем больше получу информации, поэтому сочувственно хмыкаю и даю ей время.
– Я встретила в бассейне ребят, которые показались мне милыми, и мы пару раз пообщались.
– Ребят?
– Мальчики и девочки. Они были из Аризоны, приехали на школьную экскурсию со своим учителем музыки и несколькими родителями. Они только что выиграли какой-то крупный музыкальный конкурс или что-то в этом роде и праздновали. Ребята устраивали на пляже костер, угощения и все такое, и пригласили меня.
Это не совсем похоже на ту вакханалию, которую я себе представляла по описанию Ника, но я уверена, что в этой истории есть что-то еще. Так бывает всегда.
– Так ты сбежала тайком?
– Я сказала папе, что ухожу, но ты же знаешь, какой он. Он не слушает.
Харлоу смотрит на меня, ожидая согласия, но я не поддаюсь на уловку. Я сохраняю бесстрастное выражение лица.
– Расскажи мне о наркотиках.
Она садится и плачет: – Я не принимала наркотики! Клянусь!
– Тогда почему твой отец думает иначе?
Закусив губу, дочь опускает взгляд на свои руки. Я замечаю, что ногти у нее обкусаны до мяса.
– Я, э-э……Я, вроде как, выпила пива.
Она поднимает на меня взгляд, чтобы оценить мою реакцию. Не обнаружив ничего подобного, она добавляет: – Или два.
Что означает три или четыре, так что она, вероятно, была пьяна. Я подавляю вспышку гнева и сохраняю нейтральный тон.
– И, по-видимому, ты также была полуголой.
Она с драматичным вздохом плюхается обратно на матрас.
– Нет. Еще.
– Тебе придется придумать что-нибудь получше.
– На мне были шорты и топ от купальника.
Я видела все ее купальники. Ни один из них не телесного цвета и не такой крошечный, что можно подумать, будто его нет.
– И что дальше?
– Ничего! Вот и конец истории! Пришел папа, разошелся не на шутку и устроил сцену. Было очень неловко. Он такой типичный житель Огайо.
Я думаю, это означает разочарование, но я не спрашиваю. Есть более важные вещи, которые нужно обсудить.
– Это распитие пива…
– Это был единственный раз, когда я пила. Мне это даже не понравилось.
– Дело не в том, понравилось ли это тебе. Дело в том, что ты несовершеннолетняя, и нам виднее.
С минуту она дуется, потом язвительно говорит: – По крайней мере, я не такая, как вы с папой, не встречаюсь с малолеткой и уборщиком бассейна.
Я чуть не прыскаю со смеху, но умудряюсь выглядеть суровой.
– Мне жаль, что тебе пришлось встретиться с Картером при таких обстоятельствах, но он не уборщик бассейна. И ты наказана на две недели. Ни телефона, ни айпада, ни прогулок с друзьями.
Возмущенная, Харлоу приподнимается на локтях и пристально смотрит на меня.
– Мама!
– Да, я твоя мама. И я люблю тебя. Мне жаль, что приходится наказывать тебя, но ты сделала свой выбор. Жизнь полна неприятных последствий неправильного выбора.
Она скатывается с кровати, встает и смотрит на меня, уперев кулаки в бока.
– Мама Кейли иногда позволяет ей выпить!
Зная психологию разницы в росте, я встаю и смотрю на свою дочь сверху вниз. У нас есть еще несколько лет, прежде чем она станет выше меня.
– Да, и мать Кейли – четырежды разведенная алкоголичка, у которой нет чувства собственного достоинства и очень мало активных мозговых клеток. Вот почему тебе запрещено с ней общаться. Ты наказана на две недели. И поскольку никто не удосужился предупредить меня, что ты вернешься домой пораньше, чтобы я могла позвать Грету, сегодня ты пойдешь со мной на работу. Одевайся, а когда спустишься вниз, будь готова передать свою электронику.
Я ухожу, слыша, как дочь разочарованно воет у меня за спиной.
Харлоу дулась до тех пор, пока мы не вышли из лифта в моем офисном здании, и секретарь в приемной не поприветствовала ее как рок-звезду. Затем она оживилась и принялась расхаживать по кабинету с таким видом, будто здесь она хозяйка.
Я и раньше несколько раз брала ее с собой в офис, но сегодня все по-другому, потому что это не национальный праздник – когда приводят своих дочерей и сыновей на работу, и я не спрашивала своего босса, можно ли это сделать.
За исключением случаев с Картером, у меня нет привычки спрашивать у кого-либо разрешения на что-либо.
Пятницы обычно даются мне довольно легко, и сегодняшний день не исключение. У меня свободный график. Никакие встречи с сотрудниками или презентации не омрачают мой календарь. Я поручаю Харлоу несколько несложных задач, таких как заполнение бумаг и наведение порядка в моем шкафу с документами, а затем приступаю к работе.
Через тридцать минут звонит Ник.
И он звонит на главную линию офиса с заблокированного номера, потому что знает, что сегодня я не смогу ответить на его звонок.
Как только я отвечаю, он огрызается: – Какого черта, по-твоему, ты делаешь с этим ребенком? Господи, София, ты же ему в матери годишься.
Я говорю тихо, чтобы Харлоу, работающая в другом конце моего большого офиса, не услышала меня.
– Это просто смешно. Еще раз, какая разница в возрасте между тобой и Бриттани? О да, именно так – двадцать пять лет. Я полагаю, ты в курсе, что прошло уже четверть века?
– У мужчин все по-другому.
– Привет, двойные стандарты. Это ни капельки не отличается, но попытка хорошая.
– Послушай, ты ставишь себя в неловкое положение! Люди подумают, что ты извращенка.
– Ты вообще слышишь то, что говоришь?
Его бесит, что я не расстраиваюсь, и он пытается зайти с другой стороны.
– Подумай о своей дочери.
– О дочери, которую ты игнорировал все время, пока был в Мексике, чтобы поговорить по телефону?
– Я должен работать!
– Тогда зачем брать отпуск?
Ник разочарованно хмыкает.
– Потому что Бритт так захотела, вот почему. Она постоянно уговаривала меня проводить больше времени вместе, пока не родится ребенок.
– Это называется быть в отношениях, Ник.
– Боже, я ненавижу, когда ты разговариваешь со мной с высока.
– Ты звонишь по какой-то конкретной причине или просто хотел накричать на меня?
В наступившей паузе я слышу резкий, глухой звук шагов. Где бы он ни был, он расхаживает по комнате.
– Как мы собираемся наказать Харлоу?
– Откуда такой внезапный интерес к воспитанию детей? В последний раз, когда она плохо себя вела, ты велел мне разобраться с этим и не звонил несколько недель.
– Прекрати нести чушь, Соф.
– Я думаю, это ты несешь чушь. Мы можем не обсуждать это сейчас? Мне нужно работать.
– Мы должны наказать ее!
Я вздыхаю и смотрю в потолок. Мужчины ведут себя как дети, когда не добиваются своего, это в порядке вещей.
– Я наказала ее на две недели. Ни выхода на улицу, ни электроники.
Ник переваривает это в сердитом молчании.
– Хорошо.
– Ты говоришь это так, словно я ждала твоего одобрения.
– Тебе это действительно нравится, не так ли?
– Я понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Конечно, понимаешь. Размахиваешь своей игрушкой у меня перед носом, пытаясь заставить меня ревновать.
Я не могу поверить, что он ведет себя так нелепо, но если он думает, что таким грубым поведением выведет меня из себя, то он ошибается.
– Если ты помнишь, гений, я понятия не имела, что ты появишься так внезапно. Или ты думаешь, что я резко обрела экстрасенсорные способности?
– Не будь такой, блядь, снисходительной. Ненавижу, когда ты так делаешь.
Я задумываюсь на мгновение, а потом решаю, что нам больше нечего обсуждать.
– Хорошая беседа, Ник. Передавай Бриттани мои наилучшие пожелания. Хорошего дня!
Я с улыбкой вешаю трубку.
– Мама? – Харлоу стоит посреди кабинета с папкой в руках. Я была так увлечен звонком, что не заметила, как она подкралась ближе.
– Да, милая?
– Это был папа?
– Да.
Тихим голосом она спрашивает: – Что он сказал? Он все еще злится на меня?
О, стрела пронзила мое сердце. Моя бедная малышка.
Я тихо говорю: – Нет, милая, он же не сумасшедший. Он сказал, что любит тебя и что вы увидитесь на следующих выходных.
Дочь пристально смотрит на меня, затем опускает взгляд и кивает. Она шепчет: – Хорошо. – Снова поднимает глаза и встречается со мной взглядом. – Но тебе не обязательно лгать ради него. Он никогда не говорит, что кого-то любит.
Когда она отворачивается, опустив голову и ссутулившись, я всерьез задумываюсь о том, чтобы нанять киллера и заставить его пустить Нику пулю в лоб.
Харлоу вела себя вызывающе, чтобы привлечь внимание отца, но ей предстоит усвоить суровый урок: его внимание уже занято.
Этот человек больше всего интересуется самим собой.
В половине шестого, когда я уже собиралась заканчивать на сегодня, зазвонил телефон. Это была Дженис, секретарь моего начальника, которая сообщила, что мистер Хартман хотел бы видеть меня в своем кабинете.
За те пятнадцать месяцев, что я работаю в TriCast, меня ни разу не вызывали к нему в кабинет. Особенно в пятницу, когда я заканчиваю работу.
Это не предвещает ничего хорошего.
– Чего он хочет, Дженис? Это может подождать до понедельника?
– Я не знаю, чего он хочет, мисс Бьянко, он просто попросил прислать вас как можно скорее. Он говорил так, словно это не могло ждать.
Вздохнув, я киваю.
– Ладно. Благодарю вас.
Я вешаю трубку и говорю Харлоу, что скоро вернусь. Она лежит на кожаном диване у окна и читает книгу. Дочь шевелит пальцами, показывая, что услышала меня.
Лабиринт кабинетов почти пуст, когда я иду по главному этажу в кабинет генерального директора. Осталось всего несколько человек. Я улыбаюсь и киваю прохожим, интересуясь, что у моего босса на уме.
Когда я подхожу к столу его секретаря, она говорит: – Проходите. Он вас ждет.
Я стараюсь что-нибудь понять по взволнованному выражению ее лица.
Прежде чем войти, я стучу, затем просовываю голову в дверь.
– Добрый день, мистер Хартман. Вы хотели меня видеть?
Он нетерпеливо жестом приглашает меня войти.
– Да, входите. И, пожалуйста, закройте дверь.
Разглаживая руками юбку, я пересекаю разделяющий нас мягкий ковер и сажусь в одно из больших коричневых кожаных кресел напротив его массивного дубового стола. Он снимает очки, кладет их на стол, откидывается на спинку кресла и складывает руки на животе.
Затем смотрит на меня в выжидательном молчании.
Мне знакома эта тактика. Подавляющее большинство людей крайне неуютно переносят молчание, поэтому, если вы хотите добиться признания – скажем, вы офицер полиции, допрашивающий подозреваемого, – вы задаете вопрос, а затем ждете. Ждете еще немного, даже после того, как человек ответит, пока он наконец не занервничает настолько, что выложит все на духу.
Однако у мистера Хартмана нет дочери-подростка, поэтому он не понимает, что я специалист по партизанской войне.
Я скрещиваю ноги, складываю руки на коленях и приятно улыбаюсь.
Это крупный мужчина лет под шестьдесят, с седой стрижкой ежиком и родинкой на щеке, которая выглядит зловеще. Высокий и широкогрудый, он может быть пугающим, когда захочет.
Прямо сейчас он хочет казаться таким. Выражение его лица – что-то среднее между тюремным надзирателем и криминальным авторитетом.
Наконец, он не выдерживает.
– У нас ситуация.
– Что за ситуация?
– Деликатная ситуация. Вы видели сегодняшний выпуск Celebrity Insider?
Я узнаю название. Это таблоид, к тому же непристойный.
У меня плохое предчувствие по этому поводу.
Выдерживая его взгляд, я спокойно отвечаю: – Нет. Я не читаю журналы со светской хроникой. Почему вы спрашиваете?
Он смотрит на меня еще мгновение, затем открывает верхний ящик своего стола. Достает оттуда журнал. Бросает его через стол в мою сторону.
– Четвертая страница.
Охваченная трепетом, я беру журнал и перелистываю страницы, уже догадываясь, что я могу найти. Но у меня все равно перехватывает дыхание, когда я вижу фотографии, сопровождающие небольшую статью под названием «Плейбой-миллиардер находит новую подругу для игр».
Есть три наших с Картером фотографии.
На первой мы запечатлены, когда заходим в итальянский ресторан на нашем первом свидании. Снимок сделан сзади, но мы в профиль, разговариваем друг с другом, так что зритель может видеть часть наших лиц. Рука Картера лежит у меня на пояснице.
Вторая фотография зернистая, как будто сделана издалека с помощью длиннофокусного объектива. На ней Картер целует мне руку за столиком в ресторане Nobu Malibu с видом на песок. Моего лица не видно, но мою улыбку ни с чем нельзя спутать. Волосы Картера отливают золотом в лучах заходящего солнца.
С такого ракурса кажется, что фотограф катался по океану на лодке.
Третий снимок кристально чистый. Мы с Картером сидим на диване перед камином в его доме, положив босые ноги на деревянный стол. Мы целуемся, держа в руках бокалы с вином.
Кто бы ни сделал этот снимок, он был совсем рядом. Так близко, что я даже вижу отблески огня, отражающиеся от наших бокалов с вином.
Они, вероятно, выглядывали из-за забора на заднем дворе.
У меня скручивает желудок. Я чувствую себя больной и оскорбленной. Кто-то преследовал нас, фотографировал и продавал снимки в журналы.
Возможно, это одна из многих статей. Возможно, это только верхушка очень опасного айсберга, потому что я не думаю, что в ту ночь были задернуты шторы на французских дверях, которые вели с заднего двора в гостиную дома Картера.
В гостиной, где я поставила его на четвереньки и шлепала деревянной ложкой по голой заднице.
Мои мысли и пульс учащаются, я поднимаю взгляд на мистера Хартмана.
Он говорит: – Это Картер МакКорд. И вы.
Я бросаю журнал обратно на стол и снова складываю руки на коленях. Теперь они влажные.
– Да, это так.
Он чертыхается, качая головой.
– Это плохо, София. Это очень плохо для нас.
– Для нас? Папарацци преследуют не вас.
– Они упоминают вас по имени. Они сообщают о вашей должности в этой компании. Вы представляете, как акционеры отреагируют на эту новость? Не говоря уже об остальной индустрии? Вы знаете, на что это похоже?
Я вспоминаю, как Вэл рассказывала мне о том, что ее парикмахер увидела Картера в компании нескольких женщин в бульварной прессе, и внутренне вздрагиваю.
Я самая новая в этой компании.
Я стойко отвечаю: – Моя личная жизнь не имеет никакого отношения к акционерам.
Он стонет.
– Черт возьми, вы же знаете, что это не так! Ни для кого не секрет, что он встречался с нами в прошлом году, чтобы предложить выкуп акций. Как это выглядит, когда вы встречаетесь тайком?
– Никто не встречался тайком и ничего не замышлял. Я понятия не имела, что за нами следят, но могу вас заверить, что я выдвину против этой газетенки обвинения во вторжении в частную жизнь, а также все остальное, за что смогу подать в суд. И, если вы боитесь, что я поделюсь информацией, которой не должна делиться, напоминаю вам, что я подписала жесткое соглашение о неразглашении, когда пришла в эту компанию. Я его не нарушала.
– Как я могу в это поверить?
Он продолжает повышать голос, но я сохраняю тот же низкий, сдержанный тон.
– Вы сомневаетесь в моей честности?
– Нет, я сомневаюсь в вашем здравомыслии. Картер МакКорд? Вы слишком умны для этого, София. Он дилетант!
– Я тоже так думала, пока не узнала его получше. Не всегда можно полагаться на первое впечатление.
Хартман усмехается.
– Я знаю его семью. Знаю его историю. Я знал таких парней, как он, всю свою жизнь. Избалованные, титулованные богатые дети, у которых в голове нет ничего, кроме вечеринок, перепихонов и…
– Этого достаточно.
Мой голос пронзает его тираду, как меч. Ошеломленный, мистер Хартман смотрит на меня.
Он никогда не слышал, чтобы я повышала голос, но, если он скажет еще хоть одно негативное слово о Картере, он услышит гораздо больше.
После паузы к нему возвращается самообладание.
– Так, значит, это для вас… это серьезно. Вы будете продолжать с ним встречаться.
Я пренебрегаю уважением, которого он не заслуживает, и обращаюсь к нему по имени, которое, по слухам, он терпеть не может. Неудивительно.
– Послушайте, Мервин, я ценю вашу позицию и знаю, что вы исходите не из злого умысла, но если то, что я делаю, не является незаконным или неэтичным, я не обязана ни вам, ни кому-либо другому объяснять, чем я занимаюсь за пределами этого офиса.
Он решительно заявляет: – Теперь вы просто наивны.
– Я была бы благодарна, если бы вы не относились ко мне покровительственно.
Мы сверлим друг друга взглядами, пока его телефон не зазвонил и не вывел нас из тупика. Он вздыхает и машет рукой в сторону двери.
– Отлично. Идите, проведите хорошие выходные. Постарайтесь не попасть на обложку журнала People. Мы вернемся к этому после того, как я поговорю с юристами.
Хартман заканчивает разговор, отпуская меня. Я встаю и иду к двери с гордо поднятой головой, но внутри у меня все сжимается, а сердце ноет.
Я знала, что жизнь с Картером сопряжена с трудностями, но я не ожидала, что мир начнет точить ножи так скоро. Хуже всего то, что я знаю, что эта борьба далека от завершения.
Она только началась.
