Текст книги "Умоляй меня (ЛП)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
– Вам и не придется. Просто улыбнитесь ему, и он упадет к вашим ногам и будет молить о прощении.
Мы смотрим друг на друга, пока легкий ветерок шелестит листьями на деревьях, а пчелы делают свою работу в кустах лаванды. Уже становится теплее. Это будет прекрасный день.
– Не уверена, что вы мне нравитесь, мистер МакКорд.
– У вас будет вся оставшаяся жизнь, чтобы решить.
– Простите, что это значит?
– Как только вы с Картером поженитесь, вы узнаете меня получше. Тогда сможете решить, нравлюсь я вам или нет. – Он снова улыбается, и на этот раз искренне. – Но, конечно же, я вам понравлюсь. Я довольно обаятельный. Когда захочу.
– Вы сумасшедший, да? Официально признанны сумасшедшим.
– Вовсе нет. Я совершенно здоров.
– Именно так и сказал бы сумасшедший.
Все еще улыбаясь, Каллум поворачивается, чтобы уйти. Он двигается с уверенностью человека, привыкшего к тому, что его приказы выполняются, переговоры завершаются на его условиях, результаты уже предрешены. Он пересекает лужайку не оглядываясь, и идет прямо к элегантному черному роскошному седану, стоящему на холостом ходу у обочины, его стекла настолько затемнены, что кажутся непрозрачными. Я смотрю ему вслед, все еще держа в руке приглашение и пошатываясь. Каллум садится на заднее сиденье машины, и она бесшумно отъезжает от тротуара.
Я стою одна на крыльце, в воздухе витает тонкий, дорогой аромат его одеколона, приглашение горит в моей руке, как раскаленный уголь, я ни в чем не уверена, кроме того, что сегодня вечером буду осматривать улицу в поисках разбитой машины, припаркованной перед домом моего соседа, с той самой желтой входной дверью.
А также то, что я, вероятно, пойду на эту чертову свадьбу.
42
СОФИЯ
Когда я оборачиваюсь, из окна на меня смотрят три любопытных лица. Моя мать, Харлоу и Бриттани исчезают из виду прежде, чем я успеваю открыть дверь. Когда я возвращаюсь на кухню, все сидят там, как на картине Нормана Роквелла, с широко раскрытыми невинными глазами и напускной беззаботностью.
Я останавливаюсь в дверях и приподнимаю бровь.
– Понравилось представление?
Моя мама спрашивает: – Кто это был?
– Старший брат Картера.
Харлоу говорит: – Он выглядит немного пугающе. Как будто он пережил несколько покушений на убийство.
Моя мама кивает в знак согласия.
– Или осуществлял их.
Бриттани рискнула: – По-моему, он выглядел дорого.
– Так и есть. Во всех отношениях. – Я выливаю остатки кофе в раковину и выбрасываю бумажный стаканчик в мусорное ведро.
Когда я оборачиваюсь, мама спрашивает: – И что?
– Что?
– Чего он хотел? Мы видели, как ты показывала на него, будто угрожала палкой. Потом у тебя был такой вид, будто ты собиралась дать ему пощечину.
– Что, ты не расслышала, о чем мы говорили? Ты была практически приклеена к стеклу.
Когда все сидят и смотрят на меня в выжидательной тишине, которая, кажется, может длиться вечно, я сдаюсь.
– Он хотел поговорить о Картере. Произнес непрошеный монолог о любви и верности, а затем вручил мне приглашение на свадьбу, на которую я не собиралась идти.
Глядя на кремовый конверт в своей руке, я вздыхаю.
– Почему он захотел поговорить с тобой о Картере? – спрашивает Харлоу, нахмурив брови. – Ему не нравится, что ты с ним встречаешься или что-то в этом роде?
– О нет, на самом деле, он только за. Есть только одна маленькая проблема. Картер порвал со мной.
Моя мать вскрикивает и хлопает по столу.
– Ну вот и все!
Я сердито смотрю на нее.
– Возможно, ты привела меня в этот мир, Кармелина, но не сомневайся, я с радостью заберу тебя из него.
Харлоу встревожена этой новостью.
– Почему он это сделал? Вы казались такими счастливыми вместе!
– Да, мы были счастливы вместе. Потом все осложнилось.
Моя мать поворачивается к Бриттани и Харлоу и говорит будничным тоном: – Потому что у нее истек срок годности яичников. Я говорила ей, что это произойдет.
Ошеломленная, я говорю: – Мама!
– Бабушка, у женщин не истекает срок годности, когда они становятся старше, – сердито говорит Харлоу. – Это говорит твое внутреннее женоненавистничество.
Моя мать фыркает.
– Внутреннее женоненавистничество – это просто горькая правда в бюстгальтере с эффектом пуш-ап.
Харлоу смотрит на меня.
– Я начинаю понимать, что такое эмоциональный саботаж.
Моя мама улыбается.
– Это мой язык любви.
Бриттани переводит разговор с нашей семейной проблемы на другое.
– Хорошо, но почему тебя пригласили на свадьбу после того, как этот парень порвал с тобой?
– Очевидно, все это часть какого-то грандиозного плана, чтобы заставить его пасть к моим ногам… Неважно. Это безумие. – Я падаю на ближайший стул и потираю ноющие виски.
– Но ты ведь пойдешь, верно? – Настаивает Харлоу, наклоняясь ко мне.
– Он действительно сказал «пасть к твоим ногам»? – спрашивает Бриттани, наклоняясь ко мне.
– Дословно. И я не знаю, пойду я или нет.
– Пф-ф-ф, – говорит моя мама, властно взмахивая рукой. – Ты пойдешь. Ты уже выбрала наряд.
Боже, я действительно ненавижу, когда эта женщина права.
Я оставляю Бриттани с мамой и получаю строгие инструкции ничего не предпринимать, пока не вернусь домой, а затем отвожу Харлоу в школу. Неожиданный визит Каллума омрачил мое утро и сбил меня с толку, так что я не могла придумать, что делать с Бриттани.
Если и есть приют для незамужних матерей, ожидающих рождения ребенка, то он, вероятно, стоит почти столько же, сколько дом престарелых, так что я сомневаюсь, что это возможно. Она могла бы пожить у Ника какое-то время, но, если срок аренды действительно истек, как он ей сказал, она скоро окажется на улице. Поскольку у нее нет возможности встретиться с матерью и нет других родственников или друзей, к которым она могла бы обратиться, ей грозит бездомность.
Что за космическая шутка в альтернативной вселенной, в которой я живу, если я каким-то образом стала единственным человеком, спасающим беременную брошенную девушку моего бывшего мужа от катастрофы?
Я утешаю себя мыслью, что, возможно, все это – проверка, и в загробной жизни я буду щедро вознаграждена за свое упорство.
Если только загробной жизни не существует, в этом случае я просто облажалась.
Подавленная, я отправляюсь на работу. Не успеваю я сесть за стол, как в кабинет врывается Алекс.
– Ты слышала? Боже мой, это какое-то безумие! Я не могу в это поверить!
– Что слышала?
Алекс отвечает не сразу. Она слишком занята тем, что закрывает дверь, роняет сумку на пол и чуть не спотыкается о ножку стула, когда подбегает ко мне с горящими глазами и дьявольской улыбкой.
– Они в тренде. Хартман и Лоррейн. Полные имена на всех платформах.
У меня кровь стынет в жилах.
– Как это в тренде?
Алекс так взволнована, что у нее чуть ли не пена идет изо рта.
– Ты не видела видео? Оно разлетелось по всему Интернету. – Она выхватывает свой телефон, стучит по нему и бормочет: – Подожди, подожди… Хорошо, держи. – Затем сует телефон мне в руку.
На экране высвечивается приостановленное видео. Я узнаю конференц-зал. Я узнаю Хартмана, стоящего во главе стола.
Справа от него сидит Лоррейн, выражение ее лица слегка самодовольное. Все выглядит как обычно… пока я не нажимаю «Пуск».
– О нет, – шепчу я в ужасе.
– О да! – говорит Алекс, подпрыгивая на цыпочках.
Все начинается достаточно невинно. Скучная встреча с правлением, люди уходят, дверь за ними закрывается. Потом Лоррейн встает, подходит к Хартману и начинает… раздевать его.
Затем следуют поцелуи. Страстные, драматичные, как в мыльной опере, поцелуи прямо посреди зала заседаний. Он поднимает ее на стол. Бумаги разлетаются во все стороны. Одежда рвется. Затем следуют стоны, вздохи и совершенно неправдоподобный момент со степлером, от которого у меня краснеет лицо, даже когда я просто смотрю на это.
Алекс восхищенно фыркает.
– Клянусь богом, та часть, где она кричит: «Скрепи меня сильнее!», станет мемом.
Телефон в руке, словно радиоактивный.
– Это ненастоящее видео.
– Конечно, это настоящее! У нее даже на зубах помада, как обычно!
Но я знаю, что она ошибается. Это видео – подделка. Именно то, чего я боялась, что они сделают со мной.
Это означает, что кто-то – и я догадываюсь, кто именно – только что обратил против них их собственное оружие.
– Они отрицают это, – продолжает Алекс, – но официальное расследование уже начато. Совет директоров перешел в режим паники. Кто-то анонимно слил видео в прессу, а также скриншоты электронных писем и текстовых сообщений, в которых говорилось о финансовых нарушениях, мести сотрудникам и о том, как повышение по службе было обменено на сексуальные услуги. Это настоящий цифровой информационный шлейф! Отдел кадров находится в критическом состоянии. Шестая страница пестрит заголовками: «Зал заседаний и спальня: руководители замешаны в скандале с корпоративным сексом в обмен на секреты». И это еще не самое пикантное!
Я не спрашиваю, что является самым пикантным. Это не имеет значения.
Я уже знаю, что все это выдумка.
Каждое слово и образ сфабрикованы. И достаточно правдоподобны, чтобы похоронить их. Если бы я не знала, на что способна Лоррейн, что она угрожала сделать со мной, я бы поверила каждому слову Алекс.
Меня слегка подташнивает.
Алекс радостно хлопает в ладоши.
– Хартман сказал, что заболел. – Она заключает это слово в воздушные кавычки. – А Лоррейн заперлась в своем кабинете. Охрана была вызвана, когда люди услышали ее крики по громкой связи и грохот, как будто хрустальная ваза умерла насильственной смертью.
Я смотрю на свой монитор, пытаясь унять дрожь в руках. Полагаю, я должна была бы почувствовать облегчение от такого неожиданного поворота событий, но вместо этого я совершенно дезориентирована.
– Что они говорят о том, кто мог допустить утечку информации?
– Никто не знает наверняка, но и у Хартмана, и у Лоррейн много врагов. Некоторые люди думают, что это был кто-то из членов правления, пытавшийся их уволить, или кто-то из сотрудников, о которых они писали в своих электронных письмах. Кто бы это ни был, у него определенно были корыстные намерения. – Алекс радостно смеется. – И я полностью поддерживаю месть на рабочем месте как форму заботы о себе.
Мне хочется застонать и закрыть лицо руками, но это будет означать «виновен!», поэтому я сохраняю на лице маску наигранного удивления и качаю головой в притворном недоумении.
Я бросаю взгляд на скамейку рядом с дверью, где лежит моя сумочка. Приглашение на свадьбу торчит из темного отверстия сумки, как вызов.
Или предупреждение.
Когда я вспоминаю слова Каллума, сказанные мне этим утром, у меня по спине пробегает холодок.
«Теперь вы член нашей семьи. Ваши проблемы – это наши проблемы. И мы собираемся их решить».
Я приняла это за преувеличение. Но, по-видимому, он был абсолютно серьезен.
Я не уверена, что хочу быть частью его «Семьи». С другой стороны, такая власть могла бы быть чрезвычайно полезной.
Должна ли я сбежать или дать Каллуму список, по которому он будет работать?
Я смотрю на экран своего компьютера, когда Алекс выпархивает за дверь, насвистывая что-то себе под нос и, без сомнения, отчаянно желая распространить очередную волну сплетен.
Офис тихо гудит за дверью, но тишина внутри давит на меня.
Я поворачиваюсь к своей сумке, уголок приглашения торчит, как манящий палец.
Возможно, это не предупреждение, а скорее жест.
Каллум хотел предложить мне примирение. Может быть, это даже мольба. Он хочет, чтобы мы с Картером снова были вместе, и дал это понять совершенно ясно. Для человека, который выглядит так, будто обсуждает сделки с оружием за завтраком, он был странно искренен.
Раздражающий и своевольный, но искренний.
И это, пожалуй, самое тревожное. Потому что, если МакКорды так поступают, когда верят в кого-то, что произойдет, если они перестанут?
Я достаю конверт из сумки, вынимаю спрятанное внутри приглашение и провожу большим пальцем по плотной бумаге. Это до нелепости элегантно. Золотые чернила, рельефная надпись, которая говорит о том, что на этом мероприятии работает служба безопасности, а винный погреб старше, чем ваши родители. Оно датировано двумя неделями позже сегодняшнего дня. Место проведения – ранчо Сан-Исидро в Санта-Барбаре.
Я узнаю это название. Это место настолько уединенное, что с таким же успехом могло бы существовать в другом измерении. Исторический анклав с потрясающими видами, пышными садами и родословной знаменитостей. Это ультраэксклюзивное место для богатых и знаменитых – идеальное место для свадьбы миллиардера.
Я не сомневаюсь, что МакКорды позаботятся о том, чтобы ни одна фотография с этого мероприятия не попала в газеты.
На мой мобильный приходит сообщение. Это от Вэл. Мгновение я смотрю на экран, вчитываясь в слова.
Вэл: Слышала о Картере и всей этой истории с трансляцией в прямом эфире. Ты в порядке?
Простая и понятная. Она всегда была такой. Никаких излишеств, никаких банальностей, приправленных смайликами. Внезапно меня переполняет благодарность к ней и Эв. Я не могу представить себя такой, как Бриттани, у которой нет ни одной подруги, которая могла бы ее поддержать.
София: Я в порядке. Просто пытаюсь держаться подальше от зоны поражения.
Я нажимаю «Отправить», затем «пауза», зависнув большими пальцами.
София: Кроме того, я могла бы присутствовать на свадьбе в Санта-Барбаре, которую устраивает семья эмоционально подавленных миллиардеров. Подробности позже.
И отправляю, пока я не передумала. Мгновенно появляются пузырьки, означающие, что печатается ответ.
Но отвечает не Вэл.
Нет необходимости отвечать на приглашение. У нас найдется место для вас. И мы не эмоционально подавлены, мы избирательно экспрессивны. ~ Каллум .
Я смотрю на сообщение. Моргаю, затем снова смотрю.
Не знаю, что меня больше беспокоит: то, что Каллум перехватил сообщение, предназначенное моей лучшей подруге, или то, что он отвечает в режиме реального времени, как будто все это время скрывался в моей цифровой тени.
Взбешенная, я печатаю в ответ.
София: Избирательно экспрессивна, моя задница. А теперь убирайтесь к черту от моего телефона, Каллум, и не возвращайтесь!
В ответ приходит эмодзи с поднятым вверх большим пальцем. Затем эти сообщения исчезают, и остается только наша с Вэл переписка.
Если это должно было показать, какой властью обладают он и его семья, то это определенно сработало.
Я ошибалась, когда думала, что МакКорды могут быть связаны с мафией.
Я думаю, что на самом деле эта семья гораздо, гораздо опаснее. По крайней мере, у мафии есть правила.
У МакКордов неограниченные средства, неограниченная власть, а мораль настолько сомнительна, что они могут даже считать этику помехой.
По сравнению с ними мафия выглядит как кучка детсадовцев, дерущихся на детской площадке.
Я бормочу: – Может быть, в конце концов, пойти на эту свадьбу – не такая уж хорошая идея.
Когда на моем столе звонит телефон, я поднимаю трубку, все еще рассеянная.
– Алло?
– Это отличная идея, – говорит Каллум тихим и удивленным голосом, как будто мы делимся секретом. – Вы выпьете шампанского, поедите торта, заставите моего брата ползать на коленях. Что вам не нравится?
– У вас вошло в привычку раздражать бывших подружек вашего брата?
– Только тех, кто станет его женой.
– Я не собираюсь становиться его женой.
– Посмотрим.
– Перестаньте говорить так, будто это враждебное поглощение. Я человек, а не корпорация.
Он усмехается.
– Больно задел.
– Вот и все. Я официально решила, что вы мне не нравитесь. И оставьте меня в покое!
– Конечно. Увидимся на свадьбе. О, и вам не обязательно садиться за руль. Мы пришлем машину. Будьте готовы в десять утра.
Я бросаю трубку, прежде чем успеваю сказать что-то, о чем потом пожалею, прерывая его и завершая разговор.
Итак, по крайней мере, сегодня произошло что-то хорошее.
Теперь, если бы я только могла забронировать билет в один конец до Антарктиды, где жила бы в снежной пещере, выращивала пингвинов и делала вид, что никогда не встречала МакКордов, я была бы счастлива.
43
СОФИЯ
В этот день никто ничего не делает. Все только и говорят, что о скандале.
Офис буквально кишит сплетнями, замаскированными под продуктивность. Темы на Reddit пестрят неопределенными вопросами «кто-нибудь это видел?», ссылками и скриншотами, которые таинственным образом исчезают через несколько секунд после публикации. Даже топ-менеджеры притворяются, что разговаривают по телефону, стоя в коридорах и возбужденно перешептываясь, как подростки.
К обеду кто-то создал плейлист «Хартман скрепляет Лоррейн» на Spotify. К двум часам в сети появился документ Google, в котором оценивается правдоподобность различных скандальных теорий. Моя любимая: Хартмана взломал уволенный стажер, который специализировался на компьютерных науках и умеющий мстить.
К трем часам юридический отдел строго напоминает всем, что сплетни, домыслы и несанкционированное распространение в СМИ недопустимы, и это сообщение быстро превращается в мем и публикуется в неофициальном разделе компании Discord.
Я притворяюсь занятой. Выполняю все необходимые действия, просматриваю расписания проектов и тщательно анализирую электронные таблицы, которые уже просмотрела полдюжины раз.
Но в основном я жду, когда Лоррейн появится в дверях, будет кричать и тыкать в меня пальцем.
Она так и не появляется.
К пяти часам она уходит. Отдел кадров утверждает, что она уволилась по собственному желанию. Отдел информационных технологий сообщает, что ее учетная запись была деактивирована. Служба эксплуатации подтверждает, что ее кабинет был убран до последней скрепки. Ни письма, ни кексов на прощание, она просто ушла.
Хартман тоже исчез. По официальной версии, он взял отпуск по состоянию здоровья, но кто-то явно порылся в его столе и убрал все, что могло бы его скомпрометировать, потому что это похоже на тактический ход. Слухи в офисе начинают называть его мистером «Скрепи и Стони».
Я ухожу ровно в пять, приглашение на свадьбу лежит в моей сумке тяжелым грузом, который я не могу унести.
Ветер за окном пахнет джакарандой и озоном. Надвигается летняя гроза… или что-то похуже.
В моем нынешнем настроении все кажется зловещим. Даже погода.
Когда я прихожу домой, я почти ожидаю, что меня встретит еще больший хаос. Может быть, на этот раз это будет аудитор из налоговой службы или съемочная группа, которая будет документировать медленное разрушение моей жизни для документального сериала о реальных преступлениях. Вместо этого я вхожу в дом, наполненный восхитительным ароматом свежеиспеченного печенья и тихим гулом женских голосов.
–Я просто хочу сказать, – слышу я ворчание матери из кухни, когда бросаю сумочку и ключи на консоль, – если ты собираешься назвать ребенка в честь драгоценного камня, это должно быть что-то стильное. Например, Жемчуг или Рубин. Но не Сапфир.
– Что не так с Сапфир?
– Ты хочешь, чтобы этот ребенок вырос и стал стриптизером?
– Бабушка, нет ничего плохого в том, чтобы быть экзотической танцовщицей, – перебивает Харлоу. – Почему ты так осуждаешь?
Я вхожу на кухню как раз вовремя, чтобы увидеть, как моя мама драматично прижимает руку к сердцу, как будто кто-то оскорбил королеву.
– Я не осуждаю, – фыркает она. – Я реалистка. Стоит дать малышке имя Сапфир, и у нее в будущем не будет ничего, кроме шеста и татуировки в виде бабочки над попкой.
Бриттани, которая на кухне по локти в муке и тесте для выпечки, поворачивается и свирепо смотрит на мою маму.
– Мою бабушку звали Сапфир.
В голосе моей матери появляется тихий смешок, в котором слышится осуждение.
– Теперь я понимаю, с чего все пошло наперекосяк. Как зовут твою маму? Топаз? Бриллиантовый восторг? Янтарная тревога?
Когда Бриттани обиженно смотрит на меня, я говорю: – Она еще даже не начала. Если бы ты не была беременна, я бы посоветовала тебе начать много пить. Что ты там делаешь?
– Круассаны. Я подумала, что они отлично подойдут на завтрак.
Когда Бриттани возвращается к тесту, мы с мамой и Харлоу обмениваемся взглядами.
Я неуверенно спрашиваю: – Ты печешь?
Бриттани кивает, продолжая мастерски замешивать тесто.
– Я люблю печь. Это очень успокаивает, почти как медитация. Мой разум просто опустошается.
Когда моя мама открывает рот, чтобы сделать какое-нибудь язвительное замечание, я делаю резкое движение поперек горла и свирепо смотрю на нее.
Она показывает мне язык. Харлоу закатывает глаза и вздыхает.
По крайней мере, хоть кто-то на моей стороне.
Моя мама говорит мне: – Я думала приготовить лазанью на ужин, но у нас нет рикотты. Может, тебе стоит сходить в магазин?
Я сажусь напротив нее за стол и дарю ей свою самую обворожительную улыбку.
– А, может быть, тебе стоит рассказать мне, как продвигается поиск квартиры, Круэлла?
– Я могу приготовить ужин, – перебивает Бриттани, снова отворачиваясь, ее руки замирают. А на лице читается надежда, как у новой сотрудницы, стремящейся произвести хорошее впечатление.
– Ты печешь и готовишь? – Кажется, она едва ли способна вскипятить воду, не вызвав отключения электроэнергии во всем городе, не говоря уже о кулинарном мастерстве.
К ее чести, Бриттани не дрогнула.
– На самом деле у меня хорошо получается и то, и другое. До того, как я встретила Ника, я работала поваром в маленьком бистро в Эхо-Парке. Франко-итальянский ресторан фьюжн. Людям нравилось мое ризотто с белыми грибами и трюфельным маслом.
Боковым зрением я вижу, что мама строит мне глазки, но я не обращаю на нее внимания. Знаю, она надеется увидеть, как я буду пускать кровь, но я не собираюсь втягиваться в разговор о том, как и когда Бриттани познакомилась с Ником.
В данный момент это даже не имеет значения.
Я медленно произношу: – Что ж, Бриттани… если ты хочешь приготовить ужин… тогда, конечно…
Вмешивается моя мама: – Только без сливок в ризотто. У меня от них опухают лодыжки.
– Не все зависит от тебя, бабушка, – говорит Харлоу, заставляя нас с мамой рассмеяться.
– Как насчет буйабеса по-путтанески?
Когда никто не отвечает, Бриттани объясняет: – Это рагу из морепродуктов, в котором сочетаются соленая острота путтанески и провансальская пикантность буйабеса. Я люблю подавать его с хрустящим чесночным хлебом.
Моя мать поворачивается к Харлоу, ухмыляется, как акула, и говорит в ошеломленной тишине: – «Puttanesca» в переводе с итальянского означает «шлюха». Хочешь рыбное рагу «маленькая шлюха» на ужин, дорогая?
Харлоу смотрит на меня. Потом на мою мать. Затем на Бриттани и улыбается. Это дружеская улыбка, искренняя, от которой все ее лицо озаряется.
– Да. Это действительно звучит здорово. Спасибо, Бритт.
Когда моя мать закатывает глаза от отвращения, это кажется своего рода победой.
Но какой именно и для кого, я не уверена.
Скандал на работе разгорелся быстро и ярко, но почти так же быстро и погас из-за юридических угроз, увольнений в отделе кадров и череды консультантов, нанятых для поддержания морального духа. И Хартман, и Лоррейн исчезли, как дым, и в офисе стало тише, чем за все последние годы.
Теперь, когда над моей головой больше не висел молот, отставка казалась бессмысленной. Так что я оставалась в некотором подвешенном состоянии, не зная точно, что будет дальше.
А когда я хотела открыть свое заявление об увольнении, оказалось, что оно исчезло.
Без сомнения, это заслуга властного и высоконравственного брата Картера, Каллума.
Дома все терпимо. Безумно и нелепо, как в мазохистском ситкоме, но с этим можно справиться. Поскольку быстро перевезти Бриттани было некуда, я решила на время поставить раскладушку в старом кабинете Ника, пока мы не найдем Бритт постоянное жилье. Я продала все его гитары коллекционеру на Ebay, кроме фиолетовой, которая так нравилась Картеру. Ее я убрала на хранение, тщательно завернув и упаковав в коробку.
Я не спрашиваю себя почему.
К моему тайному удовольствию, Бриттани завладела кухней, с завидным мастерством отобрав контроль у моей матери. Которая жалуется, но съедает все, что готовит Бритт, а потом оскорбляет ее, когда просит добавки. Теперь, когда Ника нет, Харлоу считает Бриттани кем-то вроде старшей сестры и настаивает на том, чтобы мы каждый вечер ужинали всей семьей. Я знаю, что это очень, очень странно, но я не против.
Случались и более странные вещи.
Что касается меня, я до сих пор не разговаривала с Картером.
Однако я видела, как он в толстовке с капюшоном прятался и протирал стекла старой синей Honda на другой стороне улицы, перед домом с желтой входной дверью.
Часть меня не верит, что он действительно ночует под моим домом, как и обещал Каллум. Другая часть меня надеется, что ему чертовски некомфортно и что он живет в мире обиженных, упрямых сердцеедов, каким он и является.
Но в основном я просто скучаю по Картеру.
Я скучаю по тому, как он смотрит на меня. Как заставляет меня смеяться. Какой он заботливый и милый. Я скучаю по тому, как он целуется, словно умирая с голоду. Как старается угодить мне.
Как он заставляет меня чувствовать себя самой красивой женщиной на свете.
Каждое утро, когда я встаю, первое, что делаю, это проверяю, на месте ли еще эта чертова синяя Honda. Когда я раздвигаю шторы в своей спальне и выглядываю в окно, чтобы убедиться, что она на месте, я втайне вздыхаю с облегчением и говорю себе, что Картер полный придурок, и что он не стоит того, чтобы из-за него беспокоиться.
Особенно учитывая, что он связан с кланом психопатов, который он называет семьей.
Затем я ставлю себя на их место и пытаюсь представить, что бы я сделала тогда.
Если бы у меня были все эти деньги, вся эта власть и то, что кажется сверхъестественной способностью подчинять Вселенную – и сети Wi-Fi – своей воле…
Была бы я хорошей девочкой?
Или я была бы такой же, как Хартман и Лоррейн, интриганкой, манипуляторшой и эгоцентричной засранкой?
Мне хочется верить, что я была бы хорошим человеком, но я не совсем уверена. Власть развращает людей. Деньги тоже. Добавьте к этому невероятную привлекательность и высокий уровень интеллекта, и вы получите задатки легендарных суперзлодеев.
Но, насколько я могу судить, единственное, в чем виноваты МакКорды, – это в том, что они невыносимо богаты.
Я перерыла весь интернет в поисках информации. Все таблоиды, все профили в LinkedIn, реестры подставных компаний и сомнительные форумы, которые я смогла найти. О них ничего нет. Ни единого сомнительного пожертвования или двусмысленного соглашения о неразглашении. Ни скандалов, ни судебных исков, ни подозрительных офшорных активов, ни схем шантажа. Ни единого намека на взятку, ни единого шепота о неподобающем поведении.
Так что либо они безупречно чисты, либо достигли такого уровня секретности, что нарушают законы реальности.
Из всего, что я видела до сих пор, я склонна верить второму варианту.
От таких мыслей у меня начинает болеть голова, поэтому я стараюсь не зацикливаться на этом.
И вот я здесь, погружаюсь в размышления о гипотетических ситуациях, в то время как мужчина, в которого я влюблена, отказывается со мной разговаривать, но проводит ночи, нарушая закон о бродяжничестве, в каком-то извращенном проявлении верности.
Если бы я не знала наверняка, я бы подумала, что мужчин завезли из какой-то далекой галактики, где логика вне закона, а эмоциональный интеллект запрещен под страхом смерти.
А еще говорят, что мы иррациональны.
Затем наступает день свадьбы, и все мои теории о Картере и его семье полностью переворачиваются с ног на голову.
