Текст книги "Умоляй меня (ЛП)"

Автор книги: Джей Ти Джессинжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

27

СОФИЯ

Картер бросает злобный взгляд в сторону двери.

– Если это твой бывший, я удалю ему селезенку.

– Конечно, ведь сегодня мне как раз нужна кровавая баня в моей гостиной. Ты останешься здесь и будешь вести себя прилично.

Он не отвечает. Просто продолжает убийственно смотреть на дверь, как сторожевой пес, готовый напасть на почтальона.

Я подхожу к двери. Прежде чем открыть ее, я оборачиваюсь и указываю на кровать. Картер вздыхает, затем неохотно садится на край матраса.

– Хороший мальчик.

Я выхожу и закрываю за собой дверь, прежде чем успеваю решить, достаточно ли этого, чтобы заставить его остаться на месте.

Торопливо спускаясь по лестнице, я включаю свет в гостиной и прихожей. Затем выглядываю в дверной глазок.

На крыльце стоит взъерошенный мужчина в красном спортивном костюме от Adidas. Он хмурится. Пожилая женщина с короткими седыми волосами вокруг головы и одеялом на коленях, выглядящая растерянной, сидит в инвалидном кресле, за которым стоит мужчина.

Я открываю дверь и в шоке смотрю на них.

Мой брат отдает мне честь.

– Твоя очередь, – говорит он и, проталкиваясь мимо меня, закатывает мою маму в прихожую.

– Что, по-твоему, ты делаешь? Сейчас середина ночи!

Он ставит мою маму рядом с консолью и поворачивается ко мне с мрачным выражением лица. Его глаза налиты кровью, а волосы с проседью растрепаны. Он давно не брился, и от него пахнет несвежим пивом и сигаретами.

– Ты так и не перезвонила мне по поводу выбора дома престарелых. Так что теперь это твоя проблема.

Я в ужасе перевожу взгляд с него на нашу маму. Она, нахмурившись, оглядывается по сторонам, как будто никогда раньше не была в моем доме и не одобряет обстановку.

– О чем, черт возьми, ты говоришь, Уилл? Что ты делаешь? Это безумие!

– Я же говорил тебе, что уезжаю в Париж в конце месяца.

– До этого еще несколько недель!

– Да, что ж, мне нужно подготовиться. А принцесса Ди, – он тычет большим пальцем в сторону нашей мамы, – сегодня запустила в меня банкой супа. – Он поднимает подбородок, демонстрируя синяк на нем. – Для чокнутой старухи она чертовски хорошо целится.

– Нет, не так, – говорит наша мама. – Я целилась тебе в нос. Чей это дом?

В холодном шоке я перевожу взгляд с одного на другого, не веря своим ушам или глазам.

Этого не может быть.

Но это так, потому что Уилл уже идет мимо меня к открытой двери и ночи за ней.

– Береги себя, Софи. Еще увидимся.

– Уилл, остановись! Подожди! Ты не можешь просто оставить ее здесь со мной! А как же ее одежда? Лекарства? Все, что ей нужно?

Он бросает через плечо: – Ее лекарства в кармашке на спинке кресла. Я соберу ее одежду и пришлю сюда. Это все, что ей нужно. За исключением подгузников для взрослых.

Мне кажется, я слышу, как он мрачно усмехается, прежде чем пересечь лужайку и запрыгнуть в фургон, припаркованный у обочины. Он заводит двигатель и трогается с места, покрышки взвизгивают еще до того, как я успеваю сообразить, не является ли все это ужасным кошмаром.

– Мама? – Харлоу стоит в пижаме на верхней площадке лестницы и в замешательстве смотрит вниз.

– Привет, дорогая. Возвращайся в постель, пожалуйста.

– Это бабушка?

Моя мама, прищурившись, смотрит на Харлоу.

– Привет, дорогая. Боже, ты стала такой высокой. Чей это дом?

Я пользуюсь моментом, чтобы насладиться тихим внутренним криком, затем закрываю входную дверь.

– Мама, это мой дом. – Я подхожу и смотрю на нее сверху вниз, заставляя себя улыбнуться, надеясь, что это не выглядит слишком безумно.

Моя мать поднимает на меня взгляд.

– Кто ты?

Блядь.

Я мягко говорю: – Это я, мама. София.

Она оживляется.

– У меня есть дочь по имени София! – Затем она хихикает, как будто ей нравится какая-то шутка.

Я не могу решить, смеяться мне или плакать.

Опускаясь на колени рядом с ее креслом, я беру ее хрупкую руку в свою. Ее кожа сухая и словно бумажная, прохладная на ощупь и испещрена синими прожилками.

– Мама, я София. Я твоя дочь.

Она смотрит на меня, с сомнением наморщив нос, затем качает головой.

– Нет, ты намного старше моей дочери.

Я нахожу это забавным в ироничном, душераздирающем смысле.

Встав, я убираю волосы с лица и пытаюсь справиться с паникой. Но у меня нет выбора. Ничего не поделаешь, кроме как смириться с ситуацией. Я прижимаю пальцы к закрытым векам и выдыхаю.

– Хорошо. – Открыв глаза, я смотрю на маму. – Давай уложим тебя в постель, а утром во всем разберемся. Я отведу тебя в комнату для гостей.

Я бросаю взгляд наверх, затем снова закрываю глаза.

Как и все остальные спальни, гостевая комната находится наверху.

– Мам, я устрою тебя в гостиной только на эту ночь, хорошо? Диван должен быть удобным. Я принесу тебе несколько одеял и подушку, как насчет этого?

– Я не могу спать на диване! Мне нужна кровать. Я упаду с дивана, он слишком близко к полу.

В этом нет смысла, но она взволнована, и очевидно, что она не собирается соглашаться спать внизу. Женщина упряма, как мул.

– Харлоу, дорогая, спустись сюда, пожалуйста.

Она быстро спускается по лестнице, слегка придерживаясь рукой за перила. Поравнявшись с нами, она наклоняется и целует мою маму в щеку.

– Привет, бабушка. Приятно снова тебя видеть.

– Я тоже очень рада тебя видеть, дорогая. Не могу поверить, какой ты стала высокой. И какие длинные волосы! Сколько тебе сейчас лет?

– Четырнадцать.

– Ты уже занимаешься сексом? Обязательно пользуйся презервативами. Парни этого не захотят, но ты им скажешь: «Без перчаток – без любви».

Я собираюсь порыться в аптечке в поисках валиума, но Харлоу спокойно это воспринимает.

– Это хороший совет, бабушка, но я ни с кем не собираюсь заниматься сексом.

Она выглядит разочарованной.

– Ой. Что ж. – Через мгновение она оживляется. – Твоя мать занималась сексом, когда была в твоем возрасте, она когда-нибудь говорила тебе об этом? Она попросила меня отвести ее к врачу, чтобы он прописал ей противозачаточные таблетки.

Харлоу приподнимает брови и смотрит на меня.

– Как интересно. Она сказала мне, что была девственницей до восемнадцати лет.

Боже милостивый, неужели этот день никогда не закончится?

Я повелительно машу рукой, словно отгоняя всю эту чушь. Схватив коляску за ручки, я подталкиваю маму к кухне, иду туда целеустремленно и делаю вид, что у меня все под контролем.

– Харлоу, твоя бабушка, наверное, хочет пить. Пожалуйста, принеси ей стакан воды или чего-нибудь еще, что она захочет. Я вернусь через две минуты.

Я оставляю ее возле кухонного стола, целую Харлоу в макушку, затем бегу наверх в свою спальню, где Картер меряет шагами комнату. Он резко останавливается, когда я врываюсь.

– Мне нужна твоя помощь.

Ощетинившись, он делает шаг вперед.

– Это твой бывший?

– Нет, это моя мама.

Картер моргает.

– Твоя мама?

– Я объясню, когда мы уложим ее в постель, но самая насущная проблема в том, что мне нужно отнести ее наверх.

– Почему это проблема?

– Она в инвалидном кресле.

Он складывает руки на груди и ухмыляется мне.

– Ах. И тебе нужен сильный конюх, чтобы нести ее.

– Пожалуйста, не будь таким самодовольным прямо сейчас. Я в панике.

– А что, она больна?

– Нет, она здесь. В моем доме. Где я.

– Хм. У меня такое чувство, что вы с мамой не очень ладите.

– Можно и так сказать. Не поможешь ли ты мне, пожалуйста?

Его взгляд смягчается.

– Конечно, я помогу тебе, детка. – Он ухмыляется. – Пойдем, познакомимся с твоей мамой. Я не могу дождаться встречи с женщиной, которая родила моего любимого человека.

Картер проходит мимо меня, прежде чем я успеваю вознести молитву о помощи всем существующим богам. Я бегу за ним, спускаюсь по лестнице и направляюсь на кухню, где Харлоу осторожно наливает алкоголь в бокал, который держит моя мать.

– Зачем ты даешь ей джин? – Я пла́чу, в ужасе глядя на бутылку в руках Харлоу.

– Ты сказала, чтобы я дала ей всё, что она захочет. Джин – это то, что она хотела.

– Спасибо, дорогая, – говорит моя мама, поднимая бокал в честь Харлоу. Затем делает глоток и замечает Картера, стоящего рядом со мной. – Кто ты?

– Я Картер, мэм. Приятно с вами познакомиться.

– Картер… как президент.

Он бросает на меня взгляд.

– Да, мэм, как президент.

Мама делает еще один изящный глоток из своего бокала.

– Он, знаете ли, выращивает арахис. Приятный человек. Совсем не годится в президенты, но очень милый.

– Харлоу, убери бутылку, пожалуйста.

– Нет, она может оставить это у меня. Возможно, мне понадобится еще.

– Мама, уже за полночь. Тебе не следует пить алкоголь.

Она хихикает.

– Я не должна была делать так много всего! – Она вглядывается в меня более внимательно. – Простите, кто вы?

Чувствуя, что я вот-вот оторвусь от реальности, вмешивается Картер.

– И снова привет, Харлоу.

– Привет.

Кажется, она не слишком удивлена, увидев его. Дочь бросает на меня взгляд с лукавой улыбкой, которая, я знаю, означает, что она собирается пересмотреть свое наказание, потому что я тайком привела в дом мальчика, о чем однажды сказала ей, что, если она когда-нибудь это сделает, я отправлю ее в монастырь.

И я сказала это полушутя.

Моя мама говорит Харлоу: – Дорогая, это твой парень? Я думаю, он, пожалуй, слишком утонченный для тебя. – Она поворачивается к Картеру. – Без перчаток – без любви, понял?

Я вижу, что он старается не рассмеяться, судя по тому, как он сжимает губы.

– Это не мой парень, бабушка. Он встречается с мамой.

Моя мать хихикает и делает еще глоток джина.

– Ты ведешь себя глупо, дорогая. Она слишком стара для него.

Я сдаюсь.

Подхожу к шкафчику, открываю его и достаю бокал. Затем беру бутылку, которую все еще держит Харлоу, и наливаю в нее хорошую порцию джина.

Пока я допиваю джин, Картер говорит: – Мэм, нам нужно отнести вас наверх и уложить в постель. Вы не будете возражать, если я вас понесу?

Мама оглядывает его с головы до ног и причмокивает губами. Затем пожимает плечами.

– Как вам угодно, господин президент. Но вам действительно следует что-то предпринять в связи с нефтяным эмбарго. Цены на газ слишком высоки.

– Это был Никсон, мэм, а не Картер.

Он наклоняется и осторожно поднимает ее, обхватывая одной рукой за спину, а другой просовывая ей под ноги. Он выпрямляется, поднимая ее с кресла, легко удерживая ее вес.

Покачиваясь в его объятиях, мама ставит бокал с джином на одеяло у себя на коленях и смотрит на него.

– Вы говорите о себе в третьем лице? Сынок, это немного претенциозно. Но я не буду об этом, раз вы такой милый.

Картер закрывает глаза и вздыхает.

28

СОФИЯ

Час спустя, когда мама уже тихо посапывает в гостевой комнате наверху, а Харлоу вернулась в свою кровать и уснула, мы с Картером сидим за кухонным столом и пьем джин из одного бокала.

– Итак, – говорит он.

Я резко выдыхаю.

– Да. Итак.

– Твоя мама здесь.

– Да.

– У меня такое чувство, что такое случается нечасто.

– И это чувство верно.

– Ты ходишь к ней домой?

– Нет, если я смогу этого избежать. Она живет с моим братом в Вентуре.

– Когда ты видела ее в последний раз?

Я размышляю над этим, глядя в потолок.

– На День благодарения в позапрошлом году. Тогда она еще не была в инвалидном кресле. И свет все еще горел. Она все еще узнавала меня.

– Тебе, должно быть, нелегко.

Он наблюдает за мной, пока я взбалтываю джин в бокале и пытаюсь распутать узлы в своей голове.

– Возможно, так будет лучше. Если она не знает, кто я, она не станет швырять в меня гранатами. Может быть, я скажу ей, что я няня. Так будет безопаснее.

Пока что я пересказала ему все, что мой брат сказал сегодня ночью, когда приехал, и во время наших предыдущих бесед. По его мнению, в этой истории есть нечто гораздо большее, чем то, что Уилл рассказывает мне. Верно это или нет, но факт в том, что сейчас я беру на себя заботу о своей матери.

Да поможет нам Бог.

– У меня есть женщина, которая присматривает за Харлоу после школы несколько часов, до того, как я вернусь домой с работы. Она должна начать приходить, когда начнется осенний семестр, но она не медсестра. Мне нужно найти кого-нибудь квалифицированного, кто мог бы приходить днем. И мне, вероятно, понадобится одна из тех больничных кроватей с поручнями по бокам, чтобы мама не упала с кровати посреди ночи и не поранилась. Мы поставим ее в гостиной.

– А как насчет дома престарелых?

Я качаю головой.

– Они стоят целое состояние. Уилл прислал мне ссылки на несколько сайтов. Самое дешевое предложение – больше десяти тысяч в месяц. Я понятия не имею, как люди могут себе это позволить.

Картер опускает взгляд на бокал, некоторое время молча вертит его в руках, затем снова поднимает взгляд на меня. Я вижу, как в его глазах крутятся мысли.

– Ты думаешь, мне стоит продать коллекцию гитар?

– Нет, я думаю, тебе стоит принять подарок от того, кто тобой восхищается.

– От кого? И какой подарок?

– От меня. И подарок в виде финансовой помощи.

Когда я корчу гримасу, Картер говорит: —Помнишь, я говорил тебе о моей зарплате? Это даже не капля в море по сравнению с тем, что я ежегодно получаю от своего трастового фонда. Или с роялти и дивидендов от моих различных инвестиций. Или денежный поток от недвижимости, которой я владею. Или…

– Я все поняла. Ты богат. Спасибо, но нет.

Он опускает веки и улыбается мне.

– Ах, снова упрямая гордость ее светлости.

– Да, это моя чертова гордость. Она моя мать, и я несу за нее ответственность. Я ценю твое предложение, но я не собираюсь брать у тебя деньги.

Картер неторопливо отхлебывает джин, пристально глядя на меня поверх бокала, затем пожимает плечами.

– Ладно. Делай, что хочешь.

Некоторое время мы сидим в уютной тишине, пока он не спрашивает, чем я собираюсь заняться до конца выходных.

– Завтра вечером придут мои подруги со своими детьми. Мы просто посидим здесь и закажем что-нибудь на вынос.

– Звучит забавно.

Я не отвечаю, потому что не уверена, насколько это на самом деле будет весело. Я боюсь, что Вэл и Эв проведут большую часть вечера, колотя Картера, и я потрачу это время, защищая его честь, и все уйдут сердитыми.

– Чем ты будешь заниматься?

– Кроме того, что буду тосковать по тебе и думать о тебе каждую секунду? – Он на мгновение задумывается, затем улыбается. – Ничем. Только этим.

Я тянусь через стол и беру его за руку.

– Ты просто потрясающий, конюх. Я серьезно. Спасибо, что помог сегодня.

Проводя большим пальцем по моим костяшкам, он бормочет: – В любое время, ваша светлость. В любое время. – Картер на мгновение задерживает на мне взгляд, затем допивает остатки джина и встает. – Я дам тебе немного поспать. И постарайся не беспокоиться о своей матери. Все образуется.

Он нежно целует меня в губы и уходит, оставляя меня одну за кухонным столом, борющуюся со всеми демонами в моей голове.

Утром, когда я просыпаюсь, на какую-то долю секунды я забываю о прошлой ночи и чувствую себя счастливой. Затем гоблин реальности выскакивает из комнаты с криком «Попалась!», и мне хочется весь день прятаться под одеялом с бутылкой текилы в руках.

Вместо этого я встаю.

После душа и нескольких кружек бодрящего кофе, разбавленного ирландским сливочным ликером Baileys, я проверяю маму.

Она все еще крепко спит.

Господь милостив ко мне.

Харпер тоже еще спит. Как правило, по выходным она встает с постели не раньше одиннадцати утра. Поэтому я оставляю обе свои обязанности на их усмотрение и провожу лихорадочный онлайн-поиск местных компаний по уходу на дому, которые могут прислать квалифицированную медсестру или помощника врача для мамы.

Сайты у них удобные и красивые, а значит, цены на них будут высокими.

Тем не менее, я обзваниваю всех подряд и оставляю несколько сообщений. Я как раз набираю номер другой компании, когда мама заходит на кухню и садится за стол напротив меня.

С ясным взором и спокойная, она спрашивает: – Что у нас на завтрак?

Ошеломленная, я медленно опускаю мобильник.

– Ты можешь ходить?

– Конечно, я могу ходить.

– Не говори так, будто это очевидно. Уилл привез тебя сюда прошлой ночью в инвалидном кресле. Картеру пришлось отнести тебя наверх в постель.

Она улыбается мне. В утреннем свете мама выглядит на много лет моложе, чем в полночь, когда она сидела, сгорбившись, в своем инвалидном кресле.

– Этот молодой человек очень сильный. А твой брат – болван. Но ты и так это знала. Что у нас на завтрак?

Я пытаюсь вспомнить, принимала ли я в последнее время какие-нибудь психотропные препараты, но, поскольку я не употребляю наркотики, мои усилия тщетны.

– Извини, у меня проблемы с мышлением. Ты знаешь, где находишься?

Она усмехается.

– То, что я старая, не значит, что я выжила из ума.

Я удивленно качаю головой.

– Так ты знаешь, что это мой дом? А я твоя дочь?

– О, пожалуйста.

– Ты говоришь это так, как будто не вела себя прошлой ночью как полная идиотка!

Мама улыбается.

– Иногда лисе приходится перехитрить других лис. – Она замечает бутылку на стойке. – Ооо, это Baileys? Я буду немного с кофе.

Я возмущенно смотрю на нее.

– Мама!

– Нет необходимости кричать, София.

– Притворяться недееспособной – это… это…

– Это необходимость, когда за тобой ухаживает кто-то вроде твоего брата. Я не знаю, что я сделала неправильно с этим парнем, но я не могу поверить, что мы родственники. Если бы я сама его не родила, я бы никогда не поверила, что у нас общие гены.

Я повышаю голос.

– Ты также симулировала умственную неполноценность. Это тоже было необходимо?

– А как еще я могла заставить его выгнать меня? Если бы я действовала в здравом уме, я бы до сих пор жила там!

Я бормочу: – Это… это невероятно!

– Нет, что невероятно, так это то, что твой брат пытался украсть все мои деньги, чтобы расплатиться со своими карточными долгами.

Мы смотрим друг на друга через стол, она мило улыбается, я недоверчиво кошусь на нее, у меня кружится голова.

– Карточные долги?

Мама усмехается.

– О да. Он по уши в долгах перед какими-то весьма сомнительными личностями. Здоровенными и болтливыми. Ужасные манеры. Весь ковер в грязи после них. В общем, они несколько раз приходили к нему домой, пытаясь взыскать долг. Потом Уилл попытался убедить меня, что мне нужно изменить траст и передать ему управление финансами. Поэтому я попросила своего адвоката подготовить документы для подписания.

Мама улыбается, довольная собой.

– Только документы не давали ему никаких полномочий. Иначе он бы все это забрали. Ты знаешь, Уилл был так уверен в себе, что даже не удосужился посмотреть, что подписывает?

– Подожди. Подожди секунду. Какой траст?

Она проигнорировала это.

– Все то, что он тебе наговорил о поездке в Париж со своей девушкой, было всего лишь чепухой. Ерундой. Он планировал забрать мои деньги и сбежать от головорезов, которые охотятся за ним. Исчезнуть и оставить меня абсолютно ни с чем! – Она кудахчет. – Неблагодарный. Твой отец, должно быть, переворачивается в гробу.

– Мама! Траст! Какой траст?

Она смотрит на меня так, словно я веду себя грубо и неразумно, затем фыркает.

– Семейный трастовый фонд, который мы с твоим отцом создали перед его смертью. Все наши активы находятся в нем. Конечно, это немного. Мы никогда не были богатыми людьми, но у нас есть несколько банковских счетов, кое-какие облигации и еще много чего. Достаточно, чтобы я не умерла нищей. И, конечно, немного денег, отложенных на обучение моей единственной внучки в колледже. Она действительно так выросла с тех пор, как я видела ее в последний раз!

Когда я остолбенело смотрю на нее с открытым ртом, мама вздыхает.

– Полагаю, мне придется самой приготовить себе кофе. Встав, она направляется к стойке. – Хочешь еще чашечку?

Я кладу локти на стол, опускаю голову на руки и издаю стон.

– Я приму это за согласие.

Когда она ставит передо мной полную чашку и возвращается на свое место за столом напротив меня, я убираю руки от лица и свирепо смотрю на нее.

– Ты не можешь оставаться здесь с нами.

– Не будь смешной. Я не могу жить одна.

– Не можешь или не хочешь?

Мама смотрит на меня поверх своей чашки с кофе, делая глоток.

– Мама, я очень стараюсь не ругаться на тебя. Пожалуйста, не усложняй мне задачу.

Склонив голову набок, она задумчиво смотрит на меня.

– Ты думаешь, я была ужасной матерью, потому что плохо относилась к тебе. Но я была очень мила с твоим братом. Посмотри, чем это обернулось. Однако я хочу извиниться за одну вещь. Та девушка, которую ты привела домой на Рождество, когда училась в колледже…как ее звали? Салли? Энни? Я не помню. В любом случае, я сделала забавное замечание, но я могла бы сказать, что она была задета. Не все понимают мое чувство юмора.

Я в отчаянии оглядываю комнату.

– Что, черт возьми, происходит? Меня записывают? Это что, какое-то шутливое видео, которое ты выложишь в Интернет за лайки?

– Выпей еще Baileys, тебе станет лучше.

– Знаешь что? Нет. – Я отодвигаю свой стул и встаю, глядя на нее сверху вниз. – Это чушь собачья. Ты не можешь прийти в мой дом, притвориться, что не знаешь меня, и вести себя так, будто у тебя слабоумие, а потом небрежно объявить, что ты обманывала моего брата, чтобы заставить его выгнать тебя. И не только это, но и то, что у тебя, очевидно, достаточно денег, чтобы позаботиться о себе, просто ты этого делать не хочешь.

Харлоу в пижаме, зевая, заходит на кухню.

– О чем ты кричишь?

– Твоя мама расстроена из-за меня, дорогая.

– Почему?

– По разным причинам, но все сводится к тому, что я редко говорила ей, что достаточно сильно любила ее, когда она была маленькой.

– Ты никогда не говорила мне, что любила меня, когда я была маленькой!

Маму не трогает моя вспышка гнева. Выдержав мой разъяренный взгляд, она спокойно говорит: – И все же ты здесь, такая взрослая и успешная, живешь прекрасной жизнью. По сравнению с твоим старшим братом, которого осыпали безусловной любовью, но который оказался бесполезен, как кроличье дерьмо.

Я решительно говорю: – Не смей говорить, что я должна благодарить тебя за то, что ты меня не любишь.

– Я всегда любила тебя, София. Я просто не хотела повторять одну и ту же ошибку дважды. Детям нужны дисциплина и постоянство, как в армии. Чем больше мягкости ты проявляешь к ним, тем хуже становится их характер. К тому времени, когда твоему брату исполнилось шесть, стало ясно, что я поступала с ним неправильно, поэтому я изменила свой подход к тебе. Все это было очень продуманно.

– Тебе нравится твое притворное слабоумие и твоя фальшивая хрупкость?

– Точно.

После долгого напряженного молчания Харлоу произносит: – Ого, бабушка. Это похоже какое-то фальшивое дерьмо.

Возможно, мне следует сократить ее домашний арест с двух недель до одной.

– Следи за языком, Харлоу.

Моя мать усмехается, размахивая рукой в воздухе.

– Ох уж эти молодые люди с их нежной психикой. Я растила не слабака, а воина. И у меня получилось!

Я смеюсь. Это звучит безумно, потому что именно так я себя и чувствую.

– Классика. Это просто классическая Кармелина! Обвиняй в своих недостатках других людей и перевирай все так, чтобы это была их вина в первую очередь. Это чудо, что я дожила до зрелого возраста без серьезных психических расстройств!

Без тени иронии моя мама говорит: – Не за что, – и делает еще глоток кофе.

Я пристально смотрю на нее, затем беру бутылку ирландского сливочного ликера Baileys, выливаю кофе в раковину и до краев наполняю кружку выпивкой.

Когда Харлоу спрашивает, можно ли ей попробовать, а я отвечаю «нет», а мама ругает меня за чрезмерную заботу.

Затем спокойно поднимаюсь наверх, в свою спальню, закрываю за собой дверь и кричу.