Текст книги "Глаза чужого мира (сборник)"
Автор книги: Джек Холбрук Вэнс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 58 страниц)
ФОСЕЛЬМ
Ориентируясь по огромному красному солнцу, Кугель шел на юг через безводную пустыню. Небольшие валуны отбрасывали черные тени, редкие кусты «отойди-ка» с мясистыми листьями, похожими на розовые мочки уха, кровожадно тянули колючки к проходившему мимо Кугелю.
Горизонт туманила дымка цвета размытого кармина. Ни следа человеческой деятельности, ни единого живого существа, только один раз далеко на юге Кугель заметил внушительных размеров пельграна, неторопливо летевшего на огромных крыльях с запада на восток. Кугель ничком бросился на землю и лежал неподвижно до тех пор, пока дымка на восточном краю неба не скрыла крылатое чудище. Тогда он поднялся, отряхнул одежду и продолжил свой путь на юг.
Бледная земля отражала тепло. Кугель остановился и начал обмахивать шляпой разгоряченное лицо. При этом он задел запястьем за «Фейерверк», чешуйку, которую он теперь носил вместо бляхи на шляпе. Прикосновение немедленно отозвалось жгучей болью и каким-то сосущим ощущением, как будто «Фейерверк» хотел поглотить всю руку хозяина, а может быть, даже и больше. Кугель искоса взглянул на опасное украшение: он ведь едва-едва задел его запястьем! Да, «Фейерверк» отнюдь не относился к тем предметам, с которыми можно обходиться небрежно.
Кугель осторожно водрузил шляпу обратно на голову и во всю прыть отправился на юг, надеясь найти приют до наступления ночи. Он так бежал, что почти перелетел через край промоины в пятьдесят ярдов шириной в земле, но резко остановился, балансируя над бездной на одной ноге. В ста футах под ним поблескивало черное подземное озеро. Несколько напряженных секунд Кугель, шатаясь, пытался обрести равновесие, затем его качнуло назад, на твердую землю.
Переведя дух, он двинулся вперед с огромной осторожностью. Еще через несколько миль он наткнулся на другие промоины, больших или меньших размеров. Почти ничто не предвещало их присутствия: кромка – и далекий всплеск темной воды под ногами. Через края больших промоин свешивались плакучие ивы, полускрывая вереницы странных строений. Они были узкими и высокими, точно составленные один на другой ящики. Казалось, их сооружали без всякой логики, и части конструкций покоились на ветвях ив.
Народец, построивший древесные башенки, трудно было разглядеть в тенистой листве. Но Кугель заметил их, когда они бросились к необычным маленьким окнам. Несколько раз ему померещилось, будто они ныряли внутрь промоины на салазках, выточенных из местного известняка. Местные жители походили на маленьких человечков или мальчиков, хотя лица их наводили на мысли о своеобразном гибриде ящерицы, жука-рогача и маленького джида. Поверх серо-зеленых шкур они надевали сборчатые набрюшники из каких-то тусклых волокон и шапки с черными наушниками, по всей видимости сделанные из человеческих черепов. Внешность этих созданий оставляла не слишком много надежд на радушный прием и побудила Кугеля убраться подобру-поздорову, пока они не пустились за ним в погоню.
Чем ниже садилось солнце, тем больше Кугель начинал нервничать. Если он попытается продолжать свой путь в темноте, то как пить дать угодит в промоину. Если же решит переночевать под открытым небом, завернувшись в плащ, то наверняка станет добычей виспов, стоявших, выпрямившись во весь свой девятифутовый рост, которые, сверкая розовыми глазами, вглядывались во тьму. Твари вынюхивали запах плоти двумя гибкими хоботками, растущими по обе стороны от гребней, украшающих их головы.
Нижний край светила уже коснулся горизонта. В отчаянии Кугель наломал веток хрупокуста, которые очень хорошо горели и могли с успехом заменить факел. Приблизившись к окаймленной плакучими ивами промоине, он выбрал древесную башенку, стоявшую слегка на отшибе от остальных. Подобравшись ближе, заметил юркие тени, мелькавшие туда-сюда перед окнами.
Кугель вытащил меч и забарабанил им по дощатой стене.
– Это я, Кугель, – загремел он. – Я – король этой жалкой пустыни! Почему никто из вас не платит мне дань?
Внутри раздался хор пронзительных ругательств, а из окон полетел мусор. Кугель отошел назад и зажег одну из припасенных веток. Из окон понеслись яростные вопли, и несколько обитателей башенки вылезли на ветви плакучей ивы и скользнули в темную воду промоины.
Кугель подозрительно осмотрел свой тыл, чтобы никто из обитателей древесных башенок не мог подобраться сзади и запрыгнуть ему на спину. Он еще раз постучал по стене.
– Ну, хватит помоев и мусора! Немедленно выкладывайте тысячу терциев или освободите помещения!
Из башенки доносилось лишь шипение и шепот. Поглядывая по сторонам, Кугель обошел строение. Найдя дверь, он просунул внутрь факел; пламя озарило мастерскую с полированной скамьей из известняка вдоль стены, на которой стояло несколько алебастровых кувшинов, чашек и подносов. Ни очага, ни печки не было – по всей видимости, древесный народец не использовал огня. Не было и сообщения с верхними уровнями – ни приставных, ни подвесных лестниц, ни обычных ступеней.
Кугель положил ветки хрупокуста и горящий факел на грязный пол и вышел наружу, чтобы принести еще дров. В фиолетовом свете зари он набрал четыре охапки хвороста и притащил их в древесную башенку. Во время своего последнего захода он услышал в пугающей близости тоскливый крик виспа. Кугель поспешно вернулся в древесную башенку. Ее жители снова разразились гневными протестующими воплями, и эхо, мечущееся туда-сюда внутри промоины, повторило их пронзительные крики.
– Уймитесь, негодяи! – закричал Кугель. – Я уже почти заснул!
Его приказ остался незамеченным. Кугель принес из мастерской свой факел и принялся размахивать им во все стороны. Гвалт мгновенно затих. Кугель вернулся в мастерскую и заложил дверь известняковой плитой, которую подпер багром; затем развел медленный огонь. После этого он завернулся в плащ и уснул. За ночь он несколько раз просыпался, чтобы подбросить хвороста в костер, прислушаться и осмотреть промоину через щель в стене, но тишину нарушали лишь крики рыщущих в темноте виспов. Утром Кугель поднялся с первыми лучами солнца. Сквозь трещины внимательно оглядел окрестности древесной башенки, но не заметил ничего подозрительного и не услышал ни звука. Кугель задумчиво скривил губы. Он чувствовал бы себя уверенней, приметив более или менее явное проявление враждебности со стороны древесного народца. Тишина выглядела слишком уж невинной. Кугель спросил себя:
«Как в подобном случае я сам наказал бы незваного гостя, столь же дерзкого, как я?»
Затем:
«К чему рисковать, попробовав воспользоваться огнем или мечом?»
И наконец:
«Логика подсказывает мысль о ловушке. Так что надо глянуть, что там видно».
Кугель отодвинул известняковую плиту от двери. Все было тихо, даже еще тише, чем раньше. Промоина будто затаила дыхание. Кугель изучил землю перед древесной башенкой. Поглядев по сторонам, он заметил веревки, свисающие с ветвей ивы. На площадке перед дверью было насыпано подозрительно много земли, которая тем не менее не могла скрыть очертания замаскированной под ней сети. Кугель поднял кусок известняка и швырнул его в заднюю стену. Доски, скрепленные деревянными гвоздями и ивовой лозой, разлетелись в стороны. Кугель выскочил через дырку и был таков, а в спину ему полетели крики ярости и разочарования.
И снова Кугель шагал на юг, к далеким холмам, которые, точно тени, вырисовывались в дымке на горизонте. В полдень он наткнулся на заброшенную усадьбу на берегу небольшой речушки, где с удовольствием утолил жажду. В заросшем саду ему попалась дикая яблоня, ломившаяся под тяжестью спелых плодов. Наевшись до отвала, Кугель набил яблоками свой мешок. Он уже собрался возобновить свой путь, когда заметил каменную плиту с полустершейся надписью:
ЗЛЫЕ ДЕЯНИЯ БЫЛИ СОВЕРШЕНЫ НА ЭТОМ МЕСТЕ
ДА ПОЗНАЕТ ФОСЕЛЬМ, ЧТО ТАКОЕ БОЛЬ, ДО ТОГО, КАК ПОГАСНЕТ СОЛНЦЕ
И ПОТОМ
По спине у Кугеля побежали мурашки, и он опасливо оглянулся через плечо.
– Лучше поскорее убраться отсюда, – сказал он себе и зашагал прочь во всю прыть своих длинных ног.
Час спустя Кугель проходил мимо леса, где приметил маленькую восьмиугольную часовню с обвалившейся крышей. Осторожно заглянул внутрь и обнаружил, что в спертом воздухе висит омерзительный запах виспа. Кугель попятился, но тут его внимание привлекла бронзовая пластинка, вся в зеленых разводах. Выгравированные на ней письмена гласили:
ДА НЕ ВЛАСТВУЮТ ЗДЕСЬ БОГИ ГНИЕННА
ДЕМОНЫ ГНАРРЫ ПЕКУТСЯ О НАС
ОТ ЯРОСТИ ФОСЕЛЬМА
Кугель тихонько вздохнул и вышел из часовни. В этом краю и прошлое и настоящее одинаково угнетают. Вздохнуть с облегчением удастся, лишь когда покажется Порт-Пергуш! Он вновь зашагал на юг с еще большей прытью, чем раньше.
Когда день померк, местность превратилась в череду возвышенностей и болотистых низин, предвещая первый подъем на холмы, которые теперь уже подступали с юга, вздымаясь ввысь. У их подножий росли деревья, отбившиеся от росших на более высоком уровне лесов: милаксы с черной корой и широкими розовыми листьями; бочковые кипарисы, густые и непроходимые; бледно-серые парменты, роняющие бусинки сферических черных орешков; кладбищенские дубы, сучковатые и толстые, с корявыми раскидистыми ветками.
Как и накануне вечером, Кугель встречал наступление сумерек с дурным предчувствием. Когда солнце закатилось за дальние холмы, он выбрался на дорогу, тянувшуюся почти параллельно холмам, которая, возможно, так или иначе должна была привести его в Порт-Пергуш.
Широко шагая по дороге, Кугель крутил головой направо и налево и, к своей великой радости, увидел остановившуюся в полумиле к востоку от него крестьянскую телегу, у задка которой стояли трое мужчин. Чтобы не производить впечатления крайней спешки, Кугель замедлил шаг, будто неторопливо прогуливался, но ни один из людей у телеги, казалось, ничего не заметил или не придал этому никакого значения. Подойдя ближе, Кугель увидел, что у телеги, запряженной четырьмя мермелантами, отвалилось заднее колесо. Мермеланты делали вид, что их это происшествие совершенно не интересует, и отводили глаза от трех крестьян, которых предпочитали считать кем-то вроде своих слуг. Телега была нагружена вязанками дров, а в каждом углу возвышался трезубый гарпун, призванный служить средством устрашения в случае нежданного нападения пельграна. Когда Кугель приблизился, фермеры, очевидно братья, оглянулись на него, а потом хмуро вернулись к созерцанию отвалившегося колеса. Он подошел к повозке. Крестьяне искоса наблюдали за ним с таким полным отсутствием интереса, что лицо Кугеля, совсем уже готовое расплыться в любезной улыбке, застыло. Он прокашлялся.
– Кажется, что-то случилось с вашим колесом?
– Нам не «кажется», что с нашим колесом что-то случилось. Ты что, принимаешь нас за дураков? Что-то определенно и действительно не так. Потерялось стопорное кольцо, и вывалился подшипник. Это серьезная беда, так что иди-ка своей дорогой и не мешай думать, – пробурчал старший из братьев.
Кугель с лукавым упреком поднял вверх палец.
– Эй, дружище, никогда не стоит быть таким самоуверенным! Возможно, я смогу вам помочь.
– Ба! Ты-то что знаешь о таких вещах?
Второй брат пренебрежительно сощурился.
– Откуда у тебя такая дурацкая шляпа?
Третий брат отпустил тяжеловесную шуточку.
– Вы, разумеется, можете смеяться, но не исключено, что я и впрямь могу сделать что-то в таком духе, – обиженно сказал Кугель.
Он на глаз оценил повозку, которая, несомненно, весила много меньше любой из колонн Нисбета. Его башмаки были натерты воском оссипа, и все было в порядке. Он шагнул к повозке и пнул ее.
– Вот, теперь можете проверить, и телега и колесо не тяжелее пушинки. Попробуйте поднять, и сами убедитесь.
Младший из братьев ухватился за колесо и поднял его с такой силой, что потерявший вес диск выскользнул из его рук и взмыл высоко в воздух, где его подхватил налетевший ветер и унес на восток. Повозка же, с подставленным под ось валуном, не поддалась действию волшебства и осталась такой же тяжелой, как и была. Колесо уплывало по небу вдаль. Вдруг откуда ни возьмись появился пельгран и, спикировав на колесо, утащил его прочь. Кугель и три крестьянина проводили взглядом чудище, исчезнувшее в горах вместе с колесом.
– Ну, – спросил старший, – и что теперь?
Кугель с сожалением покачал головой.
– Я не рискну сделать еще одну попытку.
– Новое колесо стоит десять терциев, – заметил старший. – А ну, плати немедленно! Или не поздоровится!
Кугель выпрямился.
– Я не из тех, кого можно испугать пустыми угрозами!
– А как насчет хорошей дубины или вил?
Кугель предусмотрительно отступил назад и положил руку на рукоятку меча.
– Если эту дорогу обагрит кровь, она будет вашей, а не моей!
Крестьяне стояли на месте, собираясь с мыслями. Кугель возвысил голос:
– За такое колесо, как ваше, отвалившееся, сломанное и стертое почти до спиц, дадут от силы два терция. Требовать большего может только человек, который смотрит на мир сквозь розовые очки.
– Мы пойдем на компромисс! Я упомянул десять терциев, ты говорил о двух. Если вычесть из десяти два, получится восемь. Заплати восемь терциев, и дело с концом! – выступил старший братец.
Кугель все еще колебался.
– Я чую какой-то подвох. Восемь терциев – это слишком много! Не забывайте, я действовал из чистого альтруизма! Неужели мне придется заплатить за доброе дело?
– Так ты считаешь, что отправить наше колесо кувыркаться в воздухе – это доброе дело?!
– Давайте взглянем на проблему под другим углом, – предложил Кугель. – Мне нужен ночлег. Далеко ли ваша усадьба?
– В четырех милях, но нам сегодня не придется спать в своих постелях – мы останемся здесь и будем стеречь наше имущество.
– Есть другой выход, – сказал Кугель. – Я могу сделать так, что вся телега потеряет вес…
– Что? – вскричал старший брат. – Чтобы мы потеряли нашу повозку точно так же, как и колесо?
– Мы вовсе не такие болваны, за которых ты нас принимаешь! – провозгласил средний.
– Отдай деньги и ступай своей дорогой! – присоединился к ним младший. – Если тебе негде переночевать, попросись в дом к Фосельму, в миле отсюда по дороге.
– Великолепная идея! – воскликнул старший с широкой ухмылкой. – И почему она не пришла мне в голову? Но сначала наши десять терциев!
– Десять терциев? Ну и шутки у вас! Прежде чем расстаться хотя бы с грошом, я желаю узнать, где можно спокойно провести ночь.
– А мы тебе разве не сказали? Обратись к Фосельму! Он, как и ты, альтруист и с радостью принимает в своем доме всяких бродяг.
– В модных шляпах или без них, – хихикнул младший.
– В давние времена, кажется, Фосельм опустошил весь этот край. А ваш Фосельм – его тезка? Не пошел ли он по стопам своего прототипа?
– Я ничего не знаю ни о самом Фосельме, ни о его предках, – пожал плечами старший брат.
– У него большой дом, – добавил средний. – Он никому не отказывает в приюте.
– Даже сейчас из его трубы идет дым, – сказал младший. – Отдай нам деньги и можешь идти на все четыре стороны. Наступает ночь, а нам надо еще приготовиться защищаться от виспов.
Кугель полез в свою сумку и, покопавшись в яблоках, извлек оттуда пять терциев.
– Я расстаюсь с этими деньгами не затем, чтобы угодить вам, а чтобы наказать себя за попытку помочь невежественным крестьянам.
На него вновь обрушился поток брани, но деньги были приняты и Кугель ушел. Слегка удалившись от повозки, он услышал, как братья залились хриплым хохотом.
Мермеланты беспорядочно развалились в грязи, выискивая своими длинными языками в придорожных лопухах что-нибудь съедобное. Когда Кугель подошел к ним, вожак заговорил, но слов было почти не разобрать из-за того, что рот у него был набит травой.
– Почему эти дуралеи смеются?
Кугель пожал плечами.
– Я помог им своим волшебством, и их колесо улетело, так что мне пришлось дать им пять терциев, чтобы унять их вопли.
– Шутка, глупая и нахальная, – прошамкал мермелант. – Еще час назад они послали мальчика в деревню за новым колесом. Они уже собрались закатить сломанное колесо в канаву, когда увидели тебя.
– Я не придаю значения таким пустякам, – отмахнулся Кугель. – Они посоветовали мне переночевать в доме Фосельма. С другой стороны, я сомневаюсь в их честности.
– Ох уж эти злокозненные конюхи! [5]5
Мермеланты в своем тщеславии именуют собственных хозяев «конюхами» и «слугами». Обычно дружелюбные, они любят пиво и, опьянев, встают на дыбы на неуклюжих задних ногах, демонстрируя полосатые белые животы. В такой момент любая, даже самая незначительная провокация приводит их в ярость, и они направляют свою огромную силу на разрушение. (Прим. авт.)
[Закрыть]Они воображают, что могут обвести вокруг пальца кого угодно! Они же послали тебя к колдуну с сомнительной репутацией!
Кугель с беспокойством оглядел окрестности.
– А нет ли поблизости какого-нибудь другого пристанища?
– Наши конюхи когда-то пустили на постой нескольких путников, а потом убили их в собственных постелях, но никто из них не захотел хоронить тела, так что они бросили это занятие. А другое ближайшее жилье в двадцати милях.
– Это плохая новость, – приуныл Кугель. – А как надо вести себя с Фосельмом?
Мермеланты зачавкали травой.
– А у тебя есть с собой пиво? Мы знатные пивохлёбы и всем показываем свои животы.
– У меня нет ничего, кроме диких яблок, и я с удовольствием поделюсь ими.
– Да, было бы неплохо, – согласился мермелант, и Кугель раздал все плоды, которые нес в сумке.
– Если пойдешь к Фосельму, остерегайся его козней! Толстый торговец выжил потому, что всю ночь распевал непристойные песни и ни разу не повернулся к колдуну спиной.
Один из крестьян обошел телегу и раздраженно остановился при виде Кугеля.
– Что ты здесь делаешь? Прекрати докучать нашим мермелантам и проваливай отсюда!
Не удостоив его ответом, Кугель пошел по дороге. Он дошел до жилища Фосельма, когда солнце уже коснулось лесистого горизонта. Это было беспорядочно построенное деревянное сооружение в несколько этажей, с множеством пролетов, низкими квадратными башенками, в которых тут и там были понатыканы окна, с балконами, козырьками, высокими фронтонами и дюжиной высоких тонких труб.
Спрятавшись за деревом, Кугель рассмотрел дом. В нескольких окнах горел свет, но Кугель не заметил внутри ни одного движения. Ему показалось, что жилище милое и вряд ли кому-то могло прийти в голову, что в нем живет вероломный злодей. Пригибаясь и прячась в тени деревьев и кустарников, Кугель подошел к зданию. Украдкой, точно огромный кот, он подобрался к окну и заглянул внутрь. За столом читал какую-то книгу человек неопределенного возраста, сутулый и практически лысый, если не считать каштановой с проседью челки. Длинный крючковатый нос странно выделялся на довольно плоском лице с близко посаженными выпуклыми молочно-золотистыми глазами. У него были длинные и тощие руки и ноги; одет он был в черный бархатный костюм, на каждом его пальце блестело по перстню, а на указательных – целых три. Лицо колдуна казалось спокойным и безмятежным, и напрасно Кугель искал на нем хоть какой-нибудь знак, намекавший на порочность.
Кугель оглядел комнату и ее обстановку. На серванте вперемешку были свалены всяческие диковины и редкости: пирамида из черного камня, моток веревки, стеклянные бутылки, маленькие маски, висящие на полке, кипы книг, цитра, бронзовый инструмент, состоящий из множества дуг и перекладин, и выточенный из камня букет цветов. Кугель проворно подбежал к парадной двери, где нашел тяжелый медный молоток в форме свисающего из пасти горгульи языка. Он стукнул молотком по двери.
– Откройте! Честному путнику нужен ночлег, и он щедро заплатит за гостеприимство!
Затем он подбежал назад к окну и увидел, как Фосельм поднялся на ноги постоял так некоторое время со склоненной набок головой, а затем вышел из комнаты. Кугель мгновенно открыл окно и забрался внутрь. Потом закрыл окно, схватил с серванта веревку и затаился в темноте. Фосельм вернулся, изумленно качая головой. Он уселся в кресло и вернулся к своей книге. Кугель подошел к нему сзади и накинул петлю вокруг его груди, потом еще и еще: казалось, веревка в мотке никогда не закончится. Очень скоро Фосельм оказался весь замотан в кокон из веревки.
Наконец Кугель обошел кресло и показался колдуну. Тот оглядел его с ног до головы – скорее с любопытством, чем со злостью.
– Могу я осведомиться о причинах этого визита?
– Это всего лишь страх, – ответил Кугель. – Я не осмелился провести ночь под открытым небом, поэтому пришел к твоему дому в надежде найти ночлег.
– А веревка? – Фосельм взглянул на путы, привязывавшие его к креслу.
– Я не могу оскорбить тебя объяснениями, – возмутился Кугель.
– Ты думаешь, что объяснения оскорбят меня сильнее, чем эти веревки?
Кугель нахмурился и побарабанил пальцами по подбородку.
– Твой вопрос куда более глубок, чем может показаться на первый взгляд, он восходит к древним исследованиям противостояния воображаемого и действительного.
Фосельм вздохнул.
– Сегодня я что-то не в настроении философствовать.
– По правде говоря, я и сам позабыл вопрос, – заюлил Кугель.
– Я перефразирую его простыми словами. Зачем ты привязал меня к креслу, вместо того чтобы войти в дом через дверь?
– Если ты так на этом настаиваешь, я буду вынужден открыть нелицеприятную правду. У тебя репутация коварного и непредсказуемого злодея с непреодолимой склонностью к патологическим шуткам.
Фосельм скорчил скорбную мину.
– В таком случае, простое отрицание с моей стороны в твоих глазах не имеет никакого веса. А кто пытался меня очернить?
Кугель с улыбкой покачал головой.
– Как человек чести я должен унести эту тайну с собой в могилу.
– Вот как! – воскликнул Фосельм и, погрузившись в размышления, умолк.
Кугель, краешком глаза следя за пленником, воспользовался случаем и оглядел комнату. Кроме уже замеченного им серванта обстановка состояла из ковра в темно-красных, синих и черных тонах, открытого книжного шкафа и табурета.
Маленькая мошка, летавшая по комнате, приземлилась на лоб Фосельма. Тот вытянул из-под пут руку и смахнул незваную гостью, после чего вернул руку обратно под веревки. Кугель обернулся и застыл с открытым от изумления ртом. Неужели он плохо завязал веревку? Казалось, Фосельм обезврежен так же надежно, как муха в паутине.
Тут внимание Кугеля привлекло чучело птицы четырех футов в высоту, с лицом женщины, обрамленным копной вьющихся черных волос. На ее лбу возвышался двухдюймовый гребень из прозрачной пленки.
– Это гарпия с Зардунского моря, – раздался голос из-за его плеча. – Их осталось очень немного. Они неравнодушны к плоти утонувших моряков и, когда корабль обречен, собираются вокруг него в ожидании добычи. Обрати внимание на ее уши, – палец Фосельма протянулся над плечом Кугеля и отодвинул волосы, – они совершенно такие же, как у русалок. Осторожней с гребнем! – Палец уперся в основание зубцов. – Острия ядовитые!
Кугель потрясенно оглянулся и увидел, что палец удалился, остановившись по пути, чтобы почесать нос Фосельма, а затем снова исчез под веревками.
Кугель быстро пересек комнату и проверил путы, вроде бы туго натянутые. Шляпа Кугеля оказалась перед самым носом у волшебника, и тот, заметив украшающую ее чешуйку, тихонько присвистнул сквозь зубы.
– А у тебя исключительно нарядная шляпа, – заметил он. – Потрясающий фасон, хотя в таком краю, как этот, ты с тем же успехом мог бы натянуть себе на голову кожаный чулок. – С этими словами он взглянул в свою книгу.
– Вполне возможно, – согласился Кугель. – Но когда солнце потухнет, обыкновенный балахон будет соответствовать всем требованиям скромности.
– Ха-ха! Тогда все фасоны станут бессмысленными! Забавное замечание! – Фосельм украдкой заглянул в книгу. – А эта милая безделушка – где ты нашел такую прелестную вещицу? – И Фосельм снова метнул взгляд в книгу.
– Эту блестку я подобрал по пути, – беспечно отмахнулся Кугель. – А что это за книга, от которой ты не можешь оторваться? – Он поднял книгу. – Гм. «Рецепты деликатесов мадам Мильгрим».
– Верно, и я как раз вспомнил, что пора помешать морковный пудинг. Возможно, ты присоединишься к моей скромной трапезе? Тзат! – бросил Фосельм через плечо.
Веревки упали на пол, свернувшись в маленький свободный моток, и волшебник поднялся на ноги.
– Я не ждал гостей, поэтому сегодня мы поужинаем на кухне. Но я должен поспешить, а не то пудинг пригорит!
На своих длинных ногах с выступающими коленями он прошествовал на кухню вместе с Кугелем, который нерешительно плелся позади него. Фосельм указал ему на стул.
– Садись, а я соберу нам небольшую закуску – ничего перченого или тяжелого, не возражаешь? Никакого мяса и вина, поскольку они воспламеняют кровь и, согласно мадам Мильгрим, вызывают флактомию! Вот отличный сок из ягод джингл – очень рекомендую! Затем мы воздадим должное чудесному травяному рагу и нашему морковному пудингу.
Кугель уселся за стол и с неприкрытой настороженностью стал наблюдать за тем, как Фосельм снует туда-сюда, собирая небольшие плошки с пирогами, консервами, компотами и овощными пастами.
– У нас будет настоящий пир! Я редко потакаю своим желаниям, но сегодня, с таким изысканным гостем, можно позволить себе небольшое послабление! – Он на минуту оторвался от своих дел. – Ты назвал мне свое имя? С каждым годом я становлюсь все более рассеянным!
– Меня зовут Кугель, я родом из Альмери, куда сейчас и возвращаюсь.
– Альмери! Путь туда не близок, и на каждом шагу поджидают удивительные зрелища, точно так же, как и множество опасностей! Завидую твоей непоколебимости! Ну что, примемся за ужин?
Кугель ел только те блюда, которые пробовал сам Фосельм, и, казалось, не замечал никаких пагубных воздействий. Фосельм, аккуратно отщипывал по кусочку оттуда и отсюда, пространно предаваясь беседе.
– У меня немало не самых достойных тезок в этом краю. Вероятно, в Девятнадцатую эру был такой Фосельм, действительно вспыльчивого нрава, и еще могло быть множество Фосельмов спустя многие столетия, хотя через эпохи жизни отдельных людей сливаются в одну. Меня бросает в дрожь при одной мысли об их деяниях… Теперь наши местные злодеи – клан фермеров. Они, конечно, в сравнении с древними Фосельмами просто ангелы милосердия, но у них есть несколько скверных привычек. Они поят своих мермелантов пивом, а потом посылают пугать путешественников. Однажды эти животные осмелились прийти сюда, стуча копытами по крыльцу и демонстрируя свои животы. Они кричали: «Пива! Налейте нам хорошего пива!» Разумеется, я не держу в доме подобной гадости. Я сжалился над ними и подробно разъяснил общие черты опьянения, но они отказались слушать и осыпали меня бранью. Представляешь? «Ты, старый лживый трезвенник, мы уже наслушались твоего глупого кваканья, а теперь хотим получить пива!» Так и сказали! Тогда я ответил: «Замечательно, вы получите ваше пиво». И приготовил настой из прогоркшего пивного сусла и нуксиума, остудил его и заставил пениться на манер пива. Я объявил: «Это единственное пиво, которое у меня есть» – и разлил его в кувшины. Они окунули туда свои носы и выхлебали все в один присест. В тот же миг сморщились, как мокрицы, упали замертво и лежали так полтора дня. Наконец протрезвели, поднялись на ноги, самым непринужденным образом загадили мне весь двор и были таковы. С тех пор они больше не возвращались, надеюсь, мое маленькое наставление научило их умеренности.
Кугель склонил голову набок и поджал губы.
– Любопытная история.
– Спасибо. – Фосельм кивнул и улыбнулся, точно погрузившись в приятные воспоминания. – Кугель, ты замечательный слушатель, кроме того, не вылизываешь всю еду на тарелке, а потом не выпрашиваешь жадным взглядом добавки. Мне нравятся утонченность и чувство стиля. Право, ты мне приглянулся. Давай подумаем, что можно сделать, чтобы облегчить твой жизненный путь. Чай будем пить в гостиной: лучший сорт «Янтарного крыла мотылька» для уважаемого гостя! Пойдешь первым?
– Я подожду и пойду вместе с тобой, – отказался Кугель. – Было бы невежливо поступить иначе.
– У тебя не такие манеры, как у всех этих теперешних юнцов, которые только о себе и думают, а, скорее, как у людей старого поколения, – сердечно проговорил Фосельм.
Под бдительным оком Кугеля волшебник приготовил чай и разлил его по изящным чашечкам из очень тонкого фарфора.
– А теперь – в гостиную, – кивнул он Кугелю.
– Иди первым, если не против.
На лице Фосельма отразилось изумление, однако он пожал плечами и отправился в гостиную.
– Садись, Кугель. Зеленое бархатное кресло – очень удобное.
– Мне как-то тревожно, – ответил Кугель. – Я лучше постою.
– Ну тогда хотя бы сними свою шляпу, – сказал Фосельм, и в его голосе прозвучали раздраженные нотки.
– Разумеется, – отозвался Кугель.
Фосельм с любопытством наблюдал за действиями Кугеля.
– Что ты делаешь?
– Отцепляю бляху. – Кугель взял чешуйку через сложенный платок, чтобы не обжечь руки, и спрятал ее в мешок. – Она тяжелая и острая, боюсь, как бы не повредила твою чудесную мебель.
– Ты очень деликатный молодой человек и заслуживаешь маленького подарка. Например, я могу подарить тебе вот эту веревку: она принадлежала Лажнасценту Лемурианскому и обладает магическими свойствами. Например, подчиняется приказаниям – она растягивается и удлиняется, не теряя при этом своей прочности, на такую длину, которая тебе понадобится. Я вижу, у тебя при себе великолепный старинный меч. Эта филигрань на эфесе выдает руку Харая из Восемнадцатой эры. Сталь, должно быть, отменного качества, но острый ли он?
– Ну конечно, – ответил Кугель. – Я мог бы побриться его лезвием при желании.
– Тогда отрежь себе сколько хочешь от этой веревки, ну, скажем, десять футов. Она как раз поместится в твой мешок, а по твоему приказу сможет растянуться и на десять миль!
– Вот это истинная щедрость! – восхитился Кугель, отмеряя условленную длину. Взмахнув мечом, рубанул по веревке, но никакого эффекта не последовало. – Очень странно.
– Ах ты, какая досада! И все это время ты считал, что у тебя острый меч, – озорно ухмыльнулся Фосельм. – Возможно, нам удастся поправить эту беду.
Он вынул из шкафа длинную коробку, в которой обнаружился сверкающий серебристый порошок.
– Опусти меч в блескучку, – велел Фосельм. – Но ни в коем случае не прикасайся к порошку, а то твои пальцы превратятся в жесткие серебряные прутья.
Кугель подчинился. Когда он вытащил меч, с него мелким дождем посыпалась сверкающая пыль.
– Отряхни его хорошенечко, – посоветовал Фосельм. – Избыток только поцарапает ножны.
Кугель тряс мечом, пока весь порошок не осыпался. Лезвие замерцало маленькими искорками, а сам клинок, казалось, засветился.
– Ну же! – поторопил Фосельм. – Режь!
Меч разрубил веревку с такой легкостью, будто это была обычная водоросль.
Кугель осторожно смотал веревку.
– А как ей приказывать?
Фосельм поднял оставшуюся веревку.
– Если хочешь, чтобы она обмоталась вокруг чего-нибудь, подбрось ее и произнеси заклинание «Тзип!», вот так…
– Стоп! – воскликнул Кугель, взмахнув мечом. – Демонстрации не нужно!
