Текст книги "Глаза чужого мира (сборник)"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 58 страниц)

Некоторое время спустя из деревни со всех ног примчался молоденький парнишка и подскочил к Риальто.

– Йаа-Йимпе туговат на ухо, он не сообразил сразу, что ты предлагал золото в обмен на осколок голубой льдомолнии. Он попросил меня передать тебе, что нашел сегодня как раз такой осколок. Можешь передать премию мне, его внуку, Йаа-Йимпе слишком утомлен, чтобы прийти за деньгами лично. Кроме того, он собирается задать пир.

Смышленый и расторопный внучек, блеснув зубами в ухмылке, с готовностью протянул руку.

– Мне необходимо осмотреть находку, чтобы убедиться в ее качестве, – отрезал Риальто. – Идем, отведешь меня к Йаа-Йимпе.

Парнишка насупился.

– Он терпеть не может, когда его беспокоят по таким мелочам, давай монеты, я сам отнесу. И мне за труды заплатить не забудь.

– Ни слова больше! – рявкнул Риальто. – Сию же минуту! Идем в деревню!

Парнишка с недовольным видом проводил Риальто к дому, где празднества по случаю причитающейся Йаа-Йимпе награды уже шли полным ходом. На вертелах жарилось мясо, вино лилось рекой. На помосте шестерка музыкантов наяривала разудалые плясовые для развлечения гостей. Когда Риальто приблизился, из дома показался Йаа-Йимпе собственной персоной, облаченный в одни лишь короткие мешковатые штаны. Гости приветственно завопили, а музыканты заиграли задорный мотивчик. Йаа-Йимпе пустился в пляс, высоко подкидывая колени и делая стремительные выпады вперед и назад, отчего его объемистый живот мелко трясся.

В пылу задора Йаа-Йимпе вскочил на стол и принялся отплясывать чечетку. На шее у него на кожаном ремешке висел Персиплекс.

Внезапно старик заметил Риальто и спрыгнул на землю.

– Рад видеть, что тебе полегчало, – учтиво заметил тот.

– И вправду! Видишь льдомолнию? Можешь отсчитать мне двадцать золотых зикко.

Риальто протянул руку.

– Непременно, только позволь мне сначала осмотреть призму!

Откуда-то сбоку выскочил Аш-Монкур.

– Минуточку! Будет лучше, если я возьму этот предмет на хранение! Вот, сударь! Ваши двадцать золотых зикко!

Аш-Монкур метнул монеты в подставленную Йаа-Йимпе ладонь, схватил Персиплекс и торопливо отошел в сторону.

Риальто судорожно бросился вперед.

– Не подходи, Риальто! Я должен определить подлинность этого предмета! – Аш-Монкур поднял призму и взглянул на нее на свет. – Так я и думал: бесстыдная ложь! Риальто, нас ввели в заблуждение!

Аш-Монкур швырнул призму на землю и направил на нее палец; кристалл разлетелся на тысячу сгустков голубого огня и исчез.

Риальто ошеломленно уставился на подпалину на земле.

– Поищи где-нибудь в другом месте, Риальто, если тебе так хочется, – добродушным тоном посоветовал Аш-Монкур, – ты делаешь поистине полезное дело! Если найдешь еще одну грубую подделку или просто заподозришь, что дело нечисто, зови меня на подмогу. Всего наилучшего.

С этими словами Аш-Монкур исчез столь же неожиданно, как и появился, оставив Йаа-Йимпе и его гостей стоять с разинутыми ртами. Риальто медленно вернулся к котловану. Ошерл стоял перед своей хижиной и задумчиво смотрел на небо. Шалуке Пловчиха сидела, поджав ноги, перед шатром и ела виноград. У ямы появился запыхавшийся Ум-Фоад.

– Риальто, что значат эти слухи?

– У меня нет времени на слухи, – отрезал Риальто. – Но ты можешь остановить раскопки.

– Так скоро? А как же фонарь Короля-Облака?

– Я склоняюсь к мысли, что это миф. Мне нужно вернуться и еще раз свериться с моими справочниками.

– В таком случае я требую полной уплаты всего, что мне причитается.

– Разумеется. Ты принес счет?

– Я не стал выписывать официальный документ. Однако причитающаяся мне сумма составляет пятьдесят два золотых зикко.

– Это натуральный грабеж! – возмутился Риальто. – Ты нигде не ошибся?

– Я включил в сумму использование моей землей и любование ею, как днем, так и ночью, стоимость рабочей силы, стоимость восстановления первоначального вида территории и зеленых насаждений; оплату моих собственных услуг в качестве надзирающего лица и консультанта, небольшой гонорар деревенским чиновникам, налоги и…

Риальто поднял руку.

– Ты уже наговорил мне больше, чем я хочу слышать. Я же, со своей стороны, хотел бы получить в качестве сувенира детскую плошку.

Усы Ум-Фоада снова встопорщились.

– Ты шутишь? Это старинная вещь, которую я оцениваю по меньшей мере в десять зикко!

– Как скажешь.

Ум-Фоад отыскал плошку и вручил ее Риальто.

– А теперь давай сюда мои денежки, да смотри, не обсчитайся.

Риальто передел ему кошель. Ум-Фоад пересчитал содержимое и остался доволен. Он поднялся на ноги.

– Я рассчитываю, что ты освободишь территорию.

– В самом ближайшем времени.

– С полуночи я вновь начну брать с тебя плату.

Ум-Фоад решительно распрощался с чужеземцами, затем подошел к яме, позвал работников, и вся компания отправилась в деревню.

Розово-красное солнце клонилось к западу. С прекращением раскопок вокруг воцарилось зловещее безмолвие. Риальто в задумчивости стоял на краю ямы. Шалуке Пловчиха нежилась на ковре перед шатром. Ошерл стоял на пороге хижины, с рассеянным видом глядя куда-то вдаль.

Риальто глубоко вздохнул и обратился к Ошерлу:

– Ну что, я жду, что ты скажешь.

Взгляд сандестина стал расплывчатым.

– Ах да… Рад слышать, что Йаа-Йимпе снова в добром здравии.

– И только? Что-то ты слишком спокоен. А про Персиплекс ты ничего не хочешь мне сказать?

Ошерл почесал щеку.

– Ты что, не сумел договориться с Йаа-Йимпе?

– А зачем мне было с ним договариваться, если он нашел фальшивый Персиплекс?

– В самом деле? Разве Риальто под силу определить это с одного взгляда?

Риальто сокрушенно покачал головой.

– Ты, мой дорогой, сам расписался в том, что это подделка, когда позволил найти его в том же слое, в котором была детская плошка.

– Неправда! Ты сам видел, плошку нашли в более глубоком слое.

– Вот именно. Это один и тот же уровень, а их должны бы разделять футов шесть, если не больше.

– Гм, – пробормотал сандестин. – В твои рассуждения где-то вкралась ошибка. Нельзя делать выводы о таких важных вещах по детским плошкам.

– На самом деле вы с Сарсемом проявили неосмотрительность, хотя, я уверен, вы пребывали в восторге от своей выдумки. Так и вижу, как вы с ним хихикали и подталкивали друг друга локтями, предвкушая горе бедного Риальто.

– И снова ты заблуждаешься! – воскликнул уязвленный Ошерл. – Все приготовления были сделаны честь по чести! И потом, твоим теориям недостает доказательств. Эта твоя плошка могла быть имитацией старинного стиля или просто храниться где-то на протяжении одной эры, а уж потом угодить на морское дно!

– Ошерл, твои слова граничат с нелепостью. Мои, как ты выразился, теории зиждутся на двух основаниях: первое – логические умозаключения, а второе – простая наблюдательность. Предмет, который ты позволил найти Иаа-Йимпе, предположительно обладал сходством с Персиплексом – настолько, что ввел в заблуждение даже Аш-Монкура. Но не меня.

Ошерл озадаченно захлопал глазами.

– Неужели у Аш-Монкура настолько плохое зрение, а у тебя – настолько хорошее?

– Я не просто мудр и справедлив, я еще и рассудителен. Аш-Монкур же может похвастаться только примитивной животной хитростью, которая лишь немногим превосходит твою.

– Ты так ничего толком и не рассказал.

– У тебя что, нет глаз? Фальшивый Персиплекс болтался на ремешке на шее у Йаа-Йимпе – горизонтально. Между тем подлинный Персиплекс постоянно находится в вертикальном положении, чтобы священные письмена не могли быть неверно прочитаны. Аш-Монкур не обратил на это внимания, и я рад, что он был так вульгарно тороплив. Ну, что теперь скажешь?

– Я должен тщательно все обдумать.

– Остаются еще два вопроса. Во-первых, где Персиплекс, у тебя или у Сарсема? Во-вторых, как одновременно наградить вас с Сарсемом за службу и наказать за вероломство?

– Первое намного перевешивает последнее, по крайней мере в моем случае, – поспешил заметить Ошерл. – Что же касается Сарсема, которого так легко обвел вокруг пальца Аш-Монкур, я, пожалуй, промолчу.

– А Персиплекс?

– О! Это крайне тонкий вопрос, который я не могу обсуждать при непосвященных ушах.

– Что?! – возмутился Риальто. – Это ты обо мне, в чье безраздельное распоряжение Ильдефонс тебя отдал?

– Я говорю то, что диктует мне здравый смысл.

– Прекрасно! Мы изложим все факты перед Ильдефонсом в Баумергарте, и надеюсь, что я смогу остаться беспристрастным в своем изложении. Однако не могу не упомянуть о твоем внезапном упрямстве, которое лишь продлит твой контракт на многие эпохи.

Ошерл захлопал глазами и сморщился.

– Неужели это настолько важно? Ну ладно, намекну. Аш-Монкур с Сарсемом придумали этот план в шутку. Я немедленно указал им на всю серьезность этого вопроса и подсунул Йаа-Йимпе фальшивый кристалл. – Сандестин залился нервозным смешком. – Подлинный Персиплекс, разумеется, все это время находился у Сарсема, так что его вина намного тяжелее моей.

Нежившаяся на ковре Шалуке вскочила на ноги.

– В деревне какой-то шум… Похоже на разъяренные крики, и они становятся все громче и громче…

Риальто прислушался.

– Наверное, золотые зикко Аш-Монкура превратились в жаб или желуди, или, может быть, те зикко, что я заплатил Ум-Фоаду, раньше времени изменили вид… В любом случае пора двигать отсюда. Ошерл, возвращаемся в Баумергарт, ровно через минуту после того времени, когда мы отбыли.

Глава 16

В ответ на экстренный вызов Ильдефонса волшебники собрались в Большом зале в Баумергарте. Отсутствовал на собрании один Риальто, но его имени никто не упоминал. Ильдефонс молча сидел в массивном кресле за кафедрой, склонив голову так, что желтая борода рассыпалась по сложенным рукам. Остальные волшебники вполголоса переговаривались и время от времени поглядывали на Ильдефонса, недоумевая, что заставило его собрать их здесь.

Время шло, а Ильдефонс по-прежнему не произносил ни слова. Мало-помалу все остальные тоже притихли и сидели, глядя на Наставника и гадая, в чем причина задержки. Наконец Ильдефонс, возможно получив какой-то условный знак, пошевелился и заговорил исполненным серьезности голосом:

– Благородные волшебники, мы собрались сегодня по весьма важному поводу! Нам понадобится вся наша мудрость и здравый смысл, чтобы решить несколько серьезных вопросов.

Дело нам предстоит необычное, даже беспрецедентное. Я окружил Баумергарт завесой непроницаемости. С этим связано одно неудобство: в то время как никто не сможет помешать нам, никто не сможет и покинуть это место, ни проникнуть внутрь, ни выбраться наружу.

– К чему такие беспримерные предосторожности? – по обыкновению грубо выкрикнул Гуртианц. – Я не из тех, кто станет терпеть оковы и ограничения, и требую во всеуслышание огласить причину, по которой вынужден сидеть взаперти!

– Я уже объяснил причину своих действий, – отвечал Ильдефонс. – Если говорить коротко, я хочу, чтобы во время нашего обсуждения никто не входил и не выходил.

– Продолжай, – отрывисто сказал Гуртианц. – Я обуздаю свое нетерпение.

– Чтобы подготовить почву для моих высказываний, мне придется прибегнуть к авторитету Фандааля, верховного мастера нашего искусства. Его заветы строги и недвусмысленны и лежат в основе свода правил, который регулирует наше поведение. Я, разумеется, говорю о «Голубых принципах».

– По правде говоря, Ильдефонс, твои паузы хотя и эффектны, но слишком затянуты, – подал голос Аш-Монкур. – Предлагаю перейти к делу. Насколько я понимаю, ты упоминал что-то о том, что в связи со вновь вскрывшимися обстоятельствами необходимо произвести раздел имущества Риальто. Мы поделили не все? Могу я узнать, какие новые предметы обнаружились и каково их качество?

– Ты забегаешь вперед! – пророкотал Ильдефонс. – Тем не менее, коль скоро речь зашла о теме нашего разговора, полагаю, каждый из вас захватил с собой все вещи, пожалованные ему после суда над Риальто? У всех они с собой? Нет? По правде говоря, ничего иного я и не ожидал… Так… о чем бишь я говорил? Если не ошибаюсь, я только что почтил память Фандааля.

– Верно, – кивнул Аш-Монкур. – А теперь будь так добр, опиши новые находки. Например, где они были спрятаны?

– Терпение, Аш-Монкур! – вскинул руку Ильдефонс. – Ты помнишь последовательность событий, к которым привело необдуманное поведение Гуртианца в Фалу? Он порвал принадлежащий Риальто экземпляр «Голубых принципов», тем самым побудив Риальто обратиться в суд.

– Я прекрасно помню эту ситуацию. По мне, все это буря в стакане воды.

Из тени выступила высокая фигура в черных брюках, свободной черной блузе и низко надвинутой на глаза черной шапочке.

– А мне так не кажется, – сказал черный человек и снова отступил в тень.

Ильдефонс и ухом не повел.

– Это дело затрагивает и наши интересы, хотя бы с чисто теоретической точки зрения. Риальто выступал в качестве истца, все собравшиеся являются ответчиками. Дело в изложении Риальто выглядело крайне просто. «Голубые принципы», по его утверждению, провозглашали, что любое умышленное изменение или порча Монстритуции или полной и общеизвестной ее копии является преступлением и карается как минимум штрафом в троекратном размере нанесенного ущерба, а как максимум – конфискацией всего имущества. Таково было мнение Риальто, и он предъявил изорванную копию «Голубых принципов» в качестве улики.

Ответчики, возглавляемые Аш-Монкуром, Гуртианцем, Гильгедом и остальными, отклонили это обвинение, объявив его не просто надуманным, но еще и самостоятельным противоправным действием. Иск Риальто, заявили они, явился основанием для встречного иска. В поддержку этого утверждения Аш-Монкур и его товарищи отвезли нас в Дуновение Фейдера, где мы изучили проекцию хранящейся там Монстритуции, и Аш-Монкур заявил, что (я сейчас перефразирую его слова) любая попытка представить на рассмотрение поврежденную, искаженную или подвергнутую умышленному изменению копию Монстритуции сама по себе является тяжким преступлением.

Таким образом, Аш-Монкур и его сторонники утверждают, что, предъявив поврежденный экземпляр «Голубых принципов» в качестве улики, Риальто совершил преступление, обвинение в котором в силу его тяжести надлежит рассматривать еще до рассмотрения его собственных обвинений. Они утверждают не только что Риальто, безусловно, виновен и его обвинения смехотворны, но и что единственным насущным вопросом является определение ему меры наказания.

Ильдефонс сделал паузу и обвел взглядом всех присутствующих.

– Я ясно изложил дело?

– Более чем, – ответил Гильгед. – По-моему, ты ни в чем ни на йоту не погрешил против истины. Этот Риальто давным-давно у нас всех как бельмо на глазу.

– Я не стану требовать для Риальто ужасного и безнадежного заточения [15]15
  Заклятие ужасного и безнадежного заточения предназначено для заключения подвергнутого ему незадачливого индивидуума в капсулу, расположенную в сорока пяти милях ниже поверхности земли. (Прим. авт.)


[Закрыть], – подал голос Вермулиан. – По мне, пусть доживает свои дни в облике саламандры или ящерицы с берегов Пустопородной реки.

Ильдефонс прокашлялся.

– Прежде чем вынести приговор – или, если уж на то пошло, прийти к какому-либо заключению, – следует рассмотреть кое-какие любопытные обстоятельства. Во-первых, позвольте мне задать вот какой вопрос: кто из вас в связи с этим делом заглядывал в свою копию «Голубых принципов»?.. Как? Никто?

– Это едва ли необходимо, – беспечно рассмеялся Дульче-Лоло. – В конце концов, именно для этой цели мы, несмотря на трудности пути и пронизывающий холод, и нанесли визит в Дуновение Фейдера.

– Вот именно, – сказал Ильдефонс. – И как ни странно, мои воспоминания об упомянутом абзаце совпадают с текстом разорванного экземпляра Риальто, а не с тем, что мы обнаружили в Дуновении Фейдера.

– Сознание иной раз играет с нами самые неожиданные шутки, – пожал плечами Аш-Монкур. – Ладно, Ильдефонс, чтобы ускорить утомительное…

– Минутку, – оборвал его Ильдефонс. – Во-первых, позвольте мне добавить, что я заглянул в свой собственный экземпляр и обнаружил, что текст один в один совпадает с тем, который приведен в документе Риальто.

В зале воцарилось изумленное молчание. Потом Гуртианц горячо взмахнул руками.

– Подумаешь! К чему вдаваться в столь незначительные подробности? Риальто, бесспорно, совершил преступление, что и подтвердил Персиплекс. О чем тут еще говорить?

– А вот о чем! Как только что заметил наш досточтимый коллега Аш-Монкур, сознание иной раз играет странные шутки. Возможно ли, что в ту ночь мы все стали жертвой массовой галлюцинации? Если помните, мы обнаружили, что проекция необъяснимым образом перевернулась кверху ногами, что весьма затруднило восприятие – по крайней мере мое.

И снова из тени выступила черная фигура.

– В особенности если учесть, что Персиплекс не должен отклоняться от вертикального положения именно для того, чтобы не допустить подобного эффекта.

Темная тень снова скрылась во мраке, и, как и в прошлый раз, на его появление и его слова никто не обратил внимания, как будто их и не было.

– Неужели все присутствующие здесь, каждый из которых обладает острой наблюдательностью, могли видеть одну и ту же галлюцинацию? – веско сказал Аш-Монкур. – Подобная мысль кажется мне сомнительной.

– И мне! – поддакнул Гуртианц. – У меня никогда в жизни не было галлюцинаций.

– Тем не менее, – произнес Ильдефонс, – как Наставник я постановляю, что мы все сейчас сядем в мой вихрелет, который также окружен завесой непроницаемости, чтобы оградить нас от нежелательных помех, и отправимся в Дуновение Фейдера, чтобы разрешить этот вопрос раз и навсегда.

– Как скажешь, – брюзгливым тоном ответил Дульче-Лоло. – Но к чему эта сложная система завес и сетей? Если никто не может войти сюда, значит, никто не сможет и отправиться по своим делам.

– Совершенно верно, – кивнул Ильдефонс. – Именно так. Сюда, пожалуйста.

Лишь человек в черном, сидевший в тени, не последовал за всеми.

Глава 17

Вихрелет летел по красному послеполуденному небу к южной границе Асколеза, туда, где вздымались пологие холмы, и наконец приземлился на вершине Дуновения Фейдера.

От вихрелета к шестиугольному храму протянулась защитная завеса. «Чтобы архивейльты не воспользовались удобным случаем изничтожить всех нас разом!» – как пояснил эту предосторожность Ильдефонс.

Волшебники гуськом потянулись за ограду, замыкал группу Ильдефонс. Персиплекс, как обычно, покоился на подушке из черного атласа. Чуть в стороне в кресле сидело человекообразное существо, белокожее и белоглазое, с нежно-розовым пушистым оперением вместо волос.

– А, Сарсем! – сердечно приветствовал его Ильдефонс. – Ну, как дежурство?

– Все нормально, – угрюмо отвечал сандестин.

– Никаких неприятностей? Никаких налетов и набегов с тех пор, как мы с тобой в последний раз виделись? Все в порядке?

– В процессе дежурства никаких происшествий не отмечено.

– Отлично! – заявил Ильдефонс. – А теперь давайте посмотрим отображение. Не исключено, что в прошлый раз оно ввело нас в заблуждение, поэтому на этот раз мы будем смотреть внимательно и не допустим такой ошибки. Сарсем, отображение!

На стене вспыхнул текст «Голубых принципов». Ильдефонс довольно фыркнул.

– Я оказался прав! Мы все были сбиты с толку – даже почтенный Гуртианц, который читает Монстритуцию в третий и решающий раз. Гуртианц! Будь так добр, прочти интересующий нас абзац вслух!

Гуртианц монотонно забубнил:

– «Лицо, сознательно и умышленно изменяющее, искажающее смысл, уничтожающее или скрывающее „Голубые принципы“ или любую их копию, виновно в преступлении в той же мере, что и его сообщники, и должно понести наказание, предусмотренное Приложением „Д“. Если указанные деяния совершены в ходе противоправного действия или с противоправными целями, мера наказания избирается в соответствии с Приложением „Г“».

Ильдефонс обернулся к Аш-Монкуру, который стоял, вытаращив глаза и разинув рот.

– Аш-Монкур! Все-таки я оказался прав, и ты должен это признать.

– Да-да, похоже на то, – рассеянно пробормотал тот и укоризненно поглядел на Сарсема, который поспешил спрятать глаза.

– Ну вот, с этим вопросом покончено! – объявил Ильдефонс. – Давайте вернемся в Баумергарт и продолжим расследование.

– Мне что-то нездоровится, – мрачно проговорил Аш-Монкур. – Подними свою завесу, чтобы я мог вернуться в свое поместье.

– Это невозможно! – отрезал Ильдефонс. – На рассмотрении должны присутствовать все. Если помнишь, мы разбираем иск против Риальто.

– Так ведь нет больше никакого иска против Риальто! – пролепетал Визант Некроп. – Дальнейшее его рассмотрение лишено какого бы то ни было интереса. Пора возвращаться по домам, приглядывать за своим имуществом!

– А ну все живо в Баумергарт! – гаркнул Ильдефонс. – Я не потерплю дальнейших пререканий!

Волшебники понуро поплелись к вихрелету и всю обратную дорогу просидели молча. Аш-Монкур трижды вскидывал палец, как будто хотел обратиться к Ильдефонсу, но каждый раз спохватывался и прикусывал язык. Вернувшись в Баумергарт, волшебники хмуро проследовали в Большой зал и расселись по своим местам. Человек в черном все так же стоял в тени, как будто за все это время ни разу не сдвинулся с места.

– Итак, возобновим рассмотрение иска, поданного Риальто, и встречного иска против него самого, – нарушил молчание Ильдефонс. – Кто хочет высказаться?

В зале царила мертвая тишина. Ильдефонс обернулся к человеку в черном.

– Риальто, что ты можешь сказать?

– Я изложил мои претензии к Гуртианцу и его соучастникам и теперь жду решения по делу.

– Присутствующие здесь лица делятся на две категории: Риальто, истец, и ответчики, которыми являемся все мы. В таком случае нам остается лишь обратиться за указаниями к «Голубым принципам», и сомнений в результате быть не может. Риальто, как Наставник я постановляю, что ты бесспорно доказал свою правоту и имеешь право получить обратно арестованное имущество и оговоренный штраф.

Риальто вышел вперед и облокотился на кафедру.

– Я одержал безрадостную и бесполезную победу над теми, кого считал друзьями.

Он обвел собравшихся взглядом. Не многие отважились посмотреть ему в глаза.

– Эта победа далась мне отнюдь не просто, – ровным голосом продолжал Риальто. – На своем пути я встретился с трудностями, страхами, разочарованием. И все же я не намерен пользоваться преимуществом. От каждого из вас, за одним исключением, я требую лишь одного: вернуть все мое имущество обратно в Фалу. Кроме того, каждый из вас должен будет отдать мне по одному камню-иоун в качестве штрафа.

– Риальто, ты проявил мудрость и великодушие, – сказал Ао Опаловый. – Разумеется, своей победой ты не снискал себе большой популярности, напротив, я вижу, как Гуртианц с Зилифантом скрипят зубами. Я признаю свою ошибку, соглашаюсь с наказанием и смиренно отдам тебе камень-иоун. И всех своих товарищей я призываю поступить точно так же.

– Хорошо сказано, Ао! – воскликнул Эшмиэль. – Я разделяю твои чувства. Риальто, кто этот человек, для которого ты решил сделать исключение в наказании, и что побудило тебя принять такое решение?

– Этот человек – Аш-Монкур, которому нет прощения. Своей попыткой попрать закон он попрал всех нас. Вы все – ничуть не меньше его жертвы, чем я сам, хотя ваши страдания еще впереди.

– Аш-Монкур должен лишиться магии и всех способностей к магии. Это наказание привел в действие Ильдефонс, пока я говорил с вами. Аш-Монкур, которого все вы видите сейчас, уже не тот человек, каким он был всего час назад, и в эту самую секунду Ильдефонс вызывает своих слуг. Они доставят его на местную кожевню, где ему подыщут подходящее занятие.

– Что же касается меня, я завтра же вернусь в Фалу, где продолжу жить прежней жизнью. По крайней мере, я на это надеюсь.