Текст книги "Мост (ЛП)"

Автор книги: Дж. С. Андрижески

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 39 страниц)

Свет Элли вторгался в каждый уголок, освещал вещи, которые нужно было видеть, и неважно, хотели люди их видеть или нет. Во всей этой тишине горел огонь – больше огня, чем Джон позволял себе увидеть, больше огня, чем он ощущал в ком-либо другом, даже в Ревике.

Каждое принятое решение. Каждый поворот. Ей это вовсе не вручили, как факт рождения в богатой семье или как дар гениального мозга или выдающейся красоты.

Она была сотворена. Выстроена. Отточена временем.

Побита, заново распалена и вновь побита.

Думая об этом, он вспоминает ясность того золотистого океана. Она вторит той ясности, которую он знает от Элли. Это место – не просто «её» место. Это не просто пристанище, место для исцеления, куда Элли уходит зализывать раны.

Золотистый океан – это и есть она.

Он отражает некий аспект самой Элли.

Он помнит, как в первый раз смотрел на неё в той колыбельке.

Он помнит…

Ослеплённый своей связью с ней, он хрипло всхлипывает, сочувствуя Ревику, так сильно сочувствуя другому мужчине и ещё острее понимая, почему Ревик пришёл к нему той ночью. Они разделяют эту штуку в какой-то странной манере. Они разделяют какую-то часть их связи с ней.

Впервые в жизни Джон делит это с кем-то.

Эта мысль тревожит его до тошноты. В нём пробуждается ужас, прилив паники из-за того, что теперь, когда он наконец-то понимает, когда они сильнее всего нуждаются в ней, он, возможно, потерял её. А они действительно нуждаются в ней. Теперь он видит и это. Он видит это так отчётливо, хоть и до сих пор не понимает, почему, или что это значит, или что она должна сделать.

Он должен найти её, чтобы сказать ей.

«ЭЛЛИ! – он кричит её имя. Он задыхается от дурного запаха тумана и от липкого жара, который переполняет его лёгкие. – ЭЛЛИ! БОГИ, ЭЛЛИ. МНЕ ТАК ЖАЛЬ… МНЕ ТАК ЖАЛЬ! ПОЖАЛУЙСТА! СКАЖИ МНЕ, ГДЕ ТЫ, ПОЖАЛУЙСТА!»

Его время на исходе.

У всех у них заканчивается время.

«ЭЛЛИ! – кричит он. – ПОЖАЛУЙСТА, ЭЛЛИ! ПОЖАЛУЙСТА!»

Вот почему Тень послал её сюда.

Он хочет вывести её из строя. Он вывел её из строя.

«ЭЛЛИ, ПОЖАЛУЙСТА! ГДЕ ТЫ?»

Он добирается до двери, которая ведёт внутрь Дома на Холме.

Вместо пятнадцатифутовых^[3] панелей из начищенной меди и железа, которые изображали пантеон богов видящих и их предков, теперь осталась лишь одна дверь, и она сломана. Криво повиснув на погнувшихся петлях, она царапает землю, почерневшую от огня. Она походит не столько на дверь, сколько на кусок оплавившегося металлолома, наполовину закрывающий вход в холл с высокими потолками.

Джон осторожно ступает своими босыми Барьерными ногами по осколкам стекла, отведя одну руку в сторону для равновесия, а другой ладонью зажимая нос и рот.

Он убирает руку лишь для того, чтобы позвать её по имени.

«ЭЛЛИ! ОТВЕТЬ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА!»

Он поднимает взгляд, замечает каменные перила и мраморные лестницы, которые некогда вели на верхний этаж. Он видит, что лестница сломана посередине, отрезая ему доступ на верхние уровни дома. Изодранные шторы висят на единственном нетронутом окне.

Приподнятая платформа под витражным окном слева от него, с алтарём, статуями богов видящих и гобеленами, теперь пустует – гобелены содраны со стен, статуи разбиты. Сам алтарь обгорел и почернел от дыма, и вокруг него разбросаны мёртвые птицы, а также что-то похожее на кровь и осколки стекла. Золото, которое некогда покрывало стену за алтарём, исчезло, сорванное жадными пальцами.

Всё, что осталось от того витража – это погнутые куски железа, которые некогда формировали очертания сине-золотого меча с солнцем.

Джон задыхается, когда очередная волна того дурно пахнущего дыма атакует его ноздри.

Он заставляет себя пройти глубже в храм, посмотреть на потолочное окно, которое, похоже, взорвалось при том же пожаре. Обрывки штор трепещут на том же ветерке, который с каждым вдохом пахнет всё хуже и хуже. Джон чувствует, что стекло рассекает ступни его ног, но заставляет себя идти дальше, приблизиться к почерневшему алтарю.

Он почти добирается до него, когда вдруг видит её.

Она лежит на камне, непристойно распростёршись на нём.

Джон тут же ощущает сопротивление.

Голоса гудят и звенят в его голове. Тёмные, крылатые создания кидаются на него сверху.

Он вскидывает руку и падает, рассекает колено осколком стекла. Он издаёт очередной крик, глядя на кровь. Боль парализует, берёт над ним верх, он не может с этим справиться. И всё же что-то в его разуме кричит ещё громче.

Когда он приходит в себя в следующий момент, он стоит на коленях у основания алтаря.

«Это не настоящее это не настоящее это не настоящее это не настоящее…»

Крики в его голове не прекращаются, но как будто приглушаются.

Теперь он хочет этого, хочет так сильно, что это вынуждает его продираться сквозь окружающие его ужасы. Он кричит в ответ, стараясь услышать свой разум сквозь голоса, которые его заглушают. Он моргает, стараясь разглядеть что-то сквозь тошнотворные скачки и рывки его света. Он продирается сквозь призраков, сквозь мёртвых птиц, сквозь тени, сквозь видения.

Чем ближе он подбирается, тем хуже становится. К тому моменту, когда он добирается до неё, его тошнит так сильно, что он сгибается пополам и цепляется за камень, на котором она лежит. Его изрезанные и переломанные ноги падают на кишащие червями тела трупов, которые кольцом окружают приподнятую платформу.

Он тянется к ней. Тянется к ней…

Он хватает её как можно сильнее, обеими руками.

Она одета в тонкое грязное платье, покрытое жиром и кровью, обнажающее её голые ноги.

Когда он хватает её за плечи, из платья выбрасывается облачко дыма и пыли после всего того времени, что она тут пролежала. На мгновение он думает, что она мертва, что он опять её убил. Он стискивает её крепче, опускает своё лицо к её лицу. Он игнорирует синяки, покрывающие её бледную кожу, её иссохшее тело, порезы, впалые щёки, насекомых, ползающих по ней, в её волосах. Он вообще не ощущает на ней плоти, лишь кости и зубы, проступающие под натянутой кожей.

Он держится за неё так, будто от этого зависит его жизнь, откуда-то зная, что так и есть: от этого зависят все их жизни.

«ЭЛЛИ! – кричит он ей в лицо. – ЭЛЛИ ПРОСНИСЬ ПРОСНИСЬ ПРОСНИСЬ ПРОСНИСЬ ПРОСНИСЬ ПРОСНИСЬ!»

Он смотрит на неё, продолжая кричать, глядя на её бледное лицо, на высокие скулы под ввалившимися закрытыми глазами.

Он кричит на неё, трясёт её.

Долгое время ничего не происходит. Вообще ничего.

Он швыряет всего себя в неё, в крики, в её тело и свет.

Он делает это раз за разом, пока не выбивается из сил, пока от него самого вообще ничего не остаётся.

Затем кое-что происходит. Он не может сказать, что именно.

Сначала он видит слезу.

Он видит, как капелька стекает из-под её век, из-под длинных ресниц, чернеющих на фоне белой кожи. Она движется так медленно, пока он кричит на неё.

«ЭЛЛИ! ЭЛЛИ!»

Затем, когда его разум уже разваливается, расклеивается под натиском этих похожих на дым теней…

Её глаза распахиваются.

Ярко-зелёные. Светящиеся.

Они смотрят на него сияющими бассейнами света во всем этом дыме и смерти, и Джон наполовину обезумевает от радости, боится, что вообразил это себе, что на самом деле не видит это…

***

…И тут кто-то врезал ему кулаком по лицу.

Голова Джона мотнулась в сторону.

Его глаза распахнулись от шока.

Он посмотрел вверх, тяжело дыша; тошнота всё ещё цеплялась к его голове, животу, горлу, груди. Она душила его, впивалась в его лёгкие, заставляла его голову раскалываться от худшей мигрени в его жизни. Было так больно, что он едва мог что-либо видеть. От боли слёзы катились по его лицу.

Боги, он чувствовал себя таким больным. Таким, бл*дь, больным.

А теперь, вдобавок к этой парализующей тошноте, его подбородок тоже болел – а может, его щека. Он не мог сообразить, где находится, но он узнавал свет того, кто его только что ударил. Джон закрыл глаза, застонав от боли, которая охватила его лицо, но в первую очередь от тошнотворной мигрени.

Его сейчас стошнит.

Его определённо стошнит.

Ревик снова ударил его, ещё сильнее, от чего голову и шею Джона мотнуло в другую сторону.

Джон поднял ладонь в слабой попытке защититься, когда в его голове отложилось, что это реально, это происходит на самом деле. Он лежал на полу в освещённой свечами комнате, его спина прижималась к белому ворсистому ковру, а высокий темноволосый видящий сидел на его груди и уже занёс руку для третьего удара. Джон смотрел на скуластое лицо Ревика.

– Я убью тебя! – прошипел Ревик со слезами на глазах. – Бл*дь, я убью тебя!

Джон хрипел, хватая ртом воздух. Но не мог сделать вдох.

– Что ты здесь делаешь? – потребовал Ревик. – Почему ты не оставишь её в покое?

Видящий крепче стиснул Джона, обхватывая пальцами его горло. Руки Ревика приподняли Джона ровно настолько, чтобы шарахнуть его головой об пол и сорвать стон с губ Джона.

– Ты всё ещё работаешь на него? – прорычал Ревик. – Ты всё ещё их бл*дская пешка, Джон?

Он снова шарахнул его головой об пол, уже сильнее.

– Отвечай мне! – прорычал он.

Он снова тряхнул его, и у Джона помутилось перед глазами, когда его голова ударилась об пол в третий раз. Джон ахнул, стараясь дотянуться руками до своего раскалывающегося черепа.

– Отвечай мне, мать твою! Ты пытаешься убить её, Джон? Или ты хочешь только моей смерти? Вот чего хочет этот мудак? Убить меня окончательно?

Джон мог лишь лежать там, пока его голова раскалывалась от боли; он не мог сформулировать слова или подумать о чём-то.

Он по-прежнему лежал там, как парализованный, когда женщина на кровати над ними начала кашлять.

Ревик застыл.

Он замер, тяжело дыша и напрягшись всем телом.

Он уставился на Джона широко раскрытыми глазами, переполненными горем, неверием и надеждой, воюющей со страхом, неуверенностью и сомнением…

Затем она закашлялась снова, ещё громче, как будто задыхаясь.

Ревик бросил тело Джона так быстро, что Джон мог лишь застонать.

Он хрипел, стараясь дышать, повернуть своё тело и застонав, как только в его сознании отложилось, что видящий освободил его от своего веса. Он потянулся к своему горлу, парализованный потоком воздуха, наполнившего его лёгкие сразу же, как только исчезло давление веса видящего. Джон даже не осознавал, что до сих пор не мог дышать.

Несколько долгих секунд тишины.

Затем Джон услышал вопль Ревика, зовущего кого-то за пределами комнаты.

Джон не мог осознать, что он сказал.

Он даже не знал, что это за язык.

Он слышал, что Ревик опять заговорил, в этот раз тише, слишком тихо, и Джон не мог разобрать слова в этом плавном бормотании, которое начало сплетать переполненный светом кокон вокруг силуэта на кровати. Джон ощущал искры от той паутины света, чувства слишком интенсивные, чтобы выражать их словами…

Ничего из этого он не мог осмыслить.

Он не мог пошевелиться, даже поднять голову. Он не мог посмотреть на кровать. Он не мог посмотреть на Ревика… и тем более на неё.

Он мог лишь лежать там, ощущая тошноту от чёрного дыма и тех раскалывающихся, раскачивающихся видений, которые хотели сожрать его разум медленными, раздирающими рывками.

Он всё ещё там какой-то своей частью.

Он всё ещё в той ужасной комнате у подножья Гималаев.

Он всё ещё горит на том алтаре, обугленном и одиноком.

Глава 11

Проникновение

Даниэлла «Данте» Васкес закашлялась, пытаясь прочистить горло.

Задрожав, она покрепче закуталась в толстовку с капюшоном, потёрла глаза и лицо онемевшей рукой перед тем, как откинуться назад и опять уставиться прищуренным взглядом на монитор.

Как и все остальные в этом чёртовом отеле, она страдала от остатков той болезни, которую они прозвали «заразой» – проявлялась она в проблемах с лёгкими и насморке разной степени тяжести; всё из-за нескольких тысяч миль засорённых канализационных труб, из которых всё просачивалось в подвал, а также из-за всей этой плесени, которая продолжала неумолимо занимать каждую доступную поверхность в отеле после цунами.

Не помогало и то, что большую часть времени в отеле было холодно – и это парадоксально, поскольку на улице стояла не по сезону жаркая и влажная погода.

Почему-то эта влажность внутри стен отеля из стекла и органики превращалась в холодный воздух, особенно теперь, когда им приходилось сберегать каждую искру электричества, а большинство окон не пропускало солнечный свет из-за органических щитов.

Холод и сырость пронизывали Данте до костей, от чего становилось сложно связно мыслить, так что она взяла привычку много двигаться, пока работала через гарнитуру в их кое-как налаженной сети из всё ещё функционирующих машин.

Ледышки и червяки практически каждый день отскребали плесень и убирали канализационную воду, просачивавшуюся в подвал всякий раз, когда щиты отказывали – а они отказывали при каждом скачке напряжения, каждой накатившей волне, по каждому значительному колебанию или падению напряжения в сети, а ведь теперь это всё случалось постоянно. Важные шишки ледышек, включая большого босса Меча из его бункера в Сан-Франциско, раздали всем поручения по работе.

Теперь работали все, начиная с паршивого бедолаги беженца и какого-нибудь неудачника из самого низа Списка и заканчивая теми, кто занимал самые высокие должности среди их хакеров и ищеек.

Если честно, Данте считала, что ей повезло иметь полезный навык, который избавил её от большей части грязной работы в подвале и на нижних этажах. Конечно, она тоже занималась подобным трудом, но далеко не так часто.

Как бы там ни было, количество свободных пар рук было ограничено, как и количество часов в сутках, так что ни одна проблема толком не решалась.

«Если бы только этот чёртов дождь прекратился», – горько проворчал разум Данте.

Но и это едва ли изменится в ближайшем будущем.

Ходили слухи об эвакуации на более возвышенное и сухое место, но это предложение по-прежнему было рискованным, поскольку среди человеческого населения за этими стенами по-прежнему бушевал вирус.

Здесь у них хотя бы имелась какая-то защита от всего этого бардака.

Прочистив горло, она перевела взгляд на мерцающий монитор, быстрыми движениями глаз просматривая поступающие данные. В эти дни они созывали все силы для работы за компьютерами, особенно когда поступали какие-то настоящие сведения.

Им приходилось работать быстро и не только потому, что им нужно было выудить как можно больше ценной информации до очередного скачка напряжения, иначе кто-то их засечёт.

В последнем крупном шторме они потеряли половину их солнечных батарей, и хоть Вик-чувак и Холо отправили команды на крышу и верхние этажи, чтобы работать над обслуживанием и ремонтом оставшихся батарей, у них существенно снизилась вместимость, особенно возле повреждённых щитов. Больше половины щитов теперь подтекали или полностью вырубались при каждом скачке напряжения.

Пока они не сумеют стабилизировать напряжение на более постоянной основе, эта проблема никуда не денется; в данный момент у них просто не имелось оборудования. Холо, Деклан и Анале шутили про то, что нынешняя конфигурация электросети начинала походить на те наспех собранные системы, которые они «в былые деньки» использовали в лагерях беженцев в Азии. По их словам, эти системы держались на изоленте, жвачке и молитве.

По её словам, они также вырубались от сильного порыва ветра.

Некоторые вундеркинды из «Арк» предлагали разработать какую-нибудь турбину, работающую на модифицированных водяных скрубберах или типа того, но пройдёт несколько недель прежде, чем они заставят эту штуковину производить настоящее электричество, при условии, что они вообще заставят её работать. Это в любом случае не поможет хранить энергию, но учитывая непрекращающиеся дожди и потопы, наверное, обеспечит им почти бесперебойный источник питания, если правильно всё организовать.

Вздохнув, Данте посмотрела на троих других людей в комнате, натянуто улыбнувшись симпатичному высокому и черноволосому парню с поразительными голубыми глазами, о которых видящие всё ещё перешёптывались в свои скучающие сплетнические моменты.

Ходили слухи, что мистер Миленькие Голубые Глазки раньше танцевал горизонтальное танго с Элли Тейлор, Мостом.

Очевидно, это произошло до того, как Элли вышла замуж за Меча. Иначе Данте подозревала, что этот парень-Меч так надрал бы его хорошенькую упакованную в джинсы задницу, что она повстречалась бы с его зубами.

Сидевший рядом Викрам усмехнулся.

– Ты не ошибаешься, – сказал он, вскидывая бровь. – Я слышал, что он всё ещё не прочь это сделать.

Она выгнула бровь в ответ.

– Вы, парни, сплетничаете совсем как старухи.

– Да, как будто люди-подростки прямо-таки славятся своим благоразумием, хорошим вкусом и добрым отношением к окружающим, – он улыбнулся.

Данте улыбнулась ещё шире перед тем, как вернуть внимание обратно к группе людей по другую сторону перегородки. Она адресовала улыбку голубоглазому, не желая вызывать у него паранойю. По правде говоря, она в большинстве случаев сочувствовала ему и остальным.

Может, потому что Данте попала сюда ранее, а может, потому что привыкла вести рискованную жизнь ещё до всего этого дерьма с C2-77, она, похоже, справлялась с ситуацией лучше большинства здешних людей. Остальные, кого она встречала до сих пор, похоже, испытывали сложности практически со всем – с отсутствием электричества, с безумием за пределами города, с безумием в городе, с пребыванием в окружении ледышек, с нехваткой отдыха, с тяжёлым трудом, с нехваткой хорошей еды.

Серьёзно, со всем. У них были проблемы со всем.

Ну, во всяком случае, они испытывали больше сложностей, чем Данте.

В данный момент голубоглазый выглядел слишком усталым даже для того, чтобы отреагировать на её улыбку, хотя он попытался. Он кивнул ей, и его губы дрогнули в дружелюбной манере перед тем, как он уставился обратно на монитор перед ним. Улыбка Данте привела к хмурому взгляду от блондинки с большими сиськами – её Данте окрестила страшной и вечно взбешённой девушкой голубоглазого.

На самом деле их звали Джейден и Тина.

Она знала это, просто веселее было называть их разными прозвищами, и в любом случае, они не были видящими, так что в кои-то веки Данте могла думать всё, что ей вздумается. Ей надо было беспокоиться только о шуточках подслушивающих видящих, если они всё же слышали её мысли.

Как раз когда она подумала об этом, Мика широко улыбнулась ей, закатив глаза.

– Забей, – произнесла она Данте, кивком головы показывая на Джейдена.

– Ты можешь выбрать кого-нибудь получше, – сухо согласилась Анале через гарнитуру, не поднимая глаз от своего монитора.

– НАМНОГО лучше, – подчеркнула Мика, используя тот же канал.

Данте выразительно состроила гримасу, давая обеим видящим понять, что она не намеревалась прикасаться к голубоглазому. В любом случае, у этого парня, должно быть, имелись нешуточные болезни, учитывая, куда он совал свой стручок за последние годы.

Анале издала сдавленный смешок, прикрыв рот татуированной ладонью и впервые за всё утро подняв взгляд от экрана. Викрам тоже усмехнулся, вместе с Рэдди, который сидел за терминалом по другую сторону от Анале, а Мика, конечно же, рассмеялась в голос.

Данте опять взглянула на Тину и Джейдена, которые теперь выглядели насторожившимися.

«Тише вы, – подумала Данте, обращаясь к видящим в целом. – Чего палитесь?»

Викрам широко улыбнулся, прищёлкнув языком.

Данте сдалась и улыбнулась в ответ.

Чёрт, а что им ещё делать в этом затопленном ковчеге из стали и стекла, если не сплетничать? Ну, ещё возиться с машинами, пытаться спасти еду из затопленного подвала, выбивать информацию из поломанных систем безопасности и искать пути, как отгородиться от воды. Она знала, что у других имелись свои списки, но казалось, будто она всю оставшуюся жизнь будет заниматься только этими вещами.

Похоже, все в ведущей хакерской группе занимались этими пятью вещами.

Ну, она была уверена, что некоторые видящие занимались сексом.

Некоторые из видящих очень много занимались сексом, судя по тому, что она слышала – может, чтобы просто отвлечь свой разум от всего происходящего.

Она пыталась поддразнивать Вика по поводу его сексуальной жизни в один из дней, когда электричество отключилось надолго, и он сделался багрово-красным, так что она поняла, что ему, видимо, ничего не перепадает. Он также недвусмысленно проинформировал её, что он не спит с «детьми», так что ей лучше найти человеческого партнёра соответствующего возраста.

Он сказал это по-доброму, но одно лишь смущение на лице видящего заставило Данте широко улыбнуться.

Это каким же хрупким созданием он её считал?

Если бы он ей не нравился, она могла бы посчитать это за вызов.

А так Данте заверила его, что постарается держать себя в руках, что заставило их обоих расхохотаться – не просто самого Вика, но и Деклана, который пытался притвориться, будто не подслушивает, а также Анале и Мику, которые подслушивали в открытую.

Буквально следующей ночью, когда они передавали меж собой бутылку на верхних этажах, Деклан подколол её, в шутку сказав, что даст ей выпить только в том случае, если она пообещает «держать себя в руках» в присутствии Викрама.

Это ещё одна вещь, которую узнала Данте – видящие любили подкалывать друг друга, даже в разгаре апокалипсиса.

Они все, похоже, привыкли к ней и обращались как со своей, в отличие от большинства других людей – предположительно потому, что она говорила на языке компьютерных задротов лучше чем остальные.

Она даже начинала понимать суть хакерства органики.

Программа-переводчик между небинарным и бинарным кодом, которую она построила вместе с Викрамом, очень помогала. Она также начала лучше нащупывать огрехи, даже по словам Гаренше, того гиганта-видящего в Сан-Франциско, который до сих пор время от времени звонил, чтобы помочь им с машинами.

Вик сказал, что Гар был настоящим гуру органики.

Конечно, его тоже из-за этого подкалывали, дразнили из-за его «подружек-машин» и отпускали ещё более грубые шуточки (как подозревала Данте) на их родном языке.

В результате всего этого (а также потому, что она большую часть времени с ледышками, поскольку они казались не такими депрессивными по сравнению со здешними людьми, и даже с миленьким голубоглазым Джейденом), Данте уже знала немалую часть их мыльных опер.

Она также запоминала всё больше их матерных слов.

Одно ясно точно – вокруг Моста вертелись горячие мужчины.

Джейден также был известным, так что он представлял собой не только симпатичное личико. Не таким известным, как Меч, но Данте узнала его имя по музыкальным каналам – он был солистом музыкальной группы «Око Морриса». Сам Джейден был слегка известным предметом дамского обожания до того…

Ну, до того, как всё это началось.

Поскольку на каналах показывались только аватары, а не реальные лица, Данте до сих пор не знала, как выглядел Джейден.

К счастью, Джейден был не только секси-певцом, но и неплохо разбирался в компах. Видимо, в Калифорнии он работал в сфере разработки игр и программного обеспечения.

Они привлекли его к работе во время анализа навыков людей из Списка всего несколько недель назад – в основном он помогал с простым кодом, хотя ледышки говорили, что его квалификация позволяет делать больше. Блондинка с большими сиськами была практически бесполезна в работе с техникой, но она каждый день приходила сюда с ним. Похоже, её единственной целью было присматривать за Джейденом и следить, чтобы никто даже не дыхнул на него, не заработав от неё убийственный взгляд.

Данте услышала, как сидевший рядом Викрам издал очередной невольный смешок.

Он взглянул на неё, и его фиолетовые глаза блеснули.

– Боги тебя накажут, – сказал он ей. – Следи за своими мыслями, ибо они всё слышат.

– Ты, – сказала Данте, показывая на него. – Ты хотел сказать, что ты всё слышишь. И в любом случае, ты разве не должен заниматься программами для ботов безопасности?

Викрам лишь невинно улыбнулся и подмигнул.

– Я беспокоюсь о твоей душе, моя прекрасная кузина. Я готов повременить с работой, дабы уберечь тебя от искушения и разврата.

Данте закатила глаза, только после некоторого времени осознав, что переняла эту повадку от её новых приятелей-видящих.

– Ага, конечно, – хмыкнула она. – О моей душе.

Викрам широко улыбнулся, затем повернулся обратно к старомодному монитору. Ни на каком этапе их разговора он не снимал абсурдно огромные, шумоподавляющие наушники, которые выглядели так, будто он примотал к голове две булочки.

Викрам усмехнулся.

– Прекрати! – рявкнула Данте в привычной для них манере и резко показала на его монитор. – Я не могу и дальше тащить тебя, мой холоднокровный друг.

Он пренебрежительно отмахнулся от неё, но это тоже уже стало частью их ритуала.

Данте поднесла пальцы к своей гарнитуре. На фоне она держала сменяющиеся экраны – они мелькали медленнее, чем до цунами, но она всё равно делала несколько дел разом.

Наклонившись поближе к консоли (хотя его ноги покоились на столе), Викрам прибавил громкости для игравшей музыки – увертюра «1812 год» Чайковского, ещё одна шуточка для своих. Они взяли привычку включать эту композицию всякий раз, когда разыгрывался особенно хороший шторм – молнии, гром над головой, ураганный ветер бил в окна отеля и заставлял органические панели вибрировать.

Совсем как сейчас.

Как минимум это отвлекало их от того, что наверняка происходило в подвале, с насосами, полями и видящими, которые этим всем занимались.

Анале хмыкнула в знак согласия, одарив Данте улыбкой сжатых губ.

Она почти не помедлила, продолжая просматривать Барьерные транскрипции последнего прыжка команды Варлана; её пальцы умело двигались над клавишами, пока она помечала каждую идентифицирующую характеристику и сопоставляла её с aleimi-сеткой и физической реальностью.

Данте мало что знала о работе по Барьерному отслеживанию, но выглядело это довольно муторной работой.

Она повозилась с этим достаточно, чтобы у неё официально пробудился интерес. Деклан пообещал объяснить ей основы, как только у них появится свободное время.

Она также мало что знала о Варлане – только то, что он какой-то супер-видящий с запредельными навыками, работающий на Меча. Меч назначил его и Чандрэ (ту индийскую цыпочку, которая выглядела как охотница за головами из какой-то видеоигры о разграблении гробниц) выслеживать и шпионить за китайским видящим Дитрини.

Пока что они не сумели получить много новой информации. Они смогли отследить его передвижения (это минимум, который хотел получить Меч), но больше ничего.

Судя по тому, что слышала Данте, этот парень Дитрини был совсем уж поехавшим чудиком.

Они преследовали его в канализациях, когда ударило цунами, так что многие видящие винили его в смерти своих товарищей, которые оказались там в ловушке. Многие довольно яро выступали за то, чтобы Чандрэ грохнула этого придурка, с помощью Варлана или без него.

К этому времени Данте уже знала, что вопреки их злости на Дитрини и вопреки распространённому мнению, пропагандировавшемуся в новостях, большинство видящих, работавших на Элли Тейлор и Меча, были довольно добросердечными. Они очень переживали за своих друзей, и им не нравилось, когда их люди страдали или погибали – хоть люди, хоть видящие. Если отбросить в сторону всю их крутизну террористов-видящих и беспрестанные подколки, шутки и пошлые намёки, то все они были кучкой добряков.

Данте уже отбросила попытки притворяться, будто ей на них насрать. По правде говоря, они начинали казаться более близкой семьёй, чем её люди.

Ну, за исключением её мамы.

И да, может быть, это всё – лишь один большой фокус с разумом. Она читала о том, что люди испытывали смятение и привязывались к своим похитителям. И да, они прошли через серьёзное дерьмо вместе, это нельзя отрицать, хотя прошло всего несколько месяцев.

Но Данте воспринимала это не так.

Она уже не думала, что они ментально давят на неё, хотя Дек и Вик признались, что кое-что делали с ней, когда она впервые прибыла в отель. Они утверждали, что сделали это в основном для того, чтобы не дать ей слишком перепугаться. Они также несколько раз делали это для того, чтобы заставить её поспать – так сказал Викрам.

Эти признания казались Данте более-менее правдивыми.

Глупо это или нет, но она им доверяла.

Она долгое время противилась этому, притворялась, будто не доверяет им, но когда дело принимало серьёзный оборот, она им доверяла. Она раз за разом видела, что их слова вовсе не расходятся с их действиями.

Более того, они рисковали своими жизнями ради неё. Не только когда вытаскивали её из той бомбёжки в лобби отеля или не пускали на затопленные нижние уровни. Они давали ей еду и только потом ели сами. Они как ястребы наблюдали за другими людьми и даже видящими-беженцами в её присутствии, следили, чтобы никто её даже пальцем не тронул.

Они ставили на место каждого, кто переступал границу, даже если кто-то просто неуважительно отнёсся к ней.

На самом деле, странно было думать, что раньше она боялась этих парней.

Большинство здешних видящих было кучкой милых котиков.

Она даже один раз совершенно случайно довела Викрама до слёз, когда сорвалась на него за критику её попытки пресечь слежку за её же взломом. Она слишком устала. Он слишком устал. Это произошло во время того ужасного периода, когда они все ещё доставали тела из затопленного подвала, и в их числе был какой-то видящий из Адипана по имени Санджей, который был другом Вика – они вместе ходили в школу для видящих в Азии или типа того.

Данте тогда гневно расхаживала туда-сюда, обзывала его «ледянокровкой» и обвиняла в том, что он проделывает с ней какие-то ментальные трюки, но вдруг обернулась и увидела, что по его лицу катятся слёзы.

После этого она почувствовала себя последним куском дерьма.

Она пошла с ним на похоронные обряды, пытаясь как-то загладить вину перед ним, хоть толком и не понимала, что происходит. Все видящие, похоже, были рады видеть её. Данте получила много объятий и поцелуев в щёку; это ошеломляло, даже если не брать в расчёт все напевы, барабаны, колокола, странные журчащие и завывающие горны и всё остальное.

Они нарисовали картины на стенах одной из нижних комнат. Каждая изображала одного из их погибших друзей – Санджея, Фарадора, Джалара, Крибола, Тана. Все они были из Адипана – это что-то вроде ниндзя-видящих, насколько поняла Данте.

Джокко тоже умер. Он был из числа Повстанцев, но они нарисовали его картину вместе с остальными.

Он пошёл в канализации с группой других видящих, следуя за Мечом, Джоном и сыном Меча, Мэйгаром. Он сначала помог своим видящим выбраться, подталкивал их вверх по лестнице, но он, Крибол и Тан оттуда уже не выбрались.

Джокко был Повстанцем в обеих войнах, по словам Рэдди и Милы, двух других бывших Повстанцев, которые после обнаружения его тела ушли в депрессию и запой.