Текст книги "Мост (ЛП)"

Автор книги: Дж. С. Андрижески

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)

Ему говорили, что он и в остальном выглядит по-другому, хотя сам он этого не замечал, разве что его радужки слегка посветлели.

Конечно, оба они считались «молодыми» для видящих, так что отчасти дело могло быть в этом. Видящие обычно не достигали физической зрелости почти до ста лет.

Какими бы ни были причины, изменения в Мэйгаре определённо ускорились с тех пор, как они добрались до Сан-Франциско, вероятно, отчасти из-за обширной работы, которую он проделал с Ревиком, и времени, проведённого в свете Ревика в ходе работы над телекинезом.

Но совокупный эффект был довольно интересным в том плане, что он делал Мэйгара гораздо сильнее похожим на Ревика, чем раньше, особенно в то время, когда Джон впервые встретил его в Сиртауне.

Теперь Джон видел немало от Ревика в его сыне.

Глаза Мэйгара были значительно темнее, чем у любого из его родителей – шоколадно-коричневого цвета, который мог обладать удивительной глубиной. Его чёрные волосы свисали длинными прядями, собранными мужской заколкой видящих у основания шеи, но они были того же цвета и текстуры, что и у Ревика.

Его грудь была шире, чем у его отца, растягивая тёмно-зелёную футболку, которую он носил под более плотной чёрной фланелевой рубашкой, но тело Мэйгара тоже стало больше походить на тело Ревика. Он всё ещё был на добрых десять сантиметров ниже своего отца и обладал более плотным телосложением, но их руки были похожи, и форма их ног тоже. Их позвоночники также обладали схожим изгибом.

Мэйгар всё ещё сохранял более азиатские черты его матери, Элан Рэйвен, которая выглядела как китаянка-человек – высокая китаянка-человек с потрясающими бирюзово-голубыми глазами, но всё же китаянка-человек. Однако в лице Мэйгара жило нечто такое, что теперь напоминало Джону Ревика. Он особенно подмечал это вокруг скул и лба, а также в форме челюсти Мэйгара. Его губы заметно отличались от губ Ревика – полные и чувственные, тогда как губы Ревика были тонкими. Лицо Мэйгара всё ещё казалось значительно шире, чем у Ревика, но их носы были похожи по форме, и у них имелось сходство в посадке и форме глаз.

Внезапно осознав, что Мэйгар пристально смотрит на него, а теперь ещё и хмурится в некотором раздражении, Джон вздрогнул. Он увидел, как тёмные глаза Мэйгара скользнули вниз по телу Джона, и когда Мэйгар снова поднял взгляд, Джон одарил мужчину-видящего полуулыбкой.

Открыто фыркнув, Мэйгар закатил глаза.

На самом деле Джон не мог его винить.

– Прости, брат, – пробормотал он.

– Ты мне не брат, бл*дь, – парировал Мэйгар таким же тихим голосом. – Так что сделай мне одолжение и отвали.

Раздражаясь неожиданно для себя самого, Джон пренебрежительно поднял ладонь.

– Ага. Что ж. Формально я прихожусь тебе сводным дядей, придурок.

– Формально ты червяк.

– Не совсем… – пробормотал Джон.

– …Для меня ты червяк, – холодно перебил Мэйгар. – И для всех остальных тоже, иначе твою «сестру» не убили бы из-за тебя, бл*дь.

Джон ощутил эти слова как удар кулаком в живот.

Никто не говорил ему этого. Не вот так, в лицо.

Никто из других видящих даже не напоминал Джону о его роли в том, как Тень и Касс похитили Элли. Ближе всего к этому подошёл сам Ревик, в один из своих самых пьяных, тёмных моментов… и даже он сдержал свои слова, выйдя из комнаты, когда, казалось, не смог контролировать собственный разум.

Несколько секунд Джон мог лишь смотреть на Мэйгара, ощущая тошноту в нутре.

– Им надо было убить тебя на месте, – добавил Мэйгар угрожающе низким голосом. – Он должен был убить тебя. Он бы, наверное, так бы и поступил, если бы твоего имени не было в этом грёбаном Списке.

При этих словах Ревик, стоявший возле Элли, обернулся.

– Заткнись, Мэйгар. Сейчас же, – он наградил Джона таким же суровым взглядом. – А ты. Не пялься куда попало. Мы начинаем через две минуты. Включайся в работу. А не то пеняй на себя.

Джон кивнул, чувствуя, как к его лицу приливает тепло.

Отвернувшись, он случайно поймал взгляд Врега, который стоял в другом конце комнаты вместе с Юми и Гаром. Увидев в нём тёмную нить гнева, Джон почувствовал, как на него нахлынул поток недоверия, когда он понял, что означает этот взгляд.

Врег тоже видел, как он уставился на Мэйгара.

Джон почти не мог поверить в то, как Врег истолковал этот взгляд, но он чувствовал это буквально на поверхности света Врега.

Господи Иисусе. Врег подумал, что он засматривается на Мэйгара.

Чувствуя, как его лицо заливает настоящим жаром от понимания, что Мэйгар тоже мог истолковать его взгляд в таком ключе, Джон содрогнулся и щёлкнул языком. Когда он сделал это, на его плечо легла тёплая ладонь, и он подпрыгнул, повернув голову.

Джораг улыбнулся ему, одарив сочувственным взглядом.

– Мы не хотим твоей смерти, брат, – сказал Джораг.

Джон удивлённо хмыкнул.

– Да. Окей. Отлично.

– Я серьёзно, – сказал Джораг, посылая ему более сильный импульс тепла и одновременно открывая свой свет, чтобы дать Джону почувствовать, что он действительно так думает. Крепче сжав его плечо, он наклонился к уху Джона. – А что касается другой твоей проблемы, – мягко добавил он, подталкивая мысли Джона к Врегу. – Ну, в этом отношении мы тоже тебе сочувствуем. Поверь мне, маленький брат.

Джон покачал головой, тихонько щёлкнув языком, но почему-то слова Джорага его позабавили.

– Ты в заднице, – добавил Джораг, всё ещё склонившись к его уху. – Что бы ты сейчас ни делал. И не думай, что мы, остальные, этого не понимаем, – широко улыбнувшись, Джораг играючи двинул ему кулаком в плечо. – Бедный ублюдок. Ты выбрал отнюдь не простого партнёра, брат.

– Мне ли не знать.

– Но знаешь ли ты? Ты понимаешь, что прямо сейчас я рискую своей жизнью? – Джораг широко улыбнулся.

Джон ничего не смог с собой поделать. Он издал удивлённый смешок, улыбнувшись Джорагу через плечо.

– Все вы, видящие, просто кучка психически больных, не так ли?

– Так и есть, маленький брат, – ответил Джораг с притворной серьёзностью, посылая ему ещё один импульс, на этот раз с лёгким оттенком веселья. – …Так и есть. Вдобавок к этому ещё и чертовски привлекательные.

Джон опять фыркнул.

Джораг подмигнул ему и в последний раз похлопал по плечу, прежде чем уйти, направляясь в сторону двери.

Джон наблюдал, как видящий уходит, и ощутил иррациональную волну привязанности к другому мужчине, который в последнее время взял на себя труд поддерживать всеобщий боевой дух, учитывая, что Ревик едва ли был в состоянии сделать это. Джон знал, что Ревик иногда злился на Джорага, в основном за то, что тот был слишком сосредоточен на Элли, но в остальном они дружили.

И да, Джон сам видел эту ситуацию с Джорагом и Элли, поэтому он понимал недовольство Ревика и даже сочувствовал ему, но внезапно он осознал, что Джораг и ему самому приходился другом.

Какими бы ни были его проблемы, Джон не мог не испытывать симпатии к этому мужчине.

Вспомнив, как в последний раз Джон видел Джорага, уставившегося на Элли в том бронированном грузовике, когда они ехали в карантинную зону в Сан-Франциско, Джон почувствовал, как его грудь сжалась, но потом он отбросил это ощущение. В этот момент он поймал на себе ещё один мрачный взгляд Врега.

На этот раз бывший Повстанец смотрел на Джона недолго, но Джон заметил, как напряглась челюсть другого мужчины, ощутил, как импульс гнева покинул свет Врега. Чувствуя, что за плотным щитом вокруг aleimi Врега бурлит ещё больше эмоций, Джон подавил волну разочарования, которая вызвала у него желание совсем покинуть комнату.

Джораг действительно не шутил.

Врегу тоже не слишком нравилось их общение.

Заметив напряжение в длинном подбородке и тёмных глазах Врега, даже несмотря на другие эмоции, затуманившие комнату, Джон почувствовал, как остатки его недолгой непринуждённости с Джорагом рассеиваются.

На её место вернулось то мрачное чувство, тяжесть, которая почти не покидала разум или свет Джона с тех пор, как они прибыли в Сан-Франциско.

Единственный плюс во всем этом – то, что так проще было относиться безразлично.

Ко всему этому.

– Ладно, – Ревик взглянул на Джона и Мэйгара, прищурив свои прозрачные глаза. – Вам лучше присесть. Мы готовы к старту.

Глава 17

Воссоединение

Джон не знал, чего ожидать.

Никто толком ничего не сказал ему перед началом.

Исходя из этого, он предположил, что его роль с технической точки зрения будет незначительной.

Он знал, что его свет составлял один из трёх «каналов», которые будут подключены к свету Элли. Свет Мэйгара по сути будет выполнять ту же самую функцию, хотя они наверняка подсоединят его на нескольких уровнях, учитывая, что Мэйгар был элерианцем и телекинетиком.

Ревик, который уже имел световую связь с Элли, будет подсоединён к ней более конкретно – то есть, структура к структуре, скорее всего, на самых верхних уровнях с акцентом на те структуры, которые ассоциировались с телекинезом.

Джон посчитал, что он из всех троих будет больше «занимать место», нежели что-то делать. Он наверняка здесь только потому, что знал Элли так долго и имел сильную связь с её светом.

Но он осознал, что ошибся.

Ну, отчасти ошибся.

Балидор объяснил несколько вещей, пока он и его команда работали.

«Да, ты будешь соединён в иных структурах, по сравнению с двумя другими, главным образом на нижнем конце её структуры, – пробормотал видящий из Адипана в голове Джона, и его сознание явно разделилось, пока он работал. – Это не только из-за твоей детской связи с сестрой, Джон. Во-первых, нам нужен противовес всем этим высоким структурам. Ты поможешь стабилизировать двух других и будешь держать Элли более приземлённой в своём теле. Это потенциально усилит способность Элли связаться со всеми нами здесь, внизу. Во-вторых, она добавила в твои структуры вещи, в высшей степени совместимые с усовершенствованной постановкой щитов, которую она производит…»

«Что? – Джон уставился на него. – Она что-то добавила в мои структуры? Что это значит?»

Балидор спокойно взглянул на Джона, и выражение его лица оставалось суровым.

«Не беспокойся об этом сейчас, Джон. Ты займёшь место, связанное с постановкой щитов. Сосредоточься на этом… и на том, чтобы держать её связанной с землёй. Возможно, ты также поможешь ей подключиться к её собственным структурам, – добавил он. – … По крайней мере, на это надеется её муж. Как минимум, это сделает её менее склонной блуждать слишком далеко от своего тела во время всей этой работы с высокими структурами».

Джон почувствовал, как его челюсти напряглись.

Тяжело сглотнув, он кивнул.

Балидор говорил о смерти Элли. Он говорил, что она может убрести в Барьер и просто не вернуться, как это случилось с некоторыми видящими, зависимыми от вайров.

Балидор погладил его по плечу, посылая импульс тепла.

«Не волнуйся, – мягко послал он. – Это поможет, Джон. Очень поможет».

На это Джон тоже кивнул.

«В любом случае, – добавил Балидор, отойдя, чтобы проверить что-то на Мэйгаре. – Ты постоянно недооцениваешь себя. Многие из этих соединительных структур на тебе считаются «высокоуровневыми», брат Джон… особенно для щитов».

Произнося это, Балидор выделил в свете Джона те места, о которых он говорил.

Джон растерянно уставился на них. «Это что такое, чёрт подери? Элли поместила их туда?»

«Тебе они не знакомы?»

Джон моргнул, потом нахмурился.

«Они ощущаются знакомыми», – признался он через некоторое время.

Он продолжал разглядывать очень детализированные, разноцветные структуры, которые выделял Балидор.

«А что они делают?» – наконец спросил он.

Балидор улыбнулся в пространство. «Кроме упомянутых мною навыков постановки щитов, мы ничего не знаем. Нам известно лишь то, что твоя сестра работала над ними до того, как твой статус «кроссовера» был активирован. Судя по маркерам, которые мы видели, она работала над этими частями твоего света с тех пор, когда вы оба были очень юны».

Чувствуя реакцию в свете Джона, он добавил:

«Бессознательно, Джон. Я вовсе не имел в виду, что она делала это за твоей спиной. Очень маловероятно, что она знала, что делает это – по крайней мере, здесь, внизу».

Чувствуя, что внимание Балидора переключилось на что-то другое, Джон не ответил.

Однако он продолжал наблюдать за работой видящих. Он смотрел на Балидора, Врега, Юми, Ниилу, Чандрэ. По мере того как они устанавливали предварительные нити, он обнаружил, что всё больше и больше понимает, что именно это влечёт за собой.

Они будут связаны не только с Элли.

Они втроём тоже будут связаны друг с другом. Это значит, что Джон будет связан, структура к структуре, свет к свету, с Мэйгаром и Ревиком. Каждый из них будет связан с другим напрямую, а не просто через Элли.

Осознание этого заставило его занервничать.

Он поймал себя на том, что понимает, почему Ревику это не нравилось, даже больше, чем раньше. Несколько месяцев назад Ревик даже не хотел, чтобы Мэйгар оставался один в комнате с его женой. Мэйгар был зафиксирован на Элли уже много лет. Он пытался увести её у Ревика.

Однажды он попытался изнасиловать её.

Однако, учитывая всё то, с чем они столкнулись, Ревик явно чувствовал себя загнанным в угол.

Отчасти это подразумевало позволить Мэйгару создать световую полу-связь с его женой – это наверняка сводило его с ума во многих отношениях. Зная Ревика, он также, вероятно, чувствовал себя виноватым, поскольку не мог спросить разрешения у Элли на это.

Так что да, Джон понимал враждебное отношение Ревика к этому процессу.

Теперь он понимал и враждебность Врега даже лучше, чем Ревика, хотя на самом деле ему этого не хотелось. Он невольно видел в совершенно новом свете реакцию Врега на пристальные взгляды Джона в сторону Мэйгара.

Но сейчас Джон ничего не мог поделать ни с тем, ни с другим.

Устроившись поудобнее в викторианском кресле, он поморщился от жёсткой обивки.

Должно быть, когда-то это была роскошная гостиная. Джон не мог не посмеяться над этой иронией: здесь была самая неудобная мебель во всём доме. Они решили не использовать для этого прыжковые кресла, отчасти потому, что Ревик не хотел, чтобы большинство видящих, живущих и работающих в доме, знали об этом. По той же причине он использовал комнату с собственной конструкцией и ограниченным доступом для горстки разведчиков из внутреннего круга.

По словам Балидора, им всё равно не нужна была прыжковая комната для этого.

Они привязали Элли к кровати из-за того, насколько непредсказуемой она стала в последнее время, а также для того, чтобы удержать её в комнате, как только они начнут. Джон сильно подозревал, что они сделали это главным образом для того, чтобы освободить Ревика и дать ему возможность сосредоточиться.

Несмотря на это, Ревик остался рядом с ней, придвинув своё кресло к мягкой скамье, на которой она лежала. Он взял её ладонь, положив руку под неудобным углом, чтобы он мог продолжать видеть монитор, который будет переводить сигналы Барьера.

Балидор возглавил соединение, а Джораг, Врег, Юми, Гаренше и Ниила заняли основные позиции поддержки. Балидор уже настроил конструкцию комнаты, чтобы помочь этому процессу, своего рода «конструкцию внутри конструкции» – Джон начал понимать, что они делали это очень часто, и без его ведома, чёрт возьми.

Джону ничего не оставалось, кроме как ждать, когда это произойдёт.

Поэтому, когда он закрыл глаза по сигналу Балидора и положил голову на жёсткую подушку викторианского кресла, у него едва хватило времени подумать, чего же ему ожидать…

***

Когда он погружается в незнакомое пространство.

Время, как это всегда бывает в Барьере, останавливается.

Оно просто…

Останавливается.

Его заменяет это странное ощущение отсутствия времени. Полное отсутствие строгого линейного марша через существование дезориентирует его. Он должен был бы уже привыкнуть к этому, но так и не привык.

Это всё ещё удивляет его, каждый раз.

Он на мгновение чувствует Врега.

Он слышит тиканье старинных напольных часов у стены, шорох одежды, когда Мэйгар меняет позу на другом конце дивана, в паре метров от обмякшего тела Джона.

А потом он просто…

Падает.

***

Пространство совершенно чёрное.

Не такое чёрное, как в том ужасном месте, где он нашёл Элли.

Просто пустое. Порожнее.

Поначалу это всё равно пугает его, может быть, из-за воспоминаний о том другом месте с мёртвыми птицами и обгоревшим алтарём.

Никаких маркеров не существует, ничего знакомого. Ничто не трогает разум Джона, ни хорошее, ни плохое. Ничто не даёт его мыслям что-то, за что можно зацепиться. У него нет возможности создавать картинки, чтобы заменить эту темноту, как он делал это раньше. Это пространство просто чёрное.

Пустое.

Сначала он не замечает перемены.

Медленное, как глубокие, неспешные вдохи, присутствие проникает в его сознание. Ощущение вплетается в его медленное приближение, настолько мимолётное, что Джон едва может его опознать.

В конце концов, он понимает, что остальные уже там.

Балидор. Врег. Проблески Юми.

Затем он чувствует Ревика.

Как только Джон чувствует элерианца, он понимает, что фрагменты разума Ревика образуют фон для всего остального. Чем дольше Джон замечает это, тем больше он чувствует свет Ревика. Это осознание становится всё сильнее и сильнее – более интенсивным, чем любое другое.

Поначалу он удивляется тому, насколько знакомым ощущается другой видящий.

Он каким-то образом чувствует в этом Элли.

Он чувствует мерцание того, кем он был – в смысле, сам Джон, как будто миллион лет назад, ещё в Сан-Франциско, до того, как всё это произошло. Когда ещё Джон преподавал кунг-фу в районе Аутер Ричмонд, в Сан-Франциско. Когда он ещё встречался с Треем. Когда их мать ещё была жива. Когда Элли и Касс ещё…

Это тоже исчезает.

Джон не знает, то ли он отталкивает это, то ли это уходит само по себе, то ли Ревик отшатывается от моментальности воспоминаний Джона… но это исчезло.

Эхо отступает в темноту, но присутствие Ревика остаётся.

Свет элерианца переплетается с его собственным, прикреплённый бледными прядями, которые Джон до сих пор узнает. Он в шоке понимает, что чувствует Ревика в свете Элли, что он чувствовал его даже тогда, в Сан-Франциско – даже когда она всё ещё была с Джейденом.

Даже когда они были детьми.

Он видит это пятно Ревика в ней, мутирующее над ней в светлых искорках, тонких прикосновениях, которые он никогда не видел раньше – или, точнее, никогда не замечал как нечто отличное от самой Элли. На протяжении большей части своей жизни Джон так легко включал Ревика в свои чувства к сестре, что даже никогда не видел другого мужчину.

Только теперь он понимает, что у него была взаимосвязь с Ревиком в течение многих лет – и он даже не подозревал об этом.

«Семья», – бормочет его разум.

Затем он чувствует Мэйгара.

Боль ненадолго парализует его, как только присутствие другого мужчины становится видимым. Джон чувствует, как боль усиливается, чувствует борьбу в его свете.

Это тоже Ревик.

Ревик противится свету Мэйгара.

Он начинает противиться и свету Джона тоже. Он противится, как будто не контролирует себя, борется с обеими связями, борется с обоими мужчинами. Он борется ещё сильнее, когда эти петли смыкаются и обхватывают их четверых – и Элли тоже.

Боги. Он не хочет, чтобы они находились так близко к Элли.

Наблюдая за борьбой элерианца, Джон чувствует, как его собственная тошнота усиливается. Ревик сражается без всякой рациональности, как будто он не в силах остановиться.

Джон чувствует, что Мэйгар тоже пытается отделить себя от Ревика.

Джон также чувствует там притяжение с обеих сторон, что, возможно, должно удивлять, но почему-то не удивляет. Он ощущает противоречивые чувства с обеих сторон и понимает, что он тоже смотрит в отношения Мэйгара и Ревика в такой манере, которая кажется откровенно непрошенной. Он чувствует нежелание Мэйгара, чтобы Ревик видел в нём так много, нежелание, которое он адресует Джону, как нескрываемое презрение.

«Это личное, – шепчет его разум. – Всё это очень личное».

Он чувствует, как гнев Мэйгара становится всё жарче…

Внезапно и резко Джон чувствует Врега.

Его охватывает страх. Он чувствует это через глаза Врега, свет Врега – сжатие этих трансформирующихся линий, различные их части, сплетающиеся вместе, близость.

Боги. Эта связь очень сильная, почти пугающая своей интенсивностью.

На мгновение Джон ощущает Балидора, пытающегося успокоить их.

Он чувствует Джорага… Врега.

Он чувствует так много горя во Вреге. Оно душит его, сокрушает что-то в его сердце.

Борьба ненадолго усиливается, но становится ещё более безмолвной.

Он чувствует, как Врег умоляет его, просит не делать этого…

Точки света, крошечные вспышки звёзд вспыхивают, когда соединения ударяются друг о друга, как провода под напряжением. В свете Ревика вспыхивают структуры, вещи, которые Джон никогда раньше не видел в свете другого мужчины, вещи, которые он не улавливал, даже инстинктивно. Он наблюдает, как из темноты формируются новые структуры, как их части сплетаются вместе, образуя новые вещи из соединения с каждым из них, новые структуры с цветами, которые оборачиваются вокруг и вливаются друг в друга…

Он чувствует там Элли – от чего в этом у него перехватывает дыхание.

Это боль, которую он чувствует с Ревиком, первая и самая сильная.

Эта боль усиливается, становится невыносимой.

Присутствие Элли остаётся самым слабым, но теперь Джон тоже чувствует её, и облегчение борется с его собственной болью от того, что он скучал по ней, что он всё ещё не может прикоснуться к ней. Он чувствует нечто похожее на Мэйгара, только более наэлектризованное, более направленное. Он чувствует, как Ревик реагирует на связь Мэйгара со светом его жены, острый приступ гнева или бессилия, любви и собственничества, граничащего с ужасом…

Джон пытается сосредоточиться на Элли.

Он смотрит, как Балидор вплетает в неё нити света Джона.

Теперь он почти видит её, но она по-прежнему неясна – скорее, призрак или тень, чем человек. Он задаётся вопросом, может быть, она здесь только потому, что его чувства придают ей форму в этой темноте. Ему интересно, что видит Ревик.

Теперь Джон понимает, почему они так много делали в темноте.

Здесь должно быть так темно. Это слишком интимно – слишком мучительно интимно, чтобы они смотрели друг на друга, пока это происходит. Независимо от того, что они говорят себе о том, почему они это делают, Джон понимает, что будут волны последствий, может быть, большие, может быть, которые никто из них не сможет контролировать из-за того, что они так погружены друг в друга…

Подумав об этом, он чувствует ещё один глубокий укол боли от света Ревика.

Бл*дь, он так опечален. Боги.

Джон не думал, что одному человеку может быть так грустно.

Горе переполняет его, хоть и кажется знакомым, слишком сокрушительным и настоящим, чтобы его можно было описать словами. Джон уже несколько недель плывёт сквозь эту скорбь внутри конструкции, но только сейчас до него доходит, насколько она сильна, извращена и иррациональна.

Его грудь пытается закрыться, сжимаясь под его пальцами и в его свете, когда связи усиливаются, когда эти структуры туго натягиваются. Эти нити удерживают их вместе, даже когда они изменяются и трансформируются от контакта, становясь всё более и более сложными, более запутанными, более наполненными цветом, смыслом и памятью.

Что-то в этих освещённых нитях отражает саму материю того, кто они есть…

Кем они были.

Они уже начинают создавать что-то новое.

Когда нити начинают закрепляться вокруг света Джона, как крошечные алмазы, наполненные живым током, он чувствует ещё одну волну этого более глубокого страха. Он говорит себе, что знает, зачем он это делает. Он говорит себе, что то, что они делают, необходимо, что он согласился на это, он согласился сделать всё возможное, чтобы помочь Ревику.

Но ничто из этого, ни одна из его дерьмовых подбадривающих речей на самом деле не помогает.

Теперь Джон понимает; это навсегда изменит его.

В последние несколько секунд своего пребывания в этом тёмном пространстве, в окружении видящих, терпеливо работающих над ними четырьмя, он чувствует Врега, похожего на тёмно-золотую звезду вдалеке. Другой видящий излучает тепло, чувство, присутствие – и в течение долгого, пугающего момента Джон действительно видит его.

Взгляд на Врега наполняет его тоской, которая хочет разорвать его разум на части. Это чувство усиливается, переходит в отчаяние, тоску, которая ломает что-то более твёрдое в груди Джона. Краткий проблеск света Врега во всей этой темноте… это ощущается почти как прощание.

Какая-то часть его кричит, борясь с этим.

Он кричит и кричит, но уже слишком поздно что-либо менять. Уже слишком поздно останавливаться, выходить из этой ситуации или даже говорить, что он сожалеет. Уже слишком поздно.

Джон наблюдает, как соединения затвердевают, словно высыхающая краска.

Через несколько секунд, а может быть, и часов, что-то замыкается.

Его захлёстывает вихрь мыслей – эмоции, тепло, связи и потоки текут через, между и внутри Мэйгара, Ревика, Элли и его самого. Некоторые из них не принадлежат ему, но Джон всё равно увлекается ими, или иногда просто втягивается в вуайеристские взгляды за гранью того, кто он есть. Некоторые из них исходят от Мэйгара, от Ревика, даже от Элли – но они больше не принадлежат никому из них исключительно. Они принадлежат всем им, той сущности, которую они создают вместе.

Он чувствует там Элли.

Она всё ещё далеко, но ближе, чем он когда-либо чувствовал её с тех пор, как она умерла.

«Умерла. Он только что подумал, что она умерла. Ревик почувствовал, что он подумал именно так».

Осознание этого ударяет его ещё одним взрывом страха.

Но уже слишком поздно. Для его страха уже слишком поздно.

Что бы это ни было, всё кончено.

Или же на самом деле это только началось.

Глава 18

Ты его трахаешь?

Джон закончил застёгивать брюки спереди, стараясь не обращать внимания на боль другого видящего, пока Врег смотрел, как он одевается.

С другой стороны, Врег не собирался уходить так надолго, чтобы Джон успел одеться в одиночестве.

Джон невольно подавил реакцию собственного света. По правде говоря, «подавил» – это не совсем точное слово; скорее, он забил её бейсбольной битой, вытеснив как можно дальше за пределы своего сознания.

И всё же он краешком света ощутил, как где-то там отреагировал Ревик. Он чувствовал и Мэйгара тоже, сильнее, чем Ревика, и тот ощущался куда более раздражённым.

Джон вытолкнул обоих мужчин из своего света, насколько смог.

Ничего из этого толком не помогло. Боль от двух других мужчин обвилась вокруг него, делая его собственные чувства ещё хуже, даже когда Джон изо всех сил попытался освободиться от удушающего ощущения их присутствия. Иногда он мог поклясться, что краешком своего света чувствует, как их кожа прижимается к его собственной.

Изо всех сил пытаясь найти себя, сконцентрироваться, создать пространство для себя в той странной сущности, в которую он превратился вместе с тремя другими видящими, Джон обнаружил, что вообще не хочет смотреть на Врега… и уж тем более думать о том, когда он в последний раз одевался перед ним.

В тот раз они едва могли держать руки подальше друг от друга.

Выкидывая из головы и это воспоминание, Джон ещё не успел справиться с этим, как уже почувствовал ещё более сильный импульс отвращения и раздражения от Мэйгара, достаточно мощный, чтобы вторгнуться в его сознание и заставить его щёки покраснеть. Ревик полностью отстранился, закрывшись щитами так, как ни Джон, ни Мэйгар не могли сделать, по крайней мере, от двух других.

Может быть, у Ревика просто было больше практики, потому что он связан с Элли.

Коротко щёлкнув себе под нос, Джон изо всех сил попытался укрепить свет вокруг своего тела, не поднимая глаз.

Врег толкнул его своим собственным светом, заставив Джона всё равно взглянуть на него.

– Нет, – сказал видящий, стиснув зубы и уставившись на Джона. – Проклятье, Джон… нет.

Джон покачал головой, на этот раз щёлкнув более открыто в адрес Врега, просовывая руку в свою бронированную рубашку с длинными рукавами, которую держал в ладонях. Джон по-прежнему не мог открыто посмотреть на другого видящего. Его свет скользнул вокруг более крупной фигуры Врега, но он не позволил себе подойти слишком близко.

И всё же это причиняло боль – более сильную боль, во всяком случае – когда Врег был так близко к нему.

Он не должен был впускать его в комнату.

До сих пор ему удавалось не подпускать к себе бывшего Повстанца.

Если не считать того времени, когда он выздоравливал от болезни света, то с тех пор, как они добрались до Сан-Франциско, Джон более или менее держал Врега подальше от своего личного пространства. Джон не мог ясно объяснить себе, почему он впустил его на этот раз.

А может быть, он просто не позволял себе говорить правду.

Правда заключалась в том, что в последнее время он испытывал всё больше сложностей. Что-то в связи с остальными тремя вскрыло его и оставило распахнутым. Может быть, это заставило его почувствовать больше, а может быть, просто вынудило его лучше осознать то, что он чувствовал всё это время.

По правде говоря, он даже не был уверен, что есть какая-то разница.

Что бы это ни было, что бы это ни делало с ним, это чувство в основном выражалось в болезненной уязвимости, ощущении незащищённости, которое временами становилось невыносимым.

Может быть, именно поэтому он не мог вынести, что Врег сейчас находился так близко к нему.

– Джон! – рявкнул Врег. – Ты вообще не собираешься говорить со мной об этом?

– Нет, – голос Джона прозвучал на удивление спокойно, даже для него самого. – Вовсе нет. Мы уже всё это обсуждали, Врег. Раз за разом.

– Обсуждали что? Ничто мы не «обсуждали»!

Когда Джон двинулся мимо него, Врег встал прямо у него на пути, мягко, но решительно отталкивая назад. Должно быть, что-то отразилось на лице Джона, потому что Врег понизил голос, и его тон сделался почти покорным.

– Ты таскаешься за Нензи повсюду, как какая-нибудь суицидальная собачка на побегушках, Джон. Ты занимаешься этим уже несколько месяцев. Ты занимаешься этим с тех пор, как мы сюда приехали. Ты сделаешь всё, что скажет этот ублюдок, какими бы нелепыми ни были его требования!

Джон заставил себя пожать плечами, хотя боль в груди на мгновение усилилась.

Он мог бы сказать Врегу, что это не совсем так, но он не думал, что такое признание будет воспринято хорошо. Когда боль усилилась, и Джон почувствовал, что она исходит и от бывшего Повстанца, он попытался закрыть большую часть своего света, игнорируя очередную гневную вспышку от Мэйгара, даже когда закончил натягивать тёмную рубашку через голову на торс.

– Значит, ты так хочешь просто умереть? – сказал Врег.

– А кто вообще говорит о смерти? – рявкнул Джон, оборачиваясь.

Его слова прозвучали мощнее, чем он хотел. Он увидел, как бывший Повстанец вздрогнул, словно Джон ударил его. Заметив, что на лице Врега появилось более ожесточённое выражение, как только его удивление начало исчезать, Джон коротко выдохнул.