Текст книги "Мост (ЛП)"

Автор книги: Дж. С. Андрижески

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 39 страниц)

– Да, – сказала я. – Я всё ещё хочу тебя.

Наступило молчание. Тот страх, который я чувствовала на нём, не рассеялся.

– Ты простишь меня за это? – наконец спросил он.

Я старалась думать о его словах, о том, что он мне сказал.

Я не могла этого почувствовать, даже ту часть с Джоном, которую он описал. Ревик и близко не подпускал меня к этому воспоминанию, и хотя я не могла винить его за это, мне тоже было больно, просто от ощущения, что меня туда не впустили. Но я не могла сказать, что не понимаю.

По его словам я осознала достаточно, чтобы всё понять даже без самого воспоминания. Я даже не была уверена, что мне нужно понимать что-то ещё.

– Конечно, – сказала я. – Я прощаю тебя, Ревик. Возможно, тебе придётся дать мне несколько дней…

Он уже начал отстраняться от меня физически. Борясь со вспышкой гнева, я схватила его за руку, обхватив другой рукой за спину.

– Боги, – выдавила я. – Ты действительно собираешься наказать меня за это?

Он прекратил то, что делал, глядя на меня сверху вниз.

Я видела, как его глаза изучали мои, пока он думал о моих словах. Я почувствовала, как он обдумывал их, прежде чем покачать головой.

– Нет, – поколебавшись, он посмотрел вниз на моё тело. – Прямо сейчас? – спросил он, как бы уточняя.

Выдохнув, я обнаружила, что снова говорю, и мой голос звучал более уверенно.

– Слушай. Это ничего не меняет между нами. Я не сержусь. И, честно говоря, я не думаю, что ты сделал что-то плохое, особенно при данных обстоятельствах. Я понимаю, Ревик. По крайней мере, мне так кажется. Я просто… – я покачала головой, закусив губу. – Я понимаю, хорошо? Я не сержусь. Просто, знаешь…

– Тебе не нужно ничего объяснять, Элли, – сказал он.

Ревик смотрел на меня сверху вниз, его свет искрился в моём.

Несмотря на то, что он сказал, я чувствовала, что он думает о моих словах, или, возможно, о том, что он мог бы сказать мне, или к чему это нас приводило. Я чувствовала, что он продолжает отстраняться от меня, теряясь в этом другом пространстве. Затем он, казалось, во второй раз вытолкнул это из головы.

Ревик прижался своим телом к моему, и жар вспыхнул на его коже, прямо перед тем, как он опустил свой рот к моему лицу и шее.

– Я хочу сделать это, – пробормотал он. – Боги, я так чертовски этого хочу. Это делает меня мудаком, Элли?

Я покачала головой, улыбаясь и невольно прищёлкнув.

– Нет.

– Это разрешение? – уточнил он. – Ты даёшь мне разрешение, Элли?

Смеясь, я схватила его за волосы.

– Да, – сказала я. – Я думала, это я соблазняю тебя?

– Тогда снимай свою грёбаную одежду, – сказал он мне на ухо. Я задрожала, и Ревик прижался лбом к моему плечу, навалился всем своим весом, глядя на меня сверху вниз. – Раздевайся, Элли.

Его челюсти напряглись, когда он продолжил смотреть. Его слова стали уговаривающими, почти требовательными в моём свете, и его боль внезапно усилилась.

– Затем ты будешь говорить со мной, – прошептал он мне на ухо. – Ты будешь говорить со мной всё время, пока мы трахаемся, Элли… а трахаться мы будем много. Много.

Я кивнула, закрывая глаза, когда очередная волна его боли ослепила меня.

– Сначала я хочу, чтобы ты мне кое-что показала, – прошептал он, всё ещё прижимаясь губами к моему уху. – Я хочу, чтобы ты научила меня большему, Элли. У меня есть очень конкретные просьбы на уме… дерьмо, которое ты использовала на мне, когда я даже не мог чувствовать тебя рядом. Я хочу, чтобы ты сделала это сейчас, когда ты трахаешься со мной. Я хочу, чтобы ты научила меня, как это делать.

Его боль снова накатила на меня, затмевая разум, а его рука сжалась на моём бедре.

– Возможно, я некоторое время не позволю тебе кончать, – его голос стал жёстче, ниже. – Я также могу долго не протянуть, жена. Не в первый раз. Если ты сделаешь то, что я скажу, я, возможно, не продержусь долго… но я действительно хочу, чтобы ты сделала то, что я скажу. Я могу настоять на этом. В течение некоторого времени я могу настаивать на многих вещах. Не жди, что я буду рациональным, жена…

Моя боль усилилась, даже до того, как я почувствовала ещё больше вспышек в его сознании, образы вместе с мыслями, всё ещё осторожные, но за ними содержалось столько всего, что я сжала руку в его волосах, издавая непроизвольный крик и извиваясь под его весом.

Затем мой свет оказался в нём.

Я почти не признавалась себе, что делаю, пока Ревик не вскрикнул, прижимая меня к кровати. Я нашла то, что хотела, и закончила вплетать эту часть моего света в него. Я потянула его, сильно, теряя контроль над своим светом – устремляясь в него, пока я почти не потеряла сознание. Я почувствовала, как эта часть нас сплелась вместе, как два извилистых хвоста, и Ревик застонал, произнося моё имя, а его пальцы переплелись с моими.

Его разум открылся мне через несколько секунд, и я начала читать его, чувствуя всё то, что он хотел от меня, все эмоции, которые он сдерживал, все мысли, разочарования и смятение, которые он ощущал, практически с того момента, как увидел меня живой.

Я чувствовала его и раньше, когда он думал, что я умерла… и раньше, когда я была живой, но не самой собой, и даже раньше, когда я всё ещё лежала без сознания в Сан-Франциско.

Где-то во всём этом Ревик дал мне почувствовать ту ночь, когда появился у двери Джона.

Он позволил мне увидеть, насколько он был пьян, насколько отчаялся – как чертовски отчаянно он скучал по мне. Джон казался ему единственной связью со мной, которая у него осталась. Он также был сильно зол на Джона. Он винил его, ненавидел себя за то, что винил его, и я уловила ту его часть, которой было на всё наплевать, которая просто хотела, чтобы это прекратилось.

Чем больше Ревик показывал мне, тем больше мой свет хотел открыть его, желая узнать, желая почувствовать его, увидеть почти в реальном времени.

Я видела, как Ревик целовал Джона, видела, как Джон колебался между тем, чтобы воспротивиться ему и поцеловать в ответ, а потом всё же оттолкнул его. Я чувствовала, что Ревик пытается уговорить его, почти принуждая, желая… чего-то… чего угодно, лишь бы изменить это мёртвое чувство, чего угодно, лишь бы избежать возвращения в наш номер в одиночестве.

Я также чувствовала смятение Джона, его отвращение к себе, и всё, что я получила – это двух мужчин, которые горевали. Горевали, напивались, страдали и не могли справиться ни с одной из этих вещей.

Как только я почувствовала это, мои сомнения начали рассеиваться.

Вместе с этим пришла боль, но облегчение, которое я почувствовала, смыло и её тоже.

– Это не имеет значения, – сказала я, целуя его. – Это действительно не имеет значения, Ревик.

Где-то в глубине души я почувствовала, что он начинает в это верить.

Я почувствовала, как он начинает верить, что я действительно жива.

Я не понимала, что он плачет, пока не подняла глаза после того, как сняла рубашку с головы и рук. Потянувшись вверх, я сжала его волосы пальцами, обняв его крепче, когда Ревик поцеловал меня в губы, когда его руки закончили стягивать с меня штаны. Он застонал мне в шею, как только снял их, и его боль врезалась в меня, шокируя мой свет, затрудняя дыхание.

Образы снова поразили меня, но на этот раз я чувствовала в них любовь, что-то вроде импульсивной потребности поделиться со мной, желания, чтобы я ощутила каждую минуту, которую я пропустила с ним, всё, что он хотел и не мог разделить со мной, пока меня не было.

В некоторых из этих воспоминаний я чувствовала жар, боль и беспокойство, но там также жило нечто более молодое – одиночество, которое он сдерживал, отделяя от моего света. Я чувствовала, что он скучал по мне – больше, чем скучал по мне. Как одиноко ему было без меня, как крепко ему приходилось контролировать себя, чтобы скрыть это от других. Он потерял меня, но он потерял и всех своих друзей, хотя бы из-за своей неспособности справиться с собственным горем.

Я чувствовала его одиночество как физическую силу, пока Ревик ласкал мою кожу. Затем я тоже плакала, но уже шептала ему что-то, когда поцелуй прервался.

– Я люблю тебя, – говорила я ему. – Я люблю тебя. Так сильно. Мне очень жаль.

Его голос стал таким тихим, что я едва расслышала его.

– Мне очень жаль по поводу Джона. Боги, Элли, я так сожалею о том, что сделал. Я чертовски скучал по тебе, – его глаза заблестели. – Я думал, что сойду с ума, когда ты всё не просыпалась. Если бы не наш ребёнок…

Я снова услышала страх в его голосе, чувство вины, и покачала головой, прогоняя это прочь, хотя слёзы ослепили меня.

– Это не имеет значения, – в тот раз я не шутила, хотя мои пальцы крепче сжали его шею. – Это не имеет значения, Ревик. Всё кончено. На этот раз всё действительно кончено.

– Никаких разлук, – сказал он, задыхаясь. – Больше никаких грёбаных разлук, Элли.

Чувствуя, как сжимается моя грудь, я крепче стиснула его и почувствовала, как мой aleimi обвился вокруг него, притягивая его, втягивая его в меня. Что-то более плотное поднялось в моём свете, прямо перед тем, как я ответила ему.

Что бы это ни было, оно заставило его вздрогнуть от звука моего голоса.

– Больше никаких разлук, – сказала я ему. – Никогда больше, Ревик.

Он поднял голову и взглянул на меня.

Он просто смотрел на меня несколько секунд, всё ещё тяжело дыша от того, как я обхватила его за шею. Наши лица находились всего в нескольких дюймах друг от друга. Затем он поразил меня, расплывшись в настоящей улыбке.

Когда Ревик заговорил в следующий раз, его голос с акцентом звучал отрывисто, наполненный такой любовью, что я почувствовала, как моя кожа покраснела, даже сквозь веселье, которое я услышала на поверхности.

– Бл*дь, надеюсь, в этот раз ты говоришь серьёзно, жена, – выдал он.

Прежде чем я успела ответить, Ревик наклонился и снова поцеловал меня.

Эпилог

Сочувствие к дьяволу

Балидор сидел за столом, глядя на ряд мониторов, но не видя их.

Третье из четырёх окон в эти маленькие миры оставалось тёмным, полностью отрезанным от всего, что происходило внутри четырёх стен этого сегмента резервуара.

Но почему-то именно к этому пустому, безжизненному экрану глаза видящего из Адипана возвращались чаще, чем к остальным.

Пустой экран ничего для него не значил.

То есть, он не думал о том, почему смотрит туда, не осознавая этого.

Как только он подумал об этом, даже на несколько минут, он понял, почему камеры были выключены. Он видел, как Элли вошла, как она разговаривала с Тореком по пути к двери. Он даже понял, почему уставился на пустой экран, несмотря на то, что там ничего не было видно. И вовсе не из-за того, чем, как он знал, Меч, скорее всего, занимался в этой комнате со своей женой.

Пожилая женщина, сидевшая напротив него за шлифованным металлическим столом, мягко щёлкнула.

Звук, который она издавала, мягко похлопывая языком по нёбу, на первый взгляд казался упрёком.

И всё же Балидор услышал в этом звуке тихую печаль.

Долгое время никто из них не произносил ни слова.

Такое молчание между ними не было чем-то необычным. Однако в данном случае это молчание содержало некоторую долю иронии, учитывая, что они обоюдно согласились встретиться, чтобы поговорить свободно и наедине.

До сих пор ни один из них не произнёс ни слова.

На самом деле ни один из них ничего не делал, только пялился на эти четыре монитора.

Иногда Тарси вставала. Она шла к раковине, использовала мёртвый металлический кран на стене, чтобы добавить ещё кипятка в кружку, которая теперь стояла на столе у её локтя. Старуха всё ещё была в боевой экипировки, которую она надела, когда впервые покинула свою каюту в левой части носа авианосца.

Эта одежда по-прежнему выглядела на ней уместно, хотя прошло уже много лет с тех пор, как она носила её официально.

Словно услышав его, старуха вздохнула и щёлкнула ещё громче.

Балидор оказался первым, кто произнёс хоть какие-то слова.

Может быть, он сделал это, потому что чувствовал, что она этого хочет, а может, ему просто недоставало её терпения. В любом случае, он сдался первым.

– Значит, сомнений нет? – просто спросил он.

В отличие от обычных для них средств связи, Балидор заговорил вслух.

В этом тоже имелась своя цель.

Это сохранит их разговор между ними и внутри конструкции корабля, а также полностью вне Барьера. Даже если бы Балидор не чувствовал необходимости держать эту конкретную тему в секрете от других, на борту присутствовал Варлан, ещё один видящий с действительным одиннадцатым рангом, и он не мог позволить себе рисковать.

Во всяком случае, он опасался, что подслушивают не только его люди.

– Ты уверена? – добавил он. – Абсолютно уверена, друг мой?

Тарси подняла гладкую, но очень тонкокожую руку, повернув её в сторону в жесте видящих, обозначавшем деликатное утверждение. Этот жест был старше обычного «да» видящих и имел свои истоки в пещерах Памира.

Она встретилась с ним взглядом, её ясные глаза всматривались в него.

– Почему ты спрашиваешь меня? – спросила она. – Ты глава Адипана.

Она заговорила на том горном наречии с сильным акцентом, на которое часто переключалась с английского. Конечно, Балидор слышал, как она говорила с безупречным британским произношением, когда ей этого хотелось. Он полагал, что говор был частью её уловки, одной маленькой плашкой в маске разведчика и ещё одним средством обезоруживания тех, кто не слышал скрывавшегося за этой маской.

Как будто её и без того не было сложно прочесть.

Она усмехнулась, услышав его.

Через несколько секунд её лицо стало серьёзным.

– У тебя есть какие-то сомнения? – сказала она.

– Я собирался спросить тебя об этом, – пробормотал Балидор, проводя рукой по волосам. – Ты абсолютно уверена, что это нельзя убрать из него? Не убив его, имею в виду?

Тарси с минуту задумчиво смотрела вверх, возможно, даже искала ответы в Барьере. Затем она моргнула, сделав отрицательный жест рукой.

– Этого я не знаю, – призналась она. – Но у меня есть серьёзные сомнения, что ты или я смогли бы сделать это. Может, нечто подобное тому, что сделала Мост. Может быть, что-то такое могло бы исцелить его… что-то с Четвёркой.

– Например, его смерть? – Балидор хмыкнул. – Почему-то я не думаю, что его жена будет в восторге от этого плана.

Лёгкая улыбка тронула ясные глаза старой видящей.

– Менлим собирался использовать Четвёрку и для этого, ты же знаешь. Он собирался использовать Четвёрку, чтобы сохранить жизнь моему племяннику после смерти его пары. Ирония судьбы, правда. Эта Дренговая грязь хочет использовать это, чтобы убить её… тем временем Мост использует то же самое, чтобы залечить разрывы в её свете. Чтобы вернуться из мёртвых. Плохой день для нашего друга Дренга. Все его планы проваливаются. Всё его оружие оборачивается против него.

Она пожала плечами, выражение её лица не изменилось.

– И всё же, как сказала Мост, такие штуки срабатывают только однажды. В следующий раз будет не так просто. В следующий раз он будет знать. Он будет умнее.

– А Вэш знал? – сказал Балидор. – Насчёт Нензи? Насчёт сети?

Тарси тяжело вздохнула, щёлкнув с явным раздражением.

– Не знаю, – ответила она. – Кто знает, что этот чудак знал или не знал? Или причины, по которым он нам ничего не сказал? – бросив на Балидора резкий взгляд, она спросила: – Ты пытался связаться со Слоном? Ну, знаешь. С другой.

Балидор щёлкнул про себя, вздохнул и провёл той же рукой по волосам, задержавшись, чтобы почесать основание черепа кончиками пальцев. Его взгляд вернулся к затемнённому экрану, а потом переключился на изображение маленького ребёнка, лежащего на животе в огромной кроватке. Малышка по-прежнему крепко спала, сжимая в руках игрушку, которую он ей подарил.

Выражение её лица смягчилось с тех пор, как он видел его в последний раз. Она лежала, посасывая палец, и всё её тело излучало умиротворение.

Что-то в груди Балидора смягчилось, когда он увидел эту маленькую складочку на носу. Он увидел, как она слегка нахмурилась, может, во сне, и крепче прижала слона к своей маленькой груди.

– Слава богам, что мы забрали её от них, – сказал он вместо ответа.

Тарси проследила за его взглядом до кроватки.

Потянувшись, она удивила Балидора, сжав его руку удивительно сильными пальцами. Сделав это, она некоторое время молчала. Они просто сидели и смотрели, как спит ребёнок. Дочь Моста и Меча выглядела пугающе маленькой и хрупкой в этой круглой кроватке с голубыми китами на одеялах.

– Ты ему скажешь? – спросила Тарси.

Балидор недоверчиво рассмеялся.

В этом звуке не было юмора.

– Скажу ему? – переспросил он, подняв бровь и глядя в её сторону. – А разве у нас есть выбор? Ты действительно думала бы о том, чтобы скрыть это от него? От кого-то из них?

Тарси не убрала руку с его плеча, но вздохнула.

– Нет, – ответила она. – Полагаю, что нет, – глядя прямо на Балидора, она поджала губы, но тут же разомкнула их, чтобы добавить: – Ты знаешь, что он, скорее всего, сделает.

– Ты хочешь сказать, покончит с собой? – переспросил Балидор с явной горечью в голосе. Он потянул за торчавшую нитку на рукаве рубашки, резко оборвав её. – Совершит самоубийство, чтобы избавиться от старика? Чтобы избавить мир от этого страшного старого ублюдка? Эта мысль приходила мне в голову, да, сестра.

– Как ты думаешь, она смогла бы отговорить его от этого? – спросила Тарси, и её голос стал мягче и осторожнее. – …Ради ребёнка? Ради их семьи?

Балидор выдохнул, расправляя плечи.

Он старался не думать о боли в сердце, о камне, который прокрался туда, как только он закончил предварительное сканирование света Дигойза, и подтвердил то, что обнаружила Тарси. С тех пор эта боль никуда не делась, а, казалось, только приливала и отливала, холодно пульсируя в груди.

– Может быть, – сказал он. – Скорее всего, так и будет. Я просто не знаю, какой ценой. Я не знаю, что это будет означать в долгосрочной перспективе… и удовлетворит ли её это решение. Тем более что велик шанс, что их дочь уже страдает от того же недуга.

Нахмурившись, глядя на свой рукав и пуговицу, которая теперь наполовину отпоролась, Балидор покачал головой и щёлкнул.

– Чёрт возьми, она может уже знать, – сказал он раздражённо. – Они оба чертовски уклончивы, когда дело касается другого… и она лучше, чем кто-либо из нас, понимает, насколько хрупкой может быть его психика, учитывая жестокое обращение, которому он подвергался в юности. В любом случае…

Он небрежно махнул рукой в сторону ряда мониторов.

– …Ты слышала, что другие говорили о Мосте. В Башне. Она не позволит ему пойти за Менлимом. Она наотрез отказалась позволить ему сделать это. Так что она, возможно, уже знает, почему Нензи не может пойти за Менлимом, даже если она ему не сказала. Чёрт. Даже если она сама себе в этом не признается.

Тарси, похоже, тоже думала об этом.

– Да, это возможно, – согласилась она.

Вздохнув, она убрала руку с плеча Балидора и откинулась на спинку мягкого кресла.

Балидор смотрел, как пальцы пожилой женщины сжимают кружку. Подобно многим азиатским видящим, она часто пила кипяток безо всего, но Балидор потерял привычку делать так с тех пор, как пристрастился к чаю, где-то в начале 1700-х годов.

Теперь он добавлял вкуса своей горячей воде, когда вообще удосуживался её пить.

– И что мы ему скажем? – спросил Балидор. – И когда?

Тарси тихо фыркнула и поставила кружку на металлический стол.

Она поднялась на ноги, скрипя суставами. Как только она полностью выпрямилась, используя свои руки как рычаги на столе, она подошла к тому месту, где кто-то оставил открытую коробку с чайными пакетиками, рассыпанными по столу, вероятно, когда последняя смена закруглялась.

Балидор не смог сдержать улыбки, увидев, как Тарси достала из коробки пакетик чая и макнула его в свою кружку, прежде чем добавить кипятка из крана. Тихонько щёлкнув, он закатил глаза, не в силах отделаться от мысли, что она снова подслушала всё, о чём он думал, даже когда он считал, что думает тихо.

– Мы должны связаться с другой, это во-первых – сказала Тарси, кряхтя и прислоняясь своим весом к краю стола. – С той, которой ты ещё не звонил. Слон. Посмотрим, жива ли она.

– Да, – сказал Балидор немного нетерпеливо. – И что тогда?

Тарси одарила его слегка насмешливым взглядом, и её ясные глаза блеснули стальным серым светом.

– Я ведь не провидец, верно? – она усмехнулась. – Как ты думаешь, почему я говорю, что мы должны поговорить с ней?

– Ты знаешь, что я имею в виду, – сказал Балидор, щёлкнув в адрес старшей видящей.

Тарси только пожала плечами, ничуть не смутившись.

– Возможно, он её послушает, – сказала она. – Она ему всегда нравилась, не так ли? – Тарси продолжала макать чайный пакетик за верёвочку. Подняв на него глаза, она хмыкнула. – Но Мосту это может не понравиться. Ты об этом подумал?

Балидор вздохнул. Взглянув на неё, он заметил, что её волосы были заплетены в длинную косу, а не свисали прямо на спину, как обычно.

– Ты предложил сказать правду, верно? – добавила она. – Значит, мы скажем ему правду. Мы скажем ему, что Менлим сделал с ним, и что мы не можем исправить это. Пусть он решает.

– Он захочет сделать что-нибудь безумное, – пробормотал Балидор. – Даже если не покончит с собой, он захочет сделать что-нибудь безумное. Ради ребёнка, если не ради чего-то другого. Ради Моста.

– Она остановит его? – сказала Тарси. – Или поможет ему сделать это? Она ведь тоже сумасшедшая. Мост.

Балидор нахмурился, глядя на стол. Тихо щёлкнув, он покачал головой, уклоняясь от её вопроса, хотя и помрачнел.

– Он уже знает, что является структурной главой их конструкции, – пробормотал он. – Может быть, он уже догадался. Может быть, он знает. Может быть, раньше ему было всё равно, ведь он считал, что всё равно погибнет, раз его жена мертва.

– Как ты думаешь, что он сделает? – повторила Тарси. – Когда он узнает? Если он узнает?

Балидор стиснул зубы, но заставил себя пожать плечами.

– Я думаю, что он захочет избавиться от Менлима, – сказал Балидор, делая капитулирующий жест рукой. – Не вижу, как это может измениться. Он будет бояться за свою семью как минимум, – бросив на Тарси суровый взгляд, он напомнил ей: – Он всё ещё боится его, ну, знаешь… Менлима. Он боится власти, которую тот имеет над ним. Того, что он сделал с его разумом. Более того, он боится того, что Менлим заставлял его делать. Особенно с женщинами. Однажды он попросил меня убить его, помнишь? Он попросил меня убить его, потому что боялся того, что Менлим может заставить его сделать со своей женой. Теперь у него есть ребёнок, о котором нужно беспокоиться… дочь, к тому же. Я не думаю, что он будет в состоянии оставить своего старого опекуна в живых. Не теперь, когда он знает, что тот жив.

– Даже если это убьёт его самого? – спросила Тарси, всё ещё пристально глядя на него.

Балидор вздохнул.

Поднявшись на ноги, он в два шага подошёл к ней, достал из шкафа свою кружку и, подставив её под кран с горячей водой, нажал на кнопку. Закончив, он закинул туда свой чайный пакетик, прислонился к стойке рядом с Тарси и прикусил язык, обдумывая вопрос женщины.

Он поймал себя на том, что думает о Ревике, о мужчине, которого знал и не знал.

Сначала как Syrimne d’Gaos во время Первой мировой войны, затем как ученика Вэша, как их рекрута для операции в Германии с Галейтом. Потом снова в роли Шулера, потом бывшего Шулера… и мужа Элли. Наконец, как возрождённого Сайримна, снова как мужа Элли, но уже нового, другого Меча, восставшего из пепла Дренгов.

Балидор думал обо всех этих личностях, о том, что для них важно, о том, где пересекаются нити и где они обрываются.

Он думал о том, что они нашли в Сиккиме, о мальчике, которого приковали цепью в пещере.

Он подумал о тех сеансах в изначальном резервуаре.

И снова он заговорил от чистого сердца.

– Даже если это убьёт его, – сказал Балидор, зная, что это правда. – Он не сможет оставить это в покое, сестра. Это просто не в его натуре, – всё ещё размышляя, он хмыкнул и добавил: – Элли ему поможет. Эти двое… они захотят сделать это вместе, если я хоть сколько-нибудь их знаю.

Тарси на мгновение посмотрела на него. Её ясные глаза были задумчивыми, когда она сделала глоток чая. Эти радужки так походили на глаза её кровного племянника, Дигойза Ревика, что временами Балидор даже вздрагивал, хотя знал Тарси уже много веков.

Он всё ещё смотрел на неё, когда она кивнула, упираясь задом в низкий стол.

Балидор прислонился к столешнице рядом с ней, дуя на пар от своей кружки.

В течение долгого момента они оба просто стояли.

Ещё дольше они не разговаривали.

На самом деле, говорить было больше не о чём.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

notes

Примечания

1

75 футов = 22,8 метра.

2

Предположительно отсылка к Эльвире повелительнице тьмы. Просто погуглите и посмотрите картинки.

3

15 футов = ~4,5 метра.

4

Кордит – название одного из видов нитроглицеринового бездымного пороха.

5

Arc в переводе означает «арка, дуга», а мост как конструкция похож на арку или дугу. Отсюда и отсылка.

6

Перестрелка у корраля О-Кей – одна из самых известных перестрелок в истории Дикого Запада. Произошла в три часа пополудни 26 октября 1881 года в городе Тумстоун на Аризонской территории. Благодаря американской печати, телевидению и кинематографу впоследствии стала самой известной перестрелкой в мировой истории.

7

Если вы вдруг тоже не поняли шутку, это отсылка к вечно опаздывающему белому кролику из «Алисы в стране чудес».

8

Это буквально русское слово «мишка», написанное латиницей – Mishka. Видимо, Варлан знает русский.

9

Партия Доннера – группа американских пионеров, возглавляемая Джорджем Доннером и Джеймсом Ридом, которая отправилась в Калифорнию в мае 1846 г. Из-за серии неудач и ошибок группа задержалась в пути и провела зиму 1846–1847 гг. в горах Сьерра-Невада. Чтобы выжить, некоторым членам группы пришлось прибегнуть к каннибализму.