Текст книги "Обнаженный любовник (ЛП)"
Автор книги: Дж. Уорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)
Глава 27
Пока Сэвидж оставался на втором этаже коттеджа, пытаясь слухом уловить признаки бугимэна, Мэй была в подвале, вглядывалась в темноту спальни Таллы. Света с лестницы было достаточно, чтобы она видела пожилую женщину, лежащую на кушетке у своего старинного письменного стола. Хрупкое тело устроилось на шелковых подушках, одна рука за головой, другая – на животе. Худые ноги в туфлях выгнуты как у балерины, собирающейся приземлиться после прыжка.
Если бы она была молода, поза смотрелась бы чувственно. Но в ее возрасте, она казалась такой же грустной, как вся ее причудливая мебель в этом захудалом маленьком домике: свидетельство того, что лучшие годы ее жизни уже прошли и остались лишь крохи былой славы и молодости, исчезающие безвозвратно.
– Я солгала ему, – прошептала Мэй. – Я не смогла рассказать ему…
Скрип наверху, на кухне, заставил ее плечи напрячься от беспокойства.
Отвернувшись, Мэй потянула вниз подол своей флисовой кофты, и подошла к основанию деревянных ступеней. Она смотрела на Сэвиджа, стоявшего наверху, он казался горой, безликой, но не бесформенной, его мускулы были словно высечены в свете, струящимся позади него.
– Ты уходил? – тихо спросила она.
– Да. Я уже вернулся.
Вау, как быстро.
– Она крепко спит.
– Здесь все в безопасности. И у меня есть... то, что нам нужно.
Мэй осторожно поднялась, стараясь избежать скрипов в досках. Когда она приблизилась к мужчине, Сэвидж отступил, чтобы дать ей немного места.
Закрыв за собой дверь подвала, Мэй огляделась.
– Вот... как.
– Нет, здесь нет никаких странных книг. Нигде.
– Я не об этом думала.
– Нет, об этом.
Мэй скрестила руки на груди.
– Я отказываюсь спорить о том, что происходит у меня в голове с незаинтересованной третьей стороной.
Сэвидж прищурился.
– О, я довольно заинтересован.
Мэй прислонилась к двери подвала. У нее возникло почте непреодолимое искушение вступить с ним в словесную баталию, но вместо этого она дернула больным плечом и молчала.
– Что мы собираемся делать сейчас? – просила она.
– Сидеть и ждать.
– Ждать что?
– Что с твоим плечом?
– А? Ох. – Она потерла ноющую мышцу противоположной рукой. – Пару лет назад я попала в автомобильную аварию. Ремень безопасности спас мне жизнь, но врезался прямо сюда, и с тех пор плечо часто напоминает о себе.
– Сядь, – сказал Сэвидж, повернув один из стульев, что стояли у стола. – Я позабочусь об этом.
– Я не просила о помощи.
– Правда? – Он прижал руки к груди. – Вот это поворот. Я в шоке. Тебе не нужна помощь?
Мэй слегка улыбнулась.
– Ты такой дурак.
– Может быть, но я знаю, что делать с травмами плеча, – Он похлопал по креслу. – Давай, чего ты боишься? Что я тебя поцелую?
Мэй моргнула. И подумала: «Нет, я боюсь, что если ты это сделаешь, я попрошу тебя не останавливаться. Еще. И еще…».
– Нет. – Чтобы доказать свою точку зрения, она подошла и приземлила свою задницу перед ним. – Делай, что хочешь.
Она уже собиралась квалифицировать происходящее просто как «ситуацию с плечом», Мэй почувствовала, как его широкая теплая ладонь скользнула по больному месту. Собравшись с духом, Мэй приготовилась к тому, что он сделает хиропрактический прием и сломает ее пополам…
– Ооооо... – простонала Мэй, когда Сэвидж начал массировать ей руку.
– Я делаю тебе больно?
– Нет, это прекрасно.
Он был нежным, но твердым, пока разрабатывал ее натянутые, как веревки, мышцы шеи... и, Боже, тепло его ладоней впитывалось в ее кожу, мышцы, кости. И эта волна не ограничивалась тем местом, к которому он прикасался. Связь между ним и ее телом распространялась повсюду, от головы до ног.
Следующее, что Мэй поняла – она не просто сидела в кресле, она расслаблялась в нем. А после этого она заметила, что ее дыхание замедляется, и непрекращающаяся боль за правым глазом также стихает… Мэй обратила на нее внимание, только когда та внезапно исчезла.
За последние пару недель было слишком много стресса, который все сильнее затягивал гайки. Но с каждым легким сжатием и вращательным движением Сэвидж забирал у нее боль, давая ей временный покой, который, как Мэй знала, продлится только до тех пор, пока он массирует ее.
Но, черт возьми, она собиралась воспользоваться этой передышкой.
– Вот, сейчас я займусь ключицей, – сказал он.
Мэй едва заметила движение Сэвиджа, но затем он оказался перед ней, и его большой палец вошел в углубления выше и ниже кости, которая была сломана и неправильно зажила.
Когда она вздрогнула, он остановился.
– Слишком?
– Нет, все прекрасно, – пробормотала она. – Пожалуйста, продолжай.
Сэвидж опустился на пол, хрустнув коленями, и благодаря огромным габаритам, его лицо оказалось как раз напротив ее. И когда мужчина продолжил ритмично давить и расслаблять ее тело, оно подавалось взад и вперед, превращаясь из несгибаемой двутавровой балки в желе.
Трудно сказать, когда расслабление уступило место осознанию момента.
Когда Мэй начала понимать, насколько он был близок к ней.
Когда она открыла глаза, которые, сама не подозревая, успела закрыть.
Сэвидж смотрел ей в лицо, а не на то место, которое массировал, а его резкие черты слились в ничего не выражающую маску. Однако его взгляд... был полон тепла.
Я беру жизни против воли, но женщин – никогда.
– Думаю, ты в порядке, – сказал он, убирая свои волшебные руки.
Повисло молчание, и он не спешил подниматься. Не стал приближаться. Сэвидж просто оставался на месте, ничего не показывая ей и рассказывая все своим обсидиановым взглядом.
И именно тогда она осознала...
– Не черные, а синие, – прошептала она.
– Что?
– Твои глаза. – Ее голос стал хриплым. – Я думала, они черные. А они темно–темно–синие.
– Я не знал.
– Как ты можешь не знать, какого цвета у тебя глаза?
– Потому что мне все равно.
В тишине коттеджа их голоса звучали низкими и едва уловимыми, но не потому, что кто–то из них боялся разбудить Таллу. По крайней мере, Мэй не об этом думала. Нет, ей казалось, они создали отдельное пространство от всего мира, и не было причин говорить громче, чем требовалось словам, чтобы преодолеть бесконечно малое расстояние между ними.
– Как тебе может быть все равно? – спросила она.
– Я не люблю смотреть на себя. – Он протянул руку и убрал прядь ее волос с лица. – Мы с зеркалами не дружим.
– Почему?
Он пожал плечами.
– Терпеть не могу свое отражение.
Ее рука по собственной воле поднялась к его лицу. В ту секунду, когда Мэй коснулась его щеки, у него перехватило дыхание, что казалось странным, учитывая, насколько мощным было его тело.
Осторожно она пальцами провела по его челюсти... и задержалась на подбородке.
– У тебя щетина.
– Правда?
– Ты бреешься без зеркала?
– Да.
Она покачала головой.
– Как?
– Пока принимаю душ.
Уверенно, как будто он внедрил образ в ее сознание, Мэй представила его под струями воды, с запрокинутой головой и блестящими от влаги волосами… его обнаженное тело – пики и впадины, по которым летели брызги. Сверкающий. Глянцевый.
Как вода стремится вниз по торсу к его…
– Ты когда–нибудь резался? – выдохнула она.
– Нет. Многолетний опыт.
Мэй остановилась, положив ладонь ему на щеку. И когда она снова замолчала, Сэвидж повернул голову и... и прижался губами к ее линии жизни, к месту, где она порезала себя ножом, чтобы наполнить кровью серебряное блюдце и вызвать Книгу, которая так и не появилась.
– Прости меня, – хрипло выдохнула Мэй.
– За что?
– Я не знаю.
Сэвидж опустил ее руку и провел большим пальцем по уже затянувшемуся порезу.
– Я думал, ты поранила палец, а не ладонь.
– Нет, это появилось раньше.
– Ты не особо дружишь с ножами, да?
– Видимо.
Отпустив его голову, она закрыла веки, когда Сэвидж коснулся губами зажившего пореза.
Она не шевелилась, казалось, целую вечность.
Когда Мэй открыла глаза, Сэвидж смотрел прямо на нее… и она произнесла одно–единственное слово:
– Да.
Глава 28
Порой приходиться смотреть не раз и не два…
А все двенадцать.
Глубоко в священной Гробнице Братства Черного Кинжала Лэсситер протолкнулся сквозь толпу огромных мужских тел, чтобы добраться до края гроба. Но близость не изменила того, что он видел.
Там не было абсолютно ничего... кроме полдюжины старых мешков…
– Что это? – кто–то спросил.
Ви достал один из своих черных кинжалов и разрубил выцветшую мешковину. Когда обнажился белый порошок, он поддел его кончиком лезвия.
– Я бы дважды подумал, прежде чем забросить это себе в ноздри, – заметил кто–то.
– Овсяная мука, – объявил Вишес, понюхав. – Чертовски старая овсяная мука.
Что за хрень, – подумал Лэсситер.
Никакого скелета, окруженного паутиной. Ни мумии. Никакого зомби с гниющей плотью и жаждой свежего мяса. Не было даже обычного набора останков, состоящего из истлевшего похоронного савана и небольшой горсти пыли на груде костей.
Зато было то, из чего Фритц мог испечь буханку хлеба.
А не оружие, ради которого их сюда привел Лэсситер.
– Кто–нибудь скажет мне, что, черт возьми, происходит, – прорычал Роф, стягивая капюшон своей мантии.
– Ничего не происходит. – Лэсситер посмотрел на Короля, пока остальные тоже снимали капюшоны со своих голов. – Там пара мешков муки. Другими словами, гроб пуст.
Это милое объявление заставило великого Слепого Короля несказанно удивиться.
– Сэвиджа нет?!
– Если вообще он когда–нибудь был там. – Лэсситер попятился и, в конце концов, посмотрел на стену имен. – Может, у нас не тот гроб.
Тор поднял крышку.
– Его имя вырезано на этой проклятой штуке. Вместе со всеми предупреждениями.
– Значит, они не убили его, – пожал плечами Роф. – Значит, та стража не убила его.
– Ведьмаки не бессмертны, если ты это имеешь в виду, – рассеянно возразил Лэсситер. – То, что ты практикуешь магию, не гарантирует вечную жизнь. Это не так.
– Порой, когда ты утверждаешь, что убил кого–то и забил гвозди в крышку его гроба, не означает, что ты сделал это на самом деле, – парировал Роф. – Глимера лжет. Представь себе. Такого же, черт возьми, не бывает.
– Должно быть, он использовал предполагаемую смерть в своих интересах, – сказал Тор. – Он исчез, потому что знал, что ничего хорошего из того, что случилось с тем аристократом в замке, не выйдет. Он хотел избавить Братство от проблем…
Заговорил Фьюри:
– Для тех, кто не знаком с этой историей, кто–нибудь может объяснить?
Лэсситер подошел к стене и посмотрел на имена, вырезанные на мраморе, и слушал, как Роф излагает факты: Сэвидж и все его магические трюки в Старом Свете. Местный лидер Глимеры напуган. Охота, которая якобы закончилась убийством аристократа и его стражи и, собственно, смертью Сэвиджа. Брата поместили в этот гроб вместе с Даром Света.
Но, вероятно, все было немного не так.
– А что такое Дар Света? – спросил Фьюри.
– Это источник энергии, – ответил Лэсситер, обнаружив имя Сэвиджа в списке на стене. – Но более того. Это наделено невероятной мощью и чертовски удобно при борьбе со злом.
– Значит, вы не собирались воскрешать Сэвиджа? Я думал, его воскрешение и было нашей целью.
– Нет. – Лэсситер покачал головой. – Дело не в Сэвидже. Предположительно, он был похоронен с Даром Света, именно это я хотел вам передать.
– И что это такое? Меч? Еще одна книга…
– Ага, как будто нам нужен еще один пылесборник в твердом переплете, – пробормотал Ви.
Здесь что–то не так, – подумал Лэсситер. Не так, как должно быть.
Отвернувшись от имени Сэвиджа на стене, он прокашлялся.
– Дар Света – это призма, священная реликвия древних времен, которая восходит к тому времени, когда Дева–Летописеца создала вампирскую расу. Он отражает все, что в него входит. Так что, если использовать его против вселенского зла…
– Ты отражаешь его, – закончил Ви.
– То есть можно обратить зло на него же? – подсказал Фьюри.
– Только определенные виды зла. – Лэсситер провел рукой по волосам. – Это не сработало бы против Омеги. Он был второй половиной Девы–Летописецы, Дар Света был для него почти родным… а сейчас – мне пора.
– Ты издеваешься что ли? – Ви посмотрел на пустой гроб. – Если ты уходишь потому что скоро начнутся «Золотые Девчонки»…
– Нет, не поэтому.
– Тогда что, черт возьми, с тобой не так?
Снова покачав головой, Лэсситер прогнал в голове слова, словно из песни меня–здесь–нет и… и дематериализовался прямо из Гробницы.
Хорошо, что до Другой Стороны было рукой подать. Все, что ему нужно было сделать, это пробить завесу, отделяющую земное от всего вечного и – пуф! – он находится на великолепном травяном поле, не нуждавшемся в покосе, подставив лицо молочно–белому небу, которое никогда не бушевало, и глубоко вдыхает умеренный воздух, благоухающий тонким ароматом тюльпанов.
Но покоя ему сейчас не найти.
По пути к месту назначения Лэсситер прошел мимо купелей с их прекрасным мерцающим бассейном с водой, а затем продолжил свой путь мимо жилищ с колоннами, где останавливались Избранные, когда обитали здесь. И дальше, мимо Сокровищницы с ее корзинами рассыпных драгоценных камней и артефактов, и мимо самого важного здания... Храма Летописиц.
Он остановился за пределами священных границ, где на протяжении тысячелетий самые изолированные из всех Избранных проводили вечные часы своего существования, наблюдая во всевидящих водах и описывая на бумаге жизни и события, разворачивающиеся внизу на Земле.
Открыв одну из тяжелых дверей, Лэсситер увидел ряды выстроенных в ряд стоек для писания, на столах все еще стояли чернильницы и перья, а также миски и фолианты из свежего неиспользованного пергамента. Все было на своих местах, стулья идеально выровнены, перья грациозно взмывали вверх под одним углом, не было ни пыли, ни паутины, а пространство оставалось таким, каким было в тот момент, когда его предназначили для своей цели.
Хотя здание было заброшено.
Лэсситер вошел внутрь, эхо шагов разнеслось по высокому потолку, и ему пришла в голову мысль, что с уходом Девой–Летописецы и его вступлением в ее права, все эти функции, которые когда–то имевшие невероятную значимость, канули в лету.
К слову о реликвиях.
На этой ноте, Лэсситер прошел мимо стоек для писания и направился в библиотеку… и даже ангелу вроде него, которого чертовски сложно впечатлить, было страшно смотреть на все полки записанной истории вампирской расы.
В бесчисленных томах, расположенных в хронологическом порядке, были точно зафиксированы все важные и второстепенные события, связанные с каждой душой, находящейся внутри каждого тела с кровью вампира. Вручную. Чернилами.
Это были все знания, которые существовали обо всех прошлых жизнях… и он собирался пролистать страницы и найти каждое упоминание о Даре Света, Сэвидже и этой проклятой Книге.
Братья и другие воины в особняке часто ругали его за то, что он недостаточно серьезно относился к своей работе.
И впервые он забеспокоился, что, может быть, они были правы.
Потому что здесь что–то не складывалось… он просто не знал что именно.
* * *
Девина шла по клубу, цокая туфлями на высоких каблуках… не то чтобы кто–то мог слышать, как ее «Лабутены» пересекают грязный пол. Над головой гудел рэп из «SoundCloud»[51]51
SoundCloud – онлайн–платформа и сайт для распространения оцифрованной звуковой информации обладающая функциями социальной сети, а также одноимённая компания.
[Закрыть], искаженный голос парня, бормочущего о наркотиках и сексе, перемежался множеством синтезированных битов. По ее мнению, этот трек имел столько же общего с реальной музыкой, сколько «Твинки»[52]52
Твинки – американский кекс–закуска, описываемый как «золотой бисквит с кремовым наполнителем».
[Закрыть] с самодельной губкой «Виктория», но какое, черт возьми, ей было до этого дело.
Все это словно приманка вытаскивало из домов и квартир самых разных людей, создавая буфет для ее основных инстинктов.
Во время визуального осмотра пар и компаний она оценивала разнообразные типы фигур и выбор гардероба, но в основном обращала внимание на зрительный контакт между ними… и в этот момент у нее возникла мысль, что она чувствует себя немноооооооого агрессивно.
И разве этот самоанализ не свидетельствовал о личностном росте?
Да, черт возьми, конечно, – подумала Девина, сосредоточив внимание на паре мужчин, стоявших нос к носу, смотревших глаза в глаза, их тела двигались синхронно. За ними шли мужчина и женщина. Рядом с ними, все вокруг были однотипными… разнообразие полов, роста и цвета волос… они притягивались друг к другу.
С одной целью.
Тот факт, что ее окружали люди, готовые лишь на одноразовый трах – единственное, что не давало ей взорвать это место к чертям собачьим, обратив свой гнев на людишек, разнести всех в пух и прав. Что бы ее крайне порадовало...
Ладно, ладно, радость продлится ровно до тех пор, когда части рук, ног и туловища не осядут на пол.
Но это уже что–то, правда?
Да, и где она потом окажется?
Ровно там, где была до этого.
Остановившись в центре, прямо под осветительной аппаратурой, которая стреляла лазерными лучами в извивающиеся массы, Девина поворачивалась по кругу... пока не превратилась в кадр из «После школы»[53]53
Американская радиовещательная компания ввела термин «после школы» в 1972 году для серии телевизионных фильмов, обычно посвященных спорным или социально значимым вопросам, которые, как правило, транслировались ближе к вечеру и предназначались для просмотра детьми школьного возраста, особенно подростками.
[Закрыть], когда сцена переключалась на флешбэк, закручиваясь все быстрее и быстрее, расплываясь, перемещаясь...
Во Что–то, Что Принесло Бы Смысл или Откровение в Настоящие События.
Конечно, в настоящий момент все было не как в том шоу. Несмотря на революцию нарциссизма в «Инстаграм», которую она полностью поддерживала, жизни людей, даже для нее бессмертной, не были на самом деле кинороликами с переходами, закадровым повествованием и саундтреками. Не было ни сценариев, ни указателей, где тебе положено стоять, не было «давай второй дубль, дай больше эмоций».
И это, черт возьми, полный отстой.
Она хотела все переделать. Улучшить освещение. И главного гребаного героя сменить, большое спасибо.
И пока ее разочарование все больше нарастало, Девина оглядела толпу потенциальных любовников и поняла, что две вещи верны: во–первых, не все встречи этой ночью останутся единоразовыми. Некоторые из этих пар разовьют отношения, а когда–нибудь в будущем будут смеяться между собой или, может быть, с друзьями, над тем, как они нашли настоящую любовь в клубе.
Ты можешь в это поверить? Когда мы впервые встретились в «Молли», мы крупно облажались, а теперь выбираем фарфоровые сервизы и диван. Нам нереально повезло, Тодд.
Ты права, Элейн, так повезло!
Да пошли вы, Тодд и Элейн.
О, и еще кое–что, что она знала наверняка – она была здесь чужой, и не потому, что не была человеком. В то время как все эти бесполезные существа образовывали пары, перед ее носом закрыли дверь в «жили долго и счастливо», прямо как на том дурацком, уродливом, долбаном, ублюдочном ранчо.
Солью, прости Господи.
Не то чтобы она сильно стремилась туда. Черт возьми, это место, несомненно, было храмом пятнадцатилетних диванов, ковров, до которых она даже палкой не дотронется, и выцветших обоев, купленных в «Сирс»[54]54
Sears – американская компания, управляющая несколькими международными сетями розничной торговли. Основана Ричардом Сирсом и Алвой Робаком в конце XIX века.
[Закрыть] еще во времена президентства Джимми Картера и шоу «Такси» в прайм–тайм.
Но порой просто хотелось попасть в такое место, куда вход был закрыт.
Просто хотелось чего–то запрещенного.
Просто хотелось устроить всем разнос и уйти, оставив после себя грибовидное облако, с чувством, что владеешь всем миром, потому что смогла его уничтожить.
Девина застыла на месте.
Хватит этой чуши. Пора найти развлечение на остаток ночи, потому что, если она не получит немного удовольствия в ближайшее время, то просто сойдет с ума.
О, а тот вампир с солью?
Было бы здорово съесть его сердце. Потому что, знал он это или нет, мог ли признаться в этом самому себе или нет, он безвозвратно влюбился в ту женщину с уродливым конским хвостом на голове. И, что самое жалкое? Она была влюблена в него. Это было очевидно по тому, как они общались друг с другом, без слов о чувствах, их тела были обращены друг к другу, их связь была ощутима.
Отлично. Пофиг. Этим двум неразлучникам, может, и удалось удержать демона подальше от дома.
Но они не помешают ей разрушить их чертов замок из песка.
Глава 29
Сэвидж слышал, что произнесла Мэй, и это слово проникло в его уши, воздействуя на все тело. Да.
И все же она остановила его, когда он потянулся к ее губам.
– Я не знаю... как далеко это зайдет.
– Я знаю. – Он погладил ее по щеке. – Это зайдет так далеко, как ты этого захочешь. Не более того.
Напряжение покинуло ее тело, и Мэй придвинулась к нему.
– Я не должна этого делать.
– Я бы спросил, почему, но я и так понимаю.
У них обоих было достаточно причин, чтобы не усложнять ситуацию еще больше. Но ясно, что никто из них не собирался останавливать неизбежное... так что это были последние слова, которые они произнесли перед тем, как их губы встретились… и что это был за поцелуй. Сэвидж думал, что хотел ощутить ее мягкость и тепло, но жажда чего–то не означает готовность справиться с этим.
Мэй растопила его.
И он хотел большего. Сохраняя нежность прикосновения, Сэвидж переместил руку к ее шее, чтобы притянуть ее еще ближе… и когда Мэй охотно потянулась к нему, он со стоном склонил голову. Так поцелуй стал глубже. Еще глубже. А потом он скользнул в ее рот языком.
Жаль, у них не было в распоряжении большой кровати и нужного уединения.
Но он так нуждался в ней, что сделал бы это даже на ринге.
Стул, на котором сидела Мэй, тихонько скрипнул, и Сэвидж понял, что оказался между ее коленями. Он обнял ладонями ее лицо и начал постепенно изучать ее, узнавать, что ей нравится, он не спешил, действовал расслабленно, и реальность начала ускользать от него…
Но не до конца. Инстинкты оставались настороже, но в данный момент все было в порядке внутри или снаружи коттеджа.
И при нем было его оружие.
Боже, он не должен этого делать. Она была гражданским лицом; он – кровожадным бандитом без дома, без рода и без личности. И все же он нуждался в этой близости, как будто задыхался, а Мэй была его воздухом.
Они продолжали целоваться, и хотя его начала душить похоть, он не собирался торопить Мэй… и это было так не похоже на него. На протяжении всей своей пост–переходной жизни, когда его накрывало возбуждение, и человеческая женщина или женщина вампир была готова на все, он делал дело, а затем уходил.
С Мэй он не хотел, чтобы это закончилось в ближайшее время… и даже если бы он смог покинуть коттедж, он все равно очень сильно хотел остаться с ней.
Когда она откинулась назад, Сэвидж попытался скрыть свое разочарование.
Только вот потом Мэй направила его настроение в противоположное русло.
Если это можно было выразить словами.
Своей мягкой маленькой рукой она сняла его ладонь со своей шеи... и положила на свою грудь.
* * *
Сэвидж целовался лучше всех, кого Мэй когда–либо знала. Что, учитывая тех двух мужчин, кого она поцеловала за свои пятьдесят лет жизни, вероятно, звучало довольно скромно. Но блин... черт, ну честно...
Было ли что–нибудь лучше этого?
Проблема заключалась в том, что, несмотря на свое очевидное возбуждение, Сэвидж, казалось, застрял в восхитительной нейтральности.
Их губы встретились, его язык дарил своим проникновением ошеломительные ощущения, ее тело полыхало от жара, как и его, но Мэй почувствовала его мощную сдержанность... и ждала, когда он начнет исследовать. Ждала, когда можно будет исследовать самой. И все же он пока просто ее целовал.
Поэтому, да, в порыве нехарактерной решимости она определила сама, как далеко все зайдет, взяв его ладонь и приложив ее туда, где расцветала ноющая боль, которую она хотела, чтобы он успокоил своей лаской. Поцелуями. Как угодно.
Мэй ахнула, когда тепло его руки проникло через флис, рубашку и бюстгальтер. Словно, она была голой.
– Все нормально? – спросил он, отпрянув.
Когда она собралась ответить, Сэвидж провел большим пальцем по ее соску… и ее мозг мгновенно закоротило. Вместо ответа она наклонилась вперед и снова взяла в плен его губы, прижимаясь теснее к его ладоням… и он все понял правильно. Сэвидж гладил ее так, что она сбивчиво дышала в его рот, а затем проскользнул под одежду, на голую кожу. Когда он повел ладонями вверх, огладив ее ребра, Мэй схватила его за плечи.
Которые были такими широкими, что ей казалось, что она пытается ухватиться за дубовый ствол.
– Пожалуйста, – взмолилась она.
– Что ты хочешь?
– Прикоснись ко мне ...
– Где? – Он поцеловал ее горло. – Я хочу услышать, как ты это говоришь.
– Мои... соски ... снова...
Теперь он застонал и резко задрал обе чашки бюстгальтера к подмышкам. Когда его большой палец попал именно туда, куда она просила, Мэй снова ахнула, и ей так захотелось узнать, какими будут его губы, когда эта темноволосая голова опустится к ее груди, пробуя ее на вкус, отмечая ее…
Сэвидж отстранился так быстро, что ее руки упали с его плеч и опустились на ее колени. Сбитая с толку, она посмотрела на свою мятую одежду и торчащие розовые соски, что выглядывали из–под слоев хлопка и флиса.
Она собиралась спросить его, что она сделала не так, что так его оттолкнуло, когда Сэвидж дернул ее одежду на место и отскочил назад. Как будто она стала радиоактивной.
– Что я сделала не так? – спросила она надломленным голосом.
Дверь подвала широко распахнулась, и морщинистое лицо Таллы выглянуло из–за дверного косяка.
– Я ведь никому не помешала?
Мэй моргнула. Пожилая женщина переоделась, променяв синие и желтые цветы на домашнем халате на длинное красное платье из блестящего материала – учитывая ее происхождение, наверняка, это чистый шелк. Она накрасилась, на щеках блестел легкий розовый румянец, глаза подчеркнуты изысканными тенями, на губах – красная подводка и блеск.
И она распустила волосы, бело–серые волны струились по ее плечам, как накидка из чистого серебра.
– Нет, – мягко сказал Сэвидж. – Нисколько. Мэй как раз рассказывала мне, как долго Вы здесь и как часто она приходит, чтобы составить Вам компанию.
Мэй взглянула в его сторону. Каким–то образом за наносекунду между тем, когда он натянул одежду ей на грудь, и тем, как Талла обозначила свое присутствие, ему удалось взять в руки чашку и полотенце для рук. Твердыми, ленивыми движениями он делал вид, что вытирает кружку, которая мокрой не была.
И знаете что? Он делал все это прямо у своего паха.
На этой ноте Мэй вернулась к столу, взяв с собой стул… просто чтобы у нее был повод отвернуться и убедиться, что ее одежда там, где ей положено быть.
Слава Богу. Рубашка и флисовая кофта смотрелись неплохо. Не здорово, но приемлемо. И, по крайней мере, ее бюстгальтер, который, так сказать, все еще был не на месте, не торчал. С другой стороны, в нем не было никаких прокладок или косточек.
– Может, ты хочешь перекусить? – спросила Мэй, поскольку не могла встретиться с Таллой взглядом.
По правде говоря, она понятия не имела, как справиться с этой ситуацией.
Бесхитростные по своей природе, девственницы не умели играть, и она изо всех сил старалась не заострять внимание на том, как буднично ситуация выглядела для Сэвиджа.
Ясно, что у него был разнообразный... опыт.
– Да, я проголодалась, спасибо, – сказала Талла, выходя вперед. – Но я хотела бы приготовить сама.
– Слушайте, мне нужно отлучиться на секунду. – Сэвидж поставил чашку на блюдце и подошел к бронежилету, который перекинул через подлокотник дивана. – Я скоро вернусь. Разберусь кое с чем.
Когда Мэй посмотрела на него, он покачал головой, словно читал в ее мыслях вопрос «Опять?».
– Это не займет много времени. Обещаю.
– Ну ладно.
Он исчез с кивком, дематериализовавшись на их глазах. Это означало, что он снова использовал окно на втором этаже.
В его отсутствие Талла улыбнулась и погладила ее по волосам.
– С таким мужчиной чувствуешь себя молодой, не так ли?
Куда он отправился? – подумала Мэй.
Она скрыла свое покраснение и беспокойство, встав из–за стола.
– Как я могу помочь тебе с готовкой?
– Сиди, сиди. – Талла отмахнулась от предложения и подошла к плите. – Я принесла мясо из холодильника. Позволь мне приготовить для вас ужин. Это меньшее, что я могу для тебя сделать.
– Кстати, ты не возражаешь, если мы останемся здесь сегодня?
Глаза Таллы сверкнули так, как Мэй не замечала уже... годы.
– Я была бы очень рада компании. Это так восхитительно!
