Текст книги "Доля Ангелов (ЛП)"

Автор книги: Дж. Уорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

Глава 13

Бумажные распечатки валялись везде. Несколько ноутбуков стояли полукругом вокруг на столе, с открытыми файлами Excel. Желтые стикеры и блокноты были испещрены черными куриными каракулями.

Для Джеффа Стерна, все это было обычным делом. На Уолл-Стрит инвестиционный банкир зарабатывал свой хлеб с маслом, выискивая дыры в корпоративных финансовых документах. Он был мастером своего дела, с одержимостью погружаясь в детали, своего рода скучной и нудной работы, находя необходимый смысл, часто взвешивая и обдумывая умышленно созданные препятствия подмасленной и плодовитой бухгалтерии, используемой для оценки крупных мульти-национальных компаний.

– Я пришла, чтобы обновить ваши ванные принадлежности.

Он не привык, чтобы его прерывали, когда работал, и тем более не привык видеть перед собой блондинку двадцати с небольшим в униформе горничной, стоявшей в дверях люкса Four Seasons, который теперь стал его офисом.

Ну, по крайней мере, эта женщина, которую некоторые женоненавистники мудаки находят в клоаке, работала не в службе эскорта.

Да, и у нее был сильный южный акцент, поэтому она растягивала слова: «Я приииишла, чтоообы оообновиииить ваашии вааанныыыеее приииинадлеееежнооостиии».

Она держала в руках стопку белых полотенец, как летнее облако, подхваченное с земли, и от нее исходил удивительный аромат, как только эта девочка прошла в комнату, словно ласкающий его. Выражение ее лица было таким – молодость была самым привлекательным атрибутом, а глаза были удивительного василькового цвета… и ее тело в униформе, двигалось так, что она хорошо бы смотрелась на Хэллоуин, играя непослушную горничную.

– Вы знаете, где ванная? – пробормотал он.

– Да, знаю.

Он наблюдал, как она поплыла, словно обнаженная… оставив дверь широко открытой, что-то поделала с раковиной… потом, низко нагнулась, выискивая что-то в нижнем шкафу. Ее юбка высоко задралась, сверкнули кружевные трусики, показывая ягодицы.

Изогнувшись, она посмотрела на него.

– Меня зовут Типфании. С «п» в середине и два «и» на конце. Вы уезжаете?

– Что?

Она выпрямилась и прижалась спиной к мраморной столешнице, обхватив руками свои бедра так, что верх ее одежды приподнялся.

– Ваши чемоданы уже собраны?

Джефф посмотрел на кровать. Чемоданы, набитые вещами, были широко открыты, одежда вываливалась в беспорядке. Но он считал, что с его одеждой все в порядке. Его больше волновали таблицы и столбцы чисел. И совершенно не волновало состояние его барахла, стоило ему только вернуться домой на Манхэттен. Он отдаст все в химчистку.

Джефф сосредоточился на горничной.

– Мне нужно вернуться к работе.

– Это правда, что вы с Манхэттена? Из Нью-Йорка?

– Да.

– Я никогда не была там, – она прошлась пальцами вниз по бедрам, а потом изогнулась и дошла до икр, словно показывая, чего бы ей хотелось и также хотелось, чтобы он узнал о ее желании. – Я всегда хотела там побывать.

А потом она просто посмотрела на него.

«Это не хорошая идея», – подумал Джефф, вставая и шагая по восточным коврам. Это на самом деле, совсем неправильная идея.

Войдя в ванную комнату, он закрыл за собой дверь.

– Я Джефф.

– Я знаю. Мы все знаем, кто вы. Вы друг Лейна.

Он положил указательный палец на основание ее горла.

– Слухами земля полнится.

Он медленно вел пальцем, прочерчивая след на ее мягкой коже вниз к V-образному вырезу униформы. В ответ она начала тяжело дышать, и ее грудь приподнялась.

– Я здесь, чтобы позаботиться о вас, – прошептала она.

– Ты.

Униформа была серой, с белым воротником и пуговицами – белыми перламутровыми, он уперся пальцем в одну из них, его эрекция запульсировала. У него было адских семьдесят два часа, где кроме цифр, головной боли и плохих новостей не было ничего. С ее стороны это было очень ясное предложение, упавшее как дождь на жаждущую землю, насколько он обратил внимание.

Джефф расстегнул первую пуговицу. Вторую. Третью. У нее был черный бюстгальтер, равно как и чулки до бедра.

Наклонившись, он поцеловал ее в шею, и она выгнулась назад, он обхватил ее за талию. Презерватив. Ему необходим был презерватив… и зная давнюю распутную репутацию Лейна, здесь где-то должен был…

Он опустил с ее плеч верх униформы и расстегнул спереди бюстгальтер, ее жесткие соски оказались наружи, да, они были совершенны. И он огляделся вокруг и открыл первый ящик.

«Хорошая работа», – подумал он, найдя три ярко-синих пачки Trojans.

Потом он понял, что горничная уже была голой, за исключением чулок до середины бедра. Она была великолепна, вся настоящая – грудь, округлые бедра, податливые и мягкие. Он оставался одетым и натянул один из презервативов, не теряя ритма.

Типфании, с двумя «и» на конце, точно знала, как обернуть свои ноги вокруг его талии и скрестить лодыжки, и да, точно знала какой звук следует издавать ему на ухо. Уперев одну ладонь в стену рядом со старинным зеркалом, висевшем на стене, а другой рукой держа ее за талию, он начал толкаться в нее. Она схватила его за плечи, он закрыл глаза.

Это было так чертовски хорошо. Хотя и анонимно, очевидно, сказывался его статус иностранца, ему показалась она экзотичной. Иногда, правда, приходится воспользоваться тем, что попадается под руку.

Она кончила перед ним. Или, по крайней мере, она сделала вид, что кончила, а может и, на самом деле, он не был уверен в этом и его мало волновало, даже если она и притворялась.

Его оргазм был настоящим, мощным и быстрым, напоминая о том, что, по крайней мере, для него человеческая природа была лучше, чем альтернатива в любое время.

Когда он закончил, Типфании прижалась к его груди, он тяжело дышал.

– Ммм, – прошептала она ему на ухо. – Это было хорошо.

«Да, было», – подумал он, вытаскивая из нее член.

– Тогда давай сделаем это снова, – застонал он, подняв ее на руки и направился к кровати.

Внизу, в гостиной, Лейн позволил Рикардо Монтеверди говорить обо всем, говорить и говорить, несмотря на то, что знал, сколько именно не хватает, и чем может окончиться для Монтеверди эта безвыходная ситуация, если эти миллионы не будут возвращены.

Стакан Family Reserve помог скоротать время и сократить ожог сетчатки от фотографии сына Розалинды. Волосы, глаза, черты лица, фигура…

– А твоего брата это не беспокоит.

Итак, похоже, что речь заканчивалась.

– Эдвард больше не занимается семейным бизнесом.

– И он еще называет себя сыном.

– Следи за выражениями, – напомнил Лейн. – Любое оскорбление моего брата будет считаться, как оскорбление лично меня.

– Гордость может оказаться дорогой роскошью.

– Также, как и профессиональная честность. Особенно если она построена на лжи, – Лейн поднял бокал, как бы провозглашая тост. – Но мы отвлеклись. Я не был здесь два года и многое изменилось, но сейчас столкнулся с несчастной кончиной своего отца.

Возникла пауза, во время которой Монтеверди четко анализировал свой дальнейший разговор. Когда он, наконец, заговорил снова, его голос был плавным и агрессивным одновременно.

– Ты должен поняать, что необходимо вернуть деньги по этому кредиту.

Смешно, это было две недели назад, а прошла только неделя. Скорее всего, правление трастового фонда доверия и перспективы развития что-то пронюхало или кто-то напал на след выданного кредита.

Лейн удивился, как этому парню удалось совершить такую сделку, не боясь, что его поймают за руку.

– Скоро будет объявлена воля покойного, – произнес Лейн, – у меня нет доступа к семейным счетам, кроме моего собственного, также у меня нет доверенности на счет моей матери, мой отец обратился к своему личному адвокату, Бэбкоку Джефферсону, который и является его душеприказчиком. Если ты хочешь, чтобы вернули кредит, тебе следует поговорить с мистером Джефферсоном.

Монтеверди откашлялся, Лейн подумал: «Аааа, так вот оно что, значит он уже обращался к нему и тот его послал».

– Мне кажется, Лейн, что у вас есть более личный интерес во всем этом.

– С чего бы?

– Вам бы не хотелось, чтобы многое вышло на свет.

– Смерть моего отца уже в новостях.

– Я не об этом.

Лейн улыбнулся и встал, направляясь к бару-тележке, сделанной из латуни.

– Скажи мне, как ты собираешься поделиться этой информацией с кем-то, что моя отказывается тебе заплатить, и не покончить со своей карьерой раз и навсегда, а может и с жизнь? – он оглянулся через плечо. – Я имею в виду, давай в открытую, ладно? Ты угрожаешь мне, раскрыть информацию, и даже если это будет анонимный звонок от тебя, как это отразиться конкретно на тебе, когда совет директоров трастового фонда узнает о кредите, который ты выдал моему отцу? Мы не совсем свободны в финансовом плане прямо сейчас, и ты должен был это знать, выдавая кредит. У тебя имеется доступ ко всей информации в трастовом фонде. Ты же знал, сколько у нас есть на всех наших счетах.

– Ну, я думаю, вы бы захотели избавить свою мать от позора…

– Моя мать лежит в кровати вот уже три года. Она не читает газет, и единственные гости, которые к ней приходят – это ее медсестры – все они будут говорить то, что я им скажу, или они просто будут уволены. Скажи мне, ты также разговаривал с моим братом? Не думаю, что ты продвинешься в этом вопросе.

– Я ничего такого не делал, я просто хотел помочь давним друзьям. Ваша семья не переживет скандала… и вы должны знать, что фонд доверия вашей матери сильно истощился. Незаметно для меня, ваш отец перевел почти все деньги за день до смерти. Осталось очень мало, меньше шести миллионов. Трастового фонда вашей сестры не существует. Фонд вашего брата Макса пуст. Активы Эдварда на нуле. И если вы думаете, что это наша бесхозяйственность, то хочу вас заверить, что ваш отец стал доверенным лицом, опекуном всех этих фондов, как только он объявил вашу мать недееспособной. И прежде чем вы спросите меня, почему мы позволили ему провернуть такое, я вам напомню, что он действовал в рамках своих законных прав.

Ну, это не самая прекрасная маленькая новость. Шестьдесят восемь миллионов, казались, крупной суммой. Потом сто сорок миллионов. А теперь…

Сотни миллионов пропали.

Лейн повернулся к Монтеверди спиной и поднял свой стакан. Он не хотел, чтобы тот видел, как у него тряслись руки.

Шесть миллионов осталось в трастовом фонде матери, для большинства людей это было огромной суммой – целым состоянием. Но расходы на Истерли сожрут их за полгода.

– Я хотел все это объяснить вашему брату, – прошептал Монтеверди, – но он не захотел меня выслушать.

– Сначала ты оправился к нему, а потом к Бэбкоку.

– Вы хотите меня в чем-то обвинить?

– Бэбкок сказал тебе, куда мой отец вложил все деньги? – Лейн покачал головой. – Не обращай внимания. Если бы он сказал, тебя бы здесь не было.

Мозг Лейна работал на всю катушку, а потом он посмотрел на спиртное, налитое в его граненый хрустальный стакан.

По крайней мере он понял, куда он может приложить свои руки, чтобы получить наличные.

– Сколько времени я смогу купить за десять миллионов? – услышал он свой вопрос.

– У вас нет…

– Заткнись и отвечай на вопрос.

– Я могу дать вам еще неделю. Но мне нужно, чтобы десять миллионов были завтра на счете. Завтра до обеда.

– И они сократят долг до сорока трех миллиона.

– Нет. Это мои комиссионные за то, что я рисковал своей репутацией ради вашей семьи. Уровень долга останется прежним.

Лейн кинул взгляд через плечо.

– Ты не джентльмен.

Уважаемый человек покачал головой.

– Ничего личного, мистер Болдвейн. Это бизнес. И с точки зрения бизнеса, я могу… попридержать некоторые вещи на короткий срок.

«Спасибо, сволочь», – подумал про себя Лейн.

– Ты получишь свои кровавые деньги. Завтра.

– Я высоко ценю это.

После того, как Монтоверди сказал ему куда сделать перевод, он поклонился и направился к выходу. В наступившей тишине Лейн достал телефон.

Он знал, где можно взять деньги. Но ему необходима была помощь.

Глава 14

– Мне необходимо, чтобы ты сделал это.

Как только Эдвард поднес трубку к уху, зазвучал мрачный голос брата, собственно такие же, как и новости. Все пропало. Фонд доверия и перспективы развития иссяк. Учетные записи стерты. Поколение изобилия было дематерилизовано.

– Эдвард? Ты должен встретиться с ней.

По какой-то причине, Эдвард повернулся к своей маленькой кухне. Шелби стояла у плиты, что-то помешивая в кастрюле, и запах исходил убийственно вкусный.

– Эдвард, – крикнул Лейн. – Алло?

У Шелби выбилась прядь волос из хвостика, и она убрала ее за ухо, словно та ее раздражала, пока смотрела вниз в суп. Рагу. Соус. Или что там она готовила.

Она одела другие джинсы, но оставила свои сапоги, сменила рубашку, но оставила флиску. «На ней всегда много надето, – рассеянно отметил, – словно она мерзнет».

С каких это пор он стал замечать такие мелочи у нее?

– Отлично, – отрезал Лэйн. – Я пойду сам и позабочусь…

– Нет, – Эдвард перенес свой вес на другую ногу и отвернулся от кухни. – Я схожу.

– Мне нужен перевод к завтрашнему дню. Монтеверди дал мне номера счетов. Я пришлю их тебе.

– У меня нет сотового телефона. Я дам тебе знать, куда отправить реквизиты перевода.

– Хорошо. Однако есть и еще кое-что, – возникла пауза. – Они нашли кое-что. Это касается отца. Я пытался дозвониться до тебя.

– Да? Он оставил после себя маленький кусочек? Он имеет какую-то материальную ценность? Мы могли бы использовать его, чтобы получить хоть какой-то доход.

– Почему ты так говоришь?

– Ты только что сказал, что денег ни у кого нет. Достаточно разумный оптимизм получить хоть какие-то наличные при таком ограничении средств.

Наступила еще одна пауза. А потом Лейн рассказал, что нашли рядом с плющом.

Эдвард молчал, его брат пробормотал:

– Ты, кажется, совсем не удивлен. Ничему, что я тебе рассказал.

Глаза Эдварда прошлись по портьере, прикрывающей окна.

– Эй? – позвал Лейн. – Ты знал, не так ли? Ты знал, что деньги пропали?

– У меня были подозрения.

– Скажи мне что-нибудь. На сколько застрахована жизнь отца?

– Семьдесят пять миллионов, – произнес Эдвард, слыша себя со стороны. – Страхование ведущего руководителя через компанию. По крайней мере, так было, когда я был у руля. Мне нужно ехать. Позвоню тебе позже.

Эдвард повесил трубку и сделал глубокий вдох. На мгновение коттедж закрутился перед глазами, но он силой воли заставил себя сфокусироваться.

– Мне нужно уехать, – сказал он.

Шелби взглянула через плечо.

– Куда ты собираешься?

– По делам.

– За новой кобылой, о которой ты говорил Мое и ее жеребце?

– Да. Прибереги мой ужин, – ее брови поднялись, сердце у него заболело в груди, как будто его проткнули. – Пожалуйста.

– Ты будешь поздно?

– Не думаю.

Эдвард был уже на полпути к двери, когда вспомнил, что у него не нет машины. Его Porsche пылился у задней стенки гаражей в Истерли.

– Можно одолжить твою машину? – спросил он.

– Разве ты не поедешь с Мое или Джоуи? – он просто пожал плечами, Шелби покачала головой. – У меня механическая коробка передач.

– Я справлюсь. Лодыжка уже лучше.

– Ключи в машине, но я не думаю…

– Спасибо.

Прихрамывая он вышел из дома, у него не было сотового, не было бумажника, не водительских прав и его желудок был совершенно пуст, ничего у него не было, способного его как-то поддержать, но он был трезв и точно знал, куда ехал.

Рулевое колесо у старого пикапа Шелби было сильно потертым, с выцветшей торпедой и коврики внизу были с таким небольшим ворсом, что кое-где просвечивали. Хотя шины были новые, мотор завелся без проблем, внутри, в салоне все были прибрано, вплоть до булавки.

Пересекая шоссе 42, он направился в пригород. Сцепление в ее машине было не жестким, но тем не менее оно убило его щиколотку и колено, и его путь занял много времени, ему приходилось ехать на третьей скорости. Однако, как замороженный он ехал вперед. Ну, эмоционально замороженный.

После многих миль, появились большие особняки с профессионально ухоженной землей, словно он въехал в интерьер какой-то комнаты, а не находился на дороге. У многих были причудливые ворота, каменные заборы и скульптуры на газонах. Элитные машины и такие же деревья. Камеры безопасности. Роллс-ройсы и Бентли стояли на дороге.

Родовое поместье Саттон Смайт было левее. Оно тоже стояло на холме, который был не так высок по сравнению, на котором возвышался Истерли, но ее особняк из кирпича, по истине точно соответствовал штату Джорджия, построенный в начале 1900-х годов, по площади прилегающего участка за тридцать тысяч квадратных футов, делал его больше, чем старое логово Эдварда.

Подъехав к воротам, он опустил стекло и ввел код на клавиатуре, чтобы проехать вперед. Огромные железные ворота разделились надвое и стали открываться, предоставляя ему проход по извилистой дорожке вглубь поместья, оставляя огромный след в разросшейся стриженой траве. Также как и в Истерли, дом был окружен магнолиями и другими деревьями, с разросшейся кроной. В стороне виднелся теннисный корт, закрытый живой изгородью, а гаражи были где-то еще дальше.

Дорога петляла к входу особняка, где стоял черный лимузин, Мерседес С63, скромный Camry и два внедорожника с тонированными стеклами, припаркованные в ряд.

Он остановил пикап Шелби поближе к входу, и заковылял к резным дверям. Несколько раз стукнув латунным молотком о дверь, он вдруг вспомнил, сколько раз он приходил сюда в черном галстуке и костюме прямиком заходя внутрь. Но он и Саттон уже не те.

Дворецкий Смайтов, мистер Грэм, открыл двери. Надо отдать ему должное, он постарался не выдать своего удивления, хотя его глаза широко распахнулись и не только по тому, что Эдвард был в джинсах и рубашке вместо костюма.

– Мне нужно увидеть Саттон.

– Сожалею, сэр, но она принимает гостей…

– Я по делу.

Мистер Грэм склонил голову.

– Конечно. Гостиная для приема гостей, если вы были там?

– Я знаю дорогу.

Эдвард, прихрамывая прошел через фойе, мимо кабинета, направляясь в противоположную сторону главной гостиной, где принимались коктейли. Учитывая, внедорожники, стоявшие перед домом, вполне вероятно, что губернатор Кентукки прибыл на ужин, и Эдвард мог только догадываться, что могло здесь обсуждаться. Дело могло касаться бурбона. А возможно и сбора средств. Для школ.

Саттон усиленно занималась благотворительностью и хотела быть в курсе всего.

Возможно, она будет когда-нибудь даже баллотироваться на какую-нибудь государственную должность.

Он конечно же проголосует за нее.

Войдя в великолепную гостиную, он огляделся и подумал, что прошло много времени, когда он был здесь в последний раз. Когда же он приходил сюда в последний раз? Он не мог вспомнить… он взглянул на лимонно-желтые шелковые обои, дамасские шторы цвета весенней зелени, диваны с кистями на подлокотниках и картины Сислея, Мане и Моризо, и решил, что здесь, как у роскошного отеля присутствует своего рода некая анонимность, отображающая родословность: здесь не было картин современного искусства, все было вполне гармоничным и бесценным, не было нагромождения в беспорядке безделушек, всего лишь несколько семейных фотографий в серебряных рамках.

– Вот так сюрприз.

Эдвард медленно развернулся, и на миг потерял дар речи. На Саттон было одето красное платье и ее прическа была высокой, дополненная шиньоном брюнетки, духи должно быть были по-прежнему Must de Cartier. Но поразило его не это. На ней были рубины, которые он ей подарил.

– Я помню эти серьги, – тихо сказал он. – И эту брошь.

Своими длинными пальцами она дотронулась до мочки уха.

– Я все еще люблю их.

– Они по-прежнему идут тебе.

Van Cleef & Arpels набор – бирманских прекрасных бриллиантов. Он подарил ей, как только она стала вице-президентом корпорации «Ликеро-водочные заводы Саттон».

– Что случилось с твоей щиколоткой? – спросила она.

– Судя по тому, что ты надела сегодня красное, ты собираешься говорить о УЧ, – Университете Чарлмонт. Вперед Орлы. И Нахрен Тигров. – Стипендиях? Или расширении стадиона Папы Джона.

– Итак, ты не хочешь говорить, почему ты хромаешь на одну ногу.

– Ты… прекрасно выглядишь сегодня.

Саттон снова потеребила сережку, потом прошла немного вперед. Платье было, скорее всего от Кельвина Кляйна, от maison de haute couture, не массового производства, его струящиеся линии были настолько гладкими, настолько элегантными, что от женщины невозможно было отвести глаз.

Она прочистила горло.

– Я не могу представить, что ты пришел поздравить меня.

– С чем? – спросил он.

– Не обращай внимания. Так зачем ты здесь?

– Мне необходимо, чтобы ты исполнила обязательства по кредиту под недвижимость.

Она выгнулась бровь.

– О, на самом деле. Это явный прогресс. В прошлый раз, когда мы говорили об этом, ты потребовал, чтобы я разорвала договор в клочья.

– У меня есть номер счета для перевода.

– Что изменилось?

– Куда ты хочешь мне отправить информацию о состояние счета?

Саттон скрестила руки и прищурилась.

– Я слышала о твоем отце. Сегодня в новостях. Я не знала, что он совершил… прости, Эдвард.

Он позволил ее словам повиснуть в воздухе. Здесь он ничего не мог поделать, он не собирался говорить о смерти отца, тем более с ней. И в тишине, он ощупывал глазами ее тело, вспоминая, каково это прикасаться к ней, представляя, как он встал рядом и зарылся в ее волосы, чувствуя их запах, ее кожу… только на этот раз, он знал, что это была она.

Боже, он хотел ее обнаженной, вытянувшейся перед ним, чувствовать ее гладкую кожу и слышать стоны, когда он накрывал ее собой.

– Эдвард?

– Ты выполнишь условия кредита под недвижимость? – нажал он.

– Иногда помогает, стоит только поговорить.

– Итак, давай обсудим, куда можно перевести десять миллионов.

Шаги в коридоре заставили их повернуться.

И что вы думаете? В богато украшенном арочном проеме показался сам губернатор.

Губернатор Дэгни Бун, да, потомок настоящего Дэниела, и у него было такое лицо, которое спокойно могла быть на двадцати долларовой банкноте. Несмотря на свои сорок семь, у него было полно волос, естественно, темных, тело, отточенное часами игры в теннис, и в нем чувствовалась сила человека, который только что выиграл свой второй срок с большим отрывом. Он был женат на своей школьной подруге в течение почти двадцати трех лет, имел троих детей, но четыре года назад его жена умерла от рака.

С тех пор он был один, насколько было известно общественности.

Он взглянул на Саттона, но взглянул ни как политик. Его взгляд задержался чуть дольше, словно он с каким-то трепетом наслаждался ее видом.

– Так это свидание, – протянул Эдвард. – С полицией, как сопровождение. Как романтично.

Бун вскользь глянул… и глазам своим не поверил, словно он не признал Эдварда.

Игнорируя его насмешку, Бун шагнул вперед с протянутой рукой.

– Эдвард. Я не знал, что ты вернулся в город. Мои соболезнования по поводу смерти твоего отца.

– Только часть меня вернулась, – произнес Эдвард, все же пожимая руку, только лишь потому, чтобы потом не выслушивать упреки Саттон. – Поздравляю с победой в ноябре. Снова.

– Предстоит много работы, – губернатор взглянул на Саттона. – Извините, что вмешиваюсь, но ваш персонал интересуется можно ли подавать ужин? Или стоит организовать еще одно место за столом? Я могу помочь.

– Он не останется…

– Я не останусь…

– Как одновременно, – губернатор улыбнулся. – Хорошо. Я оставлю вас. Было приятно повидаться с тобой, Эдвард.

Эдвард кивнул, и не упустил, как мужчина, выходя из комнаты, легко сжал руку Саттон.

– Новый парень? – протянул он, как только они снова остались одни.

– Не твое дело.

– Ты не отрицаешь.

– Куда ты хочешь, чтобы я перевела деньги…

– Почему ты не отвечаешь на вопрос…

– Потому что не хочу.

– Так это свидание.

Они оба молчали, воздух искрился между ними гневом и чем-то эротическими искрами, которые разделяли их… или, по крайней мере, сексуальная составляющая была с его стороны. И он ничего не мог поделать. Он раздевал ее глазами, снимая мысленно с нее платье, видя ее обнаженной во всей своей красе.

Но она заслуживала лучшего. Лучшего, чем он. Она заслуживала настоящего парня такого, как Дерьмовый Дэгни со всем его надежным прошлым, его слащавостью и его политической властью. Губернатор был именно тем мужчиной, который будет стоять рядом с ней во всем, полностью функционируя, будет отодвигать ей стул и вставать на ноги, когда она соберется пойти в туалет освежить губную помаду. Он мог сказать ей то, что она должна была слышать, но и то, что она хотела ему сказать. Он смог бы помочь ей с ее бизнесом, а также с ее отцом. Эта пара бы совершила великие дела для государства.

И да… Дермовый Дэгни, несомненно, наслаждается ею и имеет на нее определенные планы, Эдвард не мог даже об этом думать.

Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

– О кредите под недвижимость. Ты выполнишь условия? У тебя нет никаких оснований их не выполнять. Процентная ставка хорошая, и ты будешь единственной в обеспечительном интересе на Истерли. Ты в безопасности, в этом смысле.

– Что заставило тебя передумать?

– Это «да»?

Она пожала изящными плечами.

– Я заключила сделку добровольно и у меня имеются наличные.

– Хорошо.

Он слышал себя со стороны, спокойно передавая реквизиты счета, которые сообщил ему Лейн, но при этом думал о губернаторе таком слащавом и заманчивым, который ждет ее внизу, и желал он ее не потому что она была свободной, а потому что она была красива и умна, и мужчины это видели, такого невозможно было не замечать и желали, даже жаждали.

И знаешь, Эдвард был поражен возникшем у него желанием пройти в другую комнату и совершить убийство, разбив о голову губернатора супницу. Конечно, его бы тут же застрелили в процессе мести, это было бы справедливо, но тогда разрешились бы и многие проблемы.

– Средства будут на счете утром, – сказала она. – В одиннадцать утра.

– Спасибо.

– Это все?

– Десять миллионов – это много, да.

Эдвард двинулся к выходу из комнаты, но потом он развернулся и подошел к Саттон.

– Будь осторожна с нашим прекрасным губернатором. Политики не славятся совестью.

– А ты?

Он протянул руку и коснулся большим пальцем ее губ.

– Не всегда. Скажи мне что-нибудь. Он останется на ночь?

Саттон оттолкнула его руку.

– Это не твое дело, но он не останется.

– Я думаю, он хотел бы.

– Ты с ума сошел. И оставь его в покое.

– Почему, потому что я увидел, что он находит тебя привлекательной? Разве это оскорбление?

– Он губернатор штата Кентукки.

– Как будто это что-то меняет? Он все-таки мужчина.

Наклонив подбородок, она пристально посмотрела через его плечо.

– Ты получил то, что хотел. Ты знаешь дорогу обратно.

Она обошла его вокруг, и он сказал:

– Когда он попытается поцеловать тебя в конце ужина, вспомни, что я тебе сказал.

– О, я буду вспоминать тебя. Но не об этом.

– Тогда вспомни меня, касающегося твоих губ.