Текст книги "Доля Ангелов (ЛП)"
Автор книги: Дж. Уорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)
Глубоко вздохнув, она, казалось, погрузилась в свой спокойный сон.
Джин закрыла дверь ее спальни.
Наверное, лучше привести себя в порядок, прежде чем она на кого-нибудь натолкнется в коридоре.
Войдя в свою комнату, она прямиком направилась в ванную, снимая платье, в котором спала. Она резко отбросила его в сторону и залезла под душ.
Когда она проводила мочалкой с монограммой по руке, гигантский бриллиант на ее пальце сверкнул в электрическом освещении.
Не понятно откуда, она услышала голос Самюэля Ти. в своей голове: «Ты должна позаботиться о себе».
Глава 46
– Вы помолвлены? – напирала на Лейна Шанталь, как только он закрыл багажник ее лимузина.
– Да, – ответил Лейн. Разве не в сотый раз она спрашивает?
Пока он упаковывал ее вещи, она бесконечно повторяла этот вопрос, хотя сама была плодовой мухой из ада, больше летала, чем помогала упаковывать макияж, бижутерию, короче все, что могло поместиться в большой удлиненный кузов лимузина. В данный момент она осталась наедине с Лейном, не считая водителя, который находился внутри машины с закрытыми дверями, зарывшись в своем сотовом телефоне. Похоже, что он не хотел, чтобы от их разговора в него попала шрапнель.
«Это потрясающая удача, что я выволок и избавился от всех ее вещей», – подумал Лейн.
– На самом деле, Лейн? – спросила Шанталь, и снова стали падать капли дождя. – Ты не мог подождать, пока высохнут чернила на нашем договоре о расторжении…
– Я готов был жениться на ней еще тогда, – отрезал Лейн. – И ты не в том положении, чтобы возмущаться по этому поводу.
Он бросил многозначительный взгляд на ее живот, Шанталь довольно улыбнулась, словно направляя в него девятимиллиметровый пистолет. – Когда об этом прочитаю?
– Что он от моего отца?
– Не понтифика же. Конечно твоего чертова отца!
– Так это уже есть в договоре. «Не предусмотрено» ни для тебя, ни для твоего ребенка. Если ты захочешь оспаривать данное положение, пожалуйста, но оно будет примерно так же прибыльным, как твоя профессиональная карьера… ой, подожди-ка. У тебя же нет не единой специальности. Официально, во всяком случае.
Она ткнула пальцем прямо ему в лицо.
– Я оставляю ребенка.
– В отличие от моего, да? – Он проигнорировал свою боль в груди. – Или ты все же поедешь в клинику Цинти, как только поймешь, что у тебя не будет на него денег.
– Может, на самом деле, я хотела ребенка от твоего отца.
– Возможно. На самом деле, я даже не сомневаюсь, что это так оно и есть. – Он открыл заднюю дверцу лимузина. – Исполнитель завещания моего отца Бэбкок Джефферсон. Свяжись с ним, запишись к нему на прием… и можешь судиться по поводу имущества. Делай все, что считаешь нужным.
Как только она уселась на заднее сидение, то произнесла:
– Ты будешь разговаривать со мной только через моего адвоката.
– Подруга, слова, которые слетели с твоего языка, разве не доказательство? И я с нетерпением жду звонка твоего адвоката… если он сможет подальше держать тебя от моего дома и собственности. Пока.
Он закрыл дверцу, прежде чем она успела ответить, махнул водителю, предлагая двигаться. Затем Лейн вернулся в особняк. Закрывая тяжелые двери главного входа Истерли, он понятия не имел сколько прошло времени.
Он ощущал, будто сейчас было около часа дня.
Направившись в глубь комнат, он нашел Джона Ленге в шортах с принтом травы в игровой комнате. Но парень не сидел за покерным столом и не разминал пальцы над двумя колодами карт над сукном. Также он не вбивал шары на антикварном бильярдном столе. И не играл в шахматы сам с собою раритетными мраморными фигурками, а также он не сидел напротив доски с нардами.
Ленге стоял у дальней стены, рассматривая картины, развешанные на дубовых панелях.
С подсветкой сверху, изображение Иисуса Христа было выполнено в темно-коричневых и слоновой кости тонах, опущенные глаза Спасителя настолько были реалистичными, что практически можно было почувствовать Божественную жертву, которую он собирался принести.
– Не плохо, да? – приглушенно спросил Лейн.
Ленге развернулся, схватившись за сердце.
– Мне очень жаль. Я не хотел тут шастать. Но не смог удержаться, полагая что тебя и леди стоит оставить наедине.
Лейн вошел в комнату, остановившись у бильярдного стола. Шары лежали в «стрейт пуле» готовые начать игру, но он не мог вспомнить последний раз, когда кто-нибудь дотрагивался до них кием.
– Я ценю, что вы оставили нас двоих, – сказал он. – И вашу помощь. Вы сократили время ее разгрома в половину.
– Ну, думаю, я не проявил неуважение к той даме, потому что могу понять, почему ты решил построить семейный очаг в другом месте.
Лейн засмеялся.
– Вы со среднего запада быстро ставите всех на место.
– Я могу спросить тебя кое о чем? – поинтересовался Ленге, поворачиваясь спиной к картине. – Здесь на табличке… написано…
– Да, это Рембрандт. И мы проверяли его настоящую подлинность через несколько организаций. Документы, что это не копия, хранятся здесь где-то в доме. На самом деле, в прошлом году частный коллекционер, который приехал на Derby Brunch предложил моему отцу сорок пять миллионов… по крайней мере, я слышал об этом.
Ленге засунул руки в карманы, как будто боялся, что готов был дотронуться до настоящего шедевра, написанного кистью гения.
– Почему ты такую вещь скрываешь здесь? – Мужчина кинул взгляд через плечо. – Не в главной зале или где-нибудь еще? Я не совсем понимаю, почему такой шедевр находится здесь, а не в главной гостиной?
– О, для этого имеется свое объяснение. Моя бабушка, старшая ВЭ. как ее звали, совершенно не одобряла азартные игры, а также спиртное и курение. За границей она приобрела эту картину еще в тысяча девятьсот пятидесятом году и повесила ее здесь, чтобы мой дед и его «хорошие мальчики», страстно желающие погрешить, всегда видели этот шедевр перед глазами, понимая, кого они подводят, на самом деле.
Ленге рассмеялся.
– Какая умная женщина!
– Она вместе с дедом собирала картины старых мастеров живописи. Они развешаны по всему дому… но эта, пожалуй, наиболее ценна, хотя видеть ее может не каждый.
– Я хочу, чтобы моя жена увидела ее. Я бы с удовольствием сфотографировал ее на телефон, но по фотке о ней судить невозможно. Перед этой картиной нужно стоять и рассматривать ее. Воочию, ты понимаешь, о чем я?
– Вашей жене здесь всегда рады.
– Моя жена не любит путешествовать. Это совершенно не касается того, что она боится летать или что-то в этом духе, нет. Она ненавидит оставлять своих коров и цыплят. Она не может доверить их никому, также как и собак. Я больше тебе скажу, даже мне не может доверить. Для нее эти животные, как дети, знаешь ли?
Ленге повернулся с задумчивым выражением к шедевру, Лейн нахмурился, навалившись бедром на биллиардный стол.
– Вам действительно настолько нравится эта картина, не так ли? – поинтересовался Лейн.
– О, да.
Лейн взял с сукна белый шар и подбросил пару раз его в воздух, раздумывая.
– Знаете, – произнес он, – с прошлой нашей встречи у нас произошли некоторые изменения в компании «Брэдфорд Бурбон».
Ленге оглянулся через плечо.
– Я прочел о них в газете. Новый временный генеральный директор, аутсайдер. Мальчик, это умный ход… ты получил первоклассного управляющего, если собираешься контролировать свои финансы. И я готов поздравить тебя прямо сейчас, как председателя правления.
Лейн склонил голову.
– Спасибо. Мы разрабатываем план, оптимизирующий денежные потоки. Мне кажется, теперь я вижу выход из нашей черной дыры, благодаря Джеффу.
Гром прогремел за французскими дверями, Ленге кивнул.
– Я верю в тебя, сынок.
– Я думаю, что если вы дадите нам зерна на два месяца, мы выплавим. Конечно, мы предоставим вам самые выгодные условия. Но, то что предлагает сделать Джефф, мы продержимся и поднимемся.
– Ты говоришь так, словно не желаешь со мной переброситься картами, сынок?
– Не совсем. – Лейн прищурился. – На самом деле, у меня есть еще кое-что, что могло бы вас заинтересовать перекинуться картами.
* * *
Благодаря грозе с ливнем и градом, пузырившемся на равнинах штата и дрейфующей над сердцем Индианы и Кентукки, умопомрачительная дневная жара милосердно отступила.
И это означало, что Эдвард наслаждался работой, которую он совершал в Red & Black.
На этот раз на конце палки не было метлы. Не в этот раз.
Как только снова с фиолетово-серого неба пошел ливень, и молнии с большей силой затрещали вокруг, он опустил руку с молотком и вытер пот со лба свободной рукой. Сколько лет прошло… с тех пор, как он строил ограждение, хотя он уже чувствовал, судя по боли в плечах, что заплатит за свою глупость в последующие дни. Но когда он посмотрел на пять секций забора, выкрашенных коричневой краской, которые разделяли пастбище, и посчитал количество гвоздей, которое он добавил в хлипкие доски, закрепив их более надежно, он даже покраснел от простой гордости, поднявшейся у него внутри.
Да, он потратил всего лишь час на эту работу, но уже был готов бросить. На самом деле, настоящие мужчины работали на полях в течение восьми или десяти часов.
Но для него это было только началом.
Прямо перед концом.
Он захромал обратно к пикапу Red & Black с сумкой инструментов и вспомнил о водке, которую привез с собой, но оставил в кабине.
Ему понадобится немного больше. Но немного.
Сев за руль, он закрыл дверь и достал фляжку. Один глоток. Второй. Потом он запил Gatorade (разновидность энергетического напитка компании PepsiCo), словно это было лекарство. Похоже, у него имелось еще два дня, учитывая, когда детективы изъяли пленку, и вероятно, все будет не так уж плохо. Он не знал, как будут разворачиваться события, однако, решил держаться до конца.
Запуская двигатель, Эдвард направился в сторону коттеджа, трясясь на ухабах и срезая мятлик, своим грохотом спугнув ястреба, скрывающегося в ветвях деревьев, у впадины, наполненной водой, к которой тянулась из гнезда пара воробьев с низко расположенных веток.
Эдвард внимательно всматривался во все, стараясь запомнить, начиная с простирающейся холмистой местности… и изгороди, которую он починил, отгораживающей прекрасный зеленый душистый луг… и показавшиеся недалеко величавые конюшни с крышами из красно-серого шифера, которые заставили его вспомнить своего деда. Струйка пота скатывалась у него между лопатками, он до сих пор не установил кондиционер в кабине. Все, кто занимался физическим трудом отлично знали, что после разгоряченной работы, ты весь потный. И кратковременное облегчение в грузовике с кондиционером, не помогло бы тебе, а сделало бы только хуже, понизив температуру тела перед тем, как ты возвратишься в жару.
Плюс, он подумал, что для него потеть было бы даже полезно.
Он припарковал пикап с тылу и вышел с сумкой гвоздей и молотком, направившись к конюшне В. Ему показалось, что вес сумки с инструментами увеличился на пятьдесят фунтов, когда он взял ее впервые, направляясь к изгороди. Черт, а ему то казалось, что он оставил сумку с инструментами в кабине, пока ехал сюда.
Войдя через задний отсек, он услышал голоса, мужской и женский, поэтому замер на месте.
Шелби и Джоуи стояли перед стойлом Наба. Шелби говорила о жеребце… скорее всего, как его стоит успокаивать его во время надвигающейся грозы. Джоуи соглашался с ней, по-видимому, она предлагала опять надеть жеребцу капюшон на голову.
Умный ход. Именно так бы сделал и сам Эдвард.
Джоуи что-то еще сказал. Она быстро ответила.
Потом Шелби взглянула на Джоуи. Отвернулась.
Джоуи посмотрел на Шелби. И тоже отвел взгляд в сторону.
Прислонившись к толстым перекладинам двери конюшни, Эдвард опустил вниз сумку с инструментами, скрестил руки на груди… и улыбнулся.
Потом резко распрямился.
Пока он наблюдал за ними двумя… а он прекрасно их видел и весь отсек передней части конюшни.
– Постой. Что ты сказал?
Вернемся в игровую комнату Истерли, Джон Ленге отвернулся от Рембрандта, и судя по выражению его лица, Лейн мог спокойно бросить дымовую шашку в центр стола, но парень с Запада все равно бы не заметил.
Лейн кивнул на картину своей бабушки.
– Давайте играть на нее.
– Ты говоришь это не серьезно.
– С чего бы? Потому что она стоит минимум сорок пять миллионов, и слишком многое поставлено на кон.
– Не в этом суть. Почему ты вдруг захотел с ней расстаться?
Точно, только миллиардер может спросить об этом с совершенно каменным лицом. Я имею в виду каждое слово, которое он произнес.
«Вам, наоборот, стоит радоваться, что я согласился», – мелькнула мысль у Лейна.
– Вы же заинтересовались. – Он поднял ладони. – С одним условием – я предоставляю вам возможность ознакомиться со всей документацией и страховым полисом, и конечно обсудить это с женой. И да, я знаю, что вы хотите посоветоваться с ней, но имейте в виду, если вы выиграете у меня, то получите возможность привезти картину к себе домой.
Ленге потер свой волевой подбородок, его огромные бицепсы на руках медленно перекатывались.
– Давай-ка все уточним. Я кладу на кон сорок пять миллионов. Ты выставляешь картину?
– Должно лежать на кону сорок пять миллионов плюс налог на увеличение рыночной стоимости, который мне придется заплатить. Мне нужно сорок пять миллионов, но я могу сию минуту позвонить человеку, который выдаст точную цифру налога. И эта картина, хочу вас заверить, не относится к имуществу моего отца. Это капитал, принадлежащий моей матери, подаренный ей ее матерью, когда старшая ВЭ переехала, и моя мать стала хозяйкой Истерли. Поэтому эта картина не обременена правом собственности.
– А твоя мать…
– Она никогда не была ее фанаткой. Она млеет от Максфилда Пэрриша. По ее мнению, у ее матери, т. е. моей бабушки, был слишком своеобразный вкус.
Да, возможно по материнской линии возникнут проблемы, но на самом деле, проблем не должно было быть. Ему понадобиться доверенность, оформленная задним числом от матери в пользу Лейна, которую ему сможет сделать Самюэль Ти… и его давний друг сделает ее не раздумывая.
Лейн еще раз решил все уточнить, чтобы все стало окончательно ясно.
– Сорок пять миллионов плюс налог на увеличение рыночной стоимости по этой картине. Пять карт – «Техасский холдем». Одинаковое количество фишек. Мы играем один на один, пока один из нас не проиграет. Я предоставляю вам все документы, которые у нас есть на эту картину… и если по какой-то причине вас не устраивает стоимость, которую я заявляю, я выставляю другие картины, которые у нас тут имеются, чтобы покрыть разницу. – Лейн указал на картину. – Я еще не закончил. Куратор из музея изящных искусств по мастерам «золотого века» в прошлом году присутствовал на Derby Brunch. И отец поинтересовался у него, стоит ли ему продавать эту картину за сорок пять миллионов, ответ был нет, потому что она стоит около шестидесяти.
Джон снова повернулся к картине.
– Ее стоимость никогда не уменьшится, – сказал Лейн. – Ваши деньги будут всегда находится в самом безопасном месте. Кроме того, таком красивом. Если вы у меня выиграете.
Прошли пара минут, прежде чем Бог зерна оторвался от картины и повернулся к Лейну.
Непреклонным голосом, как будто он желал, ответить что-то совершенно другое, Ленге произнес:
– Я лучше позвоню жене. А тебе лучше принести мне документы на картину.
Глава 47
У Саттон одно совещание сменялось другим.
Не переставая.
И сейчас она ехала на другое совещание из штаб-квартиры корпорации «Ликеро-водочные заводы Саттон» делового центра Чарлмонта в округ Огден.
Ее «Мерседес», словно по своей собственной воле, совершил левый поворот, выезжая на идеально асфальтированную полосу, которая напрямую вела к конюшням Red & Black. Седан двигался через поля, мимо прекрасно обустроенных амбаров… маленького коттеджа сторожа, в котором жил Эдвард.
Она припарковалась на небольшом пяточке, на том, что и раньше, и вышла с намерением… ну, черт, так далеко она не загадывала. Подойдя к его двери, она постучала, и не получив ответа после нескольких попыток, толкнула дверь.
Она предполагала увидеть Эдварда чуть ли не полумертвого все в том же кресле, как и в тот раз, измученного от травм, алкоголя и горечи, именно такого она предполагала его увидеть.
Но кресло было пустым.
Чувствуя, будто спасение, что она не выставила себя полной дурой, она закрыла дверь и подумывала вернуться к своей машине, нажать на газ и умчаться отсюда, поскольку у нее было еще время заняться финансовыми должниками перед тем, как она отправится на ланч с Ричардом Пфордом по поводу новых дистрибьюторских контрактов на продукцию Саттон, ланч, которую она ждала без особой радости. Мужчина был примерно таким же харизматичным, как счеты, но на кону стояли миллионы долларов, и с ее стороны должны были присутствовать не менее четырех юристов и трех членов из высшего руководства.
Так что, да, изучение финансовых задолженностей – это именно то, что ей было необходимо…. Чтобы разогреться.
Но краем глаза она увидела припаркованный грузовик Red & Black за ближайшей конюшней. И она заметила Эдварда, выбирающегося из кабины, направляющегося внутрь, он не увидел ее, поэтому все ее намерения по поводу финансовой задолженности были разорваны тут же в клочья.
В конце концов, она направилась к переднему входу в ту же конюшню, несмотря на дождь.
Внутри были светло, и она увидела женщину, стоящую у стойла посередине, беседующую с кем-то… и Эдвард тоже остановился и с противоположного конца смотрел на нее, сложив руки на груди и прислонившись к открытым дверям.
Выражение на его лице…
Саттон раньше никогда не видела такого выражения у него на лице. Воодушевленное. Заботливое. Слегка грустное.
И глядя на него, она более внимательно стала всматриваться в девушку. Она была небольшого роста, поджарой, ее бедра утягивали джинсы, на ногах сапоги, светлые волосы собраны на затылке в практичный хвост. Трудно было судить о ее облике, видя всего лишь профиль, но кожа у нее была поцелована солнцем, и всем своим видом она излучала молодость и здоровье, а также профессионализм, чем занималась.
Время от времени, она поворачивалась к мужчине, стоящем рядом с ней.
Она не видела Эдварда.
А Эдвард не замечал Саттон…
Как будто он прочитал ее мысли, он перевел взгляд и выпрямился. И в тот же момент, женщина и мужчина увидели ее, поняли, что не одни, поэтому все встрепенулись.
Саттон тут же выскочила в открытую дверь, едва не потеряв равновесие благодаря своим шпилькам… которые напомнили ей о том, что женщина, стоящая напротив, была в своей стихии, в джинсах и сапогах, Саттон явно была здесь не к месту, поскольку в костюме от Chanel она не может ездить на лошади и передвигаться по конюшне в своих Лабутенах.
Для Эдварда это была новая жизнь. Он всегда интересовался лошадьми, но сейчас он разводил жеребцов и выставлял их на скачках, продавал, он серьезно относился к своей работе.
И эта женщина, естественно, красивая, в хорошей физической форме, идеально подходила для такой работы на конеферме. Идеально подходила ему новому.
Саттон свернула к своему «Мерседесу», думая о своей новой должности и корпоративной стратегии, все это было и в его старой жизни.
Ей не следовало сюда приезжать.
– Саттон!
Как только он окликнул ее, она порывалась быстро впорхнуть в автомобиль побыстрее уехать отсюда, но побоялась, что он попытается ее догнать и тем самым причинит себе только вред.
Остановившись под дождем, она готова была развернуться на девяносто градусов: она думала о нем не переставая, вспоминая, как они были вместе, а между тем, он находился здесь с этой женщиной… и даже если в данный момент он был не с ней? Пойти, посмотреть ему в глаза? Собирался ли он быть с ней или…?
Расправив плечи, Саттон развернулась на своих шпильках на мокрой траве. И на мгновение опешила.
Эдвард выглядел намного лучше, даже раскраснелся, его кожа не была уже такого сероватого оттенка…
Ну, возможно, ему стыдно, что он попался. Он, конечно, не сделал ничего плохого, но… Она всего лишь засекла его, но ведь они и не были в отношениях.
– Прости, – произнесла она. – Мне не следовало приезжать.
Он остановился перед ней.
– Идет дождь.
– Что? – Он странно на нее посмотрел, она махнула рукой. – Я имею в виду, конечно. Да.
– Пойдем внутрь.
Он взял ее за локоть, она отрицательно покачала головой.
– Нет, честно, все нормально…
– Я знаю. Но пойдем внутрь. Молния…
Вспышка и послышался жесткий раскат грома! Сверкнувшая молния, ударившая откуда-то из-за леса, заставила ее почувствовать себя так, будто Бог решил преподать ей урок за всю ее жизнь, хотя, она не могла вспомнить за что именно.
О, кто она такая, чтобы так шутить. Она хотела, чтобы вся история с Эдвардом закончилась. Ей необходимо было переварить увиденное.
– Пошли, – сказал он. – Прежде чем нас здесь убьет.
Направляясь к коттеджу, она вспомнила губернатора штата, предлагавшего ей пойти на свидание, и которому она тогда отказала, а сейчас ей показалось это была не такая уж плохая идея.
Оказавшись внутри, Эдвард включил свет, и стена с серебряными трофеями засверкала.
– Давай я принесу тебе полотенце.
– Я в порядке. – Правда? Ты действительно в порядке? – Честно говоря, мне не стоило приезжать.
Она твердила эти слова постоянно, как припев.
Игнорируя ее протесты, он передал ей полотенце цвета малины. Вероятно, его стирали раз сто. Махровая ткань стала такой мягкой и прозрачной, как замша, она промокнула лицо, стараясь не испортить макияж, а про себя подумала, что ее дорогие полотенца Matouk не были так хороши.
Она также решила, что его маленькая подружка, переместиться из конюшни к нему в коттедж, и вот-вот войдет. И ей не потребуется обсыхать, как Саттон, поскольку она почти не вымокла.
Ей всего двадцать. Ну, двадцать два максимум. А Саттон в свои тридцать восемь, чувствовала себя столетней.
– Я подумывал тебе позвонить, – сказал Эдвард, направляясь в кухню.
Он открывал и закрывал шкафчики, но этот звук показался ей настолько громким, как взлет реактивного самолета.
– Я не хочу ничего пить…
Он вернулся и протянул стакан, она нахмурилась, почувствовав предательский запах…
– Это мой лимонад?
– Да. Или, по крайней мере, должен быть близок к нему. – Он доковылял до своего кресла и смачно выругался, опускаясь. – Я вспомнил рецепт твоей бабушки.
Она сделала маленький глоток.
– О, у тебя несомненно получилось.
– Отжим лимонов лишило меня полностью сил.
– Они должны быть свежими.
– В том-то и весь смысл. – Он окинул ее внимательным взглядом, выделяя все особенности ее фигуры. – Ты выглядишь… очень хорошо.
– Если не считать, что у меня мокрые волосы, и я…
– Нет, ты прекрасна, как всегда.
Саттон опустила взгляд на свой стакан с лимонадом, но она чувствовала, что он продолжал наблюдать за ней.
– Почему ты смотришь на меня так?
– Я хочу запомнить тебя такой.
– Зачем?
– Мне нужны эти воспоминания, согревающие в ночное время.
Она тут же подумала о той женщине в конюшнях и почти уже готова была спросила, почему они поругались. Но у нее не было на это права. Или… вероятнее всего, она не хотела знать правду.
– Саттон, на самом деле, я…
– Что?
Он негромко выругался.
– Я хотел бы дать тебе то, что ты заслуживаешь. Я, на самом деле, считаю, что ты заслуживаешь лучшего. Ты… самый удивительный человек, которого я когда-либо встречал. И мне стоило сказать тебе об этом раньше. Я хотел. Я хотел… много чего сделать в той, своей прошлой жизни. Но для меня… жизнь изменилась, ты знаешь. Я уже никогда не буду тем, кем, когда-то был. Я не смогу заниматься тем, что делал раньше, я не смогу общаться с людьми, с которыми раньше встречался, пока я был на руководящем посту в компании, в которой я… черт, побери работал. Это никогда не повторится и никогда не вернется.
Саттон прикрыла глаза. И в тишине, которая только усиливалась, он ждал, когда она ответит на его слова, но единственное, что она могла сделать, это кивнуть: она боялась, что если заговорит, то рыдания вырвутся наружу.
– Тебе необходимо иметь рядом определенного мужчину, я же не могу предоставить тебе ничего. Я совсем не подхожу для твоего статуса в обществе…
– Меня совершенно не волнует, что будут думать о нас люди.
– А тебе стоит об этом задуматься. Ты являешься руководителем компании. Ты возглавляешь корпорацию «Ликеро-водочные заводы Саттон». Я хочу сказать, что возможно, все будет не настолько плохо, если ты продашь свое имя, в обмен на помощь мужчины, который сможет привнести в твой бизнес что-то новое. И тебе необходима стабильность в жизни. Ты заслуживаешь мужчину, которой будет любить тебя по ночам и удерживать в своих объятиях, и на общественных мероприятиях он всегда будет стоять рядом с тобой, выполняя вполне обыденные вещи. Не обманывай себя, Саттон. Ты же прекрасно знаешь, что я прав.
Она сделала еще один глоток лимонада.
– Тогда почему ты занимался со мной любовью позавчера?
– Потому что я бесхребетный мудак. И иногда мы все совершаем поступки, заранее зная, что они не правильные, но мы все равно их совершаем, потому что они для нам необходимы.
– Ах.
– Я никогда не смогу тебя забыть, Саттон. Никогда.
– Ты говоришь так, словно округ Огден находится на другой стороне мира.
Видно, не географическое расстояние было проблемой.
– Если ты возненавидишь меня, – грубо произнес он, – я не буду тебя винить.
– Я не собираюсь тебя ненавидеть. – Она сделала несколько шагов вперед к стене с трофеями, ей не хотелось, чтобы он видел ее глаза. – Скажи мне что-нибудь.
– Что?
– Когда я смогу увидеть тебя снова и о…
– Ты больше не увидишь меня.
Внезапно, она представила, как он собирается избегать ее на скачках Derby, как будет прятаться за дальнюю колонну или же в ванной комнате.
– Ты не увидишь меня, Саттон, – повторил он.
– Значит, ты на самом деле будешь блокировать любую встречу со мной, да? – Она обернулась и указала на свой стакан. – Не возражаешь, если я поставлю его куда-нибудь? Я не очень хочу пить.
– Я возьму его.
С высоко поднятым подбородком, она подошла к нему и передала свой стакан ему. И ей показалось, что в этот момент было бы вполне уместно, если бы гром сотряс сам коттедж, поэтому она отступила на шаг назад.
– Сделай мне одолжение, – хрипло произнесла она.
– Какое?
– Не пытайся проводить меня к моей машине или задержать здесь на минуту дольше. Позволь мне уйти хотя бы с какой-то гордостью, хорошо?
Его глаза, эти чертовы его глаза смотрели на нее с таким желанием и силой, что она чувствовала себя так, словно он снимает ее на фото длинным объективом.
Но он всего лишь кивнул в ответ.
С трудом сдерживая слезы и моргая, она прошептала:
– Прощай, Эдвард.
– Прощай, Саттон.
И вышла из коттеджа в грозу.
Дождь был таким холодным, она подняла лицо к небу, направляясь к «Мерседесу», понимая, что уже в третий чертовый раз под дождем выходит от него. Оказавшись в салоне машины и захлопнув дверцу, она сжала руль с такой силой, что побелели костяшки на пальцах, и в этот момент по лобовому стеклу и металлу заколотил град, словно крошечная армия бесчисленных маленьких сапог.
В отличие от того первого раза сейчас она не находилась в C63, она была в своей машине и знала, как работают дворники. Все, больше она не будет выискивать возможность встретится с ним… проститутки, похожую на нее, за которую ей пришлось в тот раз себя выдавать.
Она завела мотор и двинулась по сельским полям, направляясь обратно туда, где было ее место, много раз глубоко вздыхая, коря себя за то, что такая легкомысленная дурочка.
Черт возьми, она до сих пор чувствовала вкус его лимонада на губах.
Эдвард медленно выдохнул, как только услышал шум двигателя «Мерседеса», удаляющего от его коттеджа. Затем он опустил глаза вниз и уставился на два стакана в своих руках.
Перелив из своего стакана в ее, он опустил свой на пол и стал пить из ее стакана лимонад, который учила делать ее бабушка в жаркие дни Кентукки, из одного десятка лимонов. Разрезать их пополам на деревянной доске острым ножом. Добавить родниковой Кентукской воды, поцелованной известняком.
Сахар. Из сахарного тростника. Но не слишком много.
Добавить лед в бокалы, а не в кувшин. Сам кувшин держать в холодильнике, накрыв плотно фольгой, чтобы он не начал бродить от жары.
И потом ты будешь пить его с теми, кого любишь.
Закрыв глаза, он увидел ее, когда ей было двенадцать, и он погнался за ней в День рождение города Чарлмонт, потому что она была одной из первых девочек в классе, на которую он обратил внимание. А когда ей было шестнадцать, и он защищал ее перед тем мудаком на выпускном вечере… он ударил его прямо перед ней, рыдающей. И еще позже, в двадцать один год, когда она закончила университет и вернулась на лето, он впервые увидел, что она превратилась в прекрасную женщину.
И тогда он вспомнил рассказы бабушки Саттон, о себе, женщина не была из известного рода. На самом деле, дед Саттон отправился на Запад, как молодой искатель-самец… из благородной, утонченной семьи, простым перегонщиком крупного рогатого скота… и там он встретил прекрасную молодую женщину, которая сидела в седле лучше, чем он, стреляла лучше опять же, чем он и пререкалась с ним лучше, чем он.
Когда он привез ее домой, она совершила невозможное, но его семья согласились с его волей. Потому что для него другого пути не было. И Саттон всегда говорила, что роман ее бабушки и деда был несказанно грандиозным до скончания века.
Любовь бабушки осталась жить в ее рецепте лимонада, который он пил сейчас. Когда дверь коттеджа открылась, он понял, что это не Саттон. Она не вернется сейчас, а вернее никогда, и хотя от этого у него ужасно болело сердце, это был правильный выбор в их отношениях.
Шелби закрыла тяжелую дверь и провела пальцами по влажным завиткам волос, убирая их с лица.
Он откашлялся.
– С Набом все хорошо?
– Да, с ним все будет в порядке. Джоуи сейчас с ним.
– Спасибо, что зашла мне об этом сообщить.
– Я пришла не из-за этого. – Возникла пауза. – Это та… ваша женщина, да? – Когда он не ответил, Шелби негромко присвистнула. – Она такая красивая! Я хочу сказать, что она в своей красоте, почти нереальна. Я не часто вижу таких красивых людей. Ну, наверное, в журналах, если только.
– О, она настоящая.
– А куда она делась?
– Поехала домой.
– Почему? Почему вы отпустили ее?
Эдвард отхлебнул из стакана Саттон.
– Потому что, так будет лучше.
– Вы пьете лимонад, на который потратили все утро, чтобы сделать его? Вы сделали это для нее?
– Нет, я не знал, что она приедет. – Он посмотрел на Шелби. – Я сделал это, потому что мне захотелось его выпить.
В последний раз.
– Ты позволишь Джоуи пригласить тебя на свидание? – спросил он, даже не взглянув на нее. Возникла пауза.
– Да.
Эдвард улыбнулся.
– Я даже слышу, как ты покраснела.
– Я не покраснела.
– Дерьмо.
Она начала раздражаться, открыв рот, чтобы очередной раз высказать Эдварду, но он ей подмигнул.
