Текст книги "Короли Бурбона (ЛП)"
Автор книги: Дж. Уорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)
Это и была «Доля ангелов».
Его отец называл ее жертвой прошлому, дань уважения прародителям, которые выпивали ее на небесах. Это была также плата-в-будущее вашей собственной кончины... с надеждой, что следующий приверженец традиций будет делать то же самое для вас, когда вы покинете этот мир.
– От нас скоро ничего не останется, Джорджи, – услышал он сам себя.
– О чем ты говоришь?
Он просто покачал головой.
– Я хочу, чтобы ты сказала парням, прекратить слив.
– Что?
– Ты слышала меня, – Мак поднял кулак, чтобы она смогла увидеть скомканную бумажку. – Корпорация не будет поставлять кукурузу ближайшие три месяца. Минимум. Они дадут нам знать, когда мы можем сделать больше сусла используя рожь, ячмень и пшеницу, которую мы сможем получить прямо сейчас, чтобы перепрофилироваться.
– Перепрофилироваться? Что это значит?
– Они не могут продать компанию конкурентам. Они дают людям из Саттона зеленый свет? Или общей прессе? Они собираются сэкономить десять центов, а выглядят это, как самый дорогой фак-ап в истории компании.
– Мы никогда не останавливали производство.
– Неа. Даже во времена сухого закона, и это было только для показухи.
Наступила долгая пауза.
– Мак... что они делают?
– Они собираются разрушить компанию, вот что они делают, – он подошел к женщине. – Они собираются поиметь нас под личиной максимизации прибыли. Или, черт возьми, возможно они собираются провести эмиссию акций в заключении… Саттон сейчас, являющаяся собственностью государства, производит совершенно другой бурбон. Возможно, они пытаются искусственно завысить прибыль перед собственной продажей фирмы. Я не знаю, и мне плевать. Но я черт побери уверен на все сто, что Илия Брэдфорд переворачивается в гробу, видя все это.
Он направился к выходу, она прокричала ему вслед:
– Куда ты идешь?
– Напиться. Мне необходимо очень много пива.
6.
Лейн стоял за пределами своей спальни и смотрел вниз на свою «жену», думая, что она осталась такой же, как и Истерли, ничего не изменилось.
Шанталь Блэр Стоу Болдвейн была точно такой же: стрижка, загар, макияж, дорогая розовая одежда, в установившемся порядке, была точно такой, которую он оставил позади. И ее голос по-прежнему звучал слишком правильно, словно она прохода кастинг под названием «Досуг Благовоспитанной Южной Леди».
Она продолжала болтать, слова оставляли ее рот огромным потоком, даже не учитывая, что ее едва слушали. Опять же лично для нее, разговор являлся своего рода целым представлением, она вскидывала руки, словно крылья у голубей, выгибая их вверх-вниз, с большим бриллиантом, который она так хотела, сверкающим, как световая вспышка.
– …выходные в Дерби! Конечно, Самуэль Теодор Лодж придет сегодня вечером. Джин в полном восторге увидеть его...
Невероятно. Они буквально не виделись и не разговаривали друг с другом на протяжении почти двух лет, а она говорила о списке приглашенных на ужин.
Какого черта он вообще что-то увидел в ней…
– Ах, Лиза! Извини, не могла бы ты сказать Ньюарку, чтобы он распорядился подогнать автомобиль мистера Болдвейна к парадному входу? Мы собираемся в клуб на ланч.
«Лиза? – подумал он. – Ну, да, если учесть какая текучка кадров, пока он был…»
Лейн бросил взгляд через плечо. Лиззи стояла в дверях спальни его отца с двумя прекрасными вазами, но у него не возникло сомнений, что она держала свеже замененные букеты.
– Мистер Харрис находится вон там, – сухо ответила Лиззи.
– Я не люблю кричать. Это не уместно, – Шанталь наклонилась в сторону другой женщины, словно они были двумя подружками, разделяющие свои секреты. – Огромное спасибо, ты так помогла…
– Ты в своем уме? – спросил Лэйн.
Шанталь отпрянула, ее голова дернулась, и взгляд от наивного превратился в наемного убийцу, мерцая под накладными, но со вкусом сделанными ресницами.
– Я прошу прощения, – прошептала ему Шанталь.
Лейн попытался поймать Лиззи взглядом, пробурчав в ответ:
– Иди и скажи ему сама.
Лиззи отказалась взглянуть на него. С профессионально бесстрастным выражением, она направилась вперед гибким шагом мимо него по длинному коридору к лестнице для персонала. Между тем Шанталь снова заговорила:
– …обращаясь ко мне в присутствии слуги подобным образом, – прошипела она.
– Ее зовут Лиззи, а не Лиза, – теперь он был один и мог принять вызов. – И ты знаешь это, не так ли.
– Ее имя не имеет значения.
– Она находится здесь дольше, чем ты, – он холодно улыбнулся. – И я готов держать пари, что она будет здесь, даже когда ты уйдешь.
– Что это значит?
– Ты не должна находиться под этой крышей, и ты прекрасно знаешь это.
– Я твоя жена.
Лейн уставилась на нее, удивляясь, какого черта, она по-прежнему каким-то образом входила в его жизнь. Ответ был прост – он просто притворялся сам себе, что Чарлмонта не существовало. Труднее было попытаться объяснить, что она сделала.
Я твоя жена.
– Ненадолго, – сказал он низким голосом.
Подведенные брови взлетели вверх, и в тот же миг, выражение персидской кошки-чью-миску-утащили-в-туалет исчезло: она стала спокойной и покладистой как зеркало.
– Давай не будем ссориться, дорогой. Наш столик будет готов в клубе через двадцать минут…
– Позволь мне выразиться предельно ясно. Я никуда не пойду с тобой, за исключением офиса адвоката.
Боковым зрением он отметил, что мистер Ньюарк или мистер Харрис (неважно как звали дворецкого) замедлил свой поворот к миссис Молли, горничной, которая пошла в обратном направлении.
– Будь серьезным, Тулейн.
Боже, он ненавидел, когда Шанталь произносила его имя: «Tууууууулееееейн». Во имя всего святого, это было два слога, а не три сотни.
– Я вполне серьезен, – сказал он. – Пришло время покончить с этим.
Шанталь медленно глубоко вздохнула.
– Я знаю, что ты расстроен из-за бедной старой мисс Авроры, и говоришь вещи, которые на самом деле не имеешь в виду. Я поняла. Она очень хороший повар… и такого очень, очень трудно найти.
Он заскрежетал зубами так, что ему показалось, что зубы искрошатся.
– Ты думаешь, что она просто повар.
– Ты говорил, что она твой бухгалтер?
Господи, почему он никогда...
– Эта женщина значит для меня больше, чем та, которая выносила меня.
– Не будь смешным. Кроме того, она черная…
Лейн схватил Шанталь за руку и дернул ее к себе.
– Не смей говорить о ней в подобном тоне. Я никогда не бил женщин раньше, но гарантирую, что я выбью из тебя дерьмо, если ты проявишь к ней неуважение.
– Лейн, ты делаешь мне больно!
В этот момент он понял, что горничная застыла в дверном проеме комнаты для гостей, держа в руках стопку сложенных полотенец. Она склонила голову и поторопилась уйти прочь, он оттолкнул Шанталь подальше от себя. Находясь в плохом настроение, впился взглядом в коридор, по которому быстро скрывалась бегунья.
– Все кончено, Шанталь, если ты не заметила.
Она сжала руки вместе, словно в молитве, но он не купился ни на секунду. Поддельные плаксивые попытки ее голоса не поколебали его, она прошептала:
– Мне кажется, что мы должны работать над нашими отношениями.
– Согласен. Этот брак должен завершить свое мучение. Это действительно работа.
– Ты имеешь в виду совсем другое.
– Черт возьми, я имею ввиду именно то, что сказал. Найди себе хорошего адвоката или… так или иначе, ты все равно уйдешь отсюда.
Слезы. Большие толстые слезы, которые заставили засиять ее голубые глаза, как бассейн, наполненный водой.
– Ты не можешь быть таким жестоким.
«Но как бы ни так, она то как раз может быть жестокой», – подумал он. И ему действительно во всех деталях следовало придерживаться брачного контракта, но очень жаль, так грустно, да и фиг с ним. Хорошей новостью было то, что всегда можно было все решить количеством денег, даже если она предъявит ему иск, он сможет выплатить его за год или два.
– Я собираюсь поговорить с матерью, – сказал он. – А затем позвонить Самуэлю Т. Возможно, он сможет подготовить бумаги для тебя к ужину сегодня вечером.
Ииииии просто, как по волшебству, железные коготки появились снова, глаза высохли.
– Я уничтожу тебя и твою семью, если ты начнешь этот процесс.
Она не знала, что уже разрушила его жизнь. Она стоила ему Лиззи... и многого другого. Но он собирался остановить свои потери на этом, черт побери.
– Будь осторожна, Шанталь, – он не разорвал с ней зрительный контакт. – Я сделаю все, по закону и даже вне его, чтобы защитить то, что принадлежит мне.
– Это угроза?
– Простое напоминание – я Брэдфорд, моя дорогая. Мы заботимся о своих вещах.
Шагая прочь от женщины, Лейн постучал в дверь маминой комнаты. Хотя ответа не последовало, он шагнул в благоухающий люкс и закрыл за собой дверь.
Закрыв глаза, ему нужна была всего лишь минуту, чтобы уменьшить ярость, прежде чем он померяется силами в этом сомнительном воссоединении. Всего лишь секунда, чтобы вернуть себе самообладание. Просто...
Когда он снова открыл глаза, то обнаружил еще один атрибут, который остался совершенно неизменным.
Комната его матери фактически была такой же – в бело-кремовых тонах, как и всегда, с огромными окна с видом на сады, украшенные бальными портьерами из красного шелка, картины Максфилда Пэрриша (англ. Maxfield Parrish, 1870—1966) – американский художник и иллюстратор, знаменитый многочисленными работами на сказочные и мифологические сюжеты. Пэрриш – автор собственной живописной методики, которая заключалась в использовании лишь четырех основных цветов: синего, сиреневого, желтого и черного. Комбинацией из этих цветов он добивался нужного оттенка, а разделением слоев лаком – объемности изображения) светились, как драгоценные камни, на стенах, изысканный французский антиквариат слишком дорогой, чтобы сидеть на нем или использовать должным образом, стоял по углам. Но ничто из этого не задерживало на себе взгляд, чтобы произвести неизгладимое впечатление, как первоначально задумывалось.
Вот кровать с балдахином в глубине спальни была настоящим экспонатом. Сверкающей и великолепной, с балдахином, почти таким же, как Балдахин Бернини в базилике Святого Петра, на массивном постаменте размером с огромную платформу, с резными колоннами, которые поднимались ввысь и верх, украшенный водопадами, ниспадающего бледно-розового шелка. И на этой кровати лежала она, Вирджиния Элизабет Брэдфорд Болдвейн совершенно неподвижно, но хорошо сохранившаяся, как святая, ее длинное, тонкое тело было погребено под обилием атласных одеял и пуховых подушек, бледные светлые волосы уложены в прекрасную прическу, лицо накрашено, хотя она никуда не собиралась и даже не была в сознании.
Рядом с ней на мраморной столешнице витиеватого комода с изогнутыми ножками стоял с десяток оранжевых флаконов с белыми крышками и надписями, располагаясь аккуратными рядами, словно взвод солдат. Он понятия не имел, что было в них и, скорее всего, она тоже этого не знала.
Она была своего рода Южной Санни фон Бюлов (Санни фон Бюлов (урождённая Марта Шарп Кроуфорд, 1931—2008), наследница железнодорожного магната, вышла замуж за Клауса фон Бюлов (б. 1926), который был признан виновным в попытке ее убийства с помощью инсулиновой передозировки, но приговор был отменен из-за апелляции. Второе расследование показало, что он не виновен, после того, как эксперты высказали мнение, что не было никакой инъекции инсулина, а симптомы были вызваны чрезмерным использованием рецептурных препаратов, что ввергло её в вегетативное состояние до конца жизни.), если не учитывать отца, который никогда не пытался ее убить. По крайней мере, не физически.
Этот ублюдок нанес другие виды повреждений.
– Мама, дорогая, – сказал он, шагая к ней. Он приблизился и взял ее прохладную, сухую руку с тонкой как бумага кожей и голубыми проступающими венами. – Мама?
– Она отдыхает, – раздался голос.
Женщина лет пятидесяти с рыжими волосами и бело-серой униформе медсестры вышла из гардеробной. Она идеально вписывалась в декор, и он бы не удивился, если бы его мать наняла ее только на этом основании.
– Я Сверингин Пэтти, – сказала она и протянула руку. – Вы, должно быть, молодой мистер Болдвейн.
– Лейн, – он пожал ей руку. – Как дела у мамы?
– Она отдыхает, – улыбка была профессиональной такой же, как и ее униформа. – У нее было тяжелое утро. Приходил колорист и стилист занимались ее волосами.
«Ах, да, закон HIPAA», – подумал он. Это означало, что она не может ему рассказать о состоянии собственной матери. Но в этом была виновата не медсестра. Неужели его мать была настолько истощена физически, что уставала из-за пары фольги, уложенной на голову и укладки феном? Как, черт возьми, он думает, она себя чувствует.
– Когда она проснется, скажите ей, что я... – он оглянулся на мать.
– Сказать, что, мистер Болдвейн?
Он подумал о Шанталь.
– Я собираюсь пробыть здесь несколько дней, – сказал он мрачно. – Я скажу ей сам.
– Очень хорошо, сэр.
Он вернулся обратно в фойе и закрыл за собой дверь, прислонился к ней. Уставившись в картины, написанные маслом кого-то из Брэдфордов не иначе, он обнаружил, что прошлое возвращается снова, словно жалящий пчелиный укус.
Быстрый и болезненный.
– Что ты здесь делаешь?
Произнесла Лиззи выгоняя его из сада, из темноты, из жаркого влажного летнего вечера. Над головой собирались грозовые тучи, пропуская лунный свет, освещая цветущие цветы и деревья в тени.
Он помнил каждый ее жест, как она стояла перед ним на кирпичной дорожке, уперев руки в бока, открыто глядя на него, он не привык к такому. На ней был униформа Истерли, которая смотрелась такой сексуальной, лучше чем любой комплект самого дорогого женского нижнего белья, который ему довелось когда-либо видеть.
Лиззи Кинг привлекла его внимание впервые, когда он увидел ее в своем семейном имение. И каждый раз возвращаясь домой после полугодия магистратуры, он старался встретиться с ней, устраивая поиски, чтобы как бы невзначай столкнуться с ней на пути.
Боже, он любил преследования.
И пленение было неплохо, хотя бы наполовину.
Конечно, в прошлом у него не настолько много было опыта, да он и не хотел его.
– Ну? – потребовала она ответа, было такое впечатление, что если он тут же не ответит, то она начнет топать ногой, а следующий ее шаг должен был просто сбить его с ног из-за того, что она просто тратит на него свое время.
– Я пришел за тобой.
Он замер, потому что сболтнул лишнего, потому что скорее всего он хотел сказать, что пришел, чтобы увидеть ее, поговорить с ней, посмотреть на нее вблизи.
Но эти четыре слова были правдой. Он хотел узнать ее на вкус, понять, что она чувствует, находясь под ним, что…
Она скрестила руки на груди.
– Послушай, я думаю, пришло время поговорить на чистоту.
Лейн улыбнулся.
– Я люблю честность.
– Я не думаю, что ты будешь радоваться, когда я закончу.
Хоооооорошо, сейчас у него была полная эрекция, это было не смешно, потому что перед ним не было женщин, с которыми он обычно забавлялся. Стоя перед этой конкретной женщиной, с желанием поправить свои штаны, он чувствовал себя каким-то... пошлым.
– Я избавлю тебя от затраченного времени, – она пыталась говоришь шепотом, чтобы никто не подслушал, но это не умаляло значения ее сообщения. – Я не являюсь той, кто может заинтересоваться тобой, этого никогда не будет. Тебя по-другому и нельзя назвать, как плохишом, который доставляет противоположному полу всего лишь полный хаос. Такой вариант был для меня даже скучным пятнадцать лет назад, а если учитывать, что в этом году мне стукнет тридцать, твой образ становится еще менее привлекателен. Поэтому, будь добр, сделай нам обоим одолжение – отправляйся в клуб, найти себе похожих на одно лицо блондинок, лежащих у бассейна, и преподай им урок своего Закулисного Мастерства. От меня ты этого не дождешься.
Он моргнул, чувствуя себя полным идиотом.
Он фактически был шокирован, потому что никто и никогда настолько достоверно не описывал его поведение, вот так просто высказывая свою точку зрения.
– Теперь, извини меня, я, пожалуй, пойду домой. Я здесь работаю с семи утра…
Она развернулась, но он схватил ее за руку.
– Подожди.
– Прости? – она взглянула вниз на его сжимающую руку, и подняла на него глаза. – Тебе разве есть что сказать о цветах в этом саду, по-моему, нечего.
– Ты не дашь мне шанса оправдаться? Просто будешь изображать роль судьи…
– Ты не серьезно…
– Ты всегда была такой предубежденной?
Она высвободила руку.
– Это лучше, чем быть наивной. Особенно с таким человеком, как ты.
– Не верь всему, что ты читала в газетах…
– Ох, я тебя умоляю. Мне не нужно читать об этом… я видела это своими собственными глазами. Двое девушек вчера утром вышли с черного входа. В ночь, когда ты приехал в поместье, ты привел рыжую из бара. И говорят еще, что когда ты отправился на ежегодную спортивную игру в среду, ты вернулся с засосом на шее… и разумно предположить, что женщина просит тебя повернуть голову и «колется»? – Она остановила его подняв ладонь чуть ли не к его лицу. – И прежде, чем ты решишь, что я составляю список твоих завоеваний, испытывая некое латентное влечение к тебе, должна тебе сказать, что обслуживающий персонал следит за такими вещами и не перестает говорить о них, причем постоянно.
– Ты дашь мне сказать хоть слово? – возразил он. – Или ты умеешь только вести монолог. Господи, и ты называешь меня высокомерным.
– Что?
– Ты думаешь, я обнаглел? Ну, ты просто затмила меня своими высказываниями, милая.
– Прости?
– Ты решила, что все знаешь обо мне, потому что куча других людей говорит совершенно разные вещи, которые тоже меня не знают. Это чертовски высокомерно с твоей стороны.
– Это не то же самое, что наглый.
– Ты действительно хочешь привести аргументы из словаря Вебстера мне?
Если учитывать тот факт, что они пререкались, то никакого сексуального возбуждения не должно было быть, но черт возьми оно возникло. На каждый его ответ, она кидалась, давая ему отпор, чуть ли не бросаясь на него, и он меньше сосредоточил свое внимание на ее теле, а больше на глазах, и это казалось еще более сексуальнее.
– Послушай, мы можем просто на этом закончить? – спросила она. – Я вернусь сюда с утра пораньше, и этот разговор не так уж важен, как сон, который мне необходим.
В этот момент она отвернулась, но он остановил ее, сказав:
– Я видел тебя у бассейна вчера.
Она бросила на него свирепый взгляд через плечо.
– Да, я выдергивала сорняки. У тебя с этим проблемы?
– Ты пялилась на меня. Я видел.
«Браво!» – подумал он, потому что она моргнула.
– Я был в бассейне, – прошептал он, сделав шаг к ней. – А тебе понравилось то, что ты видела, не так ли. Хоть ты и ненавидишь того, кем меня считаешь, но тебе понравилось то, что ты увидела.
– Ты бредишь…
– Честность. Ты первая об этом сказала, что разговор будет честным, – он наклонился, поворачивая голову, словно собирался ее поцеловать. – Так у тебя хватит выдержки, чтобы быть честной?
Она тормошила воротничок поло униформы Истерли.
– Я не понимаю, о чем ты.
– Лгунья, – он слегка улыбнулся. – Почему ты думаешь, я пробыл так долго в бассейне? Из-за тебя. Мне нравилось, что ты смотрела на мое тело.
– Ты сумасшедший.
Боже, ее лживое отрицание было лучше, чем даже самый последний полноценный оргазм, который он испытал.
– Я? – он сосредоточился на ее губах, и в мыслях уже начал целовать их, вылизывая и прокладывая свой путь ей в рот, притянув ее к себе. – Не думаю, что это так. И лучше я буду снобом, чем лицемерным трусом.
И он оставил ее.
Он отвернулся и по выложенной дорожке побрел в сторону дома, оставив ее за спиной.
Но он знал, с каждым шагом удаляясь от не все дальше, что теперь она не сможет все оставить просто вот так.
В следующий раз она придет к нему...
И будьте уверены, она именно так и сделала.
7.
– Прости, что это было?
Спросила Лиззи, посмотрев на цветы в вазе, которую она держала в руке, и не могла вспомнить, что она собиралась с ними сделать… ох, правильно, положить их в ведро до конца своего рабочего дня; потом она завернет их во влажное бумажное полотенце и в полиэтиленовый пакет и отнесет домой.
– Извини, повтори еще раз, – попросила она, поглядывая через оранжерею на Грету.
– Я говорила по-английски в этот раз, знаешь ли?
– Я просто задумалась.
– Люди требуют оплаты вперед за аренду шатра? Или же они разберут всю конструкцию, которую поставили.
– Что? – Лиззи положила букет рядом с пустой серебряной вазой. – Это их новая политика?
– Думаю да.
– Мне нужно поговорить с Розалиндой… какова общая сумма?
– Двенадцать тысяч четыреста пятьдесят девять и семьдесят два цента.
– Погоди, дай я запишу, – Лиззи схватила ручку. – Еще раз?
Она написала общее число на ладони и выглянула в сад. Они просто натянули ткань, без крыши и начали закладывать столбы, соединяя некоторые огромные секции вместе веревочками.
Два часа дополнительной работы. Может быть, три.
– Они же устанавливают все там, – пробормотала она.
– Ненадолго, – Грета возобновили разборку розовых роз. – Мне позвонили из офиса аренды и сказали, что готовы предоставить грузовик, чтобы вывезти все назад.
– Нет причин впадать в истерику по этому поводу, – пробормотала Лиззи, выходя наружу.
Офис Розалинды Фриланд был в стороне крыла, где располагалась кухня, и у нее занял гораздо больше времени этот маршрут по улице, потому что ей чертовски надоело натыкаться на Лейна.
Она была на полпути к террасе, проходя мимо французских дверей, которые вели в столовую, когда бросила взгляд в сторону бизнес-центра.
Помещение было расположено там же, где раньше находились конюшни, как и оранжерея, выходило на сады и реку. Построенное строение точно соответствовало архитектуре поместья Истерли, а общая площадь земли была почти такой же, как сам особняк. Более десятка офисов, конференц-зал размером с лекционный зал хорошего колледжа, со своей кухней и столовой, Уильям Болдвейн руководил мульти-национальной фамильной компанией своей жены, обособленной и ультрасовременной.
Почти никогда нельзя было увидеть кого-либо праздно шатающемся у здания, но по-видимому что-то происходило внутри, поскольку группа в костюмах стояла на террасе главного конференц-зала, в месте для курящих и о чем-то оживленно беседовала.
«Странно», – подумала она. Мистер Болдвейн был курильщиком, казалось маловероятным, что эти люди были пригнаны на террасу только, чтобы получить долю его никотина.
И еще было странно то, что она фактически узнала одну некурящую женщину в этой толпе. Саттон Смайт, наследница «Саттон корпорации», входящей в список 500 крупных промышленников. Лиззи никогда не встречалась с ней лично, но было очень много статей, что эта женщина, возможно, всего лишь возможно, в следующем десятилетии, будет руководить одной из крупнейших компаний в мире по производству ликеро-водочной продукции.
Честно говоря, она уже казалась боссом, с темными уложенными волосами, в супердорогом, черном костюме без излишеств. На вид она была довольно эффектной, с яркими чертами лица и пышным телом, которое могло бы привести ее на территорию бимбо, если бы она была склонна разыграть эту карту, которой явно не являлась.
А что она тут делает?
Договаривается о постели с врагом.
Лиззи покачала головой и прошла через заднюю дверь кухни. Что бы там не происходило на террасе, не ее проблема. Она была далеко, далеко, в самом низу тотемного столба, и всего лишь испытывала необходимость, чтобы воздвигли шатер для ее цветочных композиций…
Вау.
«Говорят много поваров», – подумала она, наблюдая за стремглав поворачивающимися, бегущими и убегающими белыми колпачками, поварскими шапками мужчин и женщин, которые согнувшись делали слоеное тесто и грибную начинку, наполняя какие-то формочки.
По ту сторону всего этого от Гордон Рамзи была труднопроходимая дверь, открывающаяся с двух сторон, которая открывала вид в простой коридор, заполненный шкафами для уборки, прачечными и комнатами отдыха для горничных…, а также жилые помещения для дворецких, офисом финансиста-контролера и в конце лестницей для сотрудников.
Лиззи пошла к двери справа, на которой висела табличка «Частное владение» и постучала. Еще раз. Потом еще раз.
Учитывая, что Розалинда всегда была максимально энергичная и пунктуальная, как будильник, ее явно не было на месте. Возможно, она отправилась в банк…
– …можем проверить еще раз через час, – сказал мистер Харрис, войдя в коридор с противоположного конца с главной экономкой. – Спасибо, миссис Молли.
– Рада была помочь, мистер Харрис, – пробормотала женщина в возрасте.
Лиззи встретилась глазами с дворецким, пока миссис Молли уходила.
– У нас проблема.
Он остановился перед ней.
– Да?
– Мне нужно более двенадцати тысяч заплатить за шатер компании, а миссис Фриланд нет. Вы можете выписать чек?
– Они требуют двенадцать тысяч долларов? – спросил он, и у него проявился акцент. – За что столько?
– За прокат шатра. Это новая политика компании, полагаю. Они никогда не делали такого раньше.
– Это Истерли. Мы открыли у них счет с начала века, и они могли уступить. Позвольте мне.
Развернувшись на своих заостренных отполированных туфлях, он направился к себе в комнату… без сомнения собираясь позвонить владельцу-арендатору самолично.
Сможет ли он это провернуть, чтобы Лиззи смогла сохранить свои шатры и столы? Его занудство вполне может стоить этих проблем.
Кроме того, если взять самый худший из худшего вариант, в крайнем случае Грета сможет выписать чек.
Одно было очевидно, Лиззи не собиралась обращаться к Лейну, чтобы решить проблему с шатром: меньше, чем за сорок восемь часов, весь мир соберется в имении, и ничего не может еще больше разозлить Бредфордов, чем то, что что-то может быть не так.
Пока она ждала торжествующего дворецкого в его костюме пингвина, прислонившись к гладкой, прохладной штукатурке стены, и невольно стала вспоминать о тупом решение, которое никогда бы не приняла...
Ей следовало бы оставить все как есть.
После ужасного столкновения с Лейной Болдвейном в темноте сада, она привела соответствующие доводы, чтобы он смог уйти. Так почему же она беспокоиться, что он может ошибаться на ее счет? Словно был безумным эгоцентриком и возмутительным дураком, мелочным ухажером? Она не должна перестраивать его мировоззрение…, кроме того, это все равно, что стрелять пушкой по воробьям.
Не то чтобы она не испытывала удовольствия, хотя бы от попытки своих высказываний.
Однако проблема состояла в том, что среди ее собственных недостатков не было необходимости иметь паралитика неправильно интерпретировавшего выражения и при этом являющемся двойником Ченнинг Татума.
Поэтому она давала ему совершенно правильную установку. И вообще, она разговаривала с ним на протяжении всей дороги домой тем вечером. А также на всем пути на следующее утро. И потом на протяжении целой следующей недели.
В конце концов, она поняла, что он начал избегать ее: впервые вернувшись домой после окончания аспирантуры, она не видела его все семь дней. Хорошей новостью было то, что при этом не присутствовало в округе и никаких женщин, приходивших к нему в комнату и остававшихся на время досуга для порно союза. Плохой новостью являлось, что она сейчас подготовила все свои речи, опасно поучительные речи за столько времени, и готова была выть как кошка, но только в своих мыслях, от того, что не видела его.
А Лейн определенно находился еще в Истерли. Его Porsche (поскольку он не ездил ни на какой другой машине) все еще стоял в гараже, а когда ей необходимо было поменять цветы у него в комнате, то она ощутила запах его одеколона, витающий в воздухе, и заметила его портмоне, лежащее на бюро, вместе с золотыми запонками.
Он играл с ней, и как бы ей не хотелось признаваться самой себе, это сработало. Она все больше на него злилась, и горела большей решимостью найти его, а не скрываться.
Он был мастером по женскому полу, это правда.
Ублюдок.
Держа очередной букет в руках, она направилась вверх по лестнице для прислуги в его комнату. Она не ожидала, что он будет у себя, но сама идея высказать ему пару красочных эпитетов, вселяла в нее одухотворение. Она настойчиво постучала в дверь и толкнула ее…
Лейн находился в комнате.
Он сидел на краю кровати, обхватив голову руками, наклонившись вперед.
Он даже не взглянул на вошедшую.
Казалось, он даже не заметил, что кто-то вошел.
Лиззи прочистила горло..., потом еще раз.
– Извините меня, я пришла поменять цветы.
Он дернулся и повернулся к ней. Его красивые глаза пытались сфокусироваться на ней, глухим грубым голосом он спросил:
– Прости? Что?
– Цветы, – она чуть выше подняла букет. – Я пришла поменять цветы.
– Ой. Спасибо. Это очень мило с твоей стороны.
Очевидно, он с трудом осознавал, что говорил. Его вежливость казалась автоматической, своего рода рефлексом, таким же, когда врач ударяет молоточком по колену.
«Тебя это не касается», – сказала она себе, направляясь к бюро.
На замену цветов потребовалось лишь доли секунды, держа в руках старый букет она двинулась назад к полуоткрытой двери. Она уговаривала себя не оглядываться на него, пока шла по направлению к выходу. От обслуживающего персонала она узнала о его грусти, потому что у его любимой охотничьей собаке был стригущий лишай... или, были такие предположения, его девушка из Вирджинии узнала о всех его внеурочных занятиях, происходящих здесь, в Чарлмонте.
Это было самой большой ошибкой, которую она совершила, достигнув входной двери.
Позже раздумывая об этом, она каждый раз убеждалась, что если бы продолжила свой путь, то была бы в порядке, но тогда, тогда ее огорошили сообщением, и она опустила свои стены самозащиты. Их жизни не врезались бы друг в друга и не оставили бы ее полностью разбитой на осколки.
Но она обернулась.
И ей пришлось тогда спросить:
– Что-то случилось?
Лейн поднял на нее глаза.
– Прости?
– Какие-то проблемы?
Он уперся ладонями в колени.
– Извини.
Она еще подождала чего-то.
– О чем?
Он закрыл глаза, опять опустив голову вниз.
Хотя он не издал при этом ни звука, она вдруг поняла, что он заплакал.
И это было настолько искренне, совершенно не то, чего она ожидала от такого, как он.
Она прикрыла входную дверь, поскольку хотела защитить его частную жизнь.
– Что случилось? Все в порядке?
Покачав головой, глубоко вдохнул, приходя в себя.
– Нет. Ничего не в порядке.
– Твоя сестра? Я слышала, у нее какие-то проблемы…
– Эдвард. Они похитили его.
– Эдвард...? – Боже, она видела этого мужчину здесь в имении время от времени. Он казался ей не тем мужчиной, которого можно вот так просто «похитить». В отличие от его отца, офис, которого находился в Истерли, Эдвард предпочитал работать в штаб-квартире ВВС в самом центре города. И из того немногого, что она слышала о нем, он был полной противоположностью Лейну, очень серьезный и очень агрессивный бизнесмен.
