Текст книги "Короли Бурбона (ЛП)"
Автор книги: Дж. Уорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)
Она надеялась, что никто к ней не подойдет.
Ей не хотелось отвечать на поцелуи в щеку, также как не хотелось отвечать на вопросы – не собирается ли она в ближайшее время выйти замуж, или же в навязывании их общества на целый вечер. Она не хотела слышать, который раз слова благодарности, за ее щедрое пожертвование в прошлом месяце – десять миллионов долларов на расширение музея. Она также не хотела ничего слышать о безвозмездном даре отца, в виде картины Рембрандта и яйца Фаберже, которые были подарены в честь безвременно ушедшей матушки.
Саттон хотелось побыть одной, чтобы отыскать в толпе одного единственного человека.
Чье единственное лицо, которое она хотела... ей необходимо было... увидеть.
Но Эдвард Болдвейн опять не пришел. И она знала об этом, стоя в тени последние полтора часа, пока гости прибывали на вечеринку, которую она устроила от имени своей семьи, она знала, что он не придет, поскольку отсылала ему приглашение сначала раз в неделю, потом ежедневно, вплоть до начала мероприятия.
Он не ответил ни на одно.
Даже ни слова: «Да, с удовольствием приму участие», или же: «Нет, приношу свои извинения».
Тогда чему ей стоит сейчас удивляться?
Она молча страдала. Единственная причина, по которой накануне она отправилась на вечеринку Уильяма Болдвейна, надежда увидеть Эдварда у него дома. После того, как он не отвечал на ее звонки днями, месяцами, годами, она думала, что, возможно сейчас, он мог бы присутствовать за отцовским столом, и они смогли бы поговорить.
Но нет, Эдварда там тоже не оказалось, или же…
– Мисс Смайт, мы готовы рассаживать гостей, с вами все в порядке? Закуска уже подана.
Саттон улыбнулась женщине с планшетом и наушником.
– Да, приглушите свет. Я скажу пару слов, как только они усядутся на места.
– Очень хорошо, мисс Смайт.
Саттон глубоко вдохнула и посмотрела на разодетое дорогое стадо, которое отправилось выполнять указания, отыскивая свои места, с тщательно спланированной рассадкой, за круглыми столами, накрытыми золотыми тарелками, с выгравированным сверху меню на льняной салфетке.
Еще до произошедшей трагедии, Эдвард всегда присутствовал на таких приемах, стреляя в нее саркастической улыбкой, поскольку кто-нибудь обязательно собирался просить у него деньги на свои нужды. Приглашая ее на танец в виде спасательного маневра, когда его окончательно загонял кто-нибудь в угол. Смотря на нее и подмигивая... поскольку он мог себе это позволить.
Они стали друзьями со дня праздника в честь Чарлмонта. Хотя и были конкурентами в бизнесе, он окончил Уортон, она получила степень магистра в университете Чикаго. Они вели одинаковый общественный образ жизни, часто появлялись в бесконечном круговороте благотворительных ужинов, а когда умерла ее мать, они стали встречаться все чаще и чаще.
Но… они никогда не были любовниками.
Хотя она хотела бы ими быть. С тех пор, как познакомилась с ним. Но Эдвард не предпринимал никаких попыток, даже знакомил ее с другими мужчинами, со своими друзьями.
Ее сердце всегда принадлежало ему, но у нее не хватало отваги, как-то развить их отношения, и он, в то же время, казался таким серьезным, показывая, что они только друзья.
И... два года назад случилось несчастье. Господи, как только она услышала от него, что он собирается отправиться в деловую поездку в Южную Америку, у нее возникло предчувствие, словно предупреждение. Но она ничего ему не сказала. Оттягивая разговор и настаивая, чтобы он усилил свою охрану.
Поэтому в некотором роде, она чувствовала себя частично ответственной за то, что случилось. Возможно, если бы она...
Господи, она что серьезно? Он не может не поехать, какие бы причины не возникли, за исключением только нелетной погоды. Эдвард был настоящим, сильным конкурентом в ликероводочной промышленности, прямой наследник компании «Брэдфорд бурбон» не только по праву рождения, но и по своим невероятным качествам: трудолюбию и чутью.
После требования выкупа, его отец Уильям, старался изо всех сил освободить своего сына, ведя переговоры с похитителями и сотрудничая с посольством США. Все потерпело неудачу, пока, наконец, особая группа не была направлена в Южную Америку, чтобы спасти Эдварда.
Она не могла даже себе вообразить, что с ним делали.
И сегодня, только два года назад, именно в это день его похитили.
Это был ужасный позор для целой страны. Южная Америка – одно из красивейших мест в мире, с потрясающей едой, фантастическими пейзажами и удивительной историей… она и Эдвард всегда шутили, что хотели бы поселиться в этой стране в коттеджах, стоящими бок-о-бок. Похищение владельца бизнеса и требование выкупа, не стало одним из направлений для туристических агентств менее предпочтительным, хотя это было совсем далеко от того, когда вам говорят не бродить в три часа утра по Центральному парку, поскольку вы можете столкнуться с «плохими» элементами, в данном случае, как было сообщено, не было никаких оснований осуждать целый континент, так как особых закоренелых преступников очень мало.
К сожалению, Эдвард стал жертвой именно таких преступников.
По прошествии времени она хотела с ним встретиться и увидеть все собственными глазами. Она видела пару размытых, нечетких фотографий в прессе, и конечно, они ее совсем не успокоили. Он выглядел сильно похудевшим, сгорбившимся, смотрел исключительно вниз и старонился камер.
Для нее, он по-прежнему был прекрасным, как и всегда.
– Мисс Смайт, мы готовы?
Заставив оторваться от своих мыслей, Саттон обратила свой взор на тысячу рассаженных приглашенных, пощипывающих свои салаты и готовых заслушать ее речь…
Без особых на то причин, по ней вдруг прошлась сильнейшая волна адреналина, пробил пот на груди, лбу и под мышками. Ее сердце забилось, словно в силках, выстукивая барабанную дробь, еще одна волна заставила ее прислониться к стене.
Что с ней…
– Мисс Смайт?
– Я не могу, – услышала она себя со стороны.
– Простите?
Она сжала карточку, с тщательно написанной речью, сунула ее в руку ассистентки.
– Кто-то должен…
– Что? Подождите, куда вы…
Она подняла вверх руки и попятилась.
– …произнеси речь.
– Мисс Смайт, вы единственная, кто…
– Я позвоню тебе в понедельник, прости, я не могу этого сделать…
Саттон не знала, куда она направляется, пока ее высокие каблуки стучали по мраморному полу. На самом деле, она так и не поняла, пока сумасшедшая волна тепла не ударила ее, когда она покинула здание через пожарный выход и вышла с западной стороны комплекса, очутившись во влажном ночном воздухе.
Довольно далеко от стоянки, где поджидал ее шофер.
Прижавшись к стене музея, она сделала глубокий вдох, но чувство удушья не покидало.
Она не могла оставаться здесь на всю ночь. Ей хотелось бежать быстро и далеко, бежать, пока это ощущение, окружающего ее ужаса не испарится. Но это было настоящее безумие... да?
Боже, она потеряла свой рассудок. Наконец, давление стало отпускать ее.
Или, возможно, это было связано с Эдвардом Болдвейном.
Пришло время что-то предпринять, хотя это и казалось глупым.
Сняв шпильки, она пошла по траве, неся в руках туфли, пытаясь идти по освещенной территории. Дойдя наконец до стоянки, она огляделась, свернув за угол, потом еще раз.. потом пришла в ужас от количества автомобилей и лимузинов, припаркованных на открытом пространстве.
Как ей отыскать ее собственный…
Каким-то чудом черный Мерседес С63 сам нашел ее, большой седан остановился прямо перед ней и бесшумно открылось окно со стороны пассажирского сидения.
– Мэм? – с тревогой сказал ее шофер. – Мэм, с вами все в порядке?
– Мне нужна машина, – Саттон обошла спереди, фары высветили ее блестящее серебристо-серое платье и бриллианты. – Мне нужна машина, мне необходимо...
– Мэм? – человек в униформе вышел из машины. – Я отвезу вас, куда скажете…
Она достала стодолларовую купюру из крошечного клатча.
– Вот. Пожалуйста, возьмите такси или позвоните кому-нибудь, чтобы вас отвезли, простите. Прости, но мне необходимо поехать…
Он удивленно посмотрел на банкноты, покачав головой.
– Мэм, я могу отвезти вас куда…
– Пожалуйста. Мне нужна машина.
Последовала короткая пауза.
– Хорошо. Вы знаете, как управлять этой…
– Я разберусь, – она положила деньги ему в ладонь и сжала в кулак.
– Возьмите. Со мной все будет хорошо.
– Я бы предпочел отвезти вас сам.
– Я ценю вашу заботу, но мне просто необходимо, – она села за руль и закрыла окно, оглянулась, ища коробку переключения передач или…
Раздался стук в тонированное стекло, и она опустила его.
– Коробка переключения передач со стороны руля, – сказал шофер. – Там же направление вперед и назад. Нажимаете вот здесь и едете. И сигнал поворота… да, верно. Вам не нужны дворники, а фары уже включены. Удачи.
Он отступил назад, словно кто-то перед ним собирался запустить фейерверк или сбросить бомбу.
Саттон нажала на газ, и мощный седан рванул вперед, как будто у него был реактивный двигатель под капотом. Поглядывая в зеркало заднего вида, она быстро произвела в уме расчет, сколько лет прошло с тех пор, как она фактически сама сидела за рулем… и ответ был не ободряющим.
Но, как и все происходящее в ее жизни, она должна была выяснить все до конца… любой ценой.
– Не возражаешь, если я еще возьму кусочек?
Лиззи сказала ему «пожалуйста, возьми» и Лейн направился к холодильнику. Еда помогала очистить голову… или, возможно, это ее компания.
Скорее всего, так на него действовало ее присутствии рядом с ним.
– На самом деле хорошо, – сказал он, открыв банку с мороженым и отломав еще одну порцию.
Ее тихий смех заставил его остановиться и прикрыть глаза, чтобы звук мог погрузиться в него как можно глубже.
– Ты такой милый, – прошептала она.
– Правда?
Поставив тарелку в микроволновую печь, он включил таймер на шесть минут и стал наблюдать, как крутится замороженный блок.
– Итак, я собираюсь поговорить с Эдвардом, – услышал он свои слова.
– Когда последний раз ты виделся с ним?
Он откашлялся, почувствовав желание немного выпить.
– Это было...
На мгновение он растерялся, удивляясь самому себе, что не может у нее поинтересоваться, есть ли в доме выпивка.
– Вау.
– Что так долго?
– На самом деле, я думал о другом, – а именно о том, что вполне возможно, у него проблемы с алкоголем. – Ну, да ладно, после такого дня, кто бы не стал алкоголиком?
– Что?
Черт, неужели он сказал это вслух?
– Прости, у меня полный бардак в голове.
– Мне жаль, чем я могу тебе помочь?
– Собой.
– Поэтому спрашиваю, когда ты видел Эдварда в последний раз?
Лейн снова закрыл глаза. Но вместо того, чтобы подсчитать, когда он был хорошим братом для Эдварда, он вернулся к тому времени – к новогодней ночи, когда Эдвард взял их вину на себя.
Он и Максвелл молча стояли в зале, дрожа всем телом, пока их отец заставлял подниматься Эдварда наверх. Две пары шагов поднимались по парадной лестнице, Лейн кричал от этого во всю силу своих легких… но про себя.
Он был слишком труслив, чтобы выйти из тени и сказать, что Эдвард солгал, чтобы спасти его и его брата.
– Я должен пойти к нему, – сказал он после нескольких минут.
– Но что ты сделаешь? – прошептал Макс. – Ничто не в состоянии остановить нашего отца.
– Я смогу...
Хотя Макс был прав. Эдвард солгал, прикрывая их, и отец заставит его заплатить за проступок, которого он не совершал. Если Лейн сейчас скажет правду... отец просто выпорит и их тоже. По крайней мере, оставаясь здесь с Максвеллом, они избежали...
Нет, все равно это было неправильно. Непорядочно.
– Я пойду к нему, – Лейн схватил за руку брата, прежде чем Максвелл успел что-то сказать. – И ты пойдешь со мной.
Должно быть совесть тоже беспокоила Макса, потому что вместо того, чтобы спорить, чем он всегда и занимался, он молча поднимался с братом по парадной лестнице. Добравшись наверх, они осмотрелись – большой коридор был пуст, только виднелась причудливая лепнина, картины и букеты на антикварных столиках и бюро.
– Мы должны остановить его, – прошипел Лейн.
Один за другим, они быстро передвигались по ковровому покрытию... к двери отца.
Из комнаты слышались резкие и громкие звуки ремня, опускающегося на кожу, и хрюканье отца, вкладывающего в каждый удар свою силу.
Эдвард не произносил ни звука.
А с другой стороны двери тихо стояли двое. И единственное, о чем был способен думать Лейн, что он и Макс гораздо слабее Эдварда. Они бы уже давно рыдали.
Стремление сообщить правду и быть честными слабело с каждым ударом... проходящим по всем нервным окончаниям Лейна.
– Пойдем, – он пытался задушить стыд.
Макс даже не сопротивлялся. Он явно был настолько же труслив.
Их комната была дальше по коридору, и Лейн открыл дверь. Существовало множество спален, в которых они могли бы поселиться, но пару лет назад Максвелла начали мучить ночные кошмары, и они негласно стали соседями: Макс начал приходить среди ночи в спальню Лэйна и просыпаться в его кровати по утрам. В конце концов, мисс Авроре пришлось переселиться в спальню подальше.
Их спальня напоминала комнату Джека и Джилл (влюбленной парочки), на противоположной стороне недалеко находилась спальня Эдварда.
Макс сел на постель и уставился прямо перед собой.
– Нам не стоило идти туда. Это моя вина.
– Это наша вина, – он взглянул на Макса. – Ты останешься здесь. Я подожду и пойду к нему.
Он направился в туалет, закрыл дверь позади себя и помолился, Макс послушался его, оставшись сидеть на кровати. У него было плохое предчувствие по поводу того, в каком состоянии выйдет Эдвард от отца.
Ох, как же Лейн хотел открутить время назад и не позволить им идти в салон.
Опустив сиденье унитаза, он присел, слушая, как колотится его сердце. Несмотря на то, что он не слышал звук рассекающего воздух ремня, это было не столь важно, поскольку он итак предполагал, что происходило за дверью отца.
Он уставился на три зубные щетки, которые стояли в серебряном стакане, рядом с полотенцами для рук на столешнице. Красная была Эдварда, потому что он был старшим, и имел право выбора первым. Макс выбрал зеленую, потому что он считал, что она соответствует мужчинам, из того, что осталось. Лейну пришлось довольствоваться желтой, хотя он ненавидел этот цвет.
Никто не захотел голубой…
Раздался щелчок двери, нарушивший тишину. Лейн подождал, пока не услышал второй щелчок, затем поднялся и направился в комнату Эдварда.
В полумраке Эдвард передвигался в сторону ванной, согнувшись, одной руки держась за живот, а другой опираясь на все, что попадалось на его пути – бюро, стенка, письменный стол.
Лейн бросился к нему, обхватив его за талию.
– Больно, – застонал Эдвард. – Тошнит.
О Боже, у него текла по лицу кровь, перстень отца прорезал щеку, когда он его ударил.
– Я помогу тебе, – пробормотал Лейн. – Позабочусь о тебе.
Они медленно ступали, ноги Эдварда слушались с трудом. Одна часть его пижамы была заправлена под пояс штанов, когда он засунул ее обратно после порки, и Лейн мог только догадываться, что скрывалось под ней – рубцы, кровь, синяки.
Эдвард едва добрался до туалета, Лейн остался с ним рядом, пока его рвало. Когда все закончилось, он взял красную щетку из серебряного стакана и почистил зубы. Потом Лейн помог брату добраться до постели.
– Почему ты не плачешь? – спросил Лейн, как только его брат устроился на кровати, видно было, что у него болело все тело. – Просто поплачь. Он перестанет бить, как только ты заплачешь.
Так происходило всегда, когда он и Макс начинали плакать.
– Или спать, Лейн.
Эдвард говорил очень тихо.
– Прости, – прошептал Лейн.
– Все нормально. Или спать.
Ему тяжело было уходить от брата, но сегодня ночью он уже облажался, и посмотрите, что из этого вышло.
Вернувшись в спальню, он лег в постель и уставился в потолок.
– Он в порядке? – спросил Макс.
Почему-то тени в спальне казались такими страшными и угрожающими, словно монстры скрывались в углах.
– Лейн?
– Да, – солгал он. – Он в порядке.
– Лейн?
Он встряхнул головой и оглянулся через плечо.
– Что?
Лиззи указала на микроволновку.
– Готово.
Бип...
Бип...
Он усиленно моргал, пытаясь прийти в себя.
– Точно прости.
Вернувшись за стол, он поставил тарелку и сел на свое место... обнаружив, что потерял аппетит. Лиззи положила свою руку на его, он поднес ее к губам для поцелуя.
– О чем ты думаешь? – спросила Лиззи.
– Ты на самом деле хочешь узнать?
– Да.
У него было не так много, из чего можно было выбрать.
Пока она ожидала его ответа, он разглядывал ее лицо долгое время. А потом слегка улыбнулся.
– Сейчас... в этот самый момент... я думаю, есть ли у меня шанс побыть с тобой, Лиззи Кинг, и если есть, я хотел бы воспользоваться им.
Ее щеки разрумянились, она прикрыла их ладонями.
– О Боже...
Он тихо засмеялся.
– Ты хочешь, чтобы я сменил тему?
– Да, – сказала она, загораживая рот руками.
Он не обвинял ее.
– Хорошо, я очень рад, что приехал к тебе. Сейчас Истерли напоминает мне петлю, затягивающуюся вокруг моей шеи.
Лиззи потерла глаза, а потом опустила руки.
– Знаешь, я до сих не могу поверить, что Розалинда умерла.
– Это ужасно, – он откинулся на стуле, соглашаясь сменить тему разговора. – Особенно, рискнуть пойти на это. Ты помнишь Митча Рэмси, шерифа? Он позвонил мне по дороге сюда. Патологоанатом сказал, что смерть наступила из-за бологолова.
– Цикута? (наркотик или яд из болиголова, называется цикута, Сократ выпил цикуту, прим. пер.)
– Ее лицо..., – он показал на свое. – Что за ужасная улыбка была у нее на лице? Видно это результат паралича лицевых мышц, такие случаи описаны при таком количестве яда. Скажу тебе прямо, в ближайшее время я вред ли забуду выражение ее лица.
– Неужели ее убили?
– Полиция так не думает. Нужна большая доза болиголова, чтобы такое случилось, скорее всего она сама это сделала. Плюс ее Nikes были из новой коллекции и на подошве обнаружена трава.
– Nikes? Она никогда не носила ничего, кроме туфель.
– Точно, но она была в этих кроссовках, которые купила видно, чтобы гулять. Митч сказал, что еще при римлянах люди использовали яды, а затем ходили пешком, чтобы заставить его быстрее действовать. И это опять же указывает на то, что она сама это совершила.
– Какой... ужас.
– Вопрос в том, зачем... и к сожалению, мы теперь знаем ответ на этот вопрос.
– Что ты собираешься делать?
Он некоторое время молчал, потом поднял на нее глаза.
– Для начала, думаю отвести тебя наверх.
Лиззи снова покраснела.
– И что ты собираешься делать со мной на втором этаже?
– Помочь тебя разложить вещи в шкафу.
Она начала смеяться.
– К сожалению, вынуждена тебя разочаровать, но я уже это сделала.
–Застелить твою кровать?
– Прости, тоже.
– Черт побери, твое трудолюбие. Заштопать твои носки? Неужели у тебя нет никаких пуговиц, которые нужно пришить?
– Ты говоришь так, словно умеешь обращаться с ниткой и иголкой?
– Я быстро учусь. Так что... пойдешь со мной пришивать пуговицы?
– Боюсь, ничего подобного мне делать не нужно.
– Я мог бы помочь тебе с чем-то еще? – спросил он низким голосом. – Успокоить боль, или огонь унять своими губами.
Лиззи закрыла глаза, и покачалась на стуле.
– Боже...
– Постой, у меня идея. Давай-ка я отведу тебя на второй этаж, мы устроим беспорядок у тебя на постели… а потом сможем ее перестелить заново.
Когда она наконец взглянула на него, ее глаза светились возбуждением.
– Знаешь... это идеальный план.
– Мне нравится, когда мы оба на одной волне.
Они вместе встали, и прежде, чем она успела его остановить, он подхватил ее на руки.
– Что ты делаешь? – она слегка стукнула его в грудь, начиная смеяться. – Лейн!
– А на что это похоже? – он направился из кухни. – Я несу тебя наверх.
– Подожди. Постой, я слишком тяжелая.
– О, не говори глупостей.
– Нет, я на самом деле… я не отношусь к тем маленьким изящным женщинам.
– Точно. Ты настоящая женщина, – он поднимался по лестнице наверх. – Именно это и привлекает настоящих мужчин. Поверь мне.
Она положила голову ему на плечо, и он почувствовал, что она с нежностью смотрит на него, а он подумал, чем занималась Шанталь с его отцом. Или, по крайней мере, она так говорила.
Лиззи же никогда его не предавала. Не в мыслях, не в действиях.
Она не была такой беспринципной и жесткой, как его жена.
И это делало ее настоящей женщиной в его глазах, а не то, что она весела сто фунтов и была слишком общительной.
– Нет, ты не должна ничего говорить, – пробормотал он, поскрипывая старыми ступенями.
– Говорить что?
– Ничего не значащего. Знаю, ты хочешь видеть во мне только друга, и я уважаю твое мнение. Но тебе стоит понять один нюанс.
– Какой? – выдохнула она.
Он понизил голос.
– Я готов быть очень терпеливым, когда дело касается тебя. Я буду соблазнять тебя столько, сколько потребуется времени, оставляя тебе твое собственное пространство, если для тебя это необходимо, или же следовать за тобой по попятам, словно солнечный лучик у тебя на плече, если ты мне позволишь, – он не отрываясь смотрел на нее. – Однажды уже я потерял свой шанс, Лиззи Кинг… теперь этого не повторится.
27.
Эдвард сидел в кресле, плывя в алкогольном облаке, его тело слишком затекло, но на самом деле, мысленно он готов был принять гостью, представляя себя сильным и гибким. Он воображал себя, легко поднимающимся на ноги, без задней мысли передвигающимся в любом направлении, ему требуется лишь мимолетное желание и мышцы бедер, просто счастливы осуществить движения легко работая.
Он был еще недостаточно пьян, чтобы попробовать осуществить такое, однако…
Стук в дверь, заставил его вернуться в действительность.
Ну, хорошо, хорошо. Учитывая, что он еще не был готов попробовать осуществить свое воображаемое вертикальное движение, но, по крайней мере, прибытие кого-то представляло еще одну альтернативную реальность, в которой он несомненно мог принять участие.
И он не собирался этого отрицать.
С ворчанием, он попытался выпрямиться и привстать. Но этого у него особенно не получилось, и он почувствовал себя от этого плохо. Джентльмен всегда должен с уважением относиться к представительницам прекрасного пола, и ему плевать, что его гостья была проституткой… женщина заслуживает уважения.
– Войдите, – крикнул он, с трудом выговаривая слова. – Войди...
Дверь медленно открылась... и на крыльце прямо под фонарем… сердце Эдварда остановилось. А потом начало биться сильнее.
– Ему удалось, – выдохнул он. – Наконец-то, Бу удалось все сделать правильно.
Женщина моргнула.
– Прости? – низким голосом спросила она. – Что ты сказал?
«Голос тот же. Как им удалось подобрать такой же голос?»
– Заходите, – махнул он свободной рукой, в другой держа стакан. – Пожалуйста.
«И не надо бояться», – подумал он про себя.
В конце концов, в своем нынешнем состоянии, он сидел в темноте, тусклый свет освещал только бесчисленные трофеи на полках, оставляя его в тени. Это было сделано естественно специально. Ему не нравилось видеть себя... и у него не было никаких причин, показывать себя во всей красе шлюхе.
– Эдвард? – спросила она.
Находясь в пьяной дымке, он закрыл глаза, мысленно прихрамывая и очень осторожно ступая на очень зыбкую почву.
– Твой голос... такой красивый, как я и помню.
Последний раз он разговаривал с Саттон Смайт еще до своей поездки в Южную Америку, когда он вернулся, то был не в состоянии слушать ее голосовую почту.
Потом дошел до точки и выбросил свой телефон, со всеми контактами.
– О, Эдвард...
В голосе послышалась страдание, словно эта женщина заглядывала ему в душу, обнаружив его собственный клубок из мук и страданий, который он носил в себе с того момента, как ему сказали, что он будет жить.
И на самом деле ее голос был очень похож на голос Саттон. Самое смешно, что в плену, когда он три раза за восемь дней терял сознание, он вспоминал ее. Каждый раз, когда впадал в беспамятное состояние, последнее о ком думал – Саттон, чей образ он рисовал в своем воображении, печалясь и оплакивая. Ни о своей семье. Ни о своем любимом деле. Ни о доме, в котором вырос, ни о наследстве компании, ни о всех тех вещах, которые так и не сделал.
Он вспоминал только Саттон Смайт.
А в третий раз? Когда он был не в состоянии уже видеть, когда он не мог уже говорить, потому что брызгал слюной и кровью, когда пытки доводили до такого состояния, где его жизнь представлялась карой и он стал молиться, получить освобождение, умерев...
Саттон Смайт опять была единственная о ком он думал.
– Эдвард.
– Нет, – он поднял руку. – Ничего не говори.
У нее и так все очень хорошо получалось. Он не хотел, чтобы женщина совершила какой-нибудь промах, и все разрушила.
– Иди сюда, – прошептал он. – Я хочу дотронуться до тебя.
Открыв глаза, он следил, как она приближалась к нему. О, какое прекрасное серебряно-дымчатое платье до пола, довольно красивые драгоценности сверкали в тусклом свете. И у нее тоже был маленький клатч, такой же как у Саттон, которые она всегда брала с собой на официальные мероприятия, маленький прямоугольный, обтянутый шелком, подобранный к оттенку платья, она часто говорила: «близняшки» или же «как в пятидесятых».
– Эдвард?
Послышалось смятение и тоска в ее голосе, когда она произнесла его имя.
– Прошу тебя, – с мольбой произнес он. – Просто... молчи. Я хочу всего лишь прикоснуться к тебе. Пожалуйста.
Она подрагивала перед ним, и он словно попал в другую реальность, и решил позволить себе окунуться в свою фантазию, представив, что это настоящая Саттон, которая пришла к нему, и они могут, наконец, быть вместе.
Хоть он и был полностью разрушен.
От одного этого он готов был расплакаться. Но это чувство длилось не долго... потому что она споткнулась на пути и у нее расширились глаза.
Она увидела его лицо.
– Не смотри с таким ужасом, – произнес он. – Я знаю, что не такой, как раньше, поэтому и свет приглушен.
Эдвард вытянул и показал ей свои руки.
– Они не так... обезображены. И в отличие от многих частей моего тела, работают просто отлично. Позволь мне... прикоснуться к тебе. Я буду осторожен… но тебе придется встать на колени. Я не слишком хорошо стою на ногах теперь, и должен признаться выпил.
Теперь проститутка тряслась от головы до кончиков пальцев, опускаясь вниз, он подался вперед, предлагая ей руку, словно помогал выйти леди из автомобиля… девушке, которая была готова заниматься сексом с калекой и позволяла наслаждаться ее телом в обмен на тысячу долларов.
Когда он снова откинулся на спинку кресла, внезапная волна полной дезориентации прошлась по нему, слишком много алкоголя уже было залито в его кровь. Как и все пьяницы, он знал, что это был временный сбой, который сам пройдет.
Особенно, если ему необходимо сосредоточиться, несмотря на свое нечеткое зрение, несмотря на полумрак, несмотря на то, что он слишком пьян... он был в полном восторге.
Она была такой красивой, слишком красивой, что он боялся ее коснуться.
– Взгляни на себя, – прошептал он, протягивая руку к ее щеке.
Ее глаза снова вспыхнули, или, по крайней мере, ему показалось, что они вспыхнули… возможно, померещилось, поскольку она быстро вдохнула. Ему трудно было понять и проследить, что на самом деле происходит... реальность ударила в него, выкручивая наизнанку, пока он не убедился окончательно, что проститутка на самом деле была очень похожа на Саттон, или же он вообразил ее такой, у нее были длинные темные волосы, выгнутые брови и идеальные губы, которые были достойны Грейс Келли.
Волосы у женщины были именно такими, как он и просил, и он провел рукой по темным волнам, опустившись ей на плечо.
– Ты так хорошо пахнешь. Именно так, как я и запомнил.
Он стал дотрагиваться дальше, его пальцы путешествовали по ее ключице, бриллиантовому колье, опустились к ее декольте. Она стала дышать жестче, усиленно, ее груди вздымались рядом с его ладонями.
– Мне нравится это платье, – прошептал он.
Платье соответствовало стилю Саттон: красиво очерчивая ее фигуру, сделанное из шифона цвета серого голубя.
Оставаясь сидеть, он подался вперед, пытаясь эффектно прислонить свою жалкую грудь к ее, загнув руку за спину, чтобы найти тщательно скрытые молнии. Потянул вниз замок, звук показался слишком громким в комнате.
Он мог поклясться, что она вздрогнула, как будто была шокирована. И это было, ох, так прекрасно. Именно так, и делала Саттон.
И да, ох, да, шлюха отдалась его исследованиям, она подняла руки и взяла его. Боже, ему совершенно не нравилась эта ее дрожь, но ему несомненно было трудно заниматься сексом.
По крайней мере, таким, каков он был сейчас.
– Как я желал бы сделать это раньше, – надтреснутым голосом произнес он. – Тогда стоило посмотреть на мое тело. Мне следовало... я должен был заняться с тобой сексом раньше, но я был слишком труслив. Самонадеянный трус… но правда заключалась в том, что я готов был все выдержать, кроме, если ты меня не захочешь.
– Эдвард…
Он остановил ее, опустив свои губы.
О, она была так хороша. Так хороша, как он и представлял, его язык проскользнул в ее рот, и она застонала, как будто мечтала об этом всю свою жизнь, заставив его забыть, кем он стал.
Платье упало с ее тела, словно это был фокус… словно надеялась получить чаевые, если сессия произойдет быстрее. И он воспользовался обнаженным телом, целуя ее кожу, опускаясь к ее великолепной груди, посасывая соски, ненасытно. Благослови сердце этой бедной женщины, которая сумела так хорошо подделать все, ее руки опустились в его волосы, как он и хотел, ближе притягивая его голову к себе, хотя это не могло быть на самом деле, поскольку проститутка не могла реально его желать.
Он старался не быть грубым, но Бог свидетель, он внезапно стал голодным и ненасытным.
– Сядь ко мне на колени, – простонал он. – Ты будешь заниматься сексом, сидя на мне сверху.
Это был единственный способ, при котором он мог заниматься сексом. Тем более, что он не хотел вводить их двоих в неприятное положение, когда она будет помогать ему подняться с пола после того, как все закончится.
– Ты уверен? – низким голосом произнесла она. – Эдвард…
– Я хочу тебя поиметь. Я слишком долго ждал. Я чуть не умер. Мне нужно.
Наступила пауза равная одному удару сердца. Затем она с завидным проворством поднялась с пола, перешагнув через платье… Господи, на ней были только стринги и больше ничего – ни чулок, ни подвязок. И не тратя зря времени, оттолкнула в сторону платье, пока он возился с ремнем, удерживающим его штаны от падения на выступающих тазобедренных костях.
Несмотря на то, как угасало его тело, член все еще был жесткий, длинный и толстый, как никогда… и он был странно благодарен ему, поскольку это был единственный орган, за который он не испытывал унижения.
Подтянувшись на руках, он еще больше подался вперед, и она села на него сверху, с завидным изяществом…
Его член глубоко проник в нее, крепко сжатый ее горячей киской, она расслабилась, заставив его сразу же кончить, но оргазм был не самым удивительным. По-видимому, его ощущения, каким-то чудом, проделали с ней тоже самое.
