Текст книги "Erratum (Ошибка) (СИ)"

Автор книги: Дылда Доминга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Глава 37

   Соком гриба Грерия смачивала пересохшие потрескавшиеся губы Самаэля, бережно касаясь проступивших над и под губами крохотных язв. Ей казалось, что с каждым прикосновением, она теряет частичку его, и иногда сок смешивался с ее слезами. Самаэль большую часть времени пребывал без сознания, бессмысленно бормоча какие-то слова, иногда вздыхая или вздрагивая. Грерия забинтовала оставленной ангелами материей его раны на спине и теперь всеми силами своей души желала, чтобы они скорее затянулись и не причиняли ему страданий. Изредка она встревожено ощупывала его руки и ноги, боясь, что и с ними может что-то случиться, и вновь успокаивалась, обнаруживая, что все в порядке.

   – Самаэль, – в отчаянии шептала она, – лучше бы ты оставался подонком, но живым подонком.

   Иногда он улыбался ей в ответ, только едва ли он слышал ее слова, и улыбался скорее тем видениям, что возникали перед его мысленным взором. Его мертвые крылья она отнесла в сторону и спрятала за камнями. Грерия не решалась ни похоронить их, словно бы это означало начать хоронить его самого заживо, ни оставить их на виду, потому что это были его части, его плоть и кровь.

   – Грерия, – он пришел в себя, – обещай мне, что уйдешь, если придут гончие или василиски.

   Она молча покачала головой.

   – Они редко появляются вблизи врат.

   – Но если появятся... – горло его пересохло, и он закашлялся.

   – Тебе не стоит говорить, – с тоской произнесла она, глядя на то, какие страдания ему доставляют слова.

   – Грерия, – он снова что-то хотел сказать, но сознание опять покинуло его, и голова бессильно обвисла на ее руках.

   – Если б я могла, – прорычала она, – я бы насильно оттащила тебя в ад, глупец. Наверное, Аба еще мог бы тебя спасти. А он мечтает о небе, болван, когда у него даже крыльев уже нет. – Грерия сокрушенно заплакала. Насколько проще было смотреть на свою старость и свое умирание, чем на конец дорогого человека. Ведь тогда ей никто не был дорог, и нечего было терять, кроме собственных амбиций. А теперь, теперь все было иначе, когда на ее руках лежал Самаэль. Она подумала о Софии и Уцуре, и ей вдруг стало жаль несчастную девушку, и она почувствовала себя виноватой за то, что с ней произошло, потому что это ее, Грерии, козни помешали той стать счастливой. Она была ведьмой, и всю свою жизнь несла за собой страдания, смерть и разрушения, так или иначе, и вот теперь ее саму постигла та же участь, что было вполне справедливым. Сейчас, на руках с умирающим ангелом, она ощущала полную меру раскаяния, только изменить уже ничего не могла, бессильные слезы застилали ей глаза, но она все еще слышала его сердце, и это было последней ее радостью.

   Зарево по-прежнему освещало горизонт, когда она открыла глаза и поняла, что незаметно для себя самой, провалилась в сон. Не найдя рядом Самаэля, Грерия не на шутку встревожилась, и поначалу в ее голове даже возникла безумная мысль, что пока она спала, он полностью растворился, исчез, и его прах унесло ветром. Но потом она отогнала глупости прочь из своей головы и попыталась обнаружить на земле хоть какие-то следы, кляня себя за то, что заснула. Ветер и пыль занесли все вокруг, так что следы, если они и были, уже невозможно было отыскать. Неподалеку от нее все также лежали за камнями его крылья, и дальше, чуть впереди виднелся открытый проход во вратах. Возможно, он виден был только ей, потому что она больше не принадлежала этому миру. Грерия еще раз осмотрелась по сторонам и шагнула вперед: в крайнем случае ей придется попросить помощи у Уриэля, и если и ангелы ничего не найдут, значит, ей останется принять то, что пока она спала, Самаэль полностью растворился в пустыне. Только его крылья никак не сочетались с этой идеей, потому что они хоть и отпали, но оставались лежать целыми на земле. Грерия неуверенно побрела к вратам, измученная и едва ли отдохнувшая после короткого сна. Когда она прошла сквозь стену, проход за ней тут же закрылся, и Грерия даже испытала легкий испуг, подумав о том, что не сможет вернуться обратно. Ей пришлось зажмуриться от ударившего яркого света. Немного проморгавшись, она поняла, что снаружи яркий солнечный день, и над ней, наконец, вместо вечного зарева, простирается чистое голубое небо, такое, о каком мечтал падший. Она тяжело вздохнула и все же нашла в себе силы дотащиться до ручья, упасть возле него на колени и начать жадно пить прохладную воду. В сравнении с адскими эти земли были просто обетованными.

   Когда она наконец напилась и умылась, и отерла подолом своего платья лицо, то обратила внимание, что в траве, недалеко от нее, что-то лежит, и осторожно направилась в ту сторону. Она узнала его руки, ноги, и лицо, они все еще были целы, и даже язвы вокруг губ затянулись, а грудная клетка, к ее радости, продолжала мерно вздыматься и опускаться вниз. Грерия прильнула к его груди, слушая ровные удары сердца. Когда она отняла голову и взглянула ему в лицо, глаза его были открыты и с детским восхищением смотрели в голубое небо.

   – Что произошло? – Спросила она.

   – Не знаю, – ответил он хриплым голосом, но все же он мог уже говорить. – Мне захотелось на прощанье увидеть хотя бы кусочек настоящего неба, и я пополз к вратам, а дальше я ничего не помню. Помню только, что очнулся здесь в траве, рубашка на груди мокрая, меня больше не мучает жажда, и это прекрасное голубое небо над головой, и солнце, – он улыбнулся, – настоящее солнце. Я было подумал, что умер, но когда увидел тебя, решил, что это просто сон.

   – Это не сон, – сквозь слезы улыбнулась Грерия, – мы действительно снаружи, и ты выглядишь намного лучше. Позволь мне взглянуть на твою спину.

   Самаэль с трудом приподнялся и Грерия, волнуясь, подняла его рубашку. На том месте, где раньше были перепончатые крылья, теперь красовалась гладкая человеческая кожа и нормальные здоровые лопатки. Грерия радостно рассмеялась и не могла остановиться, пока Самаэль удивленно и вопрошающе смотрел на нее.

   – У меня что там, выросли цветы? – Наконец спросил ее он.

   – Нет, – счастливо улыбаясь, отозвалась она. – Ты – человек. Красивый здоровый человек.

   – Как все остальные обычные люди наверху? – Не веря, спросил он. – Как ты? – Его карие глаза с нежностью остановились на Грерии, и он провел пальцами по ее запавшей щеке. – Ты столько вынесла из-за меня.

   – Это неважно. – Покачала она головой, накрывая его ладонь сверху своей. – Важно, что ты жив, и свободен.

   – Только как это могло произойти? – Он посмотрел на себя, на свои руки, а затем на Грерию. – Этого ведь не должно было случиться.

   – Жертва, – услышали они голос, и одновременно повернули головы. Рядом с ними стоял Уриэль, глядя на возрожденного человека.

   – О чем ты говоришь, Элли? – спросил Самаэль.

   – О том, что готовность пойти на жертву ради другого определила твою судьбу, вернее, изменила ее. – Он присел рядом с ними на камень. – Да, предыдущие падшие раскаивались в содеянном, мучились от кошмаров, которые сотворили собственными руками и вконец сходили с ума от причиненного самими же горя. Ты же, Самаэль, единственный готов был пожертвовать собой для того, чтобы спасти ее. – Он указал на Грерию. – И эта искренняя и бескорыстная жертва изменила все.

   Они оба смотрели на него, как дети.

   – И ты, ведьма, – усмехнулся он, – тоже изменила свою судьбу, пусть и не совсем честным путем, – произнес он, намекая на ее сделку, – но ты тоже готова была пожертвовать всем ради него. Я бы сказал, что это чудо, и, поверьте, давно я не видел чудес в аду или на границе с ним, если не считать Лили, – вздохнул ангел, вспоминая девушку, которую им так и не удалось спасти.

    Земля горела, полыхала языками пламени, вырывавшимися из ее недр, и время от времени, то тут, то там, из нее появлялись руки с костлявыми пальцами и тянулись, искали, и не найдя, снова скрывались под землей, а где-то в недрах раздавались крики звериного разочарования. Девушка поднимала ногу и не знала, куда ее поставить, чтобы там не появилась чья-то рука, но, хотя это и выглядело ужасно, она понимала, что ей ничего не грозит, потому что ищут они не ее. На скоплении черных камней в центре окружающего огненного безумия стоял человек, и вид у него был величественный и высокомерный, словно он был императором, а вокруг были не струи огня, а коленопреклоненные подданные. Девушка сделала несколько шагов в его сторону, чтобы рассмотреть его получше, и увидела, что глаза его раскосы, а одежда больше всего походит на длинный халат, обернутый вокруг туловища незнакомца.

    – Простите, Вы не знаете, что это за место? – спросила она.

    Человек медленно повернул к ней голову и лишь затем опустил взгляд так, словно с ним вдруг заговорил муравей. Некоторое время он изучающе смотрел на нее, а потомпроизнес:

    – Проклятое.

    Девушка пожала плечами – она и так понимала, что это не райский сад.

    – А вы не знаете, кого ищут все эти руки? – повертела она головой в разные стороны.

    – Руки? Какие руки? – встревожился он, и не на шутку перепугался, подскакивая на месте, словно земля вдруг стала жечь ему подошвы.

    – Ну руки, из земли, вокруг, – как могла, объяснила она.

    – Кто вы? Кто вас прислал? – Гневно и подозрительно вскрикнул он.

    – Меня? – девушка явно не ожидала такого поворота разговора. – Никто. Я пришла... – Она силилась хоть что-нибудь припомнить, но голова трещала, не давая никакого результата. – Я не помню, откуда пришла. – Наконец, призналась она.

    – Этого никто не помнит, – раздраженно заметил он и снова подозрительно огляделся. – Вы видите руки?

    – Да, – отозвалась она, – то тут, то там, они высовываются из-под земли. Неужели вы не видите?

    – Я? – Его брови взлетели вверх. – Нет.

    Между ними возникла неловкая пауза, которую девушка боялась нарушить каким-нибудь еще более неуместным вопросом.

    – Как Ваше имя? – Спросил человек.

    – Мое? – глупо переспросила она.

    – Свое я прекрасно знаю, – с сарказмом произнес он.

    – Лили, – с облегчением вспомнила она. – А Ваше? – И снова у нее возникло ощущение, что вопрос прозвучал недопустимо фамильярно, но незнакомец все же снизошел до ответа.

    – Я – император Чжи Ди Хуань, – гордо ответил он, и Лили едва подавила желание склонить перед ним голову.

    – Впрочем, кто об этом помнит, – пробормотал он, глядя куда-то в сторону. – Нужно было сжечь их всех, как книги, и пепел развеять над морем, чтоб не осталось ничего – ни праха, ни костей.

    – О чем вы говорите? – удивилась она.

    – О проклятых ученых, помешавших мне найти эликсир бессмертия и подрывавших мою власть, а ныне тянущих ко мне свои паршивые руки. – Он пнул ногой камень, и тот покатился вниз, падая на горящую землю. – Теперь вынужден прятаться здесь, как трусливое животное.

    – Так они ищут вас, – поняла Лили, а руки все также возникали и исчезали вокруг. – Но что вы с ними сделали?

    – Закопал их всех, живьем, всех умников разом.

    Лили отшатнулась от него, хотя и так была достаточно далеко. Теперь фигура императора внушала ей еще большее отвращение, чем тянущиеся из земли руки.

    – Зачем, зачем... – прошептала она, и земля под ней начала проваливаться, грунт стал зыбким и потянул ее вниз. Она не сопротивлялась – знала, что падение неизбежно, лишь пыталась не дышать и не открывать рот, чтобы его не заполнил песок.

    Когда она снова смогла вдохнуть, откашлялась, протерла глаза и открыла их, то увидела тех самых несчастных, что стояли под землей и шарили, шарили руками наверху, пытаясь достать человека, по вине которого они умерли.

    – Вы видели императора? – Спросил девушку один из них. – Где он стоит? – Глаза его загорелись огнем.

    – Простите, я не помню, – ответила Лили и направилась прочь от него, но тут же в двух шагах натолкнулась на другого человека.

    – Мы – ученые, – произнес он, уставившись на Лили. – Мы всегда исповедовали благородство, человеколюбие и соблюдение традиций. Мы ратовали за самые правильные вещи. Я давно забыл об императоре, и не гоняюсь за ним, как остальные, мне не нужно отмщение, больше не нужно. Но почему я все еще здесь? Почему этот мир напоминает мне больше безумие, чем то, к чему мы все стремились. – Он смотрел на Лили, а его глаза все больше разгорались огнем. – Неужели воля императора – закон для нас и после смерти? За что? – Он заломил руки и упал на землю, качаясь по ней, как ненормальный, рыдая и воя. Лили хотела коснуться его головы и успокоить, но ей страшно было приблизиться, чтобы он не толкнул ее ненароком, или не набросился.

    – Вся ваша система, философия... – произнесла она, – вы верили во что-то?

    – Мы верили в разум, в рацио. Мы следовали правилам и осмеивали предрассудки и глупость. Мы были на истинном пути, почему же он, как и прежде, над нами? – Человек вскинул руку в жесте, указующем вверх.

    – Я не знаю, – покачала головой Лили, сомневаясь, что она сможет ему объяснить, сомневаясь, что сама до конца понимает, – я не знаю...

    Спустя секунду человек уже забыл о ней, и его протянутая вверх рука шарила в поисках императора.

    В огромном пустом доме не раздавалось ни звука. Помещения образовывали симпатичный дворик с крохотным бассейном посередине, только теперь он был пуст и заброшен. А дальше, через широкую комнату, открывался еще один дворик, помельче и поуютнее. В него выходили балконы второго этажа, с серыми колоннами. Девушка провела пальцами по широкой колонне, поддерживающей балкон, и услышала у себя за спиной голос:

    – Это туф, вам нравится?

    – Да, – обернулась она и увидела невысокого стройного человека в белых одеждах.

    – Какова ирония, – горько усмехнулся он, – тот же материал, который стал нам и надгробием, и колыбелью.

    Девушка удивленно посмотрела на него.

    – Газ, пепел и камни, – ответил он на ее взгляд, – когда проснулась гора.

    Словно в подтверждение его слов, сквозь настежь раскрытое окно девушка увидела очертания величественной горы на горизонте.

    – Вулкан, – прошептала она, снова проводя пальцами по колонне, теперь бережно и с какой-то долей благоговения. – И весь этот дом...

    – И дом, и я в нем остались погребены навсегда, – грустно улыбнулся человек. – Я – Веннидий Эннихий. – Он толкнул рукой деревянные двери и жестом пригласил войти девушку в просторный зал. Дом выглядел роскошным, несмотря на следы запустения, видневшиеся повсюду. Войдя в зал и осмотревшись по сторонам, девушка остановила взгляд на фреске на стене. Там на черном фоне была целая картина с пейзажем и мужчиной в тунике.

    – Это Ио и Аргус, – произнес Веннидий.

    – Кто они? – прошептала девушка, зачарованная точностью деталей.

    – Боги, – усмехнулся он, – боги и люди.

    – Эта корова – бог? – удивилась она.

    – Нет, – рассмеялся Веннидий, – это Ио, возлюбленная Зевса, а это, – он указал на мужчину, – Аргус.

    – Но почему у него столько глаз?

    – Он олицетворяет ночное небо. Он сторожит Ио, обращенную Герой из ревности в корову.

    – Какая странная история, – пробормотала девушка. – И что стало с Ио?

    – Зевс подослал Гермеса освободить Ио, тот усыпил Аргоса и отрубил ему голову. А Ио так и осталась безмолвной коровой.

    – Хороший конец, – покачала головой девушка и отвернулась от фрески. – Вам не скучно здесь самому?

    – Простите, как вас зовут? – Спросил Веннидий.

    – Лили, – эхом пронесшейся мысли выдохнула девушка.

    – Мы все – здесь, Лили, и мои соседи Иннохий и Дарий, и Селестия – все здесь.

    Лили огляделась и так и не заметила больше никого.

    – А дети? – Спросила она.

    – О, – печально вздохнул Веннидий, – детей здесь нет.

    Лили как-то стало совсем неловко рядом с ним, и она, извинившись, покинула дом, вновь пройдя через атриум мимо бассейна. Когда дом остался позади, перед ней открылась целая улица из похожих домов, немного поменьше и поскромнее. Песок поднимался в воздух и кружил на пустынном пути. Лили со страхом ощутила, как бродятпо своим заброшенным жилищам остальные жители города, и ей захотелось поскорее покинуть это странное место, несмотря на его красоту. Следы на песке от ее ног тут же исчезали под новыми порывами ветра. И только на выходе из города, она услышала звон колокольчика и повернула голову в сторону, откуда он раздавался. Из клубов пыли сначала показалась морда с грустными глазами, а затем и туловище белой коровы. Она молча и бесстрастно прошествовала мимо Лили, позвякивая висящим на шее колокольчиком.

    – Ио, – тихо позвала Лили, и корова медленно повернула рогатую голову. Если глаза и могли говорить, то у этого животного они были наполнены печалью всего мира. Корова пристально посмотрела на нее, потом по-человечески вздохнула и пошла дальше. А Лили так и осталась стоять на месте, зачарованно глядя ей вслед.

   – Господи, – прошептала Лили, просыпаясь. Вся ее сорочка и простыни были пропитаны потом. Ей снова снились кошмары-воспоминания о времени, проведенном в слоях. С каждым таким сном, казалось, она становилась тяжелее и старше, и еще несколько кубиков всеобщей боли ложилось в чашу ее весов, тогда как эта чаша уже давно покоилась на земле и только проваливалась в нее все глубже и глубже.

   – Здесь не стоит упоминать это имя, – услышала она голос от окна, который принадлежал Нику. Он медленно выступил из тени и внимательно посмотрел на нее: – Снова кошмары?

   – И да, и нет, – задумчиво ответила она, вспоминая людей и истории, целые пласты незнакомых жизней, к которым ей суждено было прикоснуться, странствуя по слоям. Хотя, едва ли ее извечное падение можно было назвать странствием, скорее, путешествием утопленника с камнем на шее.

   – Я видела Ио, – неожиданно произнесла она, – белую корову, – добавила, чуть погодя.

   – Ио не существует, это просто легенда, – отозвался он. – Правда, в слоях может существовать что угодно.

   – Что же тогда реально? – Она смотрела на него серьезно, а на ее лбу пролегла встревоженная складка.

   – Я не проверял. – Ответил он и закрыл окно, за которым плескалось изумрудное море.

   – Как устроен этот дом? – Спросила Лили, с сожалением провожая захлопывавшуюся ставню. Она давно уже хотела его спросить об этом, но все никак не находила подходящего времени.

   Он подошел к кровати и присел на ее край, опершись на руку и полуобернувшись к ней.

   – Ты об окнах?

   – Об окнах, о залах, о коридорах, которые никогда не заканчиваются. – В глазах ее засверкало любопытство.

   Он усмехнулся и прилег на кровать рядом с ней, подставив руку под голову.

   – Часть окон – это отверстия в верхний мир, на земле.

   – Но как так получается, что оттуда долетает ветер, звуки, запахи, но нельзя протянуть руку и коснуться того, что за ними?

   – Это игра пространства. – Ответил он, словно это все объясняло. – Конечно, сделано намеренно. Отсюда нет иного выхода, нежели через врата. Таков закон. – Это было почти правдой, Ник опустил лишь несколько деталей в виде окна в покоях Самаэля, через которое падший спокойно выходил наружу, совершая свои вылазки.

   Лили едва заметно разочарованно выдохнула.

   – И ты открыл окна в определенные места?

   – Я могу изменить место за окном. – Ответил он, наблюдая за ее реакцией. – Но обычно они постоянны. Я не стану заниматься заменой в комнатах своих подчиненных.

   – Но ведь есть наверное, какие-то строители, которые могли бы...

   Он рассмеялся.

   – Дом соткан моей волей, Лили, он подчинен мне, как нервная система.

   Лили замолчала, пытаясь уложить в своей голове всю полученную информацию воедино.

   – Ты хотела заняться ремонтными работами? – поддел он ее.

   Но Лили не придала этому никакого значения – слишком необычна и интересна была тема.

   – А коридоры?

   – Они замкнуты в бесконечные петли.

   – Разве вообще возможно такое понятие, как бесконечная петля? – Лили посмотрела на него озадаченно.

   – Можешь пойти проверить, – он откровенно забавлялся, – когда устанешь – позовешь.

   – Ник, но я серьезно, – она дотронулась рукой до его предплечья и замерла от пробежавшей сквозь пальцы приятной волны. Он был прекрасен со своим атлетично сложенным телом, правильным лицом, ровным носом, и шапкой темных волос, даже разноцветье его глаз не смущало, а придавало ему неповторимости. Она видела, как напрягаются и перекатываются мышцы под его гладкой кожей, как движется грудь при дыхании, и как чуть расширяются крылья носа, и затем снова опадают. Глядя на него, она могла понять, с кого Микеланджело лепил свои статуи. Хотя нет, это все его модели были слеплены по образу и подобию Ника.

   Он пробежался пальцами по ее обнаженному плечу и склонился над ней, тогда ее сердце рвануло с места и бешено забилось. А его лицо медленно приблизилось к ней, и губы накрыли губы.

   Когда пульс немного успокоился и Лили отдышалась, она еще раз взглянула на это поразительное лицо и спросила:

   – Это настоящий ты?

   Он изумился.

   – Что значит, настоящий?

   – Твоя внешность. Ты такой и есть? Или это иллюзия?

   – Настоящий, – ответил он, и у нее отлегло от сердца.

   – Но у тебя нет крыльев, как у Рамуэля, – встревожилась она, вспомнив о падшем.

   – Я сохранил свой прежний вид, – произнес он, – за исключением белых крыльев. Но у меня есть и другие обличья. Ад рождает чудовищ – этого у него не отнять. – Он оскалил ровные белые зубы.

   – Ты сворачиваешь коридоры, открываешь окна, меняешь пространство. Ты можешь делать фактически все с этим миром. – Пораженно произнесла Лили. – Но как же его обитатели? Как они жили до тебя?

   – Скучно. – Он легко соскочил с кровати и начал одеваться.

   Лили молча наблюдала за ним и гадала, как ему должно было быть скучно в таком случае с любой из смертных любовниц, при его талантах. И что такая, как она, могла противопоставить мощи его разума. Он, скорее, потешался ее попытками понять устройство вещей, которые он создал. Это все равно что гению объяснять глупой собаке, которая только и делает, что смотрит преданно и машет хвостом, изредка радостно тявкая. Лили почему-то именно после разговора как никогда остро ощутила пропасть, их разделяющую. И каковы же должны были быть ангелы верхних небес, если таков был он.

   – Не размышляй чересчур много, со мной тебе все равно нечего тягаться, – словно в подтверждение ее мыслей произнес он перед тем, как уйти, – а можешь стать нудной.

   Лили вздрогнула и проводила его взглядом.

   Ник вышел в коридор в отличном настроении – ему нравилось рассказывать ей об устройстве тех или иных вещей. Ему нравилось, с каким лицом она его слушала, и как морщился ее нос, когда она силилась понять то, что оказывалось для нее пока недоступным. Но он знал, что если она продолжит, то докопается до основ всего, поймет и пойдет дальше. Единственное, чего он не знал, да и не должен был – это детали того, что происходит с теми или иными душами в слоях. Значит, у него там бродит Ио, как мило, может, если как следует покопаться, можно будет найти самого Зевса и Геру? Так вот где теперь проводят время античные боги. Он рассмеялся своим мыслям и задумался о предстоящей встрече.

   Он снова встречался с политиком. Теперь не было королей или императоров, теперь были президенты и премьер-министры. Менялись названия, менялась форма власти, ныне избираемой якобы народом, а суть оставалась та же. Он мог купить любого, он мог предложить кому угодно из них то, от чего бы они не смогли отказаться. Фактически, сам их высокий пост говорил о том, что они продажны, что они готовы идти на сделки, будь то сделки с совестью, или с черным золотом. К слову о черном золоте: он ненавидел фанатиков, и империя купленных им политиков должна была сохранить мировое господство, которое дарила нефть, поэтому выход напрашивался сам собой. Черное золото должно было перетечь в империю. Как? Старым добрым проверенным способом: я хочу то, что есть у тебя и нет у меня – как этого добиться? отобрать.

   Войну он всегда величал кровавыми жнивами. Каждый раз, когда начиналась война, дреги устраивали многодневные празднества, они пили и гуляли, и жрали падаль ведрами, в предощущении новой падали, грядущего ее несметного количества. И даже скользящие твари, насколько он мог их понять, получали от войны выгоду. Всем было хорошо известно, что превыше всего они ценили трускл – черные ягоды, из-за которых могли пребывать в бесформенной прострации. И именно во время войны, ягодами чернели все адские долины, вскармливаемые, словно удобрениями, человеческим горем. А демонов судьбы ждала добыча в виде града сфер Идиа, сыпящихся сверху. Все это напоминало непрекращающийся фейерверк, нескончаемый бал – война.

   Он готов был сделать все, что нужно, и даже больше: слишком давно не было настоящей драмы, пришло время полить пустынные земли кровью.