Текст книги "Родиться в Вифлееме [СИ]"

Автор книги: Дмитрий Виконтов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

«Вы не победите!» – ответил ей тэш’ша. Знал ли все это Фарбах, Военный Совет, ГКСК? Должны были. Только так можно объяснить слова об условиях капитуляции. Отчаянной попыткой уклониться, уйти с пути всесокрушающей лавины, в любой момент готовой ринуться на человечество и серигуан.

Отвлекшись на миг, Жанна не заметила, как «кот» сделал быстрый жест рукой. Все опять пошло волнами, резь в глазах повторилась и пропала. Вернулись звезды, планета, вернулись корабли. Не было только прежнего угрожающего спокойствия готовящейся к битве армады.

Теперь вокруг пылала бездна.

Бог знает, сколько кораблей собрали защитники планеты. Сколько длился бой. Сколько погибло, сколько уцелело… Происходящее казалось самим Рагнареком, и мертвая тишина, сопровождавшая развернувшийся перед глазами Жанны кошмар, лишь подчеркивала это впечатление.

Прямо перед ней десяток тэш’шских групп, выстроив фокусы огня, методично и неумолимо сжимали тиски вокруг огромного скопления чужих, совершенно не похожих ни на что знакомое Жанне кораблей. То, как отчаянно командующие обороной пытались разделить еще не до конца утратившее форму выгнутого зеркала скопление на две части, и перестроить каждую для отражения удара сказало все: противники тэш’ша допустили при маневрировании силами над планетой какую-то роковую ошибку и теперь расплачивались за нее. Шансов у них почти не было: тэш’ша явственно стремились свести все фокусы в один над самой планетой, загнав туда обремененные необходимостью маневрировать в гравитационном колодце корабли врага, и устроить показательную бойню. Силам Альянса предстояло либо бесславно потерять большую часть кораблей, либо пытать прорываться через десяток зон фокуса огня, чтобы встретиться со вторым эшелоном тэш’ша, как раз поджидающего подобного шага.

И вспышки. Вспышки повсюду. Белые, ослепляющие в одно мгновение превращающие корабль в пыль; огнисто-багровые, стремительно выплескивающиеся в вакуум и так же быстро исчезающие, не находя живительного для огня кислорода. Прямо на глазах Жанны смерч огня разорвал на куски тэш’шский корабль, а в следующую секунду его победитель, одним своим – чужим – видом вызывающий спазмы в животе, получил сразу две волны Веллера в борт. Просто и быстро: много десятков метров брони, перекрытий, механизмов, коммуникаций, живых существ – все исчезает в сиреневой вспышке. А то, что уцелело, начинает гореть, плавиться, превращаться в пар, плазму в шквале энергии, не поглощенной волной после распада. Потом звездный блеск рвется из центра того, что полторы-три секунды тому было кораблем.

Жанна зажмурилась, отчасти от яростной вспышки, отчасти – чтобы не видеть безжалостную бойню. Пускай она была всего лишь пилотом, но это не мешало ей понять, что судьба сражения решена. Ошибка защитников или талант и хитрость тушд-руала, возглавлявшего флот Империи, позволили разорвать всю оборону напополам, попутно уничтожив едва ли не пару тысяч кораблей над планетой. До конца сражения было далеко, но исход его сомнений не вызывал.

Подняв веки, она увидела только полумрак.

– Двенадцать тысяч кораблей пришло на Сиоа, – напомнил о себе тэш’ша. – Только три тысячи пережили битву. Эта цена, которую Руалата Тэш’ша заплатила за победу. Конфедерация вправе гордиться Церерианской битвой, Битвой Шести Скорбных Часов, но они лишь слабая тень битвы за Сиоа. Равного не было ни до, ни после.

Трудностей – и без дотянувшейся до людей эмпатической волны – в понимании испытываемых тэш’ша чувствах не оказалось.

– Это то послание, что вы хотели передать Конфедерации?

– Большая часть, – ответил Шонту Страж Небес. – Сейчас увидите окончание.

Они снова смотрели на планету. Больше не было битвы, не было вспыхивающих и гаснущих зарниц. Только поредевшие остатки армады, пришедшей на Сиоа, и оказавшийся совсем близко беззащитный мир.

На планете под ними преобладали коричневые, светло-желтые цвета. С расстояния пары тысяч километров над верхним краем атмосферы очень хорошо было заметно, что соотношение суши и воды отличалось от привычного для людей. Если на Земле большую часть поверхности планеты занимал океан, то здесь пропорции были почти равны, может даже с небольшим преобладанием суши.

Движение привлекло внимание девушки, оторвав от разглядывания незнакомого мира. Сначала она подумала, что это Страж Небес, но моментально осознала ошибку: этот «кот» носил не просторную мантию, и даже не военный мундир Империи. Мягко мерцающая пепельным блеском пончоподобная верхняя одежда, плотно прижатая к талии чем-то невидимым – и далее свободно спускающаяся к ногам. Длинные наплечники из странного материала, похожего на черное непрозрачное стекло; простроченные алыми нитями широкие темно-синие рукава до локтей; черные штаны из плотной ткани, покрытой россыпью багровых спиралей. На груди, примерно там же, где Страж Небес носил герб своего Клана, у этого тэш’ша белыми нитями был вышит сложный узор: сплетение завитушек, дуг и коротких росчерков. А над узором белое кольцо, в центре которого то ли ящерица с по-змеиному длинной шеей, то ли бескрылый дракон, замахивался одной из шести когтистых лап.

В отличие от Стража Небес его шерсть густо покрывали черные пятна и полосы – одно из главных различий между двумя существующими тэш’шскими расами. Остальные различия можно было найти, только вооружившись микроскопом.

– Х’хиар Тахарансья-рантья, – услышала Жанна наполовину понятное пояснение. «Наполовину» – потому что имени она никогда раньше не слышала, а вот титул встречала в справочниках. И если справочник не врал, то она смотрела на изображение того, кто в далеком (или не очень) будущем встанет во главе всей Империи Тэш’ша. Смотрела на ее следующего правителя.

Качественная, создающая полную иллюзию присутствия, голограмма командующего пришедшим на Сиоа флотом замерла перед планетой. Х’хиар протянул руку, указывая на что-то невидимое Жанне, и перед ним в воздухе развернулось изображение поверхности с высоты птичьего полета. В центре появившегося фрагмента Сиоа – гладкой как стол равнины – стояло странное сооружение: множество шпилей, поднимающихся из огромного, облицованного отполированными до блеска красными пластинами, куба. Каждую из его граней, кроме верхней, скрытой под основаниями шпилей, хаотически усеивали круглые отверстия, из которых то и дело выпрыгивали маленькие фигурки, раскрывающие широкие крылья, переводя падение в плавный полет. Другие наоборот подлетали к отверстиям, плавно гасили скорость, складывали крылья и исчезали внутри. С высоты, откуда они смотрели на жителей планеты, почти невозможно было сказать – это индивидуальные летательные устройства, позволявшие уподобляться птицам, или населявшая планету раса на самом деле обладала крыльями.

Но внимание Жанны привлекло не загадочное сооружение, и не аборигены планеты. Едва она увидела поверхность Сиоа, как ей показалось, что вся равнина пульсирует, шевелится, движется. Сперва она решила, что это ошибка проекционной аппаратуры тэш’ша, но приглядевшись, поняла, что причина не в аппаратуре. Поверхность действительно двигалась, перемещалась… потому что по равнине к шпилям и кубу двигались сотни тысяч, если не миллионов существ. Их было так много, что они все вместе казались одной огромной живой тварью, текущей к центру равнины, спешащей, стремящейся укрыться от заполонивших ночные небеса рукотворных звезд. Как и летунов, Жанна не могла разглядеть подробно этих существ, чему, пожалуй, была даже рада: само сооружение, как и раннее вид кораблей Альянса вызывал у девушки ничем, вроде бы, необъяснимое отвращение. И ей совсем не хотелось вблизи рассматривать тех, чьи творения так повлияли на нее.

Тэш’ша на записи двенадцатилетней давности что-то негромко сказал. Жанна не поняла ни слова – это был не Всеобщий диалект, и даже не диалект Стражей Небес, – но от одного звука этого голоса вздрогнула. Обычный гортанный, рыкающий голос тэш’ша, звучащий даже мягче, чем у Стража Небес… но почему ей после первого же слова вспомнилась любимая поговорка Вещуньи: «чувство, как будто кто-то прошелся по моей могиле»?

Х’хиар выпустил коготь и вычертил поверх «окна на Сиоа» два символа, загоревшиеся злым багровым светом. Потом оба погасли, оставив после себя правильный шестиугольник лазурного цвета. Тэш’ша обхватил шестиугольник и сдвинул его так, чтобы центр фигуры оказался точно на скоплении шпилей.

Жанна нервно сглотнула. Действия тэш’ша казались безобидными, но отчего-то ее все сильнее и сильнее била дрожь. Нехорошее предчувствие, вроде испытанного во время речи Фарбаха, не отпускало девушку. Совсем рядом был Джон, но и присутствие напарника не успокаивало. Совсем.

Шестиугольник из лазурного стал белым. Потом поочередно каждая из шести линий загорелась красным. В углах фигуры набрякли жирные алые точки, седьмая точка появилась в ее центре.

Х’хиар несколько секунд наблюдал за происходящим, затем быстро дотронулся до каждой из точек в углах шестиугольника. Занес палец над последней точкой в центре, на мгновение замер – и бережно чиркнул когтем по ней. Вся фигура замерцала: сначала точки в углах, потом соединяющие их линии, потом искра в центре.

Повинуясь неясному предчувствию, Жанна оглянулась – и кровь в венах застыла. Шесть кораблей, окружавших их, мерцали таким же алым цветом, все быстрее и быстрее, подчиняясь ритму фигуры перед Х’хиаром. Она посмотрела на тэш’ша, на едва видимого Джона, на тень Стража Небес, на готовящиеся выполнить приказ корабли, на планету – в отчаянной надежде, что остановить, помешать тому, что должно произойти. В самом конце ее взгляд остановился на равнине, на сплошной реке живых существ, бегущих к цитадели и шпилям, к парящим вокруг на широких крыльях летунам… «Господи, нет!» – она попыталась закричать, остановить это, но побелевшие губы не шелохнулись, и бессмысленный вскрик прозвучал только в ее собственной голове.

Шестиугольник вспыхнул в последний раз и погас.

С кораблей сорвалось нечто маленькое и быстрее, чем разум смог осознать случившееся, рванулось к планете. Затем еще по одному снаряду понеслось вдогонку, но если первые были видны благодаря сопроводившим их отметкам, то вторые сверкали так, словно были кусочками солнца, осколками брошенных с небес звезд. И только после того, как шесть кинетических снарядов вонзились в атмосферу, окружив себя облаком плазмы, флагман тушд-руала в свою очередь открыл огонь.

«Нет!»

В огненном ореоле кинетические снаряды вошли в поверхность Сиоа, разметав все, что имело несчастье очутиться в месте удара, вывесив грязный, густой плюмаж пыли и дыма. Почва вздрогнула, приподнялась, опустилась – и будто разбуженный гостинцами с неба титан со всей силы ударил в ответ из глубин.

Это было похоже на взрыв, на извержение вулкана. Кипящий, беззвучно ревущий ураган подхватил и швырнул в небо все, что окружало точки удара на много сотен метров. Страшные судороги пошли волнами во все стороны от колоссального выброса, как вовне, так и внутрь, сходясь к центру, к колеблющемуся, трясущемуся, разваливающемуся как карточный домик сооружению. Следом бежали трещины, каждая из которых с легкостью заглотнула бы перехватчик Жанны и Джона, земля ходила ходуном, вздымаясь, опадая, как море в шторм.

Но это все было не более чем прелюдией, увертюрой. Осколки солнца, осколки звезд пали с небес. Снаряды с антиматерией вонзились в сердце поднимающимся им навстречу тучам пыли и грязи – и ночь стала днем.

Все исчезло, утонуло в океане истребительного света. Еще не сокрушительная ударная волна, еще не сошедший из недр звезд жар – только шесть одновременных вспышек испарили, истребили все, что умудрилось уцелеть вблизи истоков вырвавшегося из-под земли шторма. Даже ослабленный передачей на борт флагмана безумный блеск отшвырнул сумерки, осветив и равнодушно следящего за людьми «кота», и обратившегося в статую Шонта, и мелкими шажками пятящуюся Жанну.

Изображение ада на Сиоа померкло, когда седьмой снаряд обратил в пыль остатки цитадели, вернув общий план планеты. Единственным отличием было расходящееся бело-желтое пятно, быстро темнеющее, наливающееся багрянцем, расталкивающее, раздвигающее прочь облака. Х’хиар что-то сказал, скорее всего, самому себе – и мрачное удовлетворение в его голосе услышали и люди, – и коротко выплюнул приказ в пустоту.

Шар Сиоа перед ними потемнел, а когда вернулся к прежнему виду – от полюса до полюса его усеяли лазурные шестиугольники, снимая все вопросы о судьбе планеты.

Планетарная стерилизация. Полное истребление всего живого на поверхности. То, к чему за время войны с Империей, ни люди, ни тэш’ша в зоне конфликта не прибегали ни разу.

Десятки шестиугольных фигур стали белыми, затем красными, начав мерцать…

– ХВАТИТ!!! – ее крик оглушил ее саму. Она и не подозревала, что может крикнуть так громко. Не подозревала, что может чувствовать такую ярость к тому, чьи сородичи учинили подобный кошмар. Не подозревала, что, всегда гордящаяся умением владеть собой, она не сможет унять колотящую ее лихорадочную дрожь.

Запись замерла, а тэш’ша, с которым ее разделяло уже метров десять, повернулся. Стало чуть светлее, так что она могла более-менее нормально видеть «кота», и видеть, как он совсем по-человечески склонил голову к плечу.

– Вы монстры! – издевательски-изучающий жест тэш’ша окончательно разъярил девушку. – Вы, ваша Империя, ваши Кланы… вы все. Монстры!.. Раз делаете такое! Вы… вы…

– Вы смеете осуждать? – тэш’ша не приближался, но Жанна не могла избавиться от ощущения, будто он стоит буквально в шаге от нее, холодно уставившись сверху вниз. – Вы, люди? Смеете судить?

– Мы не бомбили населенных миров, тэш’ша! Мы не устраивали геноцид…

– Не бомбили! – бросил Страж Небес. Нечто незримое, тонкая нить эмоций протянулась между человеком и тэш’ша, и потому Жанна почувствовала глухое раздражение, вздымающееся в тэш’ша. – Но позволили!

– Никогда мы… – почти закричала в запале девушка… и осеклась, когда поняла, что имеет в виду тэш’ша. В ошеломлении тряхнула головой, собираясь с силами. – Нет… мы… мы не…

– Разве не вступили на сторону тех, кого вы зовете Серигуаном, рак’караш-та, в войне против расы Та-Гон? Разве не обеспечили превосходство в силах, не обеспечили окончательную победу? Разве не сокрушили остатки обороны над родным миром Та-Гона? Разве не наблюдали, как союзник опустошает с орбиты материнский – и все прочие миры Та-Гона? Разве не перехватили корабли с беженцами, пытающиеся спастись, разве не позволили союзнику уничтожить их? Разве не были молчаливыми, деятельными помощниками в истреблении целой расы? И смеете после этого. Нас. Судить!?

Раздражение тэш’ша переросло в гнев, похожий на трепещущую в груди Жанны ярость. Она задыхалась, чувствуя, что теряет над собой контроль, что последние капли спокойствия утекают – и уже не приходится надеяться на раз выручившую опору в глубине души. Задыхалась, ужасаясь тому, что сделали тэш’ша двенадцать лет назад. Задыхалась, бессильно ища и не находя слов, чтобы возразить на ответный выпад Стража Небес.

– Это… другое! – все, на что хватило ее.

– Разумеется!

– Та-Гон уничтожил одну из наших колоний! – резко вмешался Шонт, бросил на Жанну предостерегающий взгляд.

– А Виант молчал, когда должен был говорить! – рявкнул тэш’ша, впервые повысив голос. – Когда Друм пришел на Блефс’сиор, когда убивал нас, истреблял без пощады, без разбора, сметая как пыль с камней – почему молчал Виант? Почему не вступился? Почему не остановил Друм? Почему не услышал мольбы тех, кто умирал в пространстве Блефс’сиор?

Шонт молчал. Молчала и Жанна. Ярость тэш’ша стала огнем, выжигающим все эмоции, все чувства, кроме нее самой.

– Три тысячи Оборотов сражались с горропами за право жить на Зорас’стриа, за само право существовать. Мы победили, закалились, выстояли – в беспрерывной борьбе стали теми, кто есть, воздвигли Руалата Тэш’ша, осознали себя целым, единым. Шагнули к звездам, желая покоя, шанса мирно строить будущее, желая мира и безопасности. Затем встретили Друм – чтобы вновь увидеть угрозу полного истребления! Друм пришел в пространство Блефс’сиор – и две трети населения Руалата Тэш’ша умерло. Семьдесят миллиардов было истреблено дракаш’ш-та Друма, опустошавшими каждый мир, убивавшими всех, не щадя никого. Взывали к милосердию – милосердия не было, молили о пощаде – мольбы остались без ответа. Гибель всей расы ждала нас, когда бежавшие на Шен’ат-а’Кар отдали свои жизни, чтобы остановить Друм. Когда Ушедшие приняли жертву и закрыли остатки Руалата Тэш’ша Великим Безмолвием, спася нас от уничтожения.

– Триста Оборотов Великое Безмолвие отделяло нас от Друма. Триста Оборотов создавали новые корабли, са’джета, развивались, осваивали новые миры, делая все, чтобы защитить себя, быть готовыми к возвращению Друма. И когда Безмолвие исчезло, мы пришли к Друму, – воздух клокотал в горле тэш’ша, не сводящего глаз с Жанны. – Мы не хотели войны! Пришли, чтобы потребовать справедливости! Пришли, чтобы спросить: «за что?»! Но вместо справедливости вновь встретили смерть. И тогда сами принесли смерть Друму!

Ярость тэш’ша рвалась с каждым словом к людям, не давая осмыслить сказанное, найти слова для ответа. Жанну трясло не от того, что она услышала – сейчас она не могла трезво мыслить, прилагая все силы, чтобы не потоку чужих чувств захлестнуть с головой. Ее трясло от того, как быстро и легко тэш’ша, все это время бывший образцом спокойствия и самоконтроля, выпустил на свободу эту черную, исходящую ненавистью и болью, ярость – и это было гораздо страшнее всего, что он говорил.

– Но когда пришли к Друму… когда принесли ему войну, другие вступились за него. Это был наш спор! Наша война! Это было между Руалата Тэш’ша и Друмом! Почему Туур, Б’блоб, Илраш и Виант вступились за Друм? Почему защищали?! Почему не услышали моливших о пощаде на Блефс’сиоре?! Почему не защити их? Почему не остановили Друм? Почему позволили семидесяти миллиардам умереть? Почему встали на нашем пути?! – выплюнул в одном порыве тэш’ша и на миг замолчал. Жанна, ни кровинки в лице которой не осталось, приготовилась к последнему, бешеному всплеску ярости, но вместо этого тэш’ша сделал шаг к ним и очень тихо, очень спокойно спросил:

– Что мы им сделали?

И тогда людей ударила боль.

Не физическая, но боль отчаявшейся, потерявшей надежду души, боль ребенка, беспричинно и неимоверно жестоко наказанного, боль, сохранившаяся в поколениях, боль целой расы, с отблеском которой в каждой мысли, каждом вздохе, каждом слове рождались, жили, умирали. Боль, ищущая выхода, ищущая – и не находящая утешения, бьющаяся в незримых, но несокрушимых стенах, – и переплавлявшаяся в безрассудную, безжалостную ненависть к тем, кто причинил столько страданий, кто стал причиной такой страшной боли. Боль и ненависть стали кровью целой расы, сутью ее существования, целью и миссией, устремленной в грядущее.

Жанна пришла в себя у самой стены тумана, согнувшейся, обхватившей плечи руками, словно пытаясь стать как можно незаметнее. Никакая гордость, никакая дисциплина – ничто не могло помочь против тарана боли целой расы, ненависти целой расы. Между девушкой и тэш’ша стоял Джон, который, как обычно, лучше держал себя в руках, тяжелым, цепким взглядом сверля «кота».

Секунду-другую Страж Небес разглядывал людей. Ни Жанна, ни Шонт больше не чувствовали его эмоций: тэш’ша полностью заблокировал ментальное поле.

– Однажды мы придем к родному миру Друма, – пугающе спокойным тоном сказал тэш’ша. – Соберем все корабли, что сможем собрать. Сметем с поверхности все. Обрушим горы, испарим океаны. Вгоним каждый клочок в планетарное ядро, будем бить, пока не расколем планету на части, а потом размелем, разотрем эти куски в пыль. И сделаем это с каждой планетой, с каждым астероидом, кометой, с каждым обломком, пока не оставим в системе ничего, кроме праха. А потом найдем способ превратить звезду в сверхновую, чтобы очищающее пламя взрыва выжгло прах, саму память о Друме, стерло все следы его существования. И тогда – и только тогда – закончим эту войну.

– Это был ответ Стражей Небес. Другого – не будет. Две дороги открыты перед Конфедерацией. Но лидеры Конфедерации не должны забывать, что чем дольше будет тянуться война, чем дольше Конфедерация будет мешать Руалата Тэш’ша – тем больше шансов, что появится третий путь. И судьба Вианта, судьба Сиоа станет вашей судьбой.

За его спиной ожила запись последних минут родного мира Вианта. Корабли, застлавшие небеса Сиоа, почти одновременно открыли огонь, и тысячи осколков звезд рухнули на обреченный мир.

Жанна отвернулась, заставляя непослушные ноги сделать первый шаг. Ее сердце колотилось так быстро, что она испугалась, что оно вырвется из груди. В висках разливалась тупая, ноющая боль, глаза жгло.

Шонт, стоявший к ней спиной, не заметил – или сделал вид – ее ухода. Сейчас ей было плевать на то, что он мог потом сказать, плевать на тэш’ша… да почти на все плевать. Она чувствовала себя очень усталой и очень больной – все силы вымотала эта проклятая пещера, этот проклятый «кот», эти… откровения. Раздраженно отмахнувшись от чего-то холодного, почти невесомого, коснувшегося ее лица – и пошла, сначала медленно, потом с каждым шагом все быстрее и быстрее прочь от освещенного круга.

Она и не заметила, как с быстрого шага перешла на бег, прижимая руку к боку, жадно вдыхая стылый воздух, наполненный запахами предрассветного леса. Стелящаяся по земле дымка расступалась перед ней, ботинки жалобно поскрипывали, чуть проскальзывая по мокрой траве. Опустившиеся ветви больно хлестали по лицу, но она не тратила время, чтобы отталкивать, уклоняться от ударов. Все до последней капли, она вкладывала в бег, гонку со временем, гонку с огненным шаром, мчавшимся по небу так близко, что, когда в просветах над головой виднелся серый, предрассветный небосвод, рассеченный черной, расплывающейся полосой, казалось, его можно потрогать рукой.

– Жанна! Жанна, стой! Остановись! – крики из-за спины не прекращающиеся, назойливые – с того мига, как она у погасшего костра услышала о падающей «Звезде». Кто-то ломился следом за ней, быстрый, настойчивый, – но она была быстрее. Она всегда была быстрее.

Лес кончился неожиданно – секунду назад она, проворная и гибкая, проскальзывает между двух склонившихся друг к другу деревцев, а затем листва исчезает, ветви отходят назад и вверх – и перед ней не остается ничего, кроме крутого склона холма, чья вершина закрывает пылающий, несущийся к далекому горизонту шар. К дому, где ее ждала мама. Где ее ждал младший брат, игравший с мячом на лужайке перед домом. Где неказистый гномик, которого они, отбирая друг у друга кисточки, месяц назад раскрашивали вместе, стоит у ведущей к двери дорожке, приветственно помахивая рукой, на которой уже не хватает двух пальцев.

Глухой, стонущий вой нагнал ее, вместе со склонившим верхушки деревьев вихрем. Листья, обломки веток, пыль – швырнуло ей в спину, подталкивая, словно говоря: «Быстрее! Вперед! Торопись!». Она спешила, спотыкаясь, скользя на усыпанной каплями утренней росы траве, слыша только собственное дыхание, чувствуя вездесущий, забивающий все запах вереска, укоренившегося на чужой земле повсюду.

Трудно бежать. Леденящий покрытый испариной лоб воздух неожиданно становится обжигающе-горячим, жидким огнем вливаясь в легкие. Мышцы, привыкшие к физическим упражнениям в школе, стонут, пока лишь слабым тремором напоминая о себе, как бы прося: «прекрати, хватит…». Ревущий, окруженный пламенеющей вуалью шар исчез за вершиной, до которой осталось совсем немного, совсем чуть-чуть, и вокруг лежат зыбкие сумерки рассвета, укрывая крутой склон густой тенью. Топот за спиной все ближе, знакомый голос наставника, пытающегося на бегу звать ее, просить остановиться.

Но она не слушает. Она не хочет слушать. Она большими, резкими скачками стремится вперед, к вершине. Последние метры, последние шаги. Проклятие и звук падения за спиной, слабый ветерок от не дотянувшейся до ее спины на считанные сантиметры руки. В лицо ей бьет сердитый ветер, в ушах звенит от затихающего гула, всколыхнувшего, заставившего вибрировать все кругом. Горизонт купается в бледно-розовом пламени рассвета, а над ним горит успевший улететь так далеко, ставший таким маленьким огнистый болид. Он почти касается незримой черты, где небо сходится с землей, где с минуты на минуту должен выступить край светила, там, где глубокой ночью можно увидеть призывно мерцающие далекие огни города, огни дома.

Алая звезда коснулась горизонта, взлохмаченным, злым оком смотря на задыхающуюся, упавшую на колени девочку.

«Загадай желание, если увидишь падающую звезду», – давным-давно говорила ей мама.

Нестерпимым, жестоким холодом повеяло от дыры в небе, прорехи, в которую, казалось, утекала жизнь.

Шум за спиной. Кто-то зовет ее по имени…

…загадай желание…

– Лети прочь! – закричала она, все силы, всю душу вкладывая в крик. – УЛЕТАЙ!

Белый сполох смял горизонт.

И небо взорвалось огнем.