Текст книги "Родиться в Вифлееме [СИ]"

Автор книги: Дмитрий Виконтов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)

– Совсем не ошибешься.

– Просто замечательно! – какая-то хмельная злость нахлынула, снесла все спокойствие, всю умиротворенность. Жанна даже не могла однозначно сказать, говорит ли в ней раздражение на Шонта, молчавшего чуть ли не до последнего, на само присутствия на одной с ней планете «котов», которых – как ей казалось – пристрелить вряд ли позволят, или просто так, по факту. – Кто еще в курсе?

– Все местные, ГКСК, Военный Совет, руководство РУФа и безопасников, верхушка всех секторальных штабов, командор, наш шеф безопасности, я, Этвуд. Теперь ты, – монотонно перечислил он.

– И Фред тоже?

– Год назад он летел с Фарбахом.

– Просто замечательно! – повторила она. Ей страшно хотелось со всего размаха, от души ударить по балюстраде, но мысль, что они находятся в церкви, остановила девушку. – Объяснения будут?

– По пути. Но прежде, чем мы спустимся, – клацающий звук привлек ее внимание: она обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Шонт разъединил обойму «Шершня» с энергоблоком. Пистолет вернулся в кобуру, а энергоблок он вложил в гнездо на поясе, – ты разрядишь оружие.

Жанна изобразила намек на улыбку.

– Ты хочешь, чтобы я шла к «котам» без оружия?

– Я хочу, чтобы мне не пришлось отдавать тебе приказ, Звезда. Если тебе будет легче, без оружия шел и Фарбах, и Этвуд.

– Не сильно мне от этого легче… – она спрятала свой энергоблок, скептически осмотрела «Шершень» и убрала в кобуру.

– Когда люди поняли, что помощь не придет, им пришлось как-то налаживать жизнь. Первый год они надеялись, что вот-вот прилетят спасатели, потом – думали только о выживании. Среди них большей частью были военные, но были и инженеры, техники – готовились к развертыванию станции наблюдения, достраивали аванпост. Некоторые были с семьями.

Лестница осталась позади, выведя пилотов в узкий, чуть наклонный коридор. По расчетам Жанны, им оставалось пройти еще метров двести, чтобы окончательно покинуть пределы поселка и оказаться под толщей горы. Вопреки опасениям идти было легко – чем бы ни было устройство, пробившее этот проход, оно со своей задачей справилось выше всяческих похвал. Через каждые двадцать шагов по обе стороны коридора висели лампы, почти не оставляя места теням.

– Припасов хватило ненадолго, – Шонт шел нарочито неспешно, рассказывая. – Им очень повезло, что еще до постройки аванпоста удалось найти внизу большое озеро – вода плохая, но после очистки пить можно. Второй раз повезло, когда они смогли развернуть гидропонику. Наконец, в озере растет нечто вроде водорослей – после тщательной обработки вполне съедобных. Так себе еда, но к концу первого года люди могли уже не опасаться голодной смерти. Хуже было то, что заканчивались медикаменты, выдыхались энергоблоки – и никаких перспектив впереди. Второй год и половина третьего стали самыми тяжелыми – они все лучше понимали, что этот мир может стать их домом навсегда.

Жанна припомнила проносившуюся под «Коброй» бесплодную, потрескавшуюся землю, редкие, уродливые растения – и поежилась.

– На исходе третьего года около поселения упало с полсотни грузовых контейнеров – все тэш’шские. В контейнерах оказалось продовольствие, медикаменты, адаптированные к нашим машинам и приборам энергоблоки, одежда. Большей частью все трофейное.

– Как щедро с тэш’шской стороны, – не удержалась от шпильки Жанна. – И они стали это все использовать?

– Не сразу. Но когда болеют и недоедают дети – вопросы преданности зачастую отходят на второй план. Те, кто жил на Порубежье из всей войны видели только бой над планетой. Они даже понятия не имели, с кем мы столкнулись, не знали, закончилась война или еще идет. Они вообще ничего не знали. Да, они стали использовать то, что им сбросили с орбиты. Не осуждай их, Звезда.

Жанна только дернула щекой в ответ. Логика в словах Шонта была – неприятная, спорная… но была.

– А добренькие тэш’ша раньше подсуетиться не могли? Чтобы людям не мучиться три года?

С десять шагов Шонт прошел молча.

– Здесь все, на что можем полагаться – слова самих тэш’ша. Они сказали, что узнали о людях на поверхности спустя два года. У них оказалось очень много пленных, и в первую очередь они искали военную, навигационную информацию, сведения о жизненно важных центрах Конфедерации. До мелких поселений, аванпостов дело дошло не сразу. А когда дошло – дело в свои руки взяли зовущие себя Стражами Небес. Ты знаешь о них?

– Их священники, те, кто занимаются в Империи Внешними Территориями, дальней разведкой, – нехотя ответила девушка. Шонт согласно кивнул.

– Знаешь о директиве для кораблей, оказавшихся во Внешних Территориях, на случай встречи с тэш’ша? Директиве ГКСК и Военного Совета?

– Слышала. Если будут хоть малейшие подозрения в том, что встречные корабли могут принадлежать Стражам Небес – ни в коем случае не начинать бой. Разрешается только отвечать на нападение, – она сердито вдохнула-выдохнула сухой, холодный воздух. Прекрасно понимая, каким будет следующий вопрос, добавила: – Потому что это единственный клан, который не воюет с Конфедерацией.

– Правильно. Тэш’ша регулярно сбрасывали свои контейнеры, не пытаясь вступить в контакт, или же забрать людей с планеты. Но однажды на поверхность отправили капсулу с дата-кристаллами. С информацией о войне и основных сражениях, краткий обзор Империи, о самих тэш’ша: совсем бегло по всей расе – и чуть подробнее о Стражах Небес. Упоминалось, что Стражи Небес не принимают участие в войне, что контейнеры – от них, что людям на планете ничего не грозит. И было предложение встретить их эмиссара.

Жанна недоверчиво покрутила головой. Не то, чтобы она сомневалась в словах напарника…

– Тэш’ша, идущие на контакт – это что-то очень интересное. Почему?

– Церера.

– Вот как, – зло рассмеялась девушка. – Как «котам» подпалили шерстку, так они сразу заинтересовались…

Шонт равнодушно пожал плечами.

– Они этого не скрывали. Если верить тэш’ша – Церера первый случай в их истории, когда они не просто потерпели поражение, а были разгромлены.

«Наголову!» – про себя добавила Жанна. Каждый год дату завершения Церерианской битвы отмечали едва ли не наравне с Днем Создания Конфедерации. Битвы на грани бездны, битвы, на кону в которой стояла судьба Конфедерации – либо люди выигрывали, либо следующим ударом тэш’шский флот выходил к беззащитной Земле. На Цереру было брошено все: собранные повсюду резервы, корабли, которые смог выделить Серигуан, самые несчастные лоханки, способные летать и стрелять – все до последнего.

– Было много споров. Кто-то не знал, чему верить, кто-то не хотел никаких контактов. В конце концов, на встречу согласились, но дали понять, что контейнеры – контейнерами, а ничего делать во вред Конфедерации они не будут. Тэш’ша прилетели, по своему обыкновению ответили только на вопросы, на которые хотели ответить. Сообщили, что собираются создать в пещерах под хребтом небольшую базу, сказали, что Стражи Небес в своих действиях вне пределов Империи не подотчетны никому, кроме лидера своего клана, что их действия на Порубежье никак не направлены против людей. В общем, проинформировали о своих намерениях.

– Большой выбор, ничего не скажешь! – коридор начал постепенно загибаться влево и вместе с тем стало ощутимо холоднее, а струящийся из ламп свет все отчетливее приобретал алый оттенок.

– Выбора действительно у них не было, но комендант все равно выдвинул ряд требований. Запчасти, дата-кристаллы с художественной и научно-образовательной информацией: в поселке уже родились дети, не считая тех, кто был там до начала войны – приходилось думать, чему и как их учить. Потребовал, чтобы без разрешения ни один тэш’ша не заходил на обжитую людьми территорию, чтобы в случае появления в системе кораблей Конфедерации была предоставлена возможность связаться с ними. Как ни странно, тэш’ша согласились. Разве что предупредили: в случае агрессивных действий отвечать будут все. Вкратце, это и есть вся история появления здесь тэш’ша.

Когда освещение окончательно стало из бело-желтого алым, когда дыхание людей начало вычерчивать в воздухе белые завитушки, коридор неожиданно повернул влево. Там, где еще пару секунд тому был лишь плавный изгиб серых стен, вдруг образовался крутой поворот. А за ним в сотне шагов Жанна увидела выход, закрытый свободно спадающей, слегка колеблющейся движением воздуха завесой из черной ткани.

Шонт ничего не говорил, пока они не подошли вплотную к выходу. Здесь Жанна заметила, что всю поверхность завесы покрывают идущие сверху вниз завитки тэш’шских надписей. Как обычно – крупные, перетекающие друг в друга без промежутков знаки центрального ряда, и две полосы мелкой сплошной вязи по обе стороны от него. Девушка попыталась прочесть – и спустя две минуты бесплодных попыток сдалась. Что-то знакомое, что-то почти угадываемое было в них, но в осмысленную фразу упрямо не складывалось. И удивляться не приходилось: язык тэш’ша слишком отличался как от человеческого, так и от предельно логичного, сухо-утилитарного языка Серигуана. В чон-саа важным было не столько умение прочитать сообразно правилам слово, сколько интуитивно понять вложенное в него значение.

– Это на диалекте Стражей Небес, – поняв затруднения Жанны, подсказал Шонт. – На нем написана их священная книга, на нем же ведутся их религиозные церемонии. Один из самых сложных и меньше всего изменившихся диалектов.

– Снова они рассказали?

– Читал исследования.

– Ясно. Так что там с окончанием истории?

Прежде чем ответить, Джон отвернул визор и потер уголок глаза.

– Десять лет назад во Внешних Территориях тэш’ша перехватили корабль дальней разведки. Тэш’ша назвались Стражами Небес и вызвали капитана. Дали координаты Порубежья, потребовали, чтобы туда прибыл кто-либо, имеющий полномочия вести переговоры от имени ГКСК. Оговорили, что это инициатива исключительно Стражей Небес и ни о мире, ни о прекращении огня речь вестись не будет.

– Тогда ГКСК с Военным Советом решили, что это дело должно идти по линии РУФа, и принялись искать ближайший корабль, где есть их ребята. По случайности, ближе всех к Порубежью оказались мы. С нами связались, Фарбах увел базу от границы, взял шефа безопасности, и они полетели на встречу. Суть тэш’шского предложения сводилась к следующему: у них скопилось много наших пленных, с которыми они не знали что делать; у нас скопилось много их пленных, от которых тоже было мало толку. Тэш’ша предложили согласовать списки и обменять всех на всех, а затем повторять эту процедуру каждый земной год. Предложили ограниченный обмен культурно-исторической информацией. Гарантировала безопасность любому кораблю, вошедшему в систему. Потребовали, чтобы местные не подверглись никаким преследованиям за вынужденное сосуществование с тэш’ша под боком. И пригрозили, что в случае любой враждебной акции нейтралитет Стражей Небес будет пересмотрен.

Жанна раздраженно прошлась от стены к стене, потом обратно. Выплюнула злую смешинку:

– Просто замечательно! Тэш’ша требуют, потом снова требуют и еще чуть-чуть требуют… в конце концов, еще и угрожают. И мы что, вот так берем и соглашаемся, да?!

Массивная рука Шонта сжала ее плечо, останавливая в полушаге от стены. Не больно, не грубо, но так, что одним движением освободиться у Жанны не вышло бы.

– Звезда, они требуют, потому что нужны нам больше, чем мы им. Стражи Небес не воюют с нами – это мы знаем совершенно точно. Другой возможности вернуть наших людей из плена – нет. Эти тэш’ша – единственный канал, которым мы можем получить информацию, и единственная наша возможность передать хоть что-то на тот уровень, где принимают действительно важные решения. Их клан – второй по влиянию в Империи, их слово значит очень много для всех тэш’ша. Ты считаешь, Звезда, мы могли все это выбросить на помойку? Ты считаешь, Фарбах был неправ, когда согласился на их условия? Ты считаешь, Военный Совет и ГКСК были неправы, утвердив все сделанное Фарбахом?

Девушка развернулась, в свою очередь вцепилась в ткань сьютера Шонта, и рывком заставила его чуть склониться, чтобы между пепельно-серым лицом десперианина и ее лицом едва ли можно было просунуть ладонь – и уставилась прямо ему в глаза. Ее-то взгляд напарника давно уже не пугал – в каком бы состоянии он не был.

– А ты считаешь, – звеняще выдохнула она, – все это нормальным?!

– Я считаю все это тем, что нужно пока принять! – тяжело лязгнул голос Шонта в ответ. – И еще я считаю, нам стоит идти дальше и делать то, ради чего мы прилетели.

Его рука на плече девушки разжалась. Жанна проглотила рвущееся на язык непечатное слово и выпустила ткань сьютера напарника. Мысленно проделала ряд упражнений, чтобы восстановить равновесие и привести в порядок мысли. Резко сдвинув в сторону завесу, она нырнула в проем, ведущий из туннеля наружу.

Привыкшим к слабому освещению глазам потребовалось несколько мгновений, чтобы адаптироваться к почти полному отсутствию света. Жанна поймала себя на том, что машинально держит руку в сантиметре от разряженного «Шершня», с досадой скривилась и решительно прошагала к самому краю моря сизой, текучей дымки – как ей показалось, заинтересованно дрогнувшей, всколыхнувшейся, стоило ей остановиться перед плывущими на уровне ее колена лоскутами мглы.

Посмотрела вперед, откуда лился слабый, чуть подсвечивающий туман свет, и не удержалась от удивленно-саркастичного «кхм».

– Это что?

Протуберанцы тумана поднялись и отхлынули от установленной хозяевами этого места невидимой черты.

– Храм Ушедших, Звезда, – тихо ответил напарнице Шонт.

Глава 4. Звезды падают с небес

Пилот «Гетмана Хмельницкого» без опаски опустил руку, зачерпнул горсть тумана и поднял над пеленой мглы, выжидающе смотря, как дымчатые струи текут с его пальцев вниз. Раздельно, не повышая голоса, сказал на чон-саа:

– Мы пришли для переговоров, как было условлено, – Всеобщий диалект Жанна, как и большинство на боевой базе, умела разбирать, особенно если говорилось без спешки и четко. Сама так правильно она сказать не могла, но объясниться с «котом», в случае чего, получилось бы.

Туманное море задрожало, вскипело. Сизые облачка, бурлящие перед людьми, подались в стороны, в холодновато-влажном воздухе гулко отозвался тягучий посвист, и Жанне почудилось, точно незримый плуг вспорол туман, проложив прямую, узкую тропу к Храму.

– Нам сюда, – Шонт невозмутимо шагнул вперед. – Иди за мной, Звезда.

Девушка недоверчиво посмотрела на поднявшиеся почти до уровня ее глаз бесформенные, полупрозрачные стены по обе стороны от дороги. Почему-то тэш’ша не позволили отброшенным в стороны клубам странного не то пара, не то тумана растечься, разойтись – и ей не очень нравилось идти между этими стенами. Как только она откинула в сторону занавесь с надписями на чон-саа, в окружающем не осталось ничего человеческого. И строгая, безупречно-холодная игла Храма перед ними лишь подчеркивала: здесь ничего не было для людей.

И еще ей не нравилось, как туманная дымка тянулась к ней и к Джону, едва они вышли в пещеру. Слишком целеустремленно, слишком явно.

– Звезда?

Стоять дальше было глупо. Жанна в последний раз оценивающе присмотрелось к вроде бы присмиревшему туману и быстро пошла следом.

Света от Храма хватало только чтобы не потерять фигуру ее напарника и следить за дорогой. Что бы там ни было под ногами – оно слегка подавалось, мягко пружинило, и звук шагов стал другим: глухим и очень слабым. Визор чуть помогал, но совсем «чуть»: пробиться сквозь туман, разглядеть в подробностях Храм и то, что его окружало – уже не получалось. Зато настораживало то, что он не смог обнаружить оградивших тропу силовых барьеров – иначе, что же удерживало в неподвижности этот туман? Жанна легонько дунула в сторону едва заметно взгорбившегося лоскута – и озадачено хмыкнула, когда он послушно отплыл назад. На ходу провела ладонью в сантиметре-другом от туманной стены – и вновь ничего, если не считать легкого, бережного касания, как будто легенькое перышко тополиного пуха прошлось по ее ладони: тонкий, почти невидимый глазом жгут лизнул кисть девушки.

Жанна одернула руку и с подозрением посмотрела на приближающийся шпиль. Про религию «котов» она знала немного, про их Храмы – еще меньше. На фронте мало кого интересовали такие вещи: сражаться с тэш’ша они не помогали, понять их – тоже. Скорее сбивали с толку, подсовывая легкие и простые ответы, которые при тщательном изучении оказывались совсем не такими простыми и не такими легкими.

Тэш’ша поклоняются своим мертвым – и так просто было бы объяснить этим войну, их агрессивность, готовность при необходимости жертвовать собой. Если бы не то, что во фразе «тэш’ша поклоняются своими мертвым» три слова из четырех были ложью. Или грубым приближением, в лучшем случае.

Иногда даже спорили, была ли вера тэш’ша религией в земном смысле слова или же философской доктриной. Жанну подобные споры обходили стороной – это командор интересовался такими вещами, а не она. Наверняка, что-то знал Джон, но лекции по «тэш’шаведению» ее слишком утомили, чтобы окликнуть и спросить у напарника.

Жанна провела снова рукой по гибкой, текучей стене, оставив короткие, сразу же исчезнувшие бороздки. Сопротивления почти не чувствовалось, не осталось ни капли влаги: туман просто слегка холодил руку, облизывая, обтекая пальцы. Совсем не так, как в предрассветную пору, когда сгустившаяся над землей дымка заставляет зябко потирать руки, ища глазами почти угасший костер. Девушка встряхнула кистью и принюхалась: ей показалось, от тумана дохнуло вереском… не вересковым медом, а именно душистым, сладковатым ароматом вереска, за день впитавшего в себя жар неторопливо катящегося по небу желто-горячего солнца.

Девушка зажмурилась, моргнула… и с удивлением отметила, что башня Храма стала ближе. Задумавшись, она и не заметила, как прошла почти пятьдесят метров. Теперь уже приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть вершину этого образчика тэш’шской архитектуры.

Пещера сама по себе могла поразить воображение – от входа они прошли около четырех сотен шагов, и еще с сотню осталось до Храма. На глаз от подножия до вершины башни было метров сорок или все пятьдесят, а это значит, что и высота пещеры не меньше этой полусотни метров. Учитывая же, что над ними нависали не меньше двух-трех километров скальных пород, – смелости тэш’ша стоило позавидовать. С другой стороны, обвались все это на этот презрительно выпяченный вверх перст Храма – Жанна последней бы сокрушалась.

Хотя с обвалом все же стоило подождать, пока они отсюда не выйдут…

Туман влажно-холодно покусывал пальцы, в такт глухим ударам каблуков о странную поверхность дороги. Жанна с некоторым опозданием подметила, что ее первоначальное мнение о подсвеченной мгле идущим от башни светом – слегка неправильно. Бледно-молочное свечение пронизывало туман на метра два от идущих по черной тропе людей, оставляя все остальное надежно укрытым. Было странно – и чуть тревожно – смотреть, как в трех-четырех шагах начинается скорее угадываемая, чем различимая, вздымающаяся и опускающаяся темная, смутная волна. Странно смотреть, как уменьшающееся с каждым шагом расстояние до Храма не ни на каплю не улучшает видимость – будто свету была положена четкая граница, которую он не мог пересечь.

Так бывало, когда предрассветная мгла сжималась вокруг почти угасшего костра, смешиваясь с едва вившимся над золой дымком. Жанна поежилась, охваченная тревожным, непонятным самой себе предчувствием: слабый ветерок щекотал спину, локти, неровно обкорнанные сзади волосы. Мама клятвенно обещала, как только дождется возвращение своей упрямой дочери из похода, первым делом исправить последствия ее… самостоятельности. Жанна зябко повела плечами, потирая ладони – ей было холодно и неуютно.

Надо было взять куртку или попробовать разжечь заново костер.

Она сделала шаг к черному пятну, где должны были быть остывающие угли – запоздало удивляясь, почему никто не проследил за этим. Но до костра не дошла – на первом же шаге ей показалось, будто откуда-то со стороны доносятся невнятные, приглушенные голоса. А заодно поняла, что можно обойтись и без света: мрак медленно, но верно сменялся серыми, зыбкими сумерками.

Голоса стали тише…

– Звезда!!! – резкий окрик из-за спины…

…падает…

Жанна вскинулась – и с невольным вскриком отшатнулась назад: она на целый шаг сошла с дорожки, в объятия забурлившего, поднимающегося к плечам, шее тумана. Она выскочила на черную дорогу, но мгла, словно упустивший добычу зверь, не хотела оставлять ее в покое – и белесые хлопья выплеснулись вместе с ней и теперь медленно оседали, падали…

…над нами…

На долгий, страшный миг Жанна словно застыла между двумя совершенно реальными, отчетливыми, правдоподобными мирами. Прошлое и настоящее переплелись в борьбе, отчаянно пытаясь утянуть ее – каждое в свою сторону. Не давая пошевелиться, не давая даже вдохнуть…

…увести детей…

Холод пещеры и ледяной свет Храма – утренний холодок и усиливающиеся из-за спины мертвенно-белые отсветы. Туман тэш’ша и предрассветная мгла. Почти полное отсутствие запахов – и дым, и вереск и терпкий, слабый аромат влажной земли. Тихий, встревоженный шелест голосов перед ней – и резкие, глухие шаги за спиной…

…подожди… остановись…

– Звезда! – Шонт схватил ее за плечи и легко встряхнул, разрывая нить между прошлым и настоящим. Напряжение в мышцах прошло, и поддержка Шонта оказалась как нельзя кстати – в противном случае она наверняка не удержалась бы на ногах. – Звезда, успокойся! Это только воспоминания. Что бы ты ни видела – это твоя память, не более.

– Я… – Жанна резко и глубоко вздохнула, успокаиваясь. Сводящее с ума раздвоение окончательно исчезло, туман, признав свое поражение, успокоился. Отстранила руку напарника, шагнула к краю дорожки. – Все в порядке!

Она даже не могла точно сказать, на кого больше злиться: на тэш’ша, устроивших на принадлежащей Конфедерации планете черт знает что, или на саму себя. Расслабилась, забыла, что с «котами» никогда нельзя терять бдительности – и поплатилась.

Туман никак не отреагировал на нее, словно ему не было никакого дела до рассерженной девушки, – но теперь Жанна ни на йоту не доверяла этому обманчивому равнодушию. Посмотрела через плечо на шпиль Храма – и на этот раз ей показалось, что величавое сооружение смотрит на нее со снисходительной усмешкой. Огромных усилий ей стоило не плюнуть в сторону белой башни – один раз она уже сглупила. Второй раз меньше чем за пять минут наступать на те же грабли ей совершенно не хотело.

– Теперь я понимаю, почему ты просил разрядить пистолет, Бабай, – пар ее дыхания вплелся в хаотичное движение прозрачных клубов. – Мог бы предупредить.

– Забыл, – прогудел Шонт. Постороннему человеку наверняка показалось бы, что пилот «Гетмана Хмельницкого» скупо роняет слова с циничным безразличием; постороннему – но не Жанне. Она-то слышала, что Шонт и сам недоволен, что не сказал ей о том, что это место может сделать. – Забыл, что со мной не Фарбах.

Жанна понимающе кивнула.

– Туман вызывает галлюцинации?

– Туман? Нет. Он катализатор. Средство нарушить концентрацию на окружающих тебя вещах, потерять ориентировку. И, Звезда, это не галлюцинации – только твои воспоминания.

Пожалуй, в этом был смысл. Она не сходила поначалу с дорожки, но вспомнила о предрассветном сумраке девятилетней давности. Туман пах вереском – запахом, преследовавший ее, стоило попробовать пищевой концентрат Серафимы. Вереском, покрывавшим поле до горизонта и холм, у подножья которого, на самой опушке леса они разбили лагерь. Последний лагерь в их тогдашнем походе, последний перед возвращением домой.

Жанна медленно, осторожно сдвинула с глаза визор – все равно в пещере он почти не помогал. Подняла глаза на Храм – и теперь ей почудилась уже не снисходительная, а заинтересованная усмешка. За спиной негромко стукнули каблуки – Шонт сделал один шаг к ней, но не сказал ни слова.

Туман аккуратно, бережно обволок ее руку. Жанна повторила жест напарника, зачерпнув полную горсть «вроде-как-тумана», и отступила от края.

Запах вереска вернулся… – и все. Она смотрела на стремительно тающую пенку в руке, вспоминая быт на боевой базе, вспоминая учебу, друзей, корабль Этвуда. Собранный в ладони туман таял, утекал сквозь пальцы, но так и не заставил ее – пусть и ненадолго – потерять контроль над собой.

– Удивлена? – мимолетная усмешка чуть оживила голос Шонта. Прежде чем ответить, Жанна вытерла ладонь о сьютер и встала рядом с напарником.

– Все дело в контроле, ведь так? В контроле и концентрации. Зачем же тогда дорога к Храму? Она же наоборот помогает концентрироваться…

– Тем, кто пришел на переговоры. Все остальным – дорога через туман.

Жанна помолчала, обдумывая слова Шонта. В груди лениво плеснуло глухое раздражение.

– То есть, это испытание? Игра? Эксперимент?

– Зеркало.

Подобно тому, как невидимое лезвие полосовало море тумана, голос вспорол стылый воздух. И почти секунда ушла у Жанны, чтобы понять, что ответил ей совсем не напарник.

Тэш’ша стоял в пяти метрах от них по направлению к Храму на самом краю освещенной области вокруг черной дороги. Высокая фигура сливалась с бархатисто-аспидным пологом, в котором Жанне немногим ранее почудилось мерное движение потревоженного моря. Темный силуэт выделялся только благодаря тому, что казался уплотнением, сгущением черноты, вокруг которого вихрилась мгла.

Шонт плавным, текучим движением отшагнул от Жанны вправо и вперед; девушка, не задумываясь, повторила его движение в противоположную сторону. Тэш’ша не шевелился, никак не угрожал, но черта с два она станет в присутствии «кота» расслабляться. На миг проснулось сожаление о разряженном пистолете, быстро забытое. Здесь и сейчас оружие им помочь не могло: захоти тэш’ша что-то с ними сделать – они и двух шагов сделать не успеют. В общем-то, они с Джоном могли спокойно стоять на месте, а не пытаться впечатлить «котов» слаженностью реакции.

«Идиотка!» – теперь она была определенно зла на себя. «Насмешка Храма», как же! Тэш’ша – конкретно этот, или еще парочка за компанию – все время шли рядом с ними, умудрившись ничем себя не выдать до самого конца. И – наверняка – от души повеселился, наблюдая за ней.

Тусклый свет и беспрерывные, бессистемные движения тумана сыграли злую шутку: Жанна не отрывала глаз от «кота», но пропустила миг, когда он двинулся ей навстречу. Темное пятно оторвалось от границы мрака и сделало два широких шага к дороге – почти беззвучно: чертово покрытие под ногами совершенно гасило звуки.

Случайно или нет, но тэш’ша остановился напротив Жанны, которой самой оставалось сделать шаг до границы дороги и тумана. Массивная, круглая голова повернулась в сторону Шонта, затем тяжелый, будто впитавший стылое, давящее дыхание пещеры, взгляд уперся в Жанну, неторопливо пройдясь по фигуре девушки от ног к голове.

Взгляды человека и тэш’ша скрестились.

Жанна давно уже не была сопливой курсанткой, трясущейся от страха рядом с «котом», доводилось ей пару раз смотреть им в глаза, как в записи, так и вживую, но привыкнуть к чуждости тэш’шского взгляда она не смогла и по сей день. Те, кто никогда не видел вблизи тэш’ша, могли сравнить их глаза с глазами кошек или змей: вертикальный, почти рассекший пополам белок вторичный зрачок, окаймленный тончайшей полоской радужной оболочки, действительно мог вызвать подобные ассоциации. Если не присматриваться, радужку легко было и вовсе не заметить, и тогда казалось, что в пронизанном тончайшей паутинкой кровеносных сосудов белке плавает небольшой изумруд, на сотнях граней которого весело играют злые, жалящие искорки. И только абсолютно черная бусинка основного зрачка, застывшая точно посреди ярко-зеленого «изумруда» мигом вышибала из головы все сравнения, вызывая исключительно сильное желание отвернуться, а еще лучше – оказаться как можно дальше от обладателя этих глаз.

Жанна выдержала. Ей лишь страстно хотелось, чтобы проклятый тэш’ша прочел в ее взгляде все, что она думает про него, его расу, их чертов Храм, этот туман… Про то, что тэш’ша совсем нет надобности смотреть ей в глаза, чтобы считать эмоции, она вспомнила, только вновь ощутив снисходительную иронию. Странное чувство – будто тебя окатило внезапно поднявшимся над берегом гребнем упругой, теплой воды, игриво облепившей с ног до головы густой пеной и на прощанье оставившей в тебе какую-то крохотную часть себя.

Огонек раздражения в груди девушки с готовностью вцепился в подброшенный хворост иронии, мигом разрастаясь до гудящего костра гнева. И, словно это прорвало некую преграду, бурлящая ярость затопила ее сознание, приятной, хмельной волной жара прокатилась по телу. Ярость влилась в нее вместе с обжигающе-холодным воздухом, сквозь стиснутые до хруста зубы. На неразличимо краткий миг ярость стала смыслом всего для нее. Краткий, но достаточный, чтобы обнаружить себя опять замершей перед туманной стеной, готовой очертя голову броситься вперед, к массивной фигуре в свободно ниспадающей шафранной мантии-балахоне.

Ярость ревела, давила изнутри, рвалась на свободу, как пар из перегретого котла. Всего пара метров, один хороший бросок, один рывок – и она достанет эту мохнатую, проклятую тварь! Прыгнуть, стремительным движением разметать в стороны этот фальшивый туман, врезаться в «кота», сбить его, вколотить в него каждую насмешку, заставить его ответить за каждую минуту горечи, отчаяния, боли, испытанных на этой войне! Достать его, доказать, что они тут не всесильны, что это мир людей! Всего один бросок! Так близко! Так легко! Один бросок вперед! Впередвпередвперед…

– НЕТ!!!

В самый последний момент, когда, казалось, уже ничто не могло помешать сдаться такому притягательному зову гнева, ей удалось нащупать в глубине себя опору. Вцепиться в нее, собрать в кулак до последней капли волю, не позволить вновь ускользнуть контролю. Самообладание и дисциплина – особенно, дисциплина в собственной голове – этому учили ее сперва наставники, а затем война. Пилот, теряющий над собой контроль, дающий волю чувствам – не плохой, а мертвый пилот.

Но то, что ревело раненым зверем в ней, все равно требовало выхода. И Жанна выбрала самый простой путь – выплеснула всю ярость, ненависть, боль в исступленном, звенящем, опустошающем крике прямо в лицо тэш’ша.

И вместе с затихающим, вибрирующим под далекими сводами пещеры эхом, Жанна почувствовала, как эмпатическая волна снова ударила в нее, смела насмешку, смела ярость и злость – и, уже откатываясь, на миг подарила крохотную каплю одобрительного уважения. Все это время тэш’ша стоял совершенно неподвижно, ни один мускул не дрогнул под шерстью на его лице, но отчетливо представила себе, что будь на его месте человек, он наверняка медленно, задумчиво кивнул бы, потирая подбородок.