Текст книги "Добрые времена"

Автор книги: Дмитрий Евдокимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Светик откашлялся и, подражая Стасу, проговорил:

– Задачи ясны. За работу, товарищи! Давай в конюшню.

Девушки прыснули:

– А кто запрягать будет? Ты же не умеешь.

– Пошли, пошли. Там видно будет.

Мишка дурашливо запел: «На побывку едет молодой моряк...»

...В третий раз Светик пытался осторожно подобраться к Машке. Но та, подпустив его совсем близко, вдруг взбрыкивала и убегала в противоположный угол загона. Из-за плетня дружно хихикал вверенный ему коллектив.

– Может, вернемся, командир, пока не поздно? – кричал Михаил.

Наконец в длинном баскетбольном прыжке ему удалось схватить кобылу за гриву. Она сразу стала послушной, дала надеть уздечку и вывести себя из загона. Светик победоносно поглядывал на девушек и повелительно сказал Михаилу:

– Помоги!

Кое-как, путаясь в очередности одевания сбруи, запрягли Машку и отправились в путь. Дорога предстояла дальняя, поскольку делянка находилась где-то у черта на куличках. Светик знал лишь приблизительное направление.

Они не спешили. Михаил, положив голову на колени Натэллочке, вдохновенно врал, как он командовал отрядом археологов в Средней Азии и вывел его, когда сбились с пути.

– Светик, мы на край света не уедем? – сквозь дрему спросила Алка.

– Не боись. Со мной не пропадешь, – оптимистично заявил Светик, однако начал усиленно крутить головой. Может, в самом деле заблудились?

– Кто-то за нами скачет! – сообщила глазастая Натэллочка.

Это был вездесущий Кузьмич.

– Вам же говорили: от развилки налево, а вы куда поперлись? – сердито крикнул он.

– Ничего нам не говорили, – ответил Светик, чтобы не пасть окончательно в глазах подчиненных.

Хотя, правда, Стас что-то такое говорил, но Светик, ошеломленный навалившимся на него грузом обязанностей, слушал невнимательно.

– Заворачивайте, – сказал Кузьмич. – Вон там ваш участок, видишь?

– Чур, я буду вершить, – сказал Мишка, когда прибыли на место.

– Нет, вершить будет Натэллочка, – решительно сказал Светик, с силой пытаясь выдернуть Машку из оглоблей.

– Я? – вытаращила глаза Натэллочка. – Я не умею.

– Это очень просто. Представь, что делаешь обыкновенный торт.

– С розочками?

– Можно и с розочками. Кузьмич будет просто в восторге, – уже зло дергая Машку за узду, сквозь зубы проговорил Светик.

– А ты вот ту штучку не отвязал, – заметила наблюдательная Алка.

Так и есть, мешала перетяга.

– Дай мне, – командирским тоном сказал Михаил.

Он отвязал перетягу, вывел Машку из оглобель и попытался взгромоздиться на нее.

– Ты куда? – удивился Светик.

– Хочу прокатиться! – лихим гусарским тоном ответил Михаил. – Фронт работ надо осмотреть, где стог будем ставить.

Он снова подпрыгнул, смешно задирая ногу, однако сил подтянуться не хватило, потому он медленно сполз обратно. Не растерявшись, Михаил подвел лошадь к телеге. Но пока он забирался сам, Машка увидела какую-то интересную травку и отошла.

Девчонки надрывались от смеха. Мишка не сдавался. Он снова подвел кобылу к подводе и, не отпуская уздечку, взобрался ей на спину. Машка от неожиданности сразу взяла в галоп. Лежа животом на лошади и обхватив ее шею руками, Михаил закричал в такт ее бега:

– Сни-ми-те ме-ня. А то бу-дет пло-хо!

Они скрылись за бугорком. Что там произошло, неизвестно, но вернулись они оттуда поодиночке. Широко расставляя ноги, Мишка прошипел:

– Понесла. Зверь, а не лошадь.

«Зверь» мирно трусила сзади, игриво пытаясь укусить Мишку за плечо.

– Иди отсюда! – замахнулся Михаил. Машка обиженно отпрянула в сторону.

– Может быть, мы все-таки начнем? – саркастически заметил Светик, кончив смеяться.

– Начнем, пожалуй! – пропела Алка.

– А куда спешить? – удивилась Натэллочка. – Поглядите, как хорошо – простор, воздух. А сено как пахнет!

Светик уже гудел, как телеграфный столб. Ни слова не сказав, он начал сооружать волокушу из двух срубленных по дороге березок.

– Значит, так, – сказал он, обращаясь к Михаилу, – ты накладываешь, Алка подвозит, я сгружаю, Натэллочка печет торт.

– Дудки, – сказал Михаил, – я хочу быть рядом с Натэллочкой.

– Ладно, черт с тобой. Давайте только начинать, – уже просительно проговорил Светик.

– Так вези, чего стал? – под хихиканье девчонок, величественно заявил Михаил.

Светик, скрипнув зубами, отправился в дальний конец поля. Алка неохотно поплелась за ним. Так же не торопясь, она отправилась обратно с груженой волокушей и исчезла. Светик успел сделать и выкурить самокрутку, Алки все не было. С ожесточением растоптав окурок, он решительно направился к подводе, где мельтешили фигурки подчиненных. Когда Светик подошел вплотную, то увидел, что коллектив играет в жмурки. Мишка с завязанными глазами, смешно оттопырив зад, пытался поймать девушек. Те повизгивали, но в руки не давались.

– Это нечестно, – ныл Михаил.

Доведенный до белого каления, Светик тихо подкрался и что было силы пнул Михаила. Тот кубарем плюхнулся в так и не разгруженную волокушу.

– Он, девочки! Разве так можно? Шутки шутками... – тут он наконец сдернул повязку и увидел Светика.

– Бить будешь? – мгновенно оценив ситуацию, спросил Михаил.

– Буду, – тихо, но твердо ответил Светик.

– Это непедагогично! – все еще лежа на сене, пытался полемизировать Мишка.

– Ничего. Макаренко, когда надо, морду бил.

– Уж и пошутить нельзя, – заныл Михаил, снова валясь в сено от тычка в шею.

– Мальчики, не деритесь, – запротестовала Натэллочка.

– А вас вожжами по одному месту, – свирепо повернулся Светик. – Последний раз спрашиваю – будете работать?

– Будем, будем! – на этот раз единодушно заявили члены коллектива.

Михаил, сосланный в наказание грузить волокуши, начал неожиданно стараться и даже покрикивать на Алку. Наконец стог поднялся до уровня человеческого роста, и Светик галантно подсадил Натэллочку наверх. Та тут же провалилась по пояс.

– Как же я пирог буду делать? – плаксиво заявила она.

Пришлось Светику самому карабкаться наверх и уминать сено, пока по нему не стало возможным ходить. Натэллочка, осторожно порхая по поверхности, явно не представляла азов геометрии. Вместо четырехугольника она упрямо пыталась сделать круг.

После плотного обеда всех разморило. Решили часочек отдохнуть. Проснулись, когда солнце пошло к закату. Светик снова расшумелся и расшевелил коллектив. На их счастье, сена оставалось уже мало, и когда подъехал Кузьмич, они разгружали последнюю волокушу.

– Гляди-ко, работают! – с веселым изумлением сказал он. Поглядев на стог, Кузьмич лишь причмокнул и грубо сказал Натэллочке:

– А ну слазь, кикимора!

– Правда, изящно получилось? – не обидевшись, сказала Натэллочка, съезжая со стога.

Кузьмич, ловко опершись на плечо Светика, влез на стог, несколькими мастерскими движениями вил оформил вершину, спрыгнул, с удовлетворением осмотрел свою работу и заметил:

– Тринадцать центнеров.

Когда вернулись, на вопросы Стаса, кто как работал, Светик ответил дипломатично:

– Все трудились нормально.

– И Мишка? – недоверчиво спросил Стас.

– И Мишка, – не моргнув глазом, твердо сказал Светик.

В нем явно обнаруживался талант руководителя.

* * *

Ночью пошел дождь. Не переставал он и утром. Всем настолько надоела жара, что ему были рады. Ребята выскочили в плавках под теплые струи, гикая и гоняясь друг за другом по лужам.

– Чему радуетесь? – возмущенно сказала агроном, увидевшая эту сцену. – Дождь нам может всю уборку остановить.

Она смотрела с таким укором, будто это ребята взяли и вызвали дождь. Только к обеду налетевший ветер разогнал тучи, и землю согрело яркое, будто умытое, солнце.

Машины привозили зерно влажным, поэтому каждую кучу пропускали через «зернопуль» по нескольку раз. Только поздним вечером агроном, еще раз пощупав зерно, сказала с некоторым сомнением:

– Пожалуй, хватит. Вроде бы влажность в норме.

Утомленные бешеным темпом работы, ребята неохотно поужинали и завалились спать. Ночью Стас почувствовал, что кто-то дергает его за ногу.

– Кто это? – не понял он спросонья.

Луч фонарика осветил лицо агронома.

– Беда, командир. Зерно горит!

– Синим пламенем? – пробурчал Стас.

– Я понимаю, что вы устали. Но если до утра оставить, один навоз вместо зерна будет. Хотя бы два-три человека.

Голос ее был плачуще-заискивающим.

Стас стиснул зубы и толканул в плечо рядом лежащего Ромку.

– А? Что? – громко спросил тот, усаживаясь на нарах.

Зашевелились и остальные.

– Что случилось? – послышались сонные голоса.

– Зерно спасать надо! – громко сказал Стас.

Энтузиазма, однако, никто не проявлял. Лучом фонаря агроном осветила одни, затем противоположные нары. Вроде бы все спали.

– Добровольцев что-то негусто, – с юмором резюмировал окончательно проснувшийся Ромка и стал натягивать брюки.

– Что ж, пойдем вдвоем, – вздохнул Стас.

На крыльце ждала агроном. Увидев, что их всего двое, покачал головой:

– Маловато!

Они пошли к току и вдруг услышали, что кто-то за ними бежит.

– Светик? – не смог скрыть изумления Стас.

– Чего же не разбудили? – обидчиво сказал он. – Думали, откажусь?

– Если честно, то да! – ответил Стас.

– Как вы ушли, такой крик поднялся!

– Чего?

– Старшекурсники поругались между собой! Василий говорит: нехорошо, что одни «салажата» пошли. Женька говорит, пусть идут – молодым везде у нас дорога. Потом что-то насчет закалки духа и про разведку. Постановили: вы будете днем отсыпаться, а остальным надо вкалывать. Тут я встал и пошел. У них, по-моему, даже дыханье сперло.

– Да, удивил.

Ночь выдалась ясная. Вызвездило. Взошла широколицая луна. Под навесом серебрилась огромная куча зерна.

– Ну и где горит? – недовольно спросил Стас, не увидев ни дыма, ни огня.

– А ты сунь руку, – ответила агрономша.

– Оно же горячее! – мгновенно выдернув руку из кучи, воскликнул под общий смех Стас.

– То-то и оно. Поэтому медлить нельзя. По крайней мере, надо раза три через «зернопуль» пропустить.

Агрономша ушла, пообещав прийти часика через два. Ребята взялись за работу. Сначала мышцы болели, движения были скованными, неуклюжими. Потом постепенно разогрелись, поймали тот спокойный непрерывный ритм, который обеспечивал работу машины.

Когда наконец вся куча переместилась на противоположный конец тока, перетащили «зернопуль» и сели перекурить.

– Вот ты какой, оказывается! – философски изрек Стас, обращаясь к Светику.

– Какой? – серьезно ответил тот.

– Я вот два года тебя знаю, вроде такой раздражительный, некоммуникабельный, что ли. А вот сегодня, пожалуйста, вдруг встал и пошел.

– Что ж, я всем улыбаться должен? – начал злиться Светик.

Чтобы погасить начинающийся конфликт, Ромка сказал:

– Насчет коммуникабельности – это ты в самую точку. Он как ляпнет что-нибудь преподавателю, а потом страдает сам, а то и вся группа. Как мы с ним сдавали историографию, знаешь? Цирк!

– Ну, ну расскажи, – заинтересовался Стас.

– В начале учебного года опоздали мы с ним на первую лекцию. Как раз по историографии. Звонок. Выходит из аудитории профессор Веселов. Видит, что мы стоим, и здоровается с некоторой ехидцей во взгляде. Я отвечаю, а Светик посмотрел на него подозрительно и отвернулся.

– Откуда я знал, что это профессор? – пробурчал Светик. – Думал, так – просто мужик посторонний. Тем более без галстука...

– А Веселов решил поинтересоваться, что это за невежа. И у девчонок спросил, кто, мол, вон тот молодой человек. Поскольку мы рядом стояли, девчата решили, что он про меня спрашивает. Говорят, это наш староста, по фамилии Бессонов. На следующую лекцию мы опять, как на грех, не попали, на выставку Рериха ходили. Веселов осмотрел аудиторию и грустно так говорит:

– А Бессонов опять прогуливает. И ведь общественник, староста. Я с ним в прошлый раз поздоровался, так он на меня как на шпиона поглядел и отвернулся.

Приходим мы в институт, а девчонки эту историю наперебой нам рассказывают. Я сначала ничего понять не мог, а потом дошло – это он нас со Светиком перепутал. Пришли мы на его следующую лекцию, как обычно сидим рядом, а Веселов комментирует:

– А вот и товарищ Бессонов наконец нас осчастливил своим присутствием.

Естественно, все страшно веселятся. Что делать? Развеять это заблуждение? Вроде не по-товарищески. На Светика удар придется. Ну, и решили помалкивать. А профессор до конца года, как только мы отсутствуем, констатирует, дескать, опять Бессонова нет.

Подошел экзамен. Заходим мы со Светиком в аудиторию. Веселов аж просиял.

– Наконец, – говорит, обращаясь к Светику, – мы с вами, товарищ, Бессонов, по душам поговорим. Выясним, за что вы на меня, как на шпиона иностранной разведки, смотрели.

Тут я и говорю:

– Извините, товарищ профессор, но Бессонов – это я.

И староста – тоже я.

Профессор глазам своим не верит. Зачетки стал смотреть.

– Так вы не Бессонов? – спрашивает Светика.

– Ист, я Анохин, – обиженно говорит Светик.

Профессор растерялся. На меня-то он совсем не обращал внимания, бываю я на лекциях или нет. Все Светика высматривал. Поскучнел.

– Давайте, – говорит, – отвечайте, Бессонов настоящий.

Я отбарабанил, потому что к этому экзамену, как ни к какому другому, готовился. Ни одного вопроса он мне не задал, поставил пятерку и отпустил. Через пять минут выходит Светик. Мы все к нему:

– Прогнал?

Светик гордо на нас посматривает:

– Он, наоборот, очень радовался моему ответу. Даже как-то неудобно стало. Я ему начал говорить, что восстание декабристов было в декабре 1825 года, так он чуть ли не руку жмет.

– Правильно, – говорит, – молодец! Феноменальная память.

– Может, издевался?

– Я и сам так подумал. А он берет зачетку и ставит «хор». И на прощание добавляет:

– У вас, безусловно, способности к аналитическому мышлению.

– Вот так мы чуть не погибли только из-за того, что Светик не захотел поздороваться, – закончил свой рассказ Ромка.

– Ну, что ж, – вставая и разминая затекшие ноги, сказал Стас, – пошли по новой.

И снова загудел «зернопуль».

Вдруг они услышали далекое «Айхо, айхо, айхо». Дружно шагая в ногу, к току вереницей подходили все парни их бригады.

Стас даже присвистнул от удивления.

– Сдрейфили тут без нас! – услышали они задиристый Мишкин голос.

– Время героев-одиночек прошло, – пробурчал Василий. – Небось по истории проходили.

Их заспанные лица показались Ромке в этот момент удивительно симпатичными.

– Ребята! – проникновенно сказал он. – Ребята...

– Надо лопаты взять, – деловито заметил Василий, вроде не обращая внимания на его взволнованность. – Быстрее получится. А то еще с «зернопулем» чикаться...

– Технику не признаешь! – захохотал Светик, хлопая его по плечу.

– Что за телячьи нежности, – ответил Василий. – Давайте быстренько перекидаем, а то утром будем, как сонные тетери.

Больше не говорили ничего, а только дружно и мерно работали широкими лопатами.

Этой ночью что-то повернулось в сознании ребят. Раньше все, что они ни делали в совхозе, выполнялось только потому, что это кому-то надо. Надо управляющему, надо Кузьмичу, надо агроному. А им самим зачем? Через месяц будут снова дома и забудут про сено, силос и зерно. И вдруг они почувствовали, что эти тонны хлеба стали какими-то родными. Заботливо то один, то другой погружали руку в зерно и, чувствуя нездоровый жар, как у гриппозного больного, говорили:

– Давай по новой.

Не три, пять раз перекидали они кучу к моменту, когда стало светать. Пришла агрономша, долго перебирала зерно.

– Ну что, не погибнет? – с тревогой спросили ребята.

– Погибнуть не погибнет, но на семена уже не годится. Пойдет на фураж, – сокрушенно сказала она, и, хотя ребята сделали все, что могли, они почувствовали укор совести.

Кое-как в полудреме ребята добрались до конторы, плюхнулись на нары.

– Ну и храпану я, – сладко зевая, сказал Светик.

Но спать долго не пришлось. Уже в восемь часов слова пришла агроном и вновь дернула Стаса за ногу.

– Вы извините, – сказала она смущенно, – ваше право спать, сколько хотите. Но много машин пришло. Но успевают разгружать. Шофера ругаются.

Стас ненавидяще поглядел на ее некрасивое, в оспинках лицо:

– Это, знаете, как называется? Эксплуатация!

– Ладно, ладно. Спите. Я так.

А он подумал: «Это ведь не ей лично надо. Ради дела».

Сердито растолкал ребят.

– Пошли на ток. Без нас – не обойдутся.

* * *

Втянулись в работу. Один день походил на другой. Бесконечная вереница машин и зерно, зерно, зерно. Закроешь глаза, и перед тобою тянется бесконечная пшеничная река – миллионы, миллиарды зерен. Про выходной уже никто и не заикался, понимали – страда. Небольшие передышки давал кратковременный дождичек.

Совместная работа привела к стиранию граней между старшими и младшими. Старшекурсники резко изменили свое отношение к «салажатам» после той ночной истории.

Иногда с тока часть ребят срочно бросали на поля грузить машины. Вот и сегодня управляющий попросил выделить четырех в самый дальний край отделения – почти в предгорья Саян. Четырнадцать километров предстояло одолеть на лошади. Собрались ехать Стас, Ромка, Светик и Михаил. Запрягли старую знакомую – Машку. На подводу поставили высокий короб для подвозки зерна и тронулись.

Ехали два часа, пока достигли искомого поля. Оно оказалось на высоком плато, к которому вела извилистая, между сопок, дорога. Подъехали к комбайну, который стрекотал посреди поля. Пшеница лежала вся скошенная, в длинных валках.

– Раздельный способ? – с глубоким пониманием кивнул комбайнеру Михаил.

– Точно! – удивленно и вместе с тем уважительно ответил тот. – Скосили три дня назад, колосья за это время дозрели. Вот теперь молотим. Рупь за тонну, понял?

– И сколько же за день набегает?

– Да тонн пятьдесят, шестьдесят.

– Ого! Страшные деньги! – изумился Михаил.

– А ты как думал! Комбайнер – первый парень на деревне. За месяц уборки до полторы тысячи получаем, – зубоскалил комбайнер, ладный, светловолосый парень в комбинезоне. – Давайте знакомиться – знатный комбайнер Иван Дудка. Ваша задача – принимать из бункера зерно в свой короб и отвозить вон туда, – он указал на край ноля. – После обеда машины пойдут. Ну, и от соломы поможете комбайн освобождать.

Работа была нетрудной, а даже веселой. Подсмеивались над Михаилом, который, пытаясь найти с комбайнером общий язык, вдруг начал сыпать псевдонародными словечками – «однако», «надысь», «супротив» и т. д.

– Совсем ты рассупонился, Ромуальдыч! – кричал ему сквозь грохот комбайна Светик.

– А что, – оправдывался Михаил, – я с каждым могу поговорить.

– Так над тобой же комбайнер смеется! – добавил Ромка. – Он что, по-твоему, малограмотный?

– Ну ему, может, приятно, когда вот так – по-простому, – не сдавался Михаил.

– Брось! Радио он слушает, и телевизор смотрит, и газеты читает, – насел и Стас. – Не хуже тебя знает, как по-русски говорить надо.

После обеда к насыпанной ими солидной куче зерна подошли сразу четыре машины. Работа началась серьезная.

Здоровенные совки, которыми кидали зерно в машины, становились просто неподъемными, пот заливал лицо. Водители сердито подгоняли ребят.

– Не вякайте под руку, – сердился Стас. – Помогли бы лучше.

Трое из них молча взяли совки и стали помогать. А четвертый, нагловатый чернявый парень с фиксой во рту, встал в позу:

– Вот еще! Нам за это не платят.

– Ты, Серега, все на деньги меряешь, – неодобрительно сказал пожилой водитель, машина которого подошла первой.

– Так за этим сюда и приехал. Чтоб зарабатывать. Ты, что ль, не за тем сюда прикатил?

– Правильно. Только человеком всегда надо оставаться.

Наконец загрузили и машину чернявого Сереги, и автопоезд тронулся в путь.

– Чего это они все вместе? – спросил у комбайнера Стас, радуясь передышке.

– Первый раз на этом поле, боятся заблудиться. Второй раз уже отдельно прикатят.

Действительно, потом машины пошли с интервалами в двадцать – тридцать минут, а ребята старались их не задерживать. Зато и передышки больше не было.

Когда уже стало смеркаться и ребята было собрались к отъезду, снова примчался чернявый.

– Давайте, давайте! – подгонял он ребят.

– Да тут зерна-то на машину не наберется! – спорил Стас.

– Наберется! Греби сильней! – подсмеивался чернявый.

Наконец укатил и он, Ромка запряг лошадь, все уселись в короб и не спеша поехали.

– Еще два часа тащиться, – вздохнул Светик. – Наши уже небось ужинают.

– Можно сократить, – предложил Ромка.

– А как?

– Не по дороге ехать, а вот прямо здесь со склона спуститься.

– Больно круто! – засомневался Стас.

– Местный способ применим! Не знаешь? Очень просто. В задние колеса вставляется палка, и получается, как тормоза.

– Вот откуда палки в колеса пошли!

– Точно! Ну, что решаем?

– Была не была, поехали.

Сначала все шло хорошо. Машка, сделав упор назад, медленно, с осторожностью переступала ногами. Вдруг на одном из бугорков телегу резко тряхнуло, палка обломилась, и Машка понесла. Мимо стремительно пролетали березки.

– Держись! – крикнул Ромка, не выпуская вожжей.

Телегу снова сильно тряхнуло, короб закачался и слетел с телеги. Ребята рассыпались, как горох. А Машка, не останавливаясь, неслась вниз.

– Стой! Тпру! – закричал Ромка и, выпустив вожжи, спрыгнул с телеги.

Та с грохотом умчалась далеко вниз. Стас вскочил первым и оглядел ребят.

– Все живы?

– Все, – жалобно ответил Светик. Он сидел, обнимая березку.

Тут раздался стон. Стас подошел и увидел, что Михаил лежит с неестественно вывернутой ногой.

– Встать можешь?

– Пробовал – больно. Наверное, сломал, – плаксиво сказал Михаил.

Подошел виноватый Ромка:

– Миш, здорово ушибся?

Не глядя на него, Стас буркнул:

– Говорит, что ногу сломал.

Ромка присвистнул.

– Чего свистишь? – вдруг заорал Стас. – Рационализатор! Ехали бы сейчас по дороге, а тут... Где твоя Машка?

– Внизу, наверное, – неуверенно сказал Ромка. – Если цела, конечно, осталась.

– Не хватало еще, чтоб и лошадь ногу сломала. Что делать будем?

– Тащить. Как в детском саду учили, помнишь? Руки крест-накрест. Сажаем мальчика, он обхватывает нас обеими ручонками за могучие шеи – и вперед!

– Тебе только балаганить. Давай берись, что ли!

Потирая ушибленные места, приблизился Светик. Возмутился:

– Такого толстого на руках тащить?

– А что я, виноват? – плаксиво возразил Михаил. – У меня просто конституция такая.

– Конституция у всех одна. Просто жрешь много.

– Кончайте, – раздраженно оборвал Стас. – Десятый час уже, а мы все чикаемся.

Михаил действительно был дьявольски тяжел. Шли осторожно, ощупывая ногами бугорки и выбоины. Наконец спустились к дороге. Перевели дух. Покликали Машку.

– Безнадега. Наша боевая подруга уже небось в конюшие, – махнул рукой Ромка.

– А что делать? Далеко мы его не утащим, – угрюмо сказал Стас.

– Пристрелите меня, братцы! – пошутил Михаил.

– Успеется, – саркастически заметил Светик. – Мы тебя лучше съедим.

– Как съедите? – притворно ужаснулся Михаил.

– Лопухами обернем и – в костер.

– Давай-ка мы парочку берез выломаем, – предложил Ромка.

– Костерчик разведем? – дурачился Светик.

– Да нет, – озаренный новой идеей, ответил серьезно Ромка. – Потащим его, как на волокуше.

Они бросились к темнеющей на косогоре рощице. Кряхтя, навалились на одну березку, потом на вторую. Ромка отломил от них две ветки, помощнее.

– А это зачем? – спросил Стас.

– Шину сделаем. Если перелом, пока тащим – растревожим, совсем плохо будет.

– А ну, снимай ремень, – строго сказал он, обращаясь к Михаилу.

Тот покорно отстегнул предмет своей гордости – офицерский кожаный ремень.

– Где болит? – спросил Ромка.

Михаил неуверенно показал на коленку. Ромка приставил к ноге две палки и туго обмотал их ремнем, несмотря на протестующие вопли пострадавшего.

– Теперь ложись на березы. Мягко? Держись покрепче.

Ухватившись за стволы, они потащили волокушу. Михаил лежал, положив руки за голову, смотрел на звездное небо и жаловался на жизнь:

– Всю дорогу мне не везет. Видно, судьба такая – все шиворот-навыворот. Даже живу в высотном доме и на первом этаже. Парадокс? Вот Светик правильно сказал – толстый. Сколько я с этим мучился. Каким только спортом не начинал заниматься! В бассейн ходил – воспаление легких получил. Ну, про слалом вы знаете. В прошлом году в экспедицию поехал – так чуть туземцы не убили.

– Какие туземцы? Что ты мелешь?

– Ну, местные жители, значит. Меня в поисковую партию направили. Искали древний город. Приехали в кишлак. Спрашиваю одного старичка, такого симпатичного – не знает ли он чего о древних захоронениях. Старичок головой кивает и в конец деревни нас ведет. Вот тут, говорит, захоронения. Ну, я, как положено, разметил шурф. Начинаем копать. Вдруг откуда ни возьмись толпа – с кетменями, ружьями. До сих пор с ужасом думаю – если бы мотор: у «газика» отказал!

– А чего это они вдруг так рассвирепели?

– Просто старик меня не понял и показал местное кладбище. Думал, мы собираемся почтить память, а мы копать... Потом нашему начальнику здорово влетело. «Чтобы, – говорит, – я тебя хоть еще раз взял».

И тут, пожалуйста, сколько уже несчастий. Когда ехали – с полки упал. В «зернопуль» затащило. А теперь – нога...

– Ой, что там черное? – вдруг спросил Светик.

– Где?

– На дороге.

Ромка скорее угадал, чем увидел:

– Машка!

Лошадь ответила тихим ржанием. Она стояла, совершенно запутавшись в вожжах. Ромка от избытка чувств даже чмокнул ее в морду. Пока распутывал вожжи, ощупал ноги.

Слава богу, целы! Уселись на подводу, и Машка резвой рысцой покатила их по дороге.

– Ездили на тройке с бубенцами! – затянул заметно повеселевший Стас.

Было уже около двенадцати, когда добрались до деревни. Стас толкнул задремавшего Михаила.

– Где фельдшер живет, показывай. Ты же у него был.

– Не у него вовсе, а у нее, – входя в роль капризного больного, ответил Михаил. – Вон, по-моему, в том доме.

На стук вышла пожилая женщина в платке.

– Что случилось, мальчики?

– Пострадавшего в аварии привезли.

– Несите его сюда.

В большой комнате стоял топчан, обитый дерматином.

– Кладите. Ушиб? Перелом? О, да вы и шину наложили! Молодцы! Так, посмотрим.

Фельдшер вдумчиво осмотрела распухшую Мишкину ногу.

– Рентгена у нас здесь нет. Придется вести в центральную усадьбу. Впрочем... Сдается мне, что это все-таки вывих. Подержите его за руки.

Раздался истошный Мишкин крик. Он даже потерял на какое-то время сознание.

– Молодежь слабонервная пошла, – ворчливо и в то же время с облегчением сказала фельдшерица. – Коленочка на место встала, так что до свадьбы заживет.

Поглядев на побледневшее лицо мученика, она сказала:

– Ладно! Я сейчас.

Вышла в другую комнату, тут же вернулась с пузырьком и мензуркой.

– Валерьянка? – спросил Стас.

– Спирт, – хмыкнула фельдшерица.

– Это я люблю, – оживился Михаил. – Бывало в экспедиции...

– Пей, пей! Не рассусоливай.

Михаил храбро глотнул и задохнулся. Он покраснел, из глаз брызнули слезы.

– Эх ты, питок! – ласково сказала фельдшерица. – Давай-ка я тебе ногу потуже забинтую.

Когда наконец подъехали к конторе, никто не спал. Все высыпали на двор, закидали вопросами. Натэллочка бросилась к Михаилу.

– Фи, да он пьян!

– В лечебных целях! Натэллочка, я тебя люблю. Дай поцелую!

Разбушевавшегося больного еле упихали в постель. Он вдруг расчувствовался:

– Стас, Ромка, Светик! Вы – настоящие друзья. На всю жизнь.

Потом вдруг совсем трезво сказал:

– Годы пройдут, многое забудется, а эта ночь – никогда. – И могуче захрапел.

* * *

– Ром, сколько мы вчера машин погрузили? – спросил Стас после утренней летучки.

– Шестнадцать.

– Вот и мне кажется, что шестнадцать. А Кузьмич отметил только пятнадцать.

– Ну как же! – загорячился Ромка. – Из-за этой шестнадцатой мы задержались и потому Мишка ногу вывихнул!

– Странная история, – задумчиво сказал Стас. – Выходит, одна машина пропала? Мы грузили шестнадцать, а на ток пришли пятнадцать.

– Может, сломалась по дороге? Хотя, когда мы ехали, обязательно заметили бы.

– Ну, ладно, потом разберемся. Пошли работать.

Весь день эта история не давала Ромке покоя. Сначала он спросил Светика, тот подтвердил, что шестнадцать. Потом, когда пришли обедать, заскочил на кухню. У плиты, картинно положив перебинтованную ногу на табуретку, сидел Михаил. Ввиду инвалидности он был оставлен помогать Василию на кухне.

Но, конечно, получилось все наоборот. Василий топил печь, бегал за водой, чистил картошку. Себе Михаил определил только ту часть работы, которая заключалась в пробовании блюд и давании полезных советов. Вот и сейчас он командовал зычным голосом:

– Кому говорю, перчику подсыпь! И про лавровый лист не забудь.

– Коку Сильверу – наш флибустьерский! – сделав под козырек, проорал Ромка.

– Ха-ха, здорово! – согласился Михаил. – Он ведь тоже одноногий был. Ему еще прозвище какое-то смешное пираты дали...

– Окорок, – услужливо подсказал Василий.

– Это что, намек? – помрачнел Михаил. – Не пойдет. Сыпь перцу, кому сказал!

И, оборотясь к Ромке, прокомментировал:

– Я нам такую картошечку тушеную на ужин сварганю. Пальчики оближете.

– Ты считать умеешь?

– По арифметике всегда круглым отличником был.

– Сколько вчера машин мы погрузили?

– Шестнадцать. А что?

– Да вот что-то не получается. На ток пришло пятнадцать.

– Давай рассуждать логически!

– Ну?

– Было четыре машины, так?

– Так.

– Каждый водитель сделал по четыре рейса, так?

– Точно! – восхитился Ромка. – Мишка, ты голова.

– Палец в рот не клади, – съехидничал Василий, которому командирский Мишкин тон надоел.

Вечером, когда Кузьмич приехал на ток закрывать наряды, Ромка с таинственным видом отозвал его в сторону.

– Вчера машины, которые с нами работали, по сколько рейсов сделали?

– Сейчас скажу. – Кузьмич достал блокнотик. – Так. Три по четыре, а один – три.

– Которая?

– Восемьдесят два – четырнадцать.

– Кто на ней водитель?

– Сергей Крутов. Я тоже удивился. Такой лихой парень, а отстал от других. Говорит – поломка какая-то.

– Подожди, какой он из себя, этот Крутов? Чернявый, с фиксой?

– Он.

– Так вот что я скажу тебе, Кузьмич. Грузили мы ему машину. Он, правда, с запозданием приехал, когда стемнело. Мы и заспешили, потому и ковырнулись.

– Ты понимаешь, парень, что ты говоришь? – стал серьезным Кузьмич. – Значит, по-твоему, он целую машину куда-то налево пустил?

– Я не знаю, – пожал плечами Ромка. – А что грузили, это точно. Правда, Стас? – ища подтверждения, обратился он к подошедшему командиру.

– Правда, – подтвердил тот.

– Во сколько это было?

– Около девяти вечера.

– Странно, – задумчиво сказал Кузьмич. – Дело в том, что в путевке отмечено время прибытия его в отделение.

– Ну, и сколько?

– Двадцать один ноль-ноль.

– А кто отметил? Небось он сам?

– В том-то и дело, что управляющий. Его подпись.

– Дела, – протянул Ромка.

– Ладно, проверю еще раз, – хмуро сказал Кузьмич.

Результаты проверки не замедлили сказаться. Не успели разойтись после ужина, как к ним подошел Серега. От него шел резкий сивушный запах.

– Мальчики мои хорошие, – угрожающе произнес он. – Имею к вам пару слов. Что это вы на меня бодягу вешаете, будто я машину зерна увел? Боитесь, что вам два рубля: не заплатят, так, значит, клепать на меня хотите?