Текст книги "Добрые времена"

Автор книги: Дмитрий Евдокимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

– Чего же в Ермаке загадочного? «Сидел Ермак, объятый думой», – рассмеялся Старцев.

– А то, что до сих пор не известны подробности покорения Сибири. Факты могут дать только археологи.

– Нет, Хорог, только Хорог, – пробормотал вдруг Анохин.

– Какой Хорог? – переспросил Старцев.

Бессонов рассмеялся.

– Это продолжение нашего с ним спора. Он считает, что Новосибирск слишком современный город для историка.

– А Хорог?

– Хорог, – чуть нараспев, торжественно заявил Светик, – один из центров древнейшей цивилизации. Какие там памятники средневекового зодчества! И находится он на Памире, который в Азии называют Крышей Мира. Звучит?

– И к йогам поближе, – насмешливо добавил Стас.

– Расскажи про йогов, – полусонно попросил Старцев.

Светика не надо было уговаривать. Долго еще в тишине вещал его голос о раджа-йоге, о белой магии, об «открытиях» мадам Блаватской. Остальные уже спали.

Услышав зычное «Рота, подъем», ребята по инерции вскочили с коек и схватились за сапоги. Но вошедший в палатку лейтенант их успокоил:

– Лежите, лежите!

Он по-отечески подоткнул одеяло на немедленно улегшемся обратно Светике:

– Сил набирайтесь! Команду подобрали? После обеда освобождаю всех от занятий в классе, будете тренироваться. Только не очень усердствуйте. Бывают случаи, что спортсмен перед соревнованием перетренируется и скисает!

– По-моему, нам это не грозит, как считаешь, Боб? – съехидничал Стас, когда лейтенант на цыпочках удалился.

– Тебе только шуточки, – вздохнул тот, начав думать о предстоящей за его самонадеянность расплате.

– Нам-то ничего не будет, а Рожнову точно, «губа», – вступил в игру Ромка.

– А на «губе» мяса не дают. Точно! – тоненько поддержал Светик.

– Издеваетесь? Ну, смотрите! Расшибусь, а сделаю из вас футболистов, – свирепо прорычал Рожнов.

После завтрака были учения в поле. Как они отличались от курса молодого бойца! Повзводно разместились в удобных бронетранспортерах. Остановка, построение в цель, атака и снова тебя мчит вперед бронетранспортер.

– Это я понимаю! – особенно восторгался Светик. – Просто увлекательная прогулка, пикник, после курса молодого бойца.

Когда Боб за обедом, уже явно без аппетита, поедал четвертую котлету, тот же Светик вдруг дурашливо запел:

– Последний нонешний денечек...

Рожнов заиграл желваками, но промолчал. Зато на стадионе он уже отыгрался.

– Для начала разминочку! – скомандовал он. – Вокруг поля кружочков пять.

Бег возглавил марафонец, не любящий глядеть на соперников.

– Ты что, обалдел? – прошипел Стас, пробегая мимо Рожнова.

Тот сделал вид, что не слышит. На открытый бунт Родневич не решился. Нельзя же подрывать авторитет капитана, да еще перед ответственным матчем.

– Повернитесь боком, двигайтесь с подскоками, – не унимался Боб.

– Это же футбол, а не баскетбол! – запротестовал Анохин.

– Ничего, у нас будет синтетический вид спорта! Кстати, Анохин, пора в ворота.

Рожнов подобрал троих, самых мускулистых ребят.

– Бейте что есть силы нашему Яшину.

Робея перед авторитетом, самбисты отчаянно мазали.

– Да не бойтесь вы его. Представьте, что перед вами пустые ворота. Показываю.

Боб разбежался, а затем легонько катнул мяч в левый угол. Неожиданно Светик, стоявший до этого в картинной позе, смешно подпрыгнул на месте и мягко, как летучая мышь, спланировал на мяч.

– Значит, можешь! – завопил ликующе капитан.

Анохин, поднимаясь, отрицательно замахал руками:

– Нет, нет! Это – случайность. Так что пусть Ромка и Стас подстраховывают.

Разделившись на две команды, отрабатывали зону и заслоны. Никаких новых тактических идей у Рожнова, к счастью, не появилось.

Кряхтя, еле доплелись до палаток.

– Рожнов! – окликнул Старцев. – Вы все-таки переусердствовали! Смотрите, если команда будет не в форме.

– Тяжело в учении, легко в бою! – проскандировал Боб.

– Достукаешься! – шепнул сзади Стас, толкнув Рожнова в спину.

– Я же хочу как лучше! – сделал невинные глаза Боб.

– Бог тебя накажет, – убежденно сказал Светик, потирая ушибленную коленку.

– Немезида в лице лейтенанта, – добавил Ромка.

– Чего, чего? – не понял Старцев.

– «Губа» по нем плачет, – популярно объяснил Родневич.

Старцев злорадно усмехнулся:

– Пожалуй, вам всем ее не миновать, коли проиграете. Наш Зотов в гневе, ух, как лют бывает!

– Все-таки садист ты, Боб, – со стоном рухнув на свою кровать, сказал Анохин. – И так все из-за твоего хвастовства пострадаем, еще эту бессмысленную тренировку затеял.

– Ты что, не веришь в нашу победу? – оскорбился капитан.

Родневич, снимавший гимнастерку, даже выпрямился от удивления:

– А ты думаешь, есть шанс выиграть? Несерьезный ты человек, Боб Сеич!

Рожнов завелся.

– Мы с вами не в таких ситуациях выигрывали. Вспомните, что ушли чемпионами института. Хоть во время дипломной практики совсем не тренировались, а у третьекурсников выиграли. Можно сказать на одном самолюбии.

– Так то – баскетбол. А в футбол мы с детства не играли.

– Я играл! И вот что вам скажу: главное – чтобы команда была. Нас четверо – уже полкоманды. Если толпой не бегать, а каждому четко работать на своем месте – успех обеспечен. В автобате что – профессионалы играют? Такие же любители. Только у нас еще плюс – физическая подготовка лучше. Значит, главное – задать высокий темп.

– Твоими бы устами да мед пить! – мрачно сказал Ромка, забираясь с головой под одеяло.

Похоже, что капитан со своей психологической атакой перестарался. Когда команда, уже надев спортивную форму, – красные майки и синие трусы, спустилась от палаток к стадиону, скамейки были забиты зрителями. Первая рота встретила своих бурными криками. Разминаясь на дорожке, ребята бросали косые взгляды на трибуны. Родные болельщики были в меньшинстве, зато они выгодно отличались от автобатовцев своими бицепсами.

Вновь раздался рев восторга с одновременным оглушительным свистом противной стороны.

– Радзиевского ведут, – прокомментировал марафонец.

В конце дорожки показался Старцев, за ним понуро топал смущенный верзила. Одновременно с ними к команде подскочил Зотов. Глядя на верзилу боком, как рассерженный воробей, он приговаривал:

– Ну, Радзиевский, Радзиевский! Подумал, пока там сидел? Хорошо подумал над своим поведением?

Верзила смущенно поглядел в небо.

– Что ты там увидел? Ты смотри мне в глаза!

Верзила уставился на сапоги, вздохнул и пророкотал:

– Подумал.

– Ну, смотри у меня! Сегодня в нашем составе столичные футболисты, не опозорь нас.

Радзиевский бросил короткий, как удар в челюсть, взгляд на Рожнова, затем снова посмотрел на лейтенанта и вздохнул, как усталая лошадь.

– На форму, – сказал Зотов, – переодевайся. Да не здесь – хоть за скамейки зайди. Женщины тут.

И, повернувшись к Рожнову, объяснил:

– Жена привязалась. А с ней – другие. Так что, если проиграете, сживут меня. Вы уж постарайтесь, ребятки, a?

Рожнов бросил взгляд на трибуну и приосанился. Действительно, среди пышущих здоровьем и белозубыми улыбками солдатских физиономий мелькали хорошенькие женские личики.

Раздался дружный вопль автобатовцев и свист первой роты. На противоположной стороне поля появилась команда противника. Раздался заливистый свисток судьи.

– В круг! – скомандовал Рожнов.

По-баскетбольному стали в круг, нагнув друг к другу головы. Надо было отдать должное Бобу. В такие минуты он умел говорить самые банальные вещи очень искренне и эмоционально.

– Ребята! Не посрамим первую роту. Будьте поспокойнее. Глядите на меня. Ну пошли.

Он бежал впереди, наклонив свою красивую голову вперед, а руки откинув назад, будто приготовившись к прыжку в воду. Эффектно построив команду в центре поля полукругом, выкрикнул:

– Команде автобата физкульт...

– Привет! – гаркнула команда.

Разыграли ворота. Отослав Светика на место, Боб обратился к Стасу и Ромке:

– Мальчики. Помогайте. Когда мы в атаке, будьте разыгрывающими в центре поля. Когда мяч у них, пулей – к Светику. Стойте насмерть.

Потом он глазами, но очень красноречиво показал марафонцу на щупленького грузина и скомандовал:

– Самбисты и Радзиевский назад! Бегуны – ко мне.

Свисток. Удар по мячу. Матч начался.

В первое же мгновение Бобу удается выковырять мяч из-под ног противника. Он красиво бежит вперед, расчетливо подталкивая перед собой мяч. Следом толпой устремляются и свои, и чужие. Даже Светик, увлеченный всеобщим порывом, добегает до линии штрафной площадки и там, подпрыгивая, тоненько кричит:

– Боб, давай!

Однако ударить тому не удается. Кто-то подставляет ногу, и Боб, перевернувшись через голову, эффектно распластывается на земле.

– Пенальти! – дружно кричат болельщики.

Судья, будучи освистан, назначает штрафной, и Боб, мучительно хромая и одновременно бросая красноречивые взгляды на трибуну, идет его бить. Удар легко парирует вратарь, и вот уже вся толпа мчится к воротам Светика. Толкая и мешая друг другу, перворотцы спешат занять квадраты в своей зоне. Озадаченные непонятной суетой, противники невольно сбавляют темп, а когда спохватываются, уже поздно – везде они натыкаются на ноги защитников.

Мяч отбит к Бобу, который так и оставался в середине поля. Тот пасует налево, там стычка, и мяч уходит за ворота. Свободный.

– Что за суета такая? – недовольно бросает Ромка Стасу, спеша вновь занять левый угол ворот.

– Лошадиная игра, что же ты хочешь? – цедит тот, занимая соответственно правый угол.

– Вы мне не очень мешайте, – просит Светик.

– Можем вообще уйти, – обижается Ромка.

Хлоп! Летящий высоко навесной мяч будто прилипает к правой руке Светика.

– Хомич, давай! – кричат болельщики.

Светик рукой без труда кидает мяч к центру поля, точно в ноги Бобу, который тут же мчится вперед. Перед ним вырастают двое защитников, но Боб ловко перекидывает мяч через головы, обходит и бьет что есть силы.

Поле будто взрывается. Все прыгают, толкаются, бьют друг друга.

– Гол! – кричит стадион.

Скромно потупившись и подняв для приветствия обе руки, Боб дефилирует мимо трибуны.

– Боб, не пижонь! – предупреждает его Ромка.

Четыре года играют вместе, поэтому он хорошо знает слабости капитана. Так и есть. Рожнов уже никого не видит, не слышит, играет один. Вскоре мячик у него отбирают, и напрасно он эффектно падает, прося штрафной.

Уже свалка у ворог Светика. Угловой. Анохин нерасчетливо выбегает вперед, чтобы перехватить мяч, а юркий грузин низом посылает мяч в левый угол. Напрасно Ромка пытается достать его ногой.

Свет уныло идет вынимать мяч из сетки. Набегает орущий Боб.

– Ты зачем его отпустил? – кричит он марафонцу.

Тот стыдливо молчит.

– Ни на шаг не отходи. Понял?

– А вы зачем тут? – обращается он к друзьям.

– Не ори, – осаживает его Ромка. – Криком не поможешь. Из-за тебя гол пропустили.

– Из-за меня? – возмущается Боб.

– Из-за тебя! – тихо, но твердо говорит подошедший Родневич. – Кончай играть один.

Свисток призывает капитана в центр поля. Игра как бы успокаивается. Мяч перекатывается с одной половины на другую, не доходя до штрафных площадок.

Всеобщее удовольствие вызывает марафонец. Напрасно мечется грузин влево, вправо, резко останавливается, убегает к своим воротам, бросается к чужим. Марафонец всегда рядом, жарко дыша ему в ухо. Нервы грузина не выдерживают. Он апеллирует к судье.

– Он мне мешает! Уберите его.

Судья улыбается:

– Правила не нарушены.

Наконец, когда в марафонца ударился мяч, адресованный грузину, и атака сорвалась, он с досады толкает марафонца. Тот шлепается на землю, и тут же шлепается грузин от мощного толчка бдительного Радзиевского.

Судья после небольшого совещания с боковыми судьями удаляет с поля до конца игры и грузина, и Радзиевского. К последнему, не выдержав, со скамейки спускается Зотов и хлопает его по плечу.

– Не переживай. Ты свое дело сделал, можешь отдыхать.

– На «губе»? – уныло спрашивает Радзиевский.

Он еще не понял того, насколько удачно вмешался в конфликт. Одного грузина судья вряд ли удалил бы, скорей ограничился бы замечанием. А тут налицо почти драка. Обе стороны наказаны по справедливости. Однако хоть и взаимное удаление, но далеко не равноценное. Это отлично понимают болельщики автобата и очень громко сообщают, как бы они использовали судью, будь их воля.

Тот злится, хоть и не подает вида. Его симпатии теперь явно на стороне футболистов первой роты, тем более что те ведут себя под грозным недреманным оком Рожнова на редкость корректно, а автобатовцы, напротив, оставшись без разыгрывающего, носятся неорганизованной толпой и нередко устраивают свалку.

Вот кто-то из них в отчаянье вытолкнул мяч на угловой на линии штрафной площадки.

– Ромка, выкинь! – кричит Боб.

Тот трусит к мячу, понимая, что настал момент применить тактический сюрприз. Широко расставив поудобнее ноги, Ромка заводит мяч далеко за голову и выжидает. Вот Боб уже в штрафной площадке перед воротами, высоко подпрыгивает на одном месте. Мяч сильно и точно летит к нему, и Бобу остается только подставить голову. Почти как в бильярде, когда играют «своего», мяч, срикошетировав, резко меняет направление и врезается в верхний угол ворот.

После второго гола Рожнов будто обезумел. Он пытается успеть везде сам, вырывает мяч у своих, кидается единолично в толпу противников, те, естественно, мяч отбирают, втыкаются в зональную защиту. Свалка, суета. Только собственная неорганизованность мешает автобатовцам забить гол. Но видно по всему, что он неминуем.

– Боб, возьми минуту! – орет через все поле Ромка.

Судья делает ему замечание.

– Это же не баскетбол, – одергивает его Стас. – В футболе нет минутных перерывов.

На их – счастье, судья смотрит на часы и дает длинный свисток. Первый тайм окончен. Расслабленно упав на траву за воротами, начали зло переругиваться.

По искреннему убеждению Рожнова, были виноваты все, кроме него самого, конечно.

– Ты же капитан! – увещевал его Ромка. – Должен видеть всю команду, дирижировать! А ты что делаешь? Самый плохой пример подаешь! Носишься один как угорелый, остальные стоят, скучают.

– А что толку, если им давать? – огрызнулся Боб, кивая на «бегунов». – Тут же теряют мяч. Сколько раз просил: сделайте заслон! Так нет, прибегут, встанут сзади защитников, только сами себя закроют и довольны!

– Мы не успеваем, – попытался кто-то робко оправдаться.

– Давай мы будем подключаться, – предложил Стас.

– Свет вроде адаптировался. Как, Светик?

– Они мне только мешают! – довольно-таки самонадеянно заявил Анохин.

Друзья даже ахнули от такого смачного плевка в их ранимые души.

– Мы его поддерживали, а он... – завозмущался Ромка.

– Ну и отлично. Пусть один стоит, – прервал его Боб. – Будете играть впереди. Только не вздумайте ногами мяч пинать.

– Это еще почему?

– Сразу будет видно, что вы отродясь в футбол не играли, – под общий смех всей команды заявил капитан.

– А мне что делать? – жалобно спросил марафонец. – Моего-то выгнали. За кем теперь бегать?

Решили и его направить в нападение.

– Итак, избираем наступательный вариант! – заключил Рожнов. – Ну, автобатовцы, держитесь.

Игра возобновляется. Боб с центра уходит на левый край. Мяч тут же попадает к нему. Вражеские защитники бросаются наперехват, но спотыкаются о Ромку и Стаса, затормозивших на их пути. Заслон поставлен мастерски, что значит баскетбольная выучка. Судья подозрительно на них поглядывает, но все по правилам.

Боб тем временем бьет по воротам, но вратарь – начеку. Высокой свечой он возвращает мяч к центру.

– Мяч круглый! – часто говорят с философским спокойствием игроки и особенно тренеры, намекая на превратности футбольной формулы.

Ее гримасы испытывают на себе и перворотцы. Один, второй, третий раз Боб выходит свободно к воротам, пользуясь заслоном. Но мяч словно заколдован. То он летит много выше верхней перекладины, то попадает точно во вратаря. Видно, что капитан начинает уставать. Его железные силы на исходе. Вдруг мяч после неудачного паса попадает в ноги к одному из нападающих противника. Тот стремглав летит к воротам Светика. Защитники не успевают за ним. Анохин нервничает, выбегает вперед и после недолгих колебаний бросается в ноги нападающему. Увы, делает он это чересчур рано, и нападающий своевременно обходит лежащего с закрытыми глазами Светика и вбегает вместе с мячом в ворота.

– Вне игры! – кричат болельщики.

Но судья показывает, что все правильно. Гол засчитал. Два – два. Во время суматохи к автобатовцам подбегают грузин и какой-то офицер. Бурно жестикулируя, они что-то втолковывают своим. Их удаляют. Но скоро становится ясно, что за совет они преподали.

Бетонная защита. Пусть будет боевая ничья. Во что бы то ни стало уйти от поражения! Больше ни один из автобатовцев не уходит дальше середины поля. Напрасно стараются Ромка и Стас. Всем одновременно заслон не поставишь. Да и Боб захромал, редко пытается сделать рывок.

Автобатовцы же, не стесняясь, при первой же возможности посылают мяч за пределы поля.

В который раз Ромка вбрасывает мяч. Но напрасно в центре площадки прыгает капитан. Защитники начеку.

Они вчетвером окружают его. Не спускает глаз с Боба и бдительный вратарь. Ромка стоит на краю поля, под острым углом к воротам. Он поворачивается к центру площадки, делает обманный финт, будто кидает на голову Бобу, и молниеносно, что есть силы, запускает мяч в ворота. Никто и моргнуть глазом не успел, как он мягко проскользнул в сетку, почти коснувшись перекладины.

На поле сумятица. Можно так забивать гол или нельзя? Болельщики автобата громогласно заявляют, что нельзя, а первая рота – что можно. Растеряны судьи, бегут с кем-то советоваться. Наконец объявлено – мяч засчитали. Ромку тормошат, но он морщится – похоже, потянул толчковую правую руку.

Триумфально шествует команда, окруженная болельщиками, в расположение роты. Счастлив Рожнов, осененный ослепительными улыбками женщин. А как счастлив лейтенант Зотов, старший сержант Старцев, вся первая рота! Этот исторический день навсегда останется в устной солдатской летописи. И даже через год, сидя в курилке, кто-нибудь из «стариков» скажет почтительно внимающей молодежи:

– Это было через неделю после того, как наши понесли автобат! Один москвич тогда гол руками забил. И засчитали!

* * *

Солдатские легенды... Они рождаются внезапно, как грибы после дождя. Однажды после отбоя Стас неторопливо шел вдоль ровного строя белеющих в сумерках палаток и вдруг замер возле одной из них. Долетевшие до него первые же слова заставили насторожиться.

– Иегова. Только не те вредные, про которых в газете писали. Этот хороший, – доносился из палатки мягкий солдатский говорок. – Представляешь, вчера ему на руку комарище вот такой сел. И кровь сосет. Я бы так хлобыстнул! А он нежненько так дунул на него. «Лети, дескать, дальше. Живи. Я тебе не мешаю, и ты мне не мешай».

– И что, молится?

– Нет. Я ж тебе говорю, в бога он не верит. У него все по-научному. Человек, мол, еще не знает своих возможностей. Можно силой мысли, например, предметы двигать. Представляешь, как это в военном деле может пригодиться? На меня, скажем, какой-то гад из автомата нацелился, а я зырк взглядом, и дуло – набок.

В палатке засмеялись.

– Шарлатанство это все, – сказал скептик.

– Может быть, – согласился первый голос. – Тогда другой пример. Идет наша рота в наступление. И вдруг – кухня отстала. Что будешь делать – с голоду помирать? А иегова этот говорит, что человек может хоть сколько одними ягодами питаться. Он уже второй месяц тренируется, мяса не ест!

Родневич не выдержал, шагнул в палатку:

– Это вы про кого тут речь ведете?

Солдат слегка смутился.

– Старшего сержанта нового к нам во взвод прислали.

– Анохин?

– Вот, вот.

– Ну, во-первых, он никакой не иегова, ничего религиозного он не исповедует.

– Вот, вот, и я про то говорю, – обрадовался солдат.

– Просто он изучает теорию йогов. Эти йоги живут в Индии. Они считают, что человек, упражняясь, может научиться управлять всем телом. Многие из упражнений йогов сейчас применяют наши врачи для лечения почек, сердца и других органов. Ну, а насчет ягод – чушь собачья. Сам подумай своей башкой: в Индии всегда лето, жара. Там, конечно, можно на ягодах прожить. А у нас? Зимой, в лесу, где ты ягоды найдешь? Сразу ноги протянешь!

Разъяренный Родневич ворвался в сержантскую палатку. Развалившись на койке в живописной позе, Светик рассказывал Петьке Старцеву о загадочных свойствах драгоценных камней.

– Вот и ты уши развесил, слушай его больше! – свирепо прорычал Стас Петьке.

– Вы с какой цепи сорвались, Станислав Феликсович? – кротко спросил Светик.

– А с такой! Про тебя солдаты уже былины слагают. Дескать, появился у нас такой сержант Иисусик, мясо не ест, предлагает жить дарами природы, с комаров пылинки сдувает.

– Ну и что тут вредного? Экология нынче в моде.

– При чем тут экология! Чему ты солдат учишь? А если завтра в бой, он что, и с противника пылинки сдувать будет? «Отойдите, пожалуйста, в сторонку, а то как бы я вас случайно из автомата не задел».

– А что, убийц из них готовить? Зеленые береты?

Стас даже сел.

– Ты хоть соображаешь, что говоришь? Нашел с кем сравнивать! Наша армия – щит. Но щит должен быть крепким. Уметь надо давать сдачи, да еще как!

– Ну я так, в порядке бреда, – сдался Анохин.

– Стас прав. В этих вещах должна быть полная ясность и определенность! – поддержал Родневича Ромка.

– Мистику развел! – не унимался Стас.

– Какую мистику? – удивился Анохин.

– Говорил про белую магию, про парапсихологию говорил?

– Я им просто сказал, что есть загадки, на которые пока наука четких ответов не дала. Я ж не думал, что они так буквально поймут.

– Заварил кашу, сам и расхлебывай, – настаивал Стас.

– А как? Братцы, посоветуйте! – взмолился Светик.

– Ты только в нашем взводе эту муру разводил? – спросил Старцев.

– Да. Во время перерыва между занятиями.

– Я думаю, надо сделать так, – предложил Старцев. – Пусть он подготовится как следует и на следующем занятии прочтет лекцию об учении йогов, где четко скажет, что в этой теории полезного, а что вредного.

– Лекцию? – ужаснулся Светик. – Я же застесняюсь...

– Правильное предложение, – поддержал Стас. – В кулуарах трепаться не стесняешься, значит, лекцию прочтешь. А мы все придем, послушаем.

Надо отдать должное Анохину, подготовился он фундаментально, и лекция имела большой успех. Пришлось повторить ее во втором взводе, а затем пришли ходоки из соседней роты.

Светик было, польщенный, согласился, но восстал лейтенант Зотов.

– Нечего наши кадры сманивать! – отрубил он ходоку. – У вас свои стажеры есть, вот пусть они и читают.

* * *

Каждый день в роту приносят письма. Дневальный раскладывает их на столе в Ленинской комнате. Стас регулярно получает симпатичные конвертики с видами Москвы. Любящая супруга не забывает.

Остальные получили по парочке писем из дома и больше не ждут. Однажды Стас, как-то возвращаясь из Ленинской комнаты и на ходу читая письмо, небрежно швырнул на кровати Ромки и Светику по конверту.

– Пляшите!

– Еще чего! – недовольно пробурчал Светик, поднося конверт к глазам. – Сухуми? Вроде там родственников не имею.

Пробежав первые строчки, он просиял:

– Алка пишет. Она, Ирка и Натэллочка дикарями отдыхают на юге. Часто вспоминают нас, скучают. Спрашивает, как служится.

Вдруг Светик густо краснеет и запихивает письмо в карман.

– Ты чего? – удивился на него Ромка.

– Да так. Натэллочка просит передать. Жалеет, что зря обидела. В общем, придется написать, а?

– Напиши! – равнодушно согласился Ромка.

– От вас привет передать?

– Передай, – так же равнодушно ответил тот.

– А у тебя письмо от кого? – спохватился Светик, видя, что друг уткнулся в листок бумаги.

– От Леночки...

– А-а-а! – многозначительно хором произнесли Светик и Стас и демонстративно на цыпочках пошли к выходу. – Не будем мешать!

– Идите вы! – вспылил Ромка.

– Идем, идем...

«Здравствуй, мой любимый!

Не хотела тебе писать. Подумаешь, что снова набиваюсь в жены. Так мне горько было после нашего последнего разговора! Видеть тебя не хотела! Ненавидела, ух!

А потом обида куда-то ушла. Зато ты все время перед глазами. Улыбаешься и смотришь так нежно, что сердце переворачивается. Но хватит ныть, я вовсе не потому тебе лишу.

Папа мне случайно проговорился, что беседовал с тобой. Боже мой, какой стыд! Ты, наверное, подумал, что это я его натравила.

Клянусь тебе самым заветным, что у нас с ним никогда никакого разговора о тебе не было. Откуда он узнал, ума не приложу! Наверное, девчонки протрепались.

Надо знать моего отца. Он вообще-то мужик ничего, добрый. Но со странностями. Ему очень хотелось сына, так сказать, продолжателя его дела. А тут родилась я. Вот он и решил сам себе зятя подобрать, чтоб вместо сына ему был. И, как я понимаю, твоя кандидатура его вполне устраивает. Так что извини ради бога. Можешь быть уверен, что больше такого разговора не повторится.

Впрочем, о чем это я? Ты ведь теперь в Москву, наверное, и не покажешься. Сразу в свой Новосибирск. Будешь один в незнакомом неуютном городе.

Я, конечно, в жены больше не набиваюсь. Но заруби себе на носу раз и навсегда: если тебе будет плохо, только скажи. В тот же день буду у тебя. В конце концов есть же и заочное отделение.

Целую тысячу раз.

Всегда твоя Лена.

P. S. Имей в виду, что хоть я и профессорская дочка, а борщ варить умею. Вот так-то».

В палатке в этот вечер царит лирическое настроение. Стас тихонько перебирает струны гитары. Вспоминает старую целинную: «Сам не понимаю, что со мной творится...»

Светик что-то бормочет в своем углу, похоже, сочиняет стихи. Ромка валяется на койке, заложив руки за голову и сосредоточенно уставившись в одну точку на крыше палатки. «Быть или не быть?»

* * *

На следующий день Ромка неожиданно сцепился со Старцевым. Днем, когда были на полевых учениях, тот грубо наорал на Радзиевского за нечеткое выполнение команды. Ромка вообще терпеть не мог крика и потому после отбоя сказал Старцеву:

– Петунь! Ты брось старорежимные замашки!

– Как это? – удивился Старцев.

– Орешь на подчиненных, да еще в присутствии всех.

– А если он не понимает?

– Он же человек, не лошадь. Объясни, и поймет.

– Нет, иногда прикрикнуть надо обязательно, – убежденно заявил Старцев. – А то дисциплина ослабнет. Ты бы попробовал...

– Подумаешь, – запальчиво сказал Ромка. – Можно и без крика, методом убеждения.

– Ну что ж, посмотрим, – процедил Старцев, меря Бессонова насмешливым взглядом.

Что значит «посмотрим», Ромка понял, когда взвод вновь вышел «в поле» отрабатывать ориентировку на местности. Построив взвод, Старцев взял под козырек и громогласно сообщил:

– Передаю командование вам, старший сержант Бессонов.

Ромка растерянно взглянул на широко улыбающихся солдат. Потом кашлянул и скомандовал:

– Взвод! Налево. Шагом марш.

Постепенно он успокоился и даже почувствовал известное удовлетворение от власти над таким коллективом. Прибыли к месту тренировок. Ромка дал команду «Вольно» и тут сообразил, что не захватил из лагеря компас. Он растерянно оглянулся. Старцев, покусывая травинку, смотрел в сторону.

«Спросить у него совета? – подумал Ромка. – Нет уж, справлюсь сам».

Он поглядел на солдат, сбившихся в кучки и оживленно переговаривающихся. Бессонов нашел знакомое лицо.

– Радзиевский! – окликнул он. – Дуй обратно в лагерь, забери из нашей палатки компас.

Верзила скорчил рожу, одновременно плаксивую и дерзко нахальную.

– Почему я? – заныл он. – Как затычка какая. Чуть что, Радзиевский, беги.

Бессонов почувствовал, что бледнеет от бешенства, и стиснул кулаки. И этого обормота он вчера защищал! Да на него не то что орать, по шее дать мало!

Ромка уже было открыл рот, чтобы сказать все, что он думает о Радзиевском, но в этот момент уловил явно насмешливый взгляд Петьки, так и не выпускающего изо рта травинку.

– Значит, отказываешься? – коротко и сдержанно спросил Ромка.

– Нехай другие бегают! – уже совсем дерзко ответил Радзиевский под смешок солдат.

Бессонов стал пристально разглядывать лицо нарушителя субординации.

«Мальчишка! Дерзкий мальчишка! – подумал он. – Все мы бываем такими, особенно когда вокруг негласная поддержка».

Он вспомнил, сколько раз сам дерзил преподавателям, и впервые почувствовал, как, наверное, им было неприятно. Тот же профессор Угрюмов, его любимый профессор, толстенький, с квадратной бородкой. Наверное, не раз ему очень хотелось дать Ромке по шее, когда тот острил под смех хорошеньких сокурсниц на заседаниях исторического кружка. И Ромка вдруг покраснел. Ему стало стыдно за свою браваду.

– Чё вы так смотрите? – спросил Радзиевский.

Он начал ерзать под Ромкиным взглядом, не понимая, что будет дальше.

– Ах, Радзиевский, Радзиевский! – неожиданно мягко и проникновенно сказал Бессонов. – В твоем «эго», как я чувствую, слишком много космоса.

– Чего, чего? – переспросил тот ошарашенно.

– «Эго» из тебя выпирает, – сухо пояснил Бессонов.

– Какое «эго»?

– «Эго» – это «я» – по-латыни.

– Я? – Радзиевский окончательно растерялся.

– А все почему? – торжествующе обводя взглядом насторожившихся солдат, сказал Ромка. – А потому, что ты слабо разбираешься в гносеологических корнях идеализма. Ведь признайся, слабо?

Подавленный Радзиевский действительно не мог не признать, что в смысле гносеологических корней у него дело обстоит плоховато. Бессонов разразился тирадой, насыщенной философскими терминами.

Солдаты слушали, восторженно открыв рты. Ничего не поняв из длинного набора слов, они уловили главное – что Радзиевский стал объектом насмешек. Кто-то даже крикнул:

– Эй ты, «корень идеализма».

Радзиевский беспомощно завертел головой, не зная, куда деваться.

– Так я сбегаю? – спросил он робко. – А то время идет...

– Ты понял, мой юный друг, правильно! – снисходительно согласился Ромка. – Дуй. А то мне придется рассказать тебе кое-что о таких грубых ошибках идеалистов, как...

– Не надо! – твердо сказал Радзиевский и тронулся с места в карьер под смех всего взвода.

Старцев исподтишка показал большой палец. Он признал себя побежденным. До конца занятий все слушались Бессонова беспрекословно, а за Радзиевским так и приклеилась кличка «корень идеализма».

* * *

Некоторое однообразие учений «в поле» было неожиданно нарушено. Утром, возбужденно вышагивая взад-вперед вдоль стройной шеренги своих солдат, лейтенант Зотов сообщил:

– В нашем подшефном совхозе идет горячая пора сенокоса. Дни выдались солнечные, жаркие. Надо быстро и без потерь взять урожай трав. Руководство совхоза обратилось к нашему командованию за помощью.

– И вот, – Зотов сделал многозначительную паузу, – нашему взводу оказана большая честь – произвести эту ударную работу!

– Урра! – весело вскричал взвод.

Кое-кто на радостях даже попытался немедленно покинуть строй.

– А-ат-ставить шум! – крикнул Зотов. – Смирно!

Он еще раз прошелся вдоль замершего строя.